Холодный осенний ветер пел свое заунывную песню, как бы предчувствуя умирание природы и скорый приход лютой и снежной северной зимы. Двое всадников сумасшедшим галопом неслись по узкой, посеребренной холодным сиянием почти полной луны, лесной дорожке. Взмы-ленные кони черной масти надсадно хрипели и закусывали удила, изнывая от бешеной скачки и тяжести седоков. Черные, совершенно голые, и скрюченные словно руки больного «Гарайским мором», ветви деревьев тянулись к людям, норовя ухватить за плащи и стащить их с коней. Где-то вдалеке печально ухал филин, а безмолвная и холодная, словно ледники далекого Дсандорра, лу-на с полнейшей безучастностью взирала на всадников, зависнув высоко в темном ночном небе и окружив себя свитой из мерцающих, уже по-зимнему ярких, звезд.
Полный тоски и ярости вой разрезал ночную тишь, в пух и прах разметав иллюзию спокой-ствия и одухотворенности спящего леса. Все набирая и набирая силу и громкость вой гремел над ночной чащобой, заставляя кровь стыть в жилах, а затем достигнув высшей точки затих, оставив после себя лишь звенящее эхо, которое еще долго висело в холодном воздухе.
Один из всадников обернулся, бросив взгляд серо-стальных глаз себе за спину. Его благород-ное и бледное лицо зло скривилось, густые темно-русые брови угрюмо сошлись на переносице. Выругавшись от досады, он произнес:
- Вот, бестия! Похоже, никак не отстанет и не уймется! И какого только ляда тварь перекину-лась в зверя так рано – полнолуние-то только через три дня.
Его спутник, широкое и простонародное лицо которого было обрамлено огненно-рыжими гу-стыми и курчавыми бакенбардами, мотнул вихрастой головой и негодующе заговорил:
- А, бес их – этих перевертышей разберет! Вы же сами знаете, мастер, у каждого из них свой собственный лунный цикл. Не всегда можно точно определить, когда именно у паскуды сорвет крышу, и она бросится кромсать всех вокруг себя налево и направо.
- Зиг, как мне вбить в твою пустую башку – что лучше не поминать некоторых сущностей в темное время, особенно, когда у тебя на хвосте висит озверевший и свихнувшийся от крови вол-кодлак. Всемогущий, да ты видел эту тварь! В ней же добрых семь, а то и восемь пудов веса!
Рыжий обиженно насупился, но смолчал, прекрасно зная, что перечить и огрызаться мастер с собой не позволит, а первый всадник тем временем продолжил:
- До города еще версты две – лошади устали и если продолжить скачку, то они падут. Нам все равно не уйти. Надо бы остановится и встретить гадину лицом к лицу.
- Совершенно с вами согласен, мастер, вот только сделать это лучше не на дороге – здесь бардза узко и тесно, нормально не развернуться.
- У тебя есть какие-то иные предложения? – вскинув бровь, оскалился благородный.
Зиг внимательно всмотрелся в темную стену леса и довольно улыбнулся:
- Вон там, чуть впереди по правую руку есть небольшая вырубка. Чтобы встретить бестию, ме-ста лучше и не придумаешь!
Мастер нахмурился, сколько он не вглядывался, но ничего не мог разобрать, глядя в указанном направлении, несмотря на достаточно яркий лунный свет. Но он точно знал, что в таких вопросах можно смело полагаться на своего подручного – зрение у него заметно острее человеческого.
- Тьма! Ничего не вижу, но хорошо. Не забудь просигналить, когда подскачем к съезду с доро-ги, чтобы я ненароком не пролетел мимо!
Рыжий кивнул и почти тут же подал сигнал, заставив своего спутника в очередной раз выру-гаться. Очередной звериный вой разорвал ночную тишь – охотник, как бы напоминал своей до-быче, что никуда от него не скрыться.
Едва оказавшись на облюбованной лесорубами поляне, путники спешились и обнажили ору-жие: Зиг – широкий и увесистый палаш с посеребренным клинком, а мастер – узкий серповидный клинок из гематита, острое, словно бритва жало, которого казалось в лунном свете черным и бы-ло покрыто причудливой вязью серебристых рун.
- Кстати, Зигфрид. Я всегда думал, что подобные твари, как та, что преследует нас, боятся та-ких как ты и стараются обходить за версту. Разве это не так, двоедушник?
Глаза рыжего на мгновение блеснули золотистым звериным огнем, и, улыбнувшись, он отве-тил:
- Зачастую. Но иногда находятся исключения из правил. Голод и жажда крови порой способны переселить страх.
Собеседник согласно кивнул и, отбросив со лба длинную прядь принялся плести заклятия, го-товясь к встрече с противником. Зверь больше не давал о себе знать, наверняка, затаился, подби-раясь поближе к своей добыче. Лишь напевные слова и фразы старые, как мир, звучали в пол-нейшей тишине. Закончив читать заклятие, мастер повел серпом в воздухе, после чего присел и, очистив от палой листвы небольшой участок земли, вывел на нем кончиком клинка пару пентак-лей, затем аккуратно порезал ладонь левой руки и окропил вершины пятиконечных звезд своей кровью, после чего повелительно бросил короткую фразу на давно забытом гортанном наречии. Внезапно линии и контуры начертанных фигур вспыхнули бледно лиловым светом, тем же све-том загорелись и письмена, обильно усеивающие гематитовый серп.
Мастер с довольным видом кивнул, оценивая дело рук своих, и коротко спросил:
- Зиг, ты чуешь его?
Тот кивнул и, покрепче перехватив рукоять палаша, спокойно ответил:
- Ходит кругами вокруг поляны. Выжидает. Прямо сейчас он у нас за спиной.
Мастер едва заметно кивнул:
- Что ж, не будем подавать вида, что нам известно о его местонахождении. Думает, что застанет нас врасплох – ему же хуже.
Позади едва слышно хрустнула ветка, и огромная, не меньше молодого теленка, зверюга, по-крытая темно-серой шерстью, взвилась в воздух в высоком прыжке. Люди были готовы, резко ку-выркнувшись вперед, мастер взметнул вверх ворох палой листвы, и мощный удар страшных ког-тей лишь чиркнул по полам его плаща.
Зверь издал обиженное рычание, которое практически сразу же сменилось утробным воем, в котором смешались ярость, боль и страх – передней лапой бестия угодила в один из начертанных пентаклей. В воздухе удушающе завоняло паленой шерстью и горелым мясом. Волкодлак отчаян-но пытался вырваться из ловушки, утробно рыча и взрывая землю и пожелтевшую листву тремя свободными конечностями, но это была непростая ловушка – пентакль разгорался все ярче и ярче, продолжая жечь плоть зверя.
Зигфрид попытался подойти к беснующемуся волкодлаку, но не сумел этого сделать – бестия рванулась в его сторону, роняя клочья пены с оскаленной пасти и, клацнув страшными челюстя-ми, едва не оторвала ему ног.
- Шустрая тварь! – проворно отскакивая в сторону, посетовал рыжий, глаза его при этом нехо-рошо блеснули.
Волкодлак тем временем, совсем обезумев от боли, впился зубами в свою искалеченную лапу и, легко разорвав мышцы и сухожилия, принялся мозжить кость.
- Нет уж, дружище! Это ты так еще чего доброго уйдешь от нас. Так не пойдет, - набрасывая на зверя тонкие, но невероятно крепкие магические путы, мастер качнул головой.
Серебристые белесые нити, сотканные из магии крепко, опутали попавшегося волкодлака, ма-стер сжал левую руку в кулак и рванул ее на себя, заставив зверя повалиться на бок – прямо в объятия еще одного, до сего момента, не задействованного пентакля. Новый вой больно ударил по ушам, а затем, дойдя до самой высокой ноты, перешел в хриплый животный визг.
Русоволосый мастер подошел к слабо подрагивающей туше и без всякой жалости посмотрел в полные боли и волчьей тоски глаза бестии, затем переведя взгляд серых глаз на своего подручно-го, спокойно произнес:
- Ладно, хватит с этой образины. Кончай ее, теперь не укусит.
Зигфрид кивнул и с натужным хэканьем опустил клинок на шею поверженного противника. Отсеченная голова откатилась в сторону, а тело еще не которое время вздрагивало в предсмерт-ных конвульсиях, после чего с ним стали происходить удивительные метаморфозы: суставы с хрустом меняли свое положение, распрямлялись лапы, постепенно превращаясь в руки и ноги, грубая темно-серая шерсть втягивалась, обнажая бледную кожу. Через несколько мгновений на земле осталось только обнаженное мужское тело.
Мастер безучастно перевел взгляд на отсеченную голову – лицо покойника, заросшее густой черной щетиной и забрызганное кровью было абсолютно ему не знакомо. Всего лишь очередной мертвец.
Зигфрид тем временем склонился над телом покойного и извлек из-за голенища сапога широ-кий охотничий нож. Не долго примериваясь, он с силой вонзил клинок в плоть и вскрыл груди-ну. Раздался сухой хруст ребер.
Мастер нахмурился и с некоторым укором посмотрел на своего подопечного:
- Знаешь, мой дорогой друг, в Хесаре и в Шолье за то, что ты собираешься сделать, отправляют на костер без лишних разговоров.
- Очень чудесно, что мы находимся в Культаше, и местные церковники более терпимы по от-ношению к таким как я, особенно если мы верой и правдой служим Святой Матери Церкви! – из-влекая из разверстой груди мертвеца еще горячее сердце, улыбнулся Зигфрид.
Мастер сплюнул на землю и покачал головой:
- Если ты собрался сожрать эту мерзость, двоедушник, то будь добр, хотя бы разведи костер и зажарь его. Избавь меня от лицезрения твоей рожи, самозабвенно хрумкающей сырую человечи-ну.
- Это волкодлак! – возмутился Зигфрид.
- Ты меня понял, - отрезал мастер. – И давай разводи костер побыстрее, что-то уж слишком зяб-ко сегодня, да и коням надо бы отдохнуть. В город до восхода солнца нас все равно никто не про-пустит, уверен, в такой глуши, в которую нас с тобой занесло, стражники не слишком рьяно ис-полняют свои обязанности – наверняка уже дрыхнут без задних ног, или же упиваются брагой до поросячьего визга.
Отдав указания, мастер сбросил с плеч теплый, подбитый мехом плащ и, расстелив его прямо на холодной земле, улегся сверху, блаженно потянулся и смежил уставшие веки, практически сра-зу же провалившись в глубокий сон.
Как и предполагалось - попасть в город путникам удалось лишь на рассвете, да и то не без тру-да – стражники, дежурившие на воротах, долго бранились и кочевряжились и, источая вокруг се-бя непередаваемые ароматы чеснока и перегара, ни в какую не желали пропускать приезжих в го-род без дополнительной, само собой, не совсем легальной мзды. «Доблестные» стражи порядка соизволили отворить ворота лишь после того, как мастер ткнул в их наглые морды массивным серебряным медальоном с изображением Святого Миклоша, который являлся покровителем и за-ступником Ордена Искупления, членами которого в свою очередь и являлись мастер Ольхард Радгарский, и его помощник Зигфрид Вульш. С орденом, члены которого, практически поголов-но являются бывшими висельниками, избежавшими встречи с пеньковой веревкой в обмен на службу Святой Матери Церкви и возможность искупления своих тяжких грехов, старались не связываться. Орденцов в Культашском королевстве не любили и откровенно боялись, но стоило в человеческом селении объявиться какой-нибудь нечисти, как ситуация менялась кардинальней-шим образом – орденцы тут же переходили из разряда ненавистных изгоев в разряд дорогих и же-ланных гостей, которых всегда ждут с распростертыми объятиями. Ибо страх человека перед себе подобными всегда слабее чем страх перед сверхъестественным и непознанным. А основной рабо-той братьев из Ордена Искупления как раз-таки являлось уничтожение богомерзких порождений тьмы.
Миновав сбивчиво извиняющихся стражников, мастер и его помощник въехали в сонный го-род, носивший название Божовичи.
Затерявшиеся среди диких лесов Гржецкого воеводства Божовичи были совсем крохотным провинциальным городишкой, большинство улочек которого даже не были мощены, а един-ственными достопримечательностями являлись старинный костел Святой Агнешки, да местная лечебница для душевнобольных, куда свозили психов со всей городской округи и не только. Большинство строений в Божовичах представляли собой одноэтажные, заметно реже двухэтаж-ные, деревянные срубы. Из камня были сложены лишь вышеупомянутые костел с лечебницей, здание городской управы и армейские казармы.
Город просыпался, понемногу окунаясь в обычную каждодневную рутину, уже давно ставшую его бытом и неотъемлемой частью размеренной провинциальной жизнью. По узеньким улочкам, подобно крохотным и трудолюбивым муравьям, сновали горожане: кто-то отправлялся на работу, кто-то на местную рыночную площадь за свежей снедью. Где-то неподалеку, разбивая утреннюю тишину на мелкие осколки, гремел кузнечный молот, тучный пекарь, грозно потрясая густыми, сделавшими бы честь любому уважающему себя моржу, усами гневно распинал нерадивого под-мастерье за просыпанную перед лавкой муку, призывая на его пустую голову все кары небесные. Едва разминувшись со всадниками мимо прогрохотала телега молоковоза, возница пробурчал се-бе под нос несколько неразборчивых ругательств, за что схлопотал от Ольхарда легкое заклятие поясничного прострела, заставившее сквернослова удивленно охнуть и заозираться по сторонам.
Дальнейший путь прошел без каких-либо эксцессов, следуя пока единственной виденной ими мощенной улочкой, мастер и помощник обогнули массивное краснокаменное здание костела Святой Агнешки, чьи уносящиеся в безоблачное небо шпили ослепительно сверкали, купаясь в лучах восходящего солнца, и въехали на маленькую круглую площадь, являвшуюся для Божови-чей городским центром. Объехав вяло журчащий фонтан, питающийся, видимо, от какого-то под-земного источника, путники остановились перед двухэтажным каменным зданием городской управы, на крыше которого под дуновениями легкого ветерка лениво развевался стяг Культаш-ского королевства – серебристая голова оскалившейся рыси на поле благородного синего цвета.
Парочка стражников, одинаково пухлых, но выглядевших заметно свежее чем те, которых всадникам довелось встретить на городских воротах, угрюмо воззрилась на пришельцев. Взгляды бравых блюстителей закона и правопорядка стали еще более угрюмыми, когда приехавшие спе-шились и, ведя под уздцы коней, приблизились к ним.
Под хмурыми взглядами стражников Ольхард гордо расправил плечи и весьма вежливо попро-сил милсдарей кликнуть конюха, чтобы тот присмотрел за лошадьми. Стражники неуверенно хо-хотнули, внимательно разглядывая незнакомцев – тот, что говорил и нарядом, и манерами, напо-минал благородного, но вот у его рыжего спутника рожа была явно разбойничьей.
