Не так страшен чёрт...

                История  правдивая, не придуманная,
               
                но все имена изменены и совпадения случайны.

    В конце девяностых годов, зимой на меня свалилось много забот. Достраивали дом - денег не было.  Я работала бухгалтером в совхозе, то есть это раньше был совхоз, а теперь непонятно что. Зарплату платить вовсе перестали. Сменилась главбух, если при старом бухгалтере нам, как сотрудникам бухгалтерии,  разрешали перехватить в счет зарплаты небольшой аванс, то теперь всё стало строго: работайте, а денег нет, и исключений ни для кого тоже нет. Какой смысл тогда работать? Вот этот вопрос предстояло решить первым. И что делать, ели не работать? Как кормить семью? Ну кормить-то ещё ладно, есть подсобное хозяйство, огород. Но как учить? Дочка заканчивает школу. Что дальше?

    В тоже самое время случился инсульт у бабушки. Бабушка с мамой жили в районном центре.  В городе Санкт-Петербурге попал в больницу отец, допился до белой горячки. Положиться не на кого, муж, конечно был, работал, но только на себя. Он так и говорил :- " Лишь бы я был сыт". От всех этих забот голова шла кругом. С работы я уволилась. Собрала всё золотишко, что у меня осталось от прежней обеспеченной жизни в Мурманске, мама мне пожертвовала свои старые золотые коронки, которые лежали у неё без применения, и снесла всё это в ломбард. Потом поехала на Троицкий рынок, там дешево оптом продавали всякую мелочевку: трусы, футболки, платочки, носочки , в-общем, ширпотреб; накупила этого барахла , и стала продавать на площади в деревне. Доход небольшой , но хоть что-то. Но эта торговля мне была, как нож по сердцу. Я чувствовала себя спекулянткой, и, хуже того, нищенкой, словно милостыню прошу, уговаривая купить у меня эти товары. За новыми товарами я ездила один раз в неделю, а остальное время, кроме продажи на площади, уходило на домашнее хозяйство : Тёлка, коза, поросята, куры, огород. Похудела я на пятнадцать килограммов, похорошела, получала от односельчан одни комплименты, но на душе было неспокойно.
 
   И вот как-то раз , после бани, лежа на спине, обнаружила я у себя на груди под кожей маленький шарик. О раке груди я слышала, по телевизору, об этом часто рассказывали. Обратилась в районную поликлинику, к онкологу. Меня направили в Санкт-Петербург на обследование в поликлинику на Литейном 37. Я поехала, в 1998 году там ещё не было такой очереди, как позднее. Меня направили в шестой кабинет. Передо мной - человек пять. Пока сидела в очереди, бабуля впереди меня разговорчивая попалась. Сокрушалась, что сейчас нужно самим ехать, хочешь обследуйся, а не хочешь дома сиди. А вот раньше, при социализме, когда у неё обнаружили опухоль, то её на скорой помощи прямо из села в областную больницу отвозили. Пока я в очереди сидела, я не очень переживала. Там были и молодые женщины, диагноз не у всех подтверждался, и я на это надеялась. У меня ничего не болело, самочувствие нормальное. Сначала направили на ультра-звуковое исследование, потом на рентген, после рентгена - снова в кабинет. Врач сказал;

- нужно взять пункцию, ответ узнаете по телефону через неделю, я думаю, пятьдесят на пятьдесят - рак.

   Вышла я из поликлиники в состоянии легкого шока. На такой результат я не рассчитывала. Юбка на мне стала крутиться, как на вешалке. На электричку я не поехала, а позвонила сестре. Она жила на Гражданке.

- Конечно, приезжай, мы дома с Аликом.
 Я шла и думала:
- вот и всё,  жизнь скоро оборвется, как это странно и страшно.

   Сестра усадила меня за стол, собрала закуску, зять налил коньяку, они пытались меня успокоить, отвлечь. Выпили, мне полегчало, я стала даже шутить.
На следующий день поехала домой. Мама как-то странно отнеслась к тому, что я рассказала. Наверное, защитная реакция , развивающееся у неё психическое заболевание, и то, что бабушка лежала больная, сберегли её ещё от одного шока, она не поверила, или до неё не дошло, насколько это серьёзно. Я уехала в деревню и стала ждать ответ.
 
