Чечетка

               

       Перейдя на третий курс  учебного заведения  имени товарища Дзержинского, мы пришили на рукава   форменок  очередной    угольчатый   шеврон  и убыли в составе группы с Белорусского вокзала на Балтику, в славный город  имени Всесоюзного старосты.  Пройти там  очередную оперативную стажировку.
       Ребята у нас все были крепкие, многие старшины,  отслужившие срочную в Военно-Морском флоте.
       До бывшего Кенигсберга доехали с приключениями - едва не подрались  в вагоне-ресторане с командой  БМРТ*, возвращающейся из Африки, после серьезной рыбалки.    Уже слегка поддатые  рыбаки были не хилые, но банок мы им точно бы накидали. Имея специальную подготовку, а также не раз «воспитывая» московских хулиганов.
       Впрочем, конфликт разрешился мирно, и объединенная компания  до закрытия ресторана выпила все, что было в заведении.
       Утром, на конечной остановке нас встретил представитель Особого отдела – хмурый капитан 1 ранга, и на автобусе доставил в отдел, где всех распределили по береговым частям Дважды Краснознаменного Балтфлота.
       Далее последовал короткий инструктаж начальствующего адмирала, после чего нас отправили в кадры.
       Там каждый получил продовольственный аттестат, деньги на проезд, а к ним  сопроводительные документы, после чего мы распрощались на два месяца и самостоятельно отправились на места. Набираться оперативного опыта.
       Моим местом стажировки  был город Мамоново, на границе с Польшей, в коем, находился трехтысячный  учебный отряд надводного плавания.
       Туда я добрался к обеду на электричке, где был встречен   старшим оперуполномоченным Особого отдела, капитаном 3 ранга Сильницким. 
       На все время  стажировки он являлся моим наставником. 
       Для начала Вадим Петрович (тоже выпускник нашей Школы), определил меня на жительство в довольно уютную комнату одной из курсантских казарм, а затем представил командованию части. Капитану 1 ранга Соколову и его заместителю -корейцу,по фамилии Пак.
       Оттуда мы отправились на обед в офицерскую столовую, где в качестве официантов  трудились девушки.   В синих, с погонами сверхсрочников  курточках, белых накрахмаленных фартучках и коротких черных мини юбках. Все как на подбор, улыбчивые и доброжелательные. 
       - Не хило, - подумал я, уписывая  сочную котлету с макаронами.
       Обед был на уровне, его готовили  умелые коки.
       Затем, оставив столовую и поблагодарив морячек, мы прошлись по территории отряда. 
       Он впечатлял. Вытянувшиеся в два ряда краснокирпичные, в три этажа, обсаженные высокими липами  казармы,  такие же учебные корпуса, обширный, выложенный темным булыжником плац, с примыкающими к нему бетонными ангарами, а в конце озеро с плавающими там лебедями и небольшим, ухоженным парком.
       -  Все это еще до войны принадлежало Германии, - пояснил Сильницкий. - И  здесь находилась танковая школа младших командиров вермахта. Мамоново, кстати, назывался Хайлигенбайль.  Наши войска взяли его с ходу, и немцы не успели ничего взорвать.
       Далее мы прошли в кабинет наставника, расположенный на первом этаже одной из казарм. Он состоял из двух  комнат с отдельным входом, был обставлен добротной дубовой мебелью, имел  чугунного литья пару сейфов, а на  вычурной этажерке стоял ламповый приемник «телефункен».
       - Все трофейное, -  видя мое удивление, сообщил Вадим Петрович.
       - А приемник работает? -  спросил я.
       - Включи, - уселся за рабочий стол хозяин.
Я подошел к приемнику и щелкнул круглой рукояткой. На   панели  кошачьим глазом засветилась шкала, а потом агрегат  выдал мелодию популярной песни.
       Впрочем, слушать мы ее не стали. Сильницкий извлек из сейфа  и предложив мне стул, огласил план стажировки.
       Мне надлежало изучить литерное дело на объект, личные дела негласных сотрудников, а также  на практике освоить формы и методы работы с ними. В части и за ее пределами. Ну и еще многое другое. План был насыщенным.
       Время летело незаметно, вечером я возвращался в  свою комнату  и, почитав на сон грядущий  редкую тогда «В августе 44-го» (книгу подарил мне Сильницкий),  отходил ко сну.
       И вот как-то одним таким, часов в девять, прихожу к себе, а там стоит вторая койка и новый житель. Сухопутный курсант-третьекурсник в кителе с красными погонами. Года на три моложе, круглолицый и  веселый.
