ЗОНА

  Странные эти слова – пенсионный возраст. Он приходит, можно даже сказать – подкрадётся, как – то неожиданно, незаметно, постепенно оттеснил у меня то, что раньше называлось – работа, которая до 70 лет заполняла все мое жизненное пространство. Я сейчас иду, укутавшись голубым покровом солнечного дня и тишиной, беседуя с неизменной подругой тропинкой. Которая, петляя, бежит мне навстречу, у небольшого озера, любимая зона моего отдыха. Рыхлый снег, выпавший ночью,  легко проваливается под ногами.  Думаю, а вот писать, о прожитой жизни? Делиться жизненным опытом – это работа?  Вижу, на тропинке стоит мужчина, тупо уставившись в снег. Стоит не шелохнется. Тело скованно тупой окаменелостью. Не знаю, сколько бы он так простоял, если бы не взглянул на меня. Глубоко вздохнул и пошел мне на встречу. Приблизившись ко мне, уступил дорогу, слышу его голос: - Михайлыч! С наступающим новым годом! – И вас, с наступающим! – Спокойно сказал я, и хотел идти дальше. – Не узнал? – Сказал мужчина. - А я, как только увидел тебя, сразу все вспомнил, как ты подсветил мне нужный путь. Спасибо тебе я стал человеком. Жизнь состоялась – жена, дети, внуки! – Но? Я конечно? – Говорю, а сам всматриваюсь в его лицо, пожимаю плечами, извини мол.– Я понимаю, - сказал мужчина, - прошло более 20 лет. Как мы встретились на зоне, в металлке. Ты перед строем, а я в строю, срок мотал. Вы нас приглашали в училище учиться, каждый выступающий хвалил свою специальность. Ты автослесарей. Девяностые годы! Жуткое время. Мужчина вздохнул, посмотрел на меня, - и добавил,- даже сам не понимаю, как все получилось. Мы медленно пошли по дорожке. - Я кандидат в мастера спорта по боксу, тренер. Слава, почет! Он рассказывает о своей жизни, а я вижу свое прошлое, на работе не платили, друг предложил подработать в училище, в необычном месте, в тюрьме. Приходи завтра, он назвал адрес, как доехать на 396 автобусе. Я пообещал подумать. Сложным мне показалось идея учить людей, ведь они уже не школьники? Семья, дети – надо семью кормить. Устроился на работу. Захожу в класс, сидят ученики, прямо на меня смотрит осужденный, на его выпуклых веках наколка: «Они спят. Не буди». Я растерялся. Его сосед толкнул парня. Урок начался. И пошли дни, похожие один на другой, как темная одежда осужденных. Постоянно вникал в жизнь учеников, ощущал какая она не простая. Выяснял для себя, кто желает досрочно освободиться, значит, они будут стараться учиться, а кто по звонку, просто будут сидеть. Я, отключился от собеседника на минуту. Попутчик остановился, внимательно посмотрел на меня: - Ты меня слышишь, понимаешь? – Я резко повернулся к нему и громко: - Да! – Мы жили во одном отрезке времени, ты во многом прав, - сказал я и добавил – рассказывай я слушаю. Он повернулся к дорожке, стал внимательно смотреть на нее, не думая, куда можно ступить, он подбирал нужные слова, что бы продолжить свой рассказ. – Я!  Понял, что  стал никому не нужен. Страна рушится. Хаос. Меня понесло на обочину жизни. Работы нет, специальности нет. – Сказал и замолчал. Потом улыбнулся, в знак благодарности, что я его слушаю. Опять глубоко вздохнул, как будто, чтобы выразить свои чувства, ему не хватало воздуха.  Продолжил: - друзья из Ижоры, пригласили меня в гаражный кооператив  – сторожем. Защищать чужое добро, от посторонних глаз. Детали разобранных машин лежали по всему гаражу. Бери, не хочу. Работа не пыльная. У ребят дела пошли хорошо. Ну и у меня деньги появились. Сижу под окном дома на скамейки смотрю, то есть работаю. Вижу, к гаражу подъезжает крутая тачка. Из машины выходят двое. Собака залаяла, не пускает их во двор. Кричат:- Хозяин! Старший вышел и спрашивает: - Ремонт? Окраска? Или? ... Смотрит на гостей, ждет, что скажут? Молодой, пацан в красном пиджаке, поднял к небу руку, заговорил: - Вы на нашей земле работаете, значит надо платить! Старший ему в ответ, мы на своей земле, наши предки здесь поселились 200 лет назад! Пацан в крик, пальцы веером, нас матом кроет, его не остановить. Старший послушал его, выругался, повернулся, ушел в гараж. Я вышел за калитку, подхожу к пацану и спрашиваю: - вы откуда? – к нему второй бугай подтянулся. Пацан визжит, угрожает, срок дает … Я ему,  говорю: - не кричи! Он достает из - за спины дубинку и хотел меня напугать, но не успел. Я его только один раз, правой в челюсть ударил. Он улетел бугаю в руки, задергался, тот его поволок в машину и они уехали. Вечером приехала милиция. Ну и пошло, дело шить. Забрали в милицию. Следователь – спросил с иронией,-  так говоришь, один раз ударил? Протянул ко мне бумагу, распишись, формальность, ответственность за дачу ложных показаний. Я расписался. Теперь назови  свою фамилию, имя, отчество… . Я ответил на все вопросы. Сидел как в страшном сне, только сжимал и разжимал пальцы в кулаках, оно немного успокаивало. Закончив составления протокола, следователь сказал: - прочти, распишись на каждой странички.  