Прокашлявшись, один из стражников, отличавшийся от своего сослуживца лишь наличием жесткой щетки пшеничных усов над верхней губой, осведомился:
- А вы кто собственно будете, люди добрые, чтоб такого требовать?
Ольхард пожал плечами и спокойно представился:
- Мастер Ольхард Радгарский, а это, - легкий кивок в сторону спутника, - мой помощник Зигфрид Вульш.
Стражник бросил быстрый взгляд на Зигфрида – тот явно не внушал ему ни капли доверия, и спросил:
- Что ж, может оно и так. Медальончик ваш позвольте глянуть?
Ольхард терпеливо проделал ту же операцию, что при въезде в город. Стражник прищурился, разглядывая медальон и что-то недовольно бормоча себе под нос.
- Ну что ж, похоже вещичка-то настоящая. А коли так, то пан бурмистр и впрямь ожидает ва-шего приезда. И не стоит так зло на меня смотреть, мы старая гвардия будем-с и таких взглядов не боимся, а работу свою делаем на совесть. Вот и все.
Ольхард понимающе кивнул.
- Збиг, сбегай кликни конюха, - повернувшись к сослуживцу сказал стражник. – А вы, милсда-ри, следуйте за мной. Я доложу пану бурмистру о вашем приезде.
Пройдя в широко распахнутые двери, орденцы, прошли по полутемному коридору и, подняв-шись вслед за своим провожатым по широкой лестнице, преследуемые гулким эхом собственных шагов, оказались в тесной приемной, прямо под пристальным взглядом подслеповато сощурен-ных глаз какого-то восседающего за массивным дубовым столом клерка.
- Утро доброе, милсдарь Вожек. Вот, стало быть, привел я тех господ, которых пан бурмистр уже давно дожидается, - шаркнув затянутой в высокий ботинок ногой, произнес стражник. – Это уважаемые господа: мастер Ольхард Радгарский, и его помощник Зигфрид Вульш из Ордена Ис-купления.
Клерк, продолжая щуриться, поднялся и смешной шаркающей походкой, направился к дверям, находящимся на противоположном конце комнаты.
- Ну что ж, милсдари, стал быть на том, и я вас оставлю, - произнеся эти слова, сопровождаю-щий неспешно вышел из приемной.
Мастер Ольхард продолжал стоять посреди комнаты, рассматривая интересную безделушку, приютившуюся на столе отлучившегося клерка – стеклянное пресс-папье, изображавшее не то причудливый цветок, не то осьминога. Но, отнюдь не форма привлекла к себе внимание клирика, а скорее ее содержание. От стекляшки исходило слабенькое, невидимое глазу простого человека свечение. Насколько было известно мастеру, обычно такое свечение испускают предметы, на ко-торые наложены отнюдь не самые безопасные и мирные заклятия, например, порча или злой наговор. По эманациям, исходящим от магии, Ольхард понял, что это дело рук женщины. Этот факт заставил мастера ухмыльнутся и немного задуматься над тем, что же за барышня, преподнес-ла безымянному клерку такую опасную игрушку, а главное в чем же причина такого дара.
Пока мастер занимался изучением стеклянного пресс-папье, Зигфрид бесцельно шатался по ма-ленькому помещеньицу, с мечтательным видом наматывая на палец клок своих густых бакенбард. Он, как и любой двоедушник, тоже мог чуять присутствие растворенной в воздухе магии, но был человеком крайне нелюбопытным, а посему в данный момент просто маялся от безделья. Устав от хождения от одной стены к другой, он протяжно зевнул и повалился на маленький диванчик, предназначенный для гостей.
Услышав, жалобный скрип несчастного диванчика, Ольхард резко обернулся и посмотрел на своего помощника. Развалившийся, на диване невысокий крепыш, практически квадратной ком-плекции, в этот момент особенно напоминал безалаберного и в целом вполне довольного собой рыжего пса, который являлся его второй ипостасью и неотъемлемой частью души.
Зигфрид нервно почесал щеку и, почувствовав себя неуютно под пристальным взглядом ма-стера, спросил:
- А чего-сь это вы на меня так смотрите, мастер?
Ольхард тяжело вздохнул и осуждающе покачал головой:
- Вот же, сучонок. Ты просто неисправим.
Светло-карие глаза помощника удивленно расширились, а мастер тем временем продолжил:
- Все-таки сожрал сердце сырым. Когда же ты уже отучишься от этого?
- Я не…
- Хватит! – бросая своему подручному чистый носовой платок, прервал его Ольхард. – Лучше вытри подбородок как следует. Бесспорно, крови почти не видно, но я-то заметил.
Зигфрид виновато понурился и, принявшись с остервенением тереть подбородок, угрюмо про-бормотал:
- Ну вы то в тот момент уже уснули.
- Исчерпывающее оправдание.
Дальнейшую перепалку прервал клерк, вышедший из кабинета бурмистра и сухим, дребезжа-щим голосом провозгласивший, глядя прямо на клирика:
- Мастер Радгарский, прошу вас проходите в кабинет, пан Вольшевский вас ожидает, но ваше-му спутнику, боюсь, придется дождаться вас здесь.
- О, это не страшно, - пряча платок в карман куртки и пристраиваясь на диване поудобнее, улыбнулся Зиг.
Ольхард одарил своего наглого помощника испепеляющим взглядом, и обратился к вернувше-муся на свое место за столом клерку:
- Хорошо. Но сперва, ответьте мне на один вопрос, если это вас не затруднит.
- Охотно, милсдарь Радгарский.
- Это пресс-папье, которое лежит на вашем столе. Кто вам его подарил?
Клерк поначалу немного опешил, но потом все же ответил:
- Моя теща.
Ольхард взглянул на разменявшего, по-видимому, уже шестую зиму мужичка и, с ужасом представив - какой же каргой должна являться его дорогая тещенька, ухмыльнулся:
- Нечто подобное я и предполагал! Ну что же, тогда послушайте мой совет – избавьтесь от него как можно скорее, желательно засыпьте солью и утопите поглубже на дне какого-нибудь пруда, если, конечно же, не хотите в самом скором времени отдать богу душу.
Не дожидаясь от явно напуганного и ошарашенного клерка ответной реплики, Ольхард раз-вернулся и вошел в кабинет бурмистра.
Убранство кабинета бурмистра Божовичей могло сделать честь и градоначальникам более крупных городов. Большое помещение было чистым и опрятным, левая стена была уставлена вы-сокими, до самого потолка стеллажами, на полках которых покоились бесчисленные фолианты и различные трактаты, на правой стене между двумя большими окнами с настоящим стеклом висела небольшая экспозиция оружия: два скрещенных цвайгхандера, геральдический щит с гербом го-рода и несколько кинжалов; на столике рядом расположился искусно выполненный макет города.
Хозяин кабинета был в помещении не один: он восседал во главе массивного стола из темного дерева, опиравшегося на, по мнению Ольхарда, излишне вычурные ножки, двое гостей бурмистра восседали по правую и левую руку, соответственно. Место справа от пана Вольшевского занял еще достаточно молодой военный, облаченный в мундир пехотного королевского полка, с нашивками капитана; слева от бурмистра расположился старый священник, одетый в длинную иссиня-черную рясу.
Пан бурмистр, хотя и был достаточно грузен, но тем не менее производил сильное впечатление - богатырского телосложения, пусть и весьма обрюзгший с возрастом, с мощным квадратным подбородком, перерезанным страшным лиловым шрамом носом и пристальным взглядом светло серых с глаз, он, казалось, источал из себя властность, всем своим обликом, доказывая, что он настоящий шляхтич. Несколько мгновений он суровым изучающим взглядом смотрел на вошед-шего, после чего поднялся из-за стола и громогласно представился:
- Утро доброе, мастер Радгарский! Искренне рад, что Орден Искупления ответил на нашу просьбу и, не оставив нас в беде, прислал вас.
Ольхард вежливо кивнул.
- Позвольте представиться, как вы уже могли догадаться, я имею честь быть бурмистром Божо-вичей, и зовут меня Броцлав Вольшевский, а это мои глубокоуважаемые гости: капитан двена-дцатого пехотного полка армии Его Величества Казимира Четвертого – пан Тадеуш Дзижка; и капеллан местного костела Святой Агнешки – отец Велеслав Чагронский.
Военный лихо щелкнул каблуками и быстро кивнул, приветствуя прибывшего – никакого притворства или иных лишних сантиментов, чувствовалось, что не смотря на свой весьма юный возраст пан Дзижка является серьезным и исполнительным человеком, который заслужил свое капитанское звание делом, а не просто получил его в награду от влиятельных родственников. Даже с учетом того, что этот отпрыск мелкопоместной шляхты был совершенно незнаком Оль-харду, он вызывал у последнего чувство уважения.
Совершенно по-другому обстояло дело с местным капелланом, даже не удостоившимся хоть как-нибудь поприветствовать вновь вошедшего. Отец-настоятель костела Святой Агнешки с пер-вого взгляда вызвал у орденца стойкое чувство неприязни. Грузный и тучный с обвисшими и дряблыми щеками, безвольным подбородком и маленьким носом-кнопкой он взирал на милсдаря Радгарского со смесью презрения и отвращения, которая плескалась в его маленьких глазках, спрятавшихся под густыми и кустистыми, практически сходящимися у переносицы бровями. Ольхарду прекрасно был знаком и этот взгляд и такой тип священнослужителей, к которому, без сомнений можно было отнести и отца Велеслава. Церковные мужи, подобные ему всячески пре-зирали представителей Ордена Искупления и считали их грешниками, не имеющими права на прощение. Узколобые и закостеневшие в своих суждениях и предрассудках эти церковники люто ненавидели орденцев и считали их, не более чем, грязным пятном на белоснежном одеянии Свя-той Матери Церкви. Правда, это не сколько не мешало этим ханжам просить помощи у клириков из Ордена, если им или же их прихожанам угрожала какая-нибудь не в меру зубастая и голодная страхолюдина.
- Вы чем-то недовольны, отец, или просто не рады видеть перед собой такого гостя, как я? – выдержав неприязненный взгляд церковника, спросил Ольхард.
Толстый священнослужитель немного поерзал в своем кресле и голосом, сочащимся нескрыва-емым презрением ответил:
- Просто мне глубоко неприятны орденцы и те методы, к которым подобные вам прибегают в борьбе с порождениями тьмы!
Радгарский внимательно выслушал своего оппонента и, безразлично пожав плечами, произнес:
- Всего-то? Ну, уж извините, совсем не наша вина, что в борьбе с большинством порождений тьмы старая добрая ритуальная магия оказывается намного действеннее распятия, святой воды или церковной молитвы. В том случае, если речь, конечно же, не идет о демонах, но демоны, как нам всем хорошо известно – это уже работа Палаты Экзорцистов.
Толстяк гневно поджал и без того тонкие губы, но смолчал, и тогда уже Ольхард, на дух не пе-реносивший подобных типов и обладающий на редкость язвительным и саркастичным характе-ром, решил не упускать возможности подколоть местного священника. Спокойно глядя на пы-шущее молчаливым недовольством лицо отца Велеслава, он любезно поинтересовался:
- Отец, скажите, пожалуйста – а столь напряженное выражение вашего лица – это ваше нор-мальное состояние или же это как-то связано с каким-то кишечным расстройством, одолевающим вас?
Лицо священника приобрело гневный пунцовый оттенок. На какую-то долю мгновения Оль-харду даже показалось, что несчастного отца Велеслава сейчас хватит удар. Капеллан попытался исторгнуть из себя какую-нибудь гневную отповедь, но Радгарский не дал ему этого сделать, продолжив:
- Не поймите меня превратно! Я ни в коем случае не хотел вас обидеть, отец, я лишь из-за бес-покойства о вашем здоровье спрашиваю. Я знаю рецепты парочки целебных отваров, которые могут оказаться весьма полезными для человека, мучающегося от колик или газов!
Молодой капитан, в силу своей юности, не сумел удержать на лице маску ледяного спокой-ствия, наблюдая за перепалкой двух клириков, и прыснул смехом. Ольхард вполне понимал его - раздосадованный капеллан, и впрямь, выглядел весьма забавно, чем-то напоминая неуклюжую толстую рыбину, выброшенную на берег морской волной. Побагровев лицом, да так, что даже по шее пошли пунцовые пятна, он открывал рот, словно ему не хватало воздуха. Сверля Ольхарда своими глазенками он взвизгнул:
- Вы! Да как вы смеете?!
Готовую приобрести, и вправду, небывалый размах перепалку прервал бурмистр. Своим звуч-ным басом пан Вольшевский пророкотал:
- Довольно! Не будем устраивать здесь балаган. Вы, отец Велеслав, первым начали, и не стоит удивляться тому, что наш гость оказался зубастее вас! Баста!
По всему внешнему виду капеллана было заметно, что останавливаться, едва набрав обороты, ему не хочется, но перечить бурмистру церковник все же не решился.
- Да, извините меня за несдержанность, пан Вольшевский. Я думаю, что самое время перейти уже к нашему делу.
Бурмистр качнул массивной головой и, указав на свободное кресло, произнес:
- Да, пожалуй, что вы правы. Присаживайтесь, и начнем.
Ольхард благодарно кивнул и, поудобнее устраиваясь в кресле, спросил:
- Насколько я понял из донесения, которое застало меня по пути из Гржецка, у вас тут склады-вается весьма прискорбная и трагическая ситуация – три трупа за неполные две недели, и вроде бы никаких предпосылок думать, что это убийства. Причиной смерти, как я понял, у всех троих была банальная остановка сердца. Вот только весьма странно, когда за столь краткий срок, да еще в столь малонаселенном городке от остановки сердца погибают сразу трое, казалось бы, абсолют-но здоровых мужчин, едва разменявших третий десяток лет. Думаю, именно эта странность и за-ставила вас искать помощи у Ордена.
- Да все именно так. Вот только количество погибших – их уже четверо! И, курва! Вся ситуа-ция с этой дрянью, что терроризирует мой город начинает совсем выходить из-под контроля. Лю-ди напуганы, а когда они напуганы, то неизвестно во, что может в итоге вылиться их волнение! – изменив своему спокойствию, гневно пророкотал пан Вольшевский.
- Четверо? И когда же это случилось? – удивленно изогнув бровь, но, уже в целом зная ответ на свой вопрос, осведомился Ольхард.
