Иноплеменники России в Отечественной войне 1812 го

«Иноплеменник:
– человек иного племени, народа, иноземец»
С.И. Ожегов.
- принадлежащий к другому племени, к чужой народности»
Д.Н. Ушаков.
- кто принадлежит к иному племени, народу, иной народности»
Т.Ф. Ефремова



Содержание
От автора.
Вступление.
Глава № 1. Барклай-де-Толли.
Глава № 2. От Немана до Смоленска.
Глава № 3. От Смоленска до Бородино.
Глава № 4. Бородино.
Глава № 5. От Бородино до Тарутина.
Глава № 6. Корпус Витгенштейна.
Глава № 7. Винцингероди. «Летучие отряды».
10. Глава № 8.  Третья армия Тормасова.
11. Глава № 9. Освобождение России от Наполеона.
 12. Заключение




«Михайло (Милорадович)! ты впереди, лицом к врагу!
- Максим (Ребиндер)! Тебе слава!.. Все, все вы русские!
- Не давать врагу верха; бить его и гнать по-прежнему!
- Слава Богу! - Идите и делайте всё во славу России»
Александр Васильевич Суворов. (Швейцарский поход).

                От автора.
В сентябре 2012 года в России и на Украине отметили 200-летнюю годовщину со дня победы в войне, которая для многонационального населения бывшей Российской империи была народной и вошла в историю под именем Отечественной войны 1812 года. Свою лепту в победу над общим врагом внесли все национальности и народности жившие в России, демонстрируя на полях сражений смелость и героизм и доказывая свою преданность  отечеству, в котором они жили.
В России, к юбилею, издали, красочно оформленную книгу: «Отечественная война 1812 года: Биографический словарь». М.: Росвоенцентр; Кучково поле; Росспэн, 2011. Очень нужную, памятную книгу, всё бы хорошо, если бы не ложка дёгтя во вступительной части. Авторы книги вновь пытаются делить Россию на русских и не русских, вот только они не указывают, какое же племя берут для отчёта русскости: «дикую Ерьзю, Чудь, Весь, Мурому…» (это слова  Максима Горького- В.У.).
Они пишут: «Иностранцев, принятых в русскую армию в 1812 году, можно было пересчитать по пальцам (Ф. Ф. Винцингероде, К. А. Поццо ди Борго, Ф. К. Тетенборн)».   А вот С. А. Пинчук-Галани, одних только греков насчитал семь человек: «Привлеченные   под   русские  знамена   во  время русско-турецкой войны 1768-1773 годов, греки и их обрусевшие потомки приняли  самое живое  участие   в    событиях  1812-1814 гг.   По образному выражению историка И.Мосхури:   «Начало XIX века было временем самоутверждения второго поколения состоявших на российской императорской службе греков».  Так, среди 550 биографий высших генералов русской армии, сыгравших значительную роль в сражениях, которые были опубликованы в  альманахе «Российский Архив»,  7 человек имеют греческие корни. Перечислим их имена: Ф.П.Алексаполь, А.И.Балла, П.Е.Бернадос, Е.И.Властов, Д.Д.Курута, А.П.Мелессино, С.Х.Ставраков. Причем, только двое из них были российскими поданными.  Один – С. X.Ставраков,  сын отставного  подпоручика из Полтавской губернии, другой – А.П.Мелиссино, внук выходца с острова Кефалония и сын известного артиллерийского генерала П.И. Мелиссино».
. Далее авторы книги пишут: «Отметим еще одну любопытную деталь: по суммарным сведениям о русском офицерском корпусе 1812 года, обобщенным Д. Г. Целорунго, носители иностранных фамилий не превышали 9–11,1%. (Целорунг Д.Г. 185 лет Отечественной войне 1812 года. Саратов 1997. С. 101-109.)».  Интересно, кого они относили к носителям русской фамилии?
В связи с этим приведу пару высказываний Б.Н, Чичерина: «Наши бояре, как и западные феодальные владельцы, образовались из членов княжеской дружины. Первые наши князья были сами ничто иное, как вожди дружины. Оседлости они не имели, отношения к народонаселению были самые поверхностны. Они ходили с дружиною по всей земле русской, а иногда предпринимали и дальние походы, воевали между собой, собирали дани и пошлины, и раздавали товарищам, с которыми проводили время в войне, пирах и веселье. …Раз получивши известное значение в дружине, они считали его как бы своею собственностью, и требовали, чтобы оно переходило и на их родственников».  Проследить их родословные затруднительно, почти невозможно, так как доXV века на Руси практически не было фамилий.
«Разбирая национальность отдельных родов, - пишет Б.Н. Чичерин, - мы находим, что за исключением 164 родов Рюриковичей, потомков князей варягских и 96 родов неизвестно откуда пришедших, - в родословной книге только 36 родов русских и 551 въехавших в Россию из разных стран, как то: из Франции, Англии, Италии, Цесари, Венгрии и проч., из Пруссии 65, из Польши и Литвы 215, из Немцев и Варяг 56, из Греков, Сербов и проч. 17, из разных татарских орд, Сарацынъ, Персии, Кафы, Грузии 143. Мудрено ли после этого, что бояре и слуги не знали отечества, что они не имели никакой связи с народом? Они съехались в Россию для личных целей, чтобы нажиться, где можно и этот характер они передали потомкам».
Род Рюриковичей стал родоначальником княжеских родов: Воротынских, Одоевских, Мосальских, Горчаковых, Барятинских, Мезецких, Волконских, Оболенских, Лыковых, Долгоруковых, Щербатовых, Друцких, Путятиных и других.
Бестужевы-Рюмины «происходят отъ древней Английской фамилии Графства Кентского. Предокъ ихъ, Гавриилъ Бестъ выехалъ въ Россию въ 1403 году… Въ 1701 году велено Бестужевымъ, по прозванию ихъ прародителя Бестужа, писаться Бестужевыми-Рюмиными».
Апраксины происходят «отъ выехавшего, въ исходе XIV столетия, изъ большой Орды… Правнук Солохмира былъ Андрей Ивановичь Апракса».
Владимирский-Буданов В.Ф. касаясь русских фамилий тюркского происхождения, отмечает, что в XVII веке примерно 17 процентов русской знати составляли выходцы из верхушки ордынских феодалов.  Господа историки, любители делить россиян на русских и не русских, вам ещё приводить факты? А к кому вы отнесёте Императора Александра, если его дед – гольштинский герцог Карл Пётр Урлих, а любимая бабуля – принцесса София Ангальт-Цербстская? А как быть с генералом А. И. Кутайсовым? Его отец, И. П. Кутайсов, турецким мальчиком попал в плен, был окрещен в православную веру, а затем, благодаря близости к Павлу I, достиг высших ступеней иерархии.
А, «Милорадовичи вышли в Малороссию из Сербии около 1713 года, в числе трех братьев: Александра, Михаила и Гавриила. Случилось так: в начале 1711 года Петр Великий, готовясь к войне с турками, искал искусных агентов для возбуждения последних против мусульман. Одним из таких агентов вызвался быть серб Михаил Милорадович. В ответ на предложение Милорадовича - служить царю Головкин, в письме от 3 марта 1711 года, отвечал, что царь, "познав искусство и верность Милорадовича в воинских делах против врагов христианского имени и святого креста, определил его полковником христианских войск».
Профессор Н.А. Тройцкий, несмотря на его большой вклад сделанный в восстановлении справедливости в отношении Барклая-де-Толли, и тот считает, что: «Российский генералитет в 1812 г. был отягощён… иностранцами – и обрусевшими, и новоявленными; иные из них даже не знали русского языка (как, например, К.Л. Фуль и Ф.Ф. Винценгероде). Высокие командные посты занимали Л,Л, Беннигсен и П.Х. Витгенштейн, Ф.О. Паулуччи и К.Ф. Багговут, Ф.Ф. Эртель и П.П. Пален, И.Н. Эссен и П.К. Эссен, Ф.Ф. Штейнгель и Ф.В. фон дер Остен-Сакен, А.Ф. Ланжерон и К.Ф. Левенштерн, Ф.К. Корф и К.А. Крейц, К.О. Ламберт и Э.Ф. Сен-При, О.И. Бухгольц и К.К. Сиверс, И.И. Траверсе и Е.Ф. Канкрин, Е.Х. Ферстере и Х.И. Трузсон, принцы Евгений Вюртембергский и Карл Мекленбургский, не говоря уже о тех, кто был в меньших (но тоже генеральских) чинах, как И.И. Дибич, К.И. Опперман, О.Ф. Кноринг, А.Х. Бенкендорф, Г. М. Берг, Б.Б. Гельфрейх, К.Ф. Ольдекоп, А.Б. Фок и др.». 
Так вот, эта книга является памятью, тем самым 9-11,1%, которые, «отягощали» Российский генералитет, тем самым «иностранцам – и обрусевшим, и новоявленным; иные из которых даже не знали русского языка». Избави боже, чтобы меня кто ни будь причислил к последователям теорий: Т. Бернгарди, Г. Бейтцке, А. Грубе, которые всю славу побед над Наполеоном относили на счёт иностранцев служивших в российской армии. Своей книгой я отдаю им только ту славу, которую они заслужили в сражениях с общим врагом.
Закончу я своё повествование, от автора, словами известного публициста и издателя того времени, Николая Ивановича Греча: «Разумеется, если русский и иностранец равного достоинства, я всегда предпочту русского, но, доколе не сошел с ума, не скажу, чтобы какой-нибудь Башуцкий, Арбузов, Мартынов были лучше Беннигсена, Ланжерона или Паулуччи. К тому же должно отличать немцев (или германцев) от уроженцев наших Остзейских губерний: это русские подданные, русские дворяне, охотно жертвующие за Россию кровью и жизнью, и если иногда предпочитаются природным русским, то оттого, что домашнее их воспитание было лучше и нравственнее. Они не знают русского языка в совершенстве, и в этом виноваты не они одни: когда наша литература сравняется с немецкой, у них исчезнет преимущественное употребление немецкого языка. А теперь можно ли негодовать на них, что они предпочитают Гёте и Лессинга Гоголю и Щербине? Я написал эти строки в оправдание Александра: помышляя о спасении России, он искал пособий и средств повсюду и предпочитал иностранцев, говоривших ему правду, своим подданным, которые ему льстили, лгали, интриговали и ссорились между собой. Да и чем лифлян-дец Барклай менее русский, нежели грузинец Багратион? Скажете: этот православный, но дело идет на войне не о происхождении Святого Духа! Всякому свое по делам и заслугам. Александр воздвиг памятник своему правосудию и беспристрастию, поставив рядом статуи Кутузова и Барклая. Дело против Наполеона было не русское, а общеевропейское, общее, человеческое, следственно, все благородные люди становились в нем земляками и братьями. Итальянцы и немцы, французы (эмигранты) и голландцы, португальцы и англичане, испанцы и шведы — все становились под одно знамя».
Ещё обязан предупредить читателей, что биографические данные мною взяты из одного источника: «Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1996. Т. VII.», поэтому, страницы будут указываться прямо в тексте, без сносок на данный источник.
В тексте будут встречаться различные варианты написания фамилий, например: Винцингероде и Винценгероде, не считайте это за ошибки, я оставлял написание таким, какое было в использованном источнике. Даты даны в старом стиле, то есть, какие они были на момент событий.


                Вступление.
Причины, приведшие Францию и Россию к войне 1812 года, очень подробно исследованы во многих научных работах, поэтому, я не буду вдаваться в подробности, ограничимся несколькими определениями.
После поражения русских войск в битве под Фридландом в июне 1807 года Александр I заключил с Наполеоном Тильзитский мир, согласно которому обязался присоединиться к континентальной блокаде Англии,  полностью отказаться от торговли со своим главным партнёром, исключить экспорт пеньки в Великобританию. Россия выводила свои войска из Молдавии и Валахии, завоёванных у Турции.  Наполеона Тильзитский мир вознёс на вершину могущества, а императора Александра поставил в тяжёлое положение. Чувство обиды в столичных кругах было велико. «Тильзит!.. (при звуке сем обидном / Теперь не побледнеет росс)», — писал спустя 14 лет Александр Сергеевич Пушкин.
Как отмечают авторы «Биографического словаря» - «…результаты новейших исследований позволяют утверждать, что обе стороны практически одновременно начали подготовку к войне в 1810 году. Россия благодаря своей военной разведке имела достаточно полное представление о планах и силах будущего противника. Генерал М. Б. Барклай де Толли, назначенный 18 января 1810 года военным министром, сразу же приступил к проведению широкомасштабных преобразований, направленных на усиление армии и совершенствование системы управления вооруженными силами».
Началом приготовлений Наполеона к войне с Россией считают призыв на службу в декабре 1810 г. 80 000 человек, «под предлогом противодействия высадкам Англичан». Начало «укрепления Данцига и к усилению тамошнего гарнизона». В декабре 1811 г. «последовал декрет о наборе 120 000 конскриптов для пополнения армии и 12 000 для флота». Приготовления России «к войне состояли: в исследовании прстранства, которое должно было служить театром войны; в усилении важнейших пунктов искусственными средствами; в укомплектовании войск, образовании резервов, устройства депо, магазинов, госпиталей и парков, сообразно с потребностями военного времени». 
Когда стало ясно, что войны не избежать, «или отдалить её до некоторого благоприятнейшего времени, предстояло одно средство: поставить себя в возможную готовность к отражению силы силою. Всякие другие меры были бесполезны. Там недостаточны извороты политики, где оружие должно решить дело: против меча навостриваемого, надлежало навостривать свой мечь». Россия успела за 1810 и 1811 годы «усилить почти в двое армию; привести совершенно в оборонительное состояние важнейшие старые, и заложить, устроить и вооружить новые крепости; приготовить значительные всякого рода запасы, наполнить арсеналы оружием, учредить многие парки с военными снарядами и другими потребностями всякого рода, и сосредоточить почти неприметным образом силы свои на предположенных пунктах, сводя их из самых отдалённых мест государства. Словом – едва протекло 4 года после мира Тильзитского,… -Россия поставила уже себя в состояние противостать новым наглостям врага своего».
В это время Россия всерьёз задумывается о поиске сторонников в предстоящей войне, о создании «Русско-германского легиона», который начал  формироваться в 1810 г. по повелению императора Александра I. «Мысль сформировать особый отряд из немцев была внушена императору принцем Георгом Ольденбургским; предполагалось пополнять его, между прочим, перебежчиками из германских войск, действовавших против России, а в случае благоприятного исхода войны с французами он должен был сделаться средоточием всех враждебных французам элементов в Германии. Формирование легиона было поручено полковнику Арентшильду. Немецких перебежчиков являлось очень мало; легион пополнялся главным образом пленными; к июню1813 г. было набрано 5000 человек, которые находились под начальством прусских офицеров и подчинялись прусскому военному уставу. По договору, заключённому в Петерсвальдау (в июле 1813 г.), Англия приняла на себя содержание Р.-германского легиона, причём получала право употреблять его по своему усмотрению; он поступил под командование генерала Вальмодена, был присоединён к северной армии (наследного принца шведского) и участвовал в военных действиях на Нижней Эльбе. В начале войны 1815 г. легион был включен в состав прусских войск и из него были сформированы 2 пехотных полка, 1 конный и 2 конных батареи».
Офицерский состав предполагалось пополнять за счет немецких эмигрантов проходивших службу в  русской армии. Пленные германские офицеры зачислялись в легион с сохранением чина. Предполагалось использование добровольцев из среды немецких колонистов, выходцы только из Саратовской губернии, подали 271 заявление, но Император Александр, «ввиду большого количества пленных, готовых служить в германском легионе» принял решение «отклонить патриотическое предложение этих колонистов».
С целью разложения морального духа в войсках Наполеона, принимались меры по линии разведывательного ведомства, так в 1810 г. «Прусский министр полиции Грунер был завербован русскими для организации антифранцузской агитации в Германии. Даву, командовавший французскими войсками в Германии, начал доносить о подпольном распространении таких сочинений, как труд близкого к русской полиции Коцебу о Наполеоне, под заглавием: "Замечания об освободителе от изобилия", или "История кампаний в Португалии в 1810 и 1811 гг."; последний труд имел целью подорвать веру в непобедимость французов. Подлинный призыв к восстанию немцев заключался во II томе "Духа времени" поэта Арндта, где Наполеон описывался, как сатана, антихрист, и где страстно пророчествовалась его гибель от руки восставших народов. На германских каналах, по которым к Висле сосредоточивались запасы для французской армии, был организован саботаж, под предлогом неисправности шлюзов, и поджог складов с французским военным имуществом. Как только какие-либо части Рейнского союза вступали на прусскую территорию, в них начиналось массовое дезертирство, так как части окружались агитаторами,  пособниками и укрывателями. Доклад Раппа от 11 ноября 1811 г. дает очень обширный материал по этой агитации, Рапп приходил к заключению, что так как семена этой агитации падают на благоприятную им почву, то, в случае неудачи, в 1812 г все население от Рейна до Сибири вооружится и восстанет против французов.
…Целый ряд видных немецких ученых и писателей, начиная с Шлейермахера, согласился работать в 1812 г. в тылу французской армии в русских интересах. Так как предпосылок для успеха вооруженного восстания не было, то цель для агитации временно была поставлена — распространение смуты и недовольства. Для соответственной информации на русские деньги издавалась подпольная газета, которая должна была разоблачать фальшь победных бюллетеней Наполеона. Была организована направлявшаяся через Австрию связь с Россией. С Метернихом был заключен тайный уговор, по которому русские и австрийские войска обязывались возможно щадить друг друга.
Главные усилия были направлены на немецких солдат, находившихся на фронте. Несколько выдающихся прусских офицеров взялись быть русскими агентами в прусском корпусе Йорка. Майор фон дер Гольц, которому были даны большие полномочия, ручался, что удержит пруссаков от серьезных действий против русских; он соответственно обрабатывал прусское командование и организовывал дезертирство. Таурогенская измена пруссаков Наполеону подготовлялась заблаговременно. В России был организован "Немецкий Комитет" под фактическим руководством Штейна, политического вождя национального движения в Германии, согласившегося взять на себя руководство русской агитацией».   
Герцдорф (Герздорф) Карл Максимович: «В 1799 г. сражался под знаменами А. В. Суворова во время Итальянского и Швейцарского походов. 20 февраля 1800 г. произведен в генерал-майоры. Во время кампании 1806—1807 гг. был дважды контужен. В 1812 г. был назначен презусом (председателем военного суда) 1-й Западной армии, принимал участие в формировании Русско-немецкого легиона». (С. 356-357)
Дернберг (Деренберг) Вильгельм Каспар Фердинанд: «В 1812 г. перешел на службу в русскую армию с чином генерал-майора и находился в составе Русско-немецкого легиона. В 1813 г. отличился под Калишем, награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. Затем командовал армейским партизанским отрядом и отличился при штурме г. Люнебурга. Потом начальствовал авангардом войск генерала Л. Т. Вальмодена». (С. 380)
В 1810 году у России преобладала позиция наступательной войны, Александр предполагал «двинуть стотысячную армию в пределы Варшавского герцогства, имея позади вторую такую же армию в резерве; восстановить под своим скипетром «крулевство» Польское, он рассчитывал затем усилить себя его войсками и перейти Вислу. Император Александр пребывал при этом в уверенности, что Пруссия, угнетаемая Наполеоном, поспешит воспользоваться случаем и примкнёт к России, благодаря чему силы союзников уже возрасли-бы до 330 000 человек. Далее ожидалось, что Австрия тоже присоединится к союзу, равно как и мелкие государства Северной Германии, тяготившияся властью Франции».
«В среде российского высшего руководства накануне войны разрабатывались самые различные варианты будущих военных действий, рассматривались и возможности превентивных ударов по противнику. Однако, в конечном счете утвердилась концепция активной обороны и отступления в глубь собственной территории с целью изматывания противника и достижения конечной победы. Этому в немалой степени способствовали данные русской разведки о силах неприятеля (в частности, численность войск 1-го эшелона Великой армии оценивалась ею в 450 тысяч человек, что было близко к истине). План предусматривал применение отступательной тактики в отношении главной группировки неприятеля с целью достижения равенства сил и активные действия против его слабых флангов». 
В январе 1812 г. императору был предоставлен план французского эмигранта, графа дАлонвиля, который, «рассматривая образ действий Наполеона, говорил, что «он, обладая большими средствами к ведению войны, но не имея возможности, по причине расстройства французских финансов, содержать многочисленные армии, принуждён был самою силою обстоятельств вести наступательные войны, вторгаться быстро… искать решительных сражений и устремляться быстро к столице противника, с той целью, чтобы, заняв её, предписывать условия мира… следовательно – должно вовлечь его в войну медленную и разорительную; в особенности же следует избегать генеральных сражений, отступать внутрь страны, увлекая за собою противника, держать по возможности силы свои сосредоточенными, наводнить области, которые неприятель оставит у себя в тылу, казаками, для действия против французских отрядов, посылаемых для добывания продовольствия… Для противодействия же тем смелым обходам, которыми Наполеон решал судьбу войн, следует иметь позади действующей армии другую армию – резервную, которая могла бы поддерживать главные силы и обеспечивать их сообщения.». 
В основе же «общей концепции ведения боевых действий лежали соображения Барклая-де-Толли, высказанные им Александру во время их встречи в Мемеле в 1807 году. Разница состояла лишь в том, что эта концепция была дополнена подобными же соображениями, представленными царю несколькими русскими и иностранными генералами и офицерами, находившимися на службе в русской армии, -П. М. Волконским, Людвигом фон Вольцогеном, Тейль фон Сераскеркеном, Карлом Толем, Фонтон де Вераноном и д'Алонвилем». 
Когда стало ясно, что Польша не на нашей стороне, стали предлагаться различные варианты, в которых предусматривалась «одна, - всецело притом обоснованная на знании характера своего противника». Все предложения концентрировались у Фуля, а наиболее  важные докладывались и министру, Барклаю, который был сторонником наступательной войны. Осенью 1811 года Барклай предложил свой план: «Как только французы перейдут Эльбу, наша армия должна была вторгнуться через границу от Юрбурга, Белостока и Бреста, занять важнейшие пункты и немедленно приступить к опустошению всей пограничной полосы, дабы лишить врага возможности при наступлении своём пользоваться местными средствами. Император Александр окончательно отказался от такого плана, опасаясь, что подобные действия навлекут на Россию много нареканий, и предпочёл ожидать врага в своей земле».
«Известие о союзе Наполеона с Австрией пришло к Государю в то самое время, когда Его Величество был готов дать армии повеление двинуться за Неман… Главнокомандующий 1-ю армиею, Барклай-де-Толли, находившийся в Вилне, испрашивал у Императора разрешения на движение наступательное, донося, что пора трогаться вперёд;… Его Величество отвечал: «Важные обстоятельства требуют зрелого решения о том, что нам предпринять. Посылаю вам союзный договор Австрии с Наполеоном. Если войска наши сделают шаг за границу, война неизбежна, и по сему договору Австрийцы будут находиться позади левого крыла наших армий».
В.И. Пичета пишет: «Близость развязки чувствовалась, обе стороны слишком нервничали и волновались. Наполеон боялся, что русские начнут войну, и, при некоторых удачах, все верные вассалы перейдут на сторону России. Александр не решался привести свои слова в действие и отделывался только бряцанием оружия, дрожа перед мыслью о возможном восстановлении Польши».
Однако, «неизвестность в каком месте Наполеон, разместивший войска свои от Кенигсберга до Люблина, вторгнется в Россию, побудила наших Главнокомандующих пространно расположить вверенные им армии».
 «Перенесение театра войны в сердце России произошло не от намерения, заранее принятого, но было следствием обстоятельств, которых ни какая человеческая прозорливость предвидеть не могла».

                «О вождь несчастливый!.. Суров был
                Жребий твой;
                Всё в жертву ты принёс земле тебе чужой.
                Непроницаемый для взгляда черни дикой,
                В молчаньи шёл один ты с мыслию великой,
                И, в имени твоём звук чуждый невзлюбя,
                Своими криками преследуя тебя,
                Народ, таинственно спасаемый тобою,
                Ругался над твоей священной сединою.
                И тот, чей острый ум тебя и постигал,
                В угоду им тебя лукаво предал…»
                А.С. Пушкин.

Глава № 1. Барклай-де-Толли.
Барклай -Де -Толли Михаил Богданович: «Из лифляндских дворян шотландского происхождения. Сын офицера. На службу записан в 1767 г. гефрейт-капралом в Новотроицкий кирасирский полк. Домашнее воспитание получил в семье дяди — бригадира Е. фон Вермелена. Действительную службу начал в рядах Псковского карабинерного полка в 1776 г., в 1778 г. был произведен в корнеты. С 1783 по 1790 г. был адъютантом у ряда генералов, с 1794 г. командовал батальоном, полком, бригадой, дивизией, армией. Награждался чинами за отличие в сражениях, участвуя в русско-турецкой войне 1787—1791 гг., русско-шведской войне 1788—1790 гг., польской кампании 1794 г. (получил орден Св. Георгия 4-го кл.). В 1798 г. стал полковником, а 2 марта 1799 г. — генерал-майором. Особо отличился в кампании 1806—1807 гг. против наполеоновских войск, командуя арьергардными отрядами. Сражался под Пултуском (награжден орденом Св. Георгия 3-го кл.) и Прейсиш-Эйлау, где ранен «пулею в правую руку выше локтя с раздроблением кости» и вынесен с поля боя без сознания. За геройское поведение произведен в генерал-лейтенанты и назначен командовать 6-й дивизией. Вновь отличился в войне со шведами 1808—1809 гг. За переход по льду пролива Кваркен и занятие шведского г. Умео 20 марта 1809 г. награжден чином генерала от инфантерии и назначен главнокомандующим армии в Финляндии». (С. 308)
18 января 1810 года, Александр I, назначает Михаила Богдановича Барклай-де-Толли Министром военных сухопутных сил России. В связи с тем, что «к 1810 году вероятность нового военного конфликта с Наполеоном стала настолько явной, что император Александр решил возложить на главу военного ведомства задачу всесторонней подготовки к будущей войне. Генерал от артиллерии граф Алексей Андреевич Аракчеев, занимавший этот пост с января 1808 года, был назначен на должность председателя Департамента военных дел во вновь учрежденном тогда Государственном совете, с правом присутствовать в Комитете министров и в Сенате». 
Став Военным Министром Барклай-де-Толли стал собирать свою команду и прежде всего «испросил Высочайшее повеление об оставлении при нём Воейкова. Здесь открылось Воейкову обширное и важное поприще действий по управлению частью Военного Министерства, где составлялись приготовления к великой войне с Наполеоном, и производились различные преобразования по военному управлению». 
Граф А. Ф. Ланжерон пишет: «Назначив Барклая военным министром, государь не мог сделать лучшего выбора, так как он был человек весьма умный, образованный, деятельный, строгий, необыкновенно честный, а главное - замечательно знающий все мелочи жизни русской армии».  Но не всё окружение Императора, так считало и столь стремительным возвышением Барклай-де-Толли "не только возбудил против себя зависть, но приобрел много неприятелей". Хотя «сам Михаил Богданович не был в этом повинен. Он не был царедворцем, карьеристом, чурался заискиваний среди приближенных к царской династии особ и фаворитов. Однако и старинная военная знать, и новоявленная аристократия относились к нему как к человеку, выдвинувшемуся случайно и, главное, - будто бы незаслуженно, благодаря капризу Александра I. Ни военные, ни административные заслуги Барклая-де-Толли окружающими всерьез не воспринимались"  .
А между тем, уже занимая министерский пост, Барклай-де-Толли "одновременно был назначен сенатором и членом Государственного Совета. Под его руководством российская армия была увеличена почти вдвое, значительно пополнены арсеналы, подготовлены к обороне новые крепости (23), что в значительной мере подготовило российские вооруженные силы к войне с Наполеоном в 1812 году».  Отмечая заслуги Михаила Богдановича на новом посту, профессор Н. А. Троицкий считает, что именно Барклай-де-Толли "возглавил всю подготовку к войне и повел ее энергично и планомерно… С 1810 года резко пошла вверх кривая военных расходов России».
В.Г. Сироткин отмечает, что в 1809 году они составляли 64,7 миллиона рублей, в 1810 году - 92 миллиона рублей, а в 1811 году - 113,7 миллиона рублей, причем только на сухопутные войска.  Более уточнённые цифры я взял из работы «Финансы России в XIX столетии». Из общих расходов составивших в 1810 году 279 мил. Руб. ассигнаций, было израсходовано на сухопутное военное министерство около 128 миллионов и на морское – 19.600,000 руб. В 1811 году – соответственно; 122,5 и 14,5 мил. Руб. 
Подготовка к войне с Францией, велась по четырём основным, направлениям:
- реконструкция и строительство новых крепостей;
- реформирование вооружённых сил России;
- создание запасов оружия, боеприпасов, продовольствия и фуража, на время военных действий;
- создание секретного подразделения в армейской структуре, специализирующегося на сборе, обработке и анализе разведывательной информации.
Барклай-де-Толли старался бережно относиться к необходимым значительным военным расходам, так уже 31 марта 1810 г., он вносит предложение «О уничтожении крепостей Вильманстрандской, Кексгольмской, Шлиссельбургской, Черноярской, Енотавской и Азовской». «Объемля состояние различных частей Военного департамента, сколько краткость времени моего Министерством позволила, встретил я по части Инженерной излишнее содержание некоторых крепостей, которые по распространению границ империи, соделовшись внутренними и следовательно ненужными… Для сохранения  издержек, я в долг вменяю себе испрашивать… повеления на уничтожение сих 6 крепостей, не разоряя только в них веерок, которые в нужном случае послужат прикрытием…».
Ранней весной 1810 года начались работы по строительству фортификационных сооружений в Белоруссии и на Украине. Оставшиеся крепости усиливались артиллерийскими подразделениями, 14 мая принимается постановление: «О числе рот в Артиллерийских гарнизонах». Согласно которому, предписывалось: «в Кронштадте иметь 2 роты, №1, и № 2; в Выборге – 2 роты, № 11 и № 12; в Нейшлоте – полроты № 18; в Георгиевске – 2 роты, № 51 и № 52». С целью улучшения организационной структуры артиллерии,  вместо существующих разнотипных рот, батарей и артиллерийских полков; были созданы единообразные артиллерийские роты, батареи и бригады, что способствовало централизованному управлению и сосредоточению массированного артиллерийского огня на избранных направлениях. 9 июня принимается постановление: «Об устроении некоторых укреплений в городе Риге». 10 августа: «О построении новой крепости в Бобруйске».
8 мая принимается постановление: «Об отдаче Сестрорецкого Оружейного завода в ведомство Артиллерийской Экспедиции». 21 августа: «О учреждении заводов от Артиллерийского Депортамента в С.-Петербурге и Москве для селитроварения», пункт № 3 гласит: «Кроме Петербурга учредить таковые же заводы в Москве, Крыму, в Оренбургской губернии и на землях принадлежащих заводам Шостенскому и Казанскому». 3 октября принимается постановление: «О мерах, приемлемых к заготовке орудий и Артиллерийских снарядов, нужных Военным Депортаментам».
Военного министра Барклая, касалось всё, от обувки солдат, до вооружения. 25 апреля принимается постановление: «О сапогах для пехотных полевых и гарнизонных войск», предписывающее тачать сапоги «…голенищи несколько короче; подошвы же должны быть по образцу прежнему». Были приняты оптимальные единые штаты гренадерских и егерских полков, бригад и дивизий. Аналогичная реорганизация была проведена и в кавалерии. Он создавал одинаковые условия для прохождения службы в разных подразделениях. Так постановлением от 10 февраля, предписывалось в Лейб-Гвардии полках и батальонах «…содержать на лицо то самое число лазаретных повозок… как в армейских полках». Постановлением от 16 июня вводятся «…новые образцы кавалерийскому ружью, как-то: карабинам гусарским и кирасирским, мушкетам драгунским и пистолетам, вообще одного сорта, для всех кавалерийских полков положенным…». 
Он предвидел, что во время будущей войны, войскам предстоит преодолевать очень много водных преград и необходимость быстрого сооружения различных укреплений, поэтому заботился о Пионерных подразделениях. 6 ноября принимается постановление: «О назначении в Пионерные роты рекрутов, хотя не так рослых, но молодых и расторопных, а преимущественно грамотных». Штат Пионерного батальона предусматривал; одну минёрную и три Пионерных рот.
Барклай-де-Толли «с беспокойством констатировал «закоренелое в войсках наших обыкновение: всю науку, Дисциплину и воинский порядок основывать на телесном и жестоком наказании». Он попытался было умерить разгул палочной дисциплины, неоднократно (вплоть до февраля 1812 г.) писал царю, что солдатам необходимо «лучшее обращение, то есть чтобы их считали людьми, наделёнными чувствами и патриотизмом, если этот последний не угас в результате плохого обращения и палочных ударов». Но царь даже не отвечал на доводы своего министра».   Тогда он решил заложить эту идею в «Наставление господам пехотным офицерам в день сражения».
«Командир, — говорилось в нем, — не должен довольствоваться одной перестрелкой, но выискивать удобные случаи, чтобы ударить в штыки и пользоваться сим, не дожидаясь приказания». Настойчиво проводилась мысль об использовании новых тактических приемов. Здесь же рекомендовалось офицерам «не допускать излишеств в обучении солдат, а учить их более тому, что война потребует».
В разделе «Как офицеру относиться к солдату» говорилось: «Офицер может заслужить почетнейшее для военного человека название - друг солдата. Чем больше офицер в спокойное время был справедлив и ласков, тем больше в войне подчиненные будут стараться оправдать сии поступки и в глазах его один перед другим отличиться».
Наставление гласило: «Когда фронтом идут на штыки, то ротному
командиру должно также идти впереди своей роты с оружием в руках и быть в
полной надежде, что подчиненные, одушевленные таким примером, никогда не
допустят его одного ворваться во фронт неприятельский».
В нём утверждалось, что: «Храбрые люди никогда отрезаны быть не могут. Куда бы ни зашёл неприятель, туда и поворотиться грудью, идти на него и разбить». Войскам надлежало «к духу смелости и отваге непременно присоединить ту твердость в продолжительных опасностях и непоколебимость, которая есть печать человека, рожденного для войны... Сия-то твердость, сие-то упорство всюду заслужат и приобретут победу».
Особо предписывалось: «Господам офицерам, особенно ротным командирам в сражении крепко и прилежно замечать, кто из нижних чинов больше отличается храбростью и духом твердости и порядка. Таковых долг есть высшего начальства  скорее производить в чины, ибо корпус офицеров всегда выигрывает получением настоящего храброго офицера, из какого бы рода он ни был».
Летом 1810 года Барклай-де-Толли обратился к Александру I с докладом, в котором обосновал необходимость создания в Военном министерстве, секретного учреждения, специализирующегося на сборе, обработке и анализе разведывательной информации об иностранных армиях. «Инициатива военного министра получила поддержку императора Александра I».  Получив согласие от императора, Барклай-де-Толли «учредил при посольствах России за границей службу военных атташе с дипломатическим иммунитетом. В Вене таковым был полковник барон Ф.Тейль фон Сераскеркен, в Берлине – подполковник Р.Е. Ренни, в Дрездене – майор В.А. Прендель, в Мюнхене – поручик П.Х. Грабе (будущий декабрист) и т.д. Барклай вменял им в обязанность добывать карты и планы военных операций, данные о численности, дислокации и перемещениях войск. «Употребляйте, - наставлял их Барклай, всевозможные старания к приисканию и доставлению ко мне сих редкостей какою бы то ни было ценою». Агенты доставляли Барклаю «редкости» чрезвычайной цены: Тейль – общую роспись австрийской армии, Ренни – прусской, Прендель – саксонской и польской, Грабе – баварской». 
О задачах и целях первых военных разведчиков можно почерпнуть из инструкции майору В. А. Пренделю, которую опубликовал С. Ламбик: «Настоящее поручение ваше должно подлежать непроницаемой тайне, посему во всех действиях ваших вы должны быть скромны и осторожны. Главнейшая цель вашего тайного поручения должна состоять, чтобы <…> приобрести точные статистические и физические познания о состоянии Саксонского королевства и Варшавского герцогства, обращая особое внимание на военное состояние <…> а также сообщать о достоинствах и свойствах военных генералов». 
 Новое учреждение получило название Особая канцелярия при военном министре. Это был первый орган военной разведки в России. Тогда же, в 1810 году, был учрежден Институт военных агентов, в его состав вошли опытные полицейские чины, офицеры, имеющие опыт ведения боевых действий, сотрудники таможни и других силовых структур. Канцелярия работала в условиях строжайшей секретности и подчинялась только Барклаю-де-Толли.  Помимо стратегической разведки, Барклай-де-Толли уделял большое внимание тактической разведке и контрразведке, которые вели своими силами командующие полевыми армиями и корпусами, дислоцированными на западной границе. «В качестве агентов использовались местные жители пограничных районов, а также люди самых разных слоев общества, временно выезжавшие за границу».   Практиковалось использование совершенно случайных лиц. «По приказу Барклая-де-Толли с 1810 года командиры русских частей начали посылать агентов в соседние государства». 
 В начале 1812 года император Александр I подписал три секретных документа — «Уложение для управления Большой действующей армией», «Инструкция начальнику Главного штаба по управлению Высшей воинской полицией» и «Инструкция директору Высшей воинской полиции». «Эти документы вобрали в себя представления Барклая-де-Толли и его окружения о подходах к организации и ведению военной разведки и контрразведки накануне и во время боевых действий» 
   В 1-й Западной армии Барклая-де-Толли организация контрразведки была поставлена на высочайшем уровне. «Только там Высшая воинская полиция имела штат чиновников, канцелярию и директора. Ей же перед войной была подчинена местная полиция от австрийской границы до Балтики».  В апреле 1812 года начальником её был назначен, родившийся в Москве, сын выходца из Франции Яков Иванович де Санглен. Именно он, «носивший французскую фамилию, но считавший себя совершенно русским (однажды он даже едва не подрался на дуэли с французским офицером, пренебрежительно отозвавшимся о России и русских)  , не советовал Михаилу Богдановичу соглашаться на командование и обосновывал он это так: «Командовать русскими войсками на отечественном языке и с иностранным именем — невыгодно». 
До войны люди де Санглена «занимались выявлением французской агентуры, то с началом военных действий их важнейшей задачей стало получение оперативных сведений о движении войск противника. С этой целью все чиновники Высшей воинской полиции регулярно посылались на фланги и в тыл неприятеля. Розен и Бистром направлялись в район Динабург - Рига; Бартц - в Белосток; бывший адъютант Барклая-де-Толли Винцент Ривофиналли - в район Подмосковья; Шлыков - под Полоцк, затем под Смоленск и в 3-ю армию и т. д. Уроженцу Риги, отставному капитану К. Ф. Лангу были приданы два казака для захвата "языков" - всего за войну он доставил 30 "языков" и был ранен в ногу».
   Как показали дальнейшие события, «в результате принятых русским командованием мер к лету 1812 года, несмотря на сложные оперативные условия, разведка смогла достичь неплохих результатов»  . «Разведка в войсках перед началом войны велась достаточно активно и приносила много информации».  Как отмечает А.И. Колпакиди, «ей удалось узнать точное время предполагаемого наступления французских войск, их численность, места дислокации основных подразделений, а также установить командиров армейских подразделений и дать им характеристики. Кроме того, она наладила агентурные связи на территориях, контролируемых неприятелем» 
Несмотря на дополнительные рекрутские наборы, создать армию, равную по численности французской, не удавалось, в связи с чем «Высочайше утвержденным» мнением Государственного совета от 14 июля 1810 года было отменено целый ряд ограничений. В армию стали брать рекрутов с некоторыми дефектами, при наличии которых ранее они освобождались от службы. Было постановлено, что «беспрекословно должны быть принимаемы на службу лысые и плешивые рекруты, а кроме того, и косые, ежели зрение их позволяет прицеливаться ружьем, также принимать и заик, и косноязычных, ежели могут сколь-нибудь явственно изъясняться». 
Как пишет генерал М. И. Богданович, «на конец 1810 года она насчитывала 400–420 тысяч человек, с 1552 орудиями… К июню 1812 года число войск было доведено до 480 тысяч человек с 1600 орудиями».  Похожие цифры называет и военный историк Д. П. Бутурлин: «Во всей российской армии находилось около 400 тысяч человек регулярных войск, к коим должно еще присовокупить с лишком 70 тысяч человек гарнизона и более 100 тысяч нерегулярных войск». По его данным, «в российской армии состояло всего 498 батальонов и 409 эскадронов, не считая 97 гарнизонных батальонов. Внутренний состав дивизий также изменился: кавалерия, отделенная от пехоты, разделена была на две кирасирские, восемь кавалерийских и одну гвардейскую кавалерийскую дивизии. <…> Вся пехота разделена была на 27 дивизий, не считая лейб-гвардии, составившей отдельную дивизию».  Всё это способствовало созданию «сильных резервов. Высочайшим указом от 16 сентября 1811 года предписан был рекрутский набор, по 4 человека с 500 душ мужеского пола. <…> Сей набор послужил к составлению многочисленных рекрутских депо, расположенных во внутренних губерниях, ближайших к тем, в коих собирались армии». 
Н.А. Троицкий констатирует, что к февралю 1812 года, «вся наша регулярная военно-сухопутная сила, включая гарнизоны, инвалидов и рекрутские депо, простиралась до 600 т. человек. Почти половина их была расположена у западной границы, от Остзейских губерний до Волыни и Подолии».
«Естественно, что такая армия должна была обеспечить себя первым долгом огнестрельными припасами, составляющими первую и насущную необходимость войны. С этой целью артиллерийские парки были расположены в три линии. Первая линия стояла: в Вильне на 3 дивизии, в Динабурге на 5, в Несвиже на 1, в Бобруйске на 2, в Полонном на 3, в Киеве на 6. Вторая линия: в Пскове на 4 дивизии, в Порхове на 4, в Шостке на 5, в Брянске на 4 и в Смоленске на 2. Третья линия: в Москве на 2 дивизии, в Новгороде на 8 и в Калуге на 9. Следовательно, всего на трех линиях было заготовлено парков на 58 дивизий, с полным количеством артиллерийских снарядов, ружейных патронов и кремней. Для перевозки их было заготовлено достаточное количество подвод и людей. Всю армию с ее резервами, артиллерийскими парками и т. д. нужно было продовольствовать. Провиантские магазины были, в свою очередь, расположены тоже в три линии. Так называемые «главные продовольственные депо» были в Новгороде, Трубчевске и Соснице. Главные магазины размещались: в Риге, Динабурге, Бобруйске, Киеве, Вильне, Заславле и Луцке. Магазины меньшего объема находились: в Дриссе, Великих Луках, Шавлях, Вилькомире, Свенцянах, Гродно, Брест-Литовске, Слониме, Слуцке, Пинске, Мозыре, Староконстантинове, Житомире, Остроге, Дубно и Ковеле. Всего в этих складах было заготовлено 625.855 четвертей муки, 58.446 крупы и 774.080 четвертей овса».
  Параллельно с исполнением мероприятий по комплектованию резервных дивизий, уточнению позиций и строительству оборонительных сооружений, Барклай-де-Толли, вместе со своими единомышленниками упорно работали над важнейшим военно-законодательным документом, в котором, разрабатывались новые принципы управления войсками, в период военных действий, и вводилась более совершенная структура управления армией. Документ этот как бы подводил итог всей проделанной военным министерством работы по подготовке к войне с Наполеоном, и назывался «Учреждение для управления Большой действующей армии», введённый в действие с 27.01.1812 года.
Авторы уникального труда «Отечественная война 1812 года: Биографический словарь», отмечают, что: «Учреждение для управления Большой действующей армии», заменившее устаревший Устав 1716 года, есть «важнейшее законоположение, в котором, с учетом происходивших тогда значительных перемен в военном деле, по новому регламентировались права и обязанности лиц, причастных к армейскому управлению. Во всяком случае, была создана новая правовая база для взаимоотношений между военачальниками различных уровней. Этот законодательный акт, как показали последующие события, можно назвать прогрессивным для своего времени документом».
Управление войсками предусматривало:
«2. Главнокомандующий Большою Действующею Армиею определяется приказом Его Величества по Армии и вместе указом Правительствующему Сенату…
4. Приказания Главнокомандующего, как в Армии, так и всеми гражданскими чиновниками пограничных Областей и Губерний исполняются яко Высочайшие Именные повеления.
14. Все воинские чиновники, и самые Члены Императорской фамилии, прибыв в Армию, вступают в непосредственное и полное начальство Главнокомандующего.
18. Присутствие Императора слагает с Главнокомандующего начальство над Армиею, разве бы отдано было в приказе, что Главнокомандующий оставляется в полном его действии».
Согласно данного «Учреждения» главнокомандующий получал всю полноту власти, освободившись от мелочной опеки бюрократических центральных военных органов. Он мог назначать и снимать военных чиновников и командиров соединений любого ранга, отрешать от должности и предавать военному суду, мог производить из унтер-офицеров в офицеры, разжаловать и производить в офицерские чины до капитана включительно, мог награждать орденами низших степеней и заключать перемирие. Большое значение придавалось Главному штабу армии, в котором «соединялись все части полевого управления», и впервые в русской армии вводилась должность начальника штаба, наделённого большими и существенными полномочиями.
 «Незадолго до начала военных действий император Александр писал Барклаю-де-Толли: «Прошу вас, не робейте перед затруднениями, полагайтесь на Провидение Божие и Его правосудие. Не унывайте, но укрепите вашу душу великой целью, к которой мы стремимся: избавить человечество от ига, под коим оно стонет, и освободить Европу от цепей». 


Мнение историков о Барклае-де-Толли:
- А.Г. Тартаковский - «Не последнюю роль в отношении к Барклаю правительственных верхов играли и некоторые черты его характера, поведения. Внутренне ощущая, видимо, прерванную связь со своим древним шотландским родом, он держался порой с гордым и суровым отчуждением, в житейских и деловых обстоятельствах был независим и холоден с окружающими, но главное, пренебрегал нормами придворной жизни ("неловкий у двора", как удачно подметил это А. П. Ермолов). Барклай не был царедворцем, чурался искательства среди приближенных к правящей династии особ и всем складом своей биографии и своим обликом воспринимался и старинной военной знатью, и новоявленной аристократией как лицо, выдвинувшееся случайно и незаслуженно. Нечего и говорить, что такая «социальная репутация» сильно воздействовала на отношение к Барклаю в определенных общественных кругах и впоследствии». 
- Е.Р. Ольховский – «Барклай-де-Толли обладал обширными познаниями в военном деле и в военной истории, любил учиться и обогащаться новыми знаниями. Он избегал любых излишеств, больших обществ, не любил играть в карты. Барклай-де-Толли вел скромную жизнь. Солдаты уважали своего командира за необыкновенную храбрость, правдолюбие, заботу о них. Как выглядел Барклай-де-Толли? Он был высокого роста, имел продолговатое бледное лицо, голова была лысой, носил бакенбарды. Поступь его и все приемы выражали важность и необыкновенное хладнокровие. Наружность его, с первого взгляда внушавшая доверие и уважение, являла в нем человека, созданного командовать войсками. <…> Спокойствие духа никогда ему не изменяло, и в пылу битвы он распоряжался точно так, как это было в мирное время. Он не обращал ни на кого внимания, не замечал, казалось, неприятельских выстрелов. Бесстрашие его не знало пределов. В обращении с равными он был всегда вежлив и обходителен, но ни с кем близко не сходился; с подчиненными от высших до низших чинов был кроток и ласков. Никогда не употреблял оскорбительных или бранных выражений, всегда настоятельно требовал, чтобы до солдата доходило все то, что ему было положено по уставу.
Барклай-де-Толли неважно владел правой искалеченной рукой и слегка прихрамывал на правую ногу. Это внушало уважение к нему, от него веяло величественностью. Неутомимый в походе, Михаил Богданович почти все время проводил верхом на коне и слезал с него только для того, чтобы засесть за служебные бумаги, за "кабинетные труды". Равнодушие его ко всему, что касалось его личных удобств, было полным». 
- Характеристика Барклаю, данная Ермоловым: «По свойствам воздержан во всех отношениях, по состоянию неприхотлив, по привычке без ропота сносит недостатки. Ума образованного, положительного, терпелив в трудах, заботлив о вверенном ему деле; нетвёрд в намерениях, робок в ответственности; равнодушен в опасности, недоступен страху. Свойств души добрых, не чуждый снисходительности; внимателен к трудам других, но более людей, ему приближённых. …Осторожен в обращении с подчинёнными, не допускает свободного и непринуждённого их обхождения, принимая его за несоблюдение чинопочитания. …Словом, Барклай де Толли имеет недостатки, с большею частию людей неразлучные, достоинства же и способности, украшающие, в настоящее время, весьма не многих из знаменитейших наших Генералов. Он употребляет их на службу с возможным усердием, с безпредельною приверженностию Государю наилучшего верноподданного!». 
- Характеристика В.И. Харкевича: «Простой, ясный и практичный ум его холодно оценивал обстановку принимал соответствующее решение. Предусмотрительность его обнимала всё, и он ничего не забывал во время исполнения. Самостоятельность его была безусловна: взгляды, которые он высказывал, и решения, которые принимал, были ли они хороши или дурны, были его собственные, и никто из окружающих не мог сказать, что имел на него влияние. Непоколебимая настойчивость Барклая в преследовании поставленной цели не знала преград. Полное самообладание и спокойствие в самыя тяжёлыя, решительные минуты были изумительны. На поле битвы он видел всё и с неизменным хладнокровием распоряжался всем под самым сильным огнём». 
- Издателя и журналиста Ф. В. Булгарина: «Барклай-де-Толли создан был для командования войсками. Фигура его, голос, приемы, все внушало к нему уважение и доверенность. В сражении он был так же спокоен, как в своей комнате или на прогулке. Разъезжая на лошади шагом, в самых опасных местах он не обращал внимания на неприятельские выстрелы и, кажется, вполне верил русской солдатской поговорке: пуля виноватого найдет. 3-й Егерский полк обожал своего старого шефа, и кто только был под его начальством, тот непременно должен был полюбить своего храброго и справедливого начальника». 
- В.Д. Мелентьев, характеризуя Барклая пишет: «…никто не может отрицaть огромных зaслуг генерaлa от инфaнтерии Михaилa Богдaновичa Бaрклaя де Толли - aктивного и целеустремленного реформaторa подготовившего русскую aрмию к Отечественной войне 1812 годa. То, чего предшественникaм его не удaлось сделaть зa десятилетие, им решено было зa двa годa. Зa полезную и деятельную службу по реоргaнизaции русской aрмии мундир военного министрa укрaсился очередным орденом Святого Влaдимирa. …Бaрклaй был непоколебим. Решения, которые он принимaл, хороши они были или дурны, были его собственными, и никто из окружaющих не мог скaзaть, что он имел нa него влияние. "Нaстойчивость в преследовaнии постaвленных им целей былa безгрaничной". Несмотря нa все возрaстaющую к нему ненaвисть, вопреки воле цaря он сохрaняет русскую aрмию». 
- М.А. Фонвизин подводит итог: «Однако при всех достоинствах Барклая-де-Толли, человека с самым благородным, независимым характером, геройски храбраго, благодушнаго и в высшей степени честнаго и безкорыстнаго — армия его не любила, за то только, что он немец! В то время, когда против России шла большая половина Европы, под знаменами Наполеона, очень естественно, что, предубеждение против всего не русскаго — чужестраннаго, сильно овладело умами не только народа и солдат, но и самых начальников. Притом Барклай-де-Толли, с холодною и скромною наружностию, был невзрачный немец, с перебитыми в сражениях рукою и ногою, что придавало его особе и движениям какую-то неловкость и принужденность; не довольно чисто говорил он и по русски, а большая часть свиты его состояла из немцев: всего этого было слишком достаточно, в то время, чтобы не только возбудить нелюбовь армии к достойному полководцу, но даже внушить обидное подозрение на счет чистоты его намерений. Не ценили ни его прежних заслуг, ни настоящего искуснаго отступления, в котором он сберег армии и показал столько присутствия духа и мудрой предусмотрительности». 
Мнение историков, о наличии или отсутствии плана военных действий. То обстоятельство, что Барклай-де-Толли с первых дней начала войны действовал не по плану Фуля,  дало основание историку В. В. Пугачеву написать: «Если по Барклаевому плану велась фактическая подготовка, то план Фуля по существу не оказал никакого влияния на русские военные приготовления».  Исследуя это предположение В.М. Безотосный заключает, что высказанное «мнение ученого наталкивает на мысль, что план Фуля в 1811 году должен был маскировать настоящий ход подготовки к войне».  В связи с этим А. И. Попов заключает: «Очевидно, что русское командование заранее предполагало применить «скифскую тактику» - об этом говорят все распоряжения Барклая перед войной и в самом ее начале». 
Лапранди утверждает, что война велась в строгом соответствии с обстоятельствами и на основе точных расчётов: «Я смею заключать, что, как до Смоленска, так и до самой Москвы, у нас не было определенного плана действия. Все происходило по обстоятельствам. Когда неприятель был далеко, показывали решительность к генеральной битве и, по всем соображениям и расчетам, думали наверное иметь поверхность (то есть, одержать победу – В.У.), но едва неприятель сближался, как все изменялось, и опять отступали, основываясь также на верных расчетах. Вся огромная переписка Барклая и самого Кутузова доказывает ясно, что они не знали сами, что будут и что должны делать». 
Генерал М. И. Богданович считает, что «весьма неосновательно мнение - будто бы действия русских армий в первую половину кампании 1812 года, от вторжения Наполеона в пределы России до занятия французами Москвы, ведены были без всякого определенного плана. <…> Не подлежит сомнению… что главный исполнитель этого соображения, Барклай-де-Толли, сам составил его задолго до войны 1812 года».  Это подтверждается проведёнными  исследованиями профессора Н.А. Троицкого: «Первый и самый обстоятельный план изложил М.Б. Барклай-де-Толли в записке «О защите западных пределов России». Которая была представлена царю 14 марта 1810 г. Этот план развивал идею, которую Барклай впервые высказал ещё весной 1807 г. в беседе с немецким историком Б. Нибуром: «В случае вторжения его (Наполеона. – Н.Т.) в Россию следует искусным отступлением заставить неприятеля удалиться от операционного базиса, утомить его мелкими предприятиями и завлечь вовнутрь страны, а затем с сохранёнными войсками и с помощью климата подготовить ему, хотя бы за Москвой, новую Полтаву». 

О искренней заботе к рядовому русскому солдату говорит приказ № 3 от 1-го апреля 1812 года: «Усмотря из рапортов, что в полках пехотных Кременчугском и Минском непомерное число больных и слабых, поставляю первою причиною беззаботливость шефов полков, полковников: Пышницкого и Красавина; За каковое нерадение к службе делается им строжайшей выговор с объявлением по всей армии, с тем что естли впредь усмотрено будет мною в сих или в других полках сему подобное, то шефам полков откажется от командования, и преданы будут военному суду, как нерачителные и безпечные к службе, подлинный подписал Главнокомандующий Армиею Барклай де Толли: Верно. В должности дежурнаго Генерала полковник Кикин».


