Хроники Гидромета, ГФЛ, на море и на суше

На суше и на море.

     К экзамену по общей гидрологии меня не допустили. Точнее - не допустила!
     Татьяна Владимировна Одрова, профессор, преподаватель курса «Общей гидрологии» сообщила мне этот неопровержимый гидрологический факт в тот самый момент, когда я раскрыл перед ней свою зачетную книжку и четко-зачетно зачитал свои имя, отчество и фамилию. Татьяна Владимировна заглянула в зачетную ведомость, хотя могла этого и не делать, и как всегда спокойным, бесстрастным, размеренным тоном объявила мне, что я не допущен к экзамену, по причине не сдачи мною зачета по ее предмету старшему преподавателю Петровой Софье Григорьевне.
     Прямо сказать, Татьяна Владимировна меня, как бы это правильно пояснить, недолюбливала и, думаю, у нее на это имелись определенные причины, вследствие моего несколько поверхностного отношения к этой фундаментальной и всеохватной науке, коей является «Общая гидрология».

     Вероятность получить зачет в день экзамена была чисто теоретической и приближалась по неумолимой экспоненте к нулю. Преподаватель практики по гидрологии, который мог принять зачет – старший преподаватель Петрова Софья Григорьевна в этот самый момент, с удовольствием и с Лидией Федоровной Горобэць, давно уже старшим преподавателем и почетным ветераном кафедры геодезии, проводила практические занятия по практической геодезии на практическом же полигоне, расположенном на уютном участке городского побережья, между пляжами Собачий и Старик, в непосредственной близости от институтской лодочной станции. Именно туда мне и нужно было как можно быстрее попасть вместе с огромным рулоном новёхонькой, подробнейшей физической карты Советского Союза, на которой в живописном природном беспорядке были нанесены почти все реки нашей бескрайней страны вместе с притоками первого, второго и прочего порядков. Именно названия всех этих рек с их притоками, водосборными бассейнами и объемами годового стока я должен был выучить наизусть, как, например, названия всяких костей, нервов, кровеносных сосудов и мускулов, которые необходимо знать всякому студенту Медицинского Института для успешной его работы внутри живого организма, в качестве, допустим, врача-терапевта. Любой врач: терапевт, хирург, офтальмолог или гинеколог, скорее всего, возразит, ввиду несопоставимой значимости и глубины упомянутых познаний. Возразит! Будет прав! Я не стану с ними спорить.

     Но! Реки нашей необъятной страны, уважающему себя инженеру-гидрологу, знать так же необходимо! Мало ли что? Попадешь ты вот завтра куда-нибудь в устье Енисея, на Обскую губу или на Таймыр, и спросит тебя какой-нибудь местный, дремучий, но житейски высокообразованный абориген в малице и унтах: «А скажи-ка, однака, мил человек, что эта мимо нас, однака, за така река течёт, откуда она взялась, однака, какой у неё, однака, водный режим, годовой сток, площадь водосбора, коэффициент стока, гидравлический радиус, средний уклон, коэффициент шероховатости, ближайшие, однака, притоки и протоки, какое у неё время ледостава, однака, когда проходит пик половодья, где мне своих оленей, однака, поить и в какую тундру их во время половодья уводить, какую рыбу брать, а какую, однака, отпускать, если начальника из центра не разрешать, и на кой хрен, однака, ты сюда со своей формулой Шези в наши дикие места, дорогой инженер, припёрся, ежели от ваших диких экспедиций нам, однака, одна большая гуманитарная неприятность???» И что ты ему на всё это ответишь? Если у тебя даже зачета по Общей гидрологии нет???