    Позвонила через неделю, доктор сказал, что диагноз подтвердился и назначил день, когда нужно было приехать за направлением на операцию с вещами. Это было в разгар лета, летом операции стараются не делать, хирурги в отпуске , да и в жару раны заживают хуже. Назначили явиться 31 июля. Ждать нужно было ещё две недели. Жила я это время в какой-то прострации. Утром вставала, провожала на пастбище корову, доила козу, и уходила в лес. Там был сезон черники. За два часа я собирала полутора литровый бидончик, присаживаясь около каждого кустика на корточки и мысленно вспоминала обо всем , что со мной происходило ранее, и что происходит в настоящем. Часов в десять утра, я возвращалась домой и ложилась спать. Засыпала легко, спала я в эти дни много, сны были легкими, или вообще ничего не снилось, словно срабатывала какая-то неведомая защитная реакция организма. Отдохнув, шла встречать корову , доить было не нужно, она была ещё  тёлкой. Потом обедала, снова провожала коровку на пастбище. Готовила ужин, кормила мужа, встречала корову, кормила кур , что-то полола в огороде, доила козу, варила варенье. Ночью тоже спала хорошо. Ни с кем  не встречалась, не разговаривала, иногда читала. Две недели пролетели быстро.

  Накануне назначенного для операции дня, я поехала в районную больницу за анализами, которые предварительно по направлению местного онколога сдавала. В поликлинике я прочитала объявление, что в Доме культуры общества слепых проводит сеансы народный целитель, дипломированный экстрасенс. В то время целителям была открыта дорога к карманам населения, заметь-те, объявление висело в поликлинике. Я пошла по этому объявлению в Дом культуры. Перед операцией я, конечно, волновалась. До  сорока пяти лет мне посчастливилось прожить без  операций, даже аппендикс не вырезали. Зайдя в вестибюль , я по указателю нашла комнату, в которой шел прием. Кроме самого целителя и его ассистентки, там никого не было. Я вошла, на столе у целителя горела свеча, рядом на стуле сидела его помощница, по возрасту, наверное, жена.

- В чём ваша проблема ?  - спросил целитель.

- Мне завтра нужно ехать на операцию, удалять опухоль в груди. Я очень волнуюсь и хочу, чтобы вы помогли мне успокоиться.

-Хорошо, подойдите ко мне-

Оон сделал жест, словно стряхнул что-то с рук, и ладонями стал водить на расстоянии сантиметров десяти от моей груди. Раздеться он мне не предлагал, я стояла в одежде.  После этих манипуляций, он опять помахал руками, будто стряхивая весь негатив. Потом  посадил меня на стул и стал такие же движения делать вокруг моей головы. Опять стряхнул. Вердикт был таков:

- Вот если бы у нас с вами было время, то возможно, что операция бы не потребовалась, я ничего очень страшного не вижу. Но раз уж вы настроились на операцию, то поезжайте, не волнуйтесь, операция не полостная и сама по себе вам повредить не может.

Его ассистентка посоветовала мне в стакан с холодной кипяченой водой накапать восемь капель йода, растворить ложку крахмала, отстоять, и образовавшийся сверху прозрачный раствор принимать ежедневно по две чайных ложки. Я заплатила им какую-то, вполне приемлимую для меня, сумму и ушла.

  Не знаю, подействовало ли на меня внушение, но мне стало всё происходящее со мной как-то безразлично. На следующий день я поехала на электричке в Санкт-Петербург. На вокзале меня встретил отец, он к тому времени уже вышел из больницы, не пил , посещал церковь, и выглядел благообразным стариком, начал отпускать бороду. За меня он переживал,  проводил меня до поликлиники, дал денег на карманные расходы.  Доктор посмотрел анализы и направил в стационар, который находился в то время там же, в здании, соединявшемся с поликлиникой аркой. Меня поместили в четырёхместную палату. Там уже были кроме меня ещё две женщины. Одна была не старая, моих примерно лет, крупная блондинка, а  другая, старушка, готовилась к выписке.  Старушка была в восторге от хирурга, Петра  Ильича,- такой вежливый, обходительный. В этой палате все больные были пациентами Петра Ильича. Мы познакомились. Старушка расспросила меня с каким диагнозом я поступила, и узнав о предстоящей операции, расхваливала доктора, которому предстояло меня оперировать, рассказала даже, что он здесь недавно, перешел из какой-то другой больницы, что у него молодая жена, и ещё какие-то сведения, которые ей были известны из различных источников. Вторая пациентка была не настолько восторженна, она лежала уже не первый раз и показала довольно грубый рубец вместо груди.