- Позавчера вечером. Погибший – местный пьянчужка, некий Иржи Гводнич, тридцати шести лет от роду. Работал лесорубом, валил лес на делянке в паре верст от города, когда, конечно же, не был пьян в стельку. Честно сказать, не могу понять, каким образом при такой тяге к спиртному и столь опасной профессии, он вообще умудрился дожить до своих лет. А в остальном, все, как и раньше: видимых повреждений на теле покойного не обнаружено, никаких тесных связей с дру-гими погибшими, насколько это вообще возможно в таком городке, как наш, покойный не имел, - произнес вступивший в разговор капитан Дзижка.
Ольхард внимательно выслушал капитана, отметив про себя, что все сходится – послание о чертовщине, творящейся в Божовичах он получил как раз-таки позавчера, но около полудня, и, как следствие, знать о четвертой жертве ничего не мог.
Но тем не менее, что-то заставило Радгарского задуматься. Что-то было странным во всей этой истории – пьянчуга, склонный к возлияниям, вполне мог слечь от какого-либо недуга, поразив-шего сердце и сам по себе. Так что же тогда заставило местных представителей власти привязать эту смерть к общей цепочке трагедий, обрушившихся на этот маленький сонный городишко?
Когда Ольхард озвучил свои мыли вслух, глядя прямо в глаза местных чиновников, те немного стушевались, на несколько минут в кабинете градоначальника повисла напряженная тишина.
- Понимаете, мастер Радгарский, - с неуверенностью, которая совсем не сочеталась с его властной фигурой, начал пан Вольшевский. – Некоторые сведения неразумно доверять бумаге. В донесении, которое было передано вам, были опущены некоторые, скажем так, подробности, что-бы не вызвать резкого общественного резонанса. Поймите, мало ли кто может перехватить посла-ние – дороги нынче неспокойные, а посыльные иногда бывают излишне болтливы и нечисты на руку.
Ольхард, посчитавший, что четыре трупа за неполную пару недель – сами по себе являются не-слабой основой для возникновения общественного резонанса, решил не высказывать этого вслух. Выжидающе посмотрев на бурмистра, он спросил:
- Думаю эти, как вы изволили выразиться, подробности имеют самое прямое отношение ко всей этой чертовщине, что творится в вашем городе, пан бурмистр, и являются причиной того, чтобы назвать случившиеся смерти – убийствами, а не простыми несчастными случаями. Я прав?
Бурмистр немного насупился, уловив в словах своего гостя легкую иронию, и, слегка нахму-рившись, произнес:
- Да, вы правы, мастер Радгарский. Самое что ни на есть прямое отношение. Видите ли, на те-лах погибших не найдено видимых повреждений или следов борьбы, зато найдены отпечатки…
- Отпечатки чего?
- Ладоней, курва его мать! Узких, чтоб их, ладоней! Черные, как смоль опечатки! На всех чет-верых! И если вы спросите меня – считаю ли я, это проявлением какой-либо богомерзкой срани?! То мой ответ – да! Именно так, курва, я и считаю! – побагровев, вспылил бурмистр.
- Успокойтесь, пан Вольшевский, - мягко дернув градоначальника за рукав, произнес капитан Дзижка.
Толстяк Велеслав, наблюдавший за вспышкой бурмистра с неподдельным интересом, перекре-стился и воздел свои поросячьи глазки к потолку. Ольхард промолчал, он обдумывал полученную информацию, тщательно перебирая в своих мыслях все накопленные за долгие годы сведения о тварях, способных подобным образом умерщвлять свои жертвы.
Тем временем пан Вольшевский, сумев совладать с собой, тяжело вздохнул и произнес:
- Теперь уже, вы все, простите мне мою несдержанность. Люди в городе напуганы! Божовичи – напоминают готовую взорваться бочку с порохом, а на вершине этой бочки восседает никто иной, как ваш покорный слуга! Думаю, меня можно понять.
Ольхард погруженный в свои мысли, казалось, пропустил все слова градоначальника мимо ушей. Наконец сопоставив все факты и вынырнув из пучины собственных раздумий, он сказал с надеждой в голосе:
- Пожалуйста, скажите мне, что тело этого Иржи еще не предано земле!
Представители местной власти неуверенно переглянулись, после чего капитан Дзижка произ-нес:
- Ну да, лежит Гводнич в мертвецкой. Куда ж ему деться то?!
- Отпевание и похороны назначены на завтра, - подал голос, молчавший до этого момента ка-пеллан.
- Это просто замечательно! – улыбнулся Ольхард.
- Вы хотели бы осмотреть тело? – осведомился пан Дзижка.
- Да, думаю, пора переходить к активным действиям. И как можно скорее! – с разгорающимся огоньком в глазах, ответил мастер Радгарский.
В мертвецкой, под которую был приспособлен подвал небольшого строения, расположенного на заднем дворе городской управы, витал легкий сладковатый запах тлена. И это несмотря на то, что последние дни погода в Божовичах стояла холодная и промозглая. Все-таки покойник был не первой свежести – полтора дня, прошедшие с момента гибели Иржи Гводнича сделали свое дело.
Сморщившись от неприятного запаха, Ольхард перемотал лицо шейным платком и подошел поближе к телу покойного. Неподвижное и укрытое простыней оно лежало прямо на земляном полу, рядом со штабелем каких-то досок, что навевало мысли о том, что подвал не всегда исполь-зовался, как мертвецкая, в иные более спокойные для города времена здесь, должно быть, распо-лагался какой-то склад.
Склонившись над покойным, мастер Радгарский взялся за краешек простыни и одним резким движением сорвал ее с тела. В неверном пляшущем свете факелов, многочисленные тени сколь-зили по бледной коже мертвеца, отчего создавалось некая иллюзия того, что покойник двигается.
Ольхард нахмурился и, поправив одной рукой шейный платок, закрывающий лицо, другой ру-кой сделал своим сопровождающим приглашающий жест:
- Мне нужно больше света, милсдари. Будьте добры, подойдите поближе.
Капитан Дзижка и помощник мастера – рыжеволосый Зигфрид приблизились к клирику. Фа-келы в их руках мерно потрескивали, изредка отплевываясь немногочисленными искрами.
- Благодарю. Так намного лучше, - с этими словами мастер благодарно кивнул и присел на кор-точки рядом с лежащим перед ним телом.
Отпечатки ладоней, о которых говорил бурмистр он заметил сразу же, не заметить их было просто невозможно. Действительно черные, как смоль, словно нарисованные краской на бледной мертвой коже, они сразу же выделялись двумя яркими пятнами. Один из отпечатков расположил-ся на шее покойного, другой на левой половине груди. Что-то смущало Ольхарда. Осторожно с какой-то непонятной нежностью он положил свою ладонь на отпечаток, расположенный на груди мертвеца. Вот оно – по ширине отпечаток не превышал ширины его собственной ладони, а вот по длине… Черные следы пальцев выходили из-под его руки, практически в полтора, если не в два раза превышая длину пальцев обычного человека. Сконцентрировавшись Ольхард обратился к магии и послал через руку легкий импульс, направленный на поиск темных сущностей. Сквозь хлад мертвой плоти под своей рукой он почувствовал, как по пальцам пробежала легкая волна покалывания. Губы клирика растянулись в улыбке – да, определенно смерть этого человека – дело рук какой-то темной твари. Увеличив магические усилия он снова направил их на отпечаток на теле покойного, и жестоко поплатился за это. Чуждая всему живому, отвратительная и темная энергия шибанула по его сознанию, грязно-лиловое свечение озарило прижатую к телу мертвеца ладонь, заставив ее на несколько мгновений стать почти прозрачной. Сцепив зубы, клирик от-дернул руку, словно обжегшись, и спешно начал возводить ментальные барьеры, стремясь отго-родить себя от темных эманаций.
Через несколько мгновений, показавшихся ему целой вечностью, мастер все же сумел спра-виться с незваным гостем. Сквозь звон в ушах он услышал взволнованный голос своего помощ-ника:
- Мастер, мастер! Как вы? С вами все в порядке?
Сплюнув за земляной пол мертвецкой густую слюну, Ольхард перевел немного мутный взгляд на своего подопечного, присевшего рядом с ним, и хрипло ответил:
- Да, Зиг. Со мной все в порядке. Но я хочу отметить, что тварь с которой мы столкнулись – да-леко не мелкая рыбешка, а самая, что ни на есть акула! Зубастая, чтоб ее, акула!
Зигфрид понимающе кивнул и помог мастеру подняться на ноги.
Превозмогая пульсирующую в черепной коробке боль Ольхард, стянул с лица платок и глядя на озадаченное и слегка испуганное лицо сопровождающего его военного, произнес:
- Ну что ж, капитан. Боюсь, что обрадовать вас или пана Вольшевского мне особо не чем. Ваши опасения подтвердились – в Божовичах и впрямь орудует темная тварь. И тварь, к сожалению, достаточно сильная. Когда я попытался отследить «голубушку» и ухватить ее за хвост, она впеча-тала меня по мозгам, едва не превратив их фарш. Боюсь, что наше с вами, теперь уже, общее дель-це – окажется сложнее, чем я мог предположить вначале. К сожалению, пока что - это все, что я могу вам сказать.
Капитан внимательно выслушал клирика и качнул головой:
- Я вас понял. У вас очень больной вид. Думаю, вам бы надо прилечь и отдохнуть. Пан бурми-стр велел расквартировать вас у вдовы Хмелецкой – живет она одна, места в доме предостаточно, иногда пани Хмелецкая сдает комнаты приезжим, да и сама она женщина милая и отзывчивая. Стеснять ее вы не будете.
Ольхард благодарно кивнул, и тут его качнуло, отчего он, не успей Зигфрид его подхватить, непременно бы свалился на пол мертвецкой.
- Да уж, - задумчиво протянул пан Дзижка, - вижу, дело дрянь! Давайте помогу вам выбраться на свежий воздух, а потом выделю сопровождающего, - с этими словами капитан, нисколько не чураясь, подхватил клирика с другой стороны, и вдвоем с Зигфридом они помогли тому выбрать-ся из подвала на свежий воздух.
На улице Ольхарду нисколько не полегчало – головная боль и мигрень только усиливались, раскаленными углями прокатываясь внутри его головы.
До миленького, словно сказочный пряничный домик, жилища вдовы Хмелецкой с резным крыльцом и ставнями, выкрашенными в веселый и жизнерадостный зеленый цвет, мастеру Радгарскому с его помощником и сопровождающим удалось добраться с большим трудом: прихо-дилось часто останавливаться, а пару раз клирика и вовсе вывернуло прямо на дорогу к вящей «радости» и брезгливому отвращению немногочисленных прохожих. Сама вдова и впрямь оказа-лась милой и на редкость сердобольной женщиной. Слишком сердобольной - своими «оханьями» и «аханьями», перемежающимися частыми поминаниями Господа и всех Святых, вкупе с посто-янным мельтешением перед глазами, она едва не довела изнемогающего от головной боли клири-ка до исступления.
Кое-как водрузив мастера Радгарского на кровать и, слегка утихомирив сердобольную вдову, Зигфрид тяжело вздохнул и с надеждой посмотрев на своего начальника, произнес:
- Я так понимаю, вам просто чертовски необходимо отдохнуть! После того, как вас последний раз шарахнуло подобной ментальной волной, вы проспали полдня, да и после пробуждения были вялым, словно с похмелья. Думаю, на сегодня я вам уже не пригожусь, а посему – могу ли я пойти и немного прошвырнуться по городу? Если вы, конечно же, не возражаете.
Приоткрыв ставшие неимоверно тяжелыми веки Ольхард страдальчески воззрился на своего подопечного и с нескрываемым сарказмом в голосе произнес:
- Какое верное замечание насчет моего состояния! Просто поразительно! Катись куда хочешь, только смотри – осторожнее со шлюхами, не подцепи какую-нибудь дрянь! Не думаю, что в этой дыре, гордо именуемой городом, мы сможем найти более-менее приличного лекаря. Хотя, о чем это я? И шлюх то ты здесь вряд ли найдешь!
Зигфрид добродушно улыбнулся и потрепал себя за бороду:
- Вот видите – вы, все также «милы» со мной! Значит – все определенно в порядке!
- Пошел вон, - беззлобно бросил Ольхард, прикрывая глаза. – Но сначала попроси у пани Хме-лецкой кувшин теплого молока с медом.
Зигфрид ухмыльнулся и, отсалютовав на манер королевских гвардейцев, развернулся на каб-луках и, чеканя шаг, вышел из комнаты.
- Балбес! - все также беззлобно бросил Ольхард в спину своему помощнику.
Чуть позже, расправившись с молоком, принесенным пани Хмелецкой и, наконец-то почув-ствовав, что дикая мигрень начинает понемногу утихать, мастер Радгарский вольготно развалил-ся на кровати и забылся тяжелым беспокойным сном.
Погружение в сон вышло для Ольхарда весьма специфическим. Поначалу он как будто бы па-рил в какой-то серой бесплотной, но в то же время вполне осязаемой, хмари. Хлопьями призрач-ного тумана она обволакивала его тело, казалось, что вместе с тем эта странная субстанция что-то шепчет человеку, стараясь донести до него свои мысли, высказанные на неведомом языке. Какое-то время клирик ощущал свое тело, как нечто аморфное и практически невесомое, а затем он вне-запно ощутил всю тяжесть тела, и в этот же момент началось его стремительное падение вниз. Камнем он летел сквозь невесомые облака призрачного тумана. От страха и неожиданности у не-го захватило дух, а сердце подпрыгнуло к самой груди.
Падение закончилось также неожиданно, как и началось. Краткий миг, ослепительно яркая вспышка и картинка мира сменилась кардинальным образом – теперь Ольхард твердо стоял на своих двоих посреди каменного коридора, убегающего вперед насколько хватало глаз. Редкие фа-келы, пламя которых отливало причудливым синеватым свечением, с горем пополам, освещали это странное место, в которое закинуло мастера его собственное подсознание. Не видя никаких других вариантов развития дальнейших событий, Ольхард пожал плечами и двинулся вперед. Влажно поблескивающие в отблесках пламени черные каменные стены коридора безучастно про-плывали мимо него. Клирик заметил еще одну странность, связанную с этим местом – здесь не было никаких звуков. Вокруг царила абсолютная тишина – Ольхард не слышал ни потрескивания факелов, ни эха своих шагов, он даже не слышал звука собственного, вырывающегося из груди дыхания.
Непонятное чувство тревоги и тоски понемногу наползало на клирика, по мере того, как он продвигался по этой каменной кишке все дальше и дальше. Внезапно он ощутил легкий зуд на левой половине груди. Этот факт заставил чувство невыраженной тревоги усилиться – чесалась татуировка-оберег от бесов и прочей мелкой нечисти.
Ольхард остановился и, потирая зудящее место, осмотрелся – никого и ничего. Вот только он заметил еще одну странность – пламя факелов за его спиной постепенно угасало, и коридор по-гружался в непроглядную тьму.