       - Ты откуда нарисовался? -  спрашиваю.
       - Из Вольского училища тыла, - отвечает. - Будущий военный финансист. Прибыл в эту часть на стажировку.
       Гляжу, парень вроде неплохой, да еще привез с собой  в чемодане бутылку водки, предложив выпить для знакомства.
       - Только закуски нету, -  шмыгает курносым носом.
       - Это,- отвечаю,- ничего. Щас все будет.
       К тому времени у меня были неплохие отношения с «рашпилями»* - командирами,  живших в казарме роты молодых матросов.
       Сначала, при знакомстве, рашпили хотели выпендриться.    Ты, мол, курсант, салага, а у нас  вся корма в ракушках. 
       Но я  доходчиво разъяснил,  когда они еще утирали сопли на гражданке,  дядя ходил в моря  на подводных лодках. А одному, самому борзому, дал в лоб. Чтоб служба раем не казалась.
       Все быстро осознали.
       Короче выхожу, нахожу,  его через дневального  и старшина  организует  закуску.   У них всегда есть что пожевать Ну а если надо, то  и выпить.
       Запираемся с  Лешкой (так зовут курсанта) в комнате, выпиваем, сделав по бутерброду с тушенкой, и беседуем о жизни. - А ты из какого училища? - интересуется он между делом.
       - Из московского, - отвечаю. - Есть там одно такое. Типа «шмоньки»*.
       - Не знал, - вертит  курсант стриженой головою.
       - А всего знать невозможно, - отвечаю.
       Когда выпили грамм по сто, финансист чуть порозовел  и говорит,- желаешь, сбацаю чечетку?
       Тужурку он к тому времени снял, сидит в зеленой рубашке с подтяжками, и казенных, как и я тапочках.
       -  Желаю, - отвечаю. - На флоте ее очень уважают. 
       Чечетку моряки  действительно всегда любили, и в экипаже, где я в свое время служил, у нас двое парней ее неплохо стучали.
       - Жаль, только ботинок подходящих нету, - вздыхает Алексей. - Мои на микропоре.
       - В чем вопрос? - отвечаю. У тебя размер какой?
       -  Сорок второй.
       - И у меня такой. Надевай мои ботинки и бацай  (на флоте тогда выдавали узконосые хромачи с кожаными подошвами).
       Достаю их  из-под койки, - пожалуйста.
       Лешка примерят, - и улыбается, -  как на меня шиты. Зашнуровывает.
       Я, в предвкушении зрелища, тяну из лежащей на столе пачки беломорину, чиркаю спичкой и  выпускаю клуб дыма.
       А новый знакомец, меж тем, встает с банки*, - притопывает ногами и выходит на середину комнаты.
       У нее пол из  дубового, надраенного до блеска  паркета, такой и  в других помещениях казармы.
       Затем   курсант  сует руки в карманы, делает  рожу ящиком и  начинает медленно цокать каблуками. Постепенно дробь учащается (работают только ноги, верхняя часть туловища неподвижна).
       Вскоре это уже  целый вихрь ритмичных, дробных звуков.
       - Вот это да! -  выпучиваю глаза. - Подобное видел только по телевизору, у братьев Гусаковых*.
       А  исполнитель, как говорят, входит в раж. Теперь он выделывает «па» руками и дробно цокотит  по паркету.
       Мои ноги тоже непроизвольно дергаются.
       - Молодца, Леша! -  умиляюсь я. - Давай, поддай жару!
       И в это время  раздается громкий стук в дверь. Разрушающий идиллию.
       -  Кого там принесло? - кривлюсь я, тыча окурок в пепельницу,  встаю,   прохожу к двери и отпираю.
       - Не спишь? -  переступает порог лет сорока худощавый  майор в черной габардиновой тужурке с орденскими планками  и в такой же, с  шитым «крабом»*  мичманке.
       Он недавно переведен в отряд с ТОФа,* где командовал батальоном морской пехоты, на должность заместителя командира по строевой части. 
       А поскольку семья майора еще не приехала,  допоздна задерживается в отряде и заходит ко мне сразиться в шиш-беш*, большим любителем коего является. А еще мы с ним пьем крепкий чай с баранками, и гость рассказывает мне о Дальнем Востоке.
       - Вот, знакомьтесь, Сергей Петрович,- говорю, указывая на Лешу. - Мой новый сосед. Тоже прибыл к вам на стажировку.