     Доехать и доехать быстро до места, где в этот момент могла находиться старший преподаватель Петрова, можно было, в те поры, только на «стареньком, добреньком, «пятеньком» трамвайчике, который грохоча и подпрыгивая проходил мимо и по: Старопортофранковской-Комсомольской; со скрипучим поворотом на шумную и булыжную Чижикова-Пантелеймоновскую; мимо ж-д вокзала, вниз, с выходом направо на Французский, он же Пролетарский бульвар. По зелёному и Пролетарскому бульвару трамвай шел до остановки «Кирпичный переулок» или чуть дальше, до остановки «Клиника Филатова» - откуда до нужного мне места идти было почти одинаково. Одинаково: от остановки по переулку, до лестницы, ведущей по парковым склонам, заросших акациями, орехами и каштанами, на трассу «здоровья», оттуда через нее, круто вниз по выбитым в красной глине ступенькам, на самый морской берег, на морской песчаный пляж.

     Софья Григорьевна Петрова была молодым, но уже старшим преподавателем. Софья Григорьевна сравнительно недавно успешно закончила аспирантуру, готовилась защитить диссертацию, была для нас определенным органическим синтезом педагога и молодого ученого и вела у нас курс практических занятий по Общей гидрологии суши. Лет ей было, в те поры, чуть до тридцати, что по нашим понятиям, вполне соответствовало высокому званию старшего преподавателя… Ещё, у неё было это сложное сочетание имени отчества и фамилии. Для меня - почему-то - сложным. Я всякий раз спотыкался, когда нужно было к ней обратиться. По отдельности, почему-то, постоянно путаясь - то Софья Григорьевна, то Софья Петровна. Вроде – все просто, а все вместе не просто.
     Когда преподавателя зовут, скажем, Илья Иосифович или Моисей Ааронович – это обыденно и понятно. В этом же случае было не всё понятно. Так бывает. Вроде и знаешь, как преподавателя зовут, а как увидишь - всё - забыл. Бывают такие особенные преподаватели.      
     Ещё Софья Григорьевна как-то особенно, своеобразно произносила слово «что». Звук «че» в её «что» звучал чётко и взрывно, как в слове «чепчик». «Чьто» вы хотели мне сказать, Апресян?» - спрашивала она студента по фамилии Мелкумян, и студент Апресян вздрагивал, подпрыгивал на своём месте и покрывался холодной испариной.
     Студенты Апресян и Мелкумян тоже путали имена преподавателей и тоже не очень стремились к новым знаниям, которые буквально на блюдечке предоставляла им высшая школа. А как тут стремиться к знаниям, когда вокруг тебя начало лета, Одесса, море, пляжи, девушки, вино, свобода и твои бесконечная молодость? Но зато, были они настоящие армяне, приехали они из Еревана, говорили по-русски и по-армянски с настоящим армянским акцентом, умели готовить бесподобный хоровац из свинины с армянскими травками, украинским вином и армянским же акцентом. Софья Григорьевна их, почему-то, тоже путала, заставляла учить Общую гидрологию, посылала на пересдачи и тоже добивалась среди них высокого уровня образованности.

     Да-а-а. В Одессе по-разному говорят «что». В Одессе вообще говорят по-разному. Здесь можно услышать и што, и шо, и щё, и чё, и литературно-интеллигентное «что». И ещё всякого разного можно услышать.
    
     У Софьи Григорьевны был свой милый акцент. «Чьто Вы говорите!!! Вот как! Я очень рада!» - воскликнула старший преподаватель Петрова в ответ на мой радостный возглас: «Софья Петровна! Наконец-то я вас нашел!!!» В этот момент я смотрел на старшего преподавателя Петрову снизу-вверх, смотрел настолько снизу, что многие студенты мужского пола могли бы мне очень даже позавидовать. Моя голова находилась на уровне ее ступней, и я имел законное удовольствие наблюдать все ее полуобнаженное загорелое стройное тело. Взгляд мой поднимался от ее щиколоток до колен, выше и круче вдоль бёдер, еще выше, к тому, что обычно скрыто у молодых женщин-преподавателей и вообще у женщин под платьями и юбками. Я мог рассмотреть красные обтягивающие плавки, подчеркивающие выпуклый красный треугольник спереди, крепкие ягодицы и глубоко открытую гибкую талию. Еще выше и ярче над плоским животиком выделялся яркий красный лиф не менее третьего размера и все что в нем упруго разместилось, а ещё выше - плечи, шея, ну и лицо самой Софьи Григорьевны на фоне высокого полуденного ослепительного июньского солнца и такого же неба…


На море и на суше.

