О Саше

О Саше…

Это было уже невероятно давно. Целых пятьдесят лет назад. Ужас! Целая вечность! Жизнь одного поколения! Какие, оказывается, мы древние уже. Не случайно на нас поглядывает молодёжь, как на динозавров. И, тем не менее, это было великолепное время! Счастливое время! Время нашего безоблачного детства и начала нового этапа в жизни.
В тот светлый, счастливый и солнечный день, 1 сентября 1968 года нас, идущих в первый раз в первый класс в сопровождении воспитателей из нашего детского садика и наших родителей, встречала поистине волшебная, необыкновенная школа. Она была трёхэтажной – самым высоким зданием в наших по соседству расположенных целинных совхозах на берегу степной речки Кара-Мурзы. До того лично я никогда не видел зданий более двух этажей. Такие здания были у нас в совхозе. В одном из них находилась наша местная больница, а другое здание по-соседству было жилым домом. Но трёхэтажное здание было для меня в диковинку. К тому же до школы надо было идти достаточно далеко и долго, ибо она находилась не в нашем совхозе «Молодёжном», а в соседнем – в совхозе имени Олега Кошевого. Из нашего садика мы вышли достаточно рано и шли строем вместе с родителями и воспитателями, с цветами, нарядные, через весь посёлок, а потом - через достопримечательность наших обеих совхозов – висячий через реку длинный-предлинный, как мне тогда казалось, мост. Наконец дошли до школы, где проходила далее торжественная линейка, на которой  нас и всех присутствовавших поздравляли с началом нового учебного года. Для нас это было вообще нечто совершенно новое, начало вообще новой жизни. И это очень чувствовалось!
Вот нас провели в здание школы, завели в класс, в котором нам предстояло учиться. Было много незнакомых детей. Это были дети, которые по каким-либо причинам не ходили в садик. Помню, меня посадили вначале с какой-то девочкой по фамилии Неделько. Мне это не понравилось, ибо девочек я сторонился всегда. Но возразить я не решился. Всё было так непривычно, диковинно, и, может быть, даже страшно. Представили нам нашу учительницу. Кажется, её звали Полинко Мария Иосифовна. И она начала вступать в свои права - знакомить нас с классом, правилами и школой в целом. Потом (не помню почему) она начала пересаживать некоторых учеников, и мне посчастливилось избавиться от неприятной мне соседки. Меня посадили с мальчиком, которого я не знал. Он был не из наших, не из садиковских.
- Давай знакомиться, - сказал деловито он мне и протянул руку.
- Давай, - сказал в ответ сдержанно очень я и пожал его протянутую руку.
- Как тебя зовут? - спросил он.   
- Сергей, - сказал я. В садике так все звали меня, по-казахски же меня называли только домашние.
- А меня зовут Сашей.
Он был очень серьёзен и его официальный тон меня смущал ещё более. Я совсем зажался. Он же продолжал знакомство.
- Ты считать умеешь?
Я внутренне обрадовался тому, что дома меня научили считать до десяти. А то каким бы я выглядел, если бы не знал даже этого?!
- До десяти считать умею, - с гордостью ответил я. Но моя гордость тут же была подавлена, ибо оказалось, что мой собеседник умеет считать и до ста, и до тысячи.
- А писать-то ты умеешь? – опять спросил он.
Я уже не очень уверенно сказал, что печатными буквами пишу своё имя и фамилию. И его ответ подавил меня ещё более, ибо он сказал, что пишет любую фразу и не только печатными буквами.
Внутренне я ужаснулся: оказывается, тут все уже всё знают, все такие грамотные, и только я один такой тупой, неграмотный, никакой…
Когда же он спросил, а умею ли я читать, я совсем сдался и признался, что не умею. Он же с гордостью сказал, что уже прочитал весь букварь и «Родную речь».
Я был сражён наповал! Огромное здание школы, которое мне показалось чем-то мистическим, запредельным, рядом с которым чувствуешь свою ничтожность… И этот мальчик, который уже всё знает изначально… Всё это внушало мне благоговение и страх. Я чувствовал свою несостоятельность, казалось, что я ничего не смогу осилить, ничего не смогу сделать из того, что я вроде как должен. И в то же время я понимал, что дороги назад уже нет…
Позднее всё утряслось. Оказалось, что я не самый тупой, не самый несмышлённый. Я был в середняках, чего не скажешь о моём друге, Саше, который всегда и неизменно был в отличниках…
В классе во втором, кажется, он начал носить очки. И я во всём старался на него походить. Он завлекал меня в невообразимые дали, в фантазии и мечты. Мы мечтали с ним о мировой революции, о том, как освободим бедных крестьян и рабочих какой-нибудь там Гвинеи или Мадагаскара. Мы фантазировали о полётах на Луну; о роботах и вычислительных машинах я также впервые узнал от него. Когда наши пацаны бегали, играя в войнушку или в футбол, он уводил меня на наши лиманы или берег реки, где обнаружил кем-то вырытый «штаб». Два «штаба»! Это была наша тайна. В них мы прятали свои портфели с различными безделушками типа якоря от электродвигателя, о котором он уже что-то знал, а я и понятия не имел…
Он был особенный. Он был не такой, как все. Он был не от мира сего. И я во всём пытался походить на него…
…Как-то был медосмотр, и во время проверки зрения я сильно прижал предложенную мне для закрывания одного глаза лопаточку, после чего долго не мог различить предлагаемые мне медсестрой буквы в таблице для проверки зрения. Так мне прописали первые очки. Помню, когда я их впервые одел, зрение было вообще никаким, но потом глаза адаптировались, и я какое-то время в них ходил. При повторной проверке мне прописали совершенно другие очки. Если первые были плюсовые, увеличительные, то вторые были, наоборот, минусовые, уменьшительные. И снова поначалу я в них ничего не видел, и лишь спустя какое-то время начал в них что-то различать. Но меня тогда это не смущало, ибо я был похож на Сашу – хотя бы тем, что носил, как и он, очки…