Чувствуя, как зуд разгорается все сильнее и сильнее, мастер ускорил шаг, едва, не срываясь на бег. И тут он услышал что-то за своей спиной – протяжный скрежет, словно что-то или кто-то огромный пытается протиснуться по коридору. Стараясь подавить подступающую панику и про-гнать из мыслей внезапно всплывший там образ огромного слепого червя, чье титаническое сег-ментарное тело было покрыто жесткими хитиновыми иглами (почему-то именно такой образ пре-следователя зародился в его мозгу в первую очередь), Ольхард обернулся. Первое время он не ви-дел ничего, но звук определенно продолжал приближаться, и через пару мгновений преследова-тель, а точнее сказать преследователи вынырнули из непроглядного мрака, представ перед глаза-ми Радгарского во всей «красе».
Бледные, синюшные лица, покрытые многочисленными гнойными нарывами и язвами, кро-вожадно оскаленные зубы и мертвый немигающий взгляд затянутых мутной белесой пленкой глаз. Мертвые лица. Лица тех, кого Ольхард никогда бы не смог забыть. Лица тех, кого он убил.
В молчании, сопровождающемся лишь противным скрежетом, который издавали их грязно-желтые длинные ногти при соприкосновении с каменными стенами, они продолжали выходить из мрака один за одним. Ольхард насчитал не меньше дюжины покойников. Настоящая процессия ходячих мертвяков! Процессия, которая явилась по его душу, чтобы он стал одним из них.
Клирик сплел заклятие и бросил его в приближающихся мертвецов, но это был сон, и здесь приходилось играть по чужим правилам – магия была здесь абсолютно бессильна.
Чудовища продолжали приближаться, на их перекошенных лицах застыли злобные сардониче-ские усмешки. Татуировка-оберег жгла кожу нестерпимым огнем, растекаясь болью по всему телу – сейчас лишь она могла защитить клирика от тварей принявших облик умерщвленных им людей. И тогда Ольхард понял – его магия действенна против многих порождений тьмы, но не бесов, а там, где пасует магия, всегда торжествует молитва.
Судорожно вспоминая почти забытые слова, он сбивчиво начал читать церковный молебен. Воздух вокруг мертвецов сгустился и стал каким-то вязким, сковывая их движения. С бессильной злобой твари пытались добраться до клирика, но натыкались лишь на отливающую бледно-золотистым свечением стенку купола, сотворенного силой святых слов. Тем временем мастер продолжал читать молебен, каждое слово, слетающее с его уст, тяжелым камнем падало на головы наседающей на него нечисти. Но тут, с ужасом, смешанным с досадой, Ольхард понял, что он не помнит, как заканчивалась эта молитва. Страх сковал его горло, и клирик смолк на полуслове. В то же мгновение купол, ограждавший его от тварей, беззвучно лопнул, бесследно растворившись в воздухе, и мертвецы набросились на клирика. Он почувствовал, как склизкие руки шарят по его телу, подбираясь все ближе к горлу. В отчаянии он закричал, но так и не услышал свой крик.
Окружающий напоследок полыхнул яркой багровой вспышкой, сменившейся затем черной и холодной пустотой.
Кошмар закончился. Ощущая на коже липкий холодный пот, Ольхард открыл глаза и резко подскочил в постели. Тяжелое сбивчивое дыхание с хрипом вырывалось из его груди, словно ему не хватало воздуха. Горло саднило, каждый новый глоток воздуха давался клирику с болью и трудом. Говорят, что сны нереальны. Говорят, что они – лишь иллюзия, причудливые игры дрем-лющего разума. С трудом сглотнув и, почувствовав, как комок обжигающей слюны прокатился по горлу вниз, к пищеводу, Ольхард осторожно дотронулся до своей шеи и криво ухмыльнулся. Да уж, сны нереальны, вот только у клирика не возникало абсолютно никаких сомнений в том, что на утро он обнаружит на своей шее вполне реальные кровоподтеки. Эта кажущаяся большин-ству обывателей нереальность и эфемерность сна, едва не отправила его на тот свет.
Татуировка-оберег на левой половине груди Ольхарда, на которой была изображена семико-нечная звезда, покрытая вязью рунических символов, мерно пульсировала. Клирик ничуть не со-мневался, что благодарить за то, что он все еще жив следует не себя, со своим никчемным знани-ем церковных текстов, а умельца, который давным-давно нанес на его тело этот замысловатый рисунок.
Подобная оказия случилась с Ольхардом не в первый раз. Бесы иногда наведывались к нему именно во снах, так как в такие моменты времени он был наиболее уязвим. В этот раз нечисть определенно приманил тот отпечаток, который остался на ауре клирика после контакта с темной энергией неведомой сущности, произошедшего сегодня в мертвецкой. Подобно падальщикам, сбегающимся на запах мертвечины, бесы пришли к нему, привлеченные этой темной энергети-кой. Сегодня они приняли облик живых мертвецов, а пару лет назад предстали перед Ольхардом в образе гигантского красно-черного паука. Внешность не имела значения, эти твари при жела-нии могли обратиться во, что угодно, но суть всегда оставалась одной и той же - если бы клирик проиграл схватку во сне, то проснуться ему бы было уже не суждено.
Поняв, что уснуть снова после всего произошедшего ему уже не удастся, мастер Радгарский поднялся с кровати и осмотрел пустую темную комнату – на дворе царила глубокая ночь, а его помощник все еще не вернулся. Ольхард нисколько не беспокоился за Зигфрида, прекрасно зная, что двоедушник не даст себя в обиду. Скорее всего (в этом клирик абсолютно не сомневался) его подопечный предавался полночным возлияниям в каком-нибудь местном кабачке, собираясь вер-нуться лишь под утро.
Отметив, что мигрень, которая одолевала его днем, практически ушла, Ольхард неторопливо оделся и на цыпочках, стараясь не потревожить сна хозяйки дома, вышел на крыльцо.
Холодное белесое око луны безучастно взирало на одинокого человека, выбравшегося из дома в столь поздний час. Легкий морозец приятно пощипывал лицо, прогоняя последние остатки кошмарного сна. Откинув полы плаща, Ольхард присел на поскрипывающие ступеньки и полной грудью вдохнул приятную ночную свежесть, после чего, немного подумав, снял с пояса кисет с табаком и набил свою местами истершуюся от частого употребления курительную трубку.
Задумчиво пуская перед собой кольца бесплотного табачного дыма, клирик стал дожидаться рассвета.
С первыми бледно-розовыми лучами рассвета во двор вдовы Хмелецкой явился Зигфрид. Про-бурчав под нос что-то малопонятное, рыжеволосый помощник мастера Радгарского грузно обло-котился о стойку ворот и недоуменно уставился на своего начальника, в столь ранний час воссе-дающего прямо на ступеньках крыльца.
Несмотря на то, что разум Зигфрида был изрядно одурманен алкоголем, рыжеволосы хитрец сразу же заподозрил, что-то неладное и осторожно начал, стараясь говорить, как можно четче, в то время как предательски заплетающийся язык стремился свести на нет все его старания:
- Доброго вам утречка, мастер! Как ваше самочувствие? Чего это вы в такую рань поднялись?
Ольхард внимательно оглядел покачивающуюся фигуру своего подопечного и сделал сам со-бой разумеющийся вывод – тот пьян в стельку.
Растянув губы в не предвещающей ничего хорошего улыбочке Ольхард произнес:
- Не твоими молитвами, мой дражайший Зиг, состояние мое вполне сносное, чего я, пожалуй, не могу сказать о тебе.
Поняв, что дело запахло «жаренным», подопечный мастера широко открыл глаза и с искренно-стью, которой могли бы позавидовать многие лицедеи бродячих цирков, возмутился:
- Да, что вы такое говорите, мастер! Конечно же я переживал за вас, аж извелся весь! А вы мне такое тут говорите, злой же вы, однако, человек, мастер!
Ольхард молча наблюдал за рыжим пройдохой все с той же улыбочкой. Он не собирался оста-навливать поток красноречия, который исторгался из уст его помощника. Он просто хотел насла-диться этим фарсом дальше.
Зигфрид, казалось, даже не подозревал, о чем же на самом деле думает его наставник, и поэто-му все с той же искренностью продолжил:
- Я ничуть не придуриваюсь. Я и вправду волновался за вас!
Ольхард продолжал внимательно слушать Зигфрида, не отводя от его лица заинтересованного взгляда.
Вот тут то до рыжеволосого крепыша наконец-таки стало доходить, отчего мастер слушает его так внимательно и не перебивает. Изменившись в лице, Зигфрид вполне правдоподобно возму-тился:
- Вы, наверное, думаете, что я пьян?
Ответа на свой вопрос рыжий так и не получил, но молчание мастера было красноречивее лю-бых слов.
- А вот и нет! Да, каюсь, я выпил немного в кабачке, но только самую малость, всего пару ста-канчиков. Честное слово!
Внимательно глядя на помощника, Ольхард улыбнулся еще шире и наконец-то заговорил:
- Ну так, чего же ты тогда не подойдешь ко мне поближе, Зиг? Может уже хватит обнимать эту стойку? Или от того, что ты увидел меня в добром здравии, тебя охватила такая радость, что ноги не держат? Давай подходи, хватит валять дурака, я не кусаюсь!
Вот тут то Зигфрид и осознал всю безысходность своего незавидного положения. Конечно же, двоедушник был заметно крепче обычного человека в физическом плане, но два кувшина креп-кой браги, которые он приговорил ночью, вряд ли бы позволили ему сохранить ровную походку.
Сконцентрировавшись, рыжеволосый отцепился от спасительной стойки и медленно, но верно направился к крыльцу. К его чести, следует отметить, что при выполнении данного маневра, он и впрямь шел практически ровно, и сумел добраться до своего мастера без лишних эксцессов.
- Молодец! – одобрительно усмехнулся Ольхард, - знаешь, я бы вполне мог поверить твоей ис-тории о парочке стаканчиков, если бы не одно «но». Знаешь какое?
Зигфрид отрицательно помотал косматой головой.
- Запах. От тебя, мой дражайший Зиг, разит, как от пьяницы, который неделю не выходил из запоя!
Крепыш попытался что-то возразить, но вовремя остановился, решив не усугублять ситуацию.
- Как девочки? Нашел подходящий бордель? – улыбаясь Ольхард продолжил измываться над своим помощником.
Некоторое время Зигфрид с недоумением смотрел на мастера, после чего выдал следующее:
- Нет здесь никаких борделей, мастер. Да и бабы местные – такие… - двоедушник тяжело вздохнул, - такие страшные, что я и напился.
Теперь уже Ольхард немного оторопел, после чего разразился громким смехом. Зигфрид с ви-новатой пьяной улыбкой посмотрел на мастера - теперь у него отлегло от сердца, он знал, что Радгарский порой бывает чересчур суров и строг, но если уж он начал смеяться, то можно смело сказать – опасность взбучки миновала.
Отсмеявшись, Ольхард вытер глаза и посмотрев на своего горе-помощника, сказал:
- Ладно, пес с тобой! Вали в дом – умойся и смени одежду, а то запашок от тебя! Уф, мне ка-жется у меня сейчас брови выгорят! А потом, я надеюсь, что наша радушная хозяйка не откажет нам в плотном завтраке.
Ольхард с улыбкой отметил, как позеленело лицо Зига при упоминании завтрака, и, подняв-шись со скрипучих ступенек крыльца, прошествовал в дом вслед за своим непутевым помощни-ком.
Отдавая должное кулинарному таланту пани Хмелецкой, Ольхард с удовольствием пригово-рил с полдюжины домашних блинчиков, щедро сдобренных жирной мочанкой на домашней сме-тане, с аппетитом уплел целое кольцо домашней колбасы, завершив свою обильную раннюю тра-пезу куском яблочного пирога. Хозяйка постаралась на славу, и теперь мастер Радгарский чув-ствовал, что осмелься он съесть хоть кусочек еще какой-нибудь снеди, его желудок просто не вы-держит и затрещит по швам.
Пани Хмелецкая, которая была, в целом, женщиной достаточно миловидной, несмотря на воз-раст и перенесенную тяжкую утрату супруга, с радостью и каким-то благоговейным трепетом наблюдала за клириком, с аппетитом, уплетающим труды ее готовки. Будучи женщиной одино-кой, она нечасто принимала у себя гостей мужского пола, и поэтому вид сытого и довольного мужчины не мог не обрадовать ее мягкое женское сердце. А Ольхарда, в свою очередь, еще боль-ше радовало не пристальное внимание милой хозяйки, а позеленевшая при виде такого количе-ства снеди физиономия Зигфрида. Рыжий пройдоха, которого после целой ночи обильных и бур-ных возлияний мучало дикое похмелье, стоически боролся со своим готовым в любой момент взбунтоваться желудком, отчего его лицо приобрело, ну прямо-таки мученическое выражение.
После трапезы мастер поблагодарил хозяйку и в сопровождении своего помощника отправился в город – нужно было браться за работу. Прежде всего клирик собирал пройтись по улочкам Бо-жовичей и оставить в разных частях городка своеобразные метки – магические индикаторы, реа-гирующие на всплески темной энергии, которые бы, в случае чего, смогли оповестить его об оче-редном появлении таинственного убийцы. Кроме того, у мастера почти закончился запас табака, а он, несмотря на то, что никогда не считал себя человеком слабовольным, все же привык потакать своим вредным привычкам.
Крохотный провинциальный городишко медленно пробуждался ото сна. В холодном осеннем воздухе далеко разносился хрустальный звон колоколов костела Святой Агнешки. Ольхарду при-выкшему к столичным шуму и суете было непривычно видеть пустынные улочки и редких про-хожих. Выдыхая облачка морозного пара клирик и его помощник медленно двигались по улице меж сонных домов, которые с безразличием взирали на людей своими окнами. Клирик зябко по-ежился, но причиной тому была не только утренняя прохлада – помимо свежести и легкого мо-розца в воздухе вокруг был разлит страх. Ольхард, который был более восприимчив к различного рода предчувствиям, нежели любой другой человек, буквально физически ощущал его эманации. Казалось, что страх окутал городок непроницаемым коконом, разлился по узеньким улочкам бес-цветным, невидимым глазу туманом, который своими бесплотными пальцами легонько касался самого сердца, пробуждая в душе чувства непонятной тревоги и тоски. Вчера, в силу своей уста-лости или же каких-то других причин, Ольхард не смог ощутить это чувство в полной мере, но теперь он был абсолютно согласен с местным градоначальником и полностью разделял его опасе-ния – город и впрямь был похож на вот-вот готовую взорваться пороховую бочку, нервное напряжение и тревога, царящие в умах горожан, готовы были в любой момент перерасти в пани-ку.
