Температура

Кому я пишу и зачем? Может, у меня есть клуб почитателей? Или может надеюсь, что напишу случайно что-нибудь гениальное? Ну, или смогу продать подороже то посредственное, что получится?
Это всё фантазии, плоды воображения, я знаю, что это не так.
Зачем же я пишу? Если нет кого-то, кому это интересно, значит для себя. А мне интересно? – Не знаю. Я пробовал не писать, так совсем тяжко. Хочется рассказать, поделиться, найти чей-то взгляд, который скажет «да», найти уши, которые просто услышат, и душу, которая просто поймёт.
Но нет таких. Увы, я одинок. И это неизбежно, потому как каждый одинок, а если порой и кажется, что вот она, душа которая слышит, то чаще всего это тоже плод воображения.
Приходится писать, девать-то это некуда.
А о ком тогда я пишу? Раз пишу самому себе, то выходит, что о себе же и пишу. О ком ещё я могу написать? Разве те, кого я вижу, не картинка на сетчатке моих глаз, или те, к кому прикасаюсь, не осязание на моей коже? Вас нет, друзья мои и недруги, я вас придумал. Я создал вас по своему образу и подобию, наделил душой, разумом, смыслом, но вы всего лишь марионетки моего интеллекта, плод воображения, фантомы.
И ты читатель, тоже мой фантом. Не обижайся, но тебя нет, так же, как не существует того меня, которого ты себе представляешь. Мы одиноки, друг мой. Увы!
Что же есть, о чём я пишу? Что у меня перед глазами? Ничего. Может они закрыты и это темнота? Да, они закрыты, веки словно сплавились, но это не темнота, это какое-то ничто.
А звуки, что я слышу? Ничего… хотя нет, слышу хриплый вдох, затем тяжёлый выдох. Моя вселенная надувается и сдувается, а где-то в глубине ухают кузнечные меха сердца. Это вечная мелодия тишины, ритм покоя, без неё будет минус, антизвук, провал в отчаянный грохот наизнанку, по ту сторону неслышной мелодии жизни.
Где же моё тело? Что с ним? Оно было где-то здесь, рядом, но теперь на его месте огромная горячая гора, а я лежу под ней и мне неуютно, мне холодно, я лежу ничком на твёрдых валунах, и острые скалы впиваются в кожу и мышцы. О как же она тяжела, эта гора! Нет никаких сил её сдвинуть, под ней никак не вдохнуть и не расслабиться. Нетерпение медленно нарастает, в глубинах закипает магма, раскалённая лава рвётся наружу, и вот всё моё существо увлекает извержение. Огромная тяжёлая масса надо мной начинает шевелиться, тысячи острых камней приходят в движение, терзая плоть, мир нехотя переворачивается и что-то меняется.
Прежняя боль уходит, лицо ощущает прохладу, перед глазами светлеет. Должно быть, я перевернулся и высунул нос из-под одеяла? Должно быть так. Лава растопила острые камни и теперь тело лежит мягким горячим пеком, ничего не чувствуя. Через нос студёный свежий воздух продирается смятым шариком наждачной бумаги. Наплевав на сингулярность и покончив с волновой функцией, в точке между ноздрями он раздваевается, протискивается через обе ноздри, после чего где-то в носоглотке снова становится единым целым, чтобы продолжить свой путь через горло куда-то вниз. Там уже не больно, только зловеще шуршат его предшественники.
А обратно хорошо, обратно легко. Гора оседает весенним сугробом, приходит покой, напряжение гаснет, но вот на самой мирной ноте, когда, казалось бы, покой победил навсегда, какая-то сила заставляет воздух устремиться снова в лёгкие, словно наждачные вагоны, которые раз за разом приходят в движение. Эдакий адский паровозик из Ромашкино.
Наверное, нужно накрыть лицо одеялом, но гора сверху растаяла и сейчас не больно. Совсем не хочется её шевелить. Лучше свернуться калачиком на тёплых валунах и поспать. Я знаю, что скоро это нагромождение сверху начнёт остывать, камни потрескаются, вопьются в бока острыми лезвиями, вернутся тяжесть и боль, но сейчас можно поспать. Сейчас хорошо.
А вот и холод. Я спал? Где я был? Где я?