…Однажды, кажется, в классе третьем или четвёртом, нам задали на дом какую-то сложную задачу по математике. И я не смог её решить. Мы тогда учились во вторую смену, и обычно с утра можно было поиграть где-то на улице, если успевали сделать домашние задания с вечера. Саша пришёл ко мне, чтобы опять поиграть в снежки, кажется, но я не мог. Я не справился с заданием, с утра продолжал над ним ломать голову. Родители мне ничем в подобном случае не могли помочь. Саша же легко справлялся с любыми заданиями, и тогда тоже он объяснял мне что-то, но я так и не понял. Гулять и поиграть не получилось тогда, но и двойки я не получил, потому что никто в классе, кроме него, моего друга Саши, этой задачи не решил. Он был всегда на высоте! И для меня он всегда был ориентиром, правофланговым, как тогда говорили, на которого надо было равняться…
Мама Сашина, Валентина Павловна, была учителем химии и биологии. И мы с ним часто бывали в её кабинете. Для меня, ученика начальных классов, этот кабинет на третьем этаже школы, казался каким-то иным миром – миром чудесным, волшебным. Было какое-то благоговение перед наукой о жизни и наукой о химических превращениях. В её кабинете было много различных растений, чучел и макетов, шкафов с химическими реактивами. И это всё производило неизгладимое впечатление!
Кроме того, как я уже упоминал, школа наша была трёхэтажной, и каждый этаж был как бы ярусом, уровнем более высоким по отношению к нижележащим. Первый этаж занимали начальные классы. Октябрята. И здесь бегали всегда лишь малыши с первого по третий классов. На груди каждого из них красовались звёздочки с портретом маленького Ильича. На втором этаже учились пионеры – ученики с четвёртого по седьмой классов. Они отличались красными пионерскими галстуками. Они были взрослее и, значит, развитее младших по всем параметрам. А на третьем этаже учились старшеклассники – комсомольцы, ученики с восьмого по десятый классов. У них не было галстуков, но на груди каждого из них был комсомольский значок. Для нас, младших, ученики с третьего этажа казались взрослыми дядями и тётями, благо и по форме, и по внешним атрибутам они ничем не отличались от таковых. Попасть на этаж выше своего было для нас как бы запретным действом. Как-будто кто-то наложил табу на пресечение границ этих ярусов. Но нам с Сашей это позволялось. Впрочем, без него я никогда не пресекал этих границ. И это тоже было символично и показательно. Только с ним я мог попадать в эти «высшие миры». И этот стереотип остался во мне на всю жизнь. Он был и есть мой учитель, собрат, сопровождающий меня по всем моим путешествиям в этом мире. Его присутствие  было незримо, но осязаемо мною всегда…
…Иногда я, конечно же, бывал у него дома. И этот скромный маленький домик, как я сейчас это понимаю, всегда завораживал меня своим уютом и чистотой, обилием книг и журналов научно-популярной тематики. Особо впечатляли меня тогда ряды журнала «Наука и жизнь». Я позднее стал постоянным подписчиком этого журнала и вплоть до самого распада Союза получал его и никогда об этом не пожалел. И в этом тоже была немалая заслуга Саши…
…А однажды летом, на каникулах, я решил немного отойти от своих стереотипов подражания Саше. Мы с ним никогда не матерились, старались быть культурными, воспитанными. Наши же сверстники не всегда следовали этим правилам, и у них нормой было употреблять в речи бранные слова. Причём, казалось, что чем чаще и грубее мат в его речи, тем он, этот мальчик, круче. И я решил однажды быть таким же, как все, а не как не от мира сего Саша, и, подойдя к игравшим на лужайке недалеко от нашего дома Вовке Тонкиху, нашему однокласснику, и моему братишке Булату, стал, через слово вставляя матерные слова, что-то говорить. Надо было видеть их физиономии в этот момент! Они были ошарашены, потеряли дар речи! Я же не унимался, закидывая их всё новыми и всё более изощрёнными словами ненормативной лексики.
- Что вытаращились? Вам можно материться, а мне что - нельзя?! – наезжал я на них.
- Да нет, матерись, - сказал растерянно как-то Вовка. – Просто ты с Сашкой Кашлюком никогда не матерился, а тут такое выдал!..
Этого эпизода мне хватило, чтобы никогда больше не материться и следить за нормативностью своей речи. И это тоже – от Саши… 