     Софья Григорьевна стояла на волнорезе, до которого я благополучно доплыл, преодолев метров сто морского пространства от пляжного берега. Невесомые, прозрачные, мелкие, маленькие волны плескали возле ее ног, перекатывались через гребень волнореза, брызгали мне в лицо и отталкивали обратно.
     Будь я поэтом, я бы там бы и сказал бы: «Легчайшим всплеском невесомые волнЫ искусным блеском ласк были полнЫ! Эфиром легким её ступни догоняя, и нежных ног движенье обтекая…» Но увы, стихов я в те порЫ не писал…

- Наконец-то я Вас нашел! Софья Петровна! – выпалил я, как всегда перепутав отчество.
- Вот как?! Чьто Вы говорите?! Это очень хорошо. Вы, это кто? И чьто это Вы нашли!?
- Я приплыл к Вам, Софья Григорьевна, я Вас нашел, чтобы сдавать Вам зачет, который не успел сдать по роковому стечению жизненных обстоятельств! - Я тут же представился, то есть назвал свою фамилию. - Татьяна Владимировна, увы, не пускает меня на мой, на ваш, на наш, тьфу, на свой экзамен. Это вопрос и жизни, и смерти, и стипендии! Софья Григорьевна, тьфу ты черт, Софья Петровна, простите …, как же я волнуюсь, простите, как всё путается в мыслях, меня просто укачивает на этих волнах, и я почти тону, я теряю сознание и всё самообладание…
- Чьто Вы там несёте и бормочите, и где Вы там талапаетесь? Вы же там сейчас утонете! Поднимитесь уже на волнорез! Как и зачем Вы меня нашли? Откуда Вы взялись? Давайте руку, Станислав… - Она наклонилась и протянула мне раскрытую ладонь. Я ухватился за протянутую ладошку преподавателя, нашарил, нащупал ногами под водой всю в водорослях и острых мидиях стенку волнореза, оскользнулся, порезал пятку, дернулся от внезапной боли, пытаясь удержаться, потянул, нырнул, хлебнул соленой волны, утонул и стащил старшего преподавателя за собою в воду. Вынырнул. Она тоже вынырнула рядом. Начал извиняться, делать суетливые круговые проплывы, разные плавательные движения и попытки поддержать преподавателя и подсадить его, то есть вернуть её обратно, на волнорез. Взялся обеими руками за её талию, ошибся и попал на грудь, ощутил мокрый купальник и податливые упругости – тут же отпустил, снова схватил, удержал, подтолкнул вперед, подхватил сзади, снизу-вверх, под… зад. Да! Старшего…, старшую преподавателя под упругую попу и бедра и на волнорез, за мокрые скользкие бедра, кожу и мокрые красные плавки… «Осторожно, Станислав, вы намочите мне волосы! – сказала она, плавно отводя мои руки от своих… плавок, - Зачем Вы меня отыскали? Я не принимаю сегодня зачеты. Я вообще занята. Я веду практику. Вместе с-с-с-с, со студентами гидрологами, океанологами… и… ещё по геодезии…»
     Я почему-то некстати подумал, что Софья Григорьевна уже замужем.
И мы все ещё барахтались у волнореза.

