Сказочка для взрослых - Про рыжего ежика

…Ежик уродился рыжим… Вся семья собралась для обсуждения этого чуда природы. Пытаясь почесать затылок сквозь иголки, папа многозначительно протянул: М-м-м-да-а-а…

Маленькая симпатичная мордочка, так напоминавшая папину, невинно похлопала блестящими пуговками глазками и доверчиво улыбнулась всем сразу.

М-м-да! - уже удрученно нахмурил брови отец. – Ну, и что нам теперь делать?

Я бы хотел спросить - как нам теперь быть? Кто у нас из родни – рыжий? Может, бабушка или дедушка? Я, лично, ощущаю себя… «рогатым»…

Жена скосила влажно заблестевшие глаза в сторону мужа, растерянно повела плечами, и обиженно поджала губы. – Зато, и среди знакомых – рыжих тоже нет! Так, что, дорогой, ты не прав, и напрасно меня обижаешь. Что я – «рыжая», что ли, на меня все «шишки валить»?

- Ага! Значит, по-твоему, «рыжий» - я!? – Оскорбленно уставился на супругу еж.

- М-н-я! – Пролепетал «рыжик», то ли демонстрируя свое желание поучаствовать в беседе старших, то ли признавая, что рыжий здесь – он.

- М-н-я-а, - уже настойчивее повторило «яблоко раздора».

- Мня - мня - мня – мня, - песенкой зазвучал тоненький голосок.

Но песенка детской доверчивости и наивности чистым ручейком не влилась в затуманенные обидой сердца родителей. Струны их душ, низко гудевшие нарастающим чувством оскорбленного достоинства и уязвленного самолюбия, отказывались подчиняться высокой ноте призыва любви и понимания. Нежность их не трогала, а раздражала.

- Мня-а-а, - уже громко заплакал малыш. Его звенящий голос начинал выводить
уже не те чистые ноты желания отзывчивости, чуткости и нежности, что звучали еще совсем недавно, - горькой серой массой наползало «не нужен…»

По мере нарастания уже никого не желавшего слышать «Мн-я-я-а!», боль отчужденности заполняла пространство, меняла тональность и перешла, наконец, в обреченно-смирившееся чувство потери…

Вопросительное ожидание окончательно исчезло из детского плача, несправедливо вытесненное утвердительно-холодным - «Не нужен».

И тогда кто-то из родителей раздраженно обернулся на досадно шумевшего ребенка. Зло вспыхнули глаза: - Ну, что еще?..

- Ну? – обернулся второй.

Перед мамой-ежихой и папой-ежом был их ребенок – ежонок. Маленький, рыженький, еще совсем не колючий, но уже не кричавший, не зовущий к любви, участию и пониманию. Глазки-бусинки тускло мигнули - «наверное, я хочу есть?.. а, может и не хочу… не знаю… мне все равно…». Глазки гасли, серьезно оглядывая все вокруг, пытаясь понять уже только умом, но не сердцем – «как там – везде?» И струна, отвечающая за связь души и ума, уже не отзывалась больше на яркие краски и звуки…

Год за годом, маленький рыжик сменил цвет и стал почти как все. Легкий золотистый оттенок, остававшийся на самых кончиках иголок, только придавал ему дополнительное очарование в глазах подружек. И его глаза научились ценить их мягкие настойчивые ухаживания. Его чуткие инстинкты безошибочно подсказывали ему – какая из колючих обладательниц привлекательной внешности любит его по-настоящему. Временами он пользовался и их услугами, умело направляя ситуацию в нужное русло…

Он не говорил им о любви, только позволял себе слушать о чувствах к себе.

И они уходили, одна за другой; особенно настойчивые – не сразу…, но все равно сдавались. Его это только развлекало, или задевало иногда.

Прошло еще немного времени, и рыжий оттенок исчез даже с кончиков его иголок. И, только в голосе его, оставшемся высоким и звонким, в редкие минуты досадного раздражения на очередную собеседницу, звучала все та же нота детской потребности в любви, нежности и понимании, теперь уже привычно заглушаемая внутренним убеждением – « не нужна… не нужен… зачем… я этого хочу?… а может быть, не хочу… - Мне все равно».

 
Январь, 2005 г. Матросова Елена (Velen)