  Через полтора часа в палату вошёл врач. Это был пожилой, лет шестидесяти, седой мужчина. Он познакомился со мной, спросил, сколько лет, осмотрел, сообщил мне о собеседовании с анестезиологом, который будет назначать мне наркоз, и ещё раз повёл взять пункцию. Он , как мне показалось , волновался. Не смог с первого раза проколоть кожу, сказал, что плотная, молодая. И , вообще, чувствовалась в его действиях какая-то неуверенность. И моё чутьё меня не подвело. Операция была назначена на завтра. Доктор сказал, что полностью грудь мне не отрежут, а будут делать секторальную операцию, так как опухоль не большая. В палату зашла медсестра, взяла кровь, чтобы подтвердить, что у меня четвертая группа. Вечером санитарка провела все необходимые процедуры. Кушать больше не разрешалось. На ночь мне дали снотворное.

   Утро прошло в тревожном ожидании, когда же вызовут на операцию . За некоторое время до этого, меня пригласили в процедурный кабинет, где сестричка сделала укол в вену. Вколола она какое-то сильно успокаивающее средство, после которого  стало спокойно до безразличия. Состояние, похожее на опьянение, но все действия не нарушены, походка и прочее. Зашла в палату медсестра и предупредила, что нужно снять всю одежду, кроме ночной рубашки и халата, она повела меня к операционной и велела посидеть и подождать, когда вызовут. Я села.  Через некоторое время из операционной вышел врач, но не наш Петр Ильич, а другой, значительно моложе. Он пригласил меня в кабинет рядом с операционной, представился, и сказал, что операцию будет делать он, а сейчас ему нужно меня осмотреть.  Хотя я и была под действием лекарства ( не решаюсь назвать его наркотиком), но всё-таки подумала, как же я ему покажу грудь, если я в рубашке, без трусов. Он, видя моё замешательство, сказал:

- к сожалению, я не ясновидящий, через рубашку смотреть не умею.
Тогда у меня в голове промелькнула мысль :

- а не всё ли мне равно, может быть, после этой операции я и вовсе не проснусь.

Я сняла рубашку и стояла совершенно голая. Врач осмотрел, нащупал опухоль , и велел пройти в операционную. Там мне указали на стол, я легла , меня прикрыли простынями, кроме груди, в вену ввели наркоз, осветили ярким светом. Это было последнее , что мне запомнилось.

  Операция длилась полтора часа. Я помню, что когда начала просыпаться, то слышала голоса, кто-то сказал -" просыпается", чьи-то руки заклеивали мне рану, потом меня повезли в реанимационную палату, где я окончательно проснулась. Кажется, я ничего, в состоянии , когда отходит наркоз, необычного и смешного не делала, во всяком случае, мне никто ничего не рассказал. А вот о других , слышала смешные истории, кто-то болтал всякую чушь, а некоторые ругались матом. В палате я окончательно пришла в себя. Лежать в первые сутки можно было только на спине. Я смотрела в окно, за окном видела только стволы берез, которые невозмутимо тянулись своими ветками и листвой в небо. Я живая, боли не чувствовала, даже приходила в голову мысль : " А была ли операция?". Но посмотрев на заклеенную бинтами и пластырем грудь, убедилась, что была. Кроме того, сбоку был вставлен дренаж, какие-то трубочки, куда собиралась лимфа. Через некоторое время подошли хирурги: Пётр Ильич и тот, который оперировал. Петр Ильич представил своего коллегу

- Вас оперировал Фёдор Константинович, теперь он и будет за вами наблюдать.

Меня ввели в курс дела, сказали , что вырезали опухоль и несколько лимфатических узлов под мышкой,
-" пока придётся полежать на спине, а завтра попробуете сидеть, ну и там , как пойдёт. Пройдёте курс облучения, это необходимо, чтобы закрепить результат лечения. В дальнейшем потребуется амбулаторное лечение, контроль".