Не желая нервировать горожан еще больше, клирик старался делать свою работу, как можно менее заметно. Тонкие линии причудливых пиктограмм он наносил не своим излюбленным гема-титовым серпом, который в данный момент покоился за поясом, а узким посеребренным стиле-том, выбирая для нанесения своих «художеств» безлюдные и тихие места – благо испуганные го-рожане предпочитали не высовывать носа из дому, поэтому с этим-то проблем никаких и не воз-никало.
Каждую начертанную прямо на земле или же на стене дома пиктограмму, представляющую из себя нечто похожее на безумную помесь осьминога и ворона, клирик окроплял своей кровью, шепча слова активирующего заклятия, после чего рисунок на долю мгновения ярко вспыхивал, переливаясь всеми цветами радуги и тут же гас, становясь невидимым взгляду обычного челове-ка.
Всю работу удалось сделать практически без свидетелей – лишь однажды в переулок, где Оль-хард наносил рисунок на потемневшую от времени и прошедших дождей стену, заглянула везде-сущая бабулька. Увидав как на стене дома ярким цветком вспыхнула пиктограмма бабулька пере-крестилась и, перемежая слова молитвы с отборными ругательствами спешно ретировалась с ме-ста происшествия. Вопрос о самочувствии, который Зигфрид с улыбкой задал старушке, так и остался без ответа.
Когда все магические сенсоры были нанесены, мастер Радгарский присел на корточки в без-людном тупичке за одним из покосившихся домов и принялся чертить в пыли новый рисунок – фигуру, которая должна была объединить все уже нанесенные пиктограммы в единую, если так можно выразиться, сеть оповещения. Разнообразные извилистые линии, множество треугольни-ков, шестиугольников и прочих геометрических фигур, создаваемых клириком, казались бесфор-менной кашей и бессмысленным нагромождением каракулей лишь с первого взгляда, при более же детальном рассмотрении, можно было заметить, что вся композиция крошечных рисунков складывается в спираль, обрамленную по внешнему контуру вязью рунических символов.
Закончив с рисунком Ольхард поднялся и отряхнул колени. Теперь для активации требовалась кровь. Конечно же мастер мог пустить кровь и самому себе, как поступал до этого при нанесении отдельных пиктограмм, но наибольшего эффекта можно было достигнуть используя кровь, напо-енную магией от самой природы.
Поигрывая стилетом в руках мастер взглянул на своего рыжеволосого помощника и произнес:
- Зиг, будь душкой! Дай-ка мне сюда свою руку.
Сразу же поняв намерения мастера, которые, впрочем, тот ни капельки не утаивал, Зигфрид отрицательно замотал головой и, подобно малому ребенку, спрятал свои поросшие жестким кур-чавым волосом ручищи за спину.
- Ну уж нет, мастер! Знаю я чего вы хотите! Я этих ваших кровопусканий терпеть не могу!
- Перестань, хватит упрямиться. Ты же все равно знаешь, чем все закончится, впервой что ли?
- Вот именно, что не впервой. Сколько уже можно?!
- Перестань ныть, никто не собирается отсекать твои «грабарки»! Всего лишь маленький раз-рез!
- Нет уж!
- Давай сюда лапу, Зиг!
Рыжеволосый продолжал отрицательно мотать башкой из стороны в сторону, бросая на масте-ра полные возмущения взгляды. Ольхарду не оставалось ничего другого, как слегка покопаться в голове двоедушника, подтолкнув его к необходимым действиям.
Ощутив, как чужая воля мягко, но требовательно давит на его сознание, Зигфрид заскрипел зу-бами и вытянул вперед правую руку.
В то же мгновение Ольхард крепко ухватил пятерню помощника и резко полоснул стилетом по его раскрытой ладони. Тяжелые капли крови упали на начертанный у ног мужчин рисунок.
- Вот и все дела. Дольше препирался! – смахивая с клинка капли крови, удовлетворенно усмехнулся мастер.
Почувствовавший, что чужая воля более не удерживает его разум, Зигфрид сморщился и, при-жав края раны друг к другу, принялся шептать слова затворяющего кровь наговора.
Ольхард же в свою очередь простер руки над причудливыми окропленными кровью двоедуш-ника узорами и принялся читать заключительные слова заклятия. Когда волшба была закончена прямо из дорожной пыли под рисунком проступило некое подобие уродливого лица. Жадный рот возникшей в пыли образины с противным причмокиванием поглотил пролитую кровь и, сверк-нув на прощание блеском желтых звериных глаз исчез также внезапно, как и появился. Ольхард невольно поморщился – да, волшба эта определенно не светлая, зато вполне действенная.
- Ну вот, дело сделано. Теперь было бы неплохо разжиться табачком! – убирая стилет за голе-нище сапога, улыбнулся мастер Радгарский.
Зигфрид, посмотрев на воодушевленное лицо своего мастера, сплюнул на землю и пробормо-тал едва слышное ругательство. Ольхард снова усмехнулся и, ободряюще похлопав двоедушника по плечу, взметнул полами плаща придорожную пыль и направился в сторону рыночной площа-ди. Продолжая бормотать на ходу ругательства и потирая зудящую ладонь, Зигфрид поплелся за мастером, а в голове его все витали мысли о жестокости и сущей несправедливости этого желч-ного мира. Ну или то просто была обида, как знать?
Поиски табачной лавки превратились для Ольхарда в настоящую эпопею, полную петляний по узеньким городским улочкам и нарезанию бесчисленных кругов по рыночной площади и ее окрестностям и закончившуюся лишь к полудню. Но даже благополучное решение табачной про-блемы не принесло Ольхарду радости и облегчения – единственный более-менее приличный та-бак, коим удалось разжиться у усатого лавочника, щеголявшего отвратительной желтозубой улыбкой, оказался редкостной дрянью, настолько крепкой и дерущей горло, что вкусом такого табака, пожалуй, могли наслаждаться лишь закаленные морские волки. Именно поэтому, медлен-но шествуя по одной из немногих в Божовичах мощенной улочке, мастер Радгарский хмурился и бросал на редких прохожих недружелюбные взгляды, попыхивая зажатой ы зубах трубкой и оставляя позади себя едкое вонючее облако табачного дыма.
Раздражала мастера еще и изрядная экспрессивность отошедшего от ночной гулянки и утрен-него кровопускания Зигфрида. Рыжеволосый помощник мастера тихим, но удивительно против-ным голосом распевал модные нынче простонародные песенки, активно подмигивал любым хоть мало-мальски пригожим особам женского пола, а иногда, видимо, вспоминая свою звериную ипостась, ни с того ни с сего бросался вдогонку за бродячей кошкой, чем собственно и выводил мастера из себя больше всего.
- Может ты наконец уймешься?! – раздраженно взирая на двоедушника, бросил Радгарский.
- Чего это вы такой недовольный, мастер? Вы же только посмотрите - солнышко светит, птич-ки правда уже не поют, свалил отсюда на юг, чертовки! Но тем не менее все равно же хорошо, а?! Разве нет?
Закончив говорить Зигфрид приосанился и затянул очередной куплет народной песни, на этот раз уже ничуть не сдерживая своего певческого «таланта». К великой радости Ольхарда допеть рыжему не дали – дородная матрона, высунувшаяся из окна второго этажа едва не окатила Зигфрида помоями, и, видимо огорчившись своему промаху, пообещала запустить в горлопана чем-нибудь более увесистым, если тот сию же минуту не соизволит заткнуться.
- О, Боже! Пани, вы столь прелестны! Право слово, такие грубости не к лицу столь милому со-зданию! – шаркая ножкой и отбрасывая назад рыжие кудри, ослепительно улыбнулся неудавший-ся певец.
Тетка, которая на красавицу явно не тянула, а по габаритам, так и вовсе совсем чуть-чуть усту-пала медведю, комплимент явно не оценила, а приняла за издевку и, гневно раздувая ноздри, скрылась в комнате – наверняка, отправилась на поиски обещанных более крупнокалиберных снарядов. Зигфрид, правильно оценив ситуацию, в свою очередь, поспешил как можно скорее ре-тироваться из опасной зоны предполагаемого обстрела.
- Да уж! Как видишь – не только меня твои завывания выводят из себя! – с иронией заметил Радгарский.
- А что с вас взять? Не способны вы оценить искреннего искусства и всей широты моей твор-ческой души! – с видом оскорбленного достоинства парировал Зигфрид.
Ольхард лишь устало усмехнулся и затянулся трубкой, он не видел абсолютно никакого смыс-ла в очередной порции глупой полемики. Устремив свой взор в противоположный конец улицы, мастер удивленно изогнул бровь – потешно размахивая руками размашистым шагом к мужчинам приближался незнакомец.
- Милсдари! Милсдари! Подождите!
По-прежнему не выпуская трубку изо рта, Ольхард осмотрелся – кроме него и Зигфрида на улице больше не было никого к кому бы мог обращаться незнакомец.
Тем временем мужчина сократил расстояние, разделяющее его и клириков вдвое, благодаря чему Ольхард смог внимательнее рассмотреть лицо приближающегося человека. На поверку, че-ловек этот оказался не таким уж и незнакомцем – размашистым дерганным шагом, опустив левое плечо чуть ниже правого, к клирикам приближался вчерашний клерк из городской управы.
Приблизившись к клирикам бурмистрский секретарь смахнул с раскрасневшегося лба пот и, шумно выдохнув, протараторил:
- Доброго дня, пане! Наконец-таки я вас нашел!
Зигфрид сочувственно похлопал клерка по плечу и покачал головой:
- Боженьки мои! Дорогой вы мой человек, вы бы отдышались сначала! Сердце то – оно у вас ведь не железное!
Нервно отмахнувшись, клерк продолжил:
- Фу-ух, ну и задали же вы мне работки, пане! Почитай с самого утра, я вас по всему городу разыскиваю!
Особой жалости к местному мелкому чинуше Ольхард не испытывал, поэтому, глядя на запы-хавшегося мужчину сквозь густую завесу табачного дыма, он спокойно поинтересовался:
- И что же является причиной наших поисков? К чему такая спешка?
Не дав секретарю ответить на поставленный вопрос, Радгарский продолжил:
- Ежели пана бурмистра интересуют какие-то новости о ходе расследования, то боюсь мне придется его огорчить. Ничего нового у меня нет.
Клерк раздраженно взмахнул руками:
- Да не в том дело, мастер Радгарский. Хотя, честно сказать, будь в деле какие-то подвижки – это бы определенно обрадовало пана Вольшевского, но не суть.
Радгарский с интересом посмотрел на чиновника в ожидании продолжения.
- Дело, собственно вот в чем – вчера вы с таким рвением отправились в мертвецкую на осмотр тела, что у достопочтимых членов городского совета совсем вылетело из головы – рассказать вам о свидетеле последнего убийства. Занимаясь делами мертвых, они совсем забыли о живых!
- Что же, это и впрямь важно. И где же находится этот свидетель?
После этого вопроса пожилой клерк неуверенно замялся, что не очень порадовало слушающего его клирика, но все же ответил:
- В лечебнице.
Прекрасно понимая в какой именно лечебнице находится вышеупомянутый свидетель, Оль-хард покачал головой и невесело усмехнулся:
- Псих?!
Чиновник виновато пожал плечами, словно был виноват в психическом расстройстве свидете-ля, и кивнул.
- Да уж. Час от часу не легче! Ну что же, может, из всего этого что-нибудь да выйдет. В любом случае надо бы взглянуть на этого бедолагу. Может быть из него удастся выудить хоть какую-нибудь полезную информацию. Проводите нас?
Пожилой клерк услужливо помотал головой и поспешил в направлении лечебницы для ду-шевнобольных, мастер и его помощник угрюмо последовали за ним.
Ольхард никогда не был трусом, но к сумасшедшим, с которыми ему волею судеб иногда при-ходилось сталкиваться, он всегда относился с настороженностью и чувством болезненной брезг-ливости.
Боялся ли он психов? Скорее нет, чем да. Как и любой человек, который вынужден постоянно сталкиваться с чем-то иррациональным и выходящим за рамки обыденного человеческого вооб-ражения, он боялся не самих психов, а того, что крылось в глубинах их больного разума, того, что выглядывало из их глаз, словно из окон покинутых и обветшалых домов. Ольхард боялся самого сумасшествия. Мысль о том, что подобная страшная напасть способна превратить крепкого и фи-зически здорового человека в существо неспособное контролировать самого себя, по-настоящему пугала его. Особенно в ночные часы, когда просыпаясь после очередного кошмара, он чувство-вал, что его разум понемногу соскальзывал в какую-то бездну, а грань между здравомыслием и безумием истончалась до такой степени, что за полупрозрачной стенкой рациональности можно было различить смутные и тревожные очертания образов, чуждых простым смертным. Иногда в такие часы он задавался вопросами: «А не безумен ли он сам? Не перешел ли еще эту самую тон-кую и столь эфемерную грань?». В такие ночи Ольхард не спал до самого рассвета, лучи которого всегда приносили ему облегчение и освобождение от ночных тревог, ведь тогда, при солнечном свете он начинал понимать, что если уж подобные вопросы возникают в его голове, то значит он не безумен. Ведь всем известно, что настоящие безумцы просто не способны признать своего безумия, они воспринимают его как нечто обыденное и совершенно нормальное.
При лицезрении несчастных пациентов лечебницы Божовичей, в разуме Ольхарда всплывали самые тягостные и горькие мысли. Следуя за невысоким и шустрым врачом, коему клирики были переданы с рук на руки бурмистрским секретарем, орденцы шли по мрачному пропахшему сыро-стью и запахами человеческих испражнений коридору. Внимательно глядя по сторонам и приме-чая все детали, Ольхард тем не менее старался отводить глаза от изможденных лиц обитателей лечебницы. Он не хотел сталкиваться с ними взглядом, не хотел смотреть в лицо безумию.
Коридор закончился - теперь клирики и их сопровождающий пересекали обширный зал с вы-сокими забранными решетками как изнутри, так и снаружи окнами. Местные обитатели не обра-щали на чужаков никакого внимания. Пребывая в состоянии апатии, пациенты, в большинстве своем просто сидели на массивных расставленных вдоль стен скамьях или же бесцельно бродили по залу, влекомые лишь тихим шепотом голосов в своем больном разуме.
- В большинстве своем с ними почти не возникает никаких проблем, обычно они всегда пре-бывают в таком вот заторможенном состоянии, - оглядывая зал, произнес врач.
- А что же буйные? Неужели ни одного нет? – с интересом рассматривая психов, спросил Зигфрид.
Врач дернул плечами и усмехнулся:
- Как же это нет?! Просто для них у нас отдельные помещения в подвале, и уж поверьте мне, даже самые буйные стремятся попадать туда как можно реже! Они может и безумны, но хоть ка-кие-то зачатки разума у них все же имеются!