      «Скорей ты ляжешь трупом зрима,
Чем будешь кем побеждена!»
Г.Р. Державин

        Глава № 2. От Немана до Смоленска.
13-го июня, «французский авангард занял Ковно, без сопротивления; казачий разъезд, там находившийся, отступил и сжёг мост на Вилии. Под вечер Наполеон прибыл в Ковно, где имел первый ночлег на Русской земле».  В этот же день император Александр I объявил своим войскам о начале войны следующим приказом: «Из давнего времени примечали мы неприязненные против России поступки французского императора, но всегда кроткими и миролюбивыми способами надеялись отклонить оные. Наконец, видя беспрестанное возобновление явных оскорблений, при всем Нашем желании сохранить тишину, принуждены мы были ополчиться и собрать войска Наши; но и тогда, ласкаясь еще примирением, оставались в пределах Нашей Империи, не нарушая мира; а быв токмо готовыми к обороне. Все сии меры кротости и миролюбия не могли удержать желаемого Нами спокойствия. Французский император, нападением на войска Наши при Ковно, открыл первый войну. И так, видя его никакими средствами непреклонного к миру, не остается Нам ничего иного, как, призвав на помощь Свидетеля и Заступника правды, Всемогущего Творца небес, поставить силы Наши противу сил неприятельских. Не нужно Мне напоминать вождям, полководцам и воинам Нашим о их долге и храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь Славян. Воины! Вы защищаете Веру, Отечество, свободу. Я с вами. На зачинающего Бог" .  В рескрипте главнокомандующему 2-й Западной армией Багратиону П.И. император предлогал оказать содействие «майору Голтцу в деле формирования легиона из солдат и офицеров германского происхождения, желающих перейти на российскую службу».
     При любом начале военных действий Наполеона всегда интересовало два вопроса: кто из воинских начальников ему противостоит и какова организация командования войсками противника?  «Главнокомандующего, Барклая де Толли, военного министра, для суждения о котором у Наполеона не было материала, он склонен был считать не очень превышающим обычный уровень русских генералов, которых в массе Наполеон оценивал весьма не высоко. На второй вопрос ответ мог быть дан еще более оптимистический. Никакого настоящего единоначалия в русской армии не было, организация командования была ниже всякой критики. Да и не могло быть иначе, потому что Александр был при армии и вмешивался в распоряжения Барклая. Наполеон это хорошо знал, еще двигаясь к Вильне».
Защищать Вильну, не было смысла, так как тогда армия Барклая-де-Толли рисковала быть обойдённой слева и справа, а это способствовало «отрезать ему всякий способ к отступлению. Посему и решено оставить Вильну; а Армиям отступить к Двине и Березине. Свенцианы назначены точкою сосредоточения первой Армии,… для достижения предположенной цели лагеря при Дриссе».  Н.Е. Митаревский вспоминает: «После полудня услышали мы сзади пушечные выстрелы. Выстрелы всё как будто приближались к нам и продолжались до самого вечера; это были первые выстрелы, слышанные нами. Потом мы узнали, что сражался в нашем арьергарде граф Пален, удерживая при Михалишках французов, напиравших с этой стороны на наш корпус. Французы старались отрезать и не допустить нас соединиться с армией, которая отступала к Свецянам».
В ночь на 15 июня Барклай получил приказ Александра отвести 1-ю армию к Свенцянам, где находился император и его Главная квартира. Армии Багратиона приказано было идти к Вильке. 18 июня 1-я армия выступила из Свенцян и, выполняя приказ Александра, двинулась к Дрисскому лагерю, куда должна была прийти и 2-я армия Багратиона. «Действия начались и продолжаются уже пять дней; но ни который из разных корпусов наших не был еще атакован, а потому сия кампания показывает уже начало весьма различное от того, каким прочие войны Императора Наполеона означались». «Происходили некоторые сшибки, в которых гвардейские казаки себя отличили». «18 числа [июня] корпус Графа Витгенштейна был между Вилькомиром и Колтинянами». «В два дня не случилось никаких особливых приключений в войсках, сближающихся для соединения от Свенцян к Видзам. Сим движением сообщение между корпусом Генерала от Инфантерии Докторова приведено в совершенную безопасность. К нему же в свою очередь присоединился Граф Пален, который при открытии военных действий находился в Гродне. Таким образом различные корпуса по сие время остались неприкосновенны и не потеряли ни одного отряда. Вчера [20 июня] семь эскадронов кавалерии Французской с пушками были жарко отражены арьергардом первой [Западной] армии». 
Пален Петр Петрович «В 1807 г. нанес поражение неприятелю у Морунгена, прикрывал движение главных сил от Лансберга к Прейсиш-Эйлау (награжден орденом Св. Георгия 3-го кл.), а также при Лаунау, Гутштадте, Гейльсберге и Фридланде. 20 марта 1810 г. назначен командиром кавалерийской дивизии. В Отечественную войну 1812 г. командовал кавалерийским корпусом в 1-й Западной армии. Был в сражениях под Витебском, в делах при Головчицах, Поречье, Рудне, после чего по болезни оставил армию. 10 августа 1812 г. произведен в генерал-лейтенанты. Возвратился в строй в 1813 г. Участвовал в боях под Бауценом, Рейхенбахом, ранен в голову под Левенбергом, преследовал неприятеля от Нолленсдорфа до Гисгюбеле, отличился в Битве народов под Лейпцигом, получив контузию в голову и плечо. В 1814 г. во Франции — в делах при Фальсбурге, Бриенн-ле-Шато, взял приступом крепости Мери и Ножан, сражался у деревни Моран, Рюмели, при Бар-сюр-Обе, деревне Лабрюссель, при Труа, Арси-сюр-Обе, Фер-Шампенуазе и под Парижем (награжден орденом Св. Георгия 2-го кл.)». (С. 506)
Польского уланского полка Ротмистр Галева 1-й, «со вверенным ему эскадроном послан был от Генерал-Майора Корфа для обозрения неприятеля. 20-го [июня] в вечеру получил он повеление через местечко Лантупы следовать в город Свенцяны, куда на другой день по утру собрав свои разъезды, он и отправился, надеясь там найти полк свой; но места, через которые ему проходить надлежало, заняты уже были тремя конными неприятельскими полками. Ротмистр Галева, видя себя совершенно отрезанным, сомкнул эскадрон свой в колонну и пошел пробиваться сквозь неприятельскую конницу. Пробившись сквозь оную встретил он еще в лесу конных егерей, которые покушались вторично ему пресечь дорогу; однако ж он и сих обратил в бегство. Потеря его составляла из одного Офицера и 46 рядовых; у неприятеля же убито два эскадронных Командира и не малое число уланов, гренадер и егерей».
Корф Федор Карлович: «В 1806 г., уже командуя драгунской бригадой, сражался при Голымине. В 1807 г. участвовал в многочисленных арьергардных боях и в сражении при Прейсиш-Эйлау, где был ранен пулей навылет в левую ногу и за отвагу награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. 14 сентября 1810 г. назначен генерал-адъютантом. Вскоре возглавил 2-ю кавалерийскую дивизию, весной 1812 г. — 2-й кавалерийский корпус. После вторжения Наполеона в Россию командовал арьергардом 1-й армии. На Бородинском поле руководил действиями двух кавалерийских корпусов, успешно отбивая атаки неприятельской конницы. Наградой ему был чин генерал-лейтенанта, исчисляемый с 24 августа 1812 г. После Бородина — снова в арьергардных делах, а после Малоярославца — в авангарде армии. В 1813 г. участвовал во многих арьергардных боях. Под Левенбергом его кавалеристы захватили два знамени, 16 орудий и 3500 пленных». (С. 432)
Барклай-де-Толли «от Свенциян отступил к укреплённому лагерю при городе Дриссве,.. Но Император Франции не намеревался идти на Псков или Лифляндию; сделал на левом крыле своём один только вид нападения, а главную громаду сил обратил к правому крылу. 2 июля, Барклай-де-Толли оставил лагерь при Дриссе и повёл армию, через Полоцк, к Витебску».
«С 21-го [июня] движения неприятеля усилились, что было поводом к некоторым сшибкам. Генерал-Майор Корф, командовавший арьергардом соединенных второго и третьего [пехотных] корпусов, отразил все нападения, деланные на пути в Дисну. Благоразумными распоряжениями он успел остановить неприятеля, не смотря на его превосходство в сем месте кавалерии; и конная артиллерия под командою Генерал-Майора Графа Кутайсова принудила его отступить с потерею. Мы взяли в плен Подполковника Виртембергской службы Принца Гогенлое Кирхберга и 30 рядовых. Главнокомандующий отдает похвалу Генерал-Майорам Корфу и Графу Кутайсову, равномерно храбрости, которую оказали в сем деле лейб-казаки и Польский уланский полк».
23 июня  Бой под Довгелишками. К 13 часам Корфу удалось переправить на левый берег Дисны 4-й и 48-й егерские полки. По приказу Барклая де Толли на помощь Корфу отправились генерал Ф.О. Паулуччи и майор В.И. Левенштерн. Паулуччи приказал выдвинуть против неприятеля артиллерию, которая остановила натиск противника. В 18 часов неприятель вновь возобновил наступление, но русская артиллерия заставила его остановить наступление». 
29 июня Александр собирает военный совет, который описан у Л.Н. Толстого в романе «Война и мир»: «Заслуживал внимания и план высказанный полковником  Толем, который «горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой — совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля — план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
— Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.)] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.)] Что ж меня спрашивать? — сказал он. — Ведь вы сами знаете все лучше меня!».
Толь Карл Федорович «При переходе через Альпы сражался с французами при Урзерне и Чортовом мосту, Альтдорфе и Муттентале, 3 ноября 1799 г. произведен в капитаны по распоряжению Суворова. 30 апреля 1800 г. произведен в чин майора. Участвовал в кампании 1805 г. против французов. Во время русско-турецкой войны 1806—1812 гг. был в сражениях при Турбате, Журже, Измаиле, Браилове. 15 сентября 1811 г. произведен в полковники. В Отечественную войну 1812 г. был прикомандирован к 1-й Западной армии и назначен на должность генерал-квартирмейстера. Находился в сражениях при Островне, Витебске, Смоленске, при Соловьевой переправе. По прибытии к армии Кутузова был назначен генерал-квартирмейстером всех действующих армий и участвовал в сражениях при Бородине (награжден орденом Св. Георгия 4-го кл.), на р. Наре, на р. Чернишне, под Тарутином, при Малоярославце, Вязьме, Красном, за все эти дела «по совокупности» произведен в чин генерал-майора 22 ноября 1812 г. Участник заграничных походов 1813—1814 гг. После смерти фельдмаршала Кутузова назначен генерал-квартирмейстером при Его Величестве. Участвовал в сражениях при Бауцене, Дрездене, Кульме, Лейпциге, состоя генерал-квартирмейстером при австрийском фельдмаршале Шварценберге, принявшем начальство над союзными войсками. Произведен в генерал-лейтенанты за взятие Лейпцига 8 октября 1813 г. В 1814 г. во время похода во Францию был в сражениях при Бриенн-ле-Шато, Лаферт-сюр-Жуаре, Бар-сюр-Обе, Бар-сюр-Сене, Труа, Арси-сюр-Обе, Фер-Шампенуазе, при взятии Парижа». (С. 575-576)
Армфельт Густав Маврикий Максимович: «С июня 1812 г. находился при Императоре. По прибытии 1-й армии в Дрисский лагерь присутствовал на известном Военном совете. Затем отбыл с Императором в Петербург, в сентябре того же года был послан в Стокгольм для участия в разработке союзного договора». (С. 299-300)
Фуль Карл Людвиг Август: «27 декабря 1806 г. Фуль был принят в чине генерал-майора в русский Генеральный Штаб. В 1809 г. произведен в генерал-лейтенанты. Перед 1812 г. составил план военных действий, исходя из которого был построен укрепленный лагерь на р. Дриссе. В начале Отечественной войны находился при Императоре Александре I, участвовал в военном совете в Дриссе. До августа 1812 г. состоял при главнокомандующем 1-й Западной армии, затем был отозван в Петербург. После взятия Парижа по повелению Александра I был награжден орденом Св. Владимира 1-й ст.». (С. 596-597)
Вольцоген Людвиг Юстус Адольф Фридрих: «Будучи высокообразованным офицером, обратил на себя внимание Императора Александра I, назначившего его своим флигель-адъютантом 11 января 1811 г., 15 сентября того же года был произведен в подполковники. М. Б. Барклай де Толли также поручал Вольцогену ответственные задания. Вольцоген составил свой план ведения военных действий с Наполеоном. В 1812 г. состоял в Свите Императора и в то же время исполнял обязанности квартирмейстера при штабе 1-й армии. На известном совете в Дрисском лагере одним из первых выступил против размещения армии в этом лагере с целью дать сражение французам. После отъезда Императора Александра I из 1-й армии остался в должности дежурного штаб-офицера при Барклае. Участвовал в сражениях под Витебском и Смоленском, за что был произведен в полковники, а за отличие в Бородинском сражении, во время которого он был контужен, награжден орденом Св. Анны 2-й ст. с алмазами. После отъезда из армии Барклая он оставался при Л. Л. Беннигсене и находился в сражении при Тарутине, за что получил золотую шпагу за храбрость. В 1812 г. сражался под Бауценом, Дрезденом и Лейпцигом и 8 октября того же года был пожалован в генерал-майоры. В 1814 г. за отличие под Ла-Ротьером был награжден орденом Св. Анны 1-й ст.». (С. 344-345)
Из присутствовавших на совете «лиц  более  всех  возбуждал  участие  в   князе  Андрее озлобленный, решительный и бестолково-самоуверенный Пфуль. Он один  из  всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал  вражды,  а желал  только  одного  --  приведения  в  действие  плана, составленного  по  теории, выведенной им  годами трудов. Он  был смешон, был неприятен своей  ироничностью, но вместе с  тем он внушал невольное уважение своей  беспредельной  преданностью  идее. Кроме  того,  во  всех  речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта,  которой не было на военном  совете  в  1805-м году, -- это  был теперь  хотя  и скрываемый,  но панический  страх  перед  гением  Наполеона,  страх,  который высказывался в каждом  возражении. Предполагали  для  Наполеона все возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль,  казалось,  и его,  Наполеона,  считал  таким же варваром, как и всех оппонентов своей  теории.  Но,  кроме чувства уважения,  Пфуль  внушал князю Андрею  и  чувство  жалости.  По  тому  тону,  с  которым  с ним  обращались придворные, по  тому,  что  позволил  себе  сказать  Паулучи  императору, но главное по некоторой отчаянности  выражений  самого  Пфуля, видно было,  что другие  знали, и  он сам чувствовал, что падение его близко»
Из плана Фуля следовало выделить главное, что «оборонительную войну должно вести двумя армиями, из которых одна удерживала бы неприятеля с фронта, между тем как другая действовала бы ему в фланг и тыл». А не сводить всё обсуждение только к «неудобствам дрисского лагеря». Кроме того Богданович считает, что «Неудобства Дрисскаго лагеря,.. могли быть отчасти устранены, еслиб войска 1-й армии усилились, как было предположено, значительными подкреплениями и вошли в связь со 2-ю армиею. Но резервы, прибывшие в укреплённый лагерь, едва могли пополнить убыль, понесённую с начала кампании,.. по предложению находившегося тогда в главной квартире, герцога Александра Виртембергского, поддержанному Барклаем, принято направление к Витебску, где Первая армия, заняв выгодную позицию, должна была соединится со Второю». 
Мнение военного специалиста Александра Андреевича Свечина: «Военный советчик императора Александра, жестокий теоретик Пфуль, исходя из стратегических идей Бюлова, предполагал действовать одной из этих армий на сообщения Наполеона, когда он погонится за другой. В плане Пфуля крупное значение имел укрепленный лагерь у Дриссы — тет-де-пон на Западной Двине, куда должна была отходить 1-я армия, чтобы дать возможность 2-й армии ударить на сообщения Наполеона. План имел в виду принести в жертву нашествия Наполеона только Литву и Белоруссию и сохранить коренные русские области. Однако, сообщения Наполеона на Двине растягивались только на 300 километров. При имевшемся соотношении сил, надо было дать развиться Наполеоновскому сокрушению на 800 км., от Немана к Москве, чтобы сообщения его оказались действительно в беспомощном положении. Сверх того надо было выгадать известное время, чтобы дать развиться процессу разложения в Великой армии, переживавшей крупное замешательство уже в период подхода к русским границам. Ошибка Пфуля была лишь в масштабе; в основе же идеи Бюлова являлись не глупыми "теоретическими бреднями", а заключали в себе здоровое ядро. Разделение наших сил по плану Пфуля принесло ту пользу, что явилось формальным основанием для отказа вступить в начале войны в решительный бой с Наполеоном».
Так уж повелось на Руси, что ещё при Иване III, увидев «искусство иностранных мастеров в строительном деле, то стали вызывать в Россию и других мастеров и знающих людей. Приглашали людей, которые бы умели добывать руду, приступать к городам, стрелять из пушек, литейщиков, серебряников, лекарей».  А как только, что-нибудь случалось, то виноваты всегда были «немцы» или чухонцы. Всегда находился «козёл отпущения». «Первым для удовлетворения гнева русских военачальников на заклание отдали К. Фуля, автора скандального Дрисского проекта. Вторым по счету для генеральского жертвоприношения был подготовлен разработчик и главный исполнитель плана отступления Барклай. Не исключено, что в запасе имелись и другие кандидатуры. Например, быстро восходившая звезда Ф. О. Паулуччи. Но штабные генералы буквально «съели» титулованного итальянца в течение нескольких дней, и он просто не успел стать «козлом отпущения».    Так будет и в Первую мировую войну, когда таким «козлом отпущения» назначат командующего 1-й армией Ренненкампфа, а в Великую Отечественную войну, этим «козлом» стал народ целой Автономной республики России и все жители страны немецкой национальности.
Полагали, что Наполеон непременно пойдёт на Дриский лагерь, чтобы «купить себе вход в древние пределы России ценою сражения с нашими войсками; ибо как отважиться завоевать Государство, не разбив его войско? – Но дерзкий Наполеон, надеясь на неисчислимое воинство своё, ломится прямо в грудь Отечества нашего». 
На военном совете постановили немедленно оставить Дрисский лагерь, так как главные силы Наполеона направлялись не на Петербургскую дорогу, а в разрез двух наших армий на Московскую, в данных условиях Дрисский лагерь мог превратиться в ловушку для армии, было решено отходить к Полоцку, куда должен был подойти Багратион со 2-й армией.
Мнение Н.А. Окунева: «Направление Армии на Дриссу было столь же ошибочно, как и пребывание ея в сем лагере могло быть опасно. Наполеон, двинувшись центром своим, Корпусом Сенсира и Гвардией на Глубокое; а правым крылом, Корпусом Вице-Короля, из Сморгон на Вилейку, принудил Генерала Барклая де Толли оставить занятое им положение и потянуться вверх Двины, для сохранения сообщений с Смоленском. Он выступил из лагеря 2 июля. Хотя устройство лагеря при Дриссе и движение к нему большой Армии были весьма ошибочны; но внезапный выход из него, с пожертвованием укреплений, стоивших больших сумм и времени драгоценного, делает большую честь соображениям Генерала Барклая де Толли: он понял опасность своего положения и вышел из него». 
"Генерал Барклай в своих докладах самым энергичным образом возражал против сражения под Дриссой и требовал, прежде всего, соединения обеих армий, в чем он был совершенно прав. При таких обстоятельствах император принял решение отказаться от командования армией, временно поставить во главе всех войск генерала Барклая, сперва отправиться в Москву, а оттуда в Петербург, чтобы повсюду ускорить работу по усилению армии, позаботиться о снабжении ее продовольствием и другими запасами и организовать ополчение, в котором взялась бы за оружие значительная часть населения страны. Несомненно, что лучшего решения император принять не мог". 
Находясь в Дриссе, «Император приказал Полковникам Флигель-Адъютанту Чрнышеву, Мишо и Эйхену ехать в Москву и отыскать в окрестностях её места, удобные для укреплённых лагерей, назначая их служить опорою для армий, в случае перенесения театра войны к Москве». Полковнику Мишо он добавил: «Может быть, не будете вы иметь времени приготовить лагери надлежащим образом, тогда поезжайте к Волге, даже дальше. Ежели судьба захочет испытать Мою твёрдость, то у Меня останется ещё много способов и пространства, и Я могу далеко завести неприятеля».
Мишо Де Боретур Александр Францевич: «С 1809 г. воевал против турок в Молдавской армии. Участвовал во взятии крепостей Исакчи, Тульчи, Измаила, Браилова, Туртукая (награжден орденом Св. Георгия 4-го кл.), сражался под Рущуком, Шумлой, Батином и Ловчей. В 1811 г. произведен в полковники, в 1812 г. переведен в 1-ю Западную армию. Во время Военного совета в Дриссе дал критическую оценку укрепленного лагеря, построенного по предложению генерала К. Л. Фуля. По приказу Императора Александра I выбирал места для строительства укрепленного лагеря у Москвы и на Волге. По возвращении в армию дважды посылался М. И. Кутузовым к Императору с сообщениями о сдаче Москвы и о Тарутинском сражении, за что 20 сентября 1812 г. был пожалован в флигель-адъютанты. В 1813 г. сражался при Люцене, Бауцене, Дрездене, Кульме, Лейпциге». (С. 476-477)
Фёдор (Фридрих-Август) Яковлевич Эйхен 2-й  В 1801—1805 гг. Эйхен находился при цесаревиче Константине Павловиче. В 1805—1806 гг. Эйхен состоял при корпусе генерал-лейтенанта Эссена 1-го и был прикомандирован к армии графа Буксгевдена, расположенной в Моравии. За боевое отличие в битве при Прйсиш-Эйлау он 22 апреля 1807 года был награждён орденом св. Георгия 4-й степени. В мае Эйхен находился при изгнании неприятеля с Гуттштадтской позиции, в битвах при деревне Анкендорфе и при Гейльсберге, и 2 июня — в сражении при Фридланде. В 1811 г. Эйхен в чине полковника, по особому Высочайшему повелению, находился в Витебской губернии. Во время Отечественной войны 1812 года и в Прусской кампании 1813 года он участвовал в сражениях с французами.
7 июля, покидая армию Император Александр сказал Барклаю-де-Толли: «Поручаю вам мою армию, Не забывайте, что у меня нет другой, и пусть мысль эта никогда вас не оставляет».  Уехав из армии, Император Александр допустил очень существенное упущение, «власть по командованию не была объединена в руках одного ответственного лица. Барклай-де-Толли, Багратион и Тормасов становились вполне самостоятельными, и согласование их действий зависело всецело от взаимного их соглашения, достигнуть которого именно в данном случае оказывалось весьма трудным».
«Двойственная позиция царя, - пишет А.Г. Тартаковский, - ставила и самого Барклая в положение крайне двусмысленное, создав, если можно так сказать, военно-юридические предпосылки развязывания борьбы против него в верхах армии после отъезда из нее Александра I. С одной стороны, в глазах множества военных и гражданских лиц Барклай представал в роли предводителя всех русских армий на театре военных действий, а с другой, - не имея на то от царя официальных полномочий, был предельно скован в своих полководческих усилиях, будучи к тому же обречен проводить непопулярную в армии и обществе стратегическую линию».
Не имея полномочий верховного главнокомандующего, Барклай-де-Толли не мог отдавать приказы другим главнокомандующим и даже в разгар военных событий, «видя необходимость действовать согласованно, — как он писал в письме к царю от 26 июля, — мог выразить генералу Тормасову токмо частным письмом мое желание, чтобы он поддался, насколько возможно, вперед».    
О взаимоотношениях с Багратионом, Барклай писал: «Я должен был льстить его самолюбию и уступать ему в разных случаях против собственного своего удостоверения, дабы произвести с большим успехом важнейшия; словом, мне следовало исполнить обязанность для меня непонятную и совершенно противную характеру и чувствам моим. Несмотря на то, думал я, что в полной мере достиг своей цели; но впоследствии удостоверили меня в противном, ибо дух происков и пристрастия скоро открылся; обидныя суждения и неблагопристойные слухи…»
Князю Багратиону, он писал: «Глас Отечества призывает нас к согласию. Оно есть вернейший залог наших побед и полезнейших от них последствий, ибо от единого недостатка в согласии славнейшие даже герои не могли предохранить от поражения. Соединимся и сразим врага России. Отечество благословит согласие наше!».
После трудного и опасного перехода армия Барклая 11 июля вступает в  Витебск «Переправя через Двину большую часть своей Армии, он стал пред Витебском и послал сильный отряд на Бабиновичи. Сия мера осторожности достигала двух важных целей:
1-я. Она обеспечивала отступление на Смоленск, прикрывая точку Лиосны.
2-я. Отряд сей составлял уступ, соприкосновенный с Армиею Князя Багратиона, которого Генерал Барклай де Толли полагал пробившимся уже к Орше». 
13 июля состоялось сражение в Островне, 14 – го близ корчмы Печонка. Авангардом, принявшим сражение командовал Граф Петр Пален «Многочисленный неприятель приблизился к нему и сразу развернул свои силы. Бой был продолжительный и кровопролитный, наши войска, сохраняя хороший порядок, отступили до оврага. Там, будучи преследуем только кавалерией, граф Пален сосредоточил свою конницу в одном месте и атаковал с такой стремительностью, что отброшенный неприятель, опрокинутый на свою пехоту, не осмелился продолжать движение. Обе армии стали лагерем на виду друг у друга на расстоянии 3—4 верст».
В сражении 13  июля при местечке Островне, 14 июля при селениях Какувячине и Комарах (близ города Витебска). Были убиты: Селенгинского пехотного полка лекарь 12 класса Гаст, лейб-гвардии Драгунского полка капитан Глазенап 1-й. Умерли от ран: Ревельского пехотного полка капитан Петерсон, 20-го егерского полка майор Нейдгардт. Ранены: Начальник артиллерии 1-й Занадной армии генерал-майор граф Кутайсов, Лейб-гвардии Драгунского полка капитан Линденер 3-й, Нежинского драгунского полка поручик Вичфинский, штабс-капитан Сакен 1-й, Ревельского пехотного полка майор Швенцен, капитан Миллер 1-й (контужен), поручик фон Шредер 1-й. Штабс-капитаны Бер 1-й, Цытович, поручики Бер 2-й, Гун 1-й,  подпоручики Вагнер, Гейкинг, прапорщики Бистром, Глушков 2-й, Троян. Черниговского – капитан Эйхлер; Копорского – штабс-капитан Рейхель, поручик Рапен-Детоар.
Либгарт Антон Иванович: «В 1806—1807 гг. участвовал в военных действиях против турок, командуя батальоном. В 1807 г. назначен шефом Полтавского пехотного полка, во главе которого начал кампанию 1812 г. в составе 2-й Западной армии. 11 июля в сражении при Дашковке был ранен пулей навылет в правую руку и отправлен на излечение». (С. 454)
Е.Н. Щепкин  отмечает, что «неудача Багратиона и его отступление за Днепр к Смоленску разъяснили первой армии ее положение под Витебском. Получив донесение о наступлении значительных сил неприятеля вдоль левого берега З. Двины, Барклай в ночь с 12 на 13 июля (ст. ст.) двинул там же по дороге на Бешенковичи пехотный корпус Остермана, усиленный драгунами, гусарами и конной артиллерией. Высылкой этого арьергарда он надеялся задержать противника и выиграть время, чтобы облегчить сближение и соединение со 2-ой армией. Так возник 13 июля бой под местечком Островно между французским авангардом Мюрата и отрядом Остермана, задержавший на целый день наступление неаполитанского короля, но кончившийся все-таки отступлением русских на новую позицию. Убедившись из боя при Островне в приближении значительных сил противника по дороге из Бешенковичей, Барклай отказался от опасного при таких условиях движения на Оршу. Чтобы отвлечь, однако, внимание противника от 2-ой армии, которую он сам настоятельно призывал ускорить движение к Орше, Барклай готов был даже принять сражение под Витебском. …К тому же в ночь на 15 июля адъютант Багратиона привез известие о неудавшейся попытке 2-ой армии боем открыть себе дорогу для соединения с Барклаем. Эта новость освобождала 1-ую армию от необходимости выжидать Багратиона у Витебска под страхом битвы в плохо защищенной от природы местности с превосходными силами противника. Поручив Палену составить арьергард армии и выдвинуть его на левый берег речки Лучосы, Барклай после совещания старших начальников 15 июля решил продолжать отступление на Смоленск тремя колоннами через Поречье и Рудню». 
Участник военного совета под Витебском Ермолов, записал в своём дневнике: «Уступивши Витебск, мы прибавим одним городом более ко многим потерянным Губерниям, и легче пожертвовать им, нежели другими удобствами, которых сохранение гораздо важнее, Главнокомандующий изъявил согласие, но готовился дать сражение, и приказал избрать место за городом на дороге к Смоленску. …Я осмотрел её с началом дня, когда в неё вступили уже войска. …Толь, вопреки мнению многих, утверждал, что позиция соединяет все выгоды, что должно принять сражение. Генерал Тучков 1-й, видя необходимость отступления, об исполнении его рассуждал не без робости. Решительность не была его свойством: он предлагал отойти ночью. Генерал-Адъютант Барон Корф был моего мнения,.. Я боялся непреклонности Главнокомандующего, боялся и его согласия. Наконец он даёт мне повеление об отступлении. Пал жребий, и судьба исхитила у неприятеля лавр победы!».  Барклай заявил: «Я принужден против собственной воли сего числа оставить Витебск». 
Тем более, что находясь возле Витебска, Барклай узнаёт, что Багратион не может пробиться к Могилёву. «Тогда Главнокомандующий решился отступить к городу Поречью, чтобы предупредить Наполеона у Смоленска; умолял Князя Багратиона, именем Отечества, поспешить к этому городу, от которого он твёрдо решился не отступать дальше, хотя и чувствует невозможность устоять, без подкрепления, против всех соединённых сил неприятельских». 
Взгляд на эту ситуацию Л.Н. Толстого: «Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но в этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, — угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2-й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю».
В связи с этим, В.Д. Мелентьев, пишет: «Грубую ошибку нaчaльного периодa войны пришлось испрaвлять очередным отходом - в ущерб полководческой репутaции Бaрклaя де Толли. Остaвление Витебскa было подчинено глaвной цели - соединению aрмий. Между тем "витебский мaневр" Бaрклaя понят был дaлеко не всеми, в том числе и цaрским двором, поэтому, кaк бы опрaвдывaясь зa содеянное, Бaрклaй доносил цaрю: "Нaпрaвление, принятое aрмией князя Бaгрaтионa… привело меня в отчaяние. Чтобы не остaвить мaршaлу Дaву открытую прямую дорогу от Могилевa к сердцу России, мне не остaвaлось иного решения, кaк идти к Смоленску форсировaнным мaршем». 
Как пишет Н.А. Окунев: «Генерал Барклай –де-Толли, весьма справедливо не хотел дать решительной битвы до соединения обеих Армий; но по их обоюдному положению, направление, взятое первою Армиею и движение неприятеля, делали соединение сие возможным только на Днепре и не иначе как после больших поворотных движений». 
В последствии, в своих записках Барклай поясняет, «не было никакой цели сражаться под Витебском: самая победа не принесла бы нам пользы, если бы, между тем, Даву занял Смоленск. Вступив в сражение, я, без всякой пользы, пожертвовал бы 20-ю или 25-ю тысячами человек, не имея способа, даже по одержании победы, преследовать неприятеля; ибо Даву, заняв Смоленск, пошёл бы в тыл 1-й армии; а если бы я решился на него напасть, то Наполеон последовал бы за мною и я был бы окружён неприятельскими войсками. Единственное моё отступление, даже после победы, было бы направлено через Сурж к Велижу, и, следовательно – я ещё более отдалился бы от 2-й армии. По всем сим соображениям, решился я немедленно следовать к Смоленску. Все обозы и артиллерийские резервы, отправленные в Сурж, получили повеление идти к Поречью и Смоленску; а попечение о продовольствии армии поручено тамошним губернатору и предводителю дворянства».  Губернатором Витебской губернии 1812—1813 гг. был Лешерн Иван Францевич
Мнение Карла фон Клаузевица: "Под Витебском действительно намеревались дождаться Багратиона, который, как предполагали, находился в направлении на Оршу, и в случае необходимости имелось в виду даже принять здесь сражение. Эта мысль являлась в высшей степени нелепой, и мы назвали бы ее безумной, если бы спокойный Барклай был способен на нечто подобное. Русская армия, не считая казаков, насчитывала приблизительно 75 000 человек. Двести тысяч неприятеля могли каждую минуту подойти и атаковать ее. По самой скромной оценке, силы противника достигали 150 000. Если бы позиция русских оказалась обойденной с левого фланга, а это можно было наперед предсказать с математической точностью, то для них почти не оставалось никакого отступления и армия не только была бы отброшена от дороги на Москву, но и оказалась бы под угрозой полной гибели".
В Витебске, по мнению П. Ниве, Барклаю было рискованно дожидаться, «присоединения 2-й  армии, так как при неизбежно-кружном движении последней Наполеон неминуемо успел бы разгромить 1-ю армию отдельно. Уходить от Витебска на соединение к Багратиону – приводило бы к опасному фланговому маршу в виду превосходного противника, а также, весьма возможно, и к обнажению путей на Москву. Наконец, продолжение отступления 1-й армии к Смоленску, - обрекало Багратиона на неминуемый разгром, так как в этом случае основному замыслу Наполеона – раздвинуть могучим клином наши обе армии, - несомненно суждено было бы окончательно и блестяще осуществиться. В виду таких соображений Барклай, в конце концов, остановился на решении среднем; он намерен был остановиться за Лучесой, задержать французов сколько будет можно не ввязываясь отнюдь в решительный бой, после чего уже начать отход к Смоленску».
Н.А. Окунев, считает, что «…следуя нападательному движению около Витебска, он мог быть отрезан от Смоленска Корпусами Генералов: Даву, Князя Понятовскаго, Вандама и Груши, которые вместе составляли более 90 000 человек».  Троицкий Н.А. подчёркивает, что «обстановка резко изменилась, Барклай уже не мог рассчитывать под Витебском на Багратиона. Между тем к Наполеону подходили всё новые и новые силы. Опять возникла угроза разъединения русских армий и окружения одной из них. Надо было отвести эту угрозу и успеть к Смоленску раньше Даву». 
Желая скрыть отход армии от Витебска, Барклай «поручил отряду графа Палена, усиленному посланными к нему подкреплениями до 14-ти батальонов, 32-х эскадронов и 2-х казачьих полков с 40 орудиями, задержать неприятеля на пути к Витебску… во всех 14-ти батальонах было не более 4-х тысяч человек…».
 Мненме француза Лабома: «Все были изумлены превосходным порядком, с которым князь Барклай-де-Толли отступил с своих позиций. При этом трудном отступлении генерал-майор граф фон-Пален блестяще проявил свою прозорливость и военное искусство; на наших глазах он маневрировал с арьергардом и так хорошо прикрыл остатки армии, что мы не нашли на ея пути никаких следов ея прохода; ни одной брошенной повозки, ни одной павшей лошади, даже ни одного отсталого – ничего, что бы могло нам указать ея направление».   
15 (27) июля «Арьергард графа Палена занял позицию в 8 верстах от Витебска, на левом берегу р. Лучосы, недалеко от занятой французами деревни Добрейке. Правый фланг упирался в Западную Двину, левый фланг русских был совершенно открыт. Занятая позиция была слишком большой и открытой для войск арьергарда, поэтому пехоту пришлось расположить всего в две линии с большими промежутками между батальонами и без резерва. Кавалерия разместилась на небольшой равнине у впадения р. Лучосы в Западную Двину. На рассвете кавалерийский корпус генерала Нансути, а также пехотные дивизии генералов Брусье и Дельзона атаковали русские позиции. Бой продолжался с переменным успехом, но около 4 часов пополудни французы развили успешное наступление со стороны Витебска, которое грозило арьергарду Палена полным уничтожением. Видя невозможность удержать позицию, спустя час (около 5 вечера) граф Пален отвел арьергард за Лучосу, где и остановился. Сражение при р. Лучосе позволило Барклаю де Толли успешно вывести войска из Витебска по направлению к Смоленску».
И так: «Генерал Барклай де Толли покинул позицию под Витебском и, избрав направление на Поречье, двинулся к Смоленску. На выходе из города арьергард под командованием графа Палена провел очень удачное кавалерийское дело».  Вот как это было, на рассвете 15-го июля, «французы тронулись от Кукович к Витебску, и в 4-ом часу утра завязалась перестрелка в авангарде графа Палена. Лейб-казаки первые ходили несколько раз в атаку. В одной из них, отборные Донцы налетели на батарею, возле которой стоял Наполеон, и произвели такую тревогу вокруг него, что он остановил на некоторое время свои действия. Когда прошла суматоха, Французы опять двинулись вперёд. Граф Пален, сражаясь, отступал к берегам Лучесы в виду армии. Стоя на возвышениях, она только что не рукоплескала его искусным движениям… Граф Пален был уже от армии верстах в пяти, и на крепкой позиции выдерживал сильный натиск».  В составе этого авангарда были и Драгуны генерала Крейца.
Крейц Киприан Антонович (Циприан Гвальберг): «В ходе русско-шведской войны 1808—1809 гг. охранял побережье Балтийского моря в Литве. 8 марта 1810 г. назначен шефом Сибирского драгунского полка. В 1812 г. сражался в арьергарде 1-й Западной армии. Участвовал в боях под Витебском, Смоленском, Вязьмой. 15 июля 1812 г. произведен в генерал-майоры. В Бородинской битве командовал бригадой 3-го кавалерийского корпуса и был четырежды ранен. Сражался при Тарутине, Малоярославце, Вязьме. В заграничных походах 1813—1814 гг. принимал участие в осаде крепостей Модлин, Магдебург и Гамбург, сражался при Люцене, Лейпциге». (С. 435)
Вот как это сражение описано в Витебской Энциклопедии: «На рассвете 15 (27) июля войска Наполеона начали наступление. Пройдя около двух вёрст, французам пришлось под артобстрелом восстанавливать мостик через речку, заранее разрушенный русскими. Затем через этот мост двинулся вперёд 16-й конно-егерский полк и пехота ген. Брусье. Пален отправил против них лейб-гвардию казаков и два эскадрона Сумского гусарского полка. Егеря встретили их залпом из карабинов, но это не остановило русскую конницу. Они смяли французских егерей, отбросили их в овраг и бросились на стрелков 9-го линейного полка, которые кучками отступили к оврагу. Вскоре стрелкам на помощь пришёл 53-й линейный полк. Последующее наступление пехоты Брусье было отбито контратаками русской кавалерии. Французам пришлось пустить в ход всю пехоту Дельзона и кавалерию Нансути, чтобы заставить графа Палена отступить за Лучосу. Произошло это в 5 часу вечера. До этого, в 4 часа дня, русская армия начала отступление в сторону Поречья и Смоленска. Отступление велось тремя колоннами: одна шла по дороге на Лиозно, другая на д. Веледичи, третья по дороге на Сураж. Граф Пален оставался за Лучосой до рассвета следующего дня. Ночью его войска разожгли огромные костры, введшие противника в заблуждение — Наполеон до утра думал, что основные силы русских все ещё тут, в Витебске, и ему предстоит главное сражение с ними. Утром 16 (28) июля граф Пален также начал отступать. При селе Гапоновщина (Агапоновщина) он устроил засаду в которую попал авангард противника — семь эскадронов французской кавалерии были разбиты».
В донесении Императору, о действии арьергарда, «Главнокомандующий приписывает главный успех сего предприятия искусным расположениям Графа Палена, который прикрывая всю армию, оказал в сем случае все то, что прозорливость и воинское искусство имеют в себе наиболее блистающего. Войска наши оказали удивительное мужество; каждым положением воспользовались; берега малой реки Лучессы защищаемы были с таким упорством, что у неприятеля побито множество людей. Граф Пален равномерно умел извлекать пользу из всякой малейшей дефилеи; и засада постановленная у места в окрестностях Гапоновщизны истребила при походе 16 числа [июля] семь Французских эскадронов».
О графе Палене, Барклай писал Императору: «Граф Пален особенно отличается от Генералов всей армии своими воинскими дарованиями, распоряжениями и хладнокровием. Чрезвычайно полезно было бы для службы назначить ему обширнейший круг действий, и я осмеливаюсь представить его в Генерал-Лейтенанты. Его достоинства служат порукою в справедливости такой награды».
15-го июля, при отступлении от Витебска, «Бистром пошёл с 33 Егерским полком, в составе левой колонны армии, к Поречью, а оттуда к Смоленску, где, во время битв 5 и 6-го августа, командовал Егерскими полками на правом берегу Днепра, влево от Петербургского предместья, и удерживал неприятеля от переправы с противоположной стороны реки. После сражений под Смоленском он поступил с обоими полками своей бригады в арьергард и, следуя с ним до Бородина, имел несколько дел с неприятельскими войсками». 
Бистром Адам Иванович: «В 1808 г. назначен командиром Литовского мушкетерского полка и вместе с ним участвовал в 1808—1809 гг. в русско-шведской войне. В 1810 г. полк был переименован в 33-й егерский, а Бистром назначен его шефом. В 1811 г. стал командовать бригадой (1-й и 33-й егерские полки), которая в 1812 г. вошла в состав 1-й Западной армии. Участвовал в сражениях под Островной, при обороне Смоленска, находился в арьергарде. За командование бригадой в Бородинском сражении награжден орденом Св. Владимира 3-й ст. Затем постоянно находился в стычках с французами в арьергарде, участвовал в сражении под Тарутином, но особенно отличился под Малоярославцем. Утром 12 октября его части первыми были введены в город, и до вечера он не выходил из боя. Получил чин генерал-майора. Затем поступил в авангард армии. За взятие Вязьмы награжден орденом Св. Георгия 4-го кл. В 1813 г. неоднократно находился в авангардных делах, участвовал в Лейпцигском сражении. В 1814 г. при штурме Реймса ранен пулей в левое плечо. За последние бои, в которых он участвовал — взятие Монмартрских высот под Парижем — был удостоен, ордена Св. Георгия 3-го кл.». (С. 320-321)
В этих же сражениях принимал участие и его брат:
Бистром Карл Иванович: «…участвовал в основных битвах с войсками Наполеона 1806—1807 гг., получил несколько ранений: под Пултуском — в левую ногу, под Прейсиш-Эйлау — в левое плечо, под Гутштадтом — в правую щеку с повреждением челюсти. В 1809 г. назначен командиром л.-гв. Егерского полка. В 1812 г. сражался у Смоленска, в Бородинском сражении (за отличие произведен в генерал-майоры), под Красным, где его полк захватил как трофей жезл маршала Даву, девять орудий и знамя (наградой ему был орден Св. Георгия 3-го кл.). В 1813 г. участвовал в сражениях под Люценом, Бауценом, Кульмом и Лейпцигом, в 1814 г. под Бриенном, Арсисюр-Обом, Фер-Шампенуазом, при взятии Парижа». (С. 321-322)
В сражении 15 июля при речке Лучосе под городом Витебском. Ранены: Московского драгунского полка капитан Дельвиг 1-й, Польского уланского полка ротмистр Галиоф 1-й, поручик Шенк, поручик Петр Штерц 1-й.
С первых дней войны главный медицинский инспектор нашей армии Я.В. Вилье пишет Александру, что «большая часть раненых офицеров и солдат остается после первой перевязки без подания дальнейшей помощи».  Раненные под Витебском в начале июля, только 25 июля прибывают в Вязьму: «Многие из них от самого Витебска привезены не перевязанные, ибо при них было только двое лекарей, а в лекарствах и перевязках — совершенный недостаток, многих черви едят уже заживо».
Яков Васильевич Виллие (Вилье) «В 1806 г. он стал главным медицинским инспектором армии. А с 1812 по 1836 гг. Вилье был директором медицинского департамента военного министерства. После битвы при Прейсиш-Эйлау во время кампании против Наполеона он лично оперировал М.Б. Барклая-де-Толли. Шотландец извлёк из раны 32 костных осколка. А в Отечественную войну 1812 г. он был главным медиком действующей армии. Во время Бородинского сражения Вилье лично произвел 200 операций… Вилье умер в Санкт-Петербурге в 1854 г. в возрасте 86 лет, из которых 64 года он прожил в России. Перед смертью он завещал все свое состояние (почти полтора миллиона рублей) на устройство больницы при медико-хирургической академии и «на сооружение себе приличного памятника». Больница была открыта в 1873 г., уже при императоре Александре II. А 9 декабря 1859 г. во дворике Военно-медицинской академии был установлен памятник Вилье».
Выписка из биографического справочника:
Виллие (Уэйли, Вейли, Вельли, Вилье, Вилие, Wylie) Яков Васильевич (Джеймс): «В кампаниях 1812-14 В. находился при действующей армии, руководил мед. службой и лично проводил хирургич. операции. В 1812 был в сражениях и боях при Витебске, Смоленске, Бородине (в день сражения лично сделал 200 хирургич. операций), Тарутине, Малоярославце, Вязьме, Красном и др., 22.9.1812 награждён орд. Св. Владимира 2-й ст. В 1813-14 участвовал в сражениях при Лютцене, Баутцене, Дрездене, Кульме, Лейпциге, Ганау, Бриенн-ле-Шато, Бар-сюр-Об, Арси-сюр-Об, Париже. Лично оперировал многих военачальников (фельдмаршалов Й. Радецкого, К. Вреде, генералов Ч. У Стюарта, Д. Вандама, Ж. В. Моро и др.).
На военном совете, состоявшемся 25-го июля, «полковник Вольцоген предложил: укрепить по возможности Смоленск и выждать на сем пункте неприятеля. Такой образ действий был не согласен с общим мнением наших генералов; - пишет Богданович – к тому же у Смоленска не было выгодной оборонительной позиции. Что же касается до предложения Толя, двинуться к Рудне, то Вольцоген уверял, что, по собственному его исследованию, окрестности Рудни совершенно неудобны для движения значительных сил, и что как только наша армия углубится в эту непроходимую местность, то Наполеон направится из Поречья к Смоленску и отрежет наш путь отступления. Полковник Толь, которому окрестная местность была несравненно лучше известна, нежели Вольцогену, доказывал, что она вовсе не представляла больших затруднений. За исключением Вольцогена,.. и самого Барклая-де-Толли, все члены совета желали решительных наступательных действий, и потому положено было идти соединёнными силами на центр неприятельского расположения, к Рудне». 
Д. П. Бутурлин также подтверждает, что именно полковник Толь «предложил, чтобы, пользуясь разделением французских корпусов, немедленно атаковать центр их временных квартир, обратив главную громаду российских сил к местечку Рудне. Он представил, что, действуя с быстротою, должно надеяться легко разорвать неприятельскую линию… мнение сие, одобренное цесаревичем и князем Багратионом, принято было всеми единодушно». 
A. Г. Тартаковский утверждает, что «в результате горячих дебатов» Барклаю-де-Толли «был навязан тот способ действий, который в глубине души он не одобрял».  Биограф князя Багратиона Е. В. Анисимов четко указывает на то, что «идея движения на Рудню принадлежала Багратиону», а Барклай-де-Толли в тот момент «явно нервничал». В подтверждение этого заключения он приводит слова адъютанта Барклая – В.И. Левенштерна: "Я никогда не замечал у Барклая такого внутреннего волнения, как тогда; он боролся с самим собою: он сознавал возможные выгоды предприятия, но чувствовал и сопряженные с ним опасности". 
Из приведённых высказываний становится ясно, что Барклай был против этих наступательных действий, но, как пишет профессор Е. Н. Щепкин, «военный совет старших начальников единодушно высказался теперь за наступление, и Барклай, вопреки собственному убеждению, согласился… <…> начать движение к Рудне».  Историк Н. А. Троицкий развивает и дополняет эту мысль: «Барклай принял мнение совета, но «с условием не отходить от Смоленска более трех переходов» - на случай, если Наполеон попытается отрезать русские войска от Смоленска». 
В тот же вечер Барклай вызвал к себе Толя и начальника штаба 2-й армии Сен-Приеста и дал инструктаж: «Мы будем иметь дело с предприимчевым противником, который не упустит никакого случая обойти нас, и через то вырвать из наших рук победу». Поэтому войска не должны отдаляться от Смоленска более чем на три перехода. 
Сен-При Эммануэль Францевич «В кампанию 1806—1807 гг. отличился в сражении у Гутштадта, где был тяжело ранен картечью в правую ногу. 19 ноября назначен шефом прославившегося под начальством П. И. Багратиона 6-го егерского полка. Участник русско-турецкой войны 1806—1812 гг. За взятие Базарджика произведен в генерал-майоры 14 июня 1810 г., 14 сентября пожалован в генерал-адъютанты. Участвовал в составлении Учреждения для управления Большой действующей армии. В Отечественную войну 1812 г. состоял начальником Главного Штаба 2-й Западной армии. Участвовал в боях под Миром, Кареличами, Салтановкой, в сражениях под Смоленском, Бородином, где был тяжело контужен. 21 октября 1812 г. произведен в чин генерал-лейтенанта. В 1813—1814 гг. участвовал в блокаде Глогау, в сражениях при Люцене, Бауцене, Рейхенбахе. В августе 1813 г. назначен командиром 8-го пехотного корпуса. Был в делах при Лебау, Бишофсверде, в Битве народов под Лейпцигом. В 1814 г. отличился при Кобленце и Майнце. Награжден орденом Св. Георгия 2-го кл. за взятие Реймса 28 февраля, а 29 смертельно ранен при атаке неприятеля на город». (С. 551-552)
27 июля 1812года Платов, продвигаясь к Рудне, в районе Молевых болот обнаружил 2 французских гусарских полка. Завязался бой, граф Пален преследуя их, взял в плен порядка 500 человек, которые показали, что французы находятся на Пореченской дороге. Получив такую информацию от пленных Барклай-де-Толли решил прекратить движение на Рудню и приказал 1-ой армии идти на Пореченскую дорогу, а 2-ой занять позиции у Приказ-Выдры. «Причиной тому было известие о сосредоточении знaчительных сил неприятеля в рaйоне Поречья. Опaсaясь, что с этого нaпрaвления противник может выйти в тыл aрмий и отрезaть их от Смоленскa, Бaрклaй осуществляет перегруппировку сил нa прaвое крыло. В нерешительных сообрaжениях прошли еще три дня. Тем временем выяснилось, что в Поречье был лишь небольшой отряд, и движение сновa было предпринято нa Рудню».
Клаузевец отмечает, получив «известие, что главные силы неприятеля находятся на дороге в Поречье, а при таких условиях удар по воздуху в направлении Рудни являлся чрезвычайно опасным предприятием, так как он мог привести к потере пути отступления». 
Причину остановки движения на Рудню, Барклай объясняет тем, что: «В славном кавалерийском деле 27-го числа нашёлся на квартире генерала Себастиана дневной приказ, удостоверявший нас, что неприятель известился о намерении нашем и отступал с умыслом… Князь Багратион и его приверженцы во многом меня обвиняли. За несколько времени пред тем, когда следовало им напасть и принудить к отступлению голову неприятельских сил, заградивших им путь, не напали они на него».
С.Ю. Нечаев отмечает, что «опaсения Бaрклaя-де-Толли вполне понятны: Нaполеон мог зaхвaтить Смоленск и отрезaть русские aрмии от Москвы. Абсолютно достоверных сведений о положении войск Нaполеонa у него не было, a посему слишком рисковaть он не счел нужным. Позиция князя Бaгрaтионa былa несколько иной: сaм он вряд ли знaл о противнике больше, чем Бaрклaй-де-Толли, но зaто aприори был совершенно уверен, что действовaть нужно инaче. Но вот кaк? Кaк и всегдa, облaдaвший вулкaническим темперaментом князь Бaгрaтион предпочитaл довериться своей интуиции». 
Барклай постоянно делился своими замыслами с Багратионом, так 29 июля он писал ему: «…Я полагаю, что между тем нужно будет делать сколько можно димонстрацию, будто мы намерены неприятеля атаковать в Центре… Весьма хорошо и полезно бы было удерживать Смоленск, но сей предмет не должен однакож нас удерживать от важнейших предметов; то есть сохранение Армий и продолжение войны, дабы между тем приготовить внутри Государства сильное подкрепление сим Армиям;.. стараясь всегда обходить фланги неприятельския, давая ему частныя сражения и обезпокоивая его безпрерывно иррегулярными войсками». 
Три дня, по 1 августа «русские армии простояли в ожидании противника на Пореченской и Рудненской дорогах. Тем временем штаб Барклая установил, что сведения о концентрации французов у Поречья ошибочны и что в действительности Наполеон собирает силы у Бабиновичей. Под угрозой оказался не правый, а левый фланг русских. …полки 1-й армии потянулись назад. ,,,Руднинские манёвры Барклая не нашли понимания ни у современников, ни у историков». 
Вот как Барклай излагает свой замысел императору Александру, 27 июля: «…Имея противу себя неприятеля искуснаго, хитраго и умеющегося воспользоваться всеми случаями, я нахожусь в необходимости наблюдать строжайшия правила предосторожности, тем более что главнейший наш предмет есть выиграние нужнаго времени, в течение коего ополчения и все приуготовления внутри Империи моглиб быть приведены в должное устройство.
По сим причинам решился я, между тем что оставляю передовыя наши войска в нынешнем их положении, дабы они продолжительно показывали вид угрожать неприятелю атакою – занять сего дня с 1-ою Армиею новую позицию по большой Пореченской дороге, откуда могу с превосходными силами на левый неприятельской фланг, открыть тем коммуникацию с вышшею Двиною и моими отрядами обезпечить левый фланг Графа Витгенштейна; - а в то же время 2-ая Армия займёт ту самую позицию у Выдры, в которой ныне стоит 1-ая, оставя Корпус на левом берегу Днепра у Краснова.
Обе Армии в новом их положении будут находиться на разстояние одного марша одна от другой, - дорога в Москву и всё пространство между источников Двины и Днепра ими прикрываются, а продовольствие их совершенно обезпечено будет удобностью подвозить онаго из Великих Лук, Торопца и Белаго. Сие положение имеет несомненныя выгоды и даёт полную свободу с успехом действовать по обстоятельствам». 
30 июля: «…Сего числа Генерал Платов со вверенным ему Корпусом правым своим флангом примкнёт к Холму и займёт пространство после бывшего дела ему назначенное, примыкая левым флангом к Инкову, а завтрешняго числа приказал я ему с большею частию войск своих выступить и следовать правее, стараясь обойти Поречье и зделать сильной набег на оной, а Генерал-Адьютанту Винцингероде предписал со вверенным ему лёгким отрядом войск из Слободы следовать в Велиж стараясь оными овладеть и послать оттоль сильныя разъезды на правый берег Двины для разведывания о неприятеле и буде можно открыть коммуникацию с Генерал Лейтенантом Графом Витгенштейном.
Получив уведомления что неприятель показался у Мстиславля и Горок, я тотчас отнесся к Князю Богратиону, что движение 2-ой Армии совершенно зависит от его распоряжения и обстоятельств, и я готов ему дать в случае нужды всякое вспомошествование.
Я уверен что будут разные Толки на щёт перемены моей позиции, но я священным поставляю себе долгом вашему Императорскому Величеству всеподданнейше донести, что будебы под Руднею случилась атаке нашей неудача, тогда неприятель не только обошёл бы мой правый фланг, но даже показался в тылу моём и совершенно занял бы дороги не только к Смоленску, но даже и прямо к Дорогобужу ведущия и подвергнулаб такая атака совершенной опасности Государство наше без всякой нужды, тем более что и Высочайшая воля Ваша есть Государь продлить сколь можно более Кампанию, не подвергая опасности Обе Армии». 
Генерaл М. И. Богдaнович объясняет эту «мнимую нерешительность» Бaрклaя-де-Толли тем, что, «предпринимaя против собственной воли движение к Рудне, он искaл всякого блaговидного случaя приостaновить его и обрaтиться к прежнему способу действий, которого необходимость впоследствии окaзaлaсь нa сaмом опыте». 
По мнению Карла фон Клаузевица, "из-за постоянно возникавших проектов наступления было упущено время для подготовки хорошей позиции, на которой можно было бы принять оборонительное сражение; теперь, когда русские вновь были вынуждены к обороне, никто не отдавал себе ясного отчета, где и как следует расположиться. По существу, отступление немедленно должно было бы продолжаться, но Барклай бледнел от одной мысли о том, что скажут русские, если он, несмотря на соединение с Багратионом, покинет без боя район Смоленска, этого священного для русских города". 
Примерно о том же самом свидетельствует и участник войны князь Н. Б. Голицын: «Не входило в план главнокомандующего Барклая-де-Толли дать генерального сражения, но ему необходимо было удержать на несколько времени Смоленск за собою, для того чтобы армия могла совершить свое дальнейшее отступление». 
«За два дня перед Смоленским сражением прибыл к армии и назначен в 6-й корпус, из Прусских же Офицеров, вступивших в наш Генеральный штаб, Капитан Люцо, Офицер отличных способностей и особенной храбрости, как и все его тогдашние сотоварищи». Среди которых был, «капитан Гофман». Далее Липранди пишет: «Впрочем, по обязанности моей в 1812 г., более или менее, я был знаком со всеми Прусскими офицерами вступившими в наш Генеральный Штаб».
В действиях под Смоленском, Дэвид Чaндлер отмечает талантливое решение Бaрклaя-де-Толли, который «очень мудро прикaзaл генерaлу Неверовскому передислоцировaть свою дивизию… нa южный берег Днепрa для охрaны подступов к Смоленску и нaблюдения зa фрaнцузскими войскaми». Подчёркивая, что если бы не "доблестное сопротивление дивизии Неверовского, фрaнцузскaя кaвaлерия вполне моглa бы достичь Смоленскa к вечеру 2 aвгустa».
Н.А. Троицкий отмечает, что «стратегическая интуиция и осмотрительность Барклая, побудившие его не удаляться от Смоленска больше, чем на три перехода, и выставить наблюдательный отряд к Красному, оказали на последующий ход событий важное и выгодное для России влияние».

                «И долго, укреплён могущим убежденьем,
                Ты был неколебим пред общим заблужденьем;
                И на полупути был должен наконец
                Безмолвно уступить и лавровый венец,
                И власть, и замысел, обдуманный глубоко,-
                И в полковых рядах сокрыться одиноко».
                «Там устарелый вождь, как ратник молодой,
                Свинца весёлый свист заслышавший впервой,
                Бросался ты в огонь, ища желанной смерти,-
                Вотще!»
                А.С. Пушкин.