   Не знаю, то ли  это ещё действовал наркоз, то ли результат работы экстрасенса. Но после операции на меня словно надели розовые очки. И хирурги , и медицинские сестры и весь персонал больницы казались мне просто красавцами и красавицами. Все добрые, обходительные, славные. Впереди было два выходных . Медсестра в реанимации, молодая симпатичная девушка Света , утром построила нас, тех, кто мог вставать, в линеечку, велела взять друг друга за руки , и повела в туалет. Меня немного покачивало, но всё обошлось благополучно, никто не упал.  Потом нам в палату приносили завтрак , обед, ужин. Аппетита не было. А с понедельника меня перевели в обычную палату для выздоравливающих. Это была восьмиместная палата. Все больные прооперированы Фёдором Константиновичем. Мы там быстро перезнакомились . В основном попались женщины хорошие, оптимистки. Но были и пессимистки. Помню, что одна пожилая, шестидесяти восьми лет , пациентка всё время плакала, сокрушалась, что ей обе груди удалили. Другая вела себя странно, на мой взгляд, у неё было заболевание в тяжелой форме, метастазы в позвоночнике, она не вставала. К ней постоянно приходили родственники, муж, дочь , ещё кто-то. Так вот , когда они около неё сидели, она ничего у них не просила, ни подать утку, ни убрать, ни покормить её; а когда они уходили, то всеми этими делами занимались мы, больные. Ей постоянно что-то было нужно. Никто ей в просьбах не отказывал, но своих родных она ото всего оберегала.

  Каждое утро начиналось с обхода, и если ко всем подходил оперирующий хирург, медсестра и заведующий отделением, или дежурный врач, то к моей кровати всегда приходили двое, Пётр Ильич и Фёдор Константинович. Они интересовались самочувствием, назначали процедуры. Процедуры были обычные - перевязка и анализы. Через некоторое время , когда сняли швы и дренаж, нас стали возить на облучение. Режим в больнице был свободный. Личные вещи, кроме верхней одежды и обуви, в гардероб мы не сдавали, а так как было лето, то верхней одежды и не было. Погода стояла тёплая, окна всегда были открыты. Можно было, по самочувствию, выходить на прогулку на улицу и в магазин, купить продукты на свой вкус. Но аппетит долго не появлялся и больничной еды вполне хватало.  Я удивилась, что мне даже сладкого не хотелось. Однажды я решила пойти на переговорный пункт позвонить домой ( тогда ещё ни у кого в палате мобильного телефона не было), идти было не далеко, примерно два квартала по Литейному проспекту. На середине пути я подумала, "а не поторопилась ли?  хватит ли сил вернуться". Но дошла, позвонила, немного отдохнула, и пошла обратно. А дней через десять всё нормализовалось. Я из больницы выписалась, проживала у своей сестры, каждый день приходила в стационар, оттуда нас везли на автобусе в Песочное на облучение. Периодически осматривал лечащий онколог-маммолог.
 
  Я подружилась там с одной пациенткой из нашей послеоперационной палаты Надей. Она была меня моложе на три года. Мы с ней обе влюбились в нашего доктора Фёдора Константиновича и часто смеялись на эту тему, делились впечаилениями, кому он что сказал, что сделал, как выглядит, с кем из персонала больницы у него шуры -муры. Скорее всего это были наши домыслы, но мы так развлекались и настроение у нас всегда было приподнятое. Позднее, я даже подумала, что эти комплименты, шутки, юмор нашего доктора, его рыцарские поступки, были элементами лечения. Когда человек слегка влюблен, у него просыпается желание жить, он перестает думать о своей болезни. Когда говорят, что рак груди - это оттого, что мало рожают, мало кормят грудью, я в это не верю. Больные там были всякие : и нерожавшие и многодетные матери, но не было полностью счастливых. От избытка свободного времени, большинство женщин делятся друг с другом, рассказывают о своей жизни, о своих проблемах. Проблемы у всех разные, но и похожие : пьющие, гулящие, мужья, одиночество, отсутствие любви. В нашей палате лежала одна молодая женщина, которой вырезали почти всё, что должно быть у настоящей женщины : яичники, придатки и вот на этот раз - грудь. У неё было двое детей. Муж пришел её навестить и потащил в туалет, не знаю зачем. Ей стало там плохо, наш доктор вытащил этого садиста из туалета, врезал ему в морду и вызвал охрану, а её внёс на руках в палату и положил на кровать. Позднее, он сделал ей выговор, мужа пускать запретил. В наших глазах его авторитет вырос.

  Впоследствии я ещё не раз лежала в больнице. Операции, химиотерапия, другие методы лечения. Но вот уже прошло двадцать лет. Я живу, помогла вырастить внучку, регулярно проверяюсь, но не чувствую себя ущербной. Болезни бывают разные, чем лучше диабет ? Многие приносят страдания. Умереть можно и вовсе не болея. Случаев таких много. Главное - хотеть жить, интересоваться тем, что тебе доступно. " Не так страшен черт , как его малюют".