       - Здравия желаю, товарищ майор! - бросает тот руки по швам. - Курсант Алексей  Голубев!
       - И тебе не хворать, - милостиво кивает начальник. - Расслабься. А я иду мимо  (поворачивает ко мне фуражку) слышу, за дверью стучат. Подумал, ты подметки прибиваешь.
       - Не, - застенчиво улыбается  курсант. - Это я, товарищ майор, чечетку исполняю.
       - Хороший танец, - присаживается тот за стол, поглядев на водку.
       -  Может выпьем по одной? -  предлагаю.
       - А почему нет? - отвечает майор. - Наливай, старшина. После службы можно.
       - Мы с Лешкой снова усаживаемся за стол, к двум стаканам я добавляю  чашку для себя,   разливаю.
       - Ну, за все хорошее, - поднимает начальник свой. Сдвигаем посуду, выпиваем.
       От бутерброда он отказывается и закуривает сигарету.
       - Ну что, Алексей, - обращается к курсанту, - давай продолжай. - А мы посмотрим.
       - Есть,- поднимается тот, встает и снова выходит на середину.
       - Яблочко! - озорно глядит на нас. - Далее, раскинув руки,   сначала медленно,   а потом, все убыстряя,  виртуозно выдает дробь, сопровождая ее ударами ладоней по подошвам. Делает он это легко и непринужденно. 
       - Ну, ты брат, прямо  артист, - удивляется майор, когда танец заканчивается.
       -  Я этим со школы занимаюсь, -  ничуть не запыхавшись, говорит Леша. - Сначала в  доме пионеров, а потом  в хореографическом училище. Ну и в своем нередко выступаю. Под музыкальное сопровождение, оно конечно лучше получается. Но, на безрыбье, как говорят и рак рыба.
       - Музыкальное сопровождение говоришь? - щурится майор. - Вслед за чем встает и направляется к двери.
       - Дневальный! -  выходит в коридор. - Дежурного ко мне! Мухой! (возвращается).
       Мы  с Алексеем быстро убираем со стола в тумбочку  остатки пиршества, а через пару минут в комнате возникает  дежурный старшина и козыряет майору -  по вашему приказанию прибыл!
       - У вас в роте баян есть? - интересуется тот.
       - Точно так! - вытягивается старшина.
       - А баянист?
       - Нету.
       - Плохо, очень плохо, - хмурится начальник.
       - Ничего страшного, Сергей Петрович - говорю я.  И дежурному - давай тащи  инструмент. Я умею (рашпиль исчезает).
       - Получается тоже артист? -  высоко вскидывает брови майор.- Однако!
До службы я закончил полный курс обучения на этом инструменте, неплохо играл в клубе на танцах, и кое что помню.
       Вскоре  дежурный приносит новенький баян, отдает мне, после чего майор  говорит ему, - свободен. Закрой дверь снаружи.
       Накинув ремни на плечи, я для начала пробегаю пальцами гамму, за ней арпеджио (звучит вполне прилично). 
       - Цыганочку с выходом можешь? - снова встает в центре Голубев.
       - Легко, - говорю, и, растягивая меха, выдаю начальные аккорды.
       Тот одобрительно кивает и сначала медленно, а затем все убыстряясь, звонко цокает каблуками,   При этом  движется по кругу, хлопая себя ладонями по коленям и ляжкам, вращается на месте, а в завершение падает на одно колено и вздымает вверх руки.
       - Молодца,-  восхищенно крутит головой майор. - Такой талант пропадает.
       - Это да, -  соглашаюсь с ним, и  кладу   баян на стоящую рядом койку.
       Танцор же, свежий как огурчик (такая вот подготовка), присаживается за стол, наливает в стакан воды из графина и выпивает.
       - Есть такое дело, Алексей -  уважительно обращается к нему начальник. - 
       Приближается День флота, в части будут торжественное собрание и парад. А потом шлюпочные гонки и концерт.  Предлагаю тебе на нем выступить.
       - Можно,- невозмутимо отвечает Голубев. - Только желательно иметь   ботинки с подковками (расшнуровывает хромачи). Звук будет намного четче.      
       - На этот счет не сомневайся, - приобнимает его за плечи майор. - Все организуем.
       К сожалению,  на свой любимый праздник я не попал. Стажировка закончилась за неделю до него, мы распрощались с Алексеем, и  я уехал.
       Но вот чечетке меня  он немного научил. До сих тройку коленец помню и могу сбацать.