Глава № 3. От Смоленска до Бородино.
4-го августа,  «Наполеон приказал начать общую бомбардировку и штурм Смоленска. Разгорелись яростные бои, длившиеся до 6 часов вечера. Французы заняли предместья Смоленска, но не центр города. Корпус Дохтурова, защищавший город вместе с дивизией Коновницына и принца Вюртембергского, сражался с изумлявшей французов храбростью и упорством. Вечером Наполеон призвал маршала Даву и категорически приказал на другой день, чего бы это ни стоило, взять Смоленск. У него появилась уже раньше, а теперь окрепла надежда, что этот смоленский бой, в котором участвует якобы вся русская армия (он знал о состоявшемся наконец соединении Барклая с Багратионом), и будет той решительной битвой, от которой русские до сих пор уклонялись, отдавая ему без боя огромные части своей империи».
«Настойчивость неприятельских атак заставила Дохтурова послать к Барклаю-де-Толли просьбу о помощи; Барклай отправил ему в подкрепление 4-ю дивизию принца Евгения Виртембергского и Л.-Гв. Егерский полк».
Вюртембергский Евгений (Фридрих Карл Павел Людвиг): «Вернулся (В Россию) в 1807 г. и принял участие в кампаниях с французами 1806—1807 гг. Отличился при Пултуске. В Отечественной войне 1812 г. командовал 4-й пехотной дивизией в 1-й Западной армии, сражался под Смоленском, Бородином, Тарутином, Красным. 20 октября 1812 г. был произведен в генерал-лейтенанты. В заграничных походах 1813—1814 гг. командовал 2-м пехотным корпусом. Участвовал в сражениях при Калише, Люцене, Дрездене, Кульме, Лейпциге, Париже». (С. 348)
При защите Раевским Смоленска, «бригада Воейкова была расположена на левом крыле, перед кладбищем Раченского предместья, где до позднего вечера удерживала неприятеля. На другой день, расположенная в самом Раченском предместие, мужественно билась она с Полками, и потом, до вступления войск на Бородинскую позицию, всегда была в арриергарде».
Бригада Гогеля «вступила с другими войсками Корпуса Раевского, в Смоленск и заняла Королевский бастион. Здесь Гогель имел деятельное участие в отражении Мюрата и Нея, атака коих была направляема самим Наполеоном». 
Гогель Федор Григорьевич: «Получил боевое крещение под Аустерлицем, в 1807 г. отличился в боях с французами (награжден орденом Св. Георгия 4-го кл.). В 1812 г. командовал бригадой, сражался под Салтановкой, Смоленском, Шевардином, Бородином, Вязьмой, Красным. Произведен в генерал-майоры. В 1813—1814 гг. был при осаде Модлина и Гамбурга (награжден орденом Св. Георгия 3-го кл.)». (С. 360-361)
Бригада Савоини, «с прочими войсками Паскевича, расположилась в Королевском бастионе. Сюда ожидали главного нападения. Ожидание сбылось. …Савоини ходил в штыки с своею бригадою и устилал поле сражения трупами Французов». 
Савоини Еремей (Иероним) Яковлевич «Участвовал в русско-турецкой войне 1806—1812 гг. 21 сентября 1810 г. за отличие в боевых действиях произведен в полковники, 16 марта 1811 г. назначен шефом полка. В Отечественную войну 1812 г. участвовал в бою под Салтановкой, в сражении под Смоленском. За отличие при Бородине, где ранен картечью в левую ногу и пулею в левую руку, произведен в генерал-майоры и назначен командиром бригады. Во время преследования французов отличился в сражениях у Жерновки и под Красным. В заграничных походах 1813—1814 гг. участвовал в блокаде крепости Модлин, в сражениях под Дрезденом и Лейпцигом. В 1814 г. отличился при блокаде Гамбурга, награжден орденом Св. Георгия 3-го кл.». (С. 544-545)
В бригаде Фока, «при отступлении от Вильны до Смоленска, Сулима, с полком своим, участвовал в сражениях 13-го и 14-го июля под Витебском, и 5-го августа, при Смоленске, когда неприятель покушался переправиться в брод через Днепр».  На этом же броде отличилась «артиллерия 3-го корпуса, 7-й дивизии с Покровской горы батарея полковника Нилуса всюду достигала и в конце сокрушала неприятеля». 
Фок Борис Борисович: «С 1808 по 1811 г. — вновь в отставке. 17 февраля 1812 г. назначен шефом С.-Петербургского гренадерского полка и командиром бригады 1-й гренадерской дивизии. Участвовал в боях под Витебском и Смоленском. В Бородинской битве водил в атаку три гренадерских полка, участвовал в рукопашных схватках и был награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. Затем командовал с отличием 24-й пехотной дивизией под Тарутином и Малоярославцем. 29 декабря 1812 г. уволен генерал-лейтенантом за болезнью с мундиром». (С. 596)
Его брат, сражался в корпусе Витгенштейна:
Фок Александр Борисович: «…в Гейльсбергском сражении был ранен пулей в грудь и кость руки. Из-за ран покинул службу, но при назначении военным министром М. Б. Барклая де Толли по его просьбе определен 19 апреля 1810 г. дежурным генералом по министерству. 12 сентября 1811 г. принял 18-ю пехотную дивизию, 9 апреля 1812 г. занял должность начальника штаба десантного корпуса в Финляндии. В кампанию 1812 г. участвовал в боях под Диленкирхеном, Экау, Цемаленом, Гарозеном, Полоцком (произведен в генерал-лейтенанты), Чашниками. Дошел до Кенигсберга, где по болезни вынужден был оставить армию». (С. 595-596)
Генерал артиллерии Богдан Нилус. «...почтенный друг мой Нилус, – пишет в своих воспоминаниях Ф. Вигель, – в генеральском мундире, покрытый ранами и крестами русскими и иностранными, окончил достославный поход 1812-1813 и 14 годов, бывши везде примером храбрости. Прослужив еще несколько лет и женившись, он нашел успокоение в окрестностях Одессы, и император Александр, сохранив ему все содержание, дал бессрочный отпуск». Примечательно, что тот же Вигель называет его в воспоминаниях «немец».
 А.П. Ермолов пишет: «Ближайшие дома форштадта, простирающегося к Днепру, были ещё в наших руках, и стрелки наши вне окружения стен. Превосходством сил неприятель в одно время обнял весь город, атаковал предместье с правого фланга, и со всех сторон загорелся ужасный пушечный  и ружейный огонь: во многих частях города начались пожары… Неприятель, усмотревши удобство местоположения, главнейшие силы направил на левое крыло и не раз уже был у самых Никольских ворот. Одно мгновение могло решить участь города, но… Устроенная на правом берегу батарея Подполковника Нилуса много вредила его атакам. Постоянное стремление на один пункт, умножаемое количество артиллерии, обнаружили намерения неприятеля и побудили послать в подкрепление левого крыла 4-ю дивизию Принца Евгения Виртембергского. Полетели полки по следам молодого начальника, отличного храбростью, ими любимого!». 
«В пять часов дня, Даву получил приказание штурмовать городские ворота, а именно Малаховские… Они ворвались уже в ворота, и жестокая сеча закипела внутри ограды. Но, как раз в этот критический момент к Дохтурову подоспела нежданная им помощь в лице принца Евгения Виртембергского с его 4-й дивизией… Сам же принц Евгений, пока двигались его полки, поскакал через мост, чтобы лично убедиться на месте в действительном положении дел. Он нашёл там целый ад… Едва мог он пробраться сквозь густую толпу раненых, запружавшую мост, стараясь выбраться из очага смерти. Все улицы, среди пылающих факелами домов, были переполнены убитыми и умирающими». 
В Рачинское предместье в помощь прибыл Тобольский полк, которым командовал Шрейдер. «В самое сие время явилась бригада де-Росси, в коей состоял полк Шрейдера. Немедленно была она введена в дело, и содействовала отражению Ляхов. В рукопашном бою, один из гренадеров предводимого Шрейдером Тобольского полка заколол Польского Генерала Грабовского. В сем деле особо отличились служившие под начальством Шрейдера, Майор Людингсгаузен-Вольф,… и Майор Рейбинц». 6-го августа «Тобольский полк, вместе с другими полками 4-й дивизии, отступил к селению Гедеонову, где Шрейдер получил лично от Главнокомандовавшего приказание остановиться, и при содействии данных ему 4-х орудий артиллерии, удерживать неприятеля во что бы ни стало. Приказание было исполнено столь отлично, что Принц Евгений, в Записках своих, назвал оказанный здесь Шрейдером подвиг «удивительным. Благодаря непоколебимой стойкости Тобольского полка, который более двух часов удерживал неприятеля», говорит Принц Евгений, «Французы не выиграли ни пяди земли».». 
Шрейдер Петр Петрович: «…в боях с французами в 1806—1807 гг. Контужен в правое плечо картечью в сражении у Прейсиш-Эйлау. Весной 1807 г. находился с полком при обороне Данцига от французов и награжден золотой шпагой. В 1810 г. назначен командовать сводным отрядом из пехотных батальонов и пионерных рот на строительстве Динабургской крепости. В 1812 г. сражался с французами под Витебском, за отличие в обороне Смоленска произведен 5 августа в генерал-майоры. При Бородине ранен пулей в левую ногу и контужен катящимся ядром в правую, а за мужество награжден орденом Св. Владимира 3-й ст. 6 января 1813 г. назначен командиром 4-й пехотной дивизии. Сражался с французами и поляками под Калишем, где был ранен пулей в левую руку». (С. 618)
Вольф (Людингаузен-Вольф) Иван Павлович: «В 1809 г. сражался со шведами в северной Финляндии. В 1812 г. находился с полком в 4-й пехотной дивизии, вошедшей в состав 1-й Западной армии. Войну он встретил майором и командиром батальона в Тобольском полку. За отличие при обороне Смоленска получил чин подполковника, а за бой под Гедеоновой награжден орденом Св. Владимира 4-й ст. с бантом. В Бородинском сражении после ранения шефа полка полковника П. П. Трейдера заступил на место командира полка, и под его руководством полк отразил шесть атак французской кавалерии (награжден орденом Св. Георгия 4-го кл.). За отличие под Малоярославцем награжден золотой шпагой, за сражение под Красным — орденом Св. Анны 2-й ст., за отличия под Тарутиным и Вязьмой дважды удостаивался Высочайшего благоволения и денежных наград. В 1813 г. за отличие под Люценом 20 апреля произведен в полковники. Затем сражался под Бауценом, Дрезденом, Кульмом и Лейпцигом, где был дважды ранен: осколком гранаты в голову и пулей в правое плечо. В 1814 г. сражался под Бриенном, Ла-Ротьером, Бар-сюр-Обом, Ла-Брюсселем, Троа и отличился при взятии Парижа». (С. 344)
Росси (Россий) Игнатий Петрович «В кампании 1806—1807 гг. сражался при Пултуске, под Гейльсбергом и Фридландом. За мужество и отвагу произведен 12 декабря 1807 г. в генерал-майоры. Отечественную войну 1812 г. встретил командиром бригады 4-й пехотной дивизии 2-го корпуса в 1-й Западной армии. Бригада отстаивала Смоленск 5 августа. На Бородинском поле Росси был тяжело контужен в голову. За стойкость и умелое руководство действиями бригады, выдвинутой в первую линию сражающихся на направлении главного удара, награжден орденом Св. Владимира 3-й ст. В строй вернулся через год, так до конца и не излечившись. За Лейпцигскую битву 1813 г., в которой Росси командовал 13-й пехотной дивизией, был удостоен ордена Св. Анны 1-й ст. Во время осады Магдебурга отражал попытки неприятеля прорвать блокаду, за что получил от прусского короля орден Красного Орла 2-й ст. Исключительной распорядительностью характеризовались его действия и при осаде Гамбурга, за что ему была вручена шпага, украшенная алмазами и надписью «за храбрость».». (С. 538-539)
Генерал-лейтенант Коновницын в рапорте  Барклаю- де-Толли, от 6-го числа, пишет: «…в пять часов пополудни прибыли со мною на место сражения и остальные полки вверенной мне дивизии, кои поставлены были левее большой дороги и немедленно введены в дело. Сильное действие неприятельской артиллерии выдерживано было с отменным мужеством и не могло произвесть ни малейшего замешательства. Около вечера неприятельские колонны, предшествуемые множеством стрелков, сделали решительное движение против войск, большую дорогу прикрывавших, и успели было несколько их потеснить, но полковник Кикин, поручик Граббе и штабс-ротмистр де-Юнкер поспешили собрать рассеянных людей в колонны и, поощряя их собственным примером, при барабанном бое, стремительно ударили в штыки на неприятеля, который был немедленно сбит и прогнан, а тем самым и покушение его совершенно уничтожено, причем полковник Кикин ранен. Атака в штыки была снова еще повторена полками, стоявшими правее тех, кои сделали первое нападение, после чего сильнейший ружейный огонь возобновился опять с обеих сторон и продолжался до глубокой ночи. Екатеринославский гренадерский полк прибыл на вечер и участвовал в деле. Место сражения осталось совершенно удержанным». 
В битве за Смоленск, храбро сражались артиллеристы. Умело руководил 12-й артиллерийской бригадой подполковник Нейдгардт – «командуя на бастионе двенадцатью орудиями, против коего неприятель несколько раз покушался построить батареи, но прицельными выстрелами бывши всегда сбит и опрокинут, не мог привести в действие вредного для батарей и колонн наших намерения».
Подполковник Винспиер – «против среднего бастиона неприятель покушался несколько раз построить батарею, но в то же время был сбит и опрокинут от прицельных его выстрелов».
26-й артиллерийской бригады подполковник Шульман – «командуя батареей, из шести орудий батарейных состоящею, сбил неприятельскую батарею, которая, быв поставлена на высоте, весьма вредила как нашей батарее, так и колоннам; неприятельская батарея, превосходящая числом орудий своих вдвое более сей, хотя и нанесла вред нашей батарее, подбив орудие, но за всем тем присутствие духа, хладнокровное ободрение подчиненных, прицельные выстрелы, кои поверяемы были сим неустрашимым подполковником, заставляли несколько раз неприятельскую батарею молчать и, наконец, подбитые неприятельские орудия принуждены были оставить выгодные для них места и отретироваться».
Нейдгардт Павел Иванович «Отечественную войну 1812 г. подполковник Нейдгардт встретил в составе Главной квартиры 1-й Западной армии. Находился в сражениях под Витебском, за Смоленск, при Бородине, где отвечал за размещение войск и укрепление позиции. За показанные при Бородине «большую расторопность и искусство» был награжден чином полковника. «Особенные отличия» в кампании 1813 г. принесли ему 15 сентября чин генерал-майора. За Лейпцигскую битву удостоился орденов Св. Георгия 3-го кл. и шведского Меча. В 1814 г. был награжден орденами Св. Анны 2-й ст. — за Суассон и Лаон и 1-й ст. — за Париж». (С. 491)
«Ночью в 12 часов с 5 на 6 число, войска наши оставили город Смоленск и следовали к городу Дорогобужу. Генерал-майор Корф, выступя после всех из города, составлял оберегательный отряд первой колонны,.. Едва сия колонна успела отойти от Смоленска 7 вёрст, как была» атакована французами. «Сражение было жаркое и кровопролитное, продолжавшееся 10 часов». 
Бой за Смоленск был жесточайший, «тысячи страдальцев с разрубленными лицами, с истерзанными членами, которых путь был обозначен струями крови, наполняли улицы, между пылающими строениями; а неприятельские ядра и гранаты, поражая искавших спасения и устилая город их трупами, увеличивая общее смятение. Достигнув Малаховских ворот,.. принц Евгений поспешил на встречу своей дивизии и, по прибытии в город тотчас отрядил Тобольский и Волынский полки к Раченке,.. Сам же принц Виртембергский с 4-м егерским полком и генерал Коновницын с частью своей дивизии кинулись на неприятелей, приступавших к Малаховским воротам, и опрокинули их. …принц Евгений, устремился с своими егерями из Малаховских ворот в прикрытый путь, занятый Французами; первые ряды его колонны пали под пулями густой неприятельской цепи; но это не остановило храбрых: батальон, шедший в голове полка, под командою майора Гейдекена, выбил неприятеля штыками из прикрытого пути. Не менее удачно русские войска отбивали многократные атаки Поляков в Раченке. …После дня, ознаменованного гибелью многих тысяч людей и опустошением столицы древнего русского княжества, настала ночь не менее страшная. Барклай-де-Толли, не имея возможности продолжать оборону пылающих развалин Смоленска, приказал Дохтурову очистить город». 
«Отдать даром, без упорного боя, Смоленск, казалось для русских людей столь же немыслимым, как впоследствии было совершенно невозможным уступить без боя Москву. В то же время не лишено значения и то соображение, что постоянное преднамеренное отступление без боя вглубь страны несомненно показалось бы Наполеону подозрительным и он, вероятно, тогда же разгадал бы тот план, который привёл его к конечной гибели. …а такие кровопролитные бой, как сражение под Смоленском, а затем и Бородинское, содействуя ослаблению неприятеля морально и физически, в то же время отлично замаскировывали наши истинные, впоследствии окончательно и твёрдо определившиеся, намерения».
Комментарий Клаузевица: «Барклай достиг своей цели, правда, чисто местного характера: он не покинул Смоленска без боя… Преимущества, которыми располагал здесь Барклай, заключались, во-первых, в том, что это был бой, который никоим образом не мог привести к общему поражению, что вообще легко может иметь место, когда целиком ввязываются в серьёзный бой с противником, обладающим значительным превосходством сил. Потеряв Смоленск, Барклай мог закончить на этом операцию и продолжить своё отступление.»
Богданович, отмечает, что «обороняя Смоленск, он оборонял святыню русского народа. После продолжительного отступления, причину и выгоду которого понимали весьма немногие, надлежало дать какое-либо удовлетворение народной гордости, любви к отечеству, готовности к самоотвержению – этим высоким чувствам народа и войска. Несмотря на важную услугу, оказанную России Барклаем-де-Толли, сохранившем армию для спасения Государства, положение его в эту эпоху было таково, что он не мог доле оставаться главнокомандующим, не утвердив колебавшейся доверенности своих войск. С этой целью дано было двух-дневное сражение под Смоленском, и никто из Русских, ни тогда, ни впоследствии, не упрекал в этом Барклая-де-Толли».
«Смоленск после двух-дневной жестокой борьбы был превращен в развалины. Русские защищали город отчаянно и все приступы неприятеля к стенам его были отбиваемы; но первая армия, испытав в этом сражении большия потери, ночью оставила раззоренный город и отступила в порядке вслед за второю по Московской дорой. Наполеон преследовал ее своими передовыми отрядами — всякий день наш арриергард мужественно отражал их нападения, и не случилось ни разу, чтобы неприятель сбил его далее того пункта, где ему по диспозиции из главной квартиры должно было остановиться на ночь. Во всем этом отступлении русская армия не потеряла ни пушки, ни повозки. Число пленных наших из отсталых не превышало захваченных нами французов». 
«…мог ли Генерал Барклай де Толли, переменяя черту своих военных действий, оставить большую Московскую дорогу совершенно открытою? – Я не думаю; - пишет Н.А. Окунев, - ибо защита Столицы была первою целью всех действий и опасно было бы подвергнуть сей город неприятельскому набегу. И так Генерал Барклай де Толли поставил бы себя в нещастную необходимость разсеять войска свои; и тем усугубить невыгоды строгой оборонительной системы, к которой принужден был недостатком силы. Я присовокуплю, что до Бородинской битвы уступление Москвы не было ещё неизбежно; и так перемена черты военных действий не могла иметь места иначе, как после большого сражения и не между Смоленском и Вязьмою, ниже между Вязьмою и Гжатском; а от Можайска на Борисов». 
В.Д. Мелентьев убеждён, что «русские войска даже при той неблагоприятной для них обстановке могли некоторое время удерживать город. Однако это мало бы изменило ход войны к лучшему. Имея превосходство в силах, Наполеон мог оставить часть их для блокирования Смоленска, а остальные же отправить или на Москву, или на Петербург». 
Мнение Ермолова, «удержать за собою Смоленск в разрушении, в котором он находился, было совершенно бесполезно. Сильного гарнизона отделить армия не могла, а в городе и слабый не нашёл бы средств к существованию. И так решено Главнокомандующим оставить Смоленск!». 
П.А. Ниве, считает, что «решение Барклая отойти от Смоленска, - в сущности решение правильное, так как оно то и вовлекло Наполеона в самую глубь России, что в последствии и явилось главною причиною его гибели, - принято было им далеко не сразу и после тяжёлой внутренней борьбы… С одной стороны, охватившее всю армию и почти всех её начальников стремление использовать пламенный дух, возгоревшийся в сердцах всех от генерала до последнего рядового; с другой, - веления холодного рассудка, подсказывавшего, что противник ещё не довольно надорван, чтобы, при неравенстве сил, можно было рассчитывать преодолеть его… Великая честь и слава Барклаю, что он совладал с собою и принял второе решение».
По мнению Клаузивеца, «окрестности Смоленска совсем не пригодны для оборонительной позиции, так как направление реки в этом месте совпадает с направлением операционной линии; к тому же дорога на Москву проходит близ Смоленска, а именно на расстоянии одного часа ходьбы выше этого города, вдоль самого берега реки». 
За это сражение Барклая, впоследствии критиковали знатоки военного искусства, со стороны сторонников и противников его. Одни, «упрекали за упорную оборону Смоленска, считая, что без надежды отстоять этот город не следовало вовлекать войска в напрасные потери; достаточно было вести арьергардный бой до тех пор, пока это вызывалось необходимостью обеспечения отступления 1-й армии». Другие, считали, «что следовало ввести в дело все наши силы и тут же попытаться дать Наполеону грозный отпор».
Много вопросов вызывает стояние армии Барклая в течении всего дня на виду у французов. Вот как, это непонятное стояние армии Барклая, объясняет Скугаревский: «План заключался в том, чтобы, пользуясь темнотою ночи, очистить город Смоленск; дальнейшее отступление 1-й армии было признано рискованным произвести 6 августа,- неприятель заметив его, мог перейти в наступление и таким образом помешать соединению армий. Поэтому предполагалось 6-го числа расположиться на высотах севернее Смоленска, чтобы быть наготове отрезать неприятеля, если бы он перешол в наступление, а в ночь с 6-го на 7-е августа просёлочными дорогами скрытно перейти на большую Московскую дорогу для движения за 2-ю армиею».
Этот замысел виден из донесения Барклая, Государю: «Цель наша при защищении развалин Смоленских стен, состояла в том, чтобы занимая там неприятеля, приостановить исполнение намерения его достигнуть Ельни и Дорогобужа, и тем предоставить Князю Багратиону нужное время прибыть без препятственно в Дорогобуж. Дальнейшее удерживание Смоленска никакой не могло иметь пользы; напротив того, могло бы повлечь за собою напрасное жертвование храбрых солдат. Посему решился я после удачного отражения приступа неприятельского, ночью с 5-го на 6-е число оставить Смоленск, удерживая только Петербургский форштат, и со всею армиею вять позицию на высотах против Смоленска, давая вид, что ожидаю его атаки». 
Н.Е. Митаревский вспоминает: «Прошедши вёрст десять (от Смоленска – В.У.), мы остановились для отдыха. Подле стояла небольшая каменная церковь с каменной же оградой; в ней отпевали убитого генерала Балла, командовавшего егерской бригадой в нашей дивизии, и вместе с ним и его адъютанта. Все отзывались о генерале Балле, как о добром старике и храбром генерале. Положили их в одну могилу, без гробов, как были в мундирах, чем-то накрыли, закидали землёй и насыпали бугор. …Кроме генерала Балла убит был из нашего корпуса генерал Скалон, командовавший драгунским Иркутским полком».
Балла Адам Иванович: «Участвовал в русско-турецкой войне 1806—1812 гг. и отличился при взятии Базарджика в мае 1810 г. В марте 1812 г. назначен командиром 3-й бригады 7-й пехотной дивизии. Смертельно ранен 5 августа под Смоленском и там же похоронен». (С. 307)
В связи с такой скудной информацией, я решил привести ещё одну характеристику: Адам Иванович Балла «В войне с Турцией, отличился в сражениях при занятии крепости Бендер и при осаде Измаила 1806—1809 гг.Его 11-й егерский полк первым вошёл в Измаил. При отражении вылазки 5000 турок, 7 марта 1809 г., Балла лично водил своих егерей в атаку и был серьёзно контужен в правое плечо. За проявленное мужество он был награждён орденом св. Анны 2-й степени  За отвагу, проявленную при взятии Базарджика в следующем 1810 г. Балла был награждён крестом «За отличную храбрость» и орденом св. Анны 1-й степени при Высочайшем рескрипте: «В воздаяние отличной храбрости, оказанной Вами в 22-й день Мая сего года, противу Турков, где Вы, командуя в авангарде Генерал-Майора Воинова всею пехотою, были виновником сорвания батареи у неприятеля, поражая его всюду, как в ретраншементах, как и в самих улицах, — жалую Вас Кавалером Ордена Св. Анны 1 класса». В том же году Балла был назначен командиром 3-й бригады 7-й пехотной дивизии..На долю этого корпуса во время Отечественной войны выпала одна из первых боевых задач — оборона Смоленска 5-го (16-го) августа 1812 года. Балла, находившийся в передней цепи стрелков, был трижды ранен и умер от ран. Современники отзывались о генерале Балле как об отважном и добром человеке. Ф. Н. Глинка писал о нём: «Все жалеют о смерти отличного по долговременной службе, необычайной храбрости и доброте душевной генерала Баллы, который был убит 5-го числа в передней цепи стрелков» ("Письма русского офицера").
Скалон Антон Антонович «С началом наполеоновских войн вернулся на службу шефом Иркутского драгунского полка. В 1809 г. привел на Волынь шесть регулярных полков из Сибири. За совершение похода в исключительном порядке «с особенным сбережением людей» Скалон удостоился ордена Св. Владимира 3-й ст. В 1812 г. командовал тремя полками в 3-м кавалерийском корпусе. 5 августа, на второй день обороны Смоленска, решив предупредить атаку французской кавалерии, устремился навстречу неприятелю со своей бригадой. Картечная пуля сразила его наповал, а наша кавалерия была отброшена». (С. 556-557)
В этой битве за Смоленск, принимали участие:
Бухгольц Отто Иванович: «С 1804 г. по 1808 г. находился в эскадре адмирала Д. Н. Сенявина в Средиземном море, где сражался с французами и турками. 31 марта 1808 г. пожалован в генерал-майоры. С августа 1812 г. командовал артиллерией 1-й армии, дважды ранен под Смоленском. Отличился при Тарутине и под Красным. Участвовал в кампании 1813 г.». (С. 328)
Гессе Владимир Антонович: «Воевал со шведами в 1789—1790 г., с поляками — в 1792 г., с турками — в 1806—1807 гг. К 1807 г. дослужился до полковника, в 1810 г. назначен шефом Малороссийского гренадерского полка. В 1812 г. в составе 2-й Западной армии участвовал, командуя бригадой, в боях под Смоленском, Дорогобужем, Тарутином, Малоярославцем (награжден орденом Св. Анны 2-й ст.) и Красным. В 1813 г. сражался при Люцене, Кеннигсварте, Бауцене, Лейпциге и 15 сентября был произведен в генерал-майоры. Войну закончил во Франции». (С. 357)
Гове Александр Петрович: «Находился в действующей армии в 1805 г. и в 1806—1807 гг. В 1811 г. был произведен в действительные статские советники. В марте 1812 г. получил назначение генерал-провиантмейстером 1-й Западной армии. Был переименован в генерал-майоры 9 марта 1813 г. и находился при Главной квартире в походах 1813—1814 гг.». (С. 360)
Меллер-Закомельский Петр Иванович: «По повелению Императора Александра I 12 декабря 1807 г. был назначен инспектором всей артиллерии с указанием присутствовать в Военной коллегии и управлять артиллерийской экспедицией. Вместе с тем ему было поручено заведовать провиантским департаментом. В 1812 г. находился при 1-й Западной армии. В 1813—1814 гг. состоял при Резервной армии. В 1814 г. произведен в генералы от артиллерии». (С. 472)
Поль (Полль) Иван Лаврентьевич «В 1806 г. в составе Днестровской армии участвовал в блокаде Хотина. В декабре 1806 г. Новороссийский полк был переброшен для прикрытия границ России на участке Брест-Гродно во время войны с французами 1806—1807 гг. После ее окончания Поль был назначен шефом Каргопольского драгунского полка, с которым прошел Отечественную войну 1812 г. и заграничные походы 1813—1814 гг. 22 октября 1812 г. за Вязьму был пожалован в генерал-майоры, за трехдневный бой под Красным удостоился ордена Св. Георгия 3-го кл. Кампания 1813 г. принесла ему прусские ордена «За заслуги» и Красного Орла 2-й ст. Участие Поля в действиях русской кавалерии под Фер-Шампенуазом 13 марта 1814 г. было отмечено орденом Св. Анны 1-й ст.». (С. 519)
Саблуков Николай Александрович «С началом военных действий подал прошение о принятии его на службу и был определен в действующую армию без всякой прямой должности. Состоял при генерале Ф. К. Корфе. Принимал участие во многих авангардных делах, отличился в боях под Красным. Был аттестован М. И. Кутузовым «как достойный награждения», получил золотое оружие и орден Св. Владимира 3-й ст. По окончании войны на территории России 29 марта 1813 г. вышел в отставку». (С. 544)
Сталь (Стааль) Карл Густавович «12 октября 1811 г. получил чин полковника и назначен адъютантом Цесаревича Константина Павловича. В 1812 г. находился при своем начальнике. В 1813 г. участвовал в сражениях при Бауцене, Дрездене, Кульме, Лейпциге, за отличие в последнем произведен в генерал-майоры и назначен командиром Астраханского кирасирского полка. В 1814 г. был в боях под Троа, Бар-сюр-Обом, Лабрюсселем, Арси-сюр-Обом, Фер-Шампенуазом и при взятии Парижа». (С. 560-561)
«По соглашению Барклая с Багратионом, последний, выступив 6-го августа к Соловьёвой Переправе, должен был оставить сильный арьергард для прикрытия Лубинского перекрёстка до выхода на Московскую дорогу 1-й армии» Тучков. Достигнув Лубинского перекрёстка, арьергарда 2-й армии не встретил, он отошёл уже к Соловьёвой переправе, в результате, «Левая колонна, при которой находился сам главнокомандующий, к утру 7-го августа оказалась неожиданно в крайне опасном положений». 
Перед авангардом у Лубина должно было поставлено две задачи:
«1) Не допустить французов, могущих переправиться через Днепр у Прудищева, перехватить Московскую дорогу и, следовательно, сдерживать их до тех пор, пока все колонны, отступающие от Смоленска, не вытянутся на большой тракт.
2) Удерживать на том же тракте и те силы французов, которые будут нас преследовать в хвост, непосредственно от Смоленска, пока не закончится вышеупомянутое вытягивание».
Однако Багратион, «не оставил за рекою Колодней сильного арьергарда, а только – четыре казачьих полка Карпова!»
Вот, что пишет по этому поводу А.П. Ермолов: «Оставленный на шестой версте от города, под командою Генерал-Лейтенанта Князя Горчакова, авангард не прежде должен был оставить место, как по смене его войсками от 1-й армии, ибо он закрывал собою дорогу, на которую должна выйти одна ея колонна. Генерал-Майор Тучков (Павел Алексеевич) отправлен с отрядом занять его место… не застал уже Генерал-Лейтенанта Князя Горчакова, который отправился в соединение со 2-ю армиею, не давши о том знать и  снявши посты».

В результате сражения 5-го и 7-го августа в Смоленске: «Неприятель был остановлен, и 2-я Армия столь удачно прикрыта, что не лишилась ни одного человека. По достижении надлежащей цели сих сражений, развалены Смоленска были оставлены неприятелю. Армия 7-го числа следовала в двух колоннах по Дрогобужской дороге… во время отступления моего из Смоленска, полагал я, по условленному учреждению, найти сильный арьергард в важных пунктах, через которые следовало 1-ой колонне в малом расстоянии от неприятеля достигнуть Дрогобужской дороги; вместо оного нашёл я неприятеля; единственно неустрашимости наших войск и искусству предводителей обязан я сохранением сей колонны, могущей подпасть совершенному рассеянию». 
«Из ближайших оказавшихся под рукой войск был создан импровизированный боковой арьергард, командование которым было вверено принцу Евгению Виртембергскому. Барклай приказал ему занять высоты у Гедеонова и удерживать противника во что бы то ни стало, холодно пояснив, что дело идёт о спасении армии. Вместе с тем он послал приказание арьергарду Корфа, следовавшему за правой колонной, идти кратчайшим путём к Гедеонову, для поддержки принца Евгения Виртембергского,..  Едва отряд принца Евгения Виртембергского успел развернуться на позиции, как… завязался упорный бой… подошёл арьергард Корфа. Барклай развернул его на возвышенностях позади Гедеонова… отдал приказание Евгению Виртембергсвкому начать отступление на Горбуново. Кризис у Гедеонова миновал, но он назревал у Лубина, куда и поспешил Барклай». 
7-го августа «произошли бои у Валутиной горы и Лубина, в результате которых  армия Барклая, ушла дальше на восток, понеся потери в 7 тысяч человек, но меньше, чем французы». 
«Бой при Лубино был одним из самых кровопролитных за всю войну. Здесь отличился и получил Георгиевский крест будущий декабрист поручик П.Х. Грабе. Штабс-капитана А.С. Фигнера (знаменитого впоследствии партизана) Барклай-де-Толли прямо на поле боя произвёл в капитаны».
Из этих боевых действий видно, что «разногласия в действиях обоих главнокомандующих проявляется даже в критические минуты операции и едва не влечёт за собою для 1-й армии положения, близкого к разгрому». 
Во время движения нa Дорогобуж, «Нaполеон обогнaл свою aрмию,.. Взору его предстaли неимоверно устaлые, изнуренные, исхудaвшие солдaты, лицa которых были отмечены печaтью уныния. Под стaть солдaтским лицaм было нaстроение и сaмого имперaторa. Стaновилось все более очевидным, что побеждaет он не русскую aрмию, a прострaнство. "С ужaсом и изумлением смотрел он нa безбрежные просторы России, зaсaсывaвшие фрaнцузское воинство в свою бездонную пучину". …Ни рaзгромa русских войск в пригрaничных срaжениях, ни рaзделения их сил, ни генерaльного срaжения осуществить не удaлось. Потеря же большого срaжения (по словaм Сегюрa) былa для него все рaвно что нож в сердце. К сожaлению, - пишет В.Д. Мелентьев, - многие этого ножa, пристaвленного к горлу Нaполеонa Бaрклaем де Толли, не зaмечaли». 
9 августа, 2-я армия вступила в Дорогобуж, 1-я армия в 9 часов вечера, перешла на р. Ужу, к дер. Усвятье. Обследовав данную местность, Барклай приходит к заключению: «Позиция сия показалась мне выгодной, я решился дождаться на ней неприятельского нападения и предложил князю Багратиону присоединить свою армию к левому флангу первой». 10 августа утром «оба главнокомандующих со штабами и корпусными командирами, в присутствии великого князя Константина Павловича, выехали на осмотр позиции… Между тем Барклаем, столь было твердо решившимся дать на ней сражение, уже начинает овладевать нерешительность принять его здесь. Он начинает находить недостатки позиции, а князь Багратион вовсе ее бракует».
Вот как об этом событии пишет В.И. Харкевич: «Произведённая разведка указала на две позиции: при Усвятье за р. Ужей и при Цареве-Займище. 10 августа 1-я армия сосредоточилась на позиции за р. Ужей, и Барклай, найдя её выгодной, предложил Багратиону вернуться назад и присоединиться к нему. …Багратион нашёл позицию за р. Ужей невыгодною и предложил отойти к Дорогобужу». 
11 (23) августа «По прибытии к селу Усвятье Розен разместил свои войска для обороны. Основные силы Первой западной армии находились за селом. Около 3-х часов дня французы подошли к русским позициям. Началась артиллерийская перестрелка, но ни та, ни другая сторона не предпринимала решительных действий. К ночи войска по-прежнему оставались на своих позициях».
«Когда мы остановились подле Дорогобужа, то по всем линиям объезжали главнокомандующие Барклай-де-Толли и князь Багратион. Пронёсся слух, что они осматривают войска, предпологая дать тут сражение. К этим слухам мы так уже привыкли, что мало им верили, а между тем неудовольствие и ропот усиливались. Негодовали единственно на Барклая-де-Толли и не только возлагали на него вину, но ещё прибавляли много небывалого. Высшие офицеры обвиняли его в нерешительности, младшие – в трусости, а между солдатами носилась молва, что он немец, подкупленный Бонапартом».
Барклай отмечает, что «Князь Багратион беспокоился о левом своём фланге, подверженном обходу, и утверждал, что в самом Дорогобуже позиция была выгоднее… 12-го августа Армия прибыла в сию хвалёную позицию; я нашёл её неудобнейшею из всех занятых во время продолжения всей кампании». Для 2-й Армии, позиция была действительно выгодной, так как, «2-я Армия была в оной отделена и не зависела от 1-ой и некоторым образом ею защищена. Вследствие сего решился я продолжать отступление до Царева-Займища».
О позиции в близи Дорогобужа, Клаузевиц писал: «Эта позиция была отвратительна; перед фронтом её не было никакого препятствия для подступа к ней, а обзор отсутствовал полностью; довольно обширный, извилистый и всхолмленный Дорогобуж находился позади правого крыла; часть войска, а именно – корпус Багговута, распологалась по другую сторону Днепра на ещё более невыгодной позиции. Автор (Клаузевиц – В.У.) от этой перемены был в отчаянии, а Толь пришёл в состояние тихого бешенства».
После Дорогобужа «Михaил Богдaнович послaл генерaлa Трузсонa и полковникa Толя к Вязьме с целью выборa тaм позиции для срaжения. Но они вернулись с донесением, что около Вязьмы подходящей позиции не нaйдено, зaто онa былa отыскaнa зa Вязьмой, у селения Цaрево-Зaймище. Безусловно, - пишет С. Нечаев, - дaвaть генерaльное срaжение сильному противнику нa плохой позиции было бы безумием. Тем не менее, решение Бaрклaя-де-Толли идти к Цaрево-Зaймищу вызвaло в aрмии уже просто крaйнюю степень неудовольствия. Больше всех усердствовaл конечно же князь Бaгрaтион: он не скрывaл своего бурного негодовaния и не жaлел обидных упреков. В результaте, уже никто не верил обещaнию Михaилa Богдaновичa срaжaться».   
Трузсон (Труссон) Христиан Иванович «Воинское звание генерал-лейтенанта получил 15 июля 1806 г. Строил Тульский оружейный завод и Ивановский канал. Отечественную войну 1812 г. прошел начальником инженеров 1-й Западной армии». (С. 581)
«В Дорогобуже все корпусные командиры явились к цесаревичу Константину и заявили ему о дурном состоянии армии, о неравной борьбе, «в особенности если армией будет продолжать командовать Барклай де Толли». После этого Константин, никогда не блиставший избытком мужества, явился к Барклаю просить о паспорте для отъезда из армии. Барклай пробовал переубедить Константина, но тот все-таки уехал, заявив, что он хорошо знает положение и что он едет в Петербург, чтобы заставить своего брата заключить мир. Конечно, отъезд Константина был немедленно использован против Барклая. Делу был придан такой оборот, будто Барклаи "выслал" цесаревича из армии, а Константин "является в самом лучшем свете, несмотря на свое предосудительное поведение, так как говорят, что генерал его захотел удалить за то, что он громко высказывал правду». 
Отступление нашей армии от Смоленска вызвало бурю негодования среди дворянства Петербурга. Всё чаще стало называться имя Кутузова, который был назначен начальником петербургского ополчения, «все в один голос кричали, что место его не здесь, что начальствовать он должен не мужиками Петербургской губернии, но армией, которую сберегая, Барклай отдает Россию». Имя Барклая, «сделалось ненавистным, никто из прямо русских не произносил его хладнокровно; иные называли его изменником, другие сумасшедшим или дураком, но все соглашались в том, что он губит нас и предает Россию».

М.А. Фонвизин: «Не любя Барклая-де-Толли, его противники сообщили чувства неприязни своей и войску: не раз во время ночных переходов он, объезжая колонны, слышал ропот на бесконечное отступление, а в гвардейских полках пение насмешливых куплетов на его счет. Но Барклай-де-Толли не обращал на это внимания и твердо исполнял принятый однажды план: искусным отступлением довлечь Наполеона с его несметной армией в сердце России и здесь устроить ему гибель». 
П.А. Ниве: «Глухой ропот в войсках рос и вносил наихудшее разложение, какое только может существовать на войне: недоверие к своему вождю. Дело дошло до того, что, придравшись к иноземному происхождению прямодушного, честного и неподкупного Барклая, его чуть ли не открыто стали обвинять в измене».
Князь Андрей в романе «Война и мир» говорит Пьеру Безухову: «Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности, нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник… Он честный и очень аккуратный немец». 
Мнение О.Н. Михайлова: «Битва необходима в национальных целях, в интересах, которые выше военных. И этого как раз не понимал Барклай. Он действует как великий стратег. Но не как русский человек». 
В ходе фланговых боёв армия Барклай-де-Толли несла значительные потери, в связи с этим, 10 августа он писал Ростопчину: «…число храбрых солдат наших уменьшилось во время бывших почти ежедневных дел, и в генеральном сражении мы, конечно, будем иметь большую потерю в людях, почему, представляя вам в каком положении находятся армии наши, умоляю вас, с известным усердием вашим к отечеству, спешить приготовлением сколь можно скорее Московской военной силы и собрать оную в некотором расстоянии от Москвы, дабы в случае нужды подкрепить наши армии. По сей же причине просил я генерала Милорадовича со вверенными ему войсками поспешить…».
Барклай де Толли всеми силами боролся против мародёрства в российской армии, в августе 1812 г., он обращается к жителям Калужской области: «Не меньшую употребляйте осторожность противу самих из тех воинов наших, кои, забыв Бога и обязанности свои, дерзнут посягать на собственность вашу. Таковых препровождайте к воинским и гражданским начальствам, и будьте уверены, что вы за малейшую нанесенную вам обиду удовлетворены будете жесточайшим их наказанием».
Н.А.Троицкий в своих лекциях, отмечает, что «в Смоленске Наполеон шесть дней размышлял, идти ли вперед или остановиться, и даже попытался вступить с Александром I в переговоры о мире - через пленного генерала П.А. Тучкова. Предлагая заключить мир, он угрожал на случай отказа. Москва непременно будет занята, а это обесчестит русских, ибо "занятая неприятелем столица похожа на девку, потерявшую честь. Что хочешь потом делай, но чести уже не вернешь!". Александр ничего не ответил».
Е.В. Тарле пишет, что Наполеон задумывался о разделении войны с Россией на два похода, но в Смоленске вновь отказывается, так как: «Русские опять ускользнули. Наполеон не знал о тех трудностях, которые все в большей и большей степени возникали для Барклая при каждом его новом приказе об отступлении, не знал о громких обвинениях русского главнокомандующего в измене, о смятении и растерянности русского двора. Он видел только одно: генеральной битвы нет как нет, нужно идти дальше на восток, на Москву. А между тем чем больше он углубляется на восток, тем труднее становится закончить эту борьбу миром, простым дипломатическим соглашением. О полной, подавляющей победе над Россией Наполеон в Смоленске уже не думал». В ночь на 12 августа «Наполеон вышел из Смоленска со своей гвардией и двинулся к Дорогобужу. Но Барклай снялся с лагеря и пошел дальше на восток. Теперь из Дорогобужа он ушел, не желая даже и начинать арьергардных стычек ввиду очень невыгодных топографических условий. Он отступал на Вязьму, Гжатск, Царево-Займище, а Наполеон со всеми войсками, выведенными из Смоленска, шел за ним по пятам по опустошаемой армией дороге».
13 (25) августа  «Отход основных сил прикрывал арьергард Розена, который снялся с позиций в 3 часа утра и к 8 часам был в Дорогобуже, где и остановился, чтобы задержать французов. Около 12 часов дня французы попытались организовать переправу через реку Осьму, но русская артиллерия остановила их продвижение. Около 3-х часов пополудни французы открыли огонь из расположенных на соседних высотах орудий. Завязалась артиллерийская дуэль, во время которой удача сопутствовала французам. В 7 часов вечера Розен получил от Платова приказ отступить к селу Семлево. В ночь на 15 августа 2-й и 3-й резервные корпуса покинули села Семлево и Беломирское, и арьергард Розена поспешил занять оборону. Бой должен был произойти у села Беломирское, недалеко от Вязьмы. На высотах у левого берега реки Осьмы Розен расположил артиллерию и часть 40-го егерского полка. На правом берегу Осьмы также расположились егеря. В этом месте высоты покрывал лес с кустарником, который не позволял французам использовать кавалерию. Русская кавалерия находилась в резерве, за линией обороны. 16-го. Розен был уже в Вязьме. Это произошло около 12 часов утра. Заняв город, арьергард начал готовиться встретить французов на следующий день, но уже к вечеру отошел за Вязьму по причине вспыхнувшего в городе пожара».
13 августа, для усиления арьергарда атамана Платова, поступили, «18-й и 33-й егерские полки и дивизион (4 орудия) батарейной № 23 роты 23-й артиллерийской бригады под командой поручика Баумана». Когда арьергард атамана Платова уже находился «в полном отступлении», «генерал барон Крейц тоже начал отступать по дороге к городу Вязьме и во время отступления через дефиле едва было не потерял одно орудие, но оно было отбито от неприятеля мужеством штабс-капитана Сибирского драгунского полка Оффенберга 1-го. Отступление проводилось под энергичным натиском противника  и при приближении к городу Вязьме, перед вторым дефиле, генерал барон Крейц обеспечил свободное отступление своего арьергарда только тем, что бросился с Сибирским драгунским полком, шефом которого он состоял, в отчаянную атаку, увенчавшуюся успехом. Только едва в десятом часу вечера арьергард прошел город Вязьму и остановился за ним (к востоку), оставив Донской казачий полковника Андреянова 2-го полк перед городом (западнее его) для прикрытия подступов к городу Вязьме на пути следования арьергарда. Штабс-капитан барон Оффенберг 1-й – «прикрывая с своим эскадроном отступление отряда, многократно атаковывал и опрокидывал неприятеля». Поручик барон Оффенберг 2-й – «бросался неоднократно с полуэскадроном на неприятельские эскадроны и в оные врубался столько же искусно, как и храбро». Шеф Киевского драгунского полка, полковник Эмануель – «16 августа прикрывал своим отрядом отступление ариегарда 2-й Западной армии и, будучи атакован, дал отпор неприятелю».  Прапорщик Зельмиц 1-й – «при отступлении отряда 16 августа неоднократно с отряженными фланкерами опрокидывал неприятеля, шедшего в обход против левого фланга по дороге, ведущей от Ельни, и тем на долгое время обеспечил полк, пока не послано было туда подкрепление». 
Эммануэль (Мануилович) Георгий (Егор) Арсеньевич: «Участвовал в делах против французов в кампаниях 1805—1807 гг. Получил чин полковника 6 января 1809 г. и назначен шефом Киевского драгунского полка. В Отечественной войне находился в арьергарде 2-й Западной армии, был в боях при Мире, Салтановке. Определенный в прикрытие Шевардинского редута, участвовал с полком в общей кавалерийской атаке на французов 24 августа. Отличился и был награжден орденом Св. Георгия 4-го кл. Из-за полученного ранения в грудь был вынужден оставить армию и направиться на излечение в г. Владимир. В сентябре (на самом деле, как видно из «Боевого календаря…», уже 16 августа он был в деле –В.У.) 1812 г. вновь вернулся к командованию полком, с которым сражался против неприятеля под Малоярославцем и Вязьмой. Произведен в генерал-майоры 26 декабря 1812 г. В 1813—1814 гг., находясь в заграничных походах, участвовал в делах под Бауценом, Лейпцигом, Реймсом, командовал летучим отрядом и затем кавалерией авангарда корпуса А. Ф. Ланжерона в Силезской армии. За мужество и храбрость, проявленные в бою с французами 8 августа 1813 г. при г. Левенберге, Эммануэль был пожалован орденом Св. Георгия 3-го кл. Участие во взятии Парижа принесло ему чин генерал-лейтенанта». (с. 625-626)
«Генералу Барклаю, которого армия громко обвиняла в предательстве, был необходим преемник. Солдаты, больше не имея к нему доверенности, отдали ее слепо и с обычным в подобных чрезвычайных обстоятельствах энтузиазмом новому главнокомандующему, присланному им Императором. Генерал Барклай показал себя выше клеветы, он с ревностью исполнял роль подчиненного, после того как был начальником, и в Бородинском сражении сумел заслужить общее одобрение, подавая пример деятельности и самого неустрашимого мужества».  И этим приемником был назначен Михаил Илларионович Кутузов.
Незадолго до приезда Кутузова в армию Барклай писал Императору: «Не намерен я теперь, когда наступают решительные минуты, распространяться о действиях армии, которая была мне вверена. Успех докажет: мог ли я сделать что либо лучше для спасения Государства? Если бы я руководим был слепым, безумным честолюбием, то, может быть, Ваше Императорское Величество изволили бы получать Донесения о сражениях, и не взирая на то неприятель находился бы под стенами Москвы, не встретя достаточных сил, которые были бы в состоянии ему сопротивляться».
 Царево-Займище, «17-го прибыли туда обе Армии. Позиция была очень выгодна, Армии были расположены не в большом пространстве, имели пред собою открытое место, на коем неприятель не мог скрывать своих движений. В 12-ти верстах от сей позиции, позади Гжатска, была другая, найденная также удобною. Генерал Милорадович донёс, что прибудет 18-го числа к Гжатску с частию своих резервов. Все сии причины были достаточны к уготовлению там решительного сражения… Инженерам обеих Армий было немедленно предписано устройство нескольких редутов на фронте и флангах…». 
Мнение начальника штаба генерала Ермолова: «Около селения Царево-Займище усмотрена весьма выгодная позиция, и Главнокомандующий определил дать сражение. Начались работы инженеров, и армия заняла боевое расположение. Места открытые препятствовали неприятелю скрывать его движение. В руках наших возвышения, давая большое превосходство действию нашей артиллерии, затрудняли приближение неприятеля; отступление было удобно. Много раз наша армия, приуготовляемая к сражению, переставала уже верить возможности оного, хотя желала его нетерпеливо; но приостановленное движение армии, ускоряемые работы показывали, что намерение Главнокомандующего решительно, и все возвратились к надежде видеть конец отступления». 
17 августа в Царево-Займище прибыл М.И. Кутузов: «Барклай-де-Толли, не показывая обиды, отдал положенный рапорт. Он тяжко переживал, что его не понимают ни при дворе, ни – особенно – в армии, страшился, что отмена его тактики отступления даст Бонапарту решающий козырь и приведёт к потере боеспособности армии в неравной битве».
«Кутузов осмотрел позицию при Цареве-Займище, нашёл её выгодною и ускорил работы по её укреплению, но на следующий день неожиданно отдал приказание для отступления к Гжатску». 
Вот как объяснял Кутузов, свой отказ принять сражение в Цареве-Займише: «По прибытии моём в город Гжатск, нашёл я войска отступающими от Вязьми и многие полки от частых сражений весьма в числе людей истовщившимися, ибо токмо вчерашний день один прошёл без военных действий. Я принял намерение пополнить недостающее число приведёнными вчера генералом-от –инфантерии Милорадовичем и впредь прибыть имеющими войсками, пехоты 14587 ч., конницы 1002, таким образом, чтобы они были распределены по полкам».
Барклай пишет: «17-го августа Князь Кутузов прибыл в Армию. Он позицию нашёл выгодною и приказал ускорить работы укреплений, всё приготовлялось к решительному, как вдруг обе Армии получили повеление идти в Гжатск 18-го числа августа, по полудни». Данное решение было принято в связи с тем, что «толпа праздных людей» и ранее высланных из Армии Барклаем, сумели убедить Кутузова, «что по разбитии неприятеля в позиции при Царево-Займище, слава сего подвига не ему припишется, но избравшим позицию. Причина достаточная для самолюбца, каков был Князь, чтобы снять Армию с сильной позиции».
Мнение будущего декабриста, генерала М.А. Фонвизина: «Не доходя до Можайска, армия расположилась у селения Царево-Займище (где главнокомандующий избрал превосходную позицию для генеральнаго сражения), как к ней прибыл генерал Голенищев-Кутузов, чтобы начальствовать всеми войсками. …Александр в удовлетворение общественнаго мнения — несправедливаго против Барклая-де-Толли — героя в сражении и человека самаго благороднаго и возвышеннаго характера только потому, что он был немец, назначил генерала Кутузова главным вождем всех армий.
Кутузов, приняв начальство, потому только приказал армии отступить от Царево-Займища, что при этом селении превосходную позицию для генеральнаго сражения выбрал его предместник. Армия отступила к селению Бородино — 16 верст не доходя до Можайска, и тут новый главнокомандующий решился встретить грудью армию Наполеона и сразиться с ней. Наша армия, более нравственно, нежели физически утомленная продолжительным отступлением, столько же желала решительнаго сражения, сколько и Наполеон. Войска наши с восторгом приняли новаго главнокомандующего и предместник его, достойный Барклай-де-Толли, великодушно согласился служить под его начальством».   
Е.В. Тарле отмечает, что «позднейшая военная критика подвергла осуждению некоторые действия Барклая во время отступления, усмотрела непоследовательность в его (не осуществившемся) намерении дать битву при Цареве-Займище и т. д., но, например, самую позицию, намеченную Барклаем при Цареве-Займище, нашла все-таки более . выгодной сравнительно с бородинской позицией». 
Мнение Л.Н. Толстого: «Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина. Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение. Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24-го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26-го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле. Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот — что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему-нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте».
Ф.Н. Глинка сравнивает Барклая с Колумбом, который, «великий духом, не колеблясь, ни грозным волнением стихии, ни бурею страстей человеческих, видел ясно перед собой отдаленную цель свою и вел к ней вверенный ему провидением корабль. Так, главнокомандующий армиями, генерал Барклай-де-Толли, проведший с такой осторожностью войска наши от Немана и доселе, что не дал отрезать у себя ни малейшего отряда, не потеряв почти ни одного орудия и ни одного обоза, этот благоразумный вождь, конечно, увенчает предначатия свои желанным успехом… Всего удивительнее для меня необычайная твердость ведущего армии наши. Смотря на него, я воображаю Катона и прекрасное место из Лукановой поэмы, где автор представляет этого великого мужа под пламенным небом Африки, среди раскаленных песков Ливии [...] Тут же и прекрасный Горациев стих сам собой приходит на ум:
«И на развалинах попранныя вселенной,
       Катон, под бурями, неколебим, стоит!».
И.П. Липранди считает, что «Армия, в общем значении слова, имела полную доверенность к Барклаю, которого она знала и помнила в войны Тильзитскую и Финляндскую, и ежедневно видела его на коне пред собой, с тою невозмутимостью в опасностях, которая одна привязывает подчинённого к своему вождю в то время, когда взаимно стоять лицом к лицу со смертию. Известность Кутузова в главной армии была известность историческая, а потому и ограничивалась для очень немногих. Войска в последнее время, под его предводительством действовавшие в окрестностях Дуная, были далеко от него в других армиях. Если же в главной армии находились Офицеры и солдаты, бывшие под его начальством в 1805 году, то Аустерлицкое сражение имело на них неблагоприятное впечатление; ибо они не рассуждали о причинах несчастного исхода этой битвы, что было доступно только высшим. К сему следует присовокупить ещё и то, что (по чему-то) не имели доверия к словам его; на каком это основании было, не знаю, но выдаю это за действительность».   
Верещагин писал: «Нужно заметить, что к назначению Кутузова, встреченному радостно общественным мнением, многие, близко знавшие старого генерала, отнеслись недоверчиво; так, пылкий Багратион, всячески порочивший прежде Барклая, называл теперь нового главнокомандующего «мошенником, способным изменить за деньги»». 
«Неодобрительно судили в 1812 г. о Кутузове такие герои войны, как М.А. Милорадович, считавший его «низким царедворцем»; Д.С. Дохтуров, относивший Кутузова к «малодушным людям»; Н.Н. Раевский, по мнению которого и Кутузов, и Милорадович, и Витгенштейн – все «эти господа – не великие птицы»». 
С.Ю. Нечаев приводя высказывание историка А. Н. Попова, что «принятaя русским комaндовaнием тaктикa с первых же дней войны нaносилa серьезный удaр по состоянию "Великой aрмии"».  Констатирует, «совершенно верный вывод», и спрашивает, «но почему бы вместо aбстрaктного "русского комaндовaния" не нaзвaть имя Бaрклaя-де-Толли? Или, может быть, эту тaктику придумaл и последовaтельно осуществлял кто-то другой?».
"Быстротa и решительность движений Нaполеонa не только не рaсстроили отступления 1-й aрмии, но не отделили от нее дaже ни одного отрядa. Все корпусa отступaли стройно, рaзрушaя зa собой мосты и пользуясь дождливой погодой, зaтруднявшей поход фрaнцузов". 
Н.Е. Митаревский вспоминает: «Часто мне приходили в голову мысли о действиях Барклая-де-Толли; много я передумал об этом предмете и считаю не лишним изложить собственное моё теперешнее мнение, мнение старика. Барклай-де-Толли от Немана до Царева-Займища спас русскую армию от многочисленного неприятеля; без чувствительной потери, он везде с успехом отбивался. Во всё время отступления можно осудить его только за нерешительные движения около Смоленска. Но и это он делал, кажется, для того только, чтобы успокоить общий ропот и нетерпение. И как судьба одного возвышает, а другого низвергает!». «Но, выхваляя одного, грешили мы против благородного Барклая-де-Толли. Тогда дела были темны, после всё разъяснилось и он получил от потомства воздание за свои заслуги».  Но не надолго, в советское время, настала новая полоса забвения, нам в школе говорили только о заслугах Кутузова и ничего не говорили о Барклае-де-Толли.
Отвергая распространённое мнение, что 1-я Западная армия шла беспорядочно и очень поспешно, адъютант Барклая-де-Толли, В.И. Левенштерн, пишет: «Никто не подозревал, как мы были деятельны по ночам, ибо на следующее утро Барклай был первый на лошади, присутствуя при выступлении различных корпусов из лагеря и буквально обучая их тому, как надобно поступать, чтобы избежать тесноты, путаницы и замешательства: „Не думайте, – говорил он мне однажды, – что мои труды мелочны, порядок во время марша составляет самую существенную задачу главнокомандующего; только при этом условии возможно наметить заранее движение войска. Вы видели вчера, какой беспорядок и смятение царствовали в лагере генерала Тучкова 1-го; предположите, что в этот момент показался бы неприятель; какие это могло бы иметь последствия? Поражение раньше сражения!
Я отдал приказ выступить в 5 часов утра, а в 7 часов артиллерия и обоз еще оспаривали друг у друга, кому пройти вперед; пехота же не имела места пройти.
Предположите теперь, что я рассчитывал бы на этот отряд в известный час и что это промедление расстроило бы мою комбинацию, какой бы это могло иметь результат?
Быть может, непоправимое бедствие.
В настоящее время, когда я даю себе труд присутствовать при выступлении войск, начальники отдельных частей поневоле также должны быть при этом; поняв мои указания, как следует браться за дело, они воспользуются впоследствии его плодами. Пусть люди доставляют себе всякие удобства, я ничего не имею против этого, но дело должно быть сделано. После пяти или шести уроков, подобных сегодняшнему, вы увидите, что армия пойдет превосходно“».  И он добился этого, с успехом ведя 1-ю армию до самого Бородино.
Обстоятельства отступления армии в глубь страны, «произвели бесчисленное множество суждений среди народа русского, целый уже век невидевшего ноги врага на земле своей,.. К сожалению, осторожность не позволила предварить публику ни о критическом положении Отечества, ни о мерах к спасению его приемлемых. Истинный сын Отечества скорее должен был в сем случае решиться на принесение в жертву репутации своей, нежели преждевременным оправданием себя пред народом расстроить единственныя средства к отражению грозы толико ужасной! Блистательныя последствия сей, в своём роде единственной, войны оправдали в полной мере вышеупомянутых лиц».
Е.В. Тарле подчёркивает: «Великая заслуга Барклая не в том, что он перед войной и в начале войны говорил о заманивании неприятеля в глубь страны. Многие говорили об этом задолго до начала войны: и шведский наследный принц Бернадотт, и даже бездарный Фуль, и другие. Еще Наполеон сказал, что выигрывает битвы не тот, кто предложил план, а тот, кто взял на себя ответственность за его выполнение и выполнил его. Даже если признать, что до Витебска у Барклая были колебания, то от Витебска Барклай шел намеченным путем с большой моральной отвагой, не обращая внимания ни на какие препятствия и противоборствующие течения».
Рассуждения генерала М.И. Богдановича: «Могли ли мы вести наступательную войну, когда Наполеон успел «двинуть на нас силы всех почти европейских на твёрдой земле держав». В связи с данной обстановкой  нам «не оставалось ничего более, как вести войну оборонительно, и она, таким образом, с совещания общего предпринята. Но и оборонительная война была бы для нас бесполезна и даже пагубна, ежели бы цель её клонилась к одной упорной защите границ наших. …самое счастливое отражение неприятеля вообще от границ наших продлило бы только войну с новыми для нас опасностями; ибо он, имея за собою союзные державы, имел бы и все удобнейшие способы подкрепляться и возобновлять свои нападения… предположено было с общего же совещания открыть кампанию отступлением, и завлекши неприятеля в недра самого Отечества, заставить его ценою крови приобретать каждый шаг, каждое средство к подкреплению и даже к существованию своему; а наконец, истощив силы его с меньшим сколько можно пролитием своей крови, нанести ему удар решительнейший».
И всё же: «Правильность принятого Барклаем-де-Толли решения всего лучше подтверждается тем, что сменивший его в скором времени, уже в качестве полновластного главнокомандующего, Кутузов, продолжал, в сущности, тот же образ действий. Самое Бородинское сражение было дано им, в значительной мере как уступка общественному мнению, а не как развитие заранее принятого плана».
Итак, приняв от Барклая командование, Кутузов принял вместе с тем и его стратегию ведения войны. Он «знал, конечно, что Барклай прав, что Наполеона погубят (если вообще что-нибудь его погубит) отдаленность от базы, невозможность длительной, годами или даже долгими месяцами длящейся войны в нескольких тысячах километров от Франции, в пустынной, скудной, враждебной громадной стране, недостаток продовольствия, непривычный климат».   Армия отступала, продолжая тем самым единственно правильную в то время тактику, начатую Барклаем. Сделай то же самое Барклай, армия, вероятно, была бы близка к вооруженному мятежу, а при Кутузове этого не случилось, потому что он свой русский.
При отступлении от с. Царево-Займище фельдмаршал М.И. Кутузов приказал составить один «общий арьергард» для 1-й и 2-й армий. Но в связи с тем, что французский авангард наступал по трём направлениям, были созданы:  «центральный арьергард генерал-лейтенанта Коновницына; правый (северный) отряд генерал-майора барона Крейца и левый (южный) отряд генерал-майора графа Сиверса».
Сиверс Карл Карлович «В Отечественной войне 1812 г. командовал 4-м кавалерийским корпусом 2-й Западной армии. Был в делах 24 и 25 июня при переправе через Неман у Николаева, 9 июля под Могилевым, где остановил продвижение авангарда корпуса маршала Даву к Старому Быхову, под Салтановкой. Отличился в сражении под Смоленском 5 августа. Командовал арьергардом 2-й армии до прибытия к селу Бородину, имея частые столкновения с неприятелем: 15 августа под Лужками, 20 — при Гжатске, 22 — под Поповым, 23 — у Колоцкого монастыря, 24 — у Ельни. Отличился в Бородинском сражении и был награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. Участвовал в арьергардных боях: 27 августа при Можайске, 29 — при Татарке, 15 сентября — при Красной Пахре, 17 — при Чирикове. 18 декабря по приказу Главнокомандующего был переведен в корпус генерала П. Х. Витгенштейна, 27 января 1813 г. овладел крепостью Пиллау и был произведен в генерал-лейтенанты». (С. 555)
Отряд барона Крейца 17 августа «удерживал левый фланг большого арьергарда» французов под Вязьмой. 20 августа, ему была поставлена «задача: защищать дорогу из города Белого, по которой двигалась неприятельская колонна в обход нашего правого фланга, и «держаться, покуда все прочие войска перейдут через мост, а, может быть, и умереть». Отряд генерал-майора барона Крейца расположился поперек Бельской дороги правым флангом к р. Гжати, а левым — к лесу, занятому егерями. Хотя отряд отбивался настолько упорно, что дал время кавалерии и артиллерии переправиться через мост, но, в конце концов, сам был опрокинуть к г. Гжатску и прижат к р. Гжати. Положение отряда было безвыходное, но генерал-майор барон Крейц, не раздумывая долго, бросился с драгунами и казаками в р. Гжать и перешел через нее частью вплавь, частью в брод да еще перетащил на лямках по дну реки два бывших при отряде конных орудия».  П.А. Ниве продолжает, «но, так как противник, на плечах пехоты арьергарда, уже пробрался за реку, то Крейц напрвился через поля и увёл свою конницу далеко в сторону, где укрылся в лощине. Когда же, спустя некоторое время, к нему приблизилась французская конница, Крейц неожиданно бросился на неё, как из засады, и захватил около 500 пленных».
Отряд генерала Сиверса 17 августа, к вечеру «остановился в селе Успенском (в 12 верстах от с. Царева-Займища). Так как дальнейших инструкций от генерала-лейтенанта Коновницына в его отряде не было получено, то граф Сиверс решил, «по мере его отступления, производить и свое отступление»… Параллельно с арьергардом генерал-лейтенанта Коновницына отступал и отряд графа Сиверса, который, руководствуясь приказанием князя Багратиона, «предпринял марш с вверенным ему арьергардом разными колоннами, которые одна за другою выступали». Это осторожное движение отряда графа Сиверса имело целью не оставлять неприкрытым левый фланг арьергарда генерал-лейтенанта Коновницына. Отряд беспрепятственно достиг до назначенного ему места, с. Рожества, откуда граф Сиверс донес князю Багратиону: «По окончании наступательного неприятельского движения на арьергард 1 армии, замечено, что неприятель, довольно сильный, также принял вправо и остановился против моего поста. Полагаю, что завтрашний день буду атакован, сделаю неприятелю отпор, но ежели оный будет в превосходных силах и ежели удержать будет невозможно, то испрашиваю, куда мне в таком случае отступать».День 24 августа начался для арьергарда ген.-лейт. Коновницына лихой схваткой Изюмских гусар и донских казаков с французской кавалерией при дер. Валуевой; что же касается до отряда графа Сиверса, то на его долю выпала тяжелая задача: сдерживать натиск корпуса князя Понятовского, обходившего левый фланг нашей позиции при д. Шевардине. Отступая шаг за шагом с упорным боем, отряд графа Сиверса, пройдя село Ельню, присоединился к стоявшему уже на позиции при д. Шевардине отряду ген.-лейт. князя Горчакова 2, где и принял блестящее участие в славном Шевардинском бою. Отряд ген.-майора барона Крейца, отступая к Бородину, был окружен неприятелем у дер. Глазово, где едва не погиб. Благодаря отчаянной храбрости всех, а в особенности Сибирского драгунского полка, отряду удалось пробиться к Бородину силой».
18 августа, начало отвода наших войск от Царева-Займища.  «В этот день отходил только 2-й пехотный корпус генерала Багговута и артиллерия».
Часть французского авангарда усиленно пыталась обойти правый фланг арьергарда генерал-лейтенанта Коновницына, но арьергард генерала барона Крейца «19 августа под селом Царево-Займищем не допустил неприятеля обойти наш правый фланг». Особенно отличился в этом деле штабс-капитан Сибирского драгунского полка барон Оффенберг 2-й, который, командуя эскадроном, «19 августа под селом Царево-Займищем не дозволил неприятелю обойти отряд генерал-майора барона Крейца».
21 августа «арьергард Сиверса вступил в серьезный бой с французами. Багратион, видя, с каким трудом отступал Коновницын после сражения у Гжатска, приказал Сиверсу занять деревню Колесники, чтобы обезопасить южное крыло арьергарда. К вечеру Сиверс был выбит из Колесников, но закрепился у села Поносково. Французское наступление продолжалось».
 Из объяснения причин отступления от Царева-Займища, Кутузов выделил основные две: «нашёл я войска отступающими от Вязьми и многие полки от частых сражений весьма в числе людей истощившимися» и,  «пополнить недостающее число… пехоты 14587 ч., конницы 1002». Но совершая дальнейшее отступление, он только увеличивал их «истощение», а заменять пришлось неопытными ополченцами. Так как: «Уйдя из Царева-Займища, русская армия отступала с тяжелыми боями, делая 8-9 верст в сутки. Преследовавшая русский арьергард кавалерия Мюрата шла за войсками Коновницына и Платова, как кровожадная волчья стая за огрызающейся сворой окровавленных, озлобленных борзых. С 17 до 26 августа - от
Царева-Займища до Бородино - шли беспрерывные бои, происходившие даже
ночами. 20 августа за Гжатском дивизия Коновницына вела бой тринадцать
часов, отступив на семнадцать верст и переменив восемь позиций, казаки
Платова рубились десять часов, переменив пять позиций. Генеральное сражение становилось неизбежным, тем более что до Москвы оставалось чуть более ста верст». 
«На рассвете 20 августа главные силы стали отходить к деревне Дурыкиной. 1-я Западная армия по Новой Смоленской дороге, 2-я - по Ста¬рой Смоленской дороге. Арьергарды армий, ведя все время боевые действия, отошли вслед за главными силами. Особенно упорными были бои центрального арьергарда у Гжатска. Только совместные действия войск под командованием генерал-лейтенанта П. П. Коновницына и генерал-майора К. А. Крейца спасли центральный арьергард от гибели».
Из рапорта генерал-лейтенанта Коновницина: «Главнокомандующий армиями светлейший князь Голенищев-Кутузов предписал мне, дабы с ариергардом держался долже и что для армии нужно 4 часа времени. Вследствие чего сделано от меня следующее распоряжение. Часть ариергарда с пехотою и кавалериею заняла позицию хотя не довольно выгодную при селении Полянинове, но будет держаться сколько можно. Другая часть отойдет за 3 или 4 версты и займет там другую позицию. Ежели с 1-й позиции буду сбит, перейду на вторую и стану там держаться до самой крайности. Согласно сему приказано было от меня и генерал-майору графу Сиверсу, дабы он, удерживая левой фланг ариергарда со всем усилием, держался с ариергардом моим на одной высоте. Получив повеление вашего сиятельства, дабы Сиверс согласно воли вашей удержал позицию при Колесниках, и сам буду при Поляниново держаться также. Я буду также, естли надобность потребует, подкреплять графа Сиверса».
Коновницин докладывал Кутузову: «Не считая удобным сделать перемену кавалерийских полков по новому составу ариергарда доколе оной проходить будет равнины, коими и сегодняшний марш большою частию должно следовать, ибо сказанную перемену не можно произвесть без ослабления кавалерии в одном или другом месте, которая при том по невозможности употребить в равнинах пехоту должна одна удерживать неприятеля, я донес о обстоятельстве сем г. генералу от кавалерии барону Беннигсену и, предписав генерал-майору графу Сиверсу оставить еще сегодня при себе всю свою кавалерию, доколе не войдет в места закрытые, имею честь почтеннейше донести о том и вашему сиятельству».
А.А. Свечин считает, что «после соединения обеих армий под Смоленском крупное сражение было уже политической необходимостью; оно состоялось под Бородиным, когда маневренная способность Великой армии уже сильно уменьшилась и в численности Наполеон уже лишь немногим превосходил войска Кутузова, объединившего командование 1-й и 2-й армиями».
Так как, из 450 тысяч французской армии перешедших границу России, пришлось «до 150 тысяч оставить для обеспечения тыла и флангов «великой армии»; часть из них направлена была против Риги и войск графа Витгенштейна; часть – на Волынь против Тормасова. Оставалось таким образом 300 тыс. человек; но к концу июля. В окрестностях Смоленска. Из них находилось на лицо уже менее 200 тыс. человек».       




               
                «Ведь были ж схватки боевые?
                Да, говорят, ещё какие!
                Недаром помнит вся Россия
                Про день Бородина».
                М.Ю. Лермонтов.