Напротив глаз снежное поле забрызганное кровью, под боками острые ледяные торосы, сверху иней. Где я? От удивления глаза разлипаются. Перед собой я вижу знакомую белую скатерть с красным деревенским рисунком. Значит лежу в кровати. Скатерть на столе, она и вчера здесь была. Вот дурацкий орнамент по краю, что-то написано и фигурки. Похоже на вышивку, но наверняка ширпотреб. Буквы большие, что-то написано. Курст, или как его там? А вот Лмноп какой-то… интересно, какой язык? Тут Эксиз, или Эксуз… нет, это XYZ, это алфавит. Было такое, что полторы тысячи лет назад варвары украшали себя алфавитом, мол, мы тоже буквы знаем. Некий прото-европейский карго культ, магическое отождествление себя с империей и цивилизацией, только вот что писать не знали. Даже имени своего или заклинания какого изобразить не могли, поэтому тупо писали алфавит. А теперь научились, но традиция сохранилась. Стала частью культуры, национальной идентичности и ещё какой-нибудь хрени.
А это что ещё за урод? Похож на кентавра, руки упёр в бока, а на голове птичья маска, как у средневековых врачей в чуму. Тоже архаичный божок, или кто это? Вот вижу оленя. У  него рога ветвистые, ноги длинные. А это кто такой? Клюв длинный, кривой с узкой прорезью для глаз. Вот урод. Что это ещё за этнографический монстр?
А может мне кажется? Начало галлюцинаций?
Горячие веки смыкаются и растворяются снова. Кентавр на месте, злобный такой, ехидный. – Что тебе нужно, зверюга? Он молчит. Смотрит недобро и молчит. Хорошего точно ничего не скажет, злой он. Зачем он пришёл? Чумной кентавр, что бы это значило? Лечить будет, или отправит через реку Стикс на вечное поселение? Ведь запросто в любой момент грохнет тишина внутри, и исчезнут все эти мысли, чувства, а заодно и болезнь. И что? Почему-то не страшно. Даже как-то всё равно. Перед друзьями неудобно, придётся им повозиться… а с другой стороны пофиг – страховка покроет транспортировку, вызовут полицию, та всё сделает. Может так даже проще. Кентавр щурится как кот, как же он мне неприятен.
- Кто ты и зачем ты здесь?
- А ты кто и ты зачем здесь?
- Я? Я не помню. Ещё вчера я знал, я точно знал кто я. Знаешь, я готовился полгода, я был в отличной форме, я денег потратил столько, что месяц можно было не работать и жить комфортно. Я был смел как бог и твёрд как камень. Да что там, я был весел и непринуждён. Одной рукой держал подругу-истеричку, другой клиентов. Я ехал сюда побеждать, покорять, ехал к новым победам, качественно отдохнуть в соответствии со статусом. А теперь каменный бог во мне рассыпался на груду острых камней, которые нестерпимо режут. Извини, я отвернусь…
Снова грохот из минус тишины, мир переворачивается, боль перекатывается лезвиями в теле, и вот опять покой. Снова тепло и мягко, снова можно погрузиться в глубину, свернуться калачиком на горячей податливой лавовой перине.
Нет, так просто оно не закончится. Вызовут врача или скорую. Меня поднимут как пьяного, начнут ощупывать холодными руками, дадут таблетку или сделают укол. Хотя как-то стыдно поднимать вокруг себя столько шума. Правильно было бы самому подняться, пойти к врачу, взять справку и купить билет домой. Чего здесь валяться? Врач ведь где-то есть, можно по интернету посмотреть. В Германии же был прекрасный врач, и недорогой. Просто встать и пойти, там белый кафель на стенах, пахнет карболкой, и очередь в кабинет. Спросить в регистрации, сколько стоит приём, сказать что-нибудь типа «колд», или «флу», или «нот фил гуд». Хотя какой тут «гуд»?, скорее вообще «нот фил». Ведь Английский они должны понять, правда? Зачем чего-то ждать? Я ведь сам могу, правда. Я должен контролировать, а не плыть по течению. Сам должен… сам контролировать… опять дышать тяжело, снова воздух под одеялом закончился. Скоро в груди начнёт распускаться алый бутон, и магма устремится к поверхности. Сейчас чуть отдохну, соберу силы, чтобы перевернуться.
Снова боль неслышным звоном пересыпающихся битых ёлочных игрушек вонзается в тяжёлый горячий мешок шевелящихся мышц. Я, как атлант поднимающий небо, собираю волю в кулак и переворачиваю этот мир. Снова свет, наждачный комочек отвратительно дерёт нос и горло. Перед глазами клювастый кентавр. Сейчас отпустит, я отдышусь и смогу поспать.
А что я скажу врачу? Это обязательно будет добрый малый лет сорока. Он улыбается, очень вежлив, в глазах сочувствие и понимание. Что со мной?
- У меня это... как будто в груди… знаете, тяжело очень в груди.
- Понимаю, на что это похоже?
