442. Хуторская чертовщина. Суетливая ночь

                Петро Грачик был в восторге от своей безумной проделки, не очень веря, что всё так удачно получится, всё же был доволен собой.
                Уж всё так реально вышло, что страх за свою репутацию понемногу стал угасать.
             Ещё хлопцы бежали в сторону мельницы, с треском ломая растущий чакон,  а Петро нервно забеспокоился, к тому же он был зол на того, кто ему подсунул такую подлую штуковину.
        Попадись он ему сейчас под руку, убил бы гада, не раздумывая.
      Это же надо до такого додуматься, ему, Петру Грачику, одному из лучших рубак, что есть - то есть и нечего скромничать, скажите, а  почему не имеет наград, так не подвернулся подходящий случай.
                А вот рубить лозу у него получалось здорово, в своё время брал даже призы на станичных праздниках.
                Но сейчас не об этом, нужно было спешить, кто его знает, что произойдёт далее, вот возьмут хлопцы, да приведут с усадьбы людей, чтоб разделаться с вурдалаком.
                Не ровен час можно и здорово по страдать.
       Спешно обойдя бричку, Петро с охапкой соломы подхватил узелок с коровьими блинами и со злостью выбросил в речку, пусть такой гостинец плывёт куда подальше.
        Туда же решил выбросить и бутыль, но пожалел, ведь такая посудина дорогая вещь в хозяйстве, к тому же её нужно будет вернуть куму, естественно не пустую.
                Пришлось слить содержимое на землю, к журчанию из бутыли присоединился и Буян, ничего не поделаешь и против природы не попрёшь.
                Петро спешно собирался в путь, а в это время за речкой, Шоба перегнувшись пополам и ухватившись за живот, хохотал кашляющим филином.
                Ему до колиликов в животе понравился финал представления, будь не так смешно, он бы ещё припугнул и так напуганных до полусмерти хлопцев, топоча ногами, делая вид, что продолжает их преследование.
            Петро было решил ополоснуть бутыль в речке, но не решился это сделать по одной простой причине, уж не по душе ему пришёлся утробный голос кашляющего филина, которого как он подумал, вспугнули хлопцы.
          От такого хохота по спине пробегали мурашки, так что положив бутыль в бричку под сиденье, Петро используя спицы переднего колеса как подставку для ног, шустро влез, наскоро уселся, ухватил вожжи, прикрикнул на Буяна и отправился восвояси в сторону плавного  подъёма в гору.
             Здесь имелась слегка заметная, накатанная в две колеи дорога заготовителей болотной растительности, которая заканчивалась у болота, которое напоминало собой замысловатую восьмёрку.
                В народе это место так и прозывалось Восьмёркой.
     Погоняя своего буяна, Петро то и дело инстинктивно оглядывался, но в таком густом тумане виделось только пелена сплошного молока.
         И только когда он поднялся в гору, то туман тем временем медленно сползал в балку, так что наверху видимость была более - менее значительна.
               По едва различимой дороге, он от горы выехал к хорошо накатанной дороге, той самой, по которой в станицу возили заготовленный болотный тростник из местечка под названием Широкий Камыш, где на краю горы имелось несколько землянок заготовителей, которые вне сезона пустовали.
                Основная заготовка  болотного тростника начиналась  с наступлением устойчивых морозов, так что Петру не грозила встреча со случайными возницами, которые в обход общих правил приворовывали строительный материал для личных нужд.
               Что хотелось отметить, эта дорога вытянулась прямой линией от станицы, до самого поворота к землянкам, а западная её часть входила в ту самую улицу, на которой и проживал Петро со своей семьёй.
           Выехав, так сказать, на финишную прямую, Петро Грачик подстегнул своего Буяна, и тот быстрой рысью, побежал в сторону станицы.
         Петро с опаской поглядывал через балку на поместье, побаиваясь, как бы за ним не устроили погоню, но там видимо было тихо или же создавалась такая видимость, но каких либо движений с мельканием фонарей и факелов не наблюдалось.

          Только ворвавшись в само поместье, Сашко и Кирюшка остановили свой бешеный забег, тяжело дыша и уперевшись руками в колени, отплёвывались и тяжело дышали.
                Но на душе у каждого играла великая радость, радость за то, что остались целы, а значит живы.
                То, что Сашко остался без одной обувки, а Кирюшка вообще  обе потерял, сейчас было не столь важно, осталась их обувка в зарослях чакона, застряв в липкой болотной грязи.
             Слегка отдышавшись, Сашко предложил Кириллу ни в коем случае не проболтаться лишь об одном, что их едва не опоили странным зельем и  не накормили коровьими лепёшками, а про всё остальное можно было рассказать в подробностях.
              Первыми кто узнал о ночном происшествии на кладбище, так это были работники поместья, ведь вид встревоженных и босых хлопцев нельзя было не заметь.
         Естественно вскоре об этом было доложено Антон Ивановичу, когда он соизволил проснуться по – утру.
                Сам Антон Иванович был в курсе некоторых  деталей происходящего этой шумной ночи.
            Он даже встал с постели и по - интересовался, кто же это там бесновался на кладбище, даже подумывал пальнуть из ружья в сторону похабного богохульника, так сказать, осыпать того дробью для острастки.
              Но на его счастье увидел в окно двух своих работников, которые направлялись к кладбищу, чтоб утихомирить этого матерщиника и скандалиста.
                Это у них вскоре получилось, и вновь наступила ночная тишина.
            Покуривая у окна, он продолжил наблюдение, во первых был прерван сон и ему не особо спалось, а с другой стороны в такую чудесную ночь, когда туман тонким ковром накрывал землю, вся картина видимого менялась абсолютно до сказочного вида.
                Даже его работники, удаляющиеся от поместья, не шли, а плыли, словно по огромному облаку, в такие особенные минуты хорошо мечталось.
            Вот и Антон Иванович проводив взглядом, как три фигуры окончательно скрылись, спускаясь под гору, замечтался у окна, посматривая в туманную даль, которая тянулась далеко на восток, и уже было не понять, где граница между небом и землёй.
           Сколько он простоял у окна, сказать трудно, ведь когда предаёшься приятным мечтаниям, время не замечаешь, его словно нет.
          Но вот приятные мечтания вдруг прерываются неожиданной сменой умиротворённого ночного вида, подобно двум  пробкам из под шампанского, из под горы, там, где имелся извоз к нижней мельницы выскакивают его работники.
                Словно выпрыгнувшие черти из табакерки  они  бегут настолько быстро, что подумалось, видимо они на спор устроили соревнование, кто первым добежит до поместья, а может, побоялись своевольного оставления усадьбы и теперь спешат, чтоб избежать наказания.
          Наказывать он их и не собирался, даже по - утру хотелось похвалить за сообразительность, а что, заслуженная похвала, она лучше всякой  бесцеремониальной награды.
         Но спешить не стоит, кто торопиться, тот чаще всего запаздывает, а выводы лучше делать по утрам, на светлую и чистую голову.
                Так и решил поступить Антон Иванович, чего торопить события, тем более его стала одолевать зевота, а с ней и пришло и сонное состояние, довольно мечтаний, пора бы и в постельку завалится, ведь самый лучший сон в преддверьях наступающего рассвета.

30 – 31 январь 2019.


Рецензии