         Глава № 4. Бородино.
«Позиция для боя была выбрана под Бородином. 22 августа Кутузов лично ее объехал и одобрил».  Данную позицию, в 11О км перед Москвой, он рассматривал форпостом «спасения Москвы». Однако, не исключал возможность и успеха, и неудачи: «При счастливом отпоре неприятельских сил дам собственные повеления на преследование их. На случай неудачного дела несколько дорог открыто, по коим армии должны будут отступать».
Кутузов по предложению Толя, «послал инженер-капитана Фелькнера, для приискания в лесах за левым крылом, на старой смоленской дороге, местности удобной для скрытного расположения частей армии. …Капитан Фелькнер вскоре возвратился с донесением, что такая местность находится за Утицким курганом, в верхней части Семёновского оврага. Полковник Толь, найдя эту позицию совершенно соответствующею цели действий, перевёл туда, по приказанию Кутузова, из общего резерва 3-й пехотный корпус, за которым стали семь тысяч ратников Московского Ополчения».
А сам полковник Толь, «большой знаток своего дела, тотчас пустился помогать природе искусством, укреплять позицию. По доверенности, которою пользовался от высшего начальства и по внутреннему своему достоинству, полковник Толь был далеко выше своего чина. В то время, о котором мы говорим, он пользовался двумя славами: славою храброго офицера и учёного военного человека».  Генерал Ермолов «высоко ценил Карла Фёдоровича Толя за его замечательные способности и большие знания, почерпнутые ещё в годы учёбы в одном из кадетских корпусов».
Н.Н. Муравьёв пишет: «23-го августа поручено было полковнику Нейгарту 1-му (Павлу Ивановичу, офицеру квартирмейстерской части – В.У.) укрепить правый фланг нашей позиции; меня же назначили к нему в помощь. Мы устроили на крутом берегу Колочи закрытые батареи,.. и назначили сделать засеки в лесу, находившемся на оконечности нашего правого фланга». 
Распоряжение Барклая перед бородинским сражением: «Главнокомандующий 1-ю Западною армиею извещает господ генералов, командующих частями войск, что во время сражения будет он находиться или на правом армии фланге, или в центре, по большой дороге, между 4-м и 6-м корпусами, где могут находить его, имеющие приказание.
Главнокомандующий особенно поручает господам корпусным командирам, без особенной надобности не вводить в дело резервы свои, разумея о второй линии корпусов, но по надобности распоряжать ими по рассмотрению. Общей же армии резерв, иначе как по воле самого главнокоманду¬ющего, никуда не употреблять.
Внушить господам шефам и командующим егерскими полками, сколько возможно в начале дела менее высылать стрелков, но иметь небольшие резервы, для освежения в цепи людей, а прочих людей, построенных позади в колонне. Большая стрелков потеря не может отнестись к искусному неприятеля действию, но чрезмерному числу стрелков, противопоставляемых огню неприятеля. Вообще сколько возможно избегать перестрелки, которая никогда не влечет за собою важных последствий, но стоит неприметно немалого количества людей. Вообще, преследуя неприятеля, не вдаваться слишком далеко, дабы можно иметь от прилежащих частей войск вспомоществование. В атаках, на неприятеля производимых, войскам воспретить кричать ура, разве в десяти уже от неприятеля шагах, тогда сие позволяет¬ся. Во всяком другом случае взыщется строго.
По размещении артиллерии по батареям, остальная артиллерия в корпусах должна быть по бригадам в резерве. Во второй же линии состоящая остается в своем месте.
Сею в резерве артиллериею распоряжает корпусной командир или начальник всей артиллерии в армии, который дает только знать только корпусному командиру, что употребил оную и где. Начальнику всей артиллерии не препятствовать в распоряжении его, ибо он действует по воле главнокомандующего или сообразно цели, ему объявленной.
Господа корпусные командиры особенное обратят внимание, дабы люди не занимались пустою стрельбою, и артиллерия, сколько возможно, щадила снаряды, ибо скорая, но безвредная, пальба с начала может только удивить неприятеля, но вскоре заставить потерять всякое уважение.
Особенных прикрытий, вблизи самых батарей расположенных, не иметь, но учреждать оные по мере приближения неприятеля, или явного его на батарею покушения; иначе вдруг неприятелю даются две цели, и батарея сама по себе и ее прикрытие».
Беннигсен предлагал занять «позиции по прямой линии, предлагая построить на выдающемся возвышении сильное сомкнутое укрепление с амбразурами кругом, на случай неприятельской атаки, с какой бы стороны она не последовала». Кутузов «предпочёл мнение Толя, и таким образом расположение наших армий было направлено от Горок к возвышению, а оттуда влево, под тупым исходящим углом, через Семёновсое к Утице». Рассматривая данные диспозиции, Богданович приходит к заключению: «Вместо-того, чтобы, ограничиваясь наблюдением течения Калочи и расположив войска между Горками и Утицею, поставить сильные резервы за левым крылом, мы растянули армию на две лишние версты вправо от Горок, и через то в самом начале сражения лишили себя содействия целой трети войск».
А вот Л.Н. Толстой считает, что: «Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25-го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во-первых, то, что не только 25-го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25-го числа, они не были кончены и 26-го; во-вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла… В-третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25-го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте».
Не будем вдаваться в подробности, кто из них прав, одно точно известно, что именно у Шевардино 24-го августа произошло первое сражение. В этот день «бригада Гогеля, усиленная 50-м Егерским полком, вошла в состав войск, порученных Князю Горчакову и долженствовавших занимать Шевардинский редут. Она расположилась левее укрепления, в селе Доронине и примыкавших к нему роще и кустарниках, до самой дороги в село Ельню». 
Впереди Бородинской позиции, «у селения Шевардина, по предложению Толя, был построен пяти-угольный редут на 12 орудий. Это укрепление служило опорою передовой позиции, которую мы намеревались занять не столько для задержания неприятеля, сколько для обозрения его сил и раскрытия первоначальных его распоряжений с господствующих высот Шевардинских». 
Если это так, то Л.Н. Толстой спрашивает: «Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24-го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда».
 «В два часа завязался бой и продолжался до глубокой ночи. Французы ввели в дело три дивизии корпуса Даву, часть резервной кавалерии и часть корпуса Понятовского, охватывавшего наше расположение с левого фланга, от старой смоленской дороги. Редут несколько раз переходил из рук в руки».
Полковник Эмануель, «заметив, что наступление польского корпуса угрожает нам обходом, два раза со своим Киевским драгунским полком атаковал польских фланкеров и подкреплявшую их кавалерию и опрокинул их… Под натиском дивизии Компана, наши егеря, несмотря на нечеловеческие усилия и отчаянную храбрость, принуждены были отступить и из дер. Доронина и из леса. Видя это, граф Сиверс для подкрепления отступавших егерей двинул Новороссийский драгунский полк под командой майора Теренина. Новороссийские драгуны, пройдя интервал между лесом и деревней, ударили на неприятеля и опрокинули его «при первом же устремлении»».  Бригада Воейкова, «вместе с другими полками 27-й дивизии, находилась при защите Шевардинского редута. …с 49-м Егерским полком, храбро сражался в кустарниках против многочисленных неприятельских стрелков, удерживая натиск корпуса Понятовского». 
Когда «Поляки обошли наших егерей с левого фланга и оттеснили их в лес между Шевардиным и Утицею, тогда Новороссийский полк отступил на прежнее своё место… Таково было положение дела около восьми часов вечера. В это время подоспела на смену войскам Неверовского присланная князем Багратионом 2-я гренадёрская дивизия принца Карла Мекленбургского. …со стороны Калочи неприятель заметно усиливался. Редут, недостроенный, разрушенный в продолжение боя, не представлял средств к упорной обороне, и потому Кутузов приказал князю Багратиону отойти на главную позицию. Багратион получил сие приказание в 11-м часу ночи».
«Георгий Мейндорф, прозывавшийся у нас Черным..., был ранен в деле 24 августа. Его послали в лес, находившийся на оконечности нашего левого фланга, чтобы расставить цепь стрелков; он подался неосторожно один вперед, его обступили три француза, из коих один приставил ему к боку штык, закричав: «Rendez-vous!».  Мейндорф отбил ружье его саблей, но другой ткнул его штыком в ляжку. Мейндорф от сего удара свалился с лошади, и его бы убили, если б на крик не прискакали два кирасира Малороссийского полка, которые, по овладении польскими орудиями, отбились от своего полка и, услышав голос русского, поспешили ему на помощь в лес, изрубили трех французов и спасли Мейндорфа».
И.Т. Родожицкий пишет: «Легкая рота артиллерии Капитана Фигнера была рассеяна в кустарнике против Нового Сельца, которое прошедшею ночью нарочно было выжжено, чтобы не могло служить прикрытием для неприятелей. Фигнер, на досуге, пригласил меня и Поручика Нагеля съездить за цепь, посмотреть вблизи неприятельский стан. Мы переехали вброд Колочу, против обгорелых развалин сожженной деревушки. Версты за полторы впереди, на поле увидели мы кавалерийскую цепь французских драгунов, а за нею взвод спешившихся, стоящих на пикете. По близости к ним находилась деревня Логинова, где множество кавалеристов набирали солому в большие вязанки, с которыми тащились к своим бивакам. Мы подъехали к ведетам почти на ружейный выстрел, так. что могли разглядеть мужественные лица драгунов под огромными шишаками; они покрыты были светлыми плащами и сидели верхом, как вкопанные, на своих местах. Далее за цепью приметно было движение войск, переходивших с места на место. Насмотревшись досыта, мы отъехали к своим пушкам благополучно, не бывши наказаны за свою дерзость никаким несчастьем». 
А.С. Норов вспоминает: «Я пробирался в этот вечер в батарейную роту графа Аракчеева, которой командовал полковник Роман Максимович Таубе. Он был ко мне особенно добр, и я, думая, что мы уже находились накануне битвы, нес ему подарок: он заметил у меня отличную булатную саблю, которую мне подарил мой отец вместе с ятаганом; полученные им от генерала от инфантерии князя Сергея Федоровича Голицына из отбитых у турок под Мачином. Таубе давно упрашивал меня уступить ему саблю, говоря: «Ты, мой друг, командуешь двумя орудиями, ау меня их всех двенадцать; я верхом, аты пеший;ты можешь и со шпаженкой управиться, да к тому же у тебя ятаган». Таубе, израненный ветеран, украшенный уже Георгиевским крестом за Прусскую кампанию, очень был тронут моим подарком. Тут собрались за чаем все офицеры батареи. Нельзя не вспомнить одного обстоятельства: кажется, Глухов, обратясь к Павлову, который был земляк, сказал: «А что, любезный друг, если нас завтра ранят, а не убьют, то мы отдохнем в деревне твоей матушки?» «Так, мой любезный, - отвечал Павлов, - ты, может быть, отдохнешь там, а я здесь!» Так и случилось. Когда я прощался с ними при неумолкаемых выстрелах у Шевардина - с последним навеки, - Таубе вынул часы и сказал мне: «Не знаю, чьи часы лучше, твои или мои; но я хочу с тобою обменяться, чтобы ты имел у себя память обо мне, только я не могу расстаться с цепочкой». Надобно сказать, что у него на этой цепочке висела обделанная в золотую печать, вынутая из его тела, фридландская пуля; отцепляя свою цепочку, он прибавил: «Я никогда не выходил цел из дела». Обменявшись часами и нежно обнявшись с ним и с другими моими товарищами, я возвратился в свои бивуаки во 2-ю легкую роту».
Получив приказание, «оставить Шевардинский редут, Гогель отвёл свои полки на позицию и занял место в 26-й дивизии назначенной оборонять большой центральный люнет, в последствии названный батареею Раевского. …Егерские бригады Гогеля из 26-й, и Генерал-Майора Палицына, из 12-й дивизий, разсыпавшись по кустарникам, долго задерживали наступательное движение неприятеля, но истощив силы, должны были уступить многолюдству; оне отошли назад и присоединились к своим дивизиям, с коими и продолжали действовать совокупно».  Полки арьергарда генерала графа Сиверса 1-го, были «страшно ослаблены численно, утомлены физически и нравственно сражением 24 августа при деревнях Доронино и Шевардино, ночным боем с 24 на 25 августа, боем «ввечеру 25 августа».
Е.В. Тарле отмечает, что Шевардинским сражением 24 августа особенно был недоволен английский представитель в нашей армии сэр Вильсон. «И русские генералы не очень были довольны. Стало ясно, что Наполеон теперь обрушится на левый фланг, потому что этот левый фланг именно и прикрывался Шевардинским редутом. Левое крыло было самым слабым по численности войск. Но им командовал Багратион: Кутузов знал, что это удваивает силу левого фланга».  Похоже прав Лев Николаевич, что только 25-го стали спешно проводить работы по укреплению, село Бородино, тоже приспособили к обороне. В центре «предполагалось устроит сильное укрепление, в виде бастиона», но не было ни средств ни времени. Работы начались «по полудни 25-го августа, …потому что ратники Московского Ополчения, …не были снабжены ни лопатами, ни кирками, и не имели ни малейшего понятия о приготовлении туров и фашин. На рассвете готовы были амбразуры только на десять орудий и люпеть далеко ещё не был окончен. Артиллерия, занимавшая его, находилась под начальством полковника Шульмана».  Восемь орудий подполковника Дитерикса 3-го занимали другую батарею впереди первой (ниже или западнее первой) на скате отлогости, спускающейся от деревни Горки к селу Бородино.
«На кануне Бородинской битвы, Кутузов призвал Бистрома к себе, лично приказал ему, с гвардейским Егерским полком, защищать село Бородино, и прощаясь с ним на крыльце помещичьего дома в селе Татаринове, где была главная квартира Архистратига Русских сил, положил на Бистрома знамение креста. Исполняя веление полководца, Бистром занял Бородино гвардейским Егерским полком. В селе поставил он два батальона, а третьему приказал содержать впереди цепь. На заре 26-го Августа, первое нападение повёл Наполеон на село Бородино,… Бистром был вдруг со всех сторон атакован Французскою дивизиею Дельзона. …В сию минуту подоспели 1-й и 19-й Егерские полки (Карпенкова и Вуича) и вместе с Егерями Бистрома дружно ударили в штыки. Неприятель был опрокинут к мосту, припёрт к реке и истреблён совершенно. Под Бистромом убита была лошадь; батальонный лекарь Вольский,… отдал ему свою, и Бистром продолжал сражаться. В Бородине выбыло, убитыми, ранеными и безвести пропавшими, в гвардейском Егерском полку до 700 человек, в том числе 27 Офицеров. Таким образом, Бистрому досталась честь начать Бородинский бой». 
Вуич Николай Васильевич: «В 1812 г. назначен шефом 19-го егерского полка и командиром бригады 24-й пехотной дивизии. Сражался под Витебском, Смоленском, в арьергарде соединенных армий. В Бородинском сражении дрался за мост через р. Колочу и участвовал в контратаке на «батарею Раевского». Был произведен в генерал-майоры. Во второй период войны находился при штурме Вереи, в кровопролитном сражении за Малоярославец, в боях под Красным. В мае 1813 г. принял командование 24-й пехотной дивизией. Участвовал в битве под Лейпцигом и во многих других боях. В 1814 г. закончил войну под стенами Парижа». (С. 346-347)
С началом боя, часть французов «перешла через речку Войну выше Бородина и ворвалась в село с той стороны, откуда мы нисколько не ожидали нападения. Несмотря на усилия храброго полковника Бистрома, удержаться в Бородине, гвардейские егеря были выбиты оттуда».  Барклай де Толли «находил опасным и бесполезным удерживать это село и полагал отозвать оттуда немедленно егерей. Герцог Александр Вюртембергский защищал противное мнение. Кутузов безмолвно выслушивал обоих. Вдруг батальный ружейный огонь от множества французских колонн засыпал пулями Бородино и егерей, не заметивших за туманом приближения неприятеля. Егеря были мгновенно выбиты с большой потерей и бросились в беспорядке на мост к Колоче, французы - за ними, не дав времени сломать мост».

 
 «Битва началась и на правом крыле. Можно бы сказать, что Наполеон хотел заломить вдруг оба крыла у нашего орла! Под кипящими выстрелами своей артиллерии 106-й полк бросился в село Бородино, где ночевали гвардейские егеря (лейб-гвардии егерский полк) под начальством храброго полковника Бистрома. Этот достойный воин, впоследствии названный первым генералом и первым солдатом (так назвал его в последствии великий Скобелев – В.У.), по крайней мере с час выдерживал напор неприятеля. Наконец, когда большая часть офицеров переранены, егеря отступили. Бородино горело, — и наши, преследуемые по пятам французами, перебрались за Колочу».
Левенштерн пишет: «Со всех сторон раздавалась канонада. Деревня Бородино, расположенная у наших ног, была занята храбрым лейб-гвардии Егерским полком. Туман, заволакивавший еще в то время равнину, скрывал сильные неприятельские колонны, надвигавшиеся прямо на него. Генерал Барклай, обозревший всю местность с холма, угадал, какой опасности подвергался егерский полк, и послал меня к нему с приказанием, чтобы он немедленно выступил из деревни и разрушил за собою мост». 
«Гвардейским егерям, защищавшим Бородино, под командою храброго полковника Бистрома, после кратковременной – не более четверти часа, - но упорной, кровопролитной схватки, пришлось отходить, оставив на поле сражения более 30 офицеров и половины людей, выбывшими из строя. На плечах егерей французы захватили было мост через Колочу; но здесь наши молодцы егеря, поддержанные бывшими по соседству другими егерскими полками, ударившими на фланги французов, оправились и не только отбили неприятеля, но и отбросили его снова за речку, после чего мост был разобран охотниками Гвардейского экипажа».
 Барклай возмущался, «что этот отборный полк был употреблен в месте столь опасном и бесполезном для его целей, вопреки его желанию. По его мнению, в этом пункте было бы достаточно иметь обсервационный пост. Он обвинял в этом бедствии генерала Ермолова, предложившего Беннигсену и Кутузову поставить тут этот полк. Таким образом погиб безо всякой пользы один из лучших полков гвардии». 
Утром 26-го числа, «до света, получено донесение командира Лейб-Гвардии Егерского полка полковника Бистрома, что замечено движение в неприятельской позиции против деревни Бородина и вскорости после сего неприятель атаковал превосходными силами сию деревню… Я приказал полковнику Вуичу, начальнику егерской бригады 24-й дивизии, атаковать сего неприятеля в правый фланг. Сей храбрый офицер ударил в штыки, и вмиг перешедший на наш берег неприятель был опрокинут».  Когда французы стали напирать на левое крыло: «Барклай и Бенигсен, прискакав еще прежде на место разгрома, загнули наше левое крыло крюком, уперли его в лес, таивший в себе ополчение, и тем усилились и обезопасились от дальнейших обходов и новых покушений Нея».  Для усиления левого крыла Барклай направляет Багговута и принца Евгения.
 «Около полудня подходил, двигавшийся с правого фланга, 2-й пехотный корпус Багговута; одна бригада 4-й дивизии принца Евгения Вюртембергского была оставлена также у батареи, а остальная часть корпуса двинулась к д. Утице… На нашем левом фланге Понятовский около 8 ч. утра овладел д. Утицей и остановился. Тучков, выслав на поддержку Багратиона дивизию Коновницына, с остальными войсками занял высоту за деревней, но в 10 ч. утра был сбит и с этой позиции войсками Понятовского. Вскоре, впрочем, прибыл на поддержку Багговут; при содействии его корпуса Тучков произвел контратаку, сбил французские войска с высоты, но исколотый штыками сам попал в плен. Багговут вступил в командование войсками нашего левого крыла».
Барклай подтверждает: «Генерал-лейтенант Тучков был ранен, генерал Багговут принял начальство и был отряжен в самое время совершенного разбития 2-ой Армии; но он с отличным мужеством всё ещё удерживал неприятеля почти на каждом шагу.» 
Багговут Карл Федорович (Карл Густав): «Зарекомендовал себя как решительный и инициативный военачальник в кампании против французов 1806—1807 гг. Был участником сражений под Пултуском (награжден орденом Св. Георгия 3-го кл.), Прейсиш-Эйлау (ранен в грудь), Фридландом (контужен). По окончании военных действий в 1807 г. награжден чином генерал-лейтенанта. В русско-шведской войне 1808—1809 гг. руководил крупными отрядами войск и отличился при обороне г. Або. В 1812 г. командовал 2-м пехотным корпусом 1-й Западной армии. В Бородинской битве его корпус с правого фланга перевели на левый в район Утиц. После смертельного ранения генерала Н. А. Тучкова Багговут принял командование войсками на этом участке. За Бородино получил орден Св. Александра Невского, но орденские знаки и грамота не застали его в живых. В Тарутинском сражении командовал колонной, составленной из двух корпусов, возглавил передовые полки в начале боя, но одним из первых выстрелов французской батареи был убит». (С. 302)
Бригада Керна, «с другими войсками корпуса Багговута, первоначально стояла на правом крыле, потом была отправлена на левое крыло, для усиления Тучкова». При переходе, «бригада Керна была встречена ружейными выстрелами Французской пехоты, засевшей в кустарниках, между Семеновскою и Утицею… Керн прогнал их штыками из кустарников, и очистил себе путь». При очередной атаке неприятеля, «Керн участвовал в отражении неприятелей штыками. «Славно, Керн!» сказал ему тогда Коновницын. «Будь в моей воле, я снял бы с шеи моей Георгиевский крест, и надел его на тебя!»… Польская пуля пробила левую ногу Керна. Наградою его за Бородино был чин Полковника». 
Керн Ермолай Федорович: «В марте 1811 г. возвратился в армию и был назначен командиром 48-го егерского полка, 16 апреля 1812 г. — переведен командиром Белозерского пехотного полка. В 1812 г. сражался у Смоленска, Бородино, где защищал Утицкий курган и лично водил полк в штыки, был удостоен чина полковника. Участвовал в Тарутинском сражении, при штурме Вязьмы (за что был произведен в генерал-майоры), у Красного. В заграничных походах 1813—1814 гг. являлся комендантом немецкого города Мейсен, под Бауценом командовал отрядом, действовавшим против неприятельской кавалерии, участвовал в «Битве народов» под Лейпцигом, был военным губернатором Касселя. С января 1814 г. командовал бригадой в 17-й пехотной дивизии. Участвовал во взятии Парижа». (С. 421)
Из рапорта генерал-лейтенанта П.А. Строганова: «Между   тем неприятель, знавши  всю важность Смоленской дороги, которую  мы  прикрывали,  ежеминутно усиливался  и, наконец, успел занять  гору, на которой стояла наша батарея,   но  мгновенно  с   боку  генерал-майором Цвиленевым,  а  в  лицо  генерал-майором Фоком  был сильно  встречен и  опрокинут  с великим  уроном, к чему так же немало содействовал подполковник Керн с Белозерским  полком, который  их взял  совершенно с тылу. …Особенно же должен упомянуть о генерал-майоре   Цвиленеве,  генерал-майоре   Фоке,  бригадном    начальнике    полковнике    Желтухине, полковнике   Криштафовиче,  полковнике   Рихтере  и полковнике    Сулимее». 
Багговут, совершая марш от «правого крыла, приказал Шрейдеру остановиться и держаться перед нашею курганною батареею, носящею имя «батареи Раевского». Только что Шрейдер стал на место, ему назначенное, пуля ударила ему в левую ногу, и в след за тем ядром оконтузило правую его ногу. Однакож Шрейдер не оставил поля сражения, и пока ему делали перевязку, поручил распоряжаться вместо себя майору Людингсгаузену-Вольфу, быв в сие время свидетелем, как Тобольский полк отражал неприятельских всадников». 
Из донесения М.И. Кутузова Александру I: «Генерал-лейтенант Багговут с 4-ю  дивизией присоединился  в  то же  время к  1-й гренадерской дивизии и  принял оную в свою команду. После  сего   неприятель  хотя  и  делал  несколько покушений на  наше левое  крыло, но всякий  раз был отражен с величайшей потерей».
Из рапорта генерал-майора Сиверса: «…первый эскадрон, под  командою графа Сиверса (капитана – В.У.), атаковал одну пешую колонну;.. третий, под командою майора Борграфа, подкреплявший оные эскадроны – неприятельскую кавалерию; четвёртый, под командою майора Мильфельда – взял неприятельских тиральеров в тыл: каждый эскадрон имел найлучший успех…».
Капитан граф Сиверс «с командуемым им эскадроном, - с отменною храбростью первый врубился в неприятельские колонны, взошёл на неприятельскую батарею, из 12 пушек состоящую, которых, однако, полк увезти был не в состоянии, ибо наступающая неприятельская кавалерия с подкреплением большого числа пехоты, из лесу выходящей, воспрепятствовали оному предприятию; на оной батарее храбрый капитан Сиверс тяжело ранен пулею в ногу, лошадь под ним убита».
Полковник Буксгевден «с 3-мя полками 2-й гренадерской дивизии,.. быстро напал на неприятеля, опрокинул оного и освободил укрепления; но среди блистательного своего подвига вскоре был сам убит». 
Иван Филиппович Буксгевден  Принимал участие в кампании 1806—1807 годов в Восточной Пруссии и 20 июня 1808 года, в чине полковника, за отличие в делах против Наполеона награждён орденом св. Георгия 4-й степени. 9 ноября 1807 г. получил в командование Астраханский гренадерский полк. Во главе этого полка Буксгевден принимал участие во многих сражениях начального этапа Отечественной войны 1812 года. Во время Бородинского сражения Астраханский полк находился в резерве, и когда Багратион выдвинул 2-ю гренадерскую дивизию для контр-атаки Семёновских флешей, на которые к тому времени уже ворвались французы, Буксгевден возглавил колонну Астраханского полка и был убит во время рукопашной схватки. М. И. Кутузов в реляции после сражения писал: «Астраханского гренадерского полку полковник Буксгевден, несмотря на полученные им три тяжёлые раны, пошёл ещё вперёд и пал мёртв на батарее с многими другими храбрыми офицерами».
 «Гренадеры, работая штыком и прикладом, выжили французов из гнезд, в которых они не успели еще отсидеться. Но тут ранен принц Карл Мекленбургский, которого так любили жители смоленские, когда он был у них на постое с своим прекрасным Московским полком; тут ранен полковник Шатилов; а полковник (Астраханского гренадерского полка) Буксгевден получил три раны и шел все вперед, пока взошел на батарею и лег мертвым, но победителем, со многими другими офицерами». 
Мекленбург-Шверинский Карл Август Христиан: «В 1809 г. сражался с турками под Браиловым, Журжей и Татарицей, в мае 1810 г. под крепостью Базарджик, которая была взята 22 мая (был награжден золотой шпагой с алмазами). Находился при осаде Шумлы и штурме г. Никополя. В 1812 г. командовал 2-й гренадерской дивизией в армии П. И. Багратиона, сражался с французами при Дашкове, Шевардине и особенно отличился в Бородинском сражении, где был ранен (награжден чином генерал-лейтенанта). Участвовал в сражениях под Малоярославцем, Вязьмой и Красным. В 1813 г. сражался под Люценом, Бауценом, Дрезденом, Кульмом и Лейпцигом, в 1814 г. — при Бриенне, Ла-Ротьере, Бар-сюр-Обе, Лаоне и при взятии Парижа». (С. 470-471)
«И между тем как с обеих сторон валились люди, конница французская раз за разом взбегала на поле и схватывалась с нашею, то расшибая, то расшибаясь, в это время и в этих же местах распоряжался генерал Барклай-де-Толли. Михаило Богданович Барклай-де-Толли, главнокомандующий 1-ю западною армиею и военный министр в то время, человек исторический, действовал в день Бородинской битвы с необыкновенным самоотвержением. Ему надлежало одержать две победы, и, кажется, он одержал их! Последняя — над самим собою — важнейшая! Нельзя было смотреть без особенного чувства уважения, как этот человек, силою воли и нравственных правил, ставил себя выше природы человеческой! С ледяным хладнокровием, которого не мог растопить и зной битвы Бородинской, втеснялся он в самые опасные места. Белый конь полководца отличался издалека под черными клубами дыма. На его челе, обнаженном от волос, на его лице, честном, спокойном, отличавшемся неподвижностию черт, и в глазах, полных рассудительности, выражались присутствие духа, стойкость непоколебимая и дума важная. Напрасно искали в нем игры страстей, искажающих лицо, высказывающих тревогу души! Он все затаил в себе, кроме любви к общему делу. Везде являлся он подчиненным покорным, военачальником опытным. Множество офицеров переранено, перебито около него: он сохранен какою-то высшею десницею. Я сам слышал, как офицеры и даже солдаты говорили, указывая на почтенного своего вождя: «Он ищет смерти!» Но смерть бежит скорее за теми, которые от нее убегают. 16 ран, в разное время им полученных, весь ход службы и благородное самоотвержение привлекали невольное уважение к Михаилу Богдановичу. Он мог ошибаться, но не обманывать. В этом был всякий уверен, даже в ту эпоху, когда он вел отступательную, или, как некто хорошо сказал, «войну завлекательную!» Никто не думал, чтобы он заводил наши армии к цели погибельной. Только русскому сердцу не терпелось, только оно, слыша вопли отечества, просилось, рвалось на битву. Но предводитель отступления имел одну цель: вести войну скифов и заводить как можно далее предводителя нашествия». 
«Сам Барклай-де-Толли со свитой участвовал в схватках и прнужден был обнажать саблю для собственной защиты. Один из его адьютантов, граф Ламсдорф, застрелен из пистолета».  Адъютант Ермолова, поручик конной артиллерии Павел Граббе пишет: «Барклай-де-Толли и Милорадович в эти минуты были путеводными звездами в хаосе сражения: все ободрялось, устраивалось ими и вокруг них». 
«Под Бородиным Барклай был душою командуемой им армии. Он сделал всё, чтобы оправдать слова свои в письме Императору Александру по получении известия о назначении Кутузова: «я желал бы пожертвованием жизни доказать мою готовность служить Отечеству.»… Барклай ни на одно мгновение не терял сомообладания. Ни одно обстоятельство не укрывалось от его внимания. Его приходилось всегда искать там, где была найбольшая опасность. …Под ним было убито и ранено несколько лошадей. Сам он был слегка контужен, но не обратил на это внимания. Из адьютантов Барклая Ламсдорф и Клингер пали убитыми; Сеславин, Орлов, Петерсон и Левенштерн были ранены. Офицеры и даже солдаты говорили, указывая на него: «Он ищет смерти»». 
  Из записок Левенштерна:  «Хирург его величества, доктор Веллие, сделал нам перевязку; чувствуя себя в силах вернуться к своему посту, я простился с графом Остерманом и с генералом Ермоловым и возвратился к своему месту. По дороге я с грустью увидел, что князь Багратион лежал на траве, окруженный хирургами, которые были заняты извлечением пули, засевшей у него в ноге, в кости. Он узнал меня, осведомился о Барклае и сказал: — Скажите генералу Барклаю, что участь армии и ее спасение зависят от него. До сих пор все идет хорошо, но пусть он следит за моей армией, и да поможет нам Господь».
«Покорение курганной батареи было последним усилием истощённых сил неприятельских. Их конница двинулась ещё на пехоту 4-го корпуса и 7-дивизии, Барклай-де-Толли успел присоединить к Кавалергардскому и Конно-Гвардейскому полкам остатки 2-го и 3-го кавалерийских корпусов… Участь сражения зависела от отпора в сем пункте. Барклай-де-Толли лично вёл войска. Он ехал впереди их, в полном генеральском мундире и шляпе с чёрным пером. На встречу ему шла неприятельская конница и скоро начался бой. Одна атака следовала за другою, и поле битвы осталось наконец за нами. К 5-ти часам неприятель, несколько раз опрокинутый и с новою яростию возобновлявший нападения, отступил».
Д.Н. Бантыш-Каменский, пишет: «В тот день вся армия примирилась с Барклаем-де-Толли. Вряд ли осталось в центре опасное место, где он не распоряжался бы, полк не одобренный словами и примером его… Велико было прежде негодование против Барклая-де-Толли, но в Бородине общее мнение решительно склонялось на его сторону. Уже несколько недель не приветствовали его войска обычным восклицанием, но в Бородине от каждого полка гремело ему: Ура!». 
М.И. Кутузов в докладе Императору отмечает, что когда французы потянулись «влево к нашему центру. Генерал от  инфантерии Барклай-де-Толли,  командовавший 1-й армией,   заметив   движение  неприятеля,   обратил внимание свое на сей пункт и, чтоб подкрепить оный, приказал  4-му  корпусу примкнуть  к правому  крылу Преображенского  полка,  которой  с  Семеновским  и Финляндским оставались  в резерве. За сими войсками поставил он  2-й и 3-й кавалерийские  корпуса, а за оными полки кавалергардской и конной гвардии».  В наградном представлении отмечалось: «Барклай-де-Толли  присутствием  духа  своего  и распоряжениями   удерживал   стремящегося   противу центра  и правого фланга  превосходного неприятеля; храбрость  же  его в  сей  день заслуживает  всякую похвалу».   Багратион, встретившись на перевязочном пункте с раненым адъютантом Барклая, Левенштерном, забыв про все «личные счёты», просил: «Скажите ему, что спасение армии в его руках. До сих пор всё идёт хорошо. Господь да сохранит его!» 
Н.Н. Муравьёв вспоминает: «Французские кирасиры собирались уже атаковать наш 5-й гвардейский корпус, коего полки построились в каре, как выдвинулись наши две кирасирские дивизии, которые ударили на неприятельскую конницу, опрокинули ее и погнали; но новые силы поспешили к французам на подкрепление, и некоторые из наших кавалерийских полков уступили место. Тогда конница наша, снова построив- шись, опять опрокинула неприятеля в овраг и гналась за ним до самых французских линий. Между тем собиралась наша рассыпавшаяся пехота. В эту минуту неприятель мог бы опрокинуть все наше войско; но главнокомандующий, видя, что правый фланг наш не будет атакован, приказал 2-му и 4-му корпусам двинуться на усиление левого фланга. …Беннигсен лично повел главную колонну, и все понеслось рысью. Батарейные роты поскакали, рассадив людей по ящикам, лафетам и на лошадей, и новые тучи пехоты с громкими восклицаниями явились в жесточайший огонь, где заменили расстроенные полки. Но Раевского батарея была уже в наших руках. 
«В самом разгаре битвы за реданты и за редантами видели одного человека длинного роста, с значительным европейским лицом. Он был уже на склоне лет, но все в нем показывало, что в молодых годах своих он был стройным мужчиною и, может быть, храбрым наездником, несмотря на кротость, выражавшуюся в спокойных чертах. Те, которые знали близко этого человека, этого знаменитого генерала, говорят: «Мудрено найти кротость, терпение и другие христианские добродетели, в такой высокой степени соединенными в одном человеке, как в нем». — «Жаль, — говорит некто в современных Записках своих, — жаль, что мало людей могут чувствовать красоту и великость такого характера!»… И в самом деле, он первый начал побеждать дотоле непобедимого. Это был генерал Бенигсен! Скрыв лучи своей Прейсиш-Эйлауской славы, он заботливо и скромно разъезжал по полю битвы. Я был в числе тех, которые спросили у него: «В какой степени можно сравнивать настоящее Бородинское сражение с Прейсиш-Эйлауским?» Победитель при Эйлау, не задумавшись, отвечал с высокою скромностию: «Верьте мне, что в сравнении с тем, что мы до сих пор видим (а это было в 12-м часу дня, когда 700 пушек на одной квадратной версте еще не гремели), Прейсиш-Эйлауское сражение только сшибка!». 
Беннигсен Леонтий Леонтьевич (Левин Август Теофил): «В 1806 г., будучи назначен командиром корпуса, в обстановке растерянности высшего военного командования он самолично принял начальство над всей действовавшей армией. За удачное сражение под Пултуском его наградили орденом Св. Георгия 2-го кл. Русские войска под его командованием выстояли против Наполеона в ожесточенном Прейсиш-Эйлауском сражении, но потерпели поражение под Фридландом. Одной из причин неудач стало неудовлетворительное материальное снабжение русских войск. Беннигсен как главнокомандующий не смог справиться с возникшими трудностями. С 1808 г. он находился не у дел и фактически вернулся на службу лишь в 1812 г. Первоначально состоял при Главной квартире без определенной должности. С приездом в войска М. И. Кутузова Беннигсен был назначен исполнять обязанности начальника Главного штаба объединенных армий. После Бородинской битвы на знаменитом совете в Филях отстаивал необходимость дать Наполеону новое генеральное сражение у стен Москвы, но не получил поддержки со стороны большинства генералов. Отличился, командуя войсками под Тарутином, где был ранен ядром в ногу. В конце кампании из-за разногласий с Кутузовым Беннигсена удалили из Главной квартиры. В 1813 г., командуя Польской армией, участвовал в сражениях под Люценом? Бауценом и Лейпцигом (получил графский титул). В 1814 г. начальствовал войсками, осаждавшими Гамбург, за что был награжден орденом Св. Георгия 1-го кл. До 1818 г. командовал 2-й армией, после чего был уволен и остаток дней провел в Ганновере». (С. 316-317)
Липранди пишет: «Вот почему то только Богданович не видел Беннигсена на Бородинском поле, а только весь день видел его в Горках». И далее констатирует: «Словом, все бывшие в этой исполинской битве могут свидетельствовать, что видели победителя при Прейсишь-Эйлау на Бородинских полях во все критические моменты».
Кутузов пишет, что Беннигсен «с  самого приезда моего к  армии во всех случаях  был мне усерднейшим помощником; в  деле же 26-го  августа, когда должно было  отклонить левый  наш  фланг от  неприятеля, а часть  войск правого  крыла  перевести на  левое же против  обратившего   все  почти   силы  свои  туда неприятеля,  и  во время  самого жаркого  действия, когда   требовалось  замещать   потерпевшие  войски другими,  то   генерал  Беннигсен  советами  своими усердно   мне  спомоществовал,  находясь   лично  в опаснейших местах».
Генерал-майор Крейц «с тремя своими полками вышел по левую сторону кургана и атаковал французов в их правый фланг. Поддерживаемый огнём конной батареи, он несколько раз бросался на пехоту дивизии Морана и опрокинул Французских карабинеров (конных егерей). При  этих атаках… получив три раны, остался во фронте, пока последняя рана картечью, полученная во время рубки, не свалила его с коня». Далее Н. Иванов, приводит выдержку из донесения генерал-майора Бороздина о том что «полковник Розен, по приказанию кн. Голицина, послан с двумя эскадронами атаковать, что с большим стремлением было исполнено, от чего много неприятельская кавалерия потерпела, особенно тогда, когда барон Розен напал на неё с тыла». Кроме того он отмечает «отличную храбрость эскадронного командира майора Вистергольца, получившего контузию, штабс-ротмистра Шлиппенбаха… и командующего также эскадроном ротмистра Гагена. Сей последний, во время с мужеством произведённой атаки, сильно ранен картечью в руку». 
Генерал Крейц, «с тремя драгунскими полками: Сибирским, Оренбургским и Иркутским, поддержанными огнём конной батареи, атаковал несколько раз войска дивизии Морана. …получив две раны пулями, оставался во фронте до тех пор, пока, будучи ранен картечью, свалился с лошади».
В.И. Харкевич пишет: «Между тем Крейц был также ранен пехотной пулей, и две лошади под ним были убиты, но еще остался при фронте, которого ряды ежеминутно слабели. Потом начались кавалерийские атаки с переменчивым счастьем, генерал Дятков ранен был саблей, Крейц получил другую рану, но еще дрался и держал свою позицию. В 2 часа, быв ранен картечью, упал с лошади, которая также была убита, но посажен на другую, продолжал еще действовать, как вдруг сильным натиском неприятельской кавалерии опрокинут и еще три раза ранен, отнесен был в полицейскую линию для перевязки, и оставался больным до Тарутинского дела».
 «Во всё продолжение повторенных нападений на батарею (Раевского), Крейц, с 3-м кавалерийским корпусом, несколько раз ходил в атаку на пехоту и конницу, то успешно, то неудачно. Он получил три раны, но оставался во фронте, пока в рубке не был сброшен с лошади. На сем месте войска наши были усилены 4-ю пехотною дивизиею Принца Евгения Виртембергского, корпуса Багговута, передвинутого с правого крыла к левому. При переходе туда, 4-я дивизия поравнялась с курганною батареею в то время, когда неприятели овладели выстою, и была назначена отбить батарею… она отбила несколько кавалерийских атак и через два часа разделилась; с одной частью Принц Евгений пошёл на левый фланг, а другая осталась в центре».
Принц Евгений Виртембергский «вывел войска из кустарника на поле, в расстоянии около версты от батареи Раевского, и построил свои полки к ней фронтом, в две линии, в батальонных колоннах». Получив приказ Барклая, повёл свои войска в атаку, в ходе которых под ним было убито три лошади, но они заставили неприятельскую пехоту отступить.  Принц Евгений был вызван к Милорадовичу, поручив Тобольский и Волынский полки «майору Вольфу, единственному оставшемуся штаб-офицеру,.. полки его дивизии, состоявшие под начальством майора Вольфа, снова атакованные французскою конницею, остались на прежнем месте, левее кургана, до следующего утра». 
 В разные времена, «при разных обстоятельствах XII-го года, в сражениях, на трудных переходах, на биваках солдатских, привыкли видеть одного человека всегда первым в сражении, последним в занятии теплой квартиры, которую он часто и охотно менял на приют солдатский. Его искренняя привязанность к бивакам ясно отражалась на его шинели, всегда осмоленной, всегда запудренной почтенною золою походного огня. Он был молод, высок, худощав, белокур, с голубыми глазами, с носом коротким, слегка округленным, с лицом небольшим, очень приятным; в обхождении и одежде прост, стройный стан его небрежно опоясан истертым шарфом с пожелтелыми кистями. Чудесно свыклись солдаты с этим человеком в серой шинели, в форменной фуражке! Он любил с ними артелиться: хлебать их кашу и лакомиться их сухарем. Никто не смел пожаловаться на холод и голод, видя, как терпеливо переносил он то и другое. Трудно было с первого раза, с первого взгляда угадать, что это за человек? Видя его под дождем, на грязи, лежащего рядком с солдатами, подумаешь: «Это славный фрунтовой офицер!» Блеснет крест-другой из-под шинели, и скажешь: «Да он и кавалер! Молод, а заслужил!» И вдруг бьют подъем, встают полки, и этот офицер (уж не простой офицер!) несется на коне, а адъютанты роятся около него, и дивизия (4-я пехотная) его слушает, и более чем слушает: она готова за ним в огонь и в воду! Так это уж не офицер, это генерал, да и какой! Он подъезжает к главнокомандующему, к первым сановникам армии, и все изъявляют ему знаки особенного уважения... Видно, это кто-то больше генерала? Это принц Евгений Виртембергский. Его дивизия и удачно и вовремя подкрепила кирасир». 
«Егеря вновь встречают неприятеля своим метким огнём и потом бросаются в штыки, имея в голове полковника Рихтера. Лихие атаки 2-го батальона дали возможность 3-му батальону присоединиться к 1-му. В то время Барклай-де-Толли выехал на батарею у Горок. Он видел, что егеря, как львы отбиваются от целой дивизии. …Главнокомандующий, видя, что полк выполнил свою задачу, заставил французов развернуть всю дивизию, послал своего адьютанта барона Левенштерна отвести егерей за мост. Поскакал вперёд Левенштерн, но на мосту была уже каша. Французы охватили 2-й батальон и занимали мост. Тогда капитан граф Сен-При бросился с 6-ю ротою в штыки, выбил французов и дал 2-му батальону отойти за реку». 
Рихтер Борис Христофорович «Переведенный в 1803 г. в л.-гв. Конный полк, принял участие в 1805 г. в Аустерлицкой битве, затем воевал с французами в Пруссии в 1806—1807 гг. 18 марта 1810 г. получил чин полковника и назначен командиром батальона л.-гв. Егерского полка. В 1812 г. сражался с французами под Смоленском, Бородином (награжден орденом Св. Георгия 4-го кл.), Тарутином. В кампании 1813 г. находился в сражениях при Люцене, Бауцене, Кульме и за отличие в последнем произведен в генерал-майоры. Под Теплицем был ранен в правую руку и в грудь пулей навылет. В 1814 г., командуя л.-гв. Финляндским полком, вошел в Париж». (С. 534-535)
Обер-квартирмейстер 2-го кавалерийского корпуса, «капитан Шуберт, и адьютанты корпусного командира, капитан Яковлев и ротмистр Лошкарев, собрав разстроенные полки, способствовали удержанию неприятельской кавалерии».
Многими личными подвигами сопровождалось сие страшное побоище. Конногвардейский ротмистр Шарльмон, эмигрант, у коего убили лошадь, был легко ранен и захвачен французами, но он не бросал палаша своего; его тащили за лядунку с требовательным: «Rendez-vous!»  и уже довольно далеко увели, когда товарищи прискакали и отбили его. Если б он остался в плену, то был бы непременно расстрелян как эмигрант». 
«Ключ Бородинской позиции был взят Наполеоном, но и это не решило дела в
его пользу: русская пехота отошла за недалекий овраг и снова выстроилась в
боевой порядок. Наполеон сделал последнюю отчаянную попытку разгромить русских и бросил на центр два кавалерийских корпуса. Примчавшийся сюда Барклай противопоставил им два русских кавалерийских корпуса - К. А. Крейца и Ф. К. Корфа. Он не только построил эту лаву в боевой порядок, но и сам повел ее в бой, в котором рубился, как простой кавалерист. Чуть позже он написал: "Тогда началась кавалерийская битва из числа упорнейших, когда-либо случавшихся".».
«Славным днём в жизни Корфа был великий день Бородина. …Французская конница несколько раз прорывала наши пехотные линии. Она была встречаема Корфом, и обращаема назад. Во время сих жестоких схваток Французы овладели нашею укреплённою батареею центра. Торжествуя победу, огромными колоннами двинулись они вперёд, уверенные, что сломят нас. На встречу им пошёл Корф, с своими двумя конными корпусами. Начался нескончаемый ряд атак, заключившийся тем, что поле битвы осталось за нами.».   Французские «остатки 30-го полка жестоко преследованы эскадронами Корфа. Их выслал туда вместе с двумя полками драгун, Сибирским и Иркутским, генерал Барклай-де-Толли».  Генерал Корф «приказал Псковскому драгунскому полку, под начальством полковника Засса, идти в атаку правее кургана,..  Полковник Засс,… атаковал неприятеля, опрокинул его и, отозвав назад свои эскадроны, устроил их под неприятельскими выстрелами в найлучшем порядке; часть кавалерии Груши, остававшаяся в резерве, кинулась в атаку на Псковских драгун, но была также приведена в разстройство и преследована до самой пехоты; полковник Засс, пользуясь этим успехом, ударил в левый фланг крайнему батальону и врубился в него… Неприятельская кавалерия была приведена в смятение».  Наградою Корфа за Бородино был чин Генерал-Лейтенанта.
Засс Андрей Андреевич (Гидеон Генрих): «12 апреля 1810 г. произведен в полковники и назначен командиром псковских драгун. В этой же должности участвовал в Отечественной войне 1812 г., находясь с полком во 2-м кавалерийском корпусе. За отличие в Бородинском сражении награжден орденом Св. Георгия 4-го кл. В арьергардном сражении под Можайском 28 августа тяжело ранен пулей в левую руку, выбыл из строя и вернулся в армию в конце ноября 1812 г. В 1813 г. сражался под Калишем, Люценом, Бауценом и Дрезденом. Ранен пулей в правое бедро навылет под Кульмом и за отличие произведен в генерал-майоры 18 августа 1813 г. Участвовал также в сражении под Лейпцигом и в кампании 1814 г.». (С. 399)
Из рапорта генерал-адъютанта барона Корфа: «Полковник Засс, командующий Псковским полком, увидя, что неприятельская пехота и конные гренадеры стремительно подавались вперёд… пошёл на сию неприятельскую конницу рысью, атаковал и несмотря на превосходство сил, опрокинул и привёл в бегство. После сей атаки полковник Засс собрал полк апелью, под самыми выстрелами неприятеля, что исполнилось весьма удачно и с большим порядком… Между тем неприятельская кавалерия, бывшая в резерве, приближалась, и тогда полковник Засс вторично шёл в атаку с своим полком, опрокинул также сию кавалерию и врубился в левый фланг неприятельской пехоты».
Из рапорта генерал-майора Бороздина: «Лейб-Кирасирские Его Величества и Ея Величества и Астраханский, приведённые мною на левый фланг под командою 1-й – шефа, полковника барона Будберга, 2-й – шефа полковника барона Розена,.. поставлены были у прикрытия батарей наших, под сильным огнём, где, невзирая на ужасные выстрелы с неприятельских батарей, защищали свои с отличным мужеством. Неустрашимость их столь была сильна, что и большая убыль людей и лошадей убитыми и ранеными не в состоянии была расстроить их рядов, смыкающихся каждый раз в порядок. …полк, под командою барона Будберга, был несколько раз в атаках,.. г. полковник, был ранен ядром в лядвию,.. полковник барон Розен, будучи отлично храбр, служил примером своим подчинённым,.. ротмистер Ребиндер… а так же поручики Паткуль, Тритгоф, Ивашкин, оказали отличную храбрость и мужество,.. исполняя долг по званию своему, были вместе со всеми и в атаке; присеем ранены… Рибендер, Паткуль и Тритгоф пулями, а Паткуль и изрублен. …должен засвидетельствовать и об отличной храбрости: эскадронного командира майора Вистергольца, получившего контузию; штабс-ротмистра Шлиппенбаха… командующего также эскадроном ротмистра Гагена. Сей последний во время с мужеством произведённой атаки сильно ранен картечью в руку;..». 
Будберг Карл Васильевич: «С Рижским драгунским полком он участвовал в кампании 1806—1807 гг., сражаясь при Голымине, Прейсиш-Эйлау, где был ранен в левую руку пулей навылет, Ломитене, Гутштадте, Гейльсберге и Фридланде. Произведенный 12 декабря 1808 г. в полковники Будберг участвовал в походе против австрийцев. В январе 1811 г. как храбрый и отлично знающий службу офицер был назначен командиром Лейб-кирасирского Его Величества полка, а вскоре — его шефом. С началом Отечественной войны 1812 г. Будберг с полком в боях под Витебском, Смоленском и Вязьмой. На Бородинском поле полк его несколько раз контратаковал неприятеля в районе Семеновских высот, а шеф был ранен ядром в правую ногу. При изгнании неприятеля сражался под Красным, Оршей и Борисовом. Наградой его полку были причисление к Молодой гвардии и Георгиевские штандарты. Во время заграничного похода 1813—1814 гг. Будберг со своими кирасирами снова в боях под Люценом, Бауценом, Кенигштейном, Кульмом, Лейпцигом, Бриенном, Арси-сюр-Обом, Фер-Шампенуазом. Произведен 18 августа 1813 г. в генерал-майоры, закончил войну в Париже». (С. 325-326)
В рапорте Бороздина отмечено геройское поведение в бою, нижних чинов: Сталь, фон Смиттен раненый «пулею в колено правой ноги», поручики: Бартоломей, Бистром, Гельмерсен «которые, при  совершенном расстройстве батареи от неприятельских картечных выстрелов, удерживались с четырмя орудиями долгое время; поручика Гербеля 5-го и подпоручика Гардера,.. А портупей Перейра, занимая место убитых офицеров, командовал орудиями и оказал отличие при сем деле». Л-Гв. Конного эштандарт-юнкеров: графа Мантейфеля , Рейне и Томсона. Лейб-Кирасирского Ея Величества полка вахмистра Рибаса, который «будучи сильно ранен, оставался во фронте до изнеможения сил». «В 4 часа по полдни неприятельская кавалерия, прорвавшаяся, достигла до колонн генерал-майора барона Розена, который с барабанным боем повёл их вперёд и встретил штыками неприятельскую кавалерию, из которой несколько было переколоно, а прочие обращены в бегство». Полковники: «Штевен со 2-м, а Жерве с 3-м батальонами, с отличною храбростью закричав «Ура!» бросились в штыки, опрокинули неприятеля и гнали онаго до опушки леса». Подпоручик Шеннинг, после гибели командира, взял командование на себя и «ударил на цепь неприятельскую в штыки». Для зачистки леса были высланы застрельщики «под командою штабс-капитана Раля-4го, который опрокинул неприятельскую цепь; таким образом в час времени очищен был весь лес».
Савоини, «находясь в дивизии Паскевича, защищал центральное укрепление наше, названное в последствии батареею Раевского. …ходил в штыки. От жестокого боя, в коем находилась бригада его под Бородиным, была она почти уничтожена. Французская пуля ударила в крестец левого бедра Савоини и переломила кость. В то же время был он оконтужен в левый локоть».
Начальник штаба 2-й Западной Армии Сент-Приест, «В Бородинском сражении, находился на левом крыле Русской Армии, под Семёновским, был он возле Багратиона, когда герой пал смертельно раненый; в то же время Сент-Приест получил жестокую контузию, и принужден был оставить армию. Он поехал вместе с Багратионом в Москву». 
Бригада Воейкова, «вместе с другими войсками дивизии Неверовского, сражалась на левом фланге, впереди деревни Семёновской. …под конец бородинской битвы осталось под ружьём едва 400 (из 1500 человек)». 
Лейб-Гвардии Литовским полком командовал И.Ф. Удом 1-й. Из донесения о ходе сражения в Бородинской битве, Коновницыным – Кутузову: «Не могу с довольною похвалою отозваться Вашей Светлости о примерной неустрашимости, оказанной в сей день полками Лейб-Гвардии Литовским и Измайловским. Прибывши на левый фланг, непоколебимо выдерживали они наисильнейший огонь неприятельской артиллерии. Осыпаемые картечью, ряды их, не смотря на потерю, пребыли в  наилучшем устройстве, и все чины, от первого до последнего, один перед другим, являли рвение своё умереть, прежде нежели уступить неприятелю. Три большие кавалерийские атаки неприятельских кирасиров и конных гренадеров на оба полка сии отражены были с невероятным успехом:… Лейб-Гвардии Литовский полк имел более 800 человек убитыми и ранеными. В числе раненых находился Удом: пуля прошла ему сквозь правую руку. Только семь офицеров предводимого им полка остались в бородинской битве невредимы». 
Удом Иван Федорович «5 апреля 1800 г. пожалован в флигель-адъютанты. 14 августа 1805 г. против французов отличился при Аустерлице. В кампаниях 1806—1807 гг. был в сражениях при Прейсиш-Эйлау, Гутштадте (награжден орденом Св. Георгия 4-го кл.), Гейльсберге, Фридланде. 12 декабря 1810 г. назначен шефом Кексгольмского пехотного полка; 22 ноября 1811 г. переведен в л.-гв. Литовский полк полковым командиром. В Отечественную войну 1812 г. в составе гвардейской пехотной дивизии 5-го гвардейского корпуса находился в 1-й Западной армии. Участвовал в сражениях при Витебске, Смоленске, ранен пулей в руку при Бородине и за отличие произведен в генерал-майоры. Преследуя неприятеля до самой границы, отличился при Тарутине, Малоярославце, Красном. Во время заграничных походов 1813—1814 гг. сражался под Люценом, Дрезденом, Кульмом, Лейпцигом, Бриенн-ле-Шато, Парижем». (С. 588)
В Лейб-гвардии Литовском полку И.Ф. Удома, раненого в руку, командование принял подполковник  Угрюмов, после ранения которого подполковник  Шварц, «оставя 2-й  и 3-й батальоны  уже много претерпевшие убитыми  и  ранеными, в  подкрепление  пошел с  1-м батальоном  на   оную  высоту  и  выслав  стрелков, овладел  совершенно оною». 
Генерал-лейтенант Лавров отмечает, что после того как был убит картечью подпоручик Марин, «принявший по  нем оную  команду подпоручик Шепинг,  ударил на цепь неприятельскую в штыки, а полк. Крыжановский, приблизясь с 3-м и 2-м батальонами,  приказал   ударить  в  неприятельская  колонны также  в штыки.  Г. полк. Штевен  со 2-м, а Жерве  с  3-м  батальонами  с отличной  храбростью, закричав   ура!  бросились   в   штыки,  опрокинули неприятеля  и  гнали  оного  до  опушки  леса,  где поставили  стрелков,  по  которым с  неприятельской стороны открылась батарея под прикрытием кавалерии, которая сильно действовала картечью, где ранен кап. Огарев  картечью  в  колено,  место коего  заступил шт.-кап. Байк. Видя усиливавшегося неприятеля на правом его фланге, полк.   Крыжановский   приказал  командующему   1-м батальоном капитану  Ушакову выслать застрельщиков, оные  высланы  под  командою  шт.-кап.  Раля  4-го, который   опрокинул   неприятельскую  цепь;   таким образом  в час  времени очищен  был весь лес».
В 1-й лёгкой батареи гвардейской конной артиллерии капитана Захарова, служили: «штабс-капитан Бистром и поручик Гельмерсен». Во время Бородинского сражения находились и адъютанты полковника Козена, «поручик Гардер и подпоручик Гербель». Когда «подпоручик Дивов получил контузию в правую руку и ранен в ногу осколком гранаты. Поручик Гардер и подпоручик Гербель,… стали к орудиям и наводили их». Нужно было усилить позицию у рощи, и «Козен послал поручика Гардера и подпоручика Гербеля привести на смену 1-й лёгкой какую-нибудь батарею. Из резерва у Псарева они не могли получить ни одного орудия; в такой крайности они собрали 11 орудий из различных рот,.. Штабс-капитан Бистром повёл батарею в резерв в 11-м часу. В продолжении боя она потеряла, кроме офицеров, убитыми 12 рядовых, ранеными – 5 фейерверкеров и 41 рядовых; наконец, 73 лошади выбыли из строя. …штабс-капитан Бистром распределил уцелевших лошадей по четыре в каждое орудие, по две в первые ящики и по одной во вторые. К 2-м часам по полудни он послал сказать Козену, что батарея совершенно готова снова вступить в дело». 
Полковник Козен, «…с позволения его светлости, г.  главнокомандующаго армиями, подкрепил то место  батарейною ротою подполк. Дитерихса 4-го. Огонь   был   усилен   и   неприятельская   батарея принуждена  была   молчать  и   сняться.  Г.  Козен свидетельствует отличную  храбрость г. г. офицеров: кап.  Ралла  2-го,  шт.-кап. Столыпина,  подпоруч.:Бартоломея,.  Давыдова, бар.  Корфа,  Куприянова, а особливо:   Бистрома,   Гельмерсена  и   Гижицкаго, которые  при  совершенном  разстройстве батареи  от неприятельских картечных  выстрелов, удерживались с четырьмя орудиями долгое время, пор. Гербеля 5-го и подпор.  Гардера, находившихся  при нем и  кои, быв посланы  за орудиями,  собрали оных  одиннадцать из  разных рот,  и поставя на  удобных местах, наносили великий вред  неприятелю, а портупей-юнкер Пеюрера, занимая место  убитых офицеров, командовал орудиями и  показал   отличие  при  семе  деле,   за  что  и представляет о произведении его в прап. в армейскую артиллерию».
Артиллерии генерал-майор Левенштерн, «усмотрев отступление батарейных орудий, без замедления возвратил оные в редут, также и отступавшие пехотные батальоны».
«Из обеих гвардейских батарейных рот, первой вступила в дело рота графа Аракчеева, под командою полковника барона Таубе. Выдвинутая из резерва, она заняла позицию влево от люнетов, под сильным неприятельским огнём». Кутузов Доносил Государю: «Полковник барон Таубе 26-го августа командуя ротою действовал с оною под жесточайшим неприятельским огнём, по его батареям и колоннам и искусным действием своих орудий удерживал стремление неприятеля на наши редуты. Причём оторвало ему ядром правую ногу». (22-го сентября Таубе от этой раны скончался). 
«Действие 4-х конных орудий поручика барона Корфа полны самоотверженного мужества: заметив наступающую пехоту и карабинеров, барон Корф подскакал к ним на 100 сажен, снялся с передков и осыпал неприятеля картечью». 
Второй лёгкой ротой командовал капитан Гогель, в ней служили прапорщик Рюль и подпоручик Ваксмут. «Капитан Гогель с командуемою ротою выстроясь под сильным огнём, отразил неприятельскую кавалерию, искусным направлением своих орудий прервал действие неприятельских батарей и взорвал один его ящик». В этом сражении «неприятельская граната контузила капитана Гогеля и убила под ним лошадь». «Прапорщик Рюль, действуя искусным направлением своих орудий по неприятельским батареям и его кавалерии лишился ноги, которую оторвало ему ядром». 
Из рапорта генерал-лейтенанта Уварова: «…поставляю отдать справедливость полкам и конно-артиллерийской роте подполковника Геринга, которая действовала во всё время с большим успехом и даже подбило орудия неприятеля».
Вторым дивизионом 2-й гвардии конной батареи командовал подпоручик барон Корф, который «заметив разстройство нашей пехоты, отступавшей в большом беспорядке спереди и справа, не ожидая приказания, двинул свой дивизион вперёд, прямо ей на встречу. По его примеру и по его приказанию солдаты махали руками и плётками, давая знать пехоте, чтоб она приняла стороны;… Когда пехота очистила местность, неприятельская головная колонна была от нашего дивизиона саженях в 100; но после 2-х или 3-х картечных очередей колонны как не бывало; на ея месте лежала груда трупов: «Аж черно, да мокро», вырвалось у солдат, когда разсеялся дым и им представилось это кровавое зрелище». В этом сражении барон Корф «был контужен в живот». «пал поручик Вольф, поражённый несколькими картечными пулями; славный капитан ралль был смертельно ранен». 
Активно участвовала гвардейская конная артиллерия, «2-я рота капитана Рааля была направлена к батарее Раевского. В наградном списке 23-й пехотной дивизии, подписанном генерал-лейтенантом А.И. Остерманом-Толстым, говорилось: «Лейб-гвардии конной артиллерии поручик Гельмерсен до прибытия моей артиллерии более получаса удерживал шестью орудиями конной гвардейской артиллерии пространство для целой батареи… чем спас честь моей пехоты и позволил батарейной артиллерии занять свое место».».
Награды артиллеристам:  «командующий бригадой полковник Эйлер – Влад. 3 ст., прапорщик Рюль – чин и Влад. 4 ст. с бантом, капитан Гогель – Анны 2 ст. с алмазами, поручик Грабе – Анны 2 ст., штабс-капитан Бистром – Владимира 4 ст., подпоручик Гельмерсен – Владимира 4 ст., поручик Гербель – Владимира 4 ст., подпоручик Гардер – Анны 3 ст.,».
Эйлер Александр Христофорович: «В 1807 г. воевал с французами в Восточной Пруссии и за отличие в сражении под Фридландом, где был ранен в правую руку осколком гранаты, произведен 31 июля того же года в полковники. В 1812 г. командовал ротой в л.-гв. Артиллерийской бригаде. Перед Бородинским сражением ему было поручено командовать артиллерийским резервом 1-й Западной армии. Во время сражения занял место раненого полковника Таубе, командовавшего 1-й гвардейской батарейной ротой, и находился с ней до конца сражения, за что награжден орденом Св. Владимира 3-й ст. За отличие в сражении под Красным произведен 26 декабря 1812 г. в генерал-майоры. В 1813 г. сражался под Люценом, Бауценом, Дрезденом и Лейпцигом, где отличился, командуя двумя резервными ротами, введенными им в бой у предместья Пробстгейде б октября, за что получил орден Св. Анны 2-й ст. с алмазами. В 1814 г. принимал участие в сражениях под Ла-Ротьером, Суассоном и Парижем». (с. 624-625)
В Бородинском сражении кроме указанных выше участвовали:
Агте (Ахте) Егор Андреевич // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1996. — С. 292—293. — [Т.] VII.
«В 1806—1811 гг. воевал с турками: под Рущуком ранен картечью в левый бок, а за взятие Батина награжден орденом Св. Георгия 4-го кл. В 1812 г. при Бородине ранен в правую руку навылет, «за отличную храбрость» произведен в полковники и назначен командиром Санкт-Петербургского гренадерского полка. Под Красным вновь был ранен. В 1813—1814 гг. участвовал во многих сражениях. За отличие под Лейпцигом получил чин генерал-майора». (С. 292-293)
Алексаполь Федор Пантелеймонович: «В 1812 г. бригада под его началом сражалась при обороне Смоленска. В Бородинской битве руководил четырьмя егерскими полками в передовом отряде русского центра. При контратаке на занятую французами «батарею Раевского» егеря захватили в плен наполеоновского генерала Бонами. Алексаполь был ранен пулей в левую ногу выше колена. Награжден орденом Св. Владимира 3-го кл. В 1813 г. находился в составе Резервной армии в Польше и сопровождал на театр военных действий сформированные из рекрут подкрепления». (С. 294-295)
Альбрехт Карл Фёдорович:  «В 1812 г., по представлению гр. С.-При, принят поручиком в Харьковский драгунский полк, с которым участвовал во всех арьергардных делах и в Бородинском бое. Перед Тарутинским сражением откомандирован в отряд Фигнера и за отличия в делах под Вязьмою и Ляховым произведён в штаб-ротмистры. С 29 ноября по 1 марта 1813 г. находился с эскадроном при г.-л. Эртеле».
Бартоломей Алексей Иванович: «В 1812 г., находясь в должности адъютанта, принял участие в сражениях под Витебском, Смоленском, Бородинской битве, при Тарутине и Малоярославце. За отличие, проявленное во время заграничных походов русской армии, был назначен 13 сентября 1813 г. флигель-адъютантом Императора Александра I. «Битва народов» под Лейпцигом принесла ему чин генерал-майора (6 октября 1813 г.). Участвовал в походе во Францию, сражался под Суассоном, Краоном, Лаоном и под Парижем, при взятии которого штурмовал Монмартрские высоты». (С. 309)
Ва;дбольский Ива;н Миха;йлович, из княжеского рода Вадбольских, ветви белозерских Рюриковичей. В 1805 году в чине ротмистра участвовал со своим полком в сражении при Аустерлице  и получил золотую саблю с надписью «За храбрость». В 1807 году под Фридландом был ранен и за блестящую атаку его эскадрона 12 августа 1807 года произведён в полковники и 20 мая 1808 г. награждён орденом св. Георгия 4-й степени. В Отечественную войну 1812 г., командуя Мариупольским гусарским полком Вадбольский участвовал с отличием в делах при Ошмянах, Казянах, Бешенковичах, под Витебском и в трёхдневном бою при Смоленске. В Бородинском бою Вадбольский был ранен картечью в голову, но рана не помешала ему участвовать затем в целом ряде боев: при Можайске, Малоярославце, Вязьме, Красном и других; командовал отдельным партизанским отрядом. За отличие в Бородинском сражении был награждён орденом св. Владимира 3-й степени. В Заграничных походах 1813—1814 гг. участвовал в боевых действиях под Бунцлау, Кацбахом, Сен-Дизье, Бриенном; за отличие был произведён 21 мая 1813 г. в генерал-майоры. В 1814 г. при Ла-Ротьере Вадбольский был ранен палашом в правый бок и 20 января 1814 г. награждён орденом св. Георгия 3-й степени».
Вюртембергский Александр Фридрих: «3 апреля 1811 г. назначен белорусским военным губернатором. В Отечественной войне 1812 г. принял участие в сражениях при Витебске, Смоленске, Бородине, Тарутине. В заграничном походе отличился при осаде Данцига, за пленение корпуса генерала Раппа награжден орденом Св. Георгия 2-го кл.». (С. 347-348)
Гартинг Мартын Николаевич: «В 1808—1809 гг. воевал со шведами. В конце 1808 г. был принят в квартирмейстерскую службу поручиком. В начале 1812 г. состоял квартирмейстером 17-й пехотной дивизии, затем был назначен обер-квартирмейстером 3-го пехотного корпуса и участвовал во всех сражениях 1-й Западной армии. Был ранен осколком гранаты в ногу при Бородине, но остался в строю, отличился при Малоярославце, за что получил чин полковника. За бои под Красным награжден золотой шпагой с надписью «за храбрость». С 1 января 1813 г. состоял при Главной квартире 1-й армии. Сражался с французами под Люценом, Бауценом, Дрезденом и Кульмом, где был тяжело контужен картечью в грудь, за храбрость награжден орденом Св. Владимира 3-й ст., прусским и австрийским орденами. В «Битве народов» Гартинг был ранен в левую руку, но остался в строю и был удостоен ордена Св. Георгия 4-го кл. В 1814 г. участвовал в сражениях под Бриенном, Ла-Ротьером, Арси-сюр-Обом и при взятии Парижа». (С. 353)
 Геслинг Николай Филиппович  С 5.3.1812 полевой ген.-штаб-доктор 1-й Зап. армии, отличился при перевязке ран в ходе Смоленского сражения. 26 авг. во время сражения при Бородине руководил организацией мед. помощи раненым, лично делал хирург. операции. В дальнейшем находился под огнём в сражениях при Тарутине, Малоярославце, Красном, за отличие награждён орд. Св. Анны 2-й ст. 28.2.1813 по представлению М. И. Кутузова пожалован пенсионом 1500 руб. в год. С 29.3.1813 гл. дир. подвижных госпиталей действующей армии. 20.2.1814 признан доктором медицины и хирургии Мед.-хирургич. академии и за отличную службу 23.4.1814 пожалован чином статского советника. 1.9.1814 определён штаб-доктором в Гв. корпус».
Гессен-Филиппстальский Эрнст Константин  23.6.1812 и назначен состоять при ген. М. И. Платове. Сражался под Миром и Романовом (награждён орд. Св. Владимира 4-й ст. с бантом), Салтановкой, при Молевом Болоте (орд. Св. Анны 2-й ст. с алмазами), под Смоленском, при Бородине, где принял участие в рейде Платова против левого фланга наполеоновской армии. 28 авг. в арьергардном бою под Можайском у д. Пушкино тяжело ранен ядром, что привело к потере правой ноги. По представлению Платова за действия в 1812 произведён 15.7.1813 в ген.-майоры и награждён орд. Св. Георгия 4-го кл.».
Гольштейн-Ольденбургский Павел Фридрих Август: «В генерал-майоры пожалован 25 декабря 1805 г. за отличие при Аустерлице. Воевал с французами в 1807 г. 28 июля 1811 г. пожалован в генерал-лейтенанты и назначен губернатором Эстляндии. С 19 июля 1812 г. состоял при Главной квартире 1-й армии. Отличился при Бородине и под Красным, где был ранен, затем находился в резерве». (С. 367)
Грессер Александр Иванович: «Накануне Отечественной войны 1812 г. участвовал в строительстве Бобруйской крепости и Борисовского предмостного укрепления на р. Березине. В 1812 г. входил в 7-й корпус. Участник сражений при Салтановке, под Смоленском, Бородином (награжден орденом Св. Анны 2-й ст.). 25 декабря 1812 г. произведен в генерал-майоры. В 1813—1814 гг. заканчивал строительство Борисовских укреплений». (С. 371-372)
Дамас (Дама) Максим Иванович, де: «В Отечественную войну 1812 г. был ранен пулей в руку в Бородинском сражении и награжден орденом Св. Анны 2-й ст. Затем был назначен командиром Астраханского гренадерского полка и начальником гренадерской бригады (Астраханский и Фанагорийский полки). В кампанию 1813 г. астраханцы и фанагорийцы под его началом отличились в кровопролитных битвах под Люценом, Бауценом и Лейпцигом, за что Дамас был награжден орденом Св. Владимира 3-й ст. За отличие в боях 15 сентября 1813 г. произведен в генерал-майоры. В 1814 г. он доблестно сражался под Бриенном, Ла-Ротьером (награжден золотым оружием), Арсисюр-Обом. Проявил особое отличие при взятии Парижа и получил за проявленную отвагу высокую награду — орден Св. Георгия 3-го Кл.». (С. 376)
Делагард Август Осипович (Огюстен Мари Балтазар Шарль Пелетье): «В полковники был произведен в июне 1811 г., находясь в л.-гв. Егерском полку, с которым принял участие в войне 1812 г. Был ранен при Бородине пулей в левый бок навылет. В 1813 г. сражался под Люценом, Бауценом, Кульмом, Лейпцигом, в 1814 г. — под Ла-Ротьером, Фер-Шампенуазом и при взятии Парижа, где отличился». (С. 377)
Депрерадович Николай Иванович: «Отличился под Аустерлицем и удостоен ордена Св. Георгия 3-го кл. В 1807 г. сражался под Гейльсбергом и Фридландом. В 1810 г. был назначен командиром 1-й кирасирской дивизии и командовал ею в 1812 г. Отличился при Бородине, Вязьме и Красном. Участвовал в кампаниях 1813—1814 гг. и за отличие под Кульмом был пожалован в генерал-лейтенанты». (С. 379-380)
Долон Осип Францевич (Габриэль Жозеф д'Олон): «В 1811 г. был назначен командиром Изюмского гусарского полка. В 1812 г. отступал до Смоленска в отряде генерала И. С. Дорохова, находясь в постоянных стычках с противником. Был при обороне Смоленска и отличился в сражении при Лубине, за что был произведен в полковники. Участвовал в Бородинской битве, где был ранен. После оставления Москвы находился в отряде генерала Ф. Ф. Винцингероде, с которым вступил на территорию Пруссии. В 1813 г. находился при осаде Данцига и Торгау, затем поступил в отряд генерала А. И. Чернышева. Был при взятии Берлина и отличился при захвате г. Люнебурга, за что был награжден орденом Св. Георгия 4-го кл. Участвовал в сражениях при Денневице и Лейпциге, в 1814 г. в боях под Лаоном, Краоном, Реймсом, Сен-Дизье». (С. 384)
Дризен Федор Васильевич: «В 1808 г. произведен в полковники, в 1810 г. назначен шефом Муромского пехотного полка, с которым принял участие в войне 1812 г. При Бородине ему оторвало ядром левую ногу, за храбрость удостоен ордена Св. Георгия 4-го кл.». (С. 386-387)
Дука Илья Михайлович: «Воевал с французами в 1805 и 1806—1807 гг. В 1806 г. назначен шефом Малороссийского кирасирского полка, 22 апреля 1807 г. пожалован генерал-майором. В 1812 г. командовал 2-й кирасирской дивизией во 2-й армии. Отличился при Бородине и под Красным. Участвовал в заграничных походах 1813—1814 гг.». (С. 387)
Ивелич Петр Иванович: «За оказанные отличия и храбрость в период русско-шведской войны 1808—1809 гг. награжден орденом Св. Георгия 4-го кл. и чином генерал-майора (18 октября 1808 г.). Во время Отечественной войны 1812 г. был в сражениях у Витебска, при Смоленске. В Бородинском сражении получил картечную контузию в правый бок и пулевое ранение в правое плечо, награжден орденом Св. Владимира 3-й ст. После излечения вернулся к командованию Брестским пехотным полком, с которым участвовал в боях под Красным, а затем в заграничной кампании 1813 г.». (С. 404)
Клодт Фон Юргенсбург Карл Федорович: «Участвовал в войнах с турками в 1789—1790 гг. и в 1806—1812 гг. В 1806 г. произведен в полковники. В 1812 г. занимал должность обер-квартирмейстера 7-го корпуса (генерала Раевского – В.У.) и находился во многих сражениях. В 1813 г. отличился в боях под Денневицем и Лейпцигом, за что был награжден чином генерал-майора». (С. 423)
Кнорринг Отто Федорович: «В 1806—1807 гг. отличился при Гейльсберге и Фридланде. После войны был назначен шефом лейб-Кирасирского Его Величества полка. В русско-шведской войне 1808—1809 гг. участвовал в Аландской экспедиции, где взял двенадцать пушек и тысячу военнопленных. В 1812 г. командовал 2-й кирасирской дивизией в Армии П. И. Багратиона». (С. 424-425)
Курута Дмитрий Дмитриевич: «С 1810 по 1811 г. состоял полковым командиром Дворянского полка. В 1812 г. исправлял должность оберквартирмейстера 5-го корпуса, в составе которого находился в сражениях под Бородином и Красным. За отличие, проявленное в кампании против французов, в декабре 1812 г. был произведен в чин генерал-майора. По изгнании французов из пределов России участвовал в заграничных походах 1813—1814 гг.: в сражениях под Бауценом, Дрезденом, Кульмом, Лейпцигом, Фер-Шампенуазом». (С. 439-440)
Барон Левенвольде 1-й Карл Карлович: «15 мая 1812 г. принял командование Кавалергардским полком. Во время Бородинского сражения, когда французам удалось, наконец, прорвать наш центр, единственным кавалерийским резервом остались кавалергарды и Конная гвардия. В это время от Горок подъехал к бригаде Барклай. «Attaguiren Sie», спокойно сказал он Левенвольду. Громким «Ура!» отвечал полк на это приказание;.. Пройдя между каре нашей пехоты, Левонвольде повёл I эскадрон прямо, а командиру 4 эскадрона Е.В. Давыдову приказал атаковать во фланг. Заметив движение кавалергардов, неприятельская кавалерия начала развёртывать фронт… Но было уже поздно. «Галопом! Марш!», скомандовал Левонвольде и, повернув лошадь налево, только успел закричать Давыдову: «Командуйте, Евдоким Васильевич, левое плечо», как упал с коня, поражённый картечью в голову».  Его брат Казимир Карлович, 20 ноября 1805 г., будучи ротмистром, был смертельно ранен под Аустерлицем.
Фон Левенштерн Иван Иванович (Иван-Эдуард Германович), в 1812 году «был назначен адъютантом шефа полка графа П. П. Палена, с которым совершил все походы Отечественной войны 1812 года и Заграничные кампании 1813—1814 годов. Был ранен при Пултуске и Ножане. 16 ноября 1812 года награждён золотым оружием с надписью «За храбрость».
Лесли Дмитрий Егорович: «Участвовал в походе в Австрию в 1805 г., был ранен картечью в левую ногу при Аустерлице и взят в плен французами. В Россию вернулся 29 марта 1806 г. и вышел в отставку. В 1812 г. сформировал из своих крепостных и дворовых людей конный отряд, вошедший в состав Смоленского ополчения, участвовал с ним в сражении под Красным, при обороне Смоленска и в бою под Лубином. При Бородине командовал сводным конным отрядом Смоленского ополчения и участвовал в бою около Утицкого кургана, за что был награжден орденом Св. Анны 2-й ст. с алмазами. Сражался с французами при Тарутине, под Малоярославцем, Вязьмой и Красным, участвовал в преследовании отступавшего неприятеля. В 1813 г. находился при осаде Модлина, затем — Данцига». (С. 453-454)
Миних 1-й Пётр Сергеевич: «…под Бородином контужен в левую ногу и получил  орден Св. Анны 4 ст.; под г. Вязьмой (22 октября), под Красным (6 ноября)».
Опперман Карл Иванович  «В 1810 г. учредил школу инженерных кондукторов в Петербурге (с 1819 г. Главное инженерное училище), а затем руководил постройкой Бобруйской и Динабургской крепостей. В начале 1812 г. назначен директором Инженерного департамента, будучи в чине инженер-генерал-лейтенанта (с 30 августа 1811 г.), в марте был определен начальником инженерной службы 1-й Западной армии. Участвовал в сражениях при Бородине, Малоярославце и Красном. В 1813 г. за отличие при осаде и взятии Торна получил орден Св. Георгия 3-го кл., затем находился при блокаде Модлина. Также участвовал в сражениях под Дрезденом, Пирной, Лейпцигом и при осаде Магдебурга и Гамбурга». (С. 499)
Панцербитер Карл Карлович «Участвовал в войне с французами в 1806—1807 гг. За отличие при Прейсиш-Эйлау награжден орденом Св. Владимира 4-й ст. с бантом; за Фридланд, где был ранен в левую ногу, получил чин полковника. Участвовал в войне со шведами в 1808—1809 гг. 19 октября 1810 г. назначен шефом Алексопольского пехотного полка. В 1812 г. находился с полком в 7-м пехотном корпусе во 2-й Западной армии. Сражался с французами при Салтановке, под Смоленском и в Бородинском сражении, где был ранен в левую руку и награжден орденом Св. Георгия 4-го кл. За Малоярославец награжден золотой шпагой. В 1813 г. находился при осаде Модлина, в 1814 г. — при блокаде Майнца и при взятии Парижа». (С. 507)
Пиллар Егор Максимович «С 1810 г. — командир егерской бригады 4-й пехотной дивизии. В Отечественной войне 1812 г. участвовал в арьергардных боях под Витебском и Смоленском. В Бородинском сражении во главе егерской бригады отбивал атаки французов и предпринимал штыковые контратаки. За отличие награжден чином генерал-майора. В кампании 1813 г. находился в боях под Люценом, Бауценом, Лейпцигом. Награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. В 1814 г. — во Франции, в делах против неприятеля при Реймсе и взятии Парижа». (С. 513-514)
Розен Александр Владимирович  «В 1805 г. сражался с французами при Эмсе, Амштеттене, Кремсе, Шенграбене, Аустерлице, за что награжден орденом Св. Георгия 4-го кл. В 1806 г. назначен полковым командиром Павлоградского гусарского полка и вместе с ним участвовал в кампаниях 1806—1807 гг. (Голымин, Прейсиш-Эйлау, Гейльсберг). В 1810 г. назначен шефом Кирасирского Ея Величества полка. В 1812 г. участвовал в боях при Витебске, Смоленске, Бородине (произведен в генерал-майоры), Малоярославце, Вязьме, Красном, Вильно. В 1813—1814 гг. сражался под Люценом, Бауценом, Лейпцигом, Бриенном-ле-Шато, Фер-Шампенуазом, Парижем». (С. 536)
Розен Григорий Владимирович «Участвовал в кампаниях против французов 1805—1807 гг. и награжден орденом Св. Георгия 4-го кл. 29 марта 1806 г. получил чин полковника. В 1808—1809 гг. воевал со шведами в Финляндии и 28 марта 1809 г. пожалован в генерал-майоры. В 1812 г. в должности бригадного командира (л.-гв. Преображенский и Семеновский полки) отличился при Бородине и Красном (награжден орденом Св. Георгия 3-го кл.). В 1813—1814 гг. сражался под Люценом, Пирной, Кульмом (награжден чином генерал-лейтенанта), Лейпцигом и дошел до Парижа». (С. 537)
Савоини Еремей Яковлевич (Иероним, Джеронимо): «В кампанию 1812 участвовал в бою под Салтановкой и в Смоленском сражении. При Бородине ранен картечью в левую ногу и пулей в левую руку (за отличие 3.12.1812 произведён в ген.-майоры со старшинством от 26.8.1812). 16.12.1812 назначен ком. 1-й бригады 26-й пех. дивизии. При преследовании отступавшего неприятеля отличился в делах у д. Жерновка (отмечен зол. шпагой «За храбрость» с алмазами) и под Красным. В кампанию 1813 участвовал в блокаде крепости Модлин, в сражениях под Дрезденом и Лейпцигом. В кампанию 1814 отличился при блокаде Гамбурга, награждён орд. Св. Георгия 3-го кл.».
 Сиверс Владимир Карлович, «был участником Бородинской битвы, сражения под Малым Ярославцем, где получил сильную контузию ядром и был награждён орденом св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость», и боя под Красным; в последнем бою он получил рану в левую ногу ружейной пулей и за оказанную в этом бою примерную храбрость награждён золотой саблей с надписью «За храбрость». В заграничном походе Сиверс находился в составе русских войск, перешедших через границу для преследования изгнанного противника, принимая участие, вплоть до 1815 г. включительно, во многих боевых столкновениях, в том числе в Битве народов под Лейпцигом и при взятии Парижа. За разновременно оказанные им в этот период военные подвиги он был последовательно награждаем орденами св. Анны 2-й степени с алмазными украшениями, св. Владимира 4-й степени, прусского «Pour le M;rite» и французского Почётного легиона».
Ставраков Семен Христофорович «В 1811 г. участвовал в русско-турецкой войне в составе штаба армии Кутузова. 5 марта 1812 г. назначен комендантом Главной квартиры 1-й Западной армии и находился в сражениях при Островне, под Смоленском, Бородином, Тарутином, Малоярославцем, Вязьмой, Красным, на Березине и за отличную службу произведен 21 ноября 1812 г. в генерал-майоры. В 1813 г. участвовал в сражениях под Люценом, Бауценом, Дрезденом, Кульмом и Лейпцигом, в 1814 г. — под Бриенном, Ла-Ротьером, при Бар-сюр-Обе, Арси-сюр-Обе и при взятии Парижа». (С. 559-560)
Сталь 3-й Александр Фёдорович: «Будучи поручиком, «участвовал в сражении под Аустерлицем, где был ранен, и награждён золотою шпагою, за Бородинское сражение награждён орд. Св. Владимира 4 ст. с бантом. В 1813 г. за Кульмское сражение награждён орд. Св. Анны 2 ст., а за сражение при Фершампенуазе – орд. Св. Георгия 4 ст.».
Ферстер Егор Христианович: «Участвовал в боях с турками в 1806—1807 гг. и при неудачной попытке штурма Измаила 12 июня 1807 г. тяжело ранен осколком крепостной гранаты в левую руку. 15 июня 1809 г. во главе отдельного отряда направлен в подкрепление войск, осаждавших Анапу, и за отличие при взятии крепости произведен 9 октября 1809 г. в генерал-майоры. 19 марта 1812 г. назначен начальником инженеров 2-й Западной армии, принимал участие в обороне Смоленска, а за отличие при Бородине награжден орденом Св. Анны 1-й ст. Находился в боях при Малоярославце, Вязьме и под Красным и был награжден золотой шпагой с алмазами. В 1813 г. участвовал в осаде Торна и Глогау, а потом назначен начальником инженеров в Польской армии и руководил осадными работами под Гамбургом». (С. 593-594)
Филиппстальский Эрнст Константин: «…в 1810 г. получил контузию в грудь от картечи при попытке штурма Рущука. В октябре 1811 г. вышел в отставку по нездоровью от ран. 23 июня 1812 г. вновь принят на службу с производством в полковники и назначен обер-квартирмейстером при казачьем корпусе генерала М. И. Платова. Сражался с французами под Миром, Дашковым, Салтановкой. В Бородинском сражении ему оторвало ядром правую ногу. Вернулся в действующую армию в марте 1813 г. и назначен состоять при Главной квартире для особых поручений. Участвовал в сражениях под Люценом, Бауценом, Рейхенбахом и Герлицем и за отличия произведен 15 июля 1813 г. в генерал-майоры и назначен командиром отдельного отряда из трех донских казачьих полков, двух батальонов егерей и полуроты конной артиллерии в корпусе генерала Ф. Ф. Винцингероде. Сражался с французами под Гросс-Беереном, Денневицем и Лейпцигом». (С. 594)
Шперберг Иван Яковлевич: «Сражался с французами в 1807 г. и за храбрость, оказанную под Гейльсбергом, награжден орденом Св. Георгия 4-го кл., а за Фридланд пожалован в ротмистры и зачислен адъютантом к Великому Князю Константину Павловичу. Чин полковника получил 12 октября 1811 г. 23 июня 1812 г. назначен дежурным штаб-офицером в корпусе генерала М. И. Платова и сражался с французами под Миром, Романовым, Дашковкой, при Молевом Болоте, у Соловьевой переправы на Днепре и под Дорогобужем. В Бородинском сражении тяжело контужен в голову осколком гранаты, но оставался в строю и вторично ранен в бою под Можайском 27 августа. Вернулся в строй в июне 1813 г. и участвовал в сражениях под Дрезденом, Пирной и Лейпцигом, затем находился в преследовании французов до Франкфурта-на-Майне. В 1814 г. сражался с французами при Монмирайле, Шато-Тьери, под Саном, Этожем и Намюром. За отличие при взятии Парижа произведен в генерал-майоры». (С. 617-618)
Энгельгардт Павел Михайлович: «В 1805 г. сражался с французами под Кремсом, Вишау и Аустерлицем, где был ранен осколками гранаты в правую ногу, но оставался в строю и прикрывал отход артиллерии и пехоты с Праценских высот. В 1806 г. участвовал в боях с французами под Плоцком, Цехановым и Остроленкой, где получил тяжелую контузию от картечи в голову, выбыл из строя и 15 февраля 1807 г. уволился в отставку. 20 июля 1812 г. вступил в Смоленское ополчение и был назначен командовать дружинами Порецкого и Рудненского уездов. Сражался с французами под Смоленском, Гедеоновом и при Валутиной горе, где был ранен пулей в кисть левой руки. Во время Бородинского сражения находился на левом фланге, при отступлении русских войск вошел в арьергард под командой Милорадовича. Участвовал в сражениях под Малоярославцем, Вязьмой и Красным, где был ранен картечью в голень правой ноги и выбыл из строя. После излечения от раны командовал отрядом Смоленского ополчения при несении сторожевой службы на западной границе». (С. 628-629)
Юзефович Дмитрий Михайлович: «Отечественную войну 1812 г. встретил шефом своего полка в составе 4-го кавалерийского корпуса 2-й Западной армии. С ней совершил марш до Смоленска, прикрывая правый фланг армии. После соединения армий у Смоленска поступил с полком в отряд Д. П. Неверовского и совершил с ним «львиное отступление» от Красного. Затем отстаивал Смоленск и прикрывал отступление в арьергарде до самого Бородина. После боя под Колоцким монастырем харьковские драгуны отошли к Шевардинскому редуту и сражались за него, захватив вражеское орудие. В день Бородинского сражения Юзефович, отражая с полком атаки неприятельской конницы, отбил шесть наших орудий. М. И. Кутузов лично поблагодарил Юзефовича, награжденного в декабре чином генерал-майора со старшинством с 26 августа 1812 г. Затем Юзефович был постоянно в арьергардных и авангардных боях при Тарутине, Малоярославце, Вязьме. Под Вязьмой он решительными действиями вывел свой полк из окружения. Командовал авангардом корпуса И. В. Васильчикова. Войну закончил взятием Белостока без единого выстрела». (С. 632-633)
Офицеры Лейб-гвардии Семёновского полка (с иностранными фамилиями), на момент Бородинской битвы:
Арпсгофен Карл Карлович Поручик Лейб-гвардии Семеновского полка. 26.08 участвовал в сражении при Бородино.
Бок Егор Егорович Подпоручик Л.-гв. Семеновского полка, адъютант генерала от инфантерии М.Б. Барклая де Толли. Участвовал в сражениях: 26.08 при Бородино, 22.10 под Вязьмой, 3-7 и 9.11 в преследовании неприятеля до Красного, за что награжден орд. Св. Владимира 4 ст. с бантом.
Бриер де-Мортре Николай Львович. Капитан Л.-гв. Семеновского полка, командир роты. 26.08 участвовал в сражении при Бородино, за которое награжден золотой шпагой с надписью "За храбрость".
Бринкен Христофор Александрович. Штабс-капитан Л.-гв. Семеновского полка, командир роты. 26.08 участвовал в сражении при Бородино, за которое награжден золотой шпагой с надписью "За храбрость".
Броглио-Ревель де Альфонс Гавриил Октав. Штабс-капитан Л.-гв. Семеновского полка, командир роты. 26.08 участвовал в сражении при Бородино, за которое награжден золотой шпагой с надписью "За храбрость".
Броглио-Ревель де Карл Франциск Ладислав. Поручик Л.-гв. Семеновского полка. 26.08 участвовал в сражении при Бородино.
Ведемейер Егор Иванович. Поручик Л.-гв. Семеновского полка.
26.08 участвовал в сражении при Бородино. 18.12 умер от горячки в г. Вильно, где и похоронен 20.12.
Дамас, де Максим Иванович. Полковник Л.-гв. Семеновского полка, командир батальона. 26.08.1812 участвовал в сражении при Бородино, где ранен в левую руку пулей и за отличие в котором награждён орд. Св. Анны 2 ст. 22.10 назначен командиром Астраханского грен. полка и бригадным командиром Астраханского и Фанагорийского гренадерских полков.
Клик Карл Карлович. Портупей-прапорщик Л.-гв. Семеновского полка.
26.08 участвовал в сражении при Бородино, за отличие в котором произведён в прапорщики (20.10.1812). В октябре 1812 назначен адъютантом к генералу от инфантерии графу Армфельдту.
Клингер Александр Федорович. Штабс-капитан Л.-гв. Семеновского полка, адъютант военного министра. Участвовал в сражениях: 14-15.7 под Витебском и 5 и 7.8 при Смоленске, за которые награждён орденом Св. Владимира 4 ст. с бантом, в сражении при Бородино картечью раздробило ногу. От этой раны скончался в Москве.
Ламздорф Константин Матвеевич. Поручик Л.-гв. Семеновского полка, адъютант военного министра. 26.08 убит в сражении при Бородино.
Ломан, фон Александр Борисович. Подпоручик Л.-гв. Семеновского полка.
26.08 участвовал в сражении при Бородино.
Паткуль, фон Владимир Григорьевич. Полковник Л.-гв. Семеновского полка.
24.7 назначен командующим Копорским пех. полком, с которым участвовал в сражениях: 7.8 при Смоленске, за которое награжден орденом Св. Георгия 4 ст., 26.8 при Бородино, "где при наступлении неприятельских кавалерийских и пехотных колонн, ободрял нижних чинов и отражал оные с отличною храбростью и неустрашимостью, при чем и ранен в пах черепом от гранады и в правую ногу от ядра получил контузию, за что и награжден орденом Св. Владимира 3 степени". Для лечения раны отбыл в Санкт-Петербург
Стюрлер Николай Львович. Поручик Л.-гв. Семеновского полка.
26.8 участвовал в сражении при Бородино.
Фенш Василий Андреевич. Штабс-капитан Л.-гв. Семеновского полка, адъютант генерал-лейтенанта принца Августа Голштейн-Ольденбургского. Участвовал в сражении 12.10, при Малоярославце," во время сражения находясь при генерале Дохтурове, все возложенные на него поручения исполнял с отличным усердием и отдавая приказания его в самых опаснейших местах ознаменовал себя мужеством и неустрашимостью, за что и награжден орденом Св. Анны 2-го класса".
Фенш Григорий Андреевич. Подпоручик Л.-гв. Семеновского полка.
5.07.1812 назначен адъютантом генерал-майора Фока 1-го. 25.08. назначен адъютантом к князю П.И. Багратиону. Участвовал в сражениях: "июля 12-го под г. Витебском, августа 24 и 25-го при селе Бородине, 25 августа назначен адъютантом к Князю Багратиону и состоя при оном 26 августа при Бородине, быв употребляем для рассылки в самые опасные места, все возложенные на него поручения исполнял в точности", за что и награжден золотою шпагою с надписью «За храбрость», 6.10 при Тарутине, "откуда быв откомандирован в армию адмирала Чичагова, находился ноября 15-го при взятии штурмом ретраншементов при гор. Борисове, под командою генерал-адъютанта графа Ламберта и за отличие при оном награжден орденом Св. Владимира 4 ст. с бантом, а оттуда при м. Молодечном в действительном сражении, откуда был послан в С.-Петербург курьером от генерал-фельдмаршала князя Кутузова, с взятыми в оном деле знаменами и орлами, откуда возвратясь в армию находился при полку".
Фредерикс Петр Андреевич. Капитан Л.-гв. Семеновского полка, командир роты. 26.8 участвовал в сражении при Бородино, за отличие в котором награжден орденом Св. Владимира 4 ст. с бантом.
Фредерикс Федор Андреевич. Подпоручик Л.-гв. Семеновского полка.
26.8 участвовал в сражении при Бородино.
Энгельбах Александр Федорович. Подпрапорщик Л.-гв. Семеновского полка.
26.8 участвовал в сражении при Бородино. 18.12.1812 произведен в прапорщики.
Штрандман Густав Густавович. Поручик 48-го Егерского полка, адъютант полковника Потемкина. Участвовал в сражении 22.9 при Чернишне, "состоя адъютантом при полковнике Потемкине — начальнике штаба Милорадовича, все время сражения находился при генерале Милорадовиче, развозил приказания в самые опаснейшие места под сильным неприятельским огнем и неоднократно ведя в атаку частные войска показал отличную храбрость и усердие к службе, за что и удостоился Высочайшего благоволения". 26.12.1812 переведен в Л.-гв. Семеновский полк тем же чином с оставлением в должности адъютанта.»
Лейб-гвардии Преображенского полка
Барклай де Толли Эдуард Васильевич – Поручик.
Биль де Петр Яковлевич – Прапорщик
Блюм Павел Петрович - Штабс-капитан.
Брунно Борис Карлович - Подпоручик.
     Валлерштейн - Прапорщик.
     Вальденбург Федор Васильевич - Поручик.
Витте де Павел Яковлевич - Прапорщик.
     Витте, де Александр Яковлевич - Штабс-капитан.
Вольмар Кондратий Карлович - Подпрапорщик.
Врангель Карл Иванович - Поручик, 26.8.1812 участвовал в сражении при Бородино, за отличие в котором награжден орд. Св. Владимира 4 ст. с бантом.
     Герман Александр Иванович - Поручик.
Грессер Аполлон Карлович - Портупей-прапорщик.
Дризен Егор Васильевич - Полковник.
Клейнмихель Петр Андреевич - Штабс-капитан, 26.8 участвовал в сражении при Бородино, за отличие в котором награжден орденом Св. Владимира 4 ст. с бантом.
Крафстрем Евстафий Борисович - Штабс-капитан.
     Криденер  - Подпрапорщик.
     Ламздорф Яков Матвеевич - Капитан.
Мекленбургский Павел Фридрих  - Полковник.
Мессинг Александр Иванович - Подпоручик.
Пирх Алфер Карлович – Поручик, 26.8 в сражении при Бородино был ранен в плечо.
     Пирх Карл Карлович - Поручик, 26.8 участвовал в сражении при Бородино, за отличие в котором награжден орденом Св. Анны 3 ст.
     Поджио Осип Викторович - Подпрапорщик.
     Розен Григорий Владимирович - Генерал-майор, командир 1-й бригады гвардейской пехотной дивизии.26.8 участвовал в сражении при Бородино, за отличие в котором награжден орденом Св. Анны 1 ст. За сражение под Красным награжден орденом Св. Георгия 3 ст. 16.12.1812 назначен командиром Л.-гв. Преображенского полка.
Тютчев Афанасий Петрович - Подпрапорщик.
Швахгейм Константин Егорович - Поручик.
Шнейдер Яков Яковлевич - Полковник.