Потом суд, срок. Привезли на зону в металлку, осужденные выходили на работу. Громкие выкрики фамилий, привычный отчет контролера. Все это обострило  ощущение неволи, которое я испытал, глядя на трех метровый забор. Завели в барак, показали койку, тумбочку. Я сел на табуретку и думаю, отсидеть бы спокойно. Я боялся своей натуры. Не верил судьбе, понимал, люди, находившиеся в колонии, болезненно обидчивы и мнительны. Мне надо научиться контролировать себя, иначе не избежать беды. Вечером познакомились, местные узнали меня. Слышу, зовут: «молчун», - меня так на воле звали, - Айда чай пить. Подсаживайся. И пошла по кругу эмалированная кружка с чефиром. Пили все из одной и только по два глотка. Это единило людей в добрых и в страшных делах. Люди говорят, я  молчу, понимаю беда, черные дни наступили, лафа кончилась, чей-то голос: - «молчун» ты пей, не микрофонь. Утром построение, громкие выкрики фамилий, все как всегда. Команда налево! Все пошли на работу. Отряд прошёл ворота, зашли на территорию промзоны. С непривычки защипало ноздри бетонная и цементная пыль. Крики «майна, вира!» - Лязг колес, движущегося по рельсам мостового крана. Шум механизмов. Удары кувалд по железным формам – все слилось в общий гул. Нас остановили. Я разглядывал бетонные площадки – полигоны с пропарочными камерами. Раздетые по пояс, в красных защитных касках, осужденные при виде нас заработали быстрее. Бригадир стал распределять по рабочим местам. Вновь прибывших, закреплял за опытными рабочими. Меня подвел к молотобойцу, он работал спиной к нам, стальные мышцы буграми поигрывали на загорелой спине, он яростно отбивал кувалдой железную форму от прилипшего бетона. Бригадир окликнул его: Тимофеев! Осужденный распрямился, повернулся к нам лицом. Опустил на землю кувалду. – Слушаю, бригадир! – Объясни новенькому, что и как надо делать. С тобой будет работать. Тот кивнул головой. Вытер со лба пот и показал мне район работ. Я слушал внимательно. Потом надел на голову каску, надел рукавицы, взял в руки кувалду и работа пошла. Тимофеев схватил тяжелый вибратор, и ловко работая им, стал утрамбовывать им бетон в залитой конструкции. Где-то через полчаса, люди потянулись к навесу из досок, покрытый жестью. На общий перекур. Я там отдыхал, да я и сейчас не курю.  И так несколько лет. Смутная, тревожная, обстановка была в ту пору в местах лишения свободы. Очерстветь и озлобиться, можно было. Осужденные разделялись на касты. Поножовщина, карты.  Я чувствовал себя растением, как подорожник на обочине дороги жизни:
Его топчи, громи копытом
И траком жми, а он растет.
Жить можно даже очень битым:
Была б дорога, боль не в счет. Чии стихи не помню? Люблю читать. И тут вы, училище! Записался в группу слесарей. А когда пошли на практику, меня перевели на работу в гараж, ремонтировать машины. Появился интерес к работе. Увеличился шанс на УДО. Время полетело. Вышел на свободу. На руках удостоверение вашего училища, мои знания. Устроился в автопарк на работу, пока слесарем. Окончил курсы шоферов. И как там, у Владимира Высоцкого, его книга «Избранное – 1988 год» - она всегда со мной. Читаю перед каждым рейсом, как молитву для себя «КРУГОМ ПЯТСОТ»:
Я вышел ростом и лицом –
Спасибо матери с отцом.
С людьми в ладу – не понукал, не помыкал.
Спины не гнул – прямым ходил,
И в ус не дул, и жил как жил,
И голове своей руками помогал.
Но был донос и был навет.
Кругом пятьсот – и наших нет.
……………………….               
 Потом – зачет, потом домой
С семью годами за спиной.
…………………….
Но на начальника попал,
Который бойко вербовал, -
И за Урал машины стал перегонять.
Сказал и замолчал. Идем молча, солнце вырвалось из набегающих туч, под его лучами заискрился снег. Дует ветерок, дышится легко и свободно.  Попутчик  задумавшись, смотрел вдаль, в его глазах виден отсвет какого – то иного бытия, в котором, он только что побывал. Мне показалось, он как будто заново родился как человек.