Зигфрид понимающе кивнул.
- Если у кого-то из них случается вспышка буйства мы тут же отправляем смутьяна в каменный мешок, где он после купания в ледяной воде и знакомства со старыми добрыми розгами зачастую становится просто душкой!
Ольхард перевел взгляд на коротышку-врача и усмехнулся своим мыслям, а думал он о том, что за всю свою жизнь ему ни разу не довелось встретить хоть одного врача-гуманиста, все эскулапы, которых он когда-либо знал, как на подбор, оказывались прожженными циниками.
Тем временем мозгоправ продолжал:
- Гораздо хуже, если на улице разразится буря, ну или там гроза! Понимаете, гром, молнии - все это выводит бедолаг из себя! И тогда-то тут и начинается настоящее веселье! Половина из этих ныне спокойных «одуванчиков» начинает с ужасом носится по всей лечебнице, надрывая глотки воплями о надвигающемся Судном Дне, а другая половина с диким скулежом и завываниями, за-бивается в углы, словно свора побитых дворняг! Шум и гвалт, доложу я вам, стоят просто неопи-суемые!
Тем временем зал снова сменился коридором. И Ольхард внимательно рассматривая невырази-тельный профиль местного эскулапа произнес:
- Я вижу вам очень нравится ваша работа.
Врач усмехнулся и бросил в сторону орденца быстрый лукавый взгляд:
- Ну, знаете ли, я не жалуюсь. По крайней мере скучать тут не приходится!
Ольхард понимающе кивнул.
- А методы лечения? Вы считаете, что телесные наказания и обливание ледяной водой способ-ствуют исцелению больного разума? – с иронией спросил клирик.
- Понимаете, психиатрия – еще очень молодая отрасль медицины. И да, пожалуй, я понимаю прозвучавшую в вашем вопросе иронию. Методы и впрямь достаточно примитивные особенно в нашей стране, где по всему королевству открыто всего четыре лечебницы, подобных нашей. Но тем не менее, если учесть, что еще полвека назад несчастных, помутившихся рассудком, просто сжигали на кострах, считая, что они одержимы дьяволом, то я думаю, что прогресс все же заме-тен, и есть все основания полагать, что в будущем ситуация изменится к лучшему!
Ольхард замолчал - добавить тут было нечего.
- А мы кстати пришли! - останавливаясь перед деревянной дверью с крошечным окошечком в верхней части, произнес врач.
- Он сидит в палате? Тоже буйный? – спросил Ольхард.
- Не совсем так. Скорее слишком нервный. Для его же безопасности нам пришлось его связать, чтобы несчастный, не дай бог, себе чего не сломал или не расшиб!
Зазвенели ключи, и через несколько мгновений массивная дверь отворилась с протяжным скрипом несмазанных дверных петель.
Врач отошел в сторону и, сделав приглашающий жест рукой, пропустил орденцев в палату.
- Прошу проходите. А вот, и наш уважаемый милсдарь Бозович собственной персоной. Прошу любить и жаловать, а с рук желательно не кормить! – рассмеялся врач. – Правда, если честно, не думаю, что вам удастся добиться от пана Бозовича вразумительных ответов на вопросы, но – дело ваше! Если понадоблюсь – я буду здесь, неподалеку.
Войдя в тесную каморку Ольхард невольно поморщился – в маленьком помещении стоял стой-кий запах немытого тела и человеческих испражнений. Пациент, тело которого было щедро опу-тано толстыми веревками пугливо жался в дальнем углу комнатки, стремясь слиться с каменной стеной и непрестанно вороша устилавшую пол солому грязными пятками. Скупые лучи полуден-ного солнца, втекающие в палату сквозь крохотное забранное решеткой оконце, располагавшееся почти под самым потолком, падали на лицо безумца, скрытое за грязно-серыми космами нечеса-ных волос. Пораженные безумием глаза человека лихорадочно поблескивали из-под спутанной гривы. Мелко дрожа всем телом несчастный тихонько поскуливал, словно забитое животное.
По-прежнему морщась от неприятных запахов, мастер Радгарский осторожно приблизился к пациенту. Брезгливо перекинув плащ через левую руку, дабы не замарать его в пакости, которая могла находится на полу, он присел на корточки напротив мужчины и негромко обратился к нему:
- Милсдарь Боз…
- Бозович, - подсказал Зигфрид.
- Милсдарь Бозович, вы меня слышите?
Ноль эмоций - разум этого несчастного человека похоже пребывал где-то далеко-далеко.
Вытянув вперед руку мастер Радгарский, пощелкал пальцами прямо перед лицом Бозовича. От резкого звука тот отстранился назад, гулко ударившись головой о стену и тихонько застонал. Взору клирика предстало изможденное лицо безумца: посеребренный щетиной острый подборо-док, мясистый в синих прожилках нос, выдающий старого пьяницу и темно-синие, практически черные, синяки под глазами.
Несколько мгновений взгляд затуманенных глаз бесцельно блуждал по комнате, после чего остановился на мастере.
- Милсдарь Бозович, меня зовут Ольхард Радгарский. Я…
- Двери, замки, двери, замки! К чему двери мертвым – они ими не пользуются! - скривив губы, воскликнул безумец.
- Я пришел узнать у вас о смерти вашего знакомца – Иржи Гводнича, - проигнорировав возглас Бозовича, продолжил Ольхард.
Услышав имя своего друга, сумасшедший отчаянно затряс головой. Желтые зубы кривыми пеньками выглядывали из-за потрескавшихся губ. Роняя слюну на грудь, безумец снова бессвязно залопотал:
- Птицы не поют, когда у них сломаны крылья! Нет, нет! Они кричат! Мертвые тоже могут кричать. Кричать от боли!
Поморщившись от гнилостного дыхания, вырывающегося изо рта пациента, Ольхард продол-жил:
- Пан Бозович, вы были рядом с Иржи, когда его убили. Что вы видели? Кто его убил?
Безумец дернулся и заскулил. Спутанные волосы еще больше разметались.
- Мастер, по-моему - все это бесполезная трата времени! Парень совсем съехал с катушек! – по-качав головой, произнес Зигфрид.
Ольхард проигнорировал реплику своего помощника, размышляя, он продолжал рассматривать вздрагивающего пациента. Конечно же, он мог бы применить некоторую толику магии, как со-всем недавно проделал такой фокус с Зигфридом, но копаться в мозгах больного – было слишком большим риском. Клирик мог что-нибудь повредить и в без того пораженных болезнью мозгах человека, в таком случае, даже если Бозович и помнил что-то полезное, то от внешнего воздей-ствия он мог испугаться и навсегда заблокировать эту часть воспоминаний на таких уровнях со-знания, откуда их было бы уже не достать.
Бозович тем временем продолжил бессвязное повествование о птицах и мертвецах, пытался также донести до клириков мысль о том, что его друга Гводнича никто не убивал, и том что этот самый Гводнич сейчас находится в палате – якобы стоит прямо за спиной Ольхарда. Радгарский понимал, что все слова Бозовича – сущий бред, ведь находись в комнате неупокоенный дух, ма-стер бы непременно сумел бы почувствовать его незримое присутствие, но тем не менее по спине все равно пробегал озноб от слов скрючившегося в углу мужчины.
Ольхард продолжал терпеливо вести бессмысленный допрос, а Зигфрид тем временем начинал терять терпение:
- Мастер! Может и прав то эскулап этот недорезанный! Может если болезному всыпать как следует – у него и мозги прочистятся?!
В тот самый момент, когда Ольхард уже готов был признать, что в словах его помощника есть доля правды, Бозович внезапно вскинул голову и заговорил. Голос его был спокоен и, хотя в ши-роко раскрытых глазах по-прежнему плескался целый океан безумия, казалось, что говорит абсо-лютно другой человек. Перемена была столь разительна, что Ольхард невольно отпрянул от безумца и шумно выдохнул.
- Не ищи ее, глупец. Она тень! Она сама смерть! Встреча с ней не принесет тебе ничего хоро-шего. Никто не звал ее, но она все равно пришла, и теперь Иржи мертв. Она забрала его, и меня заберет, - Бозович перевел дыхание и поманил Радгарского к себе. – А знаешь почему?
Клирик с неохотой приблизился к больному, окунувшись в волну исходящего от него злово-ния.
- Она придет за мной, потому что я знаю ее секрет! За завесой тени – она лишь старуха. Про-клятая мертвая старуха! Она уже идет за мной!
- Что за старуха? Ты ее узнал? – спросил заинтригованный клирик.
Ответа на поставленный вопрос он так и не получил – краткий миг озарения закончился, и из-мученный разум несчастного Бозовича снова скрылся за тучами безумия. Раскачиваясь, словно маятник бедняга принялся тихонько постанывать, уставившись бессмысленным взглядом на что-то видимое только ему.
Предприняв еще несколько попыток растормошить Бозовича, Ольхард, в скором времени, был вынужден признать всю тщетность этих попыток.
Тихо хрустнув затекшими коленями, он поднялся и обернулся к Зигфриду:
- Ты что-нибудь понял?
Рыжий крепыш пожал плечами и хмыкнул:
- Бред. Было бы что понимать!
Ольхард оправил плащ и направился к выходу из палаты, бормоча на ходу:
- Тень, старуха. Есть ли в этом смысл, и если есть, то какой?
Выйти из палаты клирики не успели. Внезапный звон пронзил барабанные перепонки Ольхар-да серебристой вспышкой боли – сработала одна из установленных им совсем недавно меток-индикаторов. И судя по ужасающему звону, сработала где-то неподалеку.
Зигфрид не слышал этого звона, но его чувства были намного острее чувств обычного челове-ка. Раздувая ноздри, рыжеволосый оскалился – он чуял приближение чего-то плохого.
Внезапный порыв ветра, едва не сорвавший дверь с петель, разметал пучки устилавшей пол соломы, и в следующее мгновение неведомая сила отбросила клириков к противоположным сте-нам комнаты.
Ощутимо приложившись спиной к каменной кладке, Ольхард зашипел и посмотрел на завис-ший посреди комнаты темный силуэт. Тварь, словно сотканная из находящихся в постоянном движении клубов черного непроницаемого дыма, проигнорировав орденцев метнулась к завыва-ющему от страха постояльцу палаты. Ольхард попытался вскинуть руку и атаковать нечисть за-клятием, но ставший внезапно очень густым и плотным воздух ему этого не позволил. А через долю мгновения все уже было кончено с играющей легкостью тварь сломала шею Бозовича, за-ставив беднягу уставиться вытаращенными от ужаса глазами на стену за его спиной. На теле уби-того ужасающими отпечатками расцветали черные отпечатки ладоней – отметины, подобные ко-торым Ольхарду уже доводилось видеть на теле покойного Иржи Гводнича.
Из глубины клубящегося черного облака в форме человеческого тела донеслись какие-то звуки, смутно напоминающие издевательский смех. В следующее мгновение тварь стремительно рвану-лась к зарешеченному окну. Ольхард с неимоверным усилием все же сумел побороть сопротивле-ние вязкого воздуха и, резко выхватив серебряный стилет из-за голенища сапога, метнул его во взмывшую вверх тварь. Серебристым росчерком кинжал пролетел через всю комнату и вонзился в подрагивающее, словно утренний туман тело твари. Казалось, что брошенный мастером клинок пригвоздил этот аморфный черный дым к стене. Издав полный боли визг, нечисть, казалось рас-теклась по стене причудливой чернильной кляксой, потеряв всякую схожесть с человеческой фи-гурой.
Ладони клириков практически одновременно вспыхнули грозным багряным свечением, гото-вых сорваться в смертельный полет заклятий. Но применить свои чары они не успели – рванув-шись вперед с отчаянной силой, тварь все же достигла окна. Железная решетка на окне вспыхнула ярким пламенем, в мгновение ока истаяв в воздухе, так словно ее никогда и не было, а само окно со звоном взорвалось, едва не задев людей осколками стекла.
Ольхард готов был поклясться, что в самый последний момент за завесой черного дыма, окру-жавшего тварь, ему удалось заметить сморщенное лицо старухи и прочитать убийственную ярость и ненависть во взгляде ее белесых мертвых глаз.
- Курррва! – в сердцах шарахнув кулаком по стене, выругался Зигфрид. – Ушла паскуда!
С трудом поднявшись на ноги, Ольхард прошел к развороченному оконному проему, взгляд его холодных серо-стальных глаз остановился за застрявшем меж камней стилете. Небольшой ку-сок грязно-серой материи был пригвожден к стене клинком на уровне лица клирика.
- Ну, по крайней мере, теперь мы знаем, что бедняга не бредил! – вытряхивая из густой шеве-люры соломинки, воскликнул Зигфрид.
- Все намного лучше, Зиг! Намного лучше! – извлекая клинок из размякшего от сырости рас-твора, скреплявшего каменные глыбы, произнес Ольхард.
Сжимая в правой руке кусочек материи мастер Радгарский обернулся к рыжеволосому:
- Как думаешь, на что это похоже?
Зигфрид прищурился, внимательно рассматривая клочок ткани:
- Даже не знаю. Клочок ткани, платья что ли? Это тварь на прощание что ли оставила?
- Не платья. Я думаю – скорее погребального савана, но сути это не меняет. Главное то, что по всей видимости бестия – не бесплотный призрак, а имеет какое-то подобие тела. А раз так, то я, кажется, понял с кем именно мы имеем дело!
В коридоре послышался топот бегущих ног – видимо персонал лечебницы, наконец то опом-нился и, услыхав, что шум схватки затих, доблестно поспешил к месту событий.
- Обычно ведьмы стараются передать свой дар наследнику до того, как умрут, но не всегда это получается, и тогда после мучительной смерти они с большой долей вероятности могут превра-титься в подобную тварь, - невозмутимо продолжил Ольхард.
- Так выходит мы имеем дело с яргой? Да, мастер, это ярга? – вспышка озарения осветила ши-рокое простодушное лицо Зигфрида.
- Верно. Она самая. Но главное не это, а то, что теперь у нас есть кое-что, принадлежащее ей, - смяв клочок грязной материи в руке, улыбнулся Ольхард. – И уж будь уверен, мой дорогой друг, теперь то мы прижмем эту сволочь! Да так, что мало не покажется!