Лейб-гвардии Измайловского плка.
Вахтен Отто Иванович - Штабс-капитан. Участвовал в сражениях: 5-6.8 при Смоленске, за отличие в котором награжден орденом Св. Владимира 4 ст. с бантом, 7.8. при Гедеоново (произведен в капитаны), 26.8.1812 при Бородино, за которое награжден орденом Св. Анны 2 ст., 6.10 при Тарутине, за что награжден Золотой шпагой "За храбрость", 12.10 под г. Малоярославцем, 22.10 под г. Вязьмой, за что награжден алмазными знаками к Св. Анне 2 ст., 26.10 под г. Дорогобужем, 3, 4, 5 и 6.11 под Красным.
Визин фон Михаил Александрович – Поручик.
     Винтер Иван Иванович - Поручик.
Годеин Николай Петрович - Подпоручик.
     Годеин Павел Петрович - Поручик.
Дельвиг Антон Антонович - Полковник.
Нагель Павел Ларионович - Штабс-капитан.
Скалон Федор Федорович - Подпоручик.
Унгебауер Александр Андреевич - Штабс-капитан.
     Цыглер фон Иван Александрович - Прапорщик.
Штрандман Карл Иванович - Подпоручик.
     Эренстольб Карл Карлович - Портупей-прапорщик.

Подведём итог, по мнению Л.Н. Толстого: «Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства».
Лев Николаевич здесь тоже преувеличивает неравенство численного состава «вдвое слабейшими силами против французов», на самом деле, как видно из подсчётов Клаузевица, Наполеон под Смоленском имел 182 тысячи человек, а когда он подошел к Бородинскому полю, у него было уже только 130 тысяч и 587 орудий. Шесть тысяч оставил в Смоленске. 10 тысяч в Витебском гарнизоне. 36 тысяч потерял в боях под Смоленском, на Валутиной горе, в мелких боях и стычках от Смоленска до Шевардина; убитыми, ранеными, больными и отставшими.      
Новый анализ старых данных, проведённый Н.А. Троицким, показывает, что Наполеон имел при Бородине 133,8 тыс. человек и 587 орудий, Кутузов - 154,8 тыс. человек и 640 орудий. Правда, регулярных войск у Кутузова было лишь 115,3 тыс. человек плюс 11 тыс. казаков и 28,5 тыс. ополченцев, но зато у Наполеона вся гвардия (19 тыс. лучших, отборных солдат) простояла весь день битвы в резерве, тогда как русские резервы были израсходованы полностью.
По данным Архива военного министерства Франции, французы потеряли 28 тыс. человек; русские, по материалам Военно-ученого архива Главного штаба России, - 45,6 тысяч человек.
      Данные о соотношении сил и потерях сторон в боях пересчитывались таким образом, чтобы они выглядели в «нашу пользу», а русские успехи (как и французские неудачи) преувеличивались.  «Победа наша была куплена дорогой ценой: из 113.000 чел. мы потеряли 57 — 58.000 чел., в том числе 21 генерала; урон французов из 130.000 чел. 50.000, в том числе убитыми и ранеными 43 генерала. «Битва генералов» или «Могила французской кавалерии» — вот европейское прозвище Бородинского сражения. Трофеи с обеих сторон почти равны: у неприятеля отбито 13 орудий, мы потеряли 15. Пленных не брали; их с каждой стороны было не более 1.000 человек».
За это сражение Барклай-де-Толли награждён орденом Св. Георгия 2-й ст., принц Евгений Виртембергский, Олсуфьев, Фок, граф Сиверс, Левенштерн – орден Св. Георгия 3-й ст., герцог Александр Виртембергский, принц Ольденбургский – шпагу с алмазами, Дука, барон Розен, Шевич, Ферстер – орден Св. Анны 1-й ст., принц Мекленбургский, барон Корф, граф Строганов – были произведены в генерал-лейтенанты.   
О Бородинском сражении Наполеон говорил: «Из всех моих сражений, самое ужасное то, которое дал я под Москвою. Французы в нём показали себя достойными одержать победу; а Русские стяжали право быть непобедимыми».
Глава № 5. От Бородино до Тарутина.
Бородинское сражение закончилось, когда «темнота окончательно сгустилась над долиной побоища, и неумолкавшие стоны и вопли раненых, брошенных на поле и французами и русскими, неслись оттуда всю ночь. И всю ночь горели огни на всех пригорках, к которым отошел штаб Кутузова и куда собирались уцелевшие части русской армии. "Мрачную ночь, следовавшую после кровопролитного боя, употребили на то, чтобы с помощью лагерных огней, расставленных на высотах и служивших точками соединения, расположить наши войска в другую позицию", — пишет Барклай де Толли. Всю ночь подходили и подползали к этим сигнальным огням измученные, израненные люди; всю ночь и все утро шли первые, приблизительные подсчеты потерь. От этих подсчетов зависело то решение, которое немедленно обязан был принять Кутузов». 
Собрав все сведения о потерях, сопоставив соотношение сил, было принято решение - отступать. Барклай, Толь и Ермолов предлагали вести отступление не на Москву, а на Калугу. В Калужской, Тульской и Орловской губерниях было уже заготовлено продовольствие, но Кутузов избрал московское направление. Это подтверждается воспоминаниями А.Б. Голицина: «После выбора позиции рассуждаемо было, в случае отступления куда идти. Были голоса, которые тогда еще говорили, что нужно идти по направлению на Калугу, дабы перенести туда театр войны в том предположении, что и Наполеон оставит Московскую дорогу и не пойдет более на Москву, а следить будет армию через Верею; но Кутузов отвечал: пусть идет на Москву».
Участник сражения Щербинин пишет: «В 11 часов вечера генералы разъехались к своим местам, получив приказание Кутузова к отступлению. Карл Федорович (Толь-В.У.) послал меня в то же время к арьергардному кавалерийскому отряду под командой генерал-адъютанта Корфа, чтобы вести его на другое утро к Можайску. Я нашел Корфа ночью впереди и несколько правее бывшего центра позиции. Обер-квартирмейстером находился при нем капитан Шуберт, нынешний полный генерал». 
Шуберт Фёдор Фёдорович, в должности «квартирмейстера 2-го кавалерийского корпуса находился в ведении ген.-адъютанта барона Корфа. Корпус состоял в авангарде 1-й армии и принимал участие в сражениях под Свенцянами, Витебском, Смоленском и Бородиным, где Фёдор Фёдорович получил ранение. В рапорте о действиях корпуса во время Бородинской битвы Корф отметил Шуберта, помогавшего ему под жесточайшим картечным огнём удержать, приведённые в расстройство кавалерийские полки, подавая пример солдатам своей храбростью. Затем в составе корпуса графа Милорадовича, Шуберт участвовал в сражениях при Чирикове, Воронове, Ванкове, Тарутине. Во время преследования французов Шуберт участвовал в сражениях под Малым Ярославцем, Вязьмой и Красным. За кампанию 1812 г. Шуберт был награждён Орденом Св. Анны 2-й степени, тем же орденом, осыпанным алмазами, чином подполковника и дважды Высочайшей благодарностью. В 1813 году, находясь в том же корпусе гр. Милорадовича, он участвовал в обложении крепости Глогау, в сражениях при селениях Предени и Вальтгейме, под Дрезденом, Бишофсвердом, Бауценом, Рейхенбахом, Цоптеном, Кацбахом, Вартенбургом и в других делах силезской армии. Наконец, Шуберт сражался под Лейпцигом. Исполняя важные поручения по Генеральному штабу, он обратил на себя внимание союзных главнокомандующих и был награждён прусскими орденами «За заслуги» и Красного Орла 3-го класса, шведским орденом Меча и чином полковника».
Утром, после Бородинского сражения Барклай сказал Ермолову: «Вчера я искал смерти и не нашел ея». «Имевши много случаев, — пишет Ермолов, — узнать твердый характер его и чрезвычайное терпение, я с удивлением видел слезы на глазах его, которые он скрыть старался. Сильны должно быть огорчения!». 
После принятия «окончательного решения не растягивать войну на два года, а кончить все в один год, главной, непосредственной целью для Наполеона было войти в Москву и из Москвы предложить царю мириться. Но как ни жаждал Наполеон овладеть Москвой, он ни за что не хотел получить ее без боя: истребление русской армии, т. е. генеральная битва под Москвой, - вот чего нужно было достичь какой угодно ценой, а не гоняться за Кутузовым, если тот вздумает уйти за Москву, к Владимиру или к Рязани, или еще дальше. Оттого-то Барклай и Кутузов и не хотели сражения, что Наполеон его очень хотел. Но Барклай теперь молчал, обязанный после Царева-Займища беспрекословно повиноваться Кутузову, а Кутузов тоже молчал, не имея сил взять на себя страшную ответственность и уйти без боя, бросив Москву на произвол судьбы, хотя и спасая этим армию».
«После Бородинского сражения Корф с предводимыми им войсками поступил в арьергард Милорадовича и командовал всею его конницей до прибытия Кутузова в Тарутино… Корф имел несколько блистательных дел с французами».
Генерал-майор И.С. Дорохов, 28 августа, доносил: «Посланный от меня отряд, состоящий из 150 казаков и двух Лейб-драгунских эскадронов под командою Полковника Сиверса, который напав на арьергард, прикрывающий парки, взял в плен 6 Офицеров и 97 человек рядовых; остальные же переколоты, и сжег также более 20 фур с снарядами. Тем же отрядом Полковника Сиверса, с подкреплением гусар, сделано нападение на идущую в неприятельскую армию команду, коих по сопротивлению переколото очень много и взято в плен 111 человек; также взяты в полон едущий Адъютант Нея и Квартермистр Капитанского чина».
В этот же день полковник Меллер – «с эскадроном Его Высочества прикрывая всю ретираду и содержа цепь отступления фланкерами, при всех случаях, где надобность требовала, останавливал наступающего неприятеля»; полковник Гундиус – «подкрепляя своим эскадроном эскадрон Его Высочества, с отличною храбростию содействовал удержанию неприятельских колонн, невзирая на сильный картечный огонь».
1-го сентября, русская армия, «расположилась на биваках, не доходя столицы, в двух верстах от Драомиловской заставы. …чтобы вице-король не обошёл нас с правого фланга и не занял Москву, в тылу нашей армии. Для противодействия такому обходу назначен был отряд генерал-адъютанта Винцингероде, временно усиленный Изюмским гусарским и двумя казачьими полками». 
Выслушав замечания Барклая, о выбранной позиции возле Москвы, Кутузов приказал Ермолову «вместе с Толем и с перешедшим в нашу службу из испанской полковником Кроссаром, осмотреть позицию и донести о ея недостатках».  После тщательного обследования выбранной местности, возвратились «Полковники Толь, Мишо и Кроссар, все единогласно говорили о невозможности принять сражение на избранной Беннигсеном позиции. Она пересекается рытвинами и излучистою речкою, затрудняющею сообщение». 
Дунаевский В.А., говоря о Кроссаре, отмечает, что «важное значение имеют мемуары полковника Жана Батиста Луи Кроссара, роялиста, эмигрировавшего из Франции в 1791 году в Кобленц, служившего затем в австрийских войсках и перешедшего в 1812 году на русскую службу. Участник ряда сражений, начиная с Тарутино, Кроссар закончил службу в русской армии в 1814 году, став генерал-майором и кавалером многих российских орденов. Находясь в штабе Кутузова, Кроссар близко общался с фельдмаршалом и оставил ценные зарисовки ряда событий, связанных с Малоярославецким сражением. В частности, Кутузов консультировался с Кроссаром по поводу места устройства укреплений».
Кутузов «решась оставить Москву, но не желая принять на себя одного ответственности в таком деле, созвал к 5-ти часам по полудни Военный Совет».  Очередное, «крупное столкновение генеральских амбиций на профессиональной почве состоялось при Кутузове во время исторического военного совета в Филях, решавшего судьбу Москвы. Причем национальный аспект, столь зримый еще совсем недавно под Смоленском, вообще не имел места, хотя именно «немцы» играли все первые роли в генеральских трениях в тот момент. Парадоксальный факт: позицию на Воробьевых горах выбрал и предложил К. Ф. Толь, а главными спорщиками-оппонентами по уже неоднократно поднимавшемуся вопросу «сражаться или отступать» стали Барклай и Беннигсен. Генералы с русскими фамилиями как будто забыли об их этнической принадлежности и в весьма драматической ситуации вынуждены были присоединиться к одной из точек зрения, высказанной «немцами».  Следует напомнить, что и на прежних военных советах, те или иные предложения выдвигались тоже «немцами» и ими же опровергались или принимались, а «этнические» русские «присоединялись к одной из точек зрения».
На совете в Филях, Барклай сказал: «Главная цель заключается в защите не Москвы, а всего отечества, для чего прежде всего необходимо сохранить армию. Позиция (на Воробьёвых горах) невыгодна, и армия подвергается несомненной опасности быть разбитой. В случае поражения всё, что не достанется неприятелю на поле сражения, будет уничтожено при отступлении через Москву. Оставлять столицу тяжело, но если мужество не будет потеряно и операция будет вестись деятельно, овладение Москвой, может быть, приведёт неприятеля к гибели. Оставление Москвы не будет неожиданностью для Государя, и он, конечно, одобрит отступление». 
Двоякую позицию Кутузова раскрывает Тарле В.Е., «…после Бородина, с одной стороны, военный совет в Филях, оборванный Кутузовым словами: «Приказываю отступление», т. е. приказываю отдать Москву неприятелю, а с другой — в тех же Филях, в тот же день, но до совещания, когда Ермолов заметил, что удержаться на этих позициях нельзя (и что, значит, нужно уходить за Москву и отдать ее), Кутузов, пишет Ермолов, «взял меня за руку, ощупал пульс и сказал: «Здоров ли ты?», т. е. самую мысль отдать Москву без нового боя он считал как бы безумием. Словом, никто до последней минуты не мог при всех усилиях понять, чего же хочет Кутузов….после Бородина другого сражения он категорически не хотел давать и не дал. Он путал и противоречил себе, но все это для того, чтобы показать прежде всего солдатам, что он ни за что не хочет отдавать Москву, а если вот отдал ее в последний момент, то исключительно по совсем уже внезапным, каким-то непреодолимым препятствиям, а он, мол, сам до последней минуты убежден был, что Москву нельзя сдавать. И он этого достиг. Доверие армии к Кутузову, насколько можно судить по единодушным показаниям свидетелей, после сдачи Москвы ничуть не пошатнулось. …Все его слова, выходки, приказы были орудием пропаганды, блистательно доказавшим свою пригодность. Да, он не немец, он не изменник Барклай, он русский человек и ни за что не хотел уходить, да что же поделаешь, если божья воля? А больше ничего Кутузову и не требовалось, только чтобы был сделан именно такой общий вывод. …И даже на совете в Филях, где решалась участь Москвы, Кутузов предоставил Барклаю первому произнести речь о необходимости оставить Москву, и когда Барклай сказал: «Овладение Москвой приготовит гибель Наполеону», то Кутузов только присоединился к этим словам». 
Барклай-де-Толли 1-го сентября не отвечал уже за судьбу объединённых армий, но она его волнует и он пишет Ростопчину: «…покорнейше прошу вас приказать принять все нужные меры для сохранения спокойствия и тишины, как со стороны оставшихся жителей, так и для предупреждения злоупотреблений войск, расставляя по всем улицам полицейские коианды, дабы ни один чиновник армии, ниже солдаты, не могли в дома заходить и ни под каким предлогом не отставали б от мест своих. Для армии же необходимо нужно иметь сколь можно большее число проводников, которым все большия и просёлочные дороги были б известны, и я надеюсь, что ваше сиятельство не оставите армию без оных».
Сам Барклай де-Толли «оставался у Яузского моста, пропуская мимо себя войска и стараясь поддержать в них порядок. Его деятельность и терпение в сей день были чрезвычайны. Восемнадцать часов сряду оставался он на коне, разослав своих адъютантов с казачьими командами по всем улицам, где проходили войска, для ускорения их марша и для сбора отсталых». 
Левенштерн вспоминает: «Каждому из нас был дан отряд казаков для того, что¬бы выгонять солдат из кабаков и погребов и не допу¬скать их в дома. Казаки задерживали всех тех, кто нес бутылки с водкою и наливками, и разбивали бутылки пиками. Благодаря этим мерам Барклаю удалось спасти войска от неминуемой гибели, и они выступили из го¬рода в величайшем порядке».
По мнению В. Верещагина, Ростопчин «был прямо обманут Кутузовым, клявшимся своими сединами, что «скорее умрет, чем сдаст Москву». «Когда паны дерутся, - говорит пословица, - у холопцев чубы болят», - за недоразумение между главнокомандующими поплатились жители Москвы. Застигнутый врасплох, граф Ростопчин принужден был «faire bonne mine au mauvais jeu»(сделать хорошую мину при плохой игре (франц.)) и, в противность прежним уверениям и похвальбам, успел только наскоро озаботиться раздачею народу оружия из арсенала - лишь бы оно не досталось неприятелю - выливанием на улицы водки из бочек и т.п. да выездом близких лиц и своей собственной особы».
Москву жгли не стихийно, а по приказу генерал-губернатора Ростопчина. В Государственной публичной библиотеке хранится официальное донесение пристава Вороненки, в Московскую управу благочиния, господину экзекутору Андрееву. Вороненкин пишет, что Ростопчин «2 сентября в 5 часов пополуночи поручил мне отправиться на Винный и Мытный дворы, в комиссариат... и в случае внезапного вступления неприятельских войск стараться истреблять все огнем, что мною исполняемо было в разных местах по мере возможности в виду неприятеля до 10 часов вечера...».    
 По поводу сдачи Москвы, Барклай писал императору: «Одному только высшему начальству известны причины отступления победоносных армий наших от Бородина, Отступление сие и невыгодная позиция под самою Москвою были следствием, что к оскорблению общему и особливо к оскорблению храбрых воинов наших, с неслыханным мужеством под Бородиным подвизавшихся, оставили мы врагу нашему Москву. С самого занятия её не мог он предпринять против нас ничего решительного и, как известно, мыслил более о прекращении, нежели о продолжении войны. Вот неоспоримое доказательство до чего ослабел он от сражения Бородинского и какие предстояли нам над ним выгоды с удержанием места сего! Но и теперь не ушло ещё время совершить намерение наше – враг уже в сетях и должен быть погребён в землю, на которую дерзнул он ступить нагло». 
Кутузов всю вину за сдачу Москвы, решил переложить на Барклая, закончив донесение  Александру словами: «Пока армия Вашего Императорского Величества цела и движима известною храбростью и нашим усердием, дотоле еще возвратная потеря Москвы не есть потеря Отечества. Впрочем, Ваше Императорское Величество, всемилостивейше соизволите согласиться, что последствия сии нераздельно связаны с потерею Смоленска». (Бумаги, относящ. до Отеч. войны, изданные Щукиным, ч. I, стр. 95 — 96.) Последняя фраза в донесении, заключавшая намек на Барклая, часто служила обвинением со стороны современников против Кутузова. Порицает Кутузова за намерение «набросить невыгодный свет» на Барклая в своих записках Ермолов. Но особенно резко отозвался Жозеф де-Местр в своем донесении сардинскому королю 2 июня 1813 г. Отзываясь вообще чрезвычайно строго о Кутузове, отрицая за ним какие-либо заслуги (про Бородинскую битву он говорит: «битвою распоряжались собственно Барклай, искавший смерти, и Багратион, нашедший ее там»), Жозеф де-Местр писал о конце реляции Кутузова: «Какая низость, какая гнусность! Чтобы называть вещи их настоящим именем, мало преступлений подобных тому, чтобы открыто приписать весь ужас гибели Москвы генералу Барклаю, который не русский и у которого нет никого, чтобы его защитить» («Р. Арх.», 1912, I, 48)».
В ответ Барклай писал: «Весьма трудно истолковать, какую связь между собою могли иметь Смоленск с Москвою, дабы заключить, что занятие неприятелем первого города могло повлечь за собою и взятие последнего. Смоленск не есть крепость, защищающая пределы государства или вход в Москву; город сей не есть предместье Московское; следовательно, потеря Москвы имеет столько же связи с потерею Смоленска, как и потеря Могилёва, Минска, Борисова, Лепеля и многих других городов. …усмотреть можно, что не оставление Смоленска повлекло взятие Москвы, но отступление после Бородинского сражения, во время коего армия потеряла от безпорядков несравненно более, нежели в сем кровопролитном бою, где российский воин считал себя победителем, и выбор той невыгодной позиции, в которую армии приведены были под стены города и в которой оне подвергались совершенному истреблению в случае неприятельского на них нападения».
Об этом  пишет и Клаузевиц: «Роль Кутузова в отдельных моментах этого великого сражения равняется почти нулю. Казалось, что он лишён внутреннего оживления, ясного взгляда на обстановку, способности энергично вмешиваться в дело и оказывать самостоятельное воздействие. Он предоставлял полную свободу частным начальникам и отдельным боевым действиям».
16-го сентября Кутузов издаёт приказ «о присоединении Второй армии к Первой Западной. Начальство над пехотными корпусами: 2-м, 4-м, 6-м, 7-м и 8-м и кавалерийскими Меллера-Закомельского, Корфа и Васильчикова было вверено Барклаю-де-Толли,.. Артиллерийская часть поручена генерал-майору Левенштерну; инженерная – генерал-майору Ферстеру. …К сожалению, - пишет Богданович, - новое устройство штаба армии не принесло ожидаемой пользы. Барклай-де-Толли носил только звание главнокомандующего, между-тем как приказания по вверенным ему войскам отдавались и исполнялись без его ведома. …приказания отдаваемые различными лицами противоречили одно другому; никто не мог дать верного отчёта о распределении войск…». 
19 сентября: «Неприятель потянулся всеми силами своими на наш левый фланг и стал переправляться в брод через бывшую тут речку, чтобы занять потом дорогу, идущую из Экау. Генерал-Майор Вельяминов препоручил оборону сего фланга Полковнику Графу Галатею. Первые два покушения были скоро отражены стрелками Литовского пехотного полка и казаками Подполковника Лощилина полка. Неприятель усиливаясь беспрестанно, наконец в третий раз переправился в брод и намеревался занять дорогу из Экау, но нашею артиллериею под командой Поручика Гербеля, казаками Подполковника Лощилина и посланным на подкрепление сего фланга батальоном Невского (пехотного) полка был с дороги прогнан и опрокинут за речку,..
Генерал-Майор Вельяминов отдает совершенную справедливость за успех сего дела Полковнику Графу Галатею, а также особенно рекомендует отличившихся Полковников Турчанинова и Шеля, Подполковника Кузмина, артиллерии Поручика Гербеля». 
В этот же день, «посланными от Генерал-Адъютанта Барона Корфа казацкими партиями разбито несколько неприятельских эскадронов и взято в плен 102 человека».
21 сентября русская армия подошла к селу Тарутино – последнему своему рубежу, дальше которого она уже не отступала. «На месте, где было село Тарутино, и в окрестностях оного явился новый город, которого граждане - солдаты, а дома - шалаши и землянки. В этом городе есть улицы, площади и рынки. На сих последних изобилие русских краев выставляет все дары свои. Здесь, сверх необходимых жизненных припасов, можно покупать арбузы, виноград и даже ананасы!., тогда как французы едят одну пареную рожь и, как говорят, даже конское мясо! На площадях и рынках тарутинских солдаты продают отнятые у французов вещи: серебро, платье, часы, перстни и проч. Казаки водят лошадей. Маркитанты торгуют винами, водкой… Отдых, некоторая свобода и небольшое довольство - вот все, что тешит и счастливит военных людей!».
Н. Н. Муравьев свидетельствует: «Тарутинский лагерь наш похож был на обширное местечко. Шалаши выстроены были хорошие, и многие из них обратились в землянки. У иных офицеров стояли даже избы в лагере; но от сего пострадало село Тарутино, которое все почти разобрали на постройки и топливо. На реке завелись бани, по лагерю ходили сбитеньщики, приехавшие из Калуги, а на большой дороге был базар, где постоянно собиралось до тысячи человек нижних чинов, которые продавали сапоги и разные вещи своего изделия».  По словам старосты села Тарутино: «По случаю нынешних военных действий, за расположением в означенном селении главной российской армии квартиры, все крестьяне..., а равно и их семейства из означенного села Тарутина и других окрестных деревень высланы...» в Тарусу, где ютились без жилья в условиях приближающейся зимы.
Откровенные мнения Барклая о «беспорядках в делах, принявших необыкновенный ход», не нравились Кутузову. И в конце концов Барклай не выдержал и решил совсем оставить армию. А.П. Ермолов пишет: «Не стало терпения его, видел с досадою продолжающиеся беспорядки, негодовал за недоверчивое к нему расположение, невнимательность к его представлениям. …Интриги были бесконечные; пролазы возвышались быстро; полного их падения не замечаемо было.  …Вместе с Барклаем-де-Толли уехал Директор собственной его Канцелярии, Флигель-Адъютант, гвардии Полковник, Закревский, офицер отлично благородных свойств». 
Таким образом, Барклай прошел с русской армией весь ее горестный путь – от Вильно до Тарутина. Этот путь продолжался ровно сто дней. Он протянулся через Смоленск, Бородино и Москву, не став путем победы, но навсегда сохранившись в истории России как дорога чести и славы, что давало ему право сказать: «Я ввёз экипаж на гору, а вниз он скатится сам при малом руководстве»».   
 Император Александр, писал Барклаю: «Я был уверен, что вы весьма охотно останетесь в армии, чтобы вашими подвигами принудить к уважению вас даже ваших недоброжелателей, так, как вы это сделали в Бородине. Я вполне уверен, что вы неминуемо достигли бы этой цели, если бы остались в армии. По дружбе, которую не престану к вам сохранять, Я с беспредельным сожалением узнал о вашем отъезде. Вопреки всех неудовольствий, которые вы встречали, вам должно было остаться, потому, что есть случаи, когда надобно поставить себя выше всего в мире. Я никогда не забуду важных услуг, которые вы оказали Отечеству и Мне, и надеюсь, что вы окажете важнейшие… борьба ещё не кончена; она представит вам возможность ознаменовать ваши великие дарования, которым вообще начинают отдавать справедливость».
Прощаясь со своим адъютантом, майором Владимиром Ивановичем Левенштерном, Барклай сказал: «Я должен уехать. Это необходимо, так как фельдмаршал не дает мне возможности делать то, что я считаю полезным. Притом главное дело сделано, остается пожинать плоды. Я слишком люблю Отечество и императора, чтобы не радоваться заранее успехам, коих можно ожидать в будущем. Потомство отдаст мне справедливость. На мою долю выпала неблагодарная часть кампании; на долю Кутузова выпадет часть более приятная и более полезная для его славы. Я бы остался, если бы я не предвидел, что это принесет армии больше зла. Фельдмаршал не хочет ни с кем разделить славу изгнания неприятеля со священной земли нашего Отечества. Я считал дело Наполеона проигранным с того момента, как он двинулся от Смоленска к столице. Это убеждение перешло во мне в уверенность с той минуты, как он вступил в Москву... К тому же император, коему я всегда говорил правду, сумеет поддержать меня против обвинений со стороны общественного мнения. Время сделает остальное: истина подобна солнцу, которое в конце концов всегда разгоняет тучи. Я сожалею единственно о том, что не могу быть полезен армии и лично всем вам, разделявшим со мною труды. Я передал фельдмаршалу армию сохраненную, хорошо одетую, вооруженную и не деморализованную. Это дает мне наибольшее право на признательность народа, который бросит теперь, может быть, в меня камень, но позже отдаст мне справедливость... Все генералы явились проститься с ним и провожали его до экипажа, – писал Левенштерн. – Все были растроганы. В эту минуту армия считала себя осиротевшею». В карету вместе с Барклаем сели флигель-адъютант А. А. Закревский, лечивший Михаила Богдановича врач Баталии и офицеры Вольцоген и Рейц. Всю дорогу Барклай был печален и мрачен. Немногословный вообще, в эти дни он за все путешествие не произнес ни единого слова.
…Заслуги Барклая перед Россией огромны. Поставленный во главе армии в дни тяжкого испытания, пережитые нашим Отечеством, он неуклонно вёл её по единственному пути, который мог привести к победе над врагом-исполином. …Он сохранил армию до той минуты, когда она могла дать грозный отпор врагу. Прибыл Кутузов, и Барклай должен был стать во второй ряд. В своём великом патриотизме он сумел подчинить свои интересы интересам Отечества… Результатами, достигнутыми в Бородинской битве, мы многим обязаны Барклаю, а под Москвою для спасения армии и России он не поколебался пожертвовать своим именем».
И.П. Липранди пишет:: «В продолжение всей моей боевой жизни, мне встречалось видеть много храбрых (я разумею тут и мужество и сохранение присутствия духа в величайших опасностях), но такие качества, как в Князе Воронцове, я встречал только у Барклая и у графа П.П. Палена. В них не замечалось никакого изменения ни в речах, ни в расположении духа, ни в движениях, ни в самых физиономиях. Осыпаемые картечью и пулями, они не изменяли своего положения, как и в кабинете среди мирных занятий».
24 сентября, с дороги, Барклай писал императору: «Я не нахожу выражений, чтобы описать ту глубокую скорбь, которая тяготит мое сердце, когда я нахожусь вынужденным оставить армию, с которой я хотел и жить и умереть. Если бы не болезненное мое состояние, то усталость и нравственные тревоги должны меня принудить к этому. Настоящие обстоятельства и способы управления этой храброй армией ставят меня в невозможность с пользою действовать для службы»




                «Наш Витгенштейн, вождь-герой,
                Петрополя спаситель,
                Хвала!.. Он щит стране родной,
                Он хищных истребитель.
                О, сколь величественный вид,
                Когда перед рядами,
                Один, склоняясь на твёрдый щит,
                Он грозными очами
                Блюдёт противников полки,
                Им гибель устрояет
                И вдруг… движением руки
                Их сонмы рассыпает.»
                В.А. Жуковский.

