Спирт

Впервые столкнулся я с яркой солнциалистической действительностью на судостроительном заводе в Комсомольске-на-Амуре, куда пошел работать после окончания школы.  Должность моя называлась "ученик электрослесаря", а объектом строительства был первенец проекта номер 550 — ледокол "Амгуема".  Занимался в основном затяжкой кабелей в компании таких же низкоквалифицированных работяг, как я сам.

В цехе, где строился корабль, возвышалась бытовка — сваренное из металлических листов двухэтажное сооружение, на первом этаже которого размещалась рабочая раздевалка с железными шкафчиками и душ, на втором — контора, где обреталось начальство, контролеры, конструкторы и проектировщики.
 
Воспитанный школой и родителями в духе строительства коммунистического общества, настроен я был радужно и выполнял свою нехитрую работу с большим энтузиазмом.  Именно в ту пору впервые зазвучала по радио песня со словами: "Сегодня мы не на пара-а-а-аде, Мы к коммунизму на пути-и-и-и-и!" — правда, мотив песни отличался от нам привычного и более похож был на похоронный марш.  В таком унылом виде песня просуществовала недолго и была, что говорится, подвергнута авторской правке.

Так вот.  Я пребывал в уверенности, что наш советский строй — лучший в мире, что наше советское общество самое передовое и здоровое, что у нас в принципе нет преступлений, аморальщины, воровства, пьянства, а если такое и случается — все это происки агентов загнивающего империализма, всеми силами пытающихся очернить наш великий советский строй.  Я с упоением слушал трибунные речи нашего лидера Никиты Сергеевича Хрущева (до аккомпанемента в виде башмачного стука по трибуне дело еще не дошло).  Я строевым шагом, задирая подошвы выше уха, устремлялся в коммунизм.

Но тут случился облом, который сильно поколебал мою веру в совершенство нашего солнциалистического общества.

Явившись как всегда, в половине восьмого утра в цех и направившись в раздевалку, дабы переодеться в рабочую униформу, я был остановлен целой оравой ментов.

— Вчера вечером тут был? — спрашивают.
— Ага, был, — отвечаю.
­— Что видел?

Ломаю голову, вспоминая, что я там видел, но вспомнить удалось только то, что ремонтники со стремянки сверлили длинным сверлом потолок.

— Восемнадцать лет есть? Будешь понятым.  Марш за мной.

Поднимаюсь вслед за милиционером на второй этаж.  Ничего подозрительного не вижу, кроме распахнутой настежь дверцы сейфа, стоящего в углу.  И еще удивил меня резкий запах спирта.  Как пахнет спирт, я отчетливо помнил по школьным урокам химии.

— Знаком предмет? — спрашивает мент, показывая мне здоровенное сверло, приваренное к арматурине.

— Знаком, — отвечаю, —  вчера ремонтники этим сверлом потолок дырявили.

— Ремонтники, значит...

Как непосредственный участник следственного процесса, я был посвящен в основные детали произошедшего события.  Труженики-корабелы пронюхали, что в сейфе, расположенном в углу помещения на втором этаже, был спирт.  А посему, поскольку сейф был достаточно высок, труженики приварили сверло к длинной арматурине.  И только после этого принялись дырявить потолок.

Выше потолка еще следовало массивное днище сейфа, кипа документации в нижнем его отделении, перегородка на второй этаж и непосредственно десятилитровая бутылка.  Бутылка была стеклянная.  Она немедленно раскололась при попытке просверлить ее дно.  Весь спирт вылился в нижнюю часть сейфа и напрочь испортил всю документацию, хранившуюся там.  (В какой-то степени помогло порче бумаг  и проникшее сквозь толщу "синьки" сверло).

Понятно, что ни одной капли спирта похитителям не досталось —  весь оный божественный напиток был поглощен технической документацией.

Моя незыблемая вера в коммунистические идеалы и мировое лидерство советского рабочего класса сильно пошатнулась.

Слава Господу, что оригиналы документов хранились в заводоуправлении.  А то не видать бы Амгуеме океанского простора, как автору сего опуса своих ушей без зеркала.