…Конечно, я был другим. Он был всегда впереди, был несравненно лучше меня. Был для меня ориентиром, эталоном, целью. После четвертого класса мы переехали в другой совхоз того же района. И здесь я нажал на учёбу, чтобы быть, хотя бы и заочно, поближе к нему, быть отличником, правофланговым, впереди идущим. Я не был гением, мне всё давалось с огромным трудом. Я тратил много часов на учёбу, играл в шахматы, стал выписывать журналы «Юный техник», «Наука и жизнь», «Техника – молодёжи», «Моделист-конструктор». Это он приобщил меня к технике, породил интерес к знаниям, науке. В местной библиотеке я нашёл и обменял книги «Август удивительных открытий» и ещё одну, в которой описывались приключения и поделки-изобретения двух друзей. Это Саша когда-то показал мне эти книги и неоднократно с увлечением рассказывал об описанных в них вещах. Название второй книги как-то забылось, но впечатления от них  остались…
В школе позднее я специально записался на хор, хотя петь я не умел и не любил. Записался потому, что и Саша, как я знал по переписке, участвовал в хоре, и предполагалось, что и они, и мы будем выезжать на районный смотр-конкурс. Там была возможность встретиться. Ведь встречались мы теперь в лучшем случае раз в год, летом, на каникулах, когда мы приезжали в «Молодёжный» к Саше на несколько дней…

…В какой-то год из того периода Сашу как отличника учебы отправили в Артек – всесоюзный пионерский лагерь в Крыму. Попасть туда нам, простым, не очень-то и  светило. Надо было в буквальном смысле пахать. И чтобы и в этом походить на своего друга и учителя, я стал нажимать на учёбу и всеми силами и порами души хотел достичь этой цели. И я действительно попал в кандидаты на Артек, но не знаю почему, вместо меня в последний момент отправили какую-то девочку из класса ниже. Было обидно, конечно, но я сделал всё, что мог, и действительно стал отличником учёбы, как и Саша. А что не побывал в Артеке – так это не беда. Я всё равно походил на моего друга и стал пусть не таким во всём, как он, но приблизился к его уровню. А это уже было немало…
Шли годы. Мы снова переехали – уже вообще в другую область Казахстана. Правда, там прожили всего год и снова вернулись на родину – в Октябрьский район. Но и там я всегда помнил о Саше, переписывался с ним, читал и выписывал те же журналы, что и он. В частности, в списке этих журналов появился и журнал «Квант», имевший физико-математический уклон. Мне это всё было тяжеловато, но прельщало то, что это была тема элитарная, и к этой теме тяготел Саша, а я по-прежнему хотел быть на него похожим. Я тоже поступил в заочную физико-математическую школу при журнале «Квант», но впоследствии забросил эту тему. Саша же продолжал там обучение, что впоследствии помогло ему поступить в МФТИ…

В Уркаше мы прожили всего один год. Нас тянуло на родину, и, наконец, отец получил направление в наш район на должность ревизора райсельхозуправления. Пока строился дом в Октябрьском, около полугода мы прожили в соседнем с «Молодёжным» совхозе имени Олега Кошевого. И мне посчастливилось опять же попасть в тот же самый класс в нашей школе. Многое уже поменялось! Не столько в самой школе, сколько в людях. Наши девочки повзрослели, стали девушками, а пацаны некоторые, дабы выглядеть постарше и посолиднее, стали курить, вести себя где-то вызывающе, а иногда не отказывались и от алкоголя. Я был чужим среди своих, ибо, как говорил дон Хуан Карлосу Кастанеде, я искал вчерашний день, Икстлан, которого уже нет и никогда не будет. В общем, это был трудный период подросткового взросления…