     - Да! Я так удачно Вас и нашел! Это научно-практический метод. Я Вас нашел при помощи геодезии, именно, зачет и экзамен по которой я уже успешно сдал! Спросите у Лидии Фёдоровны! Я Вас нашел, вооружившись теодолитом-кипрегелем и нивелиром, путём великолепной оптики и просветленных линз. Я рассмотрел Вас оттуда, прямо с пляжа. Оттуда – сюда я видел Вас как здесь сейчас, там как здесь, я мог почти дотронуться до вас рукой!
- Вы уже дотронулись! Станислав! Чьто Вы ко мне пристаёте?
- Лидия Фёдоровна Горобец предоставила мне счастливую эту возможность…, в смысле, возможность найти вас среди этого множества купальщиков, а главное купальщиц, среди этой пестроты надувных кругов, матрацев, загорелых тел, солнцезащитных зонтиков, шляпок, кепок и сухогрузов, стоящих на ближнем рейде.
- Причем здесь сухогрузы, их же почти не видно.
- Но через нивелир их видно, как Вас. Но я искал самую яркую!
- Что за намеки? Станислав, чьто Вы от меня хотите? Где и как я буду принимать у Вас зачет? У меня нет учебной карты, нет зачетной ведомости.
- Софья… Григорьевна, у меня все с собой: карта, зачетка, ведомость и знания предмета. Я могу Вам ответить прямо здесь, прямо на волнорезе или, если хотите, там на пляже!
- Да!? – сказала она голосом, в котором сквозило сомнение, - и чьто, мне нужно плыть с Вами на берег?
-  Я готов никуда не плыть, не сойти мне с этого места! Я готов ответить на любой вопрос по общей гидрологии в разумных пределах поставленной передо мной частной задачи! – выпалил я на одном дыхании, и был накрыт набежавшей из открытого моря волной. Вынырнул, часто дыша и солёно отплевываясь.
- Нет, пожалуй, лучше пойдемте на берег.

     И мы пошли, точнее поплыли. Рядом. Мне казалось, что на нас смотрел весь пляж. Да! На нас смотрели наши студенты океанологи и гидрологи-первокурсники, которые по каким-то причинам не могли поехать на практику геодезии в Маяки, по окончании сессии. Они смотрели на нас во все глаза и оптические приборы, кричали, свистели и махали руками, планшетами и нивелирными рейками. Я вежливо поддерживал преподавателя со всех сторон и помогал ей плыть, стараясь не прерывать при этом светскую беседу о морском отдыхе и о значении естественной науки в современной жизни.
     На песчаном берегу нам маячила маленькая фигурка Лидии Федоровны Горобэць, в купальных трусах, цвета примерзшего салата, которые доходили у нее до подмышек. На плечах у Лидии Федоровны, поверх верхнего элемента купальника, была наброшена фантазийная гипюровая кофточка с бледно-розовыми цветами и почему-то синими листьями. Кофточка была завязана лихим пиратским узлом на животе. На голове у Лидии Федоровны находилось сооружение, похожее на панаму или шляпу с огромными полями, затенявшее лицо. Поверх шляпы, через её поля к подбородку, опускалась косынка, уберегая шляпу от внезапных порывов ветра, а уши и шею преподавателя геодезии - от солнечных ожогов. Чуть поодаль от Лидии Фёдоровны находились: теодолит на треноге воткнутой в песок, нивелир и мензульная доска. «Ну что, нашли, Станислав?! Поздравляю!» - сказала Лидия Фёдоровна и сразу, обращаясь к Софье Петровне: «Ох уж мне эти студенты. Если бы наши студенты проявляли такое усердие в течение семестра, они бы все имели себе на здоровье красные дипломы и самые повышенные стипендии».

     Лидия Фёдоровна Горобэць - бессменный и бессмертный преподаватель геодезии. Её именем даже названа целая гора – пик Горобэць, где-то в далёкой Монголии, а ещё на огромной трехмерной модели земной поверхности, сделанной из папье-маше и занимающей целую стену в кабинете геодезии нашего института. Пик Горобэць и речка Бачмановка – это загадочнее чем Аннапурна и Миссисипи. Бачмановка – это уже в честь доцента Бачманова, Героя Войны и военного геодезиста. Легендарного, умнейшего и при этом очень простого и добрейшего человека.
     Острые и порою злые на язык студенты наградили Лидию Федоровну кличкой «Джуди». Лидия Федоровна Горобэць знала, как её зовут между собою её ученики, и никогда не обижалась. Она вполне соответствовала этому образу подвижной, энергичной и крикливой героини детского многосерийного фильма про забавную шимпанзе и других животных.
     «Не вижу веху-я!!!» - кричала и одновременно махала она руками как крыльями студенту, стоящему с полосатой теодолитной вешкой на нужной точке, и этот крик был слышен на сотни метров даже на берегу штормящего моря… и в непроходимых африканских джунглях. Лидия Федоровна в молодости, какое-то время, работала картографом-топографом в дружественной нам не то Анголе или Ботсване. По институтской легенде, она была даже знакома и вела романтическую переписку, не то с Миклухой-Маклаем, не то с Давидом Ливингстоном, не то с Джеймсом Куком, еще до открытия ими Гавайских островов. А может и со всеми имя… тремя… Говорят, что у Кука, в каюте корабля висел портрет Лидии Федоровны в костюме амазонки работы Натаниэля Дэнса. Студенты-иностранцы: африканцы, филиппинцы, арабы, индусы, корейцы, монголы, кубинцы, перуанцы и вьетнамцы ее тоже очень любили.