Конечно же, с одной стороны, ничего не мешало Ольхарду провести ритуал призыва сущно-сти, терроризирующей Божовичи сразу же, но с другой стороны, памятуя о ментальном ударе, ко-торый он схлопотал при осмотре тела Иржи Гводнича в мертвецкой, и о короткой стычке, про-изошедшей уже с самой тварью в лечебнице, он не собирался недооценивать противницу и, тем более, имея и время, и возможность получше подготовиться к предстоящей схватке, собирался использовать все имеющиеся на руках козыри в полной мере. Прежде всего, своего неуемного помощничка мастер Радгарский решил отправить на поиски соли, коей для подготовки некото-рых сдерживающих и атакующих заклятий ему требовалось весьма изрядное количество. Рыжий, конечно же, недовольно побурчал, но, не желая выводить мастера из себя, все же был вынужден отправиться выполнять поручение. Ольхард же, в свою очередь, спровадив порядком надоевшего за день оболтуса, наконец-то вздохнул с облегчением и отправился выполнять свою часть подго-товительных работ.
Разобраться с тварью, с учетом сложившихся обстоятельств, лучше всего было сегодня. Такая спешка была обусловлена несколькими факторами: прежде всего, растущая луна, конечно же, придавала дополнительные силы темному отродью, но завтрашней ночью на небосвод и вовсе должна была выйти уже полная луна; помимо этого, Ольхард подсознательно чувствовал, что по-сле сегодняшней стычки бестия и сама жаждет добраться до человека, причинившего ей боль как можно скорее, достаточно вспомнить жгучую ненависть, которая плескалась в глазах нечисти, когда ее истинное лицо на мгновение проступило сквозь завесу черного дыма.
Дабы свести на нет придающее нечисти силы сияние растущей луны, мастер решил, что пред-стоящую схватку надо провести на освященной земле. Наилучшим местом для сражения Ольхар-ду виделся местный погост, расположенный сразу за костелом Святой Агнешки.
Толстяк Чагронский, получивший сан капеллана, по мнению не только Ольхарда, но и значи-тельной части местных жителей, лишь в следствие какой-то чудовищной ошибки, совершенно не разделял энтузиазма представителя Ордена Искупления. Испытывая болезненную, патологиче-скую ненависть ко всем орденцам, а уж к публично оскорбившему его выскочке так и подавно, отец Велеслав тут же встал в позу и наотрез отказался оказывать какое-либо содействие, как он выразился: «Грязному убийце и еретику, совершенно обезумевшему в своем стремлении – осквернить и нарушить вечный покой усопших своими черными и богопротивными ритуалами». Мастер Радгарский, в свою очередь, будучи человеком, обладающим, по истине, ангельским тер-пением, стоически вынес все посыпавшиеся на него оскорбления и обвинения, и, хотя соблазн «съездить» пару раз по наглой толстой морде зарвавшегося священнослужителя был неимоверно велик, Ольхард все же сумел подавить жгучее желание и с достоинством вышел из словесной пе-репалки победителем.
Когда поток брани и оскорблений церковника все же утих, Ольхард с самым спокойным видом заметил Чагронскому, что все это будет сделано лишь для блага его паствы, собственно, для предотвращения расширения церковного погоста, в первую очередь. Помимо того, с легкой по-луулыбкой Радгарский, как бы невзначай, сообщил местному церковнику, что, в силу возложен-ных на него полномочий, он все равно волен делать то, что посчитает нужным, а согласие капел-лана является для него лишь формальностью – желательной, но, в то же время, вовсе необязатель-ной.
Услышав из уст оппонента подобное заявление, отец Велеслав побагровел, поскрежетал зуба-ми, но, делать нечего – все же сдался. Ольхард, в свою очередь, понаблюдав за священнослужите-лем, которого вот-вот готов был хватить удар, решил проявить великодушие и обратился к нему за помощью – помимо соли, за которой уже отправился Зигфрид, мастеру также требовалась свя-тая вода. Бросив на орденца презрительный, полный чувства собственного превосходства взгляд, Велеслав Чагронский в сопровождении пары служек отправился святить воду. Ольхард же, кото-рого столь презрительный взгляд ни капельки не задел, наконец-то облегченно вздохнул с чув-ством полного морального удовлетворения, свойственного человеку, который совсем недавно стоял на грани совершения ужасного преступления, но все же сумел найти в себе силы, чтобы по-бороть страшный соблазн.
Блаженное одиночество Ольхарда длилось недолго – примерно через полчаса вернулся, снача-ла, Зигфрид, а затем и капеллан Чагронский, первый - притащил на плечах пару мешков соли, каждый из которых висел по добрых два пуда, служки второго – с трудом поставили рядом с ма-стером Радгарским чашу со святой водой, следует отметить, что чаша эта размерами почти не уступала портомойному корыту какой-нибудь расторопной домохозяйки. Нечего сказать – и по-мощник Ольхарда, и высокомерный церковник постарались на славу.
Теперь, когда все необходимые материалы были на месте, ничего не мешало проведению под-готовительных ритуалов. Следующие несколько часов мастер и его помощник провели на пого-сте, расчерчивая кладбищенскую землю и многочисленные надгробия различными магическими символами, выводя соляные фигуры, щедро орошая землю святой водой и шепча старинные и за-вораживающие слова заклятий и наговоров.
Пару раз на кладбище показывался любопытный отец Чагронский. С искренним ужасом тол-стомордый капеллан взирал на то, как вверенный ему погост превращается в «место дьявольского шабаша», призывал на головы нечестивцев все мыслимые и немыслимые кары. В общем, вел себя крайне раздражающе и стремился всячески помешать орденцам выполнять их работу. После оче-редной тирады капеллана вспыльчивый Зигфрид не выдержал и пригрозил церковнику физиче-ской расправой, если тот не соблаговолит закрыть свой рот. Возмущаясь прямой угрозой жизни честного и добропорядочного священнослужителя, отец Чагронский все же ретировался с клад-бища, устрашая дерзкого рыжеволосого еретика анафемой. Избавившись от надоедливого капел-лана, орденцы вздохнули с облегчением и всецело погрузились в работу.
Закончили клирики лишь, когда солнце уже клонилось к закату. Длинные угрюмые тени надгробий расчертили землю, где-то вдалеке тоскливо прокричала неведомая птица.
- Ну что можем начинать? – весь изгвазданный в пыли и кладбищенской земле, поинтересо-вался Зигфрид.
- Думаю – да. Иди укройся где-нибудь. Элемент внезапности нам не помешает, - кивнул Оль-хард.
Драчливый рыжий крепыш что-то недовольно пробурчал и скрылся за деревьями, окаймляв-шими крохотный старый погост.
Ольхард шагнул к обрамленному солью кругу и осторожно опустил клочок грязного погре-бального савана в его центр.
- Да. Пора начинать, - едва шевеля губами, прошептал клирик.
Последние красно-оранжевые отблески закатного солнца тонкой пленкой растекались по ше-роховатому камню могильных плит и старинных надгробий, драгоценным напылением они тор-жественно ложились на высокие шпили величественного в своей гордой мрачности старинного костела.
Ольхард замер перед очерченным на кладбищенской земле белой полоской соли кругом, доб-рых четырех локтей в поперечнике. Руки мастера были простерты вперед, открытыми ладонями к кругу, и мягкое голубоватое свечение, срываясь с пальцев орденца сочилось в круг, образуя во-круг предмета, находящегося внутри, переливающуюся всеми цветами радуги полупрозрачную сферу. Губы клирика находились в непрестанном движении, слова древнего заклятия властно за-стывали в холодном сумеречном воздухе, невидимыми глазу кристалликами льда.
На высоком бледном лбу клирика выступила испарина, волшба требовала от него немалых усилий, каждый мускул его жилистого тела подрагивал от нервного напряжения, а горло садни-ло, словно магические слова обжигали глотку нестерпимым холодом.
Самому Ольхарду весь процесс напоминал рыбалку, словно он пытался вытащить из глубокого темного омута здоровенную отчаянно сопротивляющуюся рыбину, вот только рыбина эта была в сотню раз опаснее любой самой зубастой щуки или старого и свирепого сома.
Воздух внутри круга дрожал, окутывая мерцающую призрачным радужным сиянием сферу, подобно тому, как подрагивают волны жара, подымающегося над пустынной сельской дорогой жарким летним днем. Произнеся последнюю фразу призыва, мастер сухо кашлянул и немного отошел от круга. Его взору предстала удивительная и в то же время пугающая картина: сгустки невесомого тумана, подобно черным как смоль хлопьям пепла парили в застывшем воздухе по ту сторону круга. Постепенно сгустки сливались друг с другом, образуя некое подобие человеческо-го силуэта, все это действо сопровождалось легким, дрожащим где-то на границе слуха гулом.
Через несколько мгновений, когда фигура дьявольского отродья, заточенного внутри магиче-ского круга окончательно оформилась, мастер сбросил с плеч тяжелый плащ, дабы тот не сковы-вал движений, и, достав из-за пояса гематитовый серп, шагнул к кругу.
В голове мужчины раздался полный злобы и ненависти холодный безжизненный голос:
- Глупый человечишко! Тебе же говорили, что ты найдешь лишь свою смерть!
Игнорируя чужой голос, скребущийся прямо в мозгу, Ольхард растянул губы в оскале. Узкое лезвие серпа замерцало пурпурным светом от вливающейся в минерал энергии.
- Теперь ты просто сдохнешь, и я с превеликим удовольствием сожру твою черную душонку! – продолжал голос твари.
Ольхард приблизился к самой границе круга и взмахнул оружием, с чудовищным запозданием осознавая, что он все же недооценил противницу.
За секунду до того, как все началось, он почувствовал колоссальный всплеск чужеродной про-питанной злобой и яростью энергии. Резкий порыв внезапно налетевшего ветра с легкостью от-бросил его от круга. Сильно приложившись затылком о выщербленный край гранитного надгро-бия, мастер почувствовал, что из образовавшейся от удара раны на затылке быстрой струйкой по-бежала теплая липкая кровь, в нос ударил противный тяжелый запах с нотками меди.
Сдерживающий порождение тьмы магический круг вспыхнул ослепительным сиянием, одно-временно с этим раскаленными углями заполыхали руны, испещрявшие два начертанных вокруг него защитных контура. Через несколько мгновений твари все же удалось взять верх: громкий хрустальный звон застыл в холодном осеннем воздухе, раскаленные угли рунических символов и сияние магического круга погасли, не в силах справиться с мощным потоком нахлынувшей на них темной энергии.
На месте контура соляного круга теперь образовалась неглубокая бороздка, земляные стенки которой от невыносимого жара превратились в гладкое стекло. Нисколько не опасаясь за сохран-ность своей шкуры, нечисть вольготно перешагнула границу круга и двинулась навстречу при-звавшему ее человеку.
Не отрывая взгляда от приближающегося чудовища Ольхард с трудом поднялся и, ощущая бо-лезненный гул в голове попятился назад. Черная, словно сотканная из густого дыма, фигура по-следовала за ним. В плавных и вальяжных движениях твари чувствовались мрачная торжествен-ность и неотвратимость, словно хищник, уже перебивший своей жертве хребет нечисть прибли-жалась к клирику, чтобы нанести последний смертельный удар.
Отступив за едва не раскроившее его череп надгробие Ольхард продолжил отступать. Тварь, которую эта игра в «кошки-мышки» по-видимому забавляла все также следовала за человеком. Слишком самоуверенная она и подумать не могла, что у этого испуганно пятящегося от нее куска мяса могут быть припрятаны в рукаве еще какие-нибудь козыри, поэтому она не обратила ника-кого внимания на то, что гладкая земля под ней внезапно стала рыхлой, словно совсем недавно в нее что-то закапывали.
С молниеносной быстротой, которой чудовище от него никак не ожидало он выбросил вперед левую руку. Сорвавшаяся с пальцев волшба ударила в самый центр черной фигуры и опрокинула ее на землю. Недовольный визг пронзил уши Ольхарда, впрочем, клирик не придал этому особого значения, а через несколько мгновений визг перерос в вопль боли.
Эту ловушку подготовил Зигфрид – целый мешок соли, равномерно рассыпанный на квадрат-ном участке со стороной в добрых три локтя, до поры до времени был скрыт под тонким слоем дерна. Когда же тварь, сама того не ведая забрела в ловушку, Ольхард опрокинул ее магическим ударом и активировал заклятие.
Исторгая откуда-то из недр черной постоянно меняющей очертания массы истошные вопли боли, чудовище извивалось, не в силах оторваться от земли. Тонкие струйки ядовито-зеленого дыма поднимались в тех местах где тело твари соприкасалось с поверхностью земли.
На глазах Ольхарда крошечные человечки, белесые тела которых были сотканы из соли, выби-рались из дерна. Непропорционально длинными тоненькими ручками они хватались за черный дым из которого, состояло тело твари, так словно этот дым был осязаемым. Крошечные треуголь-ные головки созданий приникали к растянувшейся на земле фигуре, открывая малюсенькие рты. Словно миниатюрные вампиры, гомункулы тянули из твари энергию, отчего дымовой покров, постепенно тускнел, и в нем образовывались дыры и разрывы. В этих разрывах клирик видел что-синюшно-бледное и отвратительно пульсирующее, на ум, почему-то приходила ассоциация с ры-бьим брюхом. По мере того, как тварь теряла свои силы разрывов становилось все больше, а тела крошечных помощников клирика наливались ослепительно ярким серебристым сиянием. Вся картина, представшая взору орденца выглядела одновременно завораживающей и страшной.
Ольхард шагнул к корчащейся на земле бестии, занося серп для удара. Тварь заметила движе-ние человека. Даже ослепленная болью, почти поверженная она все еще сохранила достаточно сил для того, чтобы сопротивляться. Резким движением она сбросила с себя крошечных соляных солдатиков и вскочила на ноги. Гомункулы тут же снова бросились в атаку, которой уже не суж-дено было увенчаться успехом – темная тварь резко взмахнула дымчатой рукой, и фигурки, напа-дающих вспыхнули ярким огнем лишь для того, чтобы через несколько мгновений растаять без следа.
Видя гибель своих помощников Ольхард, тут же ударил по твари заклятием. Та в самый по-следний момент успела плавно увернуться, и волшба способная, уж если не убить ее на месте, то по крайней мере сильно оглушить, задела ее лишь краем. Этого вполне хватило для того, чтобы бестия, потеряв равновесие, неуклюже кувыркнулась в бок и по инерции снесла старый деревян-ный крест, венчавший безымянную могилу.
Не давая твари времени, чтобы подняться с земли, Ольхард снова атаковал. Ослепительно яр-кая молния сорвалась с его пальцев и стремительной смертоносной стрелой устремилась к скор-чившейся на земле фигуре. Но в этот раз, к немалой досаде мастера, чудовище отреагировала практически мгновенно. Широко раскрыв глаза и закусив от напряжения нижнюю губу, Ольхард наблюдал за тем как черная тварь выбросила навстречу молнии внезапно удлинившуюся, словно щупальце осьминога руку. Две чуждые друг другу магии столкнулись и маленький провинциаль-ный погост озарила яркая вспышка, отпечатавшаяся размытым пятном на сетчатке глаз клирика. Раздался оглушительный грохот. Мастер с шипением дернул кистью, пронзенной внезапной бо-лью. Сквозь цветные пятна, которые все еще стояли перед глазами клирика, он разглядел, как на подушечках его пальцев надуваются волдыри от ожогов.