С Сашей мы снова были в одном классе. И хотя я знал о его незаурядности, меня впечатляло и удивляло отношение к нему наших учителей. Все к этому относились без вопросов, ибо, видимо, все знали о таком необычном ученике. Например, на уроке истории всем нам дали задания по контрольной, разбив предварительно на два варианта. Первый ряд сидящих за одной партой – первый вариант, второй ряд – второй вариант. И когда мы начали писать, учительница подошла к Саше и сказала, что он может не писать, а вместо этого пусть почитает вот эту книгу по истории древнего мира. На физике, химии или математике ему давали задачи из журнала «Квант», которые предлагались для поступающих в МГУ, ЛГУ или МФТИ. Мы же парились над простыми задачами из школьных учебников. И ведь он реально решал те задачи! И никто не сомневался в нём и не удивлялся его способностям. «Кашлюк – это Кашлюк!». «Саша Кашлюк – это феномен», - говорили о нём. «Это Знайка из мультфильма о Незнайке»! Он и внешне был похож на того Знайку. И на любом уроке он мог, без особого выпирания своего эго, скромно, но вполне уверенно высказывать своё особое мнение, часто споря с самим учителем! И нередко, особенно молодым учителям, приходилось напрягаться в дискуссиях с ним. Ведь его кругозор и уровень знаний был достаточно высоким, часто даже много выше, чем у самого учителя!..

После школы он поступил в МФТИ (Московский физико-технический институт), а я – в КГМИ (Карагандинский государственный медицинский институт). Он стал специалистом по компьютерным технологиям, а я стал врачом. Нет, наши дороги не расходились. Мы всегда шли где-то рядом в Пространстве Духа. Мы всегда делали что-то, и хотя это «что-то» внешне разнилось, на самом деле всё это – Одно. Дух единый сопровождал нас всегда, объединяя в разном пространстве и времени, при разных обстоятельствах. Мы творили в Пространстве Духа, реализуя Замысел Духа, самореализуясь в своей деятельности. Мы были всегда вместе – даже тогда, когда вроде как ненадолго теряли связь друг с другом. Он по-прежнему где-то там, впереди. Он ориентир для меня даже сейчас, несмотря на то, что и он, и я – уже не те первоклашки, которые знакомились 1 сентября 1968 года. Нам уже далеко за пятьдесят. Кто знает, сколько ещё нам идти вместе по этому миру, будучи отделёнными в пространстве, но едиными в Духе. Но как бы там ни было, наше единство, я уверен, продлится и по ту сторону жизни, ибо Идущему нужен свет – свет далёкой звезды, ориентир – недостижимый, высокий, влекущий к дальней, может, призрачной, цели. И хотя сама звезда для Путника недостижима, её свет – необходимость, как ориентир, указывающий правильное направление. И этот свет виден отовсюду. И пока есть эта звезда, этот ориентир, не страшны те передряги, которые ждут Путника на его пути, не страшны никакие кризисы, катаклизмы, ибо, если есть свет в конце тоннеля, значит, есть смысл во всём происходящем и уже произошедшем. И, значит, есть смысл и для того, что грядёт. И оно будет непременно светлым и счастливым, ибо пока есть такие люди, пока Земля рождает таких «не от мира сего» уникальных личностей, будет существовать наша цивилизация, будет возрождаться и развиваться, каких бы затрат это ни стоило…
 
…Величие – в незримости, в невыпячивании себя, но в служении духу человеческому. Велик не тот, кто всеми правдами и неправдами пытается пролезть на верх социальной пирамиды. Не тот, кто популистскими путями, изощрённым обманом добивается власти и богатства. Но тот истинно велик, кто служением своим, каждодневным трудом подвигает незаметно человечество к вершинам его эволюции. И это истинное величие часто не оценивается людьми, но сохраняется в Духе…
…И вот опять круг замкнулся. Я опять попадаю в тот первый день своей школьной жизни, когда мальчик Знайка протягивает руку и предлагает знакомство и дружбу. Когда он снова шокирует меня своими знаниями всего того, что мне ещё предстоит только познать. И я, как Незнайка, испуганный и ошарашенный, вновь сажусь за парту и во всём стараюсь походить на него, Знайку, и это стремление даёт мне энергию, ресурсы для того, чтобы двигаться вперёд…

…И я по-прежнему иду за тобой, Саша, мой друг и учитель, мой брат и сопутник… Мы ещё успеем с тобой свернуть горы, покорить неприступные вершины, совершить мировую революцию и слетать на Луну. И в каждом новом цикле новой эволюции я буду следовать за тобой, и я буду всегда нести в своём сердце этого удивительного мальчика Знайку, который покорил меня своими достижениями, своей любовью к Знаниям, своим спокойствием, скромностью и величием одухотворённого Знанием Человека Пути…

1.01.2019