    Глава № 6. Корпус Витгенштейна.
Витгенштейн Петр Христианович: «В 1806 г. воевал против турок, в 1807 г. против французов, зарекомендовав себя решительным военачальником. 12 декабря 1807 г. произведен в генерал-лейтенанты и назначен шефом л.-гв. Гусарского полка. В 1812 г. — командир 1-го отдельного пехотного корпуса, прикрывавшего Петербургское направление. В кампанию 1812 г. был дважды ранен и достиг вершины своих воинских успехов. В июле под Клястицами его войска остановили продвижение маршала Удино, за это Витгенштейн награжден орденом Св. Георгия 2-го кл. В августе произошли ожесточенные бои его войск под Полоцком с корпусами маршалов Удино и Сен-Сира. В октябре его части штурмом взяли Полоцк. Затем в сражении под Чашниками было нанесено поражение маршалу Виктору. В Березинской операции французским военачальникам удалось ввести в заблуждение Витгенштейна, и он не смог нанести решительный удар по незащищенной с фланга переправе войск Наполеона. В 1813 г. части под его командованием заняли Берлин, а после смерти М. И. Кутузова, пользуясь славой «защитника Петрополя», Витгенштейн занял его место. Но пост главнокомандующего оказался ему не по плечу, после неудач под Люценом и Бауценом он попросил заменить его Барклаем де Толли. Затем командовал корпусом. В 1814 г. в сражении при Бар-сюр-Обе был тяжело ранен». (С. 336)
Когда началась война, было ему «сорок четыре года от рода, бодрый, деятельный войн, не обладал многосторонними познаниями, но умел одушевлять войска личным примером, внушать преданность к Государю и Отечеству, в своих подчинённых и возбуждать их усердие на пользу общую. Ласковый, великодушный начальник, Витгенштейн отдавал полную справедливость заслугам своих сподвижников».
Перейдя границу России, Наполеон поставил маршалу Удине задачу, отрезать корпус Витгенштейна от Вилькомира. Однако, «Удино не настиг Графа Витгенштейна, который за несколько часов прежде него успел пройти через Вилькомир, и занимал ещё этот город своим арриергардом, под начальством Кульнева, когда приблизился туда Удино».
Кульнев Яков Петрович: «В 1810 г. сражался с турками под Шумлой и Батином. В 1811 г. получил назначение шефом Гродненского гусарского полка, который вошел в состав 1-го корпуса. В 1812 г. этот корпус прикрыл Петербургское направление. Отлично действовал в сражении под Клястицами 19 июля. На следующий день, преследуя противника его части наткнулись на главные силы французов. Это был его последний бой». (С. 439) Кульнев Яков Петрович (25.7.1763, Люцин, Речь Посполитая — 20.7.1812, деревня Сивошино Полоцкого уезда Витебской губернии), генерал-майор (12.12.1808). Из дворянского рода, ведущего свое начало от польского шляхтича, приехавшего в Россию в 1460 году.
Его брат: Кульнев Иван Петрович: «В 1809—1810 гг. находился в Дунайской армии. В 1810 г. ранен под Рущуком. В 1812 г. командовал бригадой в корпусе П. Х. Витгенштейна, сражался под Полоцком, Чашниками и на Березине. В 1813 г. находился при осаде Данцига, в 1814 г. — при блокаде Гамбурга». (С. 438-439)
По прибытию 1-го корпуса в Вилькомиру, 15 июня, «граф Витгенштейн остановился там, чтобы дать отдых войскам, после трёх форсированных переходов, и соединиться с отрядом Властова отступавшим от Россиен». 16 июня «одна из поисковых партий, высланных генералом Кульневым, обнаружила неприятеля у местечка Шаты. Получив это сообщение, Кульнев отрядил Гродненского гусарского полка ротмистра Кемпферт, с вверенным ему эскадроном и сотнею казаков, чтобы разведать о силах неприятеля. Ротмистр Кемпферт удерживал частными атаками французскую кавалерию до прибытия к ней в помощь пехоты, а потом, по приказанию Кульнева, отступил через лес и присоединился к авангарду, причём был ранен пулею в ногу. Когда же неприятель, преследуя Кемпферта, вывел из леса несколько эскадронов и батальонов, тогда Кульнев… выдвинул вперёд два орудия, под прикрытием егерей и гусар, и, допустив неприятельскую кавалерийскую колонну, двигавшуюся по большой дороге, на близкий пушечный выстрел, приказал открыть огонь». Это сражение позволило главным силам корпуса Витгенштейна успешно переправиться через Свенту. Кульнев, «оставя при себе подполковника Сухозанета с 6-ю конными орудиями, приказал конно-артиллерийскому эшелону, стоявшему впереди города, уходить вслед за войсками графа Витгенштейна». На рассвете 17-го июня полковник Крейц подойдя к Ошмана, «нашёл город в руках Французов, ударил на них врасплох, вытеснил их вон, взял несколько пленных, освободил много наших, захваченных на виленской дороге, и, выставя посты к стороне Вильны, расположился с своими драгунами вне города, на пути ведущем в Сморгони».
Отряд полковника Крейца, прикрывая «движение корпуса слева, встретился 18-го, в Ошмянах с одним Польским уланским полком, атаковал и опрокинул его».  Затем, «отрядив поручика барона Оффенберга 2-го с одним эскадроном, приказал ему занять лес стрелками, а сам удерживал неприятеля при выходе из города, атаковал его по-эскадронно три раза, и, захватив в плен штаб-офицера и более 40 нижних чинов, отступил к лесу». На следующую ночь, «неприятельская кавалерия атаковала врасплох гусар и быстро преследовала их до-тех-пор, пока не подоспел в помощь полковник Крейц. Винцингероде и полковой командир, полковник князь Вадбольский, с двумя эскадронами, были отброшены в сторону и с большим лишь трудом успели присоединиться к своим, уже на третий день; прочие же шесть эскадронов собраны были полковником Крейцем. В этом деле мы потеряли около 40 человек; в числе тяжело раненых был храбрый поручик Фигнер (однофамилец знаменитого партизана – В.У.)».
Войдя в Дрисский лагерь, 1-я армия расположилась в таком порядке: «…на правом крыле корпус Багговута, в центре Тучкова, на левом крыле Графа Остермана,.. Два корпуса находились на правом берегу Двины: Графа Витгенштейна, против Леонполя, и Дохтурова, у Дриссы и Прудников».  При выходе 1-ой армии из Дрисского лагеря, Барклай-де-Толли принимает решение отделить от армии 1-й корпус графа Витгенштейна и  оставляет его «на правом берегу Двины, с повелением прикрывать край от Двины до Новгорода, и если обстоятельства допустят, перейти на левый берег Двины и разбить находившегося там неприятеля».  Не все были согласны с таким решением, так начальник штаба 1-ой Армии генерал-майор Ермолов, донося Государю, считал, что «Корпус Графа Витгенштейна бесполезно от нас отдалён. Если неприятель силен против его, то он слаб сдержать его стремление, если он останется без действия, то слишком силён его корпус, чтобы Армия не чувствовала его отдаления».  И только время подтвердило правильность принятого решения.
30 июня произошла стычка при г. Друе «Арьергард генерал-майора Я.П. Кульнева был атакован французской кавалерией, наступавшей на Друе. В результате этого боя арьергард Кульнева отступил за Западную Двину и уничтожил мост через реку. Атака французов была остановлена огнем артиллерии генерала П.Х. Витгенштейна, и неприятель был вынужден отступить за высоту, расположенную на левом берегу реки».  Барклай отмечал, что: «От Генерал-Лейтенанта Графа Витгенштейна получено также приятное известие, что Генерал-Майор Кульнев, по переправе с отрядом кавалерии в ночь со 2-го на 3-е Июля против Друи, напал на часть Французской кавалерии и истребил два полка оной, взяв в плен более 100 человек и бригадного генерала».
В ночь на 3 июля Витгенштейн приказал авангарду генерала Кульнева возвести мост возле Друя,  и провести поиск противника.  «3 июля, поутру, Кульнев, с авангардом 1-го пехотного корпуса; перешёл через Двину и выслал вперёд казаков, подкрепив их Гродненским гусарским полком, под начальством подполковника Ридигера. Казаки выбили французские аванпосты из Друи и преследовали их к селению Оникшты, где стояло восемь неприятельских эскадронов 11-го конно-егерского и 10-го польского гусарского полков. Казаки завязали с ними дело и продолжали бой до тех пор, пока подоспел Ридигер с своими гусарами, обошёл неприятелей с обоих флангов, опрокинул их и преследовал до деревни Черновой, в 15-ти верстах от Друи… Урон неприятеля простирался до 300 человек, не считая 144-х пленных, в числе коих был бригадный генерал Сен-Женье и 3 офицера». 
Ридигер Федор Васильевич «В Отечественную войну состоял в корпусе генерала П. Х. Витгенштейна и отличился в сражении при Друе, где ему удалось взять в плен французского генерала Сен-Жермена. После смерти генерала Я. П. Кульнева командовал Гродненским гусарским полком. Произведен в полковники 14 августа 1812 г. За сражение под Полоцком награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. За сражение под Чашниками награжден чином генерал-майора. В кампаниях 1813—1814 гг. находился в действиях против французов при Люцене, Бауцене, Лейпциге, Бар-сюр-Обе, при взятии Парижа». (С. 533)
Генералу Гамену Витгенштейн приказал очистит динабургский плацдарм, и отправить находившуюся там артиллерию в Полоцк, а с шестью орудиями остаться там, для защиты гарнизона от малых сил французов. В случае переправы значительных сил противника, отступить к Люцину.
Гамен Алексей Юрьевич: «В 1801 г. был произведен в полковники и назначен командиром 3-го морского полка, с которым в 1805 г. был в Померании и Ганновере. В 1811 г. получил чин генерал-майора. В 1812 г. находился в 1-м корпусе, командовал трехтысячным отрядом, оставленным для прикрытия Динабурга. Отличился в сражении под Полоцком 5—6 августа, где руководил войсками центра, получил четыре контузии, но не покинул поле боя. Наградой стал орден Св. Анны 1-й ст. При взятии Полоцка 7 октября, едва оправившись от ран, вновь был ранен пулей в живот (получил орден Св. Георгия 3-го кл.) и в боевых действиях более не участвовал». (С. 349-350)
Французы считают, что генерал Гаммен вывел из динабургского гарнизона 12 батальонов и присоединил их к войскам князя Репнина. 
8 июля, отряд Казачковского находившийся у Покаевцов, «при подходе значительных сил французов к р. Дриссе, опасаясь быть окружённым, отступил к Осве, что послужило отступлением отряда Балка от Волынцов к Себежу». Граф Витгенштейн подойдя главными силами корпуса к Расицам 14 июля, «узнав об отступлении отрядов Казачковского и Балка, приказал им возвратиться к Покаевцам и Волынцам, и поручил начальство над первым из них генерал-майору Гельфрейху».  В этот день войска Удино заняли Полоцк.
Балк Михаил Дмитриевич: «Воевал с французами в 1805 г. и в 1806—1807 гг. Тяжело ранен в голову под Прейсиш-Эйлау. 22 апреля 1807 г. пожалован в генерал-майоры и назначен шефом Рижского драгунского полка. В 1812 г. командовал кавалерийской бригадой в корпусе П. Х. Витгенштейна, был ранен в голову у с. Громы. Вернулся в строй в конце 1813 г. Воевал в 1814 г. и за отличие при Сен-Дизье пожалован в генерал-лейтенанты». (С. 307)
В сражении под Фридландом: «Французская картечь сорвала часть его черепа. Он упал с лошади без чувств. Никто не сомневался в его смерти… Офицеры положили бездыханного Балка поперёк лошади и отправили его на кладбище. На пути к вечному успокоению, сопровождавшие Балка драгуны заметили в нём признаки жизни, призвали врача, и тот отвёз его в госпиталь. Здесь мощная природа Балка восторжествовала над жестокою раною. Вместо разбитого Французскою картечью черепа, ему сделали серебренный, и Балк опять явился на службу… В трёхдневном сражении под Клястицами он командовал 10-ю батальонами пехоты и частью конницы, и за оказанное здесь отличие был награждён орденом Св. Анны 1-го класса, хотя имел только младшую степень сего ордена, полученную им за Аустерлиц, а Владимирского ордена у него не было. …6-го августа, Балк начальствовал большею частью конницы Корпуса Графа Витгенштейна, и за успешные действия свои был награждён орденом Св. Георгия 3-го класса». 
Гельфрейх Богдан Борисович: «При штурме Браилова в 1809 г. был ранен картечью в правую руку, но остался в строю. Затем фанагорийцы участвовали во взятии крепостей Исакчи, Тульчи, Кюстенджи, Базарджика и в осаде Силистрии. За отличие 16 июня 1810 г. Гельфрейх удостоился чина генерал-майора, а полк — Георгиевских знамен. В январе 1811 г. Гельфрейх был назначен шефом формируемого в Ревеле Эстляндского пехотного полка, а в марте следующего года возглавил 2-ю бригаду 14-й пехотной дивизии. В 1812 г. отличился в бою под Клястицами, сменив погибшего генерала Я. П. Кульнева на посту начальника авангарда корпуса. За умелые и решительные действия под Полоцком был награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. Преследуя отступающего неприятеля, его авангард захватил 22 знамени, 8 орудий, много пленных и обоз. Мужественно действовал Гельфрейх в боях 1813—1814 гг., возглавляя 14-ю пехотную дивизию. В битве под Лейпцигом был сильно контужен ядром в левую ногу, но не покинул своих солдат. Наградой ему стал чин генерал-лейтенанта, присвоенный б ноября 1813 г. Сражаясь в пригородах Парижа, Гельфрейх был тяжело контужен в голову». (С. 355-356)
Предвидя, что Ундино направится в тыл корпуса, по петербургской дороге, Витгенштейни «приказал отрядам, стоящим у Покаевцов и Волынцов, в случае перехода через реку Дриссу значительных неприятельских сил, отступать к Замошью и Освее, уничтожая переправы, портя дороги и задерживая неприятеля на каждом шагу, между тем как главные силы должны были направиться от Друи на Люцинь и атаковать с левого фланга войска Ундино». 
Когда войска уже были на марше, из поиска вернулся майор Нейдгардт сообщив, что неприятель, переправясь через р. Дриссу возле Сивошина, движется на Клястицы. Стало ясно , что главные силы Удино будут наступать по петербургской дороге, тогда Витгенштейн решил пойти ему навстречу, поставив задачу Гамену как можно дольше удерживать Макдональда. Главные силы корпуса от Расицы двинулись через Кохановичи на Клястицы, а отрядам Гельфрейха и Балка, было приказано идти прямо на Клястицы. Авангард 1-го корпуса, под руководством Кульнева подошёл к с. Катеринову, переправившись через Свольну, двинулся в Клястицы. В рапорте военному министру, Витгенштейн писал: «Я решился идти сегодня же на Кляссицы и 19-го числа на рассвете атаковать Удино всеми силами. Если, с помощью Всевышнего, я счастлив буду, что его разобью, тогда с одним Макдональдом останусь покоен».   
18-го июля Властов был «в деле при Якубове, а 19-го, под Клястицами, участвовал в блистательной атаке на левое неприятельское крыло, и на другой день был в деле при Головщине. Отличие, оказанное Властовым в сем трёх-дневном бою, доставило ему чин Генерал-майора». 
Властов Егор Иванович (Властос Георгий): «Был подобран сиротой в г. Константинополе во время архипелагской экспедиции русского флота. Воспитание получил в греческой гимназии (Корпус чужестранных единоверцев), откуда в 1790 г. выпущен на военную службу подпоручиком и сразу же отправлен на театр военных действий со шведами, а в 1792—1794 гг. — на войну с поляками. За отличие в сражениях дважды повышался в чинах. В 1805 г. ему поручили сформировать 24-й егерский полк, в 1806 г. назначили полковым командиром. В 1806—1807 гг. во главе полка участвовал в боях с французами под Пултуском, Прейсиш-Эйлау, Гейльсбергом, где получил ранение ядром в грудь. В 1807 г. ему был пожалован чин полковника, в 1808 г. он отличился в сражениях со шведами, за что получил высокую награду — орден Св. Георгия 3-го кл. В 1812 г. его полк вошел в состав 1-го корпуса генерала П. Х. Витгенштейна. Командуя бригадой, храбро сражался в первых боях с французами под Якубовым, Клястицами и Головчицей и за боевые подвиги был произведен в чин генерал-майора. Затем назначен начальником авангарда корпуса, участвовал в штурме Полоцка. В Березинской операции войска под его командой вынудили сложить оружие французскую дивизию генерала Партуно. В 1813 г. возглавлял егерскую бригаду в битвах с наполеоновскими войсками при Дрездене и Лейпциге». (С. 338-339)
Шеф 26-го егерского полка, полковник Рот – «18 июля намеревавшегося неприятеля вторгнуться в занятый им лес опрокинул совершенно и храбро преследовал». 
Рот Логгин Осипович «В марте 1812 г. переведен в Россию и включен в состав 1-го пехотного корпуса. Сражался с французами под Клястицами и Полоцком. Находясь в отряде генерал-майора Властова, отличился в бою у деревни Смела, где захватил много пленных и шесть орудий, за что получил орден Св. Георгия 3-й ст. При освобождении Полоцка 6 октября 1812 г. был тяжело ранен в правую ногу. Награжден чином генерал-майора со старшинством от дня сражения. В 1813 г. сражался под Люценом, Бауценом, Дрезденом и Теплицем, где был ранен пулей в нижнюю челюсть. В 1814 г. участвовал в сражениях при Арси-сюр-Обе, Фер-Шампенуазе и при взятии Парижа, где снова был ранен пулей в левое бедро». (С. 539-540)
Артиллерии полковник Штаден – «18 июля, кидаясь с вверенною ему ротою в места самые опасные, везде прогонял появлявшегося неприятеля и рассеивал его выстрелами своей батареи».
Штаден Евстафий Евстафьевич (Астафий Астафьевич): «Отличился в 1805 г. в Аустерлицкой битве и был награжден орденом Св. Владимира 4-й ст. с бантом. 3 июня 1811 г. произведен в полковники и в 1812 г. командовал 14-й артиллерийской бригадой в 1-м корпусе. Получил пулевое ранение при Якубове и был награжден орденом Св. Георгия 4-го кл. и золотым оружием. Сражался под Головчицей, Смолянами и на Березине. За отличие в боях 1812 г. произведен в генерал-майоры. В кампанию 1813 г. участвовал во взятии Пиллау, при блокаде Витенбурга, был в сражениях у Люцена (награжден орденом Св. Георгия 3-го кл.), Бауцена». (с. 619)
Направляясь в селе Якубово, «передовые войска встретили близ мызы Якубовой небольшой неприятельский конный отряд и опрокинули его, но по прибытии французской пехоты, наши гусары принуждены были оставить мызу. Граф Витгенштейн велел Кульневу атаковать немедленно и прогнать неприятеля за реку Нишу, сам повёл к нему на подкрепление два егерских полка и велел Генерал-Майору Бергу следовать за собою, с 5-ю дивизиею. Кульнев открыл неприятеля в лесу за Ольховью и теснил его до Якубова. Три раза останавливались французы в лесу, но безуспешно, и с наступлением ночи, когда приблизилась дивизия Берга, отошли к Якубову».
Берг Григорий Максимович: «С марта 1812 г. командир 5-й пехотной дивизии в корпусе П. Х. Витгенштейна. Полки этой дивизии в боях у Якубова и Клястиц «делали невероятные усилия мужества и храбрости». В схватках у Нищи и Головчиц Берг «был всегда впереди, поощрял примером своим к храбрости», за что удостоился 20 июля 1812 г. чина генерал-лейтенанта. В августовских боях у Полоцка был сильно контужен в левый бок ядром, но остался в строю. При Смолянах руководил отражением атаки неприятельской кавалерии и сбил его пехоту. В 1813 г. участвовал во многих боях. Под Люценом прикрывал отступление союзников, за что был награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. Под Бауценом Берг предотвратил обход союзников. В арьергардном бою у Рейхенбаха он был снова ранен навылет пулей в левую ногу, что вынудило его вернуться комендантом в Ревель». (С. 318-319)
Сен-Сир пишет: «Витгенштейн снова выдвинул вперёд генерала Гаммена, который командовал центром… Наши дивизии снова поспешно выступили, продолжая наступательное движение, с намерением докончить прорыв центра неприятельской армии и зайти затем в тыл войскам, находящимся на левом фланге русской армии под начальством генерала Берга и полковника Властова и сражавшимися с баварцами. Войска центра, подкреплённые всей пехотой армии, выдержали новый натиск дивизий Леграна и Валентина с тем же мужеством, какое они выказали при первой атаке;..».
В Клястицком сражении совершил свой первый подвиг Граф Сиверс. «Когда Кульнев, с Гродненским гусарским и Ямбургским Драгунским полками, спустился к берегу Нищи, стараясь перейдти её выше Гвоздов, оказалось, что на сем месте не было бродов через Нищу. Граф Сиверс немедленно построил мост, под жестоким огнём Французов, и дал возможность Кульневу, а за ним и другим войскам, перейдти на ту сторону Нищи, и разбить Французов. Столь же быстро построил он мост в сражении под Полоцком, 5-го августа, а в октябре, близ Двины. Здесь неприятельские стрелки, разсыпанные по левому берегу Двины, при первом появлении Сиверса открыли сильную пальбу. Он подвёз к берегу 4 бывшие при отряде его орудия, прогнал Французов, и приступил к работам». 
Сиверс Егор Карлович (Георг Александр) «В Отечественную войну 1812 г. находился в 1-м корпусе, имея в подчинении «всех инженерных и путей сообщения офицеров». Был в сражениях под Клястицами, на р. Свольне, под Полоцком 6 августа и 7 октября. 23 января 1813 г. за отличие произведен в генерал-майоры и назначен шефом Саперного полка. Во время заграничных походов 1813—1814 гг. был в сражениях под Бауценом, Люценом, Дрезденом. Занимал должность начальника инженеров в армии генерала М. Б. Барклая де Толли. В октябре 1813 г. был прикомандирован к прусскому блокадному корпусу под Эрфуртом. Во время боевых действий во Франции в 1814 г. восстанавливал оборонительные сооружения крепости Фор-Луи, городов Ножана и Лангра. Участвовал в сражении при Бриенн-ле-Шато». (С. 553-554)
Во время сражения за мызу Старый-Двор, «заметив колебание французских колонн, граф Витгенштейн приказал своим войскам идти в атаку. Генерал Берг повёл против левого крыла неприятельской линии полки Пермский, Могилёвский, 25-й и 23-й егерские. …Полковник Албрехт получил приказание атаковать неприятеля уланским и драгунским гвардейскими эскадронами.»
Альбрехт Александр Иванович: «В 1812 г. командовал сводным Кавалерийским полком в составе 1-го корпуса. Отличился в боях под Волынцами, Головчицами, Кохановичами, Белым, Друей, Бельмоном. В сражении за Полоцк полк Альбрехта отбил у неприятеля 12 орудий, сам он был ранен пулей в правую руку и за мужество награжден орденом Св. Георгия 4-го кл. Преследуя неприятеля, кавалеристы Альбрехта у деревни Кубличи отбили 22 знамени и 40 повозок с казной и различным имуществом. После этого он участвовал в преследовании неприятеля до Березины и в сражении под Борисовым. В 1813 г., командуя эскадроном л.-гв. Драгунского полка, сражался под Люценом, Бауценом (ранен в бок осколком гранаты) и Лейпцигом. В следующем году был во многих сражениях и при Фер-Шампенуазе захватил шесть орудий». (С. 295-296)
Полковник А.И. Альбрехт: «30 июня участвовал в деле у с. Каханово, 5 и 6 августа в делах под Полоцком и 10 августа в авангардном деле под м. Белым… С открытием Витгенштейном, по получении подкреплений, наступательных действий против маршала Сенъ-Сира, Альбрехт участвует в боях 6 и 7 октября под Полоцком, при чём при преследовании французов он с 3 эскадронами отбил у неприятеля 12-орудийную батарею, в этом деле он снова был ранен в правую руку. При наступлении гр. Витгенштейна от Полоцка к Ушачу, Альбрехт со своим полком поступил в отряд Гельфрейха, высланный Витгенштейном для поддержки корпуса гр. Штейнгеля,… преследовал разбитых баварцев до д. Коблучи, где напал на их лбоз и захватил его вместе с 22 знамёнами,.. 16 ноября он участвовал в пленении дивизии Партуно у Борисова,..».
19 июля «французская пехота пошла в атаку, но была встречена мощным артиллерийским огнём. С правого фланга огонь вело 24 орудия, с левого – 36. Шквал гранат и картечи обрушился на наступавших, колонны атакующих стали заметно редеть и французы вынуждены были отойти в исходное положение. При второй попытке, всё повторилось в той же последовательности, и когда французы вновь начали свой отход, обороняющиеся войска перешли в атаку, к 8-ми часам утра, русские войска, овладели правою стороною Нищи, завязался бой в селении, так как французы засели в домах и вели от туда огонь, выбили противника из Клястиц и преследовали его до р. Дриссы. В бою под Клястицами в плен было взято  до 5 тысяч французов.
Эти три дня сражений, 18-20 июля «были тремя днями побед. Потеря неприятельская простиралась убитыми и ранеными до 10 000; в плен взято до 3 000, в том числе 25 офицеров и два орудия. Неустрашимый генерал Кульнев начал сие сражение со стрелками 25 и 26 егерских полков; но увы! На берегу реки Дриссы, в сем же самом сражении (18 июля), сей свирепый вихорь брани – пал!... В сем сражении отличились Генералы: Берг, Казачковский, Гельфрейх, Князь Сибирский, Сазонов, полки 5 дивизии, которую именует Граф Витгенштейн храброю дивизиею,…Генерал Князь Яшвиль, полковник Штаден, подполковники Мурузи и Байков примерно отличились исскуством и храбростью своею – равно м полки: Гродненский гусарский, Рижский, Ямбургский и эскадрон Лейб-Гвардии драгунский под начальством Генерала Балка. – Такова была победа при  селе Клястицах, лежащем по дороге от Полоцка к Себежу – и песчаные берега реки Нищи увлажились кровию врагов Русския земли!  В Сражении 18-19-20 июля мы потеряли порядка четырёх тысяч трёхсот человек. Был ранен и сам главнокомандующий, ранен был и полковник Штаден,
Несмотря на приказ не вступать в бой с французами до соединения авангарда с основными силами корпуса, «храбрый Кульнев, увлечённый отвагою, составлявшею отличительную черту его характера, и успехом сражения при Клястицах, перешёл в ночи через Дриссу и 20-го июля, на рассвете, двинулся дальше… Едва лишь войска Кульнева успели, выйти из леса на поляну, приблизиться к плотине, как были внезапно встречены перекрёстным огнём нескольких французских батарей… Кульнев не успев удержаться ни на одной из занятых им позиций, был принуждён отступать,.. когда остановился у одного из своих орудий, был поражён смертельно ядром, оторвавшим ему обе ноги…    
Таков был конец одного из героев Отечественной войны, которого имя сделалось в России народным, быть-может потому, что он являл в себе многие качества нашего народного характера. Его щедрость доходила до беззаботности, его отвага – до самозабвения. Не имея почти никакого состояния, он постоянно отдавал всё приобретённое усердною службаю своей матери, а сам ходил в солдатском мундире и довольствовался щами и кашей. Je me plais dans Ia grandeur de Ia pauvrete romaine» (утешаюсь величием римской нищеты), писал он брату. «Живу по дон-кихотски, странствующим рыцарем печального образа; ни кола, ни двора, но милости прошу пожаловать: голь хитра на выдумки. Поподчиваю вас собственным стряпаньем, чем Бог послал», говорил Кульнев своим сослуживцам. Разделяя все труды и невзгоды солдат своих, Кульнев был обожаем ими, несмотря на чрезвычайную свою взыскательность по службе».
Такую же версию гибели Кульнева описывает и Е.В. Тарле: «Кульнев со своими 12 тысячами, которые отделил ему для этого Витгенштейн, бросился за отступающим маршалом. Неосторожно подавшись вперед, он натолкнулся на остановившийся внезапно и быстро построенный вновь в боевой порядок отряд Удино. Кульнев попал между двух огней и был отброшен с тяжкими потерями. Его отряд потерял около 2 тысяч человек и восемь орудий. Когда разбитый отряд уже отступал под огнем французских батарей, Кульнев, передают очевидцы, "печально шел в последних рядах своего арьергарда", подвергаясь наибольшей опасности обстрела. Французское ядро ударило в него и оторвало обе ноги. Смерть последовала почти моментально». 
По традиционной версии наших авторов смерть Кульнева наступила от того, что «французское ядро оторвало ему обе ноги», по французской версии очевидца Ж. Марбо… от «сабельного удара в горло».
Версия изложенная французом Марбо. Французские наблюдатели сообщили Удину, что «8 русских батальонов и 14 орудий собираются раскинуть бивак на левом, занятом, нами берегу. Остальная часть их армии расположилась на другой стороне Дриссы, очевидно, приготовляясь на следующий день перейти реку и атаковать нас. Авангард этот был под командой генерала Кульнева, человека очень смелого… В то время, как голова русской колонны дерзко подходила на такое близкое от нас разстояние, ужасная растерянность царила не среди французского войска, но среди его начальников… Генерал Легран… предложил воспользоваться ошибкой Кульнева, атаковать русский авангард, так неосторожно, без всякой опоры, помещённый на нашем берегу, и опрокинуть его в Дриссу, находящуюся у него в тылу. Предложение это было принято… Под натиском тройной атаки русские пришли в полный безпорядок… Между тем… генерал Кульнев собрал отряд из 2000 человек… Кульнев бросился на унтер офицера Лежандра; последний вонзил ему саблю в горло и распростёр мёртвым у своих ног. Сегюр в своём повествовании о кампании 12-го года заставляет умирающего Кульнева держать речь на подобие Гомеровского героя. Я (Марбо – В.У.) был в нескольких шагах от унтер-офицера Лежандра, когда он воткнул свою саблю в горло Кульнева, и я мог удостоверить. Что русский генерал упал, не произнеся ни одного слова». 
Литографированный портрет Я.П. Кульнева имел широкое распространение в дворянской среде. Об этом свидетельствует и тот факт, что А.С. Пушкин, приводит высказывание одной из героинь романа «Дубровский». Анна Савишна Глобова, говорит, «вдруг въезжает ко мне на двор коляска. Какой-то генерал просит со мною увидеться: милости просим; входит ко мне человек лет тридцати пяти, смуглый, черноволосый, в усах, в бороде, сущий портрет Кульнева,..». 
                Подвиг Кульнева Жуковский описал в балладе:
                «Где Кульнев наш рушител сил,
                Свирепый пламень брани?
                Он пал - главу на щит склоня
                И стиснул меч во длани.
                Где жизнь судьба ему дала,
                Там брань его сразила;
                Где колыбель его была,
                Там днесь его могила.
                И тих его последний час:
                С молитвою священной
                О милой матери угас
                Герой наш незабвенный».
Е.В. Тарле считает, что Кульнев «был одним из очень немногих генералов, достигавших полной власти над солдатами без помощи зуботычин, палок и розог. Один из главных участников завоевания Финляндии, Кульнев так великодушно, по-рыцарски вел себя по отношению к побежденным, что его памяти посвящено несколько очень теплых строф в национальной финляндской поэме Рунеберга "Рассказы прапорщика Штоля"». 
25-го июля войска 1-го корпуса прибыли к Кохановичам. Авангард Гельфрейха был переведён к Покаевцам. Генерал Балк со своим отрядом у местечка Друе прикрывал со стороны Двины, отряд подполковника Ридегер был отправлен к Волынцам. 26-го июля корпус достиг Расиц, где и встал лагерем. 26-го июля главные силы корпуса Витгенштейна расположились лагерем у Расиц. Отряд Балка прикрывал от нападения со стороны Двины в Друе. Авангард Гельфрейха, прикрывал левый фланг у Покаевцев, а подполковник Ридигер, с четырьмя эскадронами Гродненских гусар и казаками у Волынцев. 27-го июля, «храбрый Альбрехт переправился вброд через реку (Двину), оттеснил неприятельские аванпосты, и овладел многими лодками, приступил к наводке моста». 
Утром 3 августа авангард генерал-майора Гельфрейха атаковал арьергард французского корпуса при селе Смолянове и заставил его отступить.
4 (16) августа «Всю ночь с 3 на 4 французы отступали к Полоцку. Войска Удино и Сен-Сира отступали раздельными колоннами. Удино – через деревню Гамзелево, а Сен-Сир – через местечко Артейковичи на Полоцко-Невельской дороге. Русский авангард под командованием генерала Гельфрейха поздно вечером атаковал французов у корчмы Ропна, недалеко от деревни Гамзелево. Жаркая перестрелка и бой в лесу возле корчмы продолжалась около 3-х часов. К рассвету французы были выбиты из леса».
Во время сражения под Полоцком 5 и 6-го августа, «Властов занял Спасский монастырь, и удерживал его до последней возможности против превосходных сил неприятеля. Золотая шпага, алмазами украшенная, с надписью: «За храбрость», была наградою». 
5-го августа, французы начали атаку, «усиленным ударом неприятель смял первые линии центра Русских войск, вовсе не ожидавших нападения. …Отважная атака Гамена во фланг нападавшему неприятелю, была одною из причин успешного отступления. Получив две контузии, Гамен не оставлял сражения, но две новыя контузии, в левый бок и в голову, повергли его замертво, и он был вынесен из боя в безнадёжном состоянии. Наградою подвига его был орден Св. Анны 1-й степени». 
Генерал-майор Берг – «6-го числа, когда неприятель опрокидывал несколько раз нашу линию от центра к левому флангу, то он, отступая в порядке и подкрепясь резервами, несколько раз противу чаяния останавливал неприятельское стремление и опрокидывал снова колонну его. В сей день наиболее всех участвовал он в одержании победы».  В этот же день Сен-Сир «начал наступление в центре русской позиции. Дивизии Леграна и Валентина устремились против русских батарей (9-й легкой, 28-й и 5-й батарейных рот) и оттеснили их прикрытие, но храбрые артиллеристы, отбиваясь тесаками и банниками, успели спасти свои орудия,… а командир 9-й легкой роты штабс-капитан Перрен был ранен пулей в ногу. Генерал Гамен с Тульским и Эстляндским полками и с батальонами Навагинского и 11-го егерского полка, поддерживаемый одним из батальонов Тенгинского полка, кинулся в штыки на колонны, наступавшие против центра русских, и оттеснил их со значительным уроном. …атакованный несколько раз подряд превосходящими силами, успешно отразил все атаки и оставался при своих войсках, невзирая на полученные им две сильные контузии. Генерал Сазонов, командовавший второй линией, отрядил к нему в помощь другой батальон Навагинского полка под командованием полковника Гарпе, который, ударяя в штыки на ближайшую из французских колонн, обратил ее в бегство».
Гарпе Василий Иванович: «В 1808 г. стал командиром Нарвского, а с 1809 г. — шефом Навагинского мушкетерского полка. С этим полком была связана его последующая боевая жизнь. Он участвовал вместе с полком в последних боях со шведами в кампании 1809 г. В 1812 г. Гарпе был назначен командиром 1-й бригады (Тульский и Навагинский пехотные полки) 14-й дивизии, входившей в состав 1-го корпуса. Находился в сражениях под Клястицами, Полоцком (5—6 августа) и за проявленную храбрость и личный пример войскам был произведен в генерал-майоры. При штурме Полоцка 7 октября одним из первых вошел в город, получив ранение; награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. Отличился при занятии Витебска, с успехом сражался под Борисовым, и во многом благодаря действиям его войск, сложила оружие французская дивизия генерала Партуно. В 1813 г. командовал 3-тысячным отрядом русских в прусском корпусе генерала Бюлова, находился во многих сражениях, получил несколько ранений в лицо». (С. 352-353)
Санкт-Петербургские ведомости писали: «Генерал-Майор Гамен с Тульским и Эстляндским [пехотными] полками с батальоном Навагинского [пехотного полка] и 11 егерского [полка], будучи подкрепляем одним батальоном Тенгинского [пехотного] полка, бросился на наступающие неприятельские колонны к центру, через что опрокинул и истребил их штыками; в тоже время Лейб-Гвардии конного полка Полковник Протасов кинулся с Гвардейскими эскадронами сводного кирасирского полка на три неприятельские колонны, которые старались обойти левый фланг Генерал-Майора Гамена; эскадрон Конной Гвардии опрокинул и истребил совершенно две колонны, и третья подвергнулась такой же участи от Кавалергардского эскадрона. Генерал-Майор Гамен удерживая с упорством занимаемое им место, получил две контузии. Неприятель, укрепляясь последними своими колоннами, начал наступать, тогда отрядил Генерал-Майор Сазонов Полковника Гарпе, с одним батальоном Навагинского пехотного полка на подкрепление. Сей храбрый Штаб-Офицер бросился тот час в штыки на наступающие неприятельские колонны, и обратил оные в бегство; в тоже время показалась неприятельская кавалерия, прикрывающая артиллериею против правого нашего фланга; по сему Генерал-Майор Балк, командующий в сем деле кавалериею, приказал сводному Кирасирскому полку взять вправо и атаковать неприятеля: эскадрон Кавалергардов кинулся на колонну конных егерей, и опрокинув, преследовал их до самого города».
За победою под Клястицами следует двух-дневное сражение «при Полоцке, в котором и Маршалы Удино, и Сент-Сир, и Деруа переранены; одних штаб – и обер-офицеров Баварских убито и ранено 117, да более 5 000 нижних чинов, не считая до 3 000 взятых в плен и 15 батарейных орудий!... Здесь Ропненския ущелия напоминают Термопилы: Генералы Гельфрейх, Князь Сибирский и полковник Властов соревновали Леониду!... Их участь была посчастливее: не о них, а о французах не кому было сказать, вышли ли они живыми из сих ущелий!... Сверх выше упомянутых отличившихся чиновников и полков в Клястицком сражении, присообщим к оным: Генерал-майора Гамена с Эстляндским и Тенгинским полками и запасными батальонами 11, 18 и 36 егерских полков, полковника Гарпе с батальоном Навагинскаго полка, батарейную роту № 8, лёгкую № 7 и подполковника Мевеса». 
Мевес Николай Иванович «Будучи  командиром батарейной роты, штабс-капитан Н.И. Мевес принял участие в русско-шведской войне 1808-1809гг.  За боевые отличия офицер удостоился ордена Святого Владимира 4-й степени с бантом и Высочайшего благословения. Главной кампанией в карьере Н.И. Мевеса стала Отечественная война 1812 года. За боевые отличия он удостоился ордена св. Анны 2-й степени и золотой шпаги с надписью "За храбрость", был награжден орденом св. Георгия 4-й степени.
По итогам боя 6-го августа Граф Витгенштейн донося Императору Александру, особо отмечал полковника Гарпе, который «с примерною отважностью, внушив дух храбрости своим подчинённым, сделал фронтом залп и под пушечными выстрелами, быв впереди, бросился на неприятеля с стремлением в штыки, и опрокинул его, следовал за ним вперёд, в порядке, ни мало не разстроиваясь, до окончания сражения». Наградою Гарпе за сие отличие, по ходотайству графа Витгенштейна, был чин Генерал-Майора». 
За сражение под Полоцком, граф Витгенштейн был удостоен Ордена Св. Александра Невского, в связи с этим, он писал графу Аракчееву: «…Но как таковой высочайшей милости достиг я через ревность, неустрашимость и необыкновенные усилия г. Генералов, штаб и обер-офицеров и вообще через неописанную храбрость всех войск мне вверенных, то долгом оставляю покорнейше просить в.с. сделать милость не оставить вашим ходатайством у Е,И,В, всемилостивейшего утверждения назначенных мною им награждений, которые они по справедливости достойно заслуживают».
В этом кровопролитном сражении русские войска понесли огромные потери около 5500 человек. Погибли генералы Берг, Казачковский и Гамен, но не пропустили французов. «Граф Витгенштейн, выигрывая победу за победою, успел с малочисленным Корпусом своим, не только остановить покушения неприятеля на Петербург; но заставя его запереться в Полоцке». 
10 августа «было сражение при местечке Белом, где Баварцы с генералом их графом Вреде на голову побиты; здесь шеф 26-го егерского полка полковник Рот, полковник Ридигер, полковник Платов-4й, первый штыками, другой с гусарами, а последний с казаками овладели местечком Белым». 
 «Шеф 26 егерского полка Полковник Рот с вверенным ему полком ударил в штыки, завладел мызою и совершенно прогнал неприятеля в лес. Тогда приказал Полковник Властов всему авангарду наступать вперед, и удачным действием конной артиллерии в скорости опрокинул в центре неприятеля, который с поспешностью отступил к лесу. Не смотря на сбитый центр и левый фланг свой, неприятель покусился взяв пехотные колонны обойти левый наш фланг; но как отступлением центра и левого их фланга они остались слишком отделены, то Полковник Ридигер, с одним эскадроном Гродненского гусарского полка и казачьим полком Полковника Платова-4, ударив им во фланг опрокинул оные, положив большую часть на месте и взяв в плен 3 Офицеров и 60 человек рядовых, а прочих рассеял и прогнал в лес, в котором неприятель по всей линии преследован был нашими стрелками. После сего неприятель воспользовался наступающим вечером, отступил к селению Гамзелево», 
«Псковское купечество поднесло Графу Витгенштейну образ Псковского Чудотворца Благоверного Князя Гавриила с надписью: Защитнику Пскова, Графу Петру Христиановичу Витгенштейну от купцов сего города. Сентябрь 1-го числа 1812 года. 
С 11-го августа до 4-го октября, русские и французские войска находились на неизменных позициях, велась так называемая «Малая война»
21 августа М.И. Кутузов писал Витгенштейну: «За действиями, происходящими неоднократно в корпусе Вашего сиятельства, я знаю, что сего без потери со стороны нашей быть не могло. По согласию с господином военным министром мы посылаем вам восемь батальонов, находившихся в Твери под командованием полковника Жемчужникова, в подкрепление и в продолжение похвальных действий ваших». Однако, 24 августа пишет следующее письмо, о временной задержке подкрепления: «Полковнику Жемчужникову… приказал я на некоторое время остановиться у Твери впредь до повеления, о чём Вашему сиятельству к сведению сим даю знать. Сие не может продолжиться как малое число дней».  Проще говоря, подкрепления не ждите.
4-го сентября «последовало Высочайшее повеление Меллер-Закомельскому об усилении войска графа Витгенштейна четырмя или пятью тысячами ратников новгородского ополчения».
13 сентября Витгенштейн писал: «До получения усиления вверенного мне корпуса не предпринимая ничего важного против укрепившегося в Полоцке неприятеля, я веду с ним маленькую войну, беспокою его беспрестанно, посылая кавалерию в разные места и даже в тыл ему делаем экспедиции, которые были все довольно удачные…». 
Для исполнения общего плана военных действий граф Витгенштейн, отдал предписание «инженер полковнику Сиверсу собрать у Сивошина материалы, необходимые для построения двух мостов на Двине, и подводы, для перевозки их на место назначенное к переправе, выше Полоцка, у селения Горян; а между-тем, под его же руководством, была окончена пионерами постройка моста на плотах у Придруйска, для переправы корпуса Штейнгеля, и приготовлялись материалы для сооружения такого же моста в окрестностях Дисны, чтобы иметь на всякий случай кратчайшее сообщение между обоими корпусами. Для охранения же переправ ниже Полоцка, вверен был графу Сиверсу отряд майора Беллинсгаузена». 2-го октября отряд генерал-майора Дибич, усиленный шестью орудиями, возглавил авангард колонны к Липову. 3-го октября Витгенштейн стал готовиться к наступлению. Средняя колонна состояла из войск генерал-лейтенанта Берга, «которой было назначено двинуться от Сивошина к Юревичам». Левую колонну возглавлял сам Витгенштейн, правую генерал-лейтенант Яшвили. Наступление началось 4-го октября. «Авангард средней колонны, под началством Балка, перешёл от Сивошина к Жарцам; а генерал Берг, с главными силами колонны, к Артейковичам. Авангард левой колонны, под начальством Дибича, дошёл до селения Мочулищи, а генерал Бегичев с ополчением – до Дрегун. …5-го октября, авангард генерала Балка двинулся от Жарцев к селу Юревичам и атаковал там неприятеля занимавшего левый берег Полоты и часть села на нём лежащую. Стрелки 26-го егерского полка, разсыпавшись за огородами и в строениях по левому берегу, открыли весьма живой огонь; когда-же Дибич с казаками своего авангарда, прибыв также к Юревичам, поддержал передовые войска Балка, наши егеря немедленно бросились через мост на левую сторону Полоты. Неприятель, уже разстроенный удачным действием 3-й конной роты; был принуждён очистить село и отступить к Полоцку. Вслед за тем, граф Витгенштейн, прибыв с главными силами корпуса в Юревичи, приказал Балку преследовать неприятеля по левому берегу Полоты».
Дибич-Забалканский Иван Иванович (Ганс Фридрих Эренфрид): «…в 1811 г. произведен в полковники. 1812 г. встретил в должности оберквартирмейстера 1-го корпуса. За храбрость и умелое руководство под Якубовым, Клястицами и Головчицей получил орден Св. Георгия 3-го кл., за сражение под Полоцком на его плечах появились генерал-майорские эполеты. Проявил и незаурядные дипломатические способности — в декабре 1812 г. подписал Таурогенскую конвенцию, по которой Пруссия прекратила воевать против России». (С. 381)
5 (17) октября «корпус П.Х. Витгенштейна развивал наступление на Полоцк. Колонна генерала Г.М. Берга общей численностью 20 тыс. человек начала обходить Полоцк с востока, в то время как колонна Л.М. Яшвиля (11 тыс. человек) двигалась к городу прямо по Себежской дороге». 
6-го октября, «Балк получил приказание вытеснить неприятеля из леса, лежавшего между деревнею Громы и Французским лагерем… Во время сего упорного дела, Балк был ранен пулею в голову, и должен был, не только оставить поле сражения, но и уехать из армии… В вознаграждение храбрости, оказанной Балком в сражении 6-го октября, он получил орден Св. Владимира 2-й степени». 
Оправившись от ранений, Гамен принимает активное участие, идёт на приступ Полоцка. Но вновь «был жестоко ранен пулею в живот, и должен был оставить поприще, которое проходил с именем храброго офицера и искуснаго генерала». 
«Одновременно с атакою нашего центра, генерал-лейтенант Берг, приблизя к наступающим войскам Калужский пехотный полк и кавалерию левого крыла, содействовал одержанному успеху; а генерал-майор Бегичев поддержал войска центра из резерва сводными гренадерами и артиллериею, удачное действие которой заставило неприятеля отступить к самому городу». Генерал Гельфрейх, «со 2-м резервным гренадерским батальоном(составленным из С-Петербургского и таврического батальонов), и с 14-ю дружиною, овладел укреплением № 10-го, (причём был ранен); за тем – вверенный ему отряд, перейдя вброд через Полоту; в нижней части ея течения, также вступил в город, со стороны верхнего замка, и захватил одно орудие». Бой за освобождение Полоцка продолжался  6-го и 7-го октября, потери были примерно равные, в плен было взято до двух тысяч французов. В этих сражениях были ранены генералы Балк и Гамен, полковник Рот. От имени главнокомандующего графа Витгенштейна был издан приказ, в котором, говорилось: «Герои! Всевышний внял мольбе нашей и Полоцк свободен! Вы пожали новые лавры на поле марса и среди самого жарчайшего сражения против миллиона смертей, летавших из адских укреплений, на деле доказали, что может преодолеть истинная вера и любовь к Отечеству, и чего достигает рвение к славе и чувство чести».  За это сражение граф Витгенштейн был возведён в чин генерала-от-кавалерии.
Кутузов писал: «После сего удачного сражения вижу я, что действия Ваши сообразны будут общему плану, мною утверждённому, направляясь через Лепель на Борисов, буде неприятель в сем направлении отступать будет. Когда же достигнете Вы сего пункта, полагаю я, достаточно будет корпуса генерал-лейтенанта графа Штейнгеля следовать за маршалом Сен-Сиром и наблюдать движения его; а вам, соображаясь с моими движениями, сближаться к Днепру».  В письме П.В. Чичагову, он пишет: «С особенным удовольствием извещаю Ваше высокопревосходительство, что граф Витгенштейн, атаковав вновь неприятеля (при Ушаче), искусным движением своим отделил корпус баварцев от французского. Первые опрокинуты были к Глубокому и преследованы генерал-лейтенантом графом Штейнгелем, а последние к городу лепелю, так что граф Витгенштейн находит после сего сражения, что Гувион Сен-Сир не в состоянии будет иначе вступить в бой, как усилившись разве новыми войсками. В сем сражении потерял неприятель, кроме убитых и раненых, 800 человек пленных, 8 орудий и 22 знамя».  8 октября «Около 2 часов ночи войска Витгенштейна заняли Полоцк. Французы перебрались на противоположенный берег Западной Двины и сожгли мосты».