Тем временем, тварь, почувствовав замешательство клирика бросилась в ответную атаку. С не-вероятной скоростью она преодолела разделяющее ее и человека расстояние и, навалившись на него всем телом, повалила на землю.
Чувствуя, как воздух с легким хрипением покидает легкие, клирик рванулся, пытаясь сбросить с себя чудище. Но не тут-то было, кажущаяся столь аморфной и невесомой сущность, на деле была жутко тяжелой и обладала чудовищной силой. Черная, сотканная из дыма рука чудовища устре-милась к незащищенному горлу клирика. Напрягшись всем телом, мастер все же сумел освобо-дить правую руку, которая по-прежнему сжимала серп. Практически без замаха клирик полоснул чудовище по руке. Четыре пальца, отсеченные острым лезвием серпа взмыли вверх, превращаясь из дымчатых в мертвенно-бледные пальцы покойника.
Краем глаза Ольхард заметил справа от себя какое-то размытое движение, основное его внима-ние по-прежнему было сосредоточено на противнице. Издав полный боли крик тварь отклони-лась назад, и, в этот самый момент ее, словно сильным порывом ветра сдуло с распластавшегося на земле мужчины. С утробным рычанием огромный огненно-рыжий пес врезался в чудовище и вместе с ним покатился по земле, яростно рыча и клацая мощными челюстями.
Освободившийся Ольхард незамедлительно вскочил на ноги и посмотрел на сцепившихся про-тивников. Принявший свою животную ипостась Зигфрид, в облике здоровенного лохматого пса, наседал на нечисть. Из отверстой пасти, рвущейся к горлу чудовища, капала слюна, длинные клыки сверкали в последних лучах заходящего солнца. Тварь, не в силах сбросить с себя пса, мог-ла лишь удерживать его яростно ощерившуюся пасть на безопасном от себя расстоянии.
Ольхард бросился к сражающимся, но, услышав под левым сапогом противный хруст, неволь-но остановился и посмотрел вниз. Отсеченные мертвенно-бледные пальцы твари продолжали жить своей собственной жизнью, словно слепые мучнисто-белые черви они омерзительно изви-вались под ногами клирика, казалось, что они даже издавали тоненький писк, словно у них были рты. С чувством гадливости ненадолго замешкавшийся клирик пинком отправил извивающиеся пальцы в полет – подальше от себя.
Тем временем твари все же удалось справиться с новым противником. Ольхард заметил, как от шерсти преобразившегося двоедушника, в тех местах, где чудовище касалось его тела, начал под-ниматься дымок. В стылом вечернем воздухе запахло паленой шерстью и горелым мясом. Пес-Зигфрид истошно завизжал и отскочил от чудовища. Плавно поднявшись, нечисть бросилась к поскуливающему двоедушнику
На этот раз Ольхард был готов и среагировал первым – прокричав несколько слов на грубом гортанном наречии, он полоснул устремившуюся к Зигфриду бестию клинком призрачного би-рюзового пламени и прокричал:
- Не его, сука! Ты еще не закончила со мной!
Взбешенная тварь резко обернулась к клирику и, начисто позабыв о двоедушнике, с диким во-ем бросилась к человеку.
По мере того, как завывающая тварь неслась к нему, Ольхард видел, как сквозь черное колы-шущееся марево проступает бледное искаженной гримасой ярости лицо старухи. Когда тварь по-равнялась с ним, клирик резко взмахнул серповидным клинком, почувствовав, как остро заточен-ный гематит проходит не сквозь бесплотный дым, а через что-то плотное с противным хлюпаю-щим звуком. Ольхард ощутил, как что-то ударило его в левый бок, а затем воющая бестия, резко смолкнув по инерции пронеслась мимо.
Теперь Ольхард не торопился, он знал, что все уже кончено.
Обернувшись он посмотрел на поверженную противницу. Раздувшееся бледное тело, покрытое сине-черными трупными пятнами, распростерлось на земле в нескольких шагах от клирика. От-вратительную наготу покойницы скрывал лишь разорванный грязно-серый саван. Никакого чер-ного дыма. Никакой темной силы. Лишь грязный саван и разлагающееся тело мертвой ведьмы, которая теперь наконец-то была окончательно мертва.
Ощущая холод в левом боку, куда пришелся последний удар ведьмы, Ольхард приблизился к трупу и носком сапога перевернул его лицом вверх. На раздувшемся лице, покрытом язвами и трупными пятнами больше не было маски ярости и злобы, в валившихся глазницах копошились маленькие белые черви. Ольхард склонился над мертвой и быстрым росчерком серпа отсек ей го-лову, после чего поднялся и принялся шептать слова заклинания.
Магический огонь вспыхнул практически мгновенно, с жадностью набросившись на мертвую податливую плоть. В воздухе повис омерзительный запах тухлого горелого мяса.
- Все наконец-то закончилось? – поинтересовался, подошедший Зигфрид.
- Как видишь. Свою работу мы сделали, а вот кладбище придется восстанавливать нашему зна-комому капеллану. Думаю, он не очень будет этому рад.
Ольхард повернулся к Зигфриду, чтобы спросить у помощника, как тот себя чувствует, но по-чти тут же отвернулся, воздев очи к темнеющему небу и выругался:
- Твою мать! Пся крев! Ты что ли, хотя бы портки натянул!
Обнаженный Зигфрид, щеголяя голым задом, усмехнулся и молча отправился за дерево, где оставил свои вещи во время обращения.
Через несколько минут помощник мастера, уже полностью одетый вышел из-за дерева и, при-хватив по дороге плащ своего начальника, который тот сбросил перед началом боя, снова при-близился к Ольхарду.
Мастер Радгарский благодарно кивнул, набрасывая плащ на плечи. После чего, бросив взгляд на пепел – единственное напоминание о чудовище, с которым клирикам пришлось схлестнуться, направился к воротам кладбища. Но не успел он пройти и пары шагов, как его ноги подогнулись, и он, не в силах сопротивляться навалившейся на него слабости, повалился на землю.
Все еще пытаясь понять – почему же силы его покинули, Ольхард услышал взволнованный го-лос склонившегося над ним Зигфрида:
- Мастер! Что с вами? А, черт! Курва! Сколько же тут крови!
Чувствуя, как сознание потихоньку ускользает от него, Ольхард ощутил мертвенный холод, растекающийся по левой половине тела. Почти не слыша причитаний рыжеволосого двоедушни-ка, мастер попытался что-то ответить, но, со ставших вдруг такими тяжелыми и непослушными губ, не сорвалось ни звука.
Через несколько мгновений сознание покинуло Ольхарда, и весь мир утонул в черной непро-глядной тьме.
С того вечера, когда орденцы схлестнулись с восставшей из мертвых ведьмой на Божовичском кладбище, минуло три дня. Состояние Ольхарда заметно улучшилось. Рана, нанесенная ему яргой перед самой ее смертью оказалась довольно серьезной, и благодарить за свое теперешнее, в об-щем-то, неплохое самочувствие он должен был в первую очередь Зигфрида. Рыжеволосый не только притащил раненного Ольхарда домой к пани Хмелецкой, но и два последующих дня прак-тически не отходил от постели больного, всячески его выхаживая.
Зигфрид, конечно же, не был гением по части составления лечебных настоек и мазей, но тем не менее приготовленные им снадобья здорово помогли Ольхарду. Три глубоких пореза, оставлен-ные когтями ярги на левом боку мастера, все еще выглядели ужасно, но воспаление вокруг них практически прошло, припухлость спала, а главное, что лихорадка, жар которой терзал тело Оль-харда последние дни, наконец-то стихла, а вчерашним вечером больной даже с великим аппети-том поел, чем несказанно обрадовал, хлопотавшую над ним не меньше, чем Зигфрид, пани Хме-лецкую.
И все было бы хорошо, если бы сегодняшним утром в домик пани Хмелецкой не заявился весьма пренеприятный субъект. Этим самым субъектом оказался совсем недавно прибывший в город инквизитор. Следует отметить, что на инквизитора молодой человек, одетый в достаточно богатый мирской наряд, совсем не походил, и его принадлежность к ордену Святого Раскиана выдавал лишь висевший на шее серебряный медальон с изображением этого самого Святого.
Молодой расканец, явившийся в дом Хмелецкой незваным гостем, изъявил желание пообщать-ся с мастером Радгарским, и сейчас оба мужчины восседали за маленьким столиком в комнатушке Ольхарда, внимательно изучая друг друга.
По манерам и наряду инквизитора Ольхард сделал вывод, что тот из благородных – скорее все-го какой-нибудь четвертый отпрыск из знатного рода, которому наследства не видать, как соб-ственных ушей. Несмотря на свою учтивость и доброжелательность раскианец сразу же не понра-вился Ольхарду – было в нем что-то скользкое и гаденькое, хотя и неплохо скрытое за ширмой хороших манер.
Быстро закончив с приветствиями и дежурно-вежливыми вопросами о самочувствии собесед-ника, инквизитор перешел к делу:
- Мастер Радгарский, я понимаю, что с моей стороны невежливо тревожить человека, выздо-равливающего после таких тяжелых ран, но тем не менее у меня имеются к вам некоторые вопро-сы.
Стараясь никак не показывать своих эмоций, Ольхард вежливо кивнул:
- Спрашивайте, святой отец. Меня нисколько не затруднит оказать вам подобную любезность.
Инквизитор улыбнулся и продолжил:
- Эти вопросы всего лишь формальность. Просто наш орден решил провести собственное не-большое расследование. И поэтому – прежде всего меня интересует, что произошло здесь в Божо-вичах, и с каким именно дьяволовым отродьем вы здесь столкнулись?
- Что же, ответы на ваши вопросы достаточно просты. В Божовичах, как вам уже, наверное, из-вестно, произошла серия убийств, а убийства эти оказались делом рук ярги.
- Ярги? – наигранно удивился инквизитор.
- Именно. Восставшей из мертвых ведьмы, если выражаться более понятным языком.
- Вы сожгли тело?
- Незамедлительно.
- Ясно, это очень хорошо, мастер Радгарский. Следующий вопрос – не знаете ли вы кем была эта самая ведьма при жизни? Была ли она из местных?
- Это мне к сожалению, неизвестно. Думаю, с этим вопросом вам лучше обратиться к членам городского совета. Но позвольте полюбопытствовать – чем же вызван такой интерес?
Раскианец понимающе покачал головой и произнес:
- Охотно вам отвечу. Просто раз это была ведьма, то у нее в логове могли иметься какие-нибудь запрещенные книги. И если это действительно так, то эти богопротивные гримуары необ-ходимо придать огню.
После этих слов Ольхард почувствовал, как в нем закипает злость. Инквизиция гоняется за книжечками, создает видимость бурной деятельности, в то время, как вся грязная работа уже сде-лана чужими руками!
Стараясь, чтобы голос его звучал, как можно спокойнее мастер спросил:
- Скажите мне, а как могло выйти так, что сама ведьма не была придана огню? Покойница бы-ла глубокой старухой и, мне, честно сказать, еще никогда не приходилось сталкиваться с тварью подобной силы. Это может говорить лишь о том, что ведьма долгие годы оттачивала свое темное искусство. Неужели под боком у Святой Инквизиции?
В глазах раскианца вспыхнули недобрые огоньки, слегка поджав губы он холодно произнес:
- Иногда такое случается. Всесилен и всезнающ лишь наш Бог. Нам же, скромным слугам его, иногда свойственно совершать ошибки. Но скажите мне, мастер Радгарский, уж не услышал ли я в ваших словах упрек?
- Что вы никаких упреков, лишь сухая констатация факта: ведьма не была сожжена в очищаю-щем пламени и вернулась в мир живых, а забота по ее окончательному упокоению легла на мои плечи. Вот и все.
- И я от лица всего ордена Святого Раскиана выражаю вам благодарность за оказанную нам помощь.
Ольхард горько усмехнулся. Благодарность в обмен на располосованные ребра – не очень то равноценный обмен. Но раскианцу свои мысли он озвучивать не стал.
- Что же. Благодарю за разговор и желаю скорейшего выздоровления, мастер Радгарский, - поднимаясь из-за стола попрощался инквизитор.
Уже практически выйдя из комнаты юный инквизитор обернулся и, чуть улыбаясь уголками губ, произнес:
- Если позволите, то хотел бы дать вам один совет.
- Конечно.
- Высказанного никогда не вернешь. И менее разборчивые уши иногда могут услышать оскорбление даже в простой, как вы изволили выразиться, «констатации фактов». Помните об этом!
Должного эффекта на Ольхарда эта речь не произвела, ни этого щенка-инквизитора, ни самого ордена Святого Раскиана он особо не боялся.
Почти сразу же после ухода раскианца на пороге комнаты появился Зигфрид.
- Эта расфуфыренная задница ушла? – насупившись поинтересовался рыжий.
- Как видишь.
- Ненавижу Инквизицию! – зло бросил Зигфрид, что было вполне объяснимо, учитывая взаим-ную нелюбовь его племени и братьев-экзекуторов.
- Тут я с тобой полностью согласен, друг мой.
- Как ваше самочувствие, мастер?
- Ты знаешь, вполне сносно. Думаю, уже завтра мы сможем покинуть город.
- Завтра? А не рано ли? Как бы ваши швы не разошлись! – озабоченно воскликнул Зигфрид.
- Что же, я готов пойти на такой риск. Милая провинциальность Божовичей уже сидит у меня в печенках! А если эта, как ты выразился, «расфуфыренная задница» снова захочет сюда сунуться, то я могу и не сдержаться.
Зигфрид поддержал недовольство своего мастера по поводу молодого инквизитора отборной бранью, от которой юношу, недавно покинувшего дом, наверняка разобрал приступ внезапной икоты.
- Как хорошо, что пани Хмелецкая тебя не слышала! – с укоризной взглянув на рыжеволосого, деланно возмутился Ольхард.
После подобного заявления в маленькой комнатке на мгновение повисла тишина, а затем оба мужчины искренне рассмеялись.
В соседней комнатке пани Хмелецкая удивленно прислушалась к мужскому смеху, а затем улыбнулась. Ей было радостно осознавать, что кошмар, в котором ее городок жил последние не-сколько недель, наконец-то закончился.
Пожирающая души
© Copyright: Боярчук Глеб Александрович, 2019
Свидетельство о публикации №219020101824
Свидетельство о публикации №219020101824
Рецензии