- Это как что-то тёмное. Большое, тёмное. Как огромная планета.
- Планета?
- Да, в груди. Вращается матово-чёрная планета, огромная и чёрная. За ней есть другие планеты, но эта главная, прямо тут, в центре груди.
- Понятно, а как она называется?
- Это планета Флу.
- Расскажите поподробнее.
Я её вижу, я её чувствую. За ней прячется ещё несколько, может даже много, но эта главная здесь. Это большой тяжёлый матовый чёрный шар, словно из вулканического камня. Она крутится в центре груди, она не даёт покоя…
- Зачем ты это делаешь, планета Флу? Откуда ты взялась?
- Ты сам знаешь…
- Неправда, ничего я не знаю. Я потратил кучу денег, подготовился, приехал кататься. Я всё учёл, даже мелочи, даже тип спортивного питания. Я всё подготовил, зачем ты сюда залезла?
- Ты знал, что так будет…
- Я не знал, я контролировал… я бы…
- Кого ты обманываешь? Тут нет никого кроме нас с тобой. Тут вообще никого нет, только ты. Ха, даже тебя тут нет! Где тот лихой лыжник, который ещё вчера ничего не боялся? А?
Да, ты права, чёрная планета, его нет. Я имел в виду, что не знал, что будет именно так. Уже за полгода я чуял неладное. Кто-то смеялся в душе, когда я рассказывал про поездку. Кто-то хохотал надо мной, слыша о моих планах. Может, это Бог? Нет, Он вроде спокоен, Он так не смеётся. Значит я сам. Но я не знал, что так. Думал, что сорвусь со скалы или машина в аварию попадёт, но этого не ожидал.
- Сюрприз!
- Кто ты, планета Флу? Зачем ты здесь? Ты тяжела, мне не вынести тебя.
- Не выноси.
Что за мерзкое создание, ничуть не лучше птицы-кентавра. Зачем она раздавила все мои планы? Могла бы на неделю позже, или на неделю раньше прийти. Но это правда, я знал… Что я ещё знал, или что должен узнать?
- Кто ты?
- Планета Флу.
- Что там в тебе, зачем?
Я хочу понять, хочу услышать, пытаюсь поставить себя на её место, влезть в её шкуру, увидеть себя её глазами. Стать ей, чтобы понять. О-о-о, как тяжело, сколько твёрдости и инерции. Чёрная корка трескается и отпадает, обнажая под собой железный шар. Блестит как ядро подшипника. Крутится и блестит. Он не холоден и не горяч, он тяжёл и твёрд.
- Кто ты?
- Я это ты.
- Я?
- Да, я…
Я и есть этот стальной шар? Как же трудно им быть! Стальная тяжесть растекается по всему телу. Как тяжело держать мир на своих руках! Подпирать небо, держать капризную подругу, держать неверных клиентов. Стоя на цыпочках улыбаться и трясясь от напряжения держать весь свой мир, который зачем-то создал. Устал ты, отпусти. Пускай идёт. Что тебе с подруги, которая тебя не любит? Пусть строит свою жизнь, авось станет счастлива… ты ведь этого ей желаешь, да? Что тебе до клиентов, ты же их не спасёшь, правда? Отпусти, захотят – сами вернуться.
Железный шар замедляет бег, гнутся столпы души, ослабевают скрепы внутреннего мира, повисают тяги духа, напряжение уходит и метал становится мягче, он тягуч как ртуть, тянет меня вниз, мимо цветных окон прошлого.
Вот я пытаясь как-то успокоить подругу, беру на себя весь вес её несчастья в наших отношениях. Вот учусь на инструктора, преодолевая боль, невзирая на гниющие мозоли и истощение. Вот обязанности на прошлой работе и семья, которых я держу как атлант, пока мои ленивые начальники почёсывают жирные пузени. Вот школа, жёлтый свет лампы в классе, прессинг учителя и строгость дома. Давай, давай, выдерживай, контролируй! Вот спасительный грипп. Температурный покой, горячая постель. Почему я так долго болел? Ха! Ха-ха!!! Так много пропустил? Ха-ха-ха! Что, некого было душить, гадина? Думала раздавишь меня своей математикой? Думала, поймала и сейчас двойками душу ломать начнёшь? Ха-ха, а я заболел! Заболел, не догонишь свинья старая, я в домике. А если надавите, то я вообще помереть могу. Ля-ля-ля! Не догонишь злобная тварь.
Да, заболел. Почему сейчас? А когда? Кто мне там даст? Тут хотя бы мои друзья, и тут я всем чужой. Они если не помогут, то хотя бы не добьют. Здесь безопасней чем дома, ни так страшно, ни так обидно, никому ничего не должен. Здесь даже умирать не больно.