              Глава № 7. Винцингероди. «Летучие отряды».
Винцингероде Фердинанд Федорович: «В 1812 г. перед нашествием Наполеона вновь вступил в русскую службу. Командовал первым армейским партизанским отрядом в районе Смоленска, затем во главе отряда войск прикрывал дорогу от Москвы к Петербургу. После выступления основных сил противника из Москвы попытался вступить в переговоры с маршалом Мортье, чтоб предотвратить взрыв Кремля. Но французы сочли его военнопленным, Наполеон грозился даже расстрелять его как предателя и своего подданного. Был отправлен под конвоем во Францию вместе с адъютантом ротмистром Нарышкиным, но по дороге его отбил летучий отряд А. И. Чернышева. 16 сентября 1812 г. награжден чином генерал-лейтенанта, а за изгнание французов из Москвы орденом Св. Александра Невского. В 1813 г. отличился в сражениях при Калише (награжден орденом Св. Георгия 2-го кл.), Люцене и Лейпциге. 8 октября 1813 г. за проявленную храбрость произведен в генералы от кавалерии. В 1814 г. командовал корпусом при взятии Суассона (получил орден Св. Владимира 1-й ст.), в боях у Лаона и Сен-Дизье». (С. 334-335)
В различных источниках, отряд Винцингероди называется то «партизанский», то «летучий отряд», следует сделать уточнение. Все командиры партизанских армейских отрядов — волонтеры, добровольцы, командиры же «летучих отрядов» назначались высшим командованием той или иной армии. Партизанские отряды, в основном действовали по инициативе своих командиров, «летучие отряды» выполняли задачи, которые им ставили главнокомандующие. Формировались они из регулярных частей российской армии, и не просто участвовали в крупных операциях, проводимых всей  армией, а им отводилась в этих операциях особая ответственная роль.
Профессор Троицкий отмечает: «Десятки документов, включая распоряжения, запросы, рапорты самого Барклая де Толли, свидетельствуют. Что Барклай, отступая перед превосходящими силами врага, планировал и готовил контрнаступление. Понимая, что «надобно вести войну общими движениями не на одном пространстве, где находятся 1-я и 2-я армии, но на всём театре войны», он старался мобилизовать резервы и активизировать действия фланговых группировок».   С этой целью был создан «Летучий корпус» генерала Винцингероде.
Арьергард  «Летучего корпуса» Винцингероде, возглавил флигель-адъютант Его Императорского Величества полковник Бенкендорф Александр Христофорович: «В 1809 г. отправился охотником в Молдавскую армию, где командовал отдельными кавалерийскими отрядами. Отличившись в сражении под Рущуком в 1811 г., был награжден орденом Св. Георгия 4-го кл. Во время Отечественной войны 1812 г. командовал авангардом отряда генерала Ф. Ф. Винцингероде, затем находился в отряде генерал-лейтенанта П. В. Голенищева-Кутузова. Был в разных стычках и сражениях, участвовал во взятии в плен трех генералов и более 6000 офицеров и солдат наполеоновской армии. За отличия и храбрость произведен в генерал-майоры 27 июля 1812 г. После оставления французами Москвы краткое время был комендантом города. В кампании 1813 г. начальствовал летучим кавалерийским отрядом, во главе которого нанес поражение французам при Темпельберге, а также заставил капитулировать г. Фюрстенвальд. Участвовал в сражениях под Лейпцигом, Люттихом, Краоном, Лаоном и Сен-Дизье». (С. 315-316)
Из воспоминаний Бенкендорфа: «По приказу Императора главнокомандующий направил меня в Смоленск в распоряжение генерала Винценгероде,.. который получил приказ отправиться на Духовщину и принять командование над Казанским драгунским полком и тремя казачьими полками, собранными там с этой целью. Назначением этого отряда было поддерживать сообщения главной армии с войсками графа Витгенштейна, защищать внутренние районы страны от неприятельских отрядов и фуражиров, а также, сообразуясь с обстоятельствами, действовать в тылу французской армии, не теряя, однако, из вида движений графа Барклая де Толли».
 «Мой брат, бывший поверенным в делах в Неаполе, возвратился в Россию в тот момент, когда Наполеон, как при новом крестовом походе, ополчил всю Европу против нашей Империи. Он счел своим долгом дворянина просить о поступлении на военную службу. Император соблаговолил принять его майором и назначить к генералу Винценгероде, который прислал его ко мне вместе с подкреплением из казаков. Я был приятно удивлен при виде его и поспешил предоставить ему возможность получить боевое крещение. Он начал с того, что атаковал внезапно на большой дороге из Москвы в Смоленск неприятельскую кавалерийскую партию, которую он обратил в бегство, и привел из нее более 100 пленных и курьера, везшего очень интересные депеши, из коих мы узнали, в каком плачевном состоянии находится французская армия». 
Бенкендорф Константин Христофорович: «В июле 1812 г. поступил на военную службу майором и находился в отряде Ф. Ф. Винцингероде. В 1813 г. назначен командиром отдельного кавалерийского отряда. За отличие под Лейпцигом произведен в полковники, а за взятие Парижа — в генерал-майоры». (С. 316)
«После соединения армий у Смоленска Барклай де Толли расформировал Смоленский обсервационный корпус и назначил его командира барона Винценгероде начальником особого кавалерийского отряда, задачей которого было действовать на левом фланге французов у Витебска. 26 июля (7 августа) отряд Винценгероде подошел к Велижу, где на следующий день произошел бой. Отряд Винценгероде наступал с трех сторон: по Витебской, Поречской и Торопецкой дорогам. Французы были незначительно оттеснены со своих позиций, но город остался в их руках».
«Наполеон приближался к Смоленску, и вражеские отряды из состава 4-го корпуса проникли до Поречья, Велижа и Усвят. Генерал Винценгероде избрал направление между Поречьем и Велищами с тем, чтобы затруднить неприятелю производство реквизиций, в которых тот уже испытывал величайшую нужду. Получив известие о том, что Велиж занят двумя батальонами, генерал решил попробовать выбить их оттуда. Он поручил мне командовать авангардом, оставив себе драгунский полк для того, чтобы овладеть входом в город.
Еще до рассвета я атаковал французские пикеты и согласно диспозиции двинулся влево, чтобы войти в город по другой дороге и освободить путь колонне, предводимой генералом. Если бы мне удалось быстро ворваться в город, то дело, может быть, имело бы успех, но неприятель, вероятно, предупрежденный о наших действиях, встретил казаков столь плотным ружейным огнем, что никто не решился продолжить атаку. Опасаясь бесполезно потерять много людей, генерал Винценгероде приказал прекратить бой».
При оставлении Смоленска, «Отряду Генерал-Адьютанта Барона Винцингероде, весьма лёгкому по его составу, предоставлено действовать на фланге неприятеля и по возможности угрожать его тылу. Из расположения его между Духовщиною и Белым, в случае если усилится неприятель, он дожжен отступить к Сычёвке и давать о себе известия через Генерал-Майора Краснова».
Во время отступления наших армий от Гжатска, отряд Винцингероде направился к Куршеву расположенному на дороге из Гжатска в Зубов, постоянно тревожа французских фуражиров. «Барону Винцингероде велено тревожить денно и ношно левое крыло неприятелей, «препятствуя им далее распространяться в нашу землю»(так сказано в Повеление, от 21 августа, №574.) С сего времени отряд Винцингероде находился постоянно на правом крыле армии и до конца войны действовал отдельно».
Принято считать, что первым партизанским отрядом в Отечественной войне 1812 года , был отряд Дениса Давыдова. Но, ещё до опубликования воззвания Государя о необходимости народных ополчений, в Смоленске четыре родных брата Лесли, выходцы из древнего Шотландского рода, находившиеся в отставке, выразили готовность «выставить двадцать тысяч, и более, воинов на защиту Отечества… В просьбе дворянства на Высочайшее Имя было сказано: «Сии защитники Отечества, назначенные по городам и уездам, оставаться могут при своих жилищах до востребования к тому месту Смоленской губернии, где настоять будет нужда или опасность, куда из ближних уездов подоспеть могут в самое короткое время, а из дальних на своих подводах в три дня, каждый с провиантом, который в сухарях и крупе собственной в заготовлении для сего быть имеет на месяц, а по востребованию из уездов будут охранять оные от малых неприятельских партий. Если розданы будут ружья со штыками, пули и порох, то искусные и мужественные штаб и обер-офицеры, живущие по губерниям и в деревнях своих, могут, при свободном времени, обучить надлежащей стрельбе, действовать штыком, способному и скорому движению, а до получения ружей дозволить разобрать хотя оставшиеся от милиции пики, сколько находится по городам в ведении городничих»
Отряд был сформирован из дворовых людей Дмитрия Егоровича и его сыновей, отставных офицеров – Егора, Григория, Петра и Александра. Из воспоминаний Фёдора Зайцева, участника данного отряда: «При нас были три киргиза, два калмыка и два татарина. Они уже знали, как надо разъезды делать и все наши правила. Недалеко от Орши мы стояли у переправы через Днепр, вытянувшись по берегу, а французы на другом берегу высыпали много, очень много, навели пушки и начали палить. Григорий Дмитриевич, прехрабрый, за старшего командовал. Егор Дмитриевич и Петр Дмитриевич, так же храбрые, ничего не боятся, разъезжают перед нами под выстрелами и кричат: «не робей, не бойся, не прячься, ребята!»… Нас расставили в один ряд, один от другого сажени на три длиною растянули, и тут только и были мы все Леслевской вотчины впереди всей армии, которая была верст на двадцать за нами. Неприятель стрелял ядрами, одни попадали в берег, другие не долетали и падали в воду, и много через нас и между пролетали, никого не ранило, только под Петром Дмитриевичем лошадь ранило в ногу. Так они несколько часов в нас палили, а мы сидели и никуда не подаемся. Они хотели переправиться, но побоялись нас и отступили в лес, а ежели бы мы оробели и стали отступать, то они, переправясь, нас искрошили бы; их было куда более нас, а как мы редко стояли, то нам ничего не сделалось». 
Ф.Н. Глинка пишет, что когда «передовой отряд, под начальством храброго генерала Оленина, выступил к Красному. Старый генерал Лесли, поспешно вооружив четырех сынов своих и несколько десятков ратников, послал их присоединиться к этому же отряду, чтоб быть впереди. Вчера принят Е. И. В. из отставки в службу Г.-М. Пассек и получил начальство над частью здешних войск. — Земское ополчение усердием дворян и содействием здешнего гражданского губернатора барона Аша со всевозможной скоростью образуется. Смоленск принимает вид военного города».
Отряд Лесли поступил в распоряжение генерал - майора Е.И. Оленина, который контролировал дороги и восточные территории Белоруссии занятые неприятелем. Более недели они вели партизанские действия на границе Смоленской губернии: проникали в места скопления французов, захватывали пленных, вели бои с разведывательными отрядами. С дивизией генерала Неверовского участвовали в боях при отступлении от г. Красного к Смоленску. После боев за Смоленск 4-го и 5-го августа партизаны братьев Лесли вошли в составе русской армии, участвуя во всех боевых действиях, в том числе и в Бородинском сражении.
В стране ширилось народное движение против захватчиков. В Бельском уезде, «отставной подполковник Дибич, собрал и вооружил отряд, включив в него и несколько дезертиров из неприятельской армии».  Которые сражались очень храбро, так что даже казаки, находившиеся в составе отряда Дибича, отдавали им «справедливую похвалу». 
 «Принужденный долгом партизана, он создал в районе Дорогобужа в августе месяце из взятых им пленных добровольный корпус под своим командованием, согласно указу его императорского величества от 31 октября 1812 г. этот корпус был передан под его команду и [он] получил приказ увеличивать его насколько возможно. Он был подчинен князю Волконскому, а вскоре графу Витгенштейну, от которого получил приказ идти на Витебск и там ожидать дальнейших приказов. Указом 20 января 1813 г. он был передан под команду генералу Герздорфу и волонтерский корпус получил название легиона».
Ермолов приводит распоряжение Барклая-де-Толли, отданное в августе 1812 г.: «Подполковника Дибича отправить к Шевичу (командиру отдельного отряда – В.У.) с тем, чтобы он его употребил партизаном для открытия неприятеля и доставления верных известий, что в Духовщине и какое неприятель берет направление». 
В числе жителей Смоленска, восставших на защиту Отечества, был отставной подполковник Павел Иванович Энгелгардт, который «во время нашествия Французов, оставшись в своей пореченской деревне, способствовал казакам истреблять неприятелей появлявшихся в соседстве его». По сделанному доносу он был приговорён к расстрелу: «Когда его вывели за Малаховские ворота, где назначено было исполнить приговор суда, неприятели стали уговаривать его, чтобы он вступил во французскую службу, предлагая в награду измены чин полковника. Русский дворянин с презрением отвергнул недостойное предложение, «Стреляйте в меня!» сказал он, сорвав платок, которым хотели завязать ему глаза, и бесстрашно смотря на прицелившуюся в него команду. Неприятели, чтобы поколебать его мужество, сперва нанесли ему рану в ногу, обещая пощадить его, если он согласится служить Наполеону: ни боль терпимая страдальцем, ни льстивые обещания мучителей, не могли поколебать твёрдости духа великодушного Энгельгардта».   
28 августа «Отряд Винценгероде, который прикрывал северный фланг отступающей армии, совершил удачный рейд к Вязьме».  Они прошли через Виноградово и прибыли в Чашниково, «лежащее на большой дороге из Москвы в Петербург. Полковник Иловайский 12-й остался там с авангардом, а остальная часть отряда стала биваком у Печковской. 4-й корпус выдвинулся на большую дорогу, и его аванпосты находились в окрестностях Черной Грязи; другие французские войска бивакировали на равнине у Петровского дворца. Пожар Москвы уничтожил большую часть продовольственных запасов, которые Наполеон надеялся в ней найти; беспорядки и грабежи, начавшиеся в его армии вследствие этого ужасного пожара, лишили ее последних ресурсов, которые она еще могла извлечь. Неприятель был вынужден искать продовольствие в окрестностях столицы; он всюду вносил беспорядок и грабеж и сам уничтожал то, что могло облегчить его существование. Скоро окрестности города превратились в пустыню; надо было уходить на поиски все дальше, распыляя свои силы».
Известие о Бородинском сражении застало отряд Винцингероде в Сорочневе, находящемся на дороге из Можайска в Волоколамск. «Вправо, к Волоколамску, Винцингероде послал Флигел-Адьютанта Полковника Бенкендорфа. Узнав о появлении его отряда, неприятель отступил из Волоколамска к Можайску. Бенкендорф, в сопровождении множества присоединившихся к нему крестьян, следовал за Французами до Сорочина. Однако Винцингероде, имея повеление наблюдать также Дмитров, приказал Бенкендорфу не отходить слишком далеко от Волоколамска и стать в Порохове. Отсюда партии его ходили к Рузе, Звенигороду, которые были сильно заняты неприятелем, и даже на столбовую Смоленскую дорогу. С сотнями пленных приводили они перехваченные почты и Французских курьеров».
Чтобы не допустить обхода войск, «с севера и захватить Москву у нас в тылу… передвинут был к Рузе отряд Винцингероде, державший связь между армией и корпусом Витгенштейна. Отряд этот ночью обошёл у Рузы бивак вице-короля Евгения и предупредил его на пути к Москве. Впоследствии этот отряд передвинут был на Петербургскую дорогу и послужил опорою нашим партизанам, действовавшим севернее Москвы». 
3-го сентября Кутузов писал Вицингероде: «Я чрезвычайно одобряю сделанные вами распоряжения и нужным нахожу известить вас об операциях, которые я стану предпринимать, дабы вы могли сообразно с оными действовать. Намерение мое есть сделать завтра переход по Рязанской дороге; потом другим переходом выйду я на Тульскую, а оттуда на Калужскую дорогу в Подольск. Сим движением я надеюсь привлечь на себя все внимание неприятеля, угрожая ему с тылу. Подольск есть такой пункт, где мне можно будет подкрепить себя и посылать партии по Можайской дороге. Я постараюсь остаться в Подольске три или четыре дня. Изложив вашему превосходительству будущие мои операции, я предоставляю вам действовать по вашему усмотрению с искусством, коему вы неоднократно являли опыты. Первым движением вашим, на которое должно быть обращено внимание ваше, будет занятие снова Клинской или Тверской дороги, оставя на Ярославской один из ваших казачьих полков под командой расторопного офицера, который ответствовать будет за все ложные тревоги, могущие дойти до великой княгини. Сей самый пост должен ежедневно доносить в Ярославль и стараться сохранять сообщение с казачьим постом, который я учрежду в Покрове на Владимирской дороге; сей пост сноситься будет с другим, учрежденным при Георгиевске, откуда учреждены будут мною еще другие до армии. Я предоставляю вашему превосходительству делать сообщения ваши Государю Императору, дабы успокоить его в ложных известиях, кои могут доходить до Петербург». 
А.Х. Бенкендорф вспоминает: «Не без труда весь наш отряд переправился через Москву-реку, где имелся только один паром, который был сожжен нами при приближении неприятеля, после чего мы продолжили наше отступление по направлению к Черепкову. Там генерал Винценгероде получил приказ фельдмаршала лично явиться в его главную квартиру под Москвой. Он вверил мне временное командование отрядом, и в ту же ночь я получил через начальника штаба приказ руководить операциями, не обращая внимания на двух генералов, находившихся при отряде, и направлять мои донесения непосредственно фельдмаршалу…
Мы прошли вдоль окраины Москвы до Ярославской заставы, не будучи преследуемы. Там мы остановились, чтобы прикрыть жителей столицы, бежавших от французов. Сердца даже самых нечувствительных солдат разрывались при виде ужасного зрелища тысяч этих несчастных, которые толкали друг друга, чтобы как можно быстрее выйти из города, где они оставили свои жилища, имущество и все свои надежды. Можно было сказать, что они прощались с Россией. В первый момент, когда мы услышали нестройный шум народа, который бежал, и неприятеля, вступавшего в Москву, нас охватил ужас, и мы отчаялись в спасении Империи. К концу дня густой дым поднялся из середины города: он скоро распространился с другими облаками дыма, от которых потемнело небо, и которые скрыли от наших взоров Москву с ее тысячами церквей. Пламя с трудом прорывалось сквозь это темное облако: наконец, показался огонь и явил нам Москву, пылавшую на всем ее пространстве. Это пламенное море производило ужасный треск и далеко освещало отчаяние опечаленных жителей и отступление нашей армии».
4-го сентября Винцингероди сообщал Императору, что «корпус его состоит из:
Казанского драгунского полка…..   250
Изюмского гусарского………………..   324
Лейб-казачьего…………………………….   200
6 казачьих полков, около…………….  1200
Всего же около 2 000 строевых и два конных орудия… Я отнюдь не думаю, чтоб неприятель много выиграл взятием Москвы, и я уверен, что последние распоряжения наших начальников, которые ведут армию к Туле и Калуге весьма важны, беспокоить и препятствовать будут чрезвычайно неприятелю. Я с достоверностью повторяю Вашему Величеству, что неприятельская армия весьма далека от того, чтоб быть в хорошем состоянии».
Находящийся с корпусом войск на Тверской дороге Генерал-Адъютант Барон Винцингероде доносил Императору, следующее:
«От 8 Сентября. С корпусом мне вверенным нахожусь я в селе Пешках. Авангард мой под командою Полковника Иловайского -12-го стоит под ямом Черной грязью; а передняя застава к Москве за 8 верст. Всякий день приводят ко мне пленных… Вчера я послал Майора Пренделя с сильною партиею в окрестности Можайска, и предписал ему затруднить коммуникацию неприятеля между Можайском и Москвою.
От 10 Сентября. По Санктпетербургской, Дмитриевской, Ярославской и Владимирской дорогам на всех постах и пикетах обстоит все благополучно. Движения по сим дорогам неприятель никакого не сделал. Вчерашнего числа от моего авангарда, состоящего в команде Полковника Иловайского 12, отправлена была сотня казаков для открытия неприятельских застав. Сия сотня открыла неприятеля в селении Соколове. Сила неприятеля состояла из 2 эскадронов кавалерии 23 драгунского полка и 3 рот пехоты 84 линейного полка. Казаки наши, ударив на неприятеля, разбили его совершенно; взято в плен: 3 Офицера, 16 унтер-офицеров и 83 рядовых; на месте положено батальонный Командир, 3 Офицера и 120 человек нижних чинов. С нашей стороны урон весьма маловажен. Я стараюсь сколько возможно преграждать коммуникацию неприятеля по Можайской дороге, и для того послал сильную партию через Воскресенск к Звенигороду и Рузе».
От 13 Сентября. «По дорогам С-Петербургской, Дмитриевской, Ярославской и Владимирской, на всех постах и пикетах обстоит все благополучно, и по оным неприятель не сделал вперед никакого движения. Авангард мой против Москвы находится в том же месте,… По дошедшим до меня сведениям, что неприятель занял г.Волоколамск, угрожая сим движением мой правый фланг и тыл, я тотчас отрядил Полковника Бенкендорфа с Лейб-казачьим и Чернозубова 8-го полками, приказав им открыть неприятеля, и ежели возможно, вытеснить его из г.Волоколамска; … Между тем со всем моим отрядом я подался к г.Клину и расположился в деревне Давыдовке, в 7 верстах от Клина, для удобнейшего подкрепления Полковника Бенкендорфа и для предупреждения неприятеля, в случае его движения из г.Волоколамска к г.Твери. Вчерась получил известие от Полковника Бенкендорфа, что в Волоколамске была только неприятельская партия, которая потянулась назад к г.Рузе. Я предписал Полковнику Бенкендорфу стать в недальнем расстоянии от Рузы и занять окрестности Можайска; а потом соединясь с отрядом Майора Пренделя,  действовать по всем дорогам, ведущим из г.Можайска к Северу».
13-го сентября Винцингероде отвечает на просьбу императора, дать пояснение о причинах сдачи Москвы: «…мы принуждены были примкнуть к городу (Москве) в самой мерзкой позиции. Чтобы не говорили, но последствия достаточно доказывают, что сражение 26-го (Бородинское) было проиграно. Армия, а особливо левый фланг, понесли чрезвычайную потерю… Хотя и достоверно, что неприятель понёс равномерно чрезвычайную потерю и может быть больше нашей, но он мог себя подкрепить на следующий день 4-м и 8-м корпусами, которые, прибыли поздно, не были в деле. На другой день сражения 27-го, арьергард наш был атакован и опрокинут почти на армию, находившуюся в боевом порядке позади Можайска; ночью мы отступили и продолжали сии отступательные движения, употребляя токмо один арьергард, до того времени, пока не прислонились в самой дурной позиции, в трёх верстах от Москвы.
28-го неприятель отрядил из Можайска 4-й корпус под командою вице-короля и составленный из четырех дивизий пехотных и 10-ти или 12-ти кавалерийских полков в Рузу, дабы обойти и правый фланг нашей армии, если б она хотела взять позицию. Малый отряд мой, находившийся на сей дороге и который состоял из одного драгунского и трех казачьих полков без артиллерии и пехоты, делал все что можно было для сопротивления сему многочисленному корпусу, но естественно принужден был уступить превосходству; по донесению моему, которое я об оном сделал, мне присланы были на подкрепление 2 орудия, 324 егеря и 330 казаков. Способы сии были недостаточны. 31-го августа вице-король атаковал меня в Звенигороде. Казаки мои оказали в сем случае чудеса; двое из храбрейших их штаб-офицеров были тяжело ранены; мы взяли пленных, не потеряв ни одного человека, а к ночи я велел продолжить отступление, сохраняя притом всегда сообщение с арьергардом армии, которая следовала по Можайской дороге.
1-го сентября тот же маневр и отряд мой провел ночь в 25-ти верстах от Москвы. 2-го я находился в деле с 4-м корпусом в девяти верстах от Москвы, когда я получил известие, что неприятель вступает в город. 1-го поутру князь Кутузов писал ко мне, чтоб я приехал к нему для переговоров. Я сдал команду полковнику Бенкендорфу, отличному и достойному офицеру, и отправился в главную квартиру, находившуюся в-двух верстах от Москвы. Проездом я нашел и увидел армию в так называемой позиции, в которой слишком неблагоразумно было бы ожидать неприятельского нападения. Князь принял меня очень хорошо, но он показался мне нерешительным, а время было дорого. Он предложил мне командовать частью кавалерии, чрезвычайно жаловался на тех, кто ею командовали и на то, что некому было поручить командование оною. Я сделал на сие замечание, что под командою человека моих дарований такое назначение не произведет желаемых последствий, а особливо в тогдашних обстоятельствах и в отношении к кавалерии, которая требует скорой решимости, и так я предложил себя на служение адъютантом генерал-лейтенанта Уварова. За таковой поступок князь изъявил мне свою признательность, принял мое предложение и обещал доставить мне список состояния кавалерии и ее распределения. Это было 1-го числа в полдень; тогда он еще ни на что не решился; говорено было о позиции, об атаке, об отступлении. Славу Богу, что меня не почтили приглашением к совету. Я уже во весь день не видел князя, но узнал, что собран был военный совет и что решено было отступать. Но здесь я должен откровенно сказать, что я сего же был бы мнения, если б меня спросили, судя по положению главной квартиры и дурной позиции, в которую упрятали армию и которая не была даже удобна для составления из нея наступательной колонны, если б положено было покуситься на атаку.
В ночи с 1-го на 2-е получено было известие, что полковник Бенкендорф находился в 25-ти верстах от города, имея пред собою 4-й неприятельский корпус. Князь, решась отступать на рассвете, приказал мне тогда возвратиться к моему корпусу, взять опять команду над ним и прикрывать отступление его армии, правого фланга и арьергарда его по Можайской дороге, потом же самому мне отступить через город и прикрыть Владимирскую дорогу… Неожиданный случай подкрепил меня гвардейскими казаками и изюмскими гусарами, которые, отрезаны быв от армии, присоединились ко мне».   
Особо отличился в Отечественной войне 1812 года, Фигнер Александр Самойлович: «Вернувшись после совета (в Филях) на свою квартиру, Ермолов нашёл ожидавшего его артиллерии поручика Фигнера, столь знаменитого впоследствии по своим вполне блистательным подвигам. Этот офицер, уже украшенный знаками св. Георгия 4-го класса за смелость, с которою он измерял ширину рва Рущукской крепости, просил о дозволении остаться в Москве для собрания сведений о неприятеле, вызываясь даже убить самого Наполеона, если только представится к тому возможность. Он был прикомандирован к штабу и снабжён на Боровском перевозе подорожною в Казань. Это было сделано затем, чтобы слух об его намерениях не разгласился бы в армии». 
Когда он появился в Москве, то «в развалинах пылающей столицы захватчики почувствовали упорное сопротивление какого-то отважного и скрытого мстителя. Вооружённые отряды среди пламени, на улицах и в домах, делали засады, нападали на грабителей, особенно по ночам. Так Фигнер с набранными им удальцами начал истреблять неприятелей. Тщетно французы искали его, хоть он был у них перед глазами. В простой одежде мужичка, днём он бродил между неприятельских солдат, чем мог, им прислуживал, вслушиваясь в разговоры; потом давал распоряжения своим удальцам для ночных нападений, и к утру на всех улицах находили тела убитых врагов… По выходе из Москвы отважный партизан был взят в проводники небольшим вражеским отрядом, направляющимся от Можайска. Целый переход следовал он с ним и высмотрел, что шесть орудий итальянской артиллерии охраняют выписавшиеся из госпиталей солдаты. С ночлега Фигнер бежал в лес, где недалеко от дороги скрыт был его отряд. Неприятельский парк был захвачен почти без сопротивления – казну Фигнер раздал сподвижникам своим, всё прочее сжёг, а пушки зарыл в землю».
Фигнер, действуя со своим партизанским отрядом выполнял задание Кутузова. В первом донесении он писал: «О приченённом неприятелю вреде донести честь имею следующее: 1) в окрестностях Москвы истреблено всё продовольствие; 2) в сёлах лежащих между тульскою и звенигородскою дорогами побито до 400 человек; 3) на Можайской дороге взорван парк: шесть батарейных орудий приведены в совершенную негодность, а восемнадцать ящиков, сим орудиям принадлежащие, взорваны. При орудиях взяты: полковник, четыре офицера и пятьдесят восемь рядовых. Убито: офицеров три и великое число рядовых».
 В сражении при Тарутине Фигнер «не раз показывал ту точку в средине неприятельского лагеря, где он намеревался находиться в следующий день. В самом деле, на другой день он, переодетый во французский мундир, находился в середине неприятельского лагеря и обозревал его расположение. Это повторялось не раз».
В.А. Жуковский в стихотворении «Певец во стане русских воинов», писал:
                «Наш Фигнер старцем в стан врагов
                Идёт во мраке ночи;
                Как тень прокрался вкруг шатров,
                Всё зрели быстры очи…
                И стан ещё в глубоком сне,
                День светлый не проглянул –
                А он уж, витязь, на коне,
                Уже с дружиной грянул».
Участник тех сражений Фёдор Глинка отмечает, что Фигнер, «прославившийся своей отважностью, появлялся в ближайших окрестностях Москвы, проходя неоднократно даже тесное пространство между армией французской и передовой её стражей». 
Во время преследования отступавших французов, «Фигнер с двумя сотнями разнокалиберных удальцов начал производить свои дерзкие набеги. Днём обыкновенно прятал своих молодцев в чащу леса, а сам, переодевшись французом, поляком или итальянцем, иногда с трубачом, а иногда один ездил к неприятельским форпостам. Тут он делал выговор пикетному караулу за оплошность и невнимательность, давая знать, что в стороне появилась партия казаков, в другом месте извещал, что русские занимают такую-то деревню, а потому для фуражирования лучше идти в противоположную сторону. Изучив состав и движение частей неприятеля и направив их по пути в соответствии со своим замыслом, он с наступлением вечера принимал настоящий вид партизана и с удальцами являлся как снег на голову там, где его вовсе не ожидали и где французы почитали себя в совершенной безопасности. Таким образом, Фигнер почти ежедневно присылал в лагерь главной квартиры по двести – триста пленных, так что стали уже затрудняться с их размещением».
Из писем Роберта Вильсона: «…5 000 человек выступили нынче из лагеря разными отрядами. Капитан Фигнер командует одним из сих отрядов из 600 человек; или я ошибаюсь, или сей офицер окажет важные услуги». «Честь имею уведомить, что капитан Фигнер начал свою вторую экспедицию присылкою сегодня поутру в главную квартиру 103 пленных с 4 офицерами, на половину французов – остатки польского легиона, возвратившегося из Испании». «Капитан Фигнер не совершил блистательных предприятий, но оказал весьма полезные услуги – он прошёл через все французские заставы и получил то сведение, которое много побудило фельдмаршала приступить к назначенным завтра операциям» 
 В 1813 году, когда наши войска «действовали в северной Германии и блокировали Данциг, занятый французами, Фигнер пробрался в крепость и, выдавая там себя за итальянца, прожил в крепости около трех месяцев, причем не только разведывал о силах и средствах противника, но и старался поднять обывателей Данцига против французов. Кто-то донес на Фигнера коменданту, генералу Раппу, и он приказал арестовать подозрительного итальянца. Генерал Рапп сам допрашивал Фигнера, казалось, что ему уже нет спасения, «но необычайная находчивость и изворотливость нашего смельчака и тут выручили его: мало того, что за недостатком улик он был освобожден, но еще успел так вкрасться в доверие Раппа, что тот отправил его с депешами к Наполеону. Понятно, что Фигнер, выбравшись из Данцига, привез депеши эти в нашу главную квартиру, при которой и был временно оставлен, с награждением чином полковника». А. С. Фигнер погиб смертью храбрых 1 октября 1813 г., «когда пробирался далеко впереди нашей армии в Вестфальское королевство с целью поднять его население против короля Жерома… Припертый к Эльбе, после отчаянной попытки пробиться сквозь ряды французов, Фигнер бросился в реку, но, обессилев от раны, не справился с течением и утонул. Тело его не было найдено».
13 сентября Винцингероди пишет: «Вчерась получил известие от Полковника Бенкендорфа, что в Волоколамске была только неприятельская партия, которая потянулась назад к г.Рузе. Я предписал Полковнику Бенкендорфу стать в недальнем расстоянии от Рузы и занять окрестности Можайска; а потом соединясь с отрядом Майора Пренделя, действовать по всем дорогам, ведущим из г.Можайска к Северу. Сей час получил известие от Майора Пренделя, что он имел уже несколько встреч с неприятелем. Я уверен, что действие отряда господина Пренделя есть причиною, что Волоколамск оставлен неприятелем, который, как мне доносит Майор Прендель, претерпел большой урон. Пленных доставлено мне им 36 человек».  Виктор Антонович Прендель, родом  из тирольских дворян, свободно владел восемью языками. В войне 1812 года он сражался под Смоленском, а потом поступил в распоряжение генерала Винцингероде, который доверил ему командовать партизанским отрядом. За отлично проведённые рейды  он был пожалован чином подполковника.
- Лейб-Гвардии Поручик Фон-Визин с партиею казаков следовал по Боровской дороге к Москве за селение Ожегово, но неприятеля нигде не встретил, а у селения Дятлово положено на месте 15 человек неприятельских фуражиров и 2 [человека] взято в плен. Он доносит, что в Боровском уезде жители вооружены, и при появлении неприятеля соседние селения собираются в назначенное место. Между прочим в селе Каменском примечено означенным Поручиком до 1000 человек вооруженных крестьян, конных и пеших, коими 23 числа [сентября] прогнаны неприятельские фуражиры, при чем убит 1 Офицер и 6 рядовых.
16 (28) сентября «Пока войска Кутузова отходили к селу Тарутино, на тверской дороге действовал отряд генерал-адъютанта Ф.Ф. Винценгероде. Чтобы ввести Наполеона в заблуждение относительно направления движения войск, Винценгероде выслал казачьи разъезды на Владимирскую, Дмитриевскую и Ярославскую дороги, а сам остановился у древни Давыдовки. Отряд полковника Бенкендорфа был выдвинут между Волоколамском и Можайском для наблюдения за Смоленской дорогой».
Узнав о том, что неприятельские продовольственные базы, для обеспечения французской армии, находятся в районе «между Могилёвым и Витебском», Винцингороде пишет 16-го сентября  Императору Александру: «…по мнению моему, особенно нужно, чтобы один, или другой из корпусов, находящихся на Волыни, направлены были во-время к Могилёву, или Смоленску: удачное нападение на один из сих двух пунктов поправит немедленно наши дела. Желать-же обойти неприятеля с дальнешаго расстояния, - кажется мне теперь неисполнимым».
20 Сентября. Флигель-Адъютант Полковник Бенкендорф,…   с своим отрядом наносил большой вред неприятелю под самым городом Рузою и Можайском. От Французов посланы были два эскадрона для открытия его отряда. Полковник Бенкендорф послал против них соединенную партию… числом не более ста человек. Сии два Французские эскадроны совершенно были разбиты и взято в плен: 1 Ротмистр и 152 рядовых с их лошадьми. Сам начальник Французского отряда был убит.
 29 Сентября. …предписал я Генерал-Майору Бенкендорфу присоединиться ко мне с Лейб-казачьим полком, и я ныне расположился лагерем при городе Клине. Я перед собой имею все дороги, по которым наступал неприятель… Город Волоколамск также занят казачьим отрядом».
В это время генерал Винцингероде приказал мне «возвратиться в Клин, - пишет Бенкендорф, -оставив один только пост в Волоколамске. Сам он выступил с драгунами, несколькими эскадронами гусар и казачьим полком, чтобы напасть врасплох на неприятельский отряд, занимавший Дмитров. В то же время полковник Иловайский получил приказ атаковать французские аванпосты на Московской дороге. Неприятель неожиданно покинул Дмитров и отступил на всех пунктах. На него наседали самым настойчивым образом, и, постепенно уступая территорию, он был преследуем до самых стен Москвы. Генерал Винценгероде лично двинулся в атаку с казачьими полками, которые, будучи ободрены ежедневными успехами и сидя конях настолько же хорошо кормленных, насколько были плохо кормлены неприятельские лошади, опрокинули в улицы Москвы 3 кавалерийских полка, принявших удар. Казаки многих перебили и взяли более 400 пленных». 
«Генерал-Майор Иловайский 4 доносит ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ, что Генерал-Адъютант Барон Винценгероде 10 сего Октября дал повеление авангарду своего корпуса выступить под начальством его Иловайского из села Никольского к Москве; весь же корпус следовал сзади под командою Генерал-Майора Бенкендорфа. Генерал-Адъютант Барон Винценгероде атаковав быстро передовые посты неприятельские, расположенные в самом городе, принудил их по некоторой перестрелке отступить и преследую неприятеля к Кремлю, отделился сам от своего отряда вперед не взирая на выстрелы, дабы убедить неприятельского начальника, прекратить огонь как совершенно бесполезный и не могущий помешать Российскому корпусу овладеть Москвою».
Узнав о намерениях Мортье взорвать Кремль, он сказал: «Нет, Бонапарт не взорвет Москвы. Я дам ему знать, что, если хоть одна церковь взлетит на воздух, то все попавшиеся нам в плен французы будут повешены».
«Желая спасти Кремль, генерал лично направился к нашим аванпостам, которые уже проникли в город и находились в виду французского караула, поставленного возле дома губернатора. Генерал приблизился к нему, подавая знак своим платком, и не захотел, чтобы кто-нибудь за ним следовал. Офицер принял его, как парламентера, и собирался уведомить о нем маршала Бертье, бывшего в Кремле, когда пьяный французский гусар бросился на генерала и увел его в плен. Наши казаки находились слишком далеко, чтобы подать ему помощь, а молодой Нарышкин, кинувшийся один, чтобы разделить участь своего начальника, объявил его имя и звание и был также уведен в плен».
«Наполеон приказал привести к себе обоих пленников, Винценгероде и Нарышкина. "Тогда-то, — пишет Нарышкин, — началась ужаснейшая сцена, какую самые старые французские офицеры не помнили, чтобы Наполеон когда-либо кому делал..." "Вы служите русскому императору?" — "Да, государь", — отвечал Винценгероде. — "А кто вам позволил это? Вы негодяй! Итак, всюду я вас встречаю! Зачем вы явились в Москву? Вы явились шпионить!" — "Нет, государь, я доверился чести ваших войск". — "А какое вам было дело до моих войск? Вы негодяй! Взгляните, в каком состоянии Москва! Пятьдесят таких негодяев, как вы, довели ее до этого состояния! Вы склонили императора Александра к войне против меня! Коленкур мне это сказал! Вы организовали избиение моих солдат на дороге! О, ваша судьба свершилась! Жандармы, возьмите его, пусть его расстреляют, пусть меня от него избавят. Борьба со мной — неравная борьба! Через шесть недель я буду в Петербурге! А что до вас касается, — то это покончено. Расстрелять его на месте! Или нет, пусть его судят! Если вы саксонец или баварец, то вы мой подданный, а я ваш государь. Тогда расстрелять его! Если это не так, тогда дело другое". …К счастью для Винцингероде, он мог доказать, что , он — пруссак, и это спасло его от немедленной смерти». 
«Летучие отряды» возглавляли так же:
Галатте Де Жепола Иосиф Николаевич: «В 1806—1807 гг. находился в экспедиции адмирала Д. Н. Сенявина в Средиземном море и был награжден орденом Св. Георгия 4-го кл. 20 ноября 1810 г. получил чин полковника. В Отечественной войне 1812 г. с отличием командовал «летучим отрядом». В заграничных походах 1813—1814 гг. участвовал в сражении при Денневице, Битве народов под Лейпцигом, в боях при Сен-Дизье. 15 декабря 1813 г. был произведен в генерал-майоры». (С. 349)
Пален Матвей Иванович  «В русско-турецкой войне 1806—1812 гг. отличился при осадах Силистрии, Шумлы. 26 июня 1810 г. произведен в полковники. В Отечественную войну 1812 г. был прикомандирован дежурным офицером к генералу Тучкову, с 14 октября командовал «летучим» отрядом. В 1813 г. отличился при осаде Пилау. Затем состоял в отряде генерала А. И. Чернышева. За взятие Люнебурга 21 марта 1813 г. произведен в генерал-майоры. За отличие при Денневице награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. В сражении под Лейпцигом командовал авангардом Северной армии. В 1814 г. участвовал в боях во Франции: при замке Порсье, Суассоне, Краоне, Лаоне, Круа, Реймсе, Сен-Дизье». (С. 504-505)
Фонви;зин (фон Ви;зин) Михаи;л Алекса;ндрович. Во время Отечественной войны 1812 года участвовал в битвах под Витебском, под Смоленском был ранен, награждён орденом Святого Владимира IV степени с бантом. За битву под Бородино награждён орденом Святой Анны II степени. За битву при Малом Ярославце награждён золотой шпагой за храбрость. Участвовал в битвах при Красном, Березине. Был командиром партизанского отряда. 20 января 1813 года получает звание штабс-капитан. В заграничных походах 1813 года участвовал в битвах: Лютцен, за битву при Бауцене награждён алмазными знаками ордена Святой Анны II степени, Кульм, Лейпциг, Бар-сюр-Об. Под Бар-сюр-Об ранен, взят в плен и отправлен в Бретань, где участвовал в заговоре пленных. Находился в Бретани до окончания военных действий. Награждён прусским орденом За заслуги, Кульмским крестом».
 Полковник князь Вадбольский действовал в окрестностях Можайска, поручик Фонвизин — на Боровской дороге, капитан Сеславин — между Боровском и Москвой, капитан Фигнер — в окрестностях самой Москвы,
Выписка из приложения к «Московским ведомостям»:
- Артиллерии Штабс-Капитан Фигнер со вверенным ему отрядом истребил у неприятеля в окрестностях Москвы все продовольствие; положил на месте до 400 человек, бывших в селах, лежащих между Тульскою и Звенигородскою дорогами; взорвал парк на Можайской дороге; привел в совершенную негодность 6 батарейных орудий, потопив оные в болоте; взорвал на воздух 18 [зарядных] ящиков принадлежащих к орудиям; при чем взято в плен 1 Полковник, 4 Офицера и 58 рядовых, и положено на месте не малое число.
- Полковник Князь Вадбольский доносит, что он 22 числа [сентября] прибыл к Верейской дороге и расположился между селениями Литвиновым и Новинским, откуда посыланными от него партиями истреблено в разное время до 200 человек, между коими 1 Офицер. 26 числа. Полковник Князь Вадбольский рапортует от 25 [сентября], что он намерен перейти в селение Сивково, состоящее между Вереею и Можайском; а партиями его истреблено до 100, и взято в плен 16 человек».
         Глава № 8. Третья армия Тормасова.
Как только французы перешли границу, «Рижский военный губернатор, генерал-лейтенант Эссен быстро привёл Ригу в оборонительное состояние;… Имея под своим начальством до 18 тысяч человек, Эссен надеялся удержаться в поле и не дать противнику обложить крепость. Он выдвинул в направлении на Шавли сильный авангард генерал-лейтенанта Левиза (8 батальонов, 4 эскадрона, и несколько казачьих полков, всего около 6 т.), занявший позицию около Экау. Авангард этот 7 июля был атакован прусаками. Левиз упорно отбивался, но, будучи обойдён с обоих флангов, вынужден был отойти к Риге…».
Эссен Иван Николаевич (Магнус Густав): «В сентябре 1806 г. ему было вверено командование корпусом, расположенным у Днестра, и с началом турецкой войны он осадил Хотин и заставил турок сдать крепость 16 ноября 1806 г. Затем был направлен со своим корпусом в Польшу и Восточную Пруссию, где принял участие в войне с французами. Сражался под Мазовецком и Остроленкой, тяжело контужен ядром в грудь под Фридландом и вынужден долго лечиться. Весной 1809 г. стал командовать резервным корпусом Молдавской армии, в сентябре того же года определен в должность военного губернатора Риги и назначен лифляндским генерал-губернатором. В 1812 г. при подходе к Риге французских и прусских войск привел город в оборонительное состояние». (С. 630-631)
Рига, так и не была отдана французам, которые ограничились «наблюдением за крепостью. Генерал Эссен дважды производил довольно удачные вылазки и наносил прусакам частные удары. Кроме того, Эссен предпринял демонстрацию к Данцигу, дабы задержать подкрепления, которые он предполагал направленными к Сен-Сиру».
Левиз Оф Менар Федор Федорович: «В 1812 г. назначен командиром отдельного отряда, защищавшего Ригу. Под его руководством русские части сражались с прусскими войсками у Экау, Кекау, Бауска, за что он получил орден Св. Георгия 3-го кл. Находился при преследовании противника к р. Неман. В 1813 г. некоторое время руководил осадой Данцига, затем передал начальство герцогу А. Вюртембергскому. После капитуляции Данцига командовал 25-й пехотной дивизией». (С. 451)
3-го июля. «Пока происходили эти демонстративные боевые действия, ген[ерал] граф Ламберт с батальоном 14-го егерского полка, эскадроном Александрийского гусарского полка и с 50 охотниками Татарского уланского полка, перешел р. Занадный Буг у местечка Устилуг и быстро направился к селению Гусинов. Далее, к гор. Грубешову, в котором находились 1000 человек милиции Варшавского герцогства, и город был взят».
4 (16) июля «Командующий авангардом Третьей обсервационной армии граф Ламберт решился провести рекогносцировку находившихся против него в герцогстве Варшавском войск. Для этой цели два эскадрона Александрийского гусарского полка переправились через р. Западный Буг и напали на селение Городок. Пока происходили эти демонстративные боевые действия, генерал Ламберт перешел Западный Буг у местечка Устилуг и занял город Грубешов. Из найденных в Грубешове документов Ламберт установил, что в Варшавском герцогстве находится мало неприятельских регулярных войск и отошел к Брест-Литовску».
7-го июля отряд генерал-лейтенанта Левиза был атакован со стороны дер. Зорген, кроме того, прусский генерал Клейст с тремя батальонами и с шестью эскадронами стал обходить левый фланг их позиции, со стороны дер. Дракен. Отряд сражался весьма упорно, защищался и отбивался в домах, за заборами и за оградой Экауской кирхи, но, будучи обойден с левого фланга, должен был уступить превосходству сил прусского обходного отряда. Войска Левиза проложили себе дорогу штыками и саблями и отступил к мызе Даленкирхен а 8-го возвратился в гор. Ригу.
«Главнокомандующий войсками в Риге генерал-лейтенант Эссен 1-й в своем приказе 11 июля 1812 года объявил благодарность за подвиги в этом сражении майорам запасных батальонов: Тобольского пехотного полка - Эмме, 4-го егерского полка - Лаппе, 20-го егерского полка - Феонасу, капитану Фрейманну и волонтеру - коллежскому асессору барону Рене. В приказе было сказано: «Первое дело с войсками, ныне зависящими от французского императора, наши войска доказали, что превосходное число неприятеля не стращает российских войск и ежели благоразумие предписывает отступить, то сие не иначе делается как с порядком и преследования неприятеля запечатываются кровавыми его слезами. При сем кавалерии даю знать на замечание, особливо драгунам и уланам, что снятые их пикеты, потерянные патрули показывают постыдную для российских войск оплошность. Я надеюсь, что исправным служением они мне подадут приятный случай отдать им справедливость».
Ламберт Карл Осипович, де:  «В 1806 г. сражался у Блоньи и Чарнова, где был ранен, но остался в строю и не раз отбивал неприятеля, за что удостоился ордена Св. Георгия 3-го кл. С 1811 г. — генерал-адъютант и командир 5-й кавалерийской дивизии. В 1812 г. сражался в. составе 3-й Западной армии. За успешную атаку при Городечно 31 июля 1812 г. был повышен чином до генерал-лейтенанта. При Чарукове его отряд разгромил австрийцев, захватив три штандарта. Преследуя неприятеля, завладел Минском со всеми его складами. При штурме Борисова Ламберт был тяжело ранен пулей в ногу, но не оставил свой отряд, пока не узнал о полном разгроме неприятеля. Предсказал, что Наполеон будет переправляться у Студянки. В 1814 г. Ламберт вернулся в армию, принял гренадерский корпус, с которым атаковал Бельвиль у Парижа». (С. 444)
7 июля Багратион послал секретный приказ полковнику Грессеру, стоявшему с отрядом в Борисове: «Узнав, что неприятель должен находиться в Минске, предписываю вам, как скоро он приблизится в 30 верстах, не ожидая другого повеления, заклепать все пушки, бросить их в воду и самим с вверенной вам командой отступить в Бобруйск».
Грессер (Грессер 2-й; Grosser, Gresser) Александр Иванович: «В марте 1812 направлен в Борисов для устройства предмостного укрепления (тетде-пона) на р. Березина. В нач. кампании 1812 находился в Борисове с отрядом из 2 запасных батальонов 1-го и 33-го егерских полков и минёрной роты 2-го пионерного полка. 30 июня, чтобы не попасть в окружение, выступил из Борисова по направлению к Могилёву, постоянно отбиваясь от преследовавшей его кавалерии неприятеля. 8 июля оборонял Могилёв от войск маршала Л. Н. Даву из-за неравенства сил вынужден был отойти к Дашковке и у Новосёлок присоединился ко 2-й Зап. армии. Затем участвовал в сражении при Салтановке. Во время Смоленского сражения состоял «по инж. части» при корпусе Н. Н. Раевского. В ходе Бородинского сражения находился при штабе М. И. Кутузова, наблюдал за инж. работами. 25.12.1812 произведён в ген.-майоры и направлен на восстановление укреплений в Борисов. В нач. 1813 участвовал в формировании сапёрного и пионерного батальонов».
Начальник гарнизона Борисова, «полковник Грессер, руководствуясь данными ему Багратионом приказаниями, заклепал свои орудия, затопил порох, уничтожил продовольствие, сжёг мост и со своим маленьким отрядом пошёл через Могилёв на Бобруйск, навстречу 2-й армии».
8 (20) июля «В 4 часа утра авангард маршала Даву подошел к Виленской заставе Могилева. Заставу обороняли запасные батальоны 1-го, 5-го, 3-го и 42-го егерских полков под общим командованием полковника Грессера. После ожесточенного боя французам удалось овладеть Могилевом. Отряд полковника Грессера отступил по дороге к деревне Салтановке». 
 «Обманув неприятеля ложным маневром в районе Пинска, Тормасов 13 июля
взял Брест, а еще через день - Кобрин, захватив город и около двух с
половиной тысяч пленных. Кобринская победа очень встревожила неприятеля,
полагавшего, что Тормасов вслед за тем пойдет на Варшаву. Большое значение
она имела потому, что была первой победой русских в Отечественной войне 1812
года. Имя Тормасова стало весьма популярным во всей России, а когда о его
победе узнали в Москве, то вечерние спектакли стали начинаться с восклицаний
актеров: "Слава генералу Тормасову, поразившему силы вражеские!" За
одержанную победу Александр наградил его орденом Св. Георгия 2-й степени и
пятьюдесятью тысячами рублей, написав при этом: "Мне известно, что состояние
ваше не весьма избыточно". Взятие Кобрина заставило тридцатитысячный корпус Шварценберга оставить "Великую армию" и вернуться на старое место, что ослабило наполеоновские войска, преследовавшие армию Багратиона».
«При селении Кужелиничи на реке Пине саксонский отряд занимал сильную позицию: подступы к мосту, плотине и к бродам на этой реке были укреплены неприятелем до того основательно, что взять его позицию открытой силой «в лоб» не представлялось возможности. Генерал-майор Мелиссино, с целью выяснения слабых пунктов саксонской позиции, снарядил специальную группу, в которую входил и подполковник Серпуховского драгунского полка Энгельгардт, которая успешно справилась с поставленной задачей. В приказе о поощрении говорится: «С начала составления отряда генерал-майора Мелиссино, по выступлении из местечка Любашева, с 9 по 26 июля, подполковник Серпуховского драгунского полка Энгельгардт был употребляем в самых опасных случаях для рекогносцировки неприятеля и при осаде в селении Кужелиничах на мосту и на плотине укрепившегося неприятеля с 11-го же на 12-е число июля был первым при генерал-майоре Мелиссино помощником»...
Поручик Борман при сражении 13 июля у Янова, «…когда встречен был от неприятеля ружейными выстрелами, то с одним взводом охотников-драгун неустрашимо кинулся за шлагбаум, врубился в неприятельские кавалерийские колонны и наносил им сильный вред с подкреплением эскадрона подполковника Энгельгардта». Демонстративные действия отряда генерал-майора Мелиссино увенчались полным успехом. Генерал Ренье до того был введен в заблуждение демонстрациями генерал-майора Мелиссино, что двинулся с главными силами своего саксонского корпуса из города Пружан к местечку Хомску, что на дороге из города Пружан в город Пинск, а к местечку Янову выслал свой авангард под начальством генерала Габленца. Между тем, главный удар готовился для генерала Ренье со стороны города Брест-Литовска и города Кобрина, к которым подходили уже отряды генерал-адъютанта графа Ламберта и генерал-майора князя Щербатова».
Мелиссино Алексей Петрович: «Весной 1807 г. вернулся на службу и занялся формированием нового Лубенского гусарского полка. В 1812 г. — командир бригады в составе 11-й кавалерийской дивизии 3-й Западной армии А. П. Тормасова. С отдельным отрядом прикрывал действия главных сил при Кобрине, у селения Кужиличина, местечка Янова и Пинска, где захватил запасы фуража (был награжден орденом Св. Анны 1-й ст.). В дальнейшем сражался в составе различных авангардов и арьергардов. За «достохвальное рвение» ему была вручена золотая сабля с надписью «за храбрость», украшенная алмазами. В 1813 г. участвовал во взятии Варшавы, в боях под Вальгеймом, Герсдорфом, Носсеном, Бишофсвердом, Бауценом, Рейхенбахом, Яуером и Левенбергом близ Дрездена. В последнем бою Мелиссино атаковал с лубенскими гусарами каре французской гвардейской пехоты, врубился в него одним из первых, но был сражен сразу тремя пулями. Похоронили его в Кульме». (С. 471)
Серпуховским драгунским полком командовал подполковник Энгельгардт Федор Антонович: «В 1806 г. принимал энергичное участие в формировании Лифляндской земской милиции, командиром которой был назначен и нес сторожевую службу на границах с Восточной Пруссией, за что 12 апреля 1807 г. произведен в генерал-майоры. В 1812 г. сформировал вооруженный отряд из жителей Риги и окрестностей и участвовал в обороне города от прусских и французских войск, за что получил орден Св. Анны 2-й ст. с алмазами». (С. 629)
«В 3 часа пополудни 13 июля русская кавалерия, ворвавшись в Брест, рассеяла стоявшие там два саксонских эскадрона, захватив в плен более 40 человек. Прочие же почти все были перебиты. В тот же день в Брест вошел генерал Ламберт со своим отрядом. На следующий день, 14 июля, Ламберт, оставив в Бресте майора барона Розена с эскадроном Александрийских гусар и эскадроном Татарского уланского полка, перешел к Булькову. 15 июля в час ночи Ламберт с кавалерией выступил по дороге к Кобрину. Пехоте же было приказана отдыхать до 4-х часов утра, а потом следовать за конницей. В седьмом часу утра русская кавалерия подошла к Кобрину».
С целью защиты Бреста, к Пинску был послан генерал-майор Мелиссино, с 5-ю батальонами и 9-ю дронами. «Мелиссино выполнил свою задачу; он столкнулся с передовыми частями Ренье и заставил последнего приостановить своё движение и выслать авангард в юго-западном направлении. …подошёл и граф Ламберт, соединивший под своим начальством свой и Щербатовский авангарды. 15 июля он ночью выступил с одною конницей по дороге к Кобрину, оставив пехоту в Бресте с приказанием, отдохнув до4 часов ночи, следовать за конницей. В седьмом часу утра 15 июля кавыалерия Ламберта подошла к Кобрину; саксонцы рассыпались во ржи и канавах, задерживая его и не позволяя ничего сделать на неудобной для конницы местности. Поэтому Ламберт выждал приближения шедшего на Кобрин Чаплица и своей пехоты. При первом известии о подходе Чаплица, Ламберт перевёл восемь эскадронов на тот берег Муховца для захвата дороги на Пружаны, т.е. пути отступления саконцев, а сам с фронта действовал огнём с конной артиллерией и спешенными Стародубовскими и Тверскими драгунами… Сражаясь с необычайным упорством саксонцы были, в конце концов, совершенно окружены нашими войсками и принуждены положить оружие, в числе 2 генералов, 76 штаб и обер-офицеров и 2 382 нижних чинов. Взято было при этом 4 знамени и 8 орудий». За данное сражение тормасов получил Георгия 2-й ст., а граф Ламберт украшенное бриллиантами оружие с надписью «за храбрость».      
16 (28) июля «В этот день отдельный передовой отряд генерал-майора Мелиссино из 3-й резервной армии совершил успешный налет на город Пинск».
В сражениях под Кобриным и Городечной, 15-го и 31 июля, отличился  полковник Ренни. «В Высочайшей грамоте на Владимирский крест, сказано, что «во время Кобринского дела, Ренни находился в опаснейших местах, наблюдая за переменами позиций войск, и исполняя возлагаемые на него поручения с отличным хладнокровием и знанием дела, много способствовал одержанию совершенного успеха». 
Ренни Роберт (Роман) Егорович «В 1807 г. отличился в сражении при Прейсиш-Эйлау. В 1810—1811 гг. находился при русском посольстве в Берлине в качестве военного агента и руководил сбором разведывательных данных о численности и передвижениях наполеоновских войск. В 1812 г. назначен генерал-квартирмейстером 3-й Западной армии. 25 декабря 1812 г. произведен в полковники. За участие в сражениях при Кобрине и Городечне был удостоен генерал-майорского чина. В 1813 г. занимал должность начальника штаба корпуса генерала Ф. Ф. Винцингероде и за сражение под Кульмом награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. Участвовал в делах под Лейпцигом, Суассоном, Лаоном, Сен-Дизье». (С. 529-530)
«По распоряжению Генерал-Лейтенанта Эссена, 24 числа (июля) отряжено по реке Аа, 6 Английских вооруженных ботов под командою Капитана Стуарта. 10 наших канонерских лодок и 3 бомбардирских (лодки) под начальством Капитана 1 ранга Развозова,  до 1.000 человек сухопутных войск из Динаминдской крепости, переправлено от Вороновой корчмы на другую сторону, для атаки неприятеля, державшегося в местечке Шлоке и в окрестностях оного; откуда 25 Июля вытеснив его, заняли Шлок, а лодки того же числа пошли вверх к Митаве, оставя при сем местечке три лодки, где Капитан (1 ранга) Развозов, получив от Генерал-Лейтенанта Левиза повеление, о соединении с ним и с сухопутным отрядом, отправился 25 Июля с 6 лодками к корчме Тризен. Прочие же суда остались с Английским Капитаном у Шлока. 26 Июля имел дело против построенных неприятелем на берегу батарей в узкости сей реки, и расставленными по берегу войсками. Батареи тремя передовыми лодками были сбиты. В сем деле отличились неустрашимостью: Капитан-Лейтенант Бирштет, Лейтенант Рикард, и Мичманы Глотов и Борисов. Все они ранены, и сверх того нижних чинов убито 10, да ранено 42».
10 (22) августа «Макдональд блокировал Ригу. Войскам генерала Эссена надо было снять эту блокаду. Для этого утром 22 августа Эссен вышел из Риги и атаковал прусские войска, растянутые на 40 миль от местечка Шлок к Даленкирхен. Правая колонна русских войск выбила пруссаков из Шлока, а левая без боя завладела местечком Даленкирхен. В тот день пруссаки не контратаковали и не пытались вернуть потерянные позиции».
В начале сентября, генерал Эртель совершил два поиска, «и оба кончил удачно. Первый имел целью истребление магазинов, собранных Домбровским около Бобруйска, в Глуске, Волчихе и Гробачевичах. Запасы были уничтожены, после довольно сильного сопротивления со стороны неприятеля. Другой поиск, под начальством Генерал-Майора Запольского, был направлен к Пинску, против отряда Мора. Запольский опрокинул авангард Австрийский, взял пушку и занял Пинск, после чего возвратился к Мозырю».
В районе Мозыря находился «2-й резервный корпус генерала Эртеля, с шастью запасными батальонами 36-й дивизии, из семнадцати батальонов, четырнадцати эскадронов, трёх донских казачьих полков и тринадцати сотен малороссийских казаков, находтлся в числе до двенадцати тысяч человек с двадцатью двумя орудиями. Большая часть войска этого корпуса состояла из рекрут,вовсе не обученных владеть оружием». 
Эртель Федор Федорович: «Отечественная война 1812 г. застала его командиром 2-го резервного корпуса, расположенного в районе Мозыря и насчитывавшего около 10000 человек. Совершал рейды в районы, занятые неприятелем, захватывая его запасы и пленных. В октябре 1812 г. его корпус был включен в Дунайскую армию, а сам Эртель в декабре был назначен генерал-полицеймейстером всех действующих армий. Усердие его было вознаграждено орденом Св. Александра Невского». (С. 630)
«Часть сил Шварценберга и целую дивизию польского генерала Я.Г. Домбровского Наполеон вынужден был отрядить против русского 2-го резервного корпуса Ф.Ф. Эртеля, который формально был подчинён Тормасову, но фактически действовал самостоятельно, закрепившись в районе Мозыря». 
Оставив 3 батальона, 4 эскадрона и малороссийских казаков охранять Мозырь, а генерал-майора Запольского отправив к Пинску, Фёдор Фёдорович Эртель, с «шестью батальонами, десятью эскадронами и одним казачьим полком, в начале сентября, двинулся к Глуску и вытеснил оттуда, 2-го сентября, польский отряд капитана Парадовского,.. Потеря неприятеля, в этом деле, простиралась до нескольких сот человек, в числе которых было 159 пленных,.. истребив неприятельские магазины (продуктовые обозы), двинулся обратно к Мозырю и прибыл туда 10-го сентября».
«Крепость Бобруйск с окрестными селениями Глуском, Вильсем, Горбачевичем очищены Генерал-лейтенантом Эртелем». 
3 (15) сентября «В тылу Великой армии действовал корпус генерала Ф.Ф. Эртеля, задачей которого было осуществление рейдов и захват обозов. Заняв Глуск, Эртель отправил авангард к местечку Горбацевичи, в то время как его основные силы продолжали движение к Бобруйску. …  В ночь на 4-е сентября Эртель по приказу А.П. Тормасова отвел свои войска к Мозырю».
8 сентября, «Генерал-Адъютант Граф Ламберт занимая пост при с.Терговице, переправил для разъезда партию, составленную из Донских полков Власова и Чикилева, которая открыв один неприятельский Уланский эскадрон в селение Несевиче, атаковав разбила его совершенно, взяв в плен рядовых 32 человека и одного лекаря; с нашей стороны убито казаков 2, раненых 3 [человека]. Граф Ламберт узнав от сих пленных, что того же дня должен придти в упомянутое селение с кавалерийским отрядом Австрийский Генерал Цейгмейстер, немедля нимало отправился туда с частью своей кавалерии, и перед рассветом напав на неприятельский лагерь, разбил неприятеля и обратил его в бегство. При сем случае взято в плен: Штаб-Офицер 1, Обер-Офицеров 8, рядовых 140, лекарей 3 и [захвачено] три штандарта легкоконного Оре[й]лли полка. Урон с нашей стороны весьма незначителен: ранено Александрийского гусарского полка рядовых 2, взято в плен 3 [человека]. В сем деле особенно отличились: командовавший Генерал-Адъютант Граф Ламберт, Лейб-гвардии гусарского полка Полковник Князь Багратион и Александрийского гусарского полка Поручик Граф Буксгевден, который при сем случае командуя полуэскадроном, взял у неприятеля сии штандарты».
В сентябре на военном совет: «Эссен, Граф Штейнгель и Левиз положили начать немедленно наступление и атаковать Йорка, стоявшего с большею частию своего 16-ти тысячного корпуса между Митавою и Олаем;… Атаку произвели 14-го сентября, с трёх сторон: 1), на правом крыле, Контр-Адмирал Моллер с флотилиею пошёл по Болдер-Аа. Двух тысячный отряд Генерал-Лейтенанта Бриземана должен был содействовать ему к вытеснению неприятельских постов из Шлока и Кальнецема, а потом к атаке Митавы и угрожению тыла Пруссаков. 2), Против Олая поставили Полковника Барона Розена с 1 000 человек, и приказали ему прикрывать плотины от Риги до Митавы, преследуя неприятелей, когда они будут отступать. При отряде Барона Розена находился Эссен, 3), Главная колонна, состоявшая из Финляндского корпуса и Рижского гарнизона, 18 000 пехоты, 1 300 конницы и 23 орудия… По утру 14-го сентября авангард главной колонны тронулся к Фламенкругу, опрокинул Прусские передовые отряды и к вечеру дошёл до Таможни… 15-го сентября, Граф Штейнгель продолжал движение, после полудня подошёл к Экау и атаковал Йорка. После краткой обороны, Пруссаки отступили за реку Экау».
Штейнгель Фаддей Федорович (Фабиан Готгард): «В 1808—1809 гг. участвовал в русско-шведской войне. 7 февраля 1810 г. был назначен генерал-губернатором Финляндии и начальником русских войск в этом крае. По Императорскому указу 6 сентября 1812 г. возведен в графское достоинство с потомством. В сентябре 1812 г. переброшенный к Риге Финляндский корпус под его командованием сражался у Экау и Бауска с прусскими войсками, затем двинулся к Полоцку, что способствовало освобождению этого города. Войска Штейнгеля нанесли поражение баварскому корпусу генерала К. Вреде у Кублучи, за что командующий был награжден орденом Св. Александра Невского. Затем принимал участие в сражениях при Чашниках, Смолянах, на Березине. В 1813 г. вновь приступил к исполнению обязанностей генерал-губернатора Финляндии». (с. 620)
Моллер Антон Васильевич «В июле 1812 г. стал командовать гребной флотилией, направленной в Рижский залив. В сентябре 1812 г. вошел с отрядом канонерских лодок в р. Ауя в окрестностях г. Риги и захватил неприятельские батареи на подступах к городу, затем подошел к Митаве, обстрелял неприятельские позиции, высадил десантный отряд и овладел городом, за что был награжден орденом Св. Анны 1-й ст. В октябре 1812 г. принимал участие в освобождении Виндавского и Либавского портов, сбив огнем с канонерских лодок береговые батареи и высадив десант». (С. 477-478)
Бриземан Фон Неттинг Иван Иванович: «В 1812 г. сформировал из жителей Риги и Динамюнде воинский отряд, вооружил несколько рыбацких судов. Командуя этими частями, участвовал в боях с прусскими и французскими войсками под Ригой, Тукумсом и Митавой, преследовал отступавшие французские войска до Кенигсберга и Эльбинга, где был ранен, вынужден был долго лечиться и скончался от последствий этого ранения. За отличия в боях под Ригой был награжден 19 декабря 1812 г. орденом Св. Анны 1-й ст., а за освобождение Митавы и Тукумса удостоен денежной награды и «Высочайшего благоволения». Его сын Федор Иванович Бриземан фон Неттинг служил в 1812 г. подпрапорщиком в Литовском пехотном полку, сражался с французами под Полоцком, Чашниками и на Березине, за что был произведен в прапорщики, а за отличие при взятии Познани получил чин подпоручика. Он был убит 6 октября 1813 г. в Лейпцигском сражении. Брат Ивана Ивановича — Антон Иванович Бриземан фон Неттинг в 1812 г. служил штабс-капитаном в Белостокском пехотном полку и за отличие при освобождении Борисова получил чин капитана». (С. 325)
Розен Федор Федорович «В 1805 г. назначен командиром С.-Петербургского гренадерского полка и с десантным корпусом направлен в Ганновер. В 1806—1807 гг. участвовал в сражениях при Пултуске, Янкове, Прейсиш-Эйлау, где ранен в левую руку. Находясь на излечении, 12 декабря 1807 г. получил чин полковника. В 1808 г. назначен шефом Литовского мушкетерского полка, в 1812 г. — командиром бригады 21-й пехотной дивизии и находился при занятии Митавы, в боях при Ушаче, Чашниках, Смолянах и Борисове. В 1813 г. участвовал в блокаде Данцига, сражался под Гросс-Беереном, Денневицем, Лейпцигом (за отличие произведен в генерал-майоры). В 1814 г. находился при взятии Суассона, Реймса (назначен временным комендантом), в сражениях при Краоне, Лаоне и закончил войну в Париже». (С. 537-538)
17 сентября, фельдмаршал Кутузов назначил Тормасова главнокомандующим Второю Западною армиею. Адмиралу Чичагову было приказано «обойти Шварценберга с левого фланга, оставить против него Третью армию, идти с Дунайскою на Минск, соединиться на пути с Эртелем и, открыть сообщение с графом Витгенштейном, преградить отступлении Большой Наполеоновой армии. …преследование Шварценберга было поручено корпусу Эссена».
Эссен Петр Кириллович: «…поручено командовать 8-й дивизией, с которой участвовал в войне с французами в 1806—1807 гг. В сражении под Прейсиш-Эйлау его дивизия захватила восемь орудий, два знамени и около1000 пленных, за что Эссен был награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. В 1808 г. направлен в Молдавскую армию и сражался с турками в 1809—1811 гг. В 1812 г. был направлен со своими войсками на усиление корпуса Остен-Сакена и во время перехода столкнулся с корпусами Шварценберга и Ренье под местечком Устилуг, выдержал с ними бой, отразив все атаки неприятеля и отошел с наступлением темноты. Сражался под Горностаевичами, Березой и Волковыском. Весной 1813 г. ему было поручено сформировать 48 резервных батальонов, что он выполнил в короткое время и в августе прибыл с пополнениями к действующей армии, а затем был назначен командовать 4-й пехотной дивизией, направленной для осады Дрездена. В январе 1814 г. он осадил крепость Мец, а после взятия ее участвовал в сражении при Шато-Тьери и при взятии Парижа». (С. 631-632)
Солдаты генерал-лейтенанта Эссена по берегам р. Лесне, а генерал-майора Лидерса по берегам р. Буг «рассеивали неприятеля».
Лидерс Николай Иванович: «В 1810 г. назначен комендантом Хотина в Бессарабии. В августе 1812 г. по приказу адмирала П. В. Чичагова выступил во главе отдельного отряда на Волынь, где участвовал при очищении края от польских и австрийских войск, а затем продвинулся в Белоруссию и принимал участие в боях с французами под Несвижем, Борисовым, Брылях и при занятии Вильно. В конце декабря 1812 г. ему было приказано возвратиться в Хотин и приступить к несению комендантской службы». (С. 455)
В Дунайской и 3-й Западной армии, кроме названных выше, сражались:
Бенардос Пантелеймон Егорович: «С 1806 г. — шеф Владимирского пехотного полка. В кампаниях против французов 1806—1807 гг. отличился при Прейсиш-Эйлау, Гейльсберге, Фридланде. С 12 декабря 1807 г. — генерал-майор. В Отечественной войне 1812 г. состоял в 3-й армии, командуя пехотной бригадой. Участвовал во взятии Кобрина и Бреста, отличился при Городечно, Стахове и Брилях. За отличие награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. В 1813—1814 гг. принимал участие в осаде крепости Торн, сражался под Бауценом, при Кацбахе, Бриенне, Ла-Ротьере. 8 августа 1814 г. назначен командиром бригады 18-й пехотной дивизии». (С. 314-315).
Берг Бургардт (Бернгардт) Максимович: «В 1806—1807 гг. воевал в французами, находился в сражениях под Пултуском, Прейсиш-Эйлау, где получил ранение в правую руку картечью. Был награжден орденом Св. Георгия 4-го кл. и 12 августа 1807 г. произведен в генерал-майоры. В 1808—1809 гг. воевал со шведами в Финляндии. Накануне кампании 1812 г. назначен генерал-квартирмейстером Молдавской армии. Участвовал в боях на Березине и в преследовании французов до Вильно. В заграничных походах находился при блокаде Торна, сражался при Бауцене. В июле 1813 г. назначен генерал-квартирмейстером Польской армии, в рядах которой находился во время Лейпцигской битвы, при осаде Магдебурга и Гамбурга». (С. 317-318)
Бехлий Федор Матвеевич: «В 1808 г. находился при осаде Свеаборга и Свартгольма и был награжден орденом Св. Георгия 4-го кл., в 1809 г. занимался возведением укреплений и батарей в Ревеле. В 1810 г. командирован в Дунайскую армию и участвовал в блокаде Шумлы и Рущука, где был ранен в правую ногу осколком гранаты. В 1812 г. назначен состоять при штабе главнокомандующего Дунайской армией, участвовал в боях у Борисова и на Березине. В 1813 г. находился при осаде Ченстохова, за взятие которого 30 марта произведен в генерал-майоры. Затем принимал участие в осаде Модлина и Глогау, по окончании военных действий в 1814 г. командирован на Кавказ». (С. 319-320)
Гампер Ермолай Ермолаевич: «В русско-турецкую войну 1806—1812 гг. отличился в Молдавии, Валахии и Болгарии. В Отечественной войне 1812 г. — командир Смоленского драгунского полка в армии П. В. Чичагова». (С. 350-351)
Гангеблов (Гангеблишвили) Семен Георгиевич (Егорович) В 1812 его полк вошел в состав 3-й Зап. армии, участвовал в боях на р. Березина и в преследовании отступавших остатков Великой армии. В кампанию 1813 находился с полком при блокаде Торна, в сражении под Кенигсвартой. В Баутценском сражении ранен и «получил сильную контузию в левый бок от пушечного ядра» (орд. Св. Георгия 4-го кл.). С мая 1813 в отпуске для лечения. С 18.1.1814 ком. 1-й бригады 13-й пех. дивизии.
Гейден Логгин Петрович (Людвиг Сигизмунд Яков): «В 1812 г. командовал флотилией гребных судов и перевозил войска из Финляндии в Ревель и Нарву. В 1813 г. перешел с флотилией из Ревеля к Данцигу, участвовал в бомбардировках с моря французских батарей и укреплений и дважды (28 апреля и 12 августа) в боях с французскими и датскими кораблями, пытавшимися прорваться в крепость. За отличие в этих делах был награжден золотой шпагой с надписью «за храбрость» и чином капитан-командора». (С. 353-354)
Грейг Алексей Самуилович: «В 1807 г. находился при блокаде Дарданелл, взятии островов Тенедос и Лемнос и в Афонском сражении с турками. В 1809 г. назначен на Черноморский флот и действовал против турок, в 1812 г. был послан с дипломатической миссией в Константинополь для подписания Бухарестского мира. В 1813 г. командовал эскадрой при осаде Данцига, за что 4 сентября был пожалован в вице-адмиралы, находился при взятии о. Борнгольм и датских проливов». (С. 368-369)
Гейденрейх Иван Григорьевич: «…участвовал в походе 1809 г. в Галицию и русско-гурецкой войне 1806—1812 гг. Штурмовал крепости Шумла, Рущук, где был ранен. 30 августа 1811 г. был произведен в полковники. В Отечественной войне 1812 г. с полком находился в 3-й Западной армии. Участвовал в боях при Кобрине, Городечне, на Березине. В ходе заграничных походов 1813—1814 гг. принимал участие в осаде крепости Торн, сражался при Кеннигсварте». (С. 354)
Засс Александр Павлович: «В 1811 г. отличился в сражении под Виддином 5 сентября и назначен шефом Белостокского пехотного полка. В 1812 г. находился в корпусе генерала Сакена и сражался с поляками и французами под Ковелем, Луцком и Любомлем. В 1813 г. отличился в сражении под Кацбахом, за что 15 сентября того же года произведен в генерал-майоры и назначен командиром 2-й бригады 10-й пехотной дивизии, после Лейпцигского сражения получил должность начальника этой дивизии. В 1814 г. за отличие под Бриенном и Ла-Ротьером вторично награжден орденом Св. Георгия 4-го кл.». (С. 398)
Засс Андрей Павлович:  «В 1809 г. овладел Измаилом, а в 1810 г. занял Туртукай, за что был награжден орденом Св. Георгия 3-го кл., затем командовал отрядом, направленным в Сербию, откуда он быстро вытеснил турок. В 1811 г. Кутузов поручил ему командовать войсками в западной Валахии, где Засс отразил наступление 20000 турок под командованием Измаил-паши, чем облегчил Кутузову победу под Рущуком. В конце 1811 г. вышел в отставку по болезни, 6 ноября 1812 г. вернулся в армию и командовал кавалерийскими частями 3-й армии, участвовал в боях с отступавшими французами на Буге и Немане. В 1813 г. принимал участие в осаде Торна и в сражении под Бауценом, где он упорно оборонял Барутские высоты и получил в награду золотую шпагу с алмазами». (С. 399-400)
Линдфорс Федор Андреевич: «В 1811 г. назначен шефом Галицкого пехотного полка. В 1812 г. проделал из Крыма поход на соединение с 3-й Западной армией, в ноябре — декабре участвовал в преследовании отступавших французов. В марте 1813 г. командовал отрядом войск при блокаде Модлина, в битве при Лейпциге получил тяжелую рану ядром в правую ногу, от которой скончался». (С. 455-456)
Мантейфель Иван (Готгард) Васильевич: «…отличился в Аустерлицком сражении и был награжден орденом Св. Георгия 4-го кл. В 1807 г. назначен шефом С.-Петербургского драгунского полка и сражался с французами под Гутштадтом, Гейльсбергом, Фридландом, где был ранен (получил орден Св. Георгия 3-го кл.). С 24 мая 1807 г. — генерал-майор. В 1809—1811 гг. воевал с турками и был награжден несколькими орденами. В 1812 г. в составе Дунайской армии участвовал в боях на Березине. В 1813 г. находился в сражении при Денневице, где командовал пятью кавалерийскими полками. 6 октября в Лейпцигской битве во время одной из атак, возглавляя три конных полка, был смертельно ранен». (С. 464)
Мейснер Яков Иванович: «Во время русско-шведской войны 1808—1809 гг. участвовал в осаде Свеаборга и Тавастгуста и был награжден золотой шпагой. В 1812 г. служил в Финляндском инженерном округе, 23 июля того же года был назначен состоять при штабе генерал-лейтенанта Ф. Ф. Штейнгеля «исправляющим должность начальника полевых инженеров». Участвовал в боях под Ригой, «устроив паромную переправу у Икскуля для четырех пехотных батальонов с полуротой артиллерии, кои ударили на неприятеля в тыл у Олая и отбросили его с потерею». Затем находился при освобождении Митавы и Мемеля, в 1813 г. — при осаде крепости Эльбинг и за отличия, оказанные при взятии этой крепости, 29 марта 1813 г. произведен в генерал-майоры. Принимал участие в осаде Данцига». (С. 470)
Местр Ксаверий Ксаверьевич де (Ксавье де Местр): «26 августа 1809 г. произведен в полковники, 8 июля 1810 г. зачислен тем же чином в квартирмейстерскую службу и командирован на Кавказ, где участвовал в боях с горцами, затем с персидскими войсками, находился при осаде крепости Ахалцых и был тяжело ранен в правую руку. В начале 1812 г. вернулся в Петербург, 23 марта того же года был командирован в 3-ю Западную армию и назначен обер-квартирмейстером корпуса генерала С. М. Каменского. Сражался под Кобриным и Городечно (награжден золотой шпагой), под Пружанами и при Волковыске. В начале 1813 г. назначен квартирмейстером в отряд генерала П. Я. Башуцкого, участвовал в преследовании французов через Польшу и Пруссию до Саксонии, затем был прикомандирован к отряду генерал-лейтенанта Л. Г. Т. Вальмодена, участвовал в боях под Дрезденом, Лейпцигом, Люценом и Бауценом (получил ранение). 18 июля 1813 г. за отличие был произведен в генерал-майоры. После излечения назначен генерал-квартирмейстером в корпус, блокировавший Данциг. Участвовал в рекогносцировках укреплений осажденной крепости, 2 и 11 сентября 1813 г. находился при отражении вылазок французов из Бабельсбергского бастиона. 20 сентября, руководя закладкой новой параллели, был тяжело ранен осколком мортирной бомбы в левое плечо и увезен для лечения в Кенигсберг». (С. 473-474)
Миллер Иван Иванович: «В 1805 г. сражался под Амштеттеном, Кремсом и Аустерлицем, где был ранен картечью в левое бедро; за отличие награжден орденом Св. Владимира 3-й ст. По возвращении в Россию вышел в отставку 5 мая 1806 г. В 1812 г. принял участие в формировании Тульского ополчения, назначен командовать сводной пехотной дивизией, был в боях на Березине и в преследовании отступавших французов. В 1813 г. участвовал в занятии Варшавы и блокаде Модлина. 29 марта назначен командовать пехотными полками Тульского ополчения при осаде Данцига. Отличился при отражении вылазки французов из крепости в ночь с 28 на 29 апреля, за что был награжден золотой шпагой с алмазами. 5 сентября 1813 г. получил тяжелое ранение осколками гранаты при штурме Бабельсбергского бастиона, за отличие награжден орденом Св. Анны 1-й ст.». (С. 475)
Огильви Александр Александрович  «В 1811 г. принял русское подданство. В июле 1812 г., командуя линейным кораблем «Смелый» и двумя военными транспортами, прошел к берегам Англии через датские проливы и, соединясь с другими кораблями русской эскадры, участвовал в блокаде французских и голландских портов и в перехвате неприятельских военных и транспортных судов в кампанию 1812—1813 гг. В 1814 г. отличился при взятии Флиссингена и высадке на голландский берег английских десантных войск, за что 19 февраля произведен в контр-адмиралы». (С. 494)
Ольдекоп Карл Федорович «В 1808 г. вернулся на турецкий театр войны дежурным штаб-офицером Молдавской армии. Находился при осаде и штурме Кюстенджи, в бою под Рассеватом, в блокаде крепости Силистрии и в сражении при Татарице, Шумле. При штурме Рущука возглавил особый отряд Алексопольского пехотного полка. За мужество, проявленное при разгроме турок под Батином, был удостоен ордена Св. Георгия 4-го кл. В 1812 г. — дежурный генерал 3-й Западной армии. Принимал участие в сражениях при Кобрине, Пружанах и Городечно. 31 июля 1812 г. получил звание генерал-майора. После соединения 3-й и Молдавской армий остался на своей прежней должности. Продолжал быть дежурным генералом и после назначения М. Б. Барклая де Толли. За сражение под Кульмом Ольдекоп награжден орденами Св. Анны 1-й ст. и прусским Красного Орла 2-й ст., за Лейпциг — орденом Св. Владимира 2-й ст., во Франции — алмазными знаками к ордену Св. Анны 1-й ст.». (С. 498)
Орурк Иосиф Корнилович «По заключении Бухарестского мира Орурк в составе Дунайской армии проделал поход на Волынь. Участвовал в преследовании французских войск вдоль р. Буга до Брест-Литовска. Был в действиях против неприятеля у г. Вильно и г. Ковно. В кампанию 1813 г. Орурк воевал с приданными ему кавалерийскими полками в окрестностях Дрездена, на р. Одере и при блокировании крепости Магдебург. За отличие под Лейпцигом 26 мая произведен в генерал-лейтенанты. Был участником сражений под Денневицем, вторично под Лейпцигом, Касселем. В 1814 г., командуя отдельным кавалерийским корпусом в Северной армии, отличился в столкновениях с неприятелем под Краоном и Лаоном, за что награжден орденом Св. Александра Невского. В 1814 г. Орурк назначен командиром 2-й уланской дивизии». (С. 501-502)
Понсет Михаил Иванович «В 1810 г. на турецком театре войны при штурме Рущука получил рану ружейной пулей в правую руку. За отражение вылазки турок из Шумлы удостоен ордена Св. Георгия 4-го кл. 29 декабря 1811 г. произведен в полковники, переведен в Свиту по квартирмейстерской части и оставлен при Главной квартире Дунайской армии. С этой армией участвовал в Отечественной войне 1812 г. В походе 1813 г. находился при М. С. Воронцове, был тяжело ранен пулей в ногу при преследовании неприятеля от Гросс-Беерена, удостоился ордена Св. Владимира 3-й ст. и чина генерал-майора, присвоенного 15 сентября того же года. В 1814 г. в бою под Краоном командовал пехотной бригадой, стоя на костылях, т. к. еще не оправился от раны, и отбил все атаки неприятеля. Его стойкость была вознаграждена золотой шпагой, украшенной алмазами». (С. 519-520)
Рейхель Абрам Абрамович «Воевал с турками в 1806—1811 гг., за отличие при осаде Рущука в 1810 г. награжден орденом Св. Георгия 4-го кл., во время штурма получил ранение в правую ногу картечью. В Отечественную войну 1812 г. ему было поручено отконвоировать 2000 саксонских пленных от Кобрина к Житомиру. Затем участвовал в боях у Брест-Литовска и на Березине. В 1813 г. находился при блокаде Торна. В Лейпцигской битве получил сильную контузию в левый бок и был представлен к следующему чину. В 1814 г. участвовал в сражении у Бриенн-ле-Шато». (С. 529)
Ререн Иван Богданович «Участвовал в кампаниях против французов 1806—1807 гг., под Прейсиш-Эйлау получил сильную контузию в грудь и левый бок и был награжден орденом Св. Георгия 4-го кл. В 1808—1811 гг. воевал с турками на Балканах. 31 августа назначен командиром бригады из Шлиссельбургского и Украинского пехотных полков, сражался с наполеоновскими войсками под Брест-Литовском, Волковыском, Рудней. В кампании 1813 г. находился в авангардных и арьергардных боях, в сражениях при Люцене, Бауцене, Рейхенбахе, Меркерсдорфе, Кацбахе». (С. 532-533)
Розе Вилим Романович «11 января 1807 г. произведен в капитаны 1-го ранга, 1 марта 1810 г. — в капитан-командоры. В 1812 г., командуя линейным кораблем «Три Святителя», перешел в эскадре адмирала Е. Е. Тета к берегам Англии и в 1813—1814 гг. участвовал в блокаде французских и голландских портов. За отличие при бомбардировке и взятии Берген-оп-Зома награжден орденом Св. Владимира 3-й ст., от английского короля получил орден Бани кавалерского достоинства». (С. 535-536)
Розен Иван Карлович «В 1807 г., командуя 20-й дивизией, участвовал в боях против турок при Ахалцыхе, где был ранен в ногу, в 1808 г. — при осаде и штурме Эривани, в 1810 г. — при подавлении бунта в Имеретии. В 1813 г. назначен командиром корпуса в Польскую армию и участвовал в блокаде Глогау. В 1814 г. был вновь назначен на Кавказ начальником 20-й пехотной дивизии». (С. 537)
Сын барона Карла-Густава Розена – Михаил Карлович: «14 октября 1811 г. вступил в службу юнкером в Ямбургский драгунский полк, откуда в 1812 г. переведён в дворянский кавалерийский полк. Здесь, 27 декабря того же года, он был произведён «в корнеты по армии», а 2 марта 1813 г. переведён в Кавалергардский полк. Осенью этого же года Розен выступил с резервными эскадронами в заграничный поход и 15 августа принял участие в сражении при Дрездене, за отличие в котором был награждён орд. Св. Анны 4 ст.».
Сандерс Федор Иванович «С 1806 по 1811 г. воевал с турками. В 1807 г. получил сильную контузию картечью в левое бедро и руку. Произведен в полковники и назначен командиром 11-го егерского полка. В 1809 г. ранен в левую сторону головы ниже глаза пулей. 12 июня 1810 г. пожалован за отличие в генерал-майоры и назначен шефом 29-го егерского полка. В 1812 г. в составе Дунайской армии участвовал в боях под Брестом, на Березине и в преследовании противника до Вильно. В 1813 г. командовал бригадой 12-й пехотной дивизии, сражался с французами при Бауцене, Дрездене, Лейпциге (был временным комендантом города)». (С. 548-549)
Сиверс Иван Христианович «В 1810 г. находился при осаде Шумлы и участвовал в сражении под Батином, в 1811 г. командовал артиллерией в сражении под Рущуком и при блокаде турецкого лагеря под Слободзеей. Весной 1812 г. был назначен начальником артиллерии 3-й Западной армии. В 1812 г. участвовал в сражениях под Брестом, Кобриным, Городечной, при освобождении Борисова и в бою под Студенкой. В 1813 г. находился при осаде Модлина, затем Бреславля и Глогау, при взятии которого отличился и был награжден золотой шпагой с алмазами». (С. 554-555)
Сталь (Шталь) Егор Федорович «В 1805 г. сражался с французами при Амштеттене, Санкт-Пельтене, Шенграбене (награжден орденом Св. Владимира 4-й ст. с бантом), Шляпанице, Раусснице; в 1806—1807 гг. — под Голымином, Янковым, Прейсиш-Эйлау, Гутштадтом, Гейльсбергом. С 12 декабря 1807 г. был переведен в Павлоградский гусарский полк, 13 августа 1811 г. получил чин полковника. В 1812 г., командуя 2-м батальоном Лубенского гусарского полка, находился в авангардных боях под Кобрином, Городечной. За дело под м. Выжвою награжден орденом Св. Георгия 4-го кл. Сражался у Брест-Литовска, Слонима, на Березине и дошел до Вильно. В 1813 г. был при блокаде Магдебурга и Виттенберга, в сражениях при Гросс-Беерене, Денневице, в преследовании неприятеля до Торгау и за отличие 15 сентября произведен в генерал-майоры. Участвовал в Лейпцигской битве, в освобождении Мюнстера и Амстердама». (С. 560)
Тейль Ван Сераскеркен Федор Васильевич «В 1808—1809 гг. во время войны со шведами занимал разные штабные должности, был ранен в сражении при Идельсальми, а за отличие произведен в подполковники (1808 г.) и полковники (14 апреля 1809 г.). В 1810 г. отправлен в русское посольство в Вену в качестве военного агента, организовал разведывательную работу и доставлял в Военное министерство ценные сведения о передвижениях и численности наполеоновских войск. В рекомендациях командованию выступал за ведение оборонительной войны. В 1812 г. находился на должности квартирмейстера 3-й Западной армии. В генерал-майоры произведен 26 мая 1813 г. «в награду заслуг, оказанных в разных сражениях». Участвовал в боевых действиях в 1813—1814 гг. С мая 1814 г. находился в различных русских дипломатических миссиях при Неаполитанском дворе, при Ватикане, затем назначен послом в Америку». (С. 570)
Тет Егор Егорович (Джордж): «В 1805 г. командовал эскадрой, доставившей русский десантный корпус в шведскую Померанию. В 1807—1811 гг., из-за разрыва с Англией, находился во временной отставке. В июне 1812 г. назначен командовать эскадрой из 12-ти кораблей, направленной в Англию через датские проливы, и участвовал в блокаде французских, голландских и датских берегов, за отличие в сражении с голландско-французским флотом у Флиссингена награжден орденом Св. Александра Невского и английским орденом Бани 2-й ст.». (С. 571-572)
Удом Евстафий Евстафьевич «Во время войны с турками 1806—1812 гг. отличился при штурме Ловчи, за что 28 февраля 1811 г. был произведен в чин генерал-майора. В Отечественную войну 1812 г. находился в 3-й Западной армии, участвовал в сражении при Кобрине, в боях при Дивине, Тюхиничах, где ранен в левую ногу ядром. В заграничных походах 1813—1814 гг. принимал участие в военных действиях в Силезии, при Ливербахе, Гольдберге, Гельсдорфе, Загене; за отличие в сражении и преследовании корпуса маршала Макдональда награжден орденом Св. Владимира 3-й ст. Участник «Битвы народов» под Лейпцигом. Во время похода 1814 г. во Франции был в делах при Бриенн-ле-Шато, Ла-Ротьере, Шалоне, Суассоне, Лионе и при взятии Парижа. Участвовал в походе во Францию во время «100 дней»». (С. 587-588)
Феньш Андрей Семенович «В 1812 г. возглавил сводную дружину из ополченцев Херсонской и Таврической губерний и участвовал в очищении от австрийцев и поляков Волынской губернии. В 1813 г. находился при осаде Данцига». (С. 593)
Шеле Густав Христианович (Крестьянович): «Летом 1812 г. русские войска из Финляндии были переброшены морем в Ревель, а оттуда пришли к Риге. Из Риги корпус двинулся к Диленкирхену. Полк Шеле был в авангарде и, освободив Диленкирхен, двинулся на Экау, а затем к Низотену. Особенно упорный бой произошел у корчмы Гарозен, где Шеле пять раз отбивал атаки пруссаков. В конце 1812 г. под Чашниками и Смолянами Шеле пять раз водил своих солдат в рукопашную схватку. В 1813 г. был под Пиллау и Данцигом, отличился в Лейпцигской битве (орден Св. Владимира 3-й ст.). В 1814 г. сражался у Суассона, под Краоном, при Лаоне. За отличие в этих баталиях 21 декабря 1814 г. удостоился чина генерал-майора». (С. 610-611)
Шрейтерфельд Карл Иванович: «…в 1810 г. участвовал при взятии Сухума и Суджук-Кале. 27 января 1811 г. произведен в генерал-майоры и назначен начальником Рижского инженерного округа. В 1812 г. участвовал в обороне Риги. В 1813 г. участвовал в осаде Данцига и Штеттина, в 1814 г. — Любека». (с. 618-619)
Эмме Иван Федорович: «В 1802 г. назначен военным комендантом Риги. В 1812 г. во время блокады города прусскими и французскими войсками содействовал сооружению оборонительных укреплений и формированию отрядов вооруженных жителей и сам находился на боевых позициях и батареях. После отражения неприятеля от города участвовал в освобождении Митавы от прусских войск и при осаде города Мемеля, после взятия которого принимал участие в осаде Эльбинга и Данцига, за что был произведен 23 декабря 1813 г. в генерал-лейтенанты и назначен командовать 26-й пехотной дивизией, вошедшей в Польскую армию, осадившую Гамбург. За отличия, оказанные при осаде и взятии Гамбурга, получил орден Св. Георгия 3-го кл.». (С. 626-627)
Энгельгардт Григорий Григорьевич: «В 1806—1807 гг. сражался с французами в Польше и Восточной Пруссии. Под Прейсиш-Эйлау ранен пулей в правую ногу, под Фридландом тяжело контужен картечью в левое бедро, левый бок и локоть, а за отличия награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. С 1808 г. находился в Молдавии и Валахии и воевал с турками в 1809—1811 гг. В 1812 г. командовал 2-й бригадой 8-й пехотной дивизии, участвовал в боях с поляками и австрийцами на Волыни и в преследовании отступавшего неприятеля от Луцка до Волковыска. Затем сражался с французами под Горностаевичами, Волковыском и Каменцем-Журавским. В 1813 г. участвовал при взятии Белостока, Варшавы и в сражениях под Люценом и Бауценом, где был тяжело ранен пулей в левое бедро навылет и выбыл из строя». (С. 627)
Энгельгардт Лев Николаевич: «В 1812 г. сформировал конный полк в Казанском ополчении и участвовал с ним в боях на Березине, в сражении под Сморгонью и в преследовании отступавших французов, за что награжден орденом Св. Владимира 3-й ст. В 1813 г. участвовал в сражении под Калишем и при осаде Глогау. В марте того же года заболел и вышел в отставку». (С. 627-628)
Энгельман Петр Иванович: «В 1808—1809 гг. сражался со шведами, затем исправлял должность генерал-квартирмейстера русских войск в Финляндии. В 1813 г. был командирован в Польскую армию. Участвовал в Лейпцигской битве, находился при осаде Магдебурга и Гамбурга и 30 августа 1814 г. за отличие в боях пожалован в генерал-майоры».(С. 629-630)

    «То не были бойцы, идущие походом,
                То плыли призраки под черным небосводом,
  Бредущая во тьме процессия теней»
В. Гюго.