     «Станислав, помогите мне, пожалуйста, – сказала Софья Григорьевна, выходя из пляжной раздевалки, поворачиваясь ко мне спиной: «Помогите мне застегнуть змейку!»
     Ох уж эти летние, легкие, короткие и прозрачные женские платья с застежкой-змейкой на загорелой спине - застегнуть её – знак особого доверия! Я, видимо, этого доверия заслужил!
- Берите Вашу карту и всё остальное и идемте!
- Куда?
- Как куда? Наверх, на ГФЛ, там есть свободные, светлые учебные классы, там есть где повесить Вашу карту. Не будете же Вы мне сдавать зачёт здесь, на песке, у всех на виду.
- Вы правы! – воскликнул я, - на ГФЛ! И мы пошли.

     Здание и территория Гидрофизической лаборатории ОГМИ, сокращенно - ГФЛ ОГМИ, находятся, как раз, прямо над институтским пляжем. Бурление гидрометеорологической и океанографической науки и практики в центре бурления курортной жизни города!
     Здесь размещена уникальная метеоплощадка, напичканная всякими сложнейшими и точнейшими приборами для метеонаблюдений: гигрометры, психрометры, термометры и анеморумбометры! Мимо ГФЛ пролегает трасса «здоровья», по который с утра до вечера бегут спортсмены всех возрастов, катят велосипедисты и гуляют отдыхающие.
     Во дворе ГФЛ стоит знаменитый подводный дом, похожий на серебристую летающую тарелку с четырьмя круглыми иллюминаторами или батискаф, который своими руками сделали, в своё время, студенты-энтузиасты-гидрометовцы. Дом погружался в морские глубины Одесского залива несколько в стороне от судоходных путей, неподалёку от внешней стенки брекватера, он же волнолом, городского яхтклуба. На глубине более семи метров дом был закреплён на специальных железобетонных якорях и там обитал, в смысле дом обитал, а якоря его держали чтобы не всплыл. Студенты, оснащенные разными аквалангами, ныряли в его круглое нутро и ставили там эксперименты по собственному выживанию, проживанию и наблюдению за подводным миром и его обитателями. Потом Дом начал подтекать, начал требовать модернизации и усовершенствования. На предмет профилактики и модернизации Дом подняли на берег и оставили возле ГФЛ. На модернизацию не хватило средств или энтузиазма, или того и другого, поэтому с той поры Дом и торчит возле ГФЛ как памятник дерзким исследователям морских глубин и назидание грядущим поколениям безнадёжных романтиков, героических исследователей и человеков-амфибий…
 

     Мы неспешно поднялись от жаркого пляжа, вошли в густую, прохладную тень от деревьев, растущих лёгкой зеленой стеной вдоль всей «трассы здоровья», прошли через ажурную калитку во двор ГФЛ, взяли у дежурного ключи от свободного кабинета…
     В этот день все кабинеты были свободны! Пахло цветущей сиренью и близким морем.
   