Тяжесть, мягкая тяжесть размазывает меня по постели. Уже не больно, нужно только отпустить. Мышцы как кисель, душа растеклась как желток, просто принять всё как есть, хватит бороться. Господи, как хорошо. Как хорошо, Господи!
Если это смерть, тот это лучшее, что может случиться. А тот вчерашний этого боялся. И где теперь он? Нету! И не было его никогда. Образ, самомнение, фантом, иллюзия собственного напряжённого раздутого я.
Дорогая, я вижу, что тебе плохо со мной. Тебе вообще плохо, потому, что мама не научила тебя жить, а со мной плохо по-особенному. Не надо, ты ничего не должна. Иди, живи как хочешь…
Милостивые господа, приходите когда хотите, вы мне ничего не должны. Это я к вашим услугам…
Друзья, зачем я вам? Вспоминайте обо мне, когда вам грустно или одиноко, а в остальное время живите для себя.
Я всё отпускаю. Сожалений больше нет. Напряжение уходит, тепло и покой струятся внутри. Ничего не надо, мне хорошо. Главное не проснуться.
Всё глубже и глубже. Я не спеша спускаюсь в великую бесконечность, как снежинка из высокого облака или листок с дерева на вершине горы. Очень медленно и всё глубже и глубже.
Забавно всё-таки, когда проповедники в галстуках начинают говорить о Боге.
- Слышишь, забавно, когда они там начинают говорить о Тебе. Ну да, Ты в курсе. Извини… Но прикольно ведь.
Ну и совсем смешно, когда кто-то там их слушает, пытается понять, выводы делает на жизнь. Ха-ха, выводы на жизнь там о Тебе! Ну да, не смешно, понимаю…
Верили же люди раньше в воскресающих богов, знали же, что без смерти сюда не пройти, а теперь проповедуют успешного гей-исусика, с шестью руками, вонючей палочкой и гарантирующего наилучшее перевоплощение. Я что снова вернусь туда? Зачем, я же всё забуду, стану опять тупо целеустремлённым.
Перезагрузка? Понятно. Жаль. Здесь лучше, там я не могу так. Какая от меня там польза? Подруге я не нужен, ей нужно иглу вынуть, заботливо вонзённую матерью. Нет, я не осуждаю. Мать хотела как лучше. Хотела быть свободной, хотела как Пугачёва, жить радостно и беззаботно. Тогда модно было так, это называлось «умеет жить по-человечески». Она же не знала, что так не бывает. А дочь по её счетам платит. Что я могу сделать? Давай иглу выну…
- Давай иглу выну. Ну да, больно, но всё изменится, ты выздоровеешь. Почему нет, ты мне не веришь? Магия, говоришь, нарушение свободы воли? Ну ладно, живи так, лелей.
Что я ещё могу сделать? Зачем мне туда возвращаться? Для  чего всё это?  Бог, давай отвечай, зачем всё так, пока я тебя слышу.
Всё вокруг стало белым и непроницаемым, а откуда-то из центра пополз росток. Он всё увеличивался, завивался по спирали, и кроме этого ничего не происходило. Я ждал. Я долго ждал, а он всё рос. Шли часы, тело переворачивалось само, а он всё рос в белой пустоте, увеличиваясь в размерах и принимая округлые формы бутона. Вечером пришли друзья, приготовили еду, поели, поговорили, а он всё рос. Слушали громкую музыку, пили крепкие напитки, а он всё рос. Потом легли спать, оглушительно храпели, а он продолжал неспешное движение. Только к утру растение обрело окончательную форму и всё встало на свои места. Всё оно было зачем-то, или вернее для чего-то. Как это объяснить? Просто оно так. Пока плод не вызреет, всё происходящее просто набор бессмысленных случайных событий, череда совпадений и происшествий.
Утром я открыл глаза. Плод созрел, происходящее обрело смысл, всё стало предельно ясно. Жалко, что скоро я это забуду и опять ломанусь в какой-нибудь ненужный бой. Кентавр на скатерти тряхнул башкой, и превратился в обычного козла, повернувшегося мордой назад, а то, что я принимал за клюв, оказалось парой кривых рогов.
Тело смогло встать и добраться до туалета. Похоже кризис миновал. Найдя второе одеяло, я забрался во влажную от пота постель.
Как было хорошо, когда всё отпустил и доверился. Хочу снова провалиться туда поглубже, оно того стоило. Только бы не вернулось прежнее я, только бы не потерять покой души.

Андрей Попов                01.02.2019