     Сдавать и принимать зачеты по Общей гидрологии нам уже никто не мешал!
     Софья Григорьевна была доброжелательна и снисходительна: "Закройте уже дверь и задерните шторы, слишком много солнца!" Я закрыл и задёрнул. Она присела на краешек стола, чуть поддернув вверх и без того короткое платье и сказала: «Начинайте, Станислав! Я готова».
     Мне не нужно было повторять второй раз... Я достал и развернул перед нею, прямо на стене, огромное цветное полотно большой физической карты СССР, взял в руки указку и начал от самого-самого северо-северо-запада, от границы с Норвегией – от речки Печенга, а потом Тулома, Кола, Воронья, Йоконьга, Поной, Стрельна, Варзуга, Умба, Нива, Ковда, Кереть, Кемь, Выг, Онега… И пошло и пошло, и не унять меня было и не остановить. Названия рек, местностей, данные по стоку, расходу, уклону и скоростям течения сыпались из меня как из большой советской энциклопедии.
     Софья Григорьевна всё больше и больше удивлялась моим способностям, познаниям и гидрологическому напору.  Мы прошлись с неё по всему арктическому побережью, потом вернулись к морю Черному, взглянули через голубой Дунай на Днестр и Южный Буг, шагнули через Днепр и перебрАлись рАзом на Кавказ. Вот на Кавказе мы чуть-чуть, но задержались. Там на Кавказе просто и легко услышать звонких переливов быстрых рек: Кудепсты, Мзымты и Аапсты, серебряно нам спели Бзыбь и Псоу, и вторили многоголосием многорукавные Гумиста, Кхипста и Кодори, а рядом пенные Ингури и Риони сразу обе две...
     Но двигаясь на верх по их течению, держась за руки мы вдвоём... взошли мы к белым и сияющим заснеженным вершинам. А только после, после – стали мы спускаться вниз, вниз по извилистым и влажным горным их ущельям и их туманным затуманенным долинам, "сливаясь будто в две сестры в струи Арагвы и Куры... ("Мцыри", должно быть. Цитата может быть весьма приблизительной.) Так мы перебрались в бассейн моря Каспийского, и от него вокруг дошли до знойных пересушенных пустынь моря Аральского, где провожали нас Аму- и Сыр- Дарья...
     Остановились мы лишь в Тихом океане, на Камчатке. Софья Григорьевна глубоко и волнительно вздохнула и спросила: «А слабо Вам, Станислав, показать мне ещё и Сахалин?» И я показал ей Сахалин! Я показал ей где тут Тымь, Вал и Поронай, где все заливы, а где и проливы! И на этом кончил! Бывают дни, когда всё кончается абсолютно успешно!
     Потом я подарил ей свою карту, она красиво расписалась в моей зачётке. Мы нежно простились. И я помчался в институт.
    
     Профессор Одрова была всё ещё на месте, экзамены ещё шли, студенты ждали своей очереди. Профессор была крайне удивлена моим появлением на пороге аудитории вместе с зачетом, но быстро оправилась от удивления и отправила меня в деканат, чтобы там исправили экзаменационную ведомость, и декан поставила в ней свою подпись. Это был жёсткий ход. Но у меня была с собою шоколадка, и Наташа, секретарь деканата, ведомость исправила и у декана подписала. А может быть и сама подписала? Какой секретарь не владеет личной подписью руководителя?
     И я снова вернулся к профессору.
     И профессор сказала: «Берите билет, Станислав. Я вижу, сегодня Ваш день?!» И я взял билет и начал отвечать. Сразу! Без подготовки!
     Общая гидрология перла из меня как Ниагарский водопад! Познания лились годовым стоком всех рек Северной и Южной Америк, Африки и необъятного бассейна Северного Ледовитого Океана! Я ответил на все мудрёные вопросы из билета, еще больше я ответил на все дополнительные вопросы помимо билета. Голос Татьяны Владимировны потеплел: «Если бы Вы занимались так в течение двух последних семестров, я бы поставила Вам «отлично», но я вынуждена поставить Вам только «удовлетворительно»!
     Вы удовлетворены, Станислав?» - мягко, как никогда, спросила профессор Одрова. «Да! Татьяна Владимировна! Я удовлетворен!»

     И это была чистая правда!