Глава № 9. Освобождение территорий России от захватчиков.
Находясь в Тарутинском лагере; Толь, Коновницын, Баггевут и Беннигсен, убеждали Кутузова напасть на авангард Мюрата. Генерал-квартирмейстер Толь лично «рекогносцировал лес несколько раз во всей подробности. На основании этого обозрения был составлен им же план нападения на неприятельскую позицию. …Беннигсен подал князю Кутузову записку, в которой доказывал необходимость нападения на авангард Мюрата. …Кутузов, наконец, изъявил согласие на предложенное нападение, поручил Беннигсену начальство над войсками назначенными для обхода неприятельской позиции».
4 октября, «Ахтырского гусарского полка Полковник Васильчиков доносит, что посланным от него Штабс-Ротмистром Вернером, захвачен в 6 верстах вправо к селению Воронову неприятельский пикет».  6 (18) октября «Утром войска подошли к позиции, на которой расположился французский авангард. Но вовремя подоспели лишь войска правого крыла, которым командовал Л.Л. Беннингсен. Войска же левого крыла под командованием М.А. Милорадовича задержались и на рассвете лишь вышли из Тарутино».  Из рапорта Беннигсена: «…на рассвете, я со 2 и 3 (пехотными)  корпусами находился у опушки леса, от которого неприятельские ведеты расположены были в малом расстоянии. Я немедленно приказал Полковнику Пиллару выступить с егерскою своею бригадою из лесу, дабы прикрыть в долине 4 орудия, находившиеся впереди колонны пехотной. В то же время я дал приказание Офицеру, командовавшему сею батареею, начать стрельбу при самом выходе из леса, ибо огонь из сих орудий, должен был между тем служить Графу Орлову-Денисову сигналом для обхода неприятельских позиций. …когда Граф Строгонов выступил из лесу с 3 (пехотным) корпусом, я велел занять ему вторую высоту более влево, с батареею под командованием Полковника Таубе; сия, равно как и предыдущая, делала выстрелы с величайшим успехом и поражала неприятеля»..
Генерал Баггевут стал во главе 4-го егерского полка, шефом которого он был. «Прошу Ваше Высочество распорядиться войсками, - сказал он принцу, - а я останусь с моими егерями; они жили со мною – со мною и умрут. Я первый пойду на «батарею».  …Генерал Баггевут вышел из леса с 4-м и 48-м егерскими полками, построенными в колонны. Едва лишь эти войска показались на поляне, как были встречены огнём неприятельской батареи стоявшей у селения Тетеринки и понесли значительную потерю. Сам Баггевут был поражён смертельно одним из первых выстрелов: Воин в душе, мужественный Баггевут был любим и уважаем в армии. В нём явилось соединение отваги и хладнокровия, необыкновенной доброты и твёрдости духа».
Мнение простых солдат: «Как же, говорили, предпринимая такое дело и поход в тёмную ночь, не узнали предварительно дорог? Да по ним следовало бы заблаговременно расставить людей в виде проводников… На простых манёврах такие промахи были бы неизвинительны, а тут вели тысячи людей на жертву… Потеряли генерала Баггаута, всеми любимого и уважаемого за его храбрость и доброту…».
Император Александр писал вдове Багговута: «Елисавета Яковлевна! Крайне сожалею о постигшем вас несчастии. Бог, посылающий нам радости и печали, да усладит горесть вашу. Вы лишились в муже своём вернаго вам друга, а Я потерял в нём храброго военачальника, полезного Отечеству; он умер на поле чести, и оставил вам славу имени своего. В знак признательности к заслугам его, оставляю Я вам всё то содержание, какое он получал». 
Вот как описывает это сражение Е.В. Тарле: «…генерал Багговут атаковал левый фланг Мюрата, а Орлов-Денисов — правый. Общее руководство битвой взял на себя Беннигсен. Кутузов не показывался. Первый кавалерийский налет Орлова-Денисова был удачен: французы были опрокинуты, захвачены были орудия, но французы успели оправиться и встретили убийственным огнем два полка пеших егерей. При этом был убит и генерал Багговут, командовавший ими. Французы стали отступать, но в порядке. Беннигсен, полагая, что у него под руками недостаточно войск, чтобы с надеждой на успех ударить на французов, попросил Кутузова дать ему помощь, но фельдмаршал отказал, и никакие просьбы Ермолова, Коновницына, Милорадовича не помогли. Мюрат отступал медленно и в порядке за речку Чернишну, к Спас-Купле, отстреливаясь от преследовавшего его Орлова-Денисова. Дело окончилось без какого-либо очень решительного результата, и все свелось к первоначальному успеху русских. Мюрат потерял 2,5 тысячи (по другим данным — около 3 тысяч), русские — около тысячи или 1200 человек. Конечно, победителями были русские: Мюрата все-таки вынудили отступить, и русские забрали 36 пушек, 50 зарядных ящиков и знамя. Клапаред и Латур-Мобур отогнали Платова, стремившегося отрезать отступление Мюрата на Спас-Куплю. Беннигсен потом ручался, что отряд Мюрата весь мог бы погибнуть, если бы по злостному капризу Кутузов не отказал дать подкрепление в нужный момент. Кутузов не только не дал, а даже приказал войскам отступить от Чернишны и вернуться на свои тарутинские позиции». 
У П.А. Ниве, читаем, что Беннигсен предложил дать бой под Тарутино, «диспозиция для атаки расположения Мюратовского авангарда была составлена Толем… С рассветом атаку должен был начать II корпус Багговута, на деревню Тетеринку, после чего 1-й колонне надлежало броситься в тыл противнику, на деревню Воронову… Багговут вышел из леса с двумя головными егерскими полками и прямо повёл их в атаку, Как только они вышли из леса на поляну, тотчас же французская батарея. Стоявшая у деревни Тетеринки, осыпала их жарким огнём и нанесла сильные потери, при чём одним из первых выстрелов был сражён сам же Багговут.
…принц Евгений Виртембергский, который, правильно оценивая всю первостепенную важность времени при данных условиях, решил, с бывшими у него в руках двумя тобольскими батальонами, броситься на врага, не выжидая подхода остальных сил своей дивизии, в надежде, что либо они, либо весь IV-й корпус, не замедлят подойти и поддержать его… К войскам, бывшим в руках Евгения Виртембергского, примкнул ещё 20-й егерский полк, входивший, как известно, в состав правой колонны Орлова-Денисова… Сам Толь схватил конную батарею полковника Геринга, перевёл её у деревни Кручи через речку и вывел на такую дистанцию, с которой можно было обстрелять неприятельскую конницу, прикрывавшую движение французов по дороге. Орлов-Денисов, с несколькими казачьими полками, и Меллер-Закомельский (командир 1 кавалерийского корпуса, бывшего в резерве правого крыла) со своею конницею продвинулись восточнее деревни Гриневой и у села богородского завязали бой с французской кавалерией Латур-Мобура;…
Под прикрытием этого кавалерийского боя, подтянулась и пехота принца Евгения… Наше левое крыло, при котором находился сам главнокомандующий, так и не приняло совершенно никакого участия в бою. Переправясь через Нару и приблизясь к речке Чернишне, войска получили от фельдмаршала приказание остановиться. Милорадович и Ермолов всячески упрашивали Кутузова, чтобы он дозволил атаковать противника, но получили в ответ решительный отказ».
Вот как пишет П. X. Граббе, участник событий на правом фланге. В момент когда кавалерия пошла в атаку на передовые цепи неприятеля: «В эту минуту Милорадович был отозван к Кутузову и все оставлено было отсутствием начальника». Отрезанную атакой кавалерии колонну польской пехоты Клапареда никто не преследовал. Когда же он обратил на это внимание Васильчикова, тот сказал: «Кажется, что здесь все командуют». «Напротив, - ответил Граббе, - кажется никто не начальствует» На его глазах поляки спокойно дошли до леса и рассеялись в нем. Ни пехота, ни кавалерия русских по-прежнему не предпринимала активных действий.
Толю удалось переправить конную батарею Геринга через речку у деревни Кручи и открыть огонь по кавалерии, прикрывавшей отход войск Мюрата. Сражение при Тарутине завершилось успехом наших войск, но ряд офицеров были не довольны исходом битвы, так как считали, что можно было добиться более убедительной победы. Беннигсен «полагал, что Кутузов удержал в бездействии нетолько левое крыло армии, но и корпус Остермана, с умыслом, чтобы лишить его славы решительного успеха».
П.А. Ниве констатирует: «…вместо задуманного полного разгрома, нанесено было только частичное поражение. Но поражение это, если сосчитать только действительно участвовавшие в бою наши войска, было нанесено меньшими силами… Сражение было наступательное; были взяты трофеи, пленные… Ясно, что такой результат поднял до чрезвычайности дух наших войск и настроение всей России: поэтому с точки зрения духовно-нравственной – Тарутинский бой был для нас чрезвычайно важен».
Роберт Вильсон о Тарутинском сражении, в письме Императору Александру: «…я должен сказать, что хотя много сделано, но гораздо более могло бы быть приобретено, ибо нападение было совершено нечаенное для неприятеля, разные атаки сзади левого крыла и в центре привели его в крайнее сметение и не должны были дать ему ни минуты к сопротивлению. Но он отступил довольно далеко, чтобы обеспечить свои сообщения. План был превосходный, но исполнение не довольно быстрое, или не довольно настойчивое для приобретения всех блистательных трофей, коих ожидать было можно. Я находился при корпусе генерала Багговута (который один только был в настоящем деле) и с казаками; я могу судить только о последствиях, не зная о причинах, побудивших фельдмаршала к такой осторожности».
За победу при Тарутине, Кутузов получил золотую шпагу, с алмазами, Беннигсен – алмазные знаки ордена Святого Андрея. В рескрипте данном Императором Александром, полковнику Толю, было написано: «В ознаменование отличных подвигов, оказанных вами, 6-го Октября 1812 года, в сражении против Французских войск, и при атаке на неприятельский авангард, где вы, рекогносцировав неприятельский лагерь, составили проект к нападению, и не смотря на темноту ночи, подвели под неприятельские пикеты сто тысячь войска нашего, а во время атаки направляли колонны наши, и везде находились там, где успех победы зависел от атакующей части, Всемилостивейшее жалую вас кавалером ордена Св. Анны 1-й степени». 
О событиях этого дня, Беннигсен писал жене: «Я не могу опомниться! Какие могли бы быть последствия этого прекрасного, блестящего дня, если бы я получил поддержку... Тут, на глазах всей армии, Кутузов запрещает отправить даже одного человека мне на помощь, это его слова. Генерал Милорадович, командовавший левым крылом, горел желанием приблизиться, чтобы помочь мне, — Кутузов ему запрещает... Можешь себе представить, на каком расстоянии от поля битвы находился наш старик! Его трусость уже превосходит позволительные для трусов размеры, он уже при Бородине дал наибольшее тому доказательство, поэтому он и покрыл себя презрением и стал смешным в глазах всей армии».
  В письме супруге, от 7 октября, Кутузов писал: «Бог мне даровал победу вчерась при Чернишне, командовал король неаполитанской. Были они от 45 до пятидесяти тысяч. Не мудрено было их разбить, но надобно было разбить дешево для нас, и мы потеряли всего с ранеными только до трех сот человек. Не достало еще немножко ща-стия, и была бы совсем баталия Кремская. Первой раз французы потеряли столько пушек и первой раз бежали, как зайцы. Между убитыми много знатных,..».
Печальную весть о сдаче Москвы, Императору Александру привёз полковник Мишо. В связи с этим Александр, писал Кутузову: «Грусть сего достойного офицера быть вручителем подобного донесения, была очевидна. Я нахожу справедливым, в утешение ему, предписать вам прислать его с первым радостным известием, после его приезда последующим». Следующее донесении Мишо вёз о победном Тарутинском сражении. 
Корпус Эссена у Прилук, сменил отряд Энгельгардта, которому было «приказано действовать демонстрациями против правого фланга позиции, выказывая свои войска сильнейшими, нежели они были в действительности».
11 октября, пишет генерал-лейтенант Штейнгель, «В вечеру уже того дня в продолжении сражения я заметил, что неприятельский обоз потянулся к стороне Ушаче; почему отрядил я с двумя эскадронами Лейб-Гвардии Драгунского полка Полковника Албрехта, который в виду почти неприятеля атаковал храбро оный и взял 40 повозок, 22 знамя всех Баварских полков, 800 червонных казенной суммы, 7 человек Штаб и Обер-Офицеров, Генерал-Кригс-Комиссара с его чиновниками и до 100 нижних чинов».
12 октября, герой Тарутинского сражения Бистром «особенно отличился под Малоярославцем. В сем сражении 33-й и 6-й Егерские полки были первые, введённые Дохтуровым в бой, продолжавшийся от раннего утра до вечера. Во всё сие время Бистром был в жестоком огне, за что, по представлению Кутузова, получил чин Генерал-Майора».  Воейков «прикрывал на правом крыле переправу через реку Лужу», на него обратил особое внимание Кутузов, который в донесении Императору писал: «Находясь в жарчайших сражениях под Красным, Смоленском, Бородиным, и во многих авангардных делах, он заслужил отличную похвалу от начальников, как личною храбростью, так и благоразумными распоряжениями по кругу действия, ему поручаемого».
  Авангард графа Штейнгеля, под командою генерал-майора Гельфрейха, «повернул вправо на Коблучи, для обеспечения виленской дороги». Узнав об обозе французов, генерал Гельфрейх, «послал для овладения им полковника Альбрехта, с тремя эскадронами, который, разсеяв конвой, захватил множество повозок, и в том числе казну и фургон с двадцатью двумя знамёнами полков 6-го корпуса». Получив известие, что «неприятель ретируется на Глубокое», и что «в ретирующемся отряде находилось 8 орудий, противу коих сделано распоряжение, дабы непременно овладеть оными; в следствие чего каждая часть войск столь решительно стремилась к предмету славы своей, что не смотря на неприятельского артиллерийского Капитана, со всею отважностью защищавшего орудия, мы овладели оными, взяв в плен 7 Офицеров и до 150 человек нижних чинов. На сем месте прекратилось вчерашний день сражение».
Находясь под Вязьмой, Васильчиков и Корф предложили Милорадовичу атаковать неприятеля всем авангардом. Корф хорошо знал эту местность и вызвался подвести войско, скрытно от неприятеля, к удобному для атаки месту. На рассвете 22 октября авангард Милорадовича выступил из села Спасское, которое находилось в 20 верстах восточнее Вязьмы. «Пехота следовала позади конницы. У Вязьми, близ Крапивны, стоял Ней, наблюдаемый Сеславиным и Фигнером. Вице-Король и Понятовский тянулись к Вязьме, и начинали входить в неё; Даву находился при Федоровском… Милорадович поравнялся с неприятелем у Максимова, и пройдя это селение на рассвете, приказал Васильчикову атаковать. Полковник Эммануэль, с Ахтарским гусарским и Киевским драгунским полками, вскакал на столбовую дорогу. В промежуток между головами колонн Даву и задними войсками Вице-Короля, отрезал бригаду Генерала Нагеля, из корпуса Вице-Короля, частию рассеял, частию полонил ее, и стал поперёк дороги. Полковник Юзефович, с Харьковским драгунским полком, принял левее Эммануэля и перешёл за дорогу».  Правую колонну атакующих войск «образовывали 2-й и 4-й резервные кавалерийские корпуса, а также 17-я пехотная дивизия. Средняя колонна состояла из 4-й пехотной дивизии и егерской бригады 11-й пехотной дивизии под общим командованием принца Е. Вюртембергского. Слева шел 4-й пехотный корпус Остермана-Толстого. Корпус Платова и 26-я дивизия находились между селом Федоровское и Царевым-Займищем».
Для овладения Витебском был направлен отряд генерал-майора Гарпе», который 25-го октября прибыл «в Старое-Село и двинулся, на следующий день, к Витебску, по правой стороне Двины» 26-го октября, «генерал Гарпе, оставя один из Навагинских батальонов для исправления моста, послал другой, под начальством командира полка майора Винтера, с двумя эскадронами… для нападения на неприятеля успевшего устроиться за рекою. Эти войска, поддержанные остальными двумя эскадронами и ратниками, опрокинули французскую колонну, вытеснили её из города и захватили многих пленных. …В Витебске найдены большие запасы, которые неприятель не имел времени уничтожить,.. Генерал Гарпе, оставив в Витебске полковника Палена, с 26-м егерским полком, двумя орудиями и казачьей командою, перешёл с остальными войсками к Бешенковичам, для сближения с главными силами».
Пален 3-й. Матвей Иванович: «…сначала был командирован дежурным штаб-офицером к Тучкову, а затем с 14 октября командовал летучим отрядом и первый открыл сообщение между Большой армией и корпусом гр. Витгенштейна. Преследуя затем неприятеля, он имел дело при Россиенах. В декабре 1812 г. с переходом наших войск через Неман, он находился 24 числа при занятии Кенигсберга».
Витгенштейн  рапортовал: «Генерал-Майор Гарпе, командированный от меня с отрядом по обоим берегам Двины для занятия Витебска, доносит, что он 26 сего Октября поутру в 7 часов, по сильном сопротивлении неприятеля, с помощью Божиею, в город вступил, имея с неприятелем сильную перестрелку… По выгнании из города неприятеля, был он преследован по Смоленской дороге более 20 верст,… В сем деле захвачены в плен… Офицеров 10, жандармов 7, нижних чинов 300 и два орудия с [зарядными] ящиками и лошадьми; также отбиты заготовленные в городе магазины с большим количеством провианта, фуража и пороха. Неприятельский урон велик; а с нашей стороны потеряно убитыми и ранеными не более 25 человек».
Мелиссино, командуя авангардом  Сакена, 26-го октября «имел жаркое, удачное для нас дело при Рудне, а ноября 1-го бился с Саксонцами близ Горностаевичей. Через три дня потом, 4-го, во время нападения Сакена на Генерала Ренье, под Волковиском, Мелиссино перешёл ручей у деревни Заполья». Когда Сакен отступил «от Волковиска, и Мелиссино принял начальство над его арриенгардом… Многочисленная неприятельская конница сильно теснила арриергард наш, но нигде не могла одержать над ним  поверхности». За эти арьергардные дела «была пожалована Мелиссино золотая шпага, украшенная алмазами, с надписью «За храбрость»». 
Остен-Сакен Фабиан Вильгельмович «В кампании 1806—1807 гг. участвовал в сражениях под Пултуском, Янковым, Прейсиш-Эйлау, Лаунау. В 1812 г. командовал корпусом в 3-й Западной армии. В октябре перед ним была поставлена трудная задача — прикрыть движение основных сил адмирала П. В. Чичагова к Березине. Имея в распоряжении небольшой отряд, он задержал в боях у Слонима и Волковыска саксонский и австрийский корпуса наполеоновской армии, обеспечив фланговое прикрытие Березинской операции. В заграничных походах, командуя корпусом Силезской армии, стал участником основных баталий. За отличие в сражении на р. Кацбах произведен в генералы от инфантерии, за Лейпцигскую битву награжден орденом Св. Георгия 2-го кл., за бои при Ла-Ротьере ему вручили орден Св. Андрея Первозванного. После взятия Парижа». (С. 502)
Адмирал Чичагов, под Брестом оставил войска генерал-лейтенанта Сакена, «корпус же генерал-лейтенанта Эссена 3-го был оставлен на время у Чернавчиц». От Мозыря к Минску был направлен «резервный корпус генерал-лейтенанта Эртеля, силою в пятнадцать тысяч человек». Для прикрытия Волыни, должны были подойти казачьи Украинские полки полковника графа Витта.
Витт Иван Осипович, де: «В 1811—1812 гг. совершил несколько поездок для выполнения разведзаданий русского командования в герцогство Варшавское и использовал личные и родственные связи для создания там агентурной сети. Летом 1812 г. сформировал на Украине 4 казачьих регулярных полка и, став во главе их, принял участие в боевых действиях. 18 октября 1812 г. произведен в генерал-майоры. В 1813 г. за взятие Калиша награжден орденом Св. Георгия 3-го кл., затем находился в боях под Люценом, Бауценом, Лейпцигом. В 1814 г. сражался при Лаоне, Краоне и под стенами Парижа». (С. 336-337)
Генерал-лейтенант Остен-Сакена, «узнав о переправе значительных сил у Дрогичина, решился тотчас же идти по пятам австро-саксонцев. Хотя, по собранным им сведениям, силы неприятеля по крайней мере вдвое превышали его собственные, однако он намерен был даже пожертвовать своим отрядом, лишь бы только способствовать успеху главной цели. …генерал Сакен спешно двигался на перерез Шварценбергу, наступая двумя колоннами, на Высоко-Литовск и волчин. 22 октября передовые казачьи отряды опрокинули к телятичам австрийских гусар и взяли в плен 75 человек.
Начальник авангарда этой колонны, генерал Мелиссино, узнав от жителей, что саксонцы только что выступили накануне через деревню Клещели, быстро пустился за ними форсированным маршем, настиг 27 октября арьергард противника за Наревом, близ Рудни, напал на него, отбил часть обозов и захватил около ста пленных». 
Полковнику Толю удалось уговорить Кутузова, «чтобы главные наши силы, под начальством генерала Тормасова,.. направились в обход на дорогу ведущую из Красного к Орше, и занять её, совершенно отрезали единственный путь отступления французской армии. …Диспозиция к предстоящим действиям, на 5-е ноября, составленная Толем, заключала в себе следующие распоряжения: авангард Тормасова, под начальством генерал-майора барона Розена, в составе Л. Гв. Егерского и Финляндского полков, кирасирских полков Его и Ея Величеств, роты легкой гвардейской артиллерии и одного казачьего полка, в шесть часов утра, выступить к Сидоровичам и двигаться на большую дорогу к Доброму». Вторая «колонна должна была, выступив в семь часов, направиться от Шилова, на Зуньково, Сидоровичи, Кутьково и Сорокино, к Доброму. По достижения Сорокина, войска построятся параллельно большой дороге:.. Войскам стоявшим у Новосёлок,.. было предписано, двинуться, через полтора часа по выступлении колонны генерала Тормасова, через деревню Уварову, прямо к Красному. …А авангард Милорадовича,.. должен был выйти на большую дорогу, атаковать на марше неприятеля, теснить его к Красному».
После боя у Малоярославца  Бистром, «получает приказание с двумя батальонами лейб-егерей, усиленными одним эскадроном и сотней казаков, двинуться к дер. Клементьевой и захватить находившегося там противника. …Быстро и внезапно, как снег на голову, появились егеря перед деревней; лихо атаковали её и захватили в плен 19 офицеров и 1650 нижних чинов. Покончив с данной задачей, лейб-егеря в тот же день выступили дальше и 3 ноября прибыли в с. Голосово, где уже находился 5-й корпус». В боях под Красным, «был сформирован особый отряд под начальством генерала бар. Розена. …наша стрелковая цепь и 1-й батальон, имея в голове командира полка генерала Бистрома, атаковали д. Добрую и вместе с финлндцами заняли её после краткого боя. 31 офицер, 700 нижних чинов, 2 знамени и 9 пушек достались егерям в награду за лихие действия. К вечеру авангард бар. Розена остановился около дер. Доброй». 
В начале ноября Бистром, «особенно отличился у деревни Доброй, близ Красного, где начальствуя Гвардейскою Егерскою бригадою, бросился с нею на неприятеля и разбил его. Здесь, кроме значительного числа пленных, взяли маршальский жезл Даву, находящийся ныне в Казанском Соборе, девять орудий и знамя».  В это же время Савоини был уже вновь в строю, и прибыл в свою бригаду в Красном. «Участие Савоини в Красненских битвах было награждено золотою шпагою, с алмазами, и надписью: «За храбрость»». 
4-го ноября авангард Милорадовича подошёл к большой дороге у села Мерлина, принц Евгений Виртембергский, «шедший с 4-ю дивизиею в голове 2-го корпуса, не выжидая приказания, выдвинул сорок четыре орудия, своих и конно-артиллерийской роты Геринга, и расположив их поперёк дороги, за оврагом, открыл сильнейшую канонаду по Французам;.. С первых наших выстрелов головная неприятельская колонна разсеялась. Оставалось воспользоваться разстройством французских войск, но вместо того, Милорадович, прискакав на место сражения, остановил на пути пехоту принца Виртембергского».
В близи переправы Сырокоренья: «Конница, под начальством генерал-адьютанта Корфа, преследовала неприятеля с поля сражения и не преставала поражать онаго. В 12 часов по полудни весь неприятельский корпус, положа оружие, сдался военнопленным – один маршал Ней, с тремя стами кирасир, успел ускакать, по примеру Наполеона, в Ляды».  Барон Корф доносил 4 ноября, что Псковский драгунский полк три раза атаковал неприятеля и опрокинув его, взял в плен 7 Офицеров и 500 человек рядовых. Казаками также взято много пленных, а всего 912 нижних чинов.
5-го ноября, командуя уже бригадой Сулима, под Красным со своими полками, «спустился в овраг, для закрытия людей от продольных неприятельских выстрелов, но так как густой туман ложился тогда на землю и покрывал все окружающие предметы, то, следуя по неприметному изгибу оврага, вместо того, чтобы придти к кираспрам, Сулима обошёл фланг Французов. Заметив свою ошибку, он не потерялся: тотчас оставил в овраге один батальон; разсыпал по опушке стрелков, на случай отступления, а с другими войсками вышед из оврага, велел всем трём полкам взять ружья на перевес и, добежав до неприятеля со всевозможною тишиною, внезапно ударить на него. …Смятение Французов было невыразимо… Подскакавшие к Сулимее Граф Строгонов и Ермолов в изумлении спросили: «Откуда ты взялся Николай Семёнович?» В сем деле Сулима отбил шесть орудий и более тысячи человек пленных, и за блистательный подвиг, по представлению Кутузова, был награждён орденом Св. Георгия 3-го класса. С производством в Генералы». 
8 ноября, «кавалерия, под командою Генерал-Майора Корфа, преследовала и поражала неприятеля в его бегстве. Около 5 часов вторично показались неприятельские колонны с твердим намерением победить или умереть; но устроенная наша батарея, состоявшая из 24 орудий, в приближении их произвела сильное поражение, а кавалерия, объехавшая их с тылу, побудила неприятеля прислать парламентера и просить пощады у Генерала Милорадовича. В 12 часов по полудни неприятельский корпус в числе 12 тысяч человек положив оружие, сдался. Вся его артиллерия, состоящая из 27 орудий, обозы и казна достались в руки победителей».
О действии наших войск под Красным, Левенштерн пишет: "Я не имею претензии критиковать действия наших генералов во время трехдневного сражения под Красным, но не подлежит сомнению, что если бы они выказали более энергии, то ни Даву, ни вице-король и в особенности Ней не могли бы ускользнуть от них. Корф, Ермолов, Бороздин и Розен ничуть не воспользовались своим благоприятным положением", и подкрепляет данный вывод очень важным признанием генерала Корфа, «человека весьма прямого», который сказал, «что он исполнил буквально приказание фельдмаршала облегчить неприятелю отступление». 
В боях под Тарутино, Вязьмой и Красном, кроме названых выше принимали участие:
Клейнмихель Андрей Андреевич: «В 1812 г. участвовал в формировании резервных полков в Ярославской губернии, которые поступили в русскую армию в Тарутинском лагере. В 1813 г. командовал резервными батальонами при осаде крепости Модлин в Польше». (С. 422-423)
Меллер-Закомельский Егор Иванович: «29 октября 1808 г. определен шефом Мариупольского гусарского полка, 1 июля 1810 г. пожалован в генерал-адъютанты. В 1812 г. командовал 1-м кавалерийским корпусом, был в сражениях под Тарутином, Малоярославцем и Красным». (С. 471-472)
Пейкер Александр Эммануилович «В начале Отечественной войны 1812 г. на его полк было возложено обучение дружин Петербургского ополчения. В начале октября отряд, состоявший из 2-го Морского полка и пяти ополченческих дружин, прибыл в Новгород, где Пейкер продолжал обучение Новгородского ополчения. Примерно через месяц он выступил с отрядом П. М. Волконского на Торопец для прикрытия Московской дороги, но вскоре был направлен на усиление 1-го отдельного корпуса, к которому и прибыл в декабре. В 1813 г. Пейкер с полком участвовал в блокаде Пиллау и Данцига. Здесь, в ночь на 19 мая, он, командуя центральным отрядом, выбил неприятеля из передового укрепления Штольценбергского предместья и срыл его. В августе осажденные многократно пытались прорвать блокаду Данцига на участке отряда Пейкера, но каждый раз получали отпор. За отличие в кампании 1813 г.». (С. 512-513)
Радт Семен Лукич «находился в сражениях при Малоярославце, Вязьме, Красном и Студенке. В 1813 г. командовал войсками, осаждавшими крепость Замостье». (С. 525-526)
Санти Александр Францевич «В 1812 г. вступил в Московское ополчение и определен командиром 5-го пехотного полка, который был включен во 2-ю дивизию Московского ополчения. Накануне Бородинского сражения полк был оставлен в Можайске для несения караульной и сторожевой службы, а затем включен в арьергард под командованием М. А. Милорадовича, участвовал в перестрелках и стычках с французами при отступлении войск к Москве. Санти участвовал в бою у Чириковой переправы и в Тарутинском сражении, затем в битве под Вязьмой, после чего заболел и был отправлен в Калугу». (С. 549)
Сутгоф (Сутгов) Николай Иванович  «С 1808 по 1811 г. воевал с турками при Гирсове, Бабадаге, Рассевате, Силистрии, Татарице, Браилове, Шумле, Рущуке и был награжден орденом Св. Георгия 4-го кл. В 1812 г. сражался с наполеоновскими войсками под Волковыском и Пружанами. В кампании 1813 г. находился при блокаде Глогау, участвовал в сражениях при Бауцене (легко ранен в грудь), Гольберге и Лейпциге (ранен пулей в правую ногу и картечью — в левую)». (С. 562-563)
30-го октября (11-го ноября), на пути к Минску, «Ламберт решился идти немедленно к Ново-Сверженю, отрядив к Несвижу часть своего авангарда, под начальством полковника Кноринга. Прочие же войска графа Ламберта, выступили по просёлочной дороге, форсированным маршем к Ново-Сверженю и остановились в сумерки у деревни Головятичей… 3-го (15-го) ноября, передовой отряд графа Ламберта, подходя к Кайданову, открыл литовские войска, которые, завидя его, тотчас стали отступать по дороге к Минску. Граф Ламберт, имея в виду совершенно окружить неприятеля, послал четыре эскадрона Александрийских гусар, с двумя казачьими полками. Грекова 8-го и Грекова 11-го, в обход Литовцев с левого фланга, а Кноррига, с Стародубским драгунским, татарским уланским, донским Барабанщикова и Евпаторийским-татарским, в обход правого фланга. Остальные войска авангарда преследовали неприятеля с тыла по большой дороге. …Кнорринг, не доходя селения Гречин настиг одну из колонн литовской пехоты, отрезал неприятелю путь… и атаковал… столь стремительно, что литовцы положили оружие, не сделав почти ни одного выстрела». 4-го (16-го) граф Ламберт, после небольшой перестрелки занял Минск. 
Кнорринг Карл Богданович:  «В 1806 г. был назначен командиром Конно-татарского полка, отличился в сражении при Пултуске. В 1811 г. — командир бригады. Накануне Отечественной войны 1812 г. был назначен шефом Татарского уланского полка. В войну сражался в Дунайской армии. Находился во многих делах в герцогстве Варшавском. За отличие был удостоен чина генерал-майора 2 декабря 1812 г.». (С. 424)
1-го ноября «Полковник Ридигер с передовым отрядом, стоящим у Слидзы, двинулся к Лукомлю, выбил неприятеля из сего местечка и захватил до трёх сотен пленных, но узнав об отступлении авангарда, отошёл к Почавицам». 3-го ноября, генерал Гарпе «на следующий день после дела при Смолянцах, был выдвинут с новым авангардом, в числе до четырёх тысяч человек, к селению Аксенцам».
2 ноября «Утром Витгенштейн расположил корпус Штейнгейля на правом берегу реки Лукомля, тем самым прикрыв дорогу на Чашники и Полоцк. На флангах пехоты расположилась кавалерия. На левом берегу в точно таком же боевом порядке встал корпус генерала Г.М. Берга. Между корпусами Витгенштейн разместил крупную артиллерийскую батарею. Село Смоляны находилось перед русскими позициями и было занято егерями. Резервом командовал генерал А.Б. Фок».
При подходе к Студянке, войска Витгенштейна настигли обоз, «пространство почти на квадратную версту было уставлено экипажами, фурами, повозками; между которыми, среди награбленной добычи, лежали кучи тел, ползали раненые и умирающие, бродили голодные, полузамёрзшие неприятели. …Число пленных захваченных у Студянки войсками графа Витгенштейна вообще простиралось до пяти тысяч; сверх того достались нам двенадцать орудий, множество зарядных и патронных фур и обоз с огромною добычею, которая была отдана солдатам и ратникам, за исключением церковных вещей, отправленных, по распоряжению графа Витгенштейна, к главнокомандующему в Москву».
1 ноября «граф Ламберт подошёл к Новому-Сверженю за два часа до рассвета, атаковал двумя егерскими полками… Натиск егерей был так стремителен, что захваченный им врасплох на городской площади батальон сделал только один залп и, не успев вторично зарядить ружья, сдался. …4-го граф Ламберт, с конницей своего авангарда, после слабой перестрелки с уходящими войсками Брониковского, занял город Минск. Он успел всё-таки забрать здесь 45 штаб-офицеров и более двух тысяч нижних чинов пленными, преимущественно раненых и больных, а также огромные провиантские и фуражные материалы».
3 (15) ноября  «Войска генерала Ф.К. Коссецкого отступали к Минску. В 12 верстах от местечка Кайданово их настиг авангард 3-й Западной армии под командованием генерала К.О. Ламберта».
4 (16) ноября. «Французы не только лишились крупного города (Минска), но и всей коммуникационной линии. Чичагов максимально эффективно использовал фактор внезапности и развил наступление. К утру 9 (21) ноября авангард его армии под командованием генерала К.О. Ламберта захватил тет-де-пон в Борисове, оттеснив войска Н. Брониковского и Я.Х. Домбровского, защищавшие город. К вечеру следующего дня войска 3-й Западной армии заняли всю линию реки Березина от Зембина до Уши».
С 1-го по 4-е ноября, под Горностайцами и Волковийском, велось сражение, «в котором Генерал Барон Сакен с 18 тысячами сражался против 50 тысяч неприятеля! Ни болота, ни боры, ни в тылу неприятель не устрашал героев: штык и булат сглаживали путь Русским до Пинска». 
Лорд Терканель писал лорду Каткарту, что армия Чичагова выступила в поход на Минск. Граф Ламберт командовал авангардом 1-го ноября. «граф Ламберт двинулся так быстро, что овладел мостом черезНеман в Ново-Свержене, прежде нежели неприятель успел истребить оный и взял слишком 500 человек в плен. В последние два дня приведено более 1 000 человек, состоявших по большей части из тех, кои присланы из депо, находящихся во Франции. …От Ново-Свержена граф Ламберт пошёл вперёд с авангардом и нашёл неприятеля 2-го, за несколько вёрст от Кайданова, небольшого городка, между Ново-Сверженом и Минском, где расположен был корпус неприятельский,.. когда выступил, чтобы напасть на них на другой день поутру, то неприятель, видя, что он гораздо смльнее, нежели они думали, решился отступить к Минску и был сильно преследуем кавалериею и лёгкой артиллерией». 
8-го (20-го) ноября, «авангард графа Ламберта перешёл к Жодину, куда вслед за ним прибыл и резерв графа Ланжерона;..  Ламберт решил тотчас идти к Борисову, чтобы овладеть тамошними укреплениями, прежде нежели неприятель мог сосредоточить свои силы. …граф Ламберт приказал 7-му егерьскому полку, наступавшему против центра, повернуть вправо и снова овладеть редутом. Генерал-майор Энгельгардт, в голове егерей, ударил во фланг неприятельской колонне, опрокинул её и вторично взял редут, но совершив сей славный подвиг, был убит. …обеспечив свои фланги, граф Ламберт решился довершить овладение тет-де-поном. Приказано было открыть из всех орудий огонь по неприятельской пехоте занимавшей укрепления; за тем – 13-й и 38-й полки пошли на приступ, но были отбиты. Сам Ламберт прискакал к этим войскам; чтобы ободрить их своим присутствием, и был тяжело ранен пулею в колено».
Ланжерон Александр Федорович: «В 1805 г. сражался с французами под Аустерлицем. Участвовал в русско-турецкой войне 1806—1812 гг. 29 августа 1809 г. разбил авангард армии Верховного Визиря у крепости Журжа, участвовал в блокаде Силистрии. За победу у д. Дерекпой был награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. С 5 августа 1810 г. — начальник 22-й дивизии. Командовал Молдавской армией во время болезни и после смерти генерала Н. М. Каменского — до прибытия М. И. Кутузова. 22 августа 1811 г. — произведен в генералы от инфантерии за сражение при Рущуке. В 1812 г. командовал корпусом в армии адмирала П. В. Чичагова. Участвовал в сражении у Брест-Литовска, на Березине, затем преследовал неприятеля до Вислы. В 1813 г. находился при взятии Торна (награжден орденом Св. Георгия 2-го кл.). В сражении при Кенигсварте, где командовал левым флангом войск, отбил у неприятеля пять орудий и взял в плен четырех генералов и 1200 нижних чинов». (С. 444-445)
Солдаты генерал-лейтенанта Эссена по берегам р. Лесне, а генерал-майора Лидерса по берегам р. Буг «рассеивали неприятеля».
Лидерс Николай Иванович: «В 1810 г. назначен комендантом Хотина в Бессарабии. В августе 1812 г. по приказу адмирала П. В. Чичагова выступил во главе отдельного отряда на Волынь, где участвовал при очищении края от польских и австрийских войск, а затем продвинулся в Белоруссию и принимал участие в боях с французами под Несвижем, Борисовым, Брылях и при занятии Вильно. В конце декабря 1812 г. ему было приказано возвратиться в Хотин и приступить к несению комендантской службы». (С. 455)
8-го ноября, «авангард графа Ламберта перешёл к Жодину, куда вслед за ним прибыл и резерв графа Ланжерона;..  Ламберт решил тотчас идти к Борисову, чтобы овладеть тамошними укреплениями, прежде нежели неприятель мог сосредоточить свои силы. …граф Ламберт приказал 7-му егерьскому полку, наступавшему против центра, повернуть вправо и снова овладеть редутом. Генерал-майор Энгельгардт, в голове егерей, ударил во фланг неприятельской колонне, опрокинул её и вторично взял редут, но совершив сей славный подвиг, был убит. …обеспечив свои фланги, граф Ламберт решился довершить овладение тет-де-поном. Приказано было открыть из всех орудий огонь по неприятельской пехоте занимавшей укрепления; за тем – 13-й и 38-й полки пошли на приступ, но были отбиты. Сам Ламберт прискакал к этим войскам; чтобы ободрить их своим присутствием, и был тяжело ранен пулею в колено».
Ланжерон Александр Федорович: «В 1805 г. сражался с французами под Аустерлицем. Участвовал в русско-турецкой войне 1806—1812 гг. 29 августа 1809 г. разбил авангард армии Верховного Визиря у крепости Журжа, участвовал в блокаде Силистрии. За победу у д. Дерекпой был награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. С 5 августа 1810 г. — начальник 22-й дивизии. Командовал Молдавской армией во время болезни и после смерти генерала Н. М. Каменского — до прибытия М. И. Кутузова. 22 августа 1811 г. — произведен в генералы от инфантерии за сражение при Рущуке. В 1812 г. командовал корпусом в армии адмирала П. В. Чичагова. Участвовал в сражении у Брест-Литовска, на Березине, затем преследовал неприятеля до Вислы. В 1813 г. находился при взятии Торна (награжден орденом Св. Георгия 2-го кл.). В сражении при Кенигсварте, где командовал левым флангом войск, отбил у неприятеля пять орудий и взял в плен четырех генералов и 1200 нижних чинов». (С. 444-445)
В ночь с 8-го на 9-е ноября, Граф Ламберт подвёл скрытно свои войска к Борисову, «и сделал следующие распоряжения: 11-му Егерскому полку атаковать правую сторону укрепления; 38-му идти на левую; по открытии ими огня, 7-му Егерскому броситься на центр. В резерве оставил Ламберт полки: 13-й Егерский, Витебский пехотный, Александрийский Гусарский и Арзамасский Драгунский, и две роты артиллерии. …13-й и 38-й Егерские полки пошли на приступ, но были отбиты. Граф кинулся к ним, и сам повёл их в бой. В сию решительную минуту неприятельская пуля ударила его в колено. С трудом сняли его с лошади. «Я остаюсь с вами и здесь,- сказал он егерям,- или умру, или дождусь, пока вы для меня отведёте в Борисове квартиру». Громкое, единодушное ура! Было ответом, и егеря, в то же время подкреплённые резервом, снова ударили в штыки. Удар был решительный. Опрокинутый неприятель бросил укрепления с 4 орудиями и побежал к реке Березине. За ним устремились егеря, Арзамасские драгуны, конная артиллерия и Александрийские гусары, разъярённые раною своего любимого, победоносного шефа. Наши гнали врагов по длинному мосту; у городских ворот отбили пушку, из которой Поляки только раз успели выстрелить, и ворвались в Борисов». 
С 11-го (23-го) ноября командовать авангардом становится генерал-майор, граф Пален Павел Петрович, «который, едва приняв команду и ещё не успев осмотреться с положением дел, двинулся в шесть часов утра от Борисова по оршанской дороге». 
Пален Павел Петрович «Участник русско-турецкой войны 1806—1812 гг. Отличился в сражениях при Обилешти (награжден орденом Св. Георгия 4-го кл.), при взятии Сальчи, Тульчи, Бабадага, Гирсова, при Кюстенджи, в сражениях при Рассевате и Татарице (награжден орденом Св. Георгия 3-го кл.). В Отечественную войну 1812 г. находился в Дунайской армии, принимал участие в боях при Владимире-Волынском, при Кладневе, отрезал неприятелю переправу через р. Буг при Любоме, при Волоковыске, Неманце, где, командуя авангардом Дунайской армии, прикрывал переправу через Березину у Борисова. В 1813 г. находился при блокаде крепости Торн, в сражениях у Кацбаха, Левенберга, Бишофсверда, Лейпцига. В 1814 г. в походе во Францию участвовал в делах при Суассоне, Лаоне, Шалоне, за отличие при Фер-Шампенуазе произведен в генерал-лейтенанты, был «при взятии горы Монмартр и сдаче Парижа». (С. 505-506)
Адмирал Чичагов от 17 Ноября, доносил: «Граф де Ламберт наилучшим образом исполнил мое поручение. 9-го Ноября с рассветом, Граф Ламберт разделив войска свои на три колонны, атаковал редуты, занятые корпусом Домбровского, который прибыл накануне форсированными маршами из Березина. Сопротивление было сильное, а сражение жестокое и продолжительное;… Сражение продолжалось во весь день, и я с армиею уже приближался, когда получил известие, что редуты взяты штурмом; убитыми осталось 2.000 [человек], толикое же число пленных, а достальная часть с… Генерал-Лейтенант [Остен-]Сакен, которого я оставил в окрестности Бреста, весьма успешно исполнил свое поручение. …атаковал два дня сряду Генерала Ренье, …и взял 1 знамя, и 1.000 человек пленными».
П.А. Ниве пишет: «Заслуга Сакена огромна. Своими умелыми и соответственными обстановке действиями, он в совершенстве выполнил свою трудную задачу. Добившись вовлечения против себя не только саксонцев, но и австрийцев, а затем искусным отступлением втянув их за собою к Бресту, он совершенно освободил тыл Чичагова и обезопасил его на всё то время, которое было необходимо для выполнения операции на реке Березине».
В боях на Березине с 11-го по 16-е ноября , «Полковник Гернгросс отодвинулся к деревне Узнацку, где сошёлся  с Властовым, приспешив к нему на помощь с Егерским батальоном и двумя пушками. Завязался довольно жаркий бой. Русская конница атаковала неприятельских стрелков, рассыпавшихся в кустарниках, и опрокинула их на стоявшую позади пехотную колонну, которая, построившись в каре, начала отступать,… Гродненские гусары удачною атакою опрокинули центр неприятеля, отступившего за Батуры. В деревню сию, занятою Генералом Гарпе, прибыл ночью Властов. Присоединившись к авангарду, и прняв начальство над ним, он, вместе с  Гарпе, преследовал Французов по дороге к Бобру… За Властовым должны были следовать корпус Берга и резерв Фока. …Уступая многолюдству, Властов отступил. Фок, подоспевший с своим резервом прежде колонны Берга, выручил Властова и возстановил бой в нашу пользу, а между тем прибыл и Берг. …Березина так запрудилась трупами, что по ним можно было переходить с одного на другой. Зрелище неизобразимо ужасное! …Велика была добыча Русских при роковой Французам переправе. Одним отрядом Властова взято было здесь 10 орудий, 6 Штаб-Офицеров, 52 Обер-Офицера, более 1000 человек нижних чинов, и множество обоза». 
Гернгросс Родион (Ларион) Федорович: «В 1806 г. сражался с французами под Пултуском, в 1807 г. — против горцев на Кавказской линии, в 1808—1809 гг. — со шведами в Финляндии, где его застал 1812 г. Помимо командования полком Гернгроссу вменили в обязанность исполнять должность дежурного штаб-офицера в корпусе генерала Ф. Ф. Штейнгеля. В составе этого корпуса он прибыл из Финляндии в Прибалтику, командовал отдельными конными отрядами во время боевых действий под Ригой, затем проявил свои лучшие воинские качества в боях под Чашниками и при Смолянах, за отличие в этих делах 27 мая 1813 г. был произведен в генерал-майоры. В кампании 1813 г. принимал участие во многих кавалерийских схватках с противником, в партизанских набегах по французским тылам в Германии. Получил несколько наград, в том числе орден Св. Георгия 3-го кл. В 1814 г. отличился при взятии г. Суассона и г. Реймса. Закончил свою боевую деятельность под стенами Парижа». (С. 356)
14 ноября, «Граф Витгенштейн тем же самым громом, который бросал на Клястицких полях, отбил у переправлявшегося неприятеля один из задних его корпусов, и 12 тысяч, увидев себя окруженными, положили оружие».
15-го ноября, под Борисовым, Гарпе командовал бригадой, «во время нападения Генерала Партуно на наш центр и правое крыло, Гарпе находился в центре, и с своим Навагинским полком, подкрепляемым двумя дружинами Новгородского Ополчения, приняв в штыки неприятельские колонны, опрокинул их; потом переменил он фронт, ударил во фланг неприятеля, засевшего в Старом Борисове, и вместе с полками правого нашего крыла, выгнал оттуда Французов. …Раненый под Борисовым, Гарпе должен был отстать от своей бригады и догнал её уже в половине декабря». 
19 ноября «Главная армия соединилась с корпусом Витгенштейна. От местных жителей Кутузов узнал о передвижениях корпуса Вреде. На разведку фельдмаршал выслал авангард подполковника Теттенборна».  Подполковник Теттенборн, командированный для обнаружения противника, докладывал 20 ноября, «что он нагнал под Долгиновом арьергард их, разбил оный и взял в плен 26 Офицеров и 1.000 нижних чинов. По случаю же занятия Долгинова нашими войсками соединение их с большою армиею пресечено».
Тетенборн Фридрих Карл: «При вторжении французов в Россию в 1812 г. прибыл в Петербург и 31 августа того же года из подполковников австрийской армии был принят на русскую службу тем же чином и направлен в отряд генерала Ф. Ф. Винцингероде. Участвовал в преследовании отступающих французов, в боях на Березине, сражении под Лепелем и при занятии Вильно, за что награжден орденом Св. Георгия 4-го кл. и 6 декабря 1812 г. произведен в полковники. В 1813 г. принимал участие в вытеснении французов из Восточной Пруссии, при занятии Кенигсберга и Берлина». (С. 572-573)
23 ноября: «Полковник Кнорринг рапортует, что в городе Минске найдено, кроме значительного запаса хлеба, до 3.000 тысяч весьма хороших новых Французских ружей фабрики города Льежа».  А 26-го, «что он отправил несколько эскадронов в местечко Узду для наблюдения неприятельских движений со стороны Новосверженя и Столбцев».
Освобождение Борисова: «Не взирая на то, что авангард закончил только что переход в тридцать пять вёрст, Ламберт дал ему лишь несколько часов отдыха, поднял его снова и в ночной темноте продолжал движение, благодаря чему, за час до рассвета вышел из лесу в двух верстах от укрепления… Ошеломлённые неожиданностью поляки ринулись назад, бросив бывши при них два орудия. Воспользовавшись замешательством, егеря 14-го полка ворвались в правый редут раньше неприятеля и встретили последних оттуда огнём… 38-й егерский полк правого фланга Ламберта, также овладел с налёта левым редутом… Но, оправившись от первого впечатления неожиданности, поляки попытались сопротивляться… Тогда граф Ламберт, подпустив их на соответствующее расстояние, быстро повернул 7-й егерский полк, который и ударил во фланг преследующих, смял их, отбросил назад, а затем, вместе с 38-м полком, снова ринулся на редут. Завязался ожесточенный штыковой бой, окончившийся переходом редута окончательно в наши руки, при чём командовавший 7-м егерским полком генерал-майор Энгельгардт был убит. Одновременно с этим кипел бой и около правого редута…
Вдруг, на нашем правом фланге, по дороге, со стороны селения Юшкович, показалась колонна из пехоты и конницы. Это были войска Пакоша… Положение графа Ламберта могло стать критическим. Всякий другой на его месте, имея последним резервом только слабый Витебский полк, под угрозою обхода превосходными силами, думал бы только о спасении своего отряда; но смелый авангардный начальник рассудил иначе. Он бросил витебцев на польскую пехоту, занявшую опушку Зембинского леса, а все остальные войска обратились против полков Пакоша. 12-я конно-артиллерийская рота подскакала к голове колонны и осыпала её таким жестоким огнём, что поляки смешались; этим немедленно воспользовались наши Александрийские гусары, ударившие с обеих флангов, так что колонна Пакоша была приведена в полный беспорядок и, перебравшись через Березину по тонкому льду, присоединилась к Домбровскому в Борисове… Обеспечив таким образом свои фланги, граф Ламберт решил докончить овладение тет-де-поном и повёл атаку на ретрашамент.
Все наши орудия открыли ожесточённый сосредоточенный огонь по неприятельскому укреплению, а затем егеря бросились на приступ, но были отбиты с большими потерями. Граф Ламберт, подскакавший к войскам, чтобы ободрить их своим присутствием, был тяжело ранен пулей в колено… В три часа дня 7-й и 38-й егерские полки,.. бросились снова в атаку на ретраншемент… был взят, и бывшие в нём поляки частью переколоты, частью взяты в плен. Лишь немногие нашли себе спасение в бегстве, бросившись через мост в город. На плечах их ворвался туда же 14-й егерский полк, а также Арзамасские драгуны и Александрийские гусары… В городе царил ужаснейший безпорядок, Потеря предмостного укрепления произвела ошеломляющее впечатление на войска, оставшиеся в Борисове, и они очистили его почти без всякого сопротивления».
В освобождении г. Вильно 28 ноября, активное участие принимали солдаты подполковника Теттенборна.  28 ноября. «Отряд под командою Подполковника Теттенборна вошел сегодня в самый форштат Вильны. Неприятель оставляет сей город в превеликом беспорядке; почему полагать должно, что сего ж вечера и оный будет занят нашими войсками».  «Под Вильно, Нарышкин и Винцингероде были спасены отрядом русских казаков, и Фердинанд Федорович вновь вернулся в ряды действующей армии российской армии».  Во взятии Вильны участвовал штабс-капитан Ф.Г. Кальм, награждённый орденов Св. Владимира 4-й степени.  Прапорщик П.И. Фаленберг «при вступлении в город Вильну… вёл колонны под сильным ружейным огнём», за что был пожалован чином подпоручика.  Генерал Граф Витгенштейн, 28 Ноября из местечка Свиранки доносит Императору, о разгроме корпуса Верде, что «взято в плен Штаб и Обер-Офицеров 126, рядовых 2.024, в том числе целый батальон окружен будучи, без малейшего сопротивления благоразумными распоряжениями Подполковника Теттенборна, принужден был положить ружья. …отряд под командою Подполковника Теттенборна вошел сегодня в самый форштат Вильны. Неприятель оставляет сей город в превеликом беспорядке».
«При местечке Кайданов Генерал-Адъютант Граф Ламберт значительно разбил корпус Польского Генерала Косецкого: 2 знамя, 2 пушки и до 4 тысяч нижних чинов взято в плен».  «Граф Ламберт являл собою, подобно погибшему под Клястицами Кульневу, совершенный тип авангардного начальника. Смелый и решительный, но в то же время расчётливый и предусмотрительный, он способен был пускаться в самыя отчаянныя предприятия, но вместе с тем никогда не забывал принять нужные меры на случай возможной неудачи».  «Генерал-Адъютант Маркиз Паулуччи доносит, что он 9 числа [декабря] вверенными командованию его войсками город Митаву занял». «Генерал-Лейтенант Рат 12 числа [декабря] с 8 батальонами из г.Минска выступил к Новосверженю».
Радт (Ратт; Ratt) Семён Лукич: «С 15.3.1812 корпусной нач. в 3-й Обсервационной армии, в сент. определён состоять при Гл. квартире М. И. Кутузова, затем — при 6-м пех. корпусе. Находился в сражениях при Малоярославце (орд. Св. Анны 1-й ст.) и Красном. Позднее командовал отд. отрядом из 8 пех. батальонов, преследовал отступавшего неприятеля до рос. границы и на терр. герцогства Варшавского. С 14.2.1813 руководил корпусом, осаждавшим крепость Замостье, после её сдачи награждён орд. Св. Владимира 2-й ст. Во время осады переформировал подчинявшиеся ему части мало-рос. ополчения (12 пеших и 21 конный полк) в полки и бригады. 29.8.1814 назначен нач. 24-й пех. дивизии. В 1815 участвовал во 2-м походе рос. войск во Францию».
 «Генерал-Лейтенант Барон (Остен-) Сакен рапортом от 17 числа [декабря] доносит, что Генерал-Майор Граф Ливен, следуя к Высоколитовску, отрядил Подполковника Миницкого к Бресту-Литовскому, который 13 сего месяца [декабря] сей город занял; причем взял в плен более 100 человек. Разъезды от оного посылаются к Бияле, Янову и Дрогичину».
Ливен Иван Андреевич: «Участвовал в кампаниях против французов 1806—1807 гг., был ранен в ногу при Прейсиш-Эйлау и награжден орденом Св. Георгия 3-го кл. В 1810—1811 гг. воевал с турками, находился при осаде Никополя, Виддина, под Рущуком. В 1812 г. сражался при Устилуге, Любомле, Брест-Литовске. В кампании 1813 г. командовал отрядом в корпусе генерала Ф. В. Остен-Сакена, был в бою под Пулавами, при взятии Ченстохова, осаде Бреслау, в сражениях при Кацбахе и Лейпциге (награжден орденом Св. Александра Невского). 15 сентября 1813 г. за отличие произведен в генерал-лейтенанты. В 1814 г. участвовал в сражениях при Бриенн-ле-Шато и Ла-Ротьере, где был ранен в правый бок пулей навылет». (С. 454-455)
Граф Витгенштейн «продолжал движение вниз по течению реки Вилии, в Червонном-Дворе присоединил к себе подкрепление в 7 тысяч человек и, узнав здесь 5 декабря, что Макдональд всё ещё в Курляндии». Направил отряд Дибича в количестве 1 600 человек, «на Колтыняны, чтобы выяснить направление движения Макдональда». Преследовать Магдональда с тыла приказал военному губернатору генерал-адьютанту Паулуччи, который «немедленно направил 8 тысячный отряд генерала Левиза непосредственно за ним, а сам, с двумя с половиною тысячами, пошёл на Мемель». 
12 декабря  «Отряд генерала Паулуччи продолжал преследовать неприятеля и занял Шрунден. 13-го. Паулуччи прибыл в Обербатау, неподалеку от которого были обнаружены силы неприятеля. Преследованием дивизии Гранжана занимался авангард под командованием генерала Е.И. Властова. 14-го. Авангард Паулуччи настиг неприятеля у деревни Будериксгофф и вступил с ним в бой. В результате неприятель был опрокинут, а русские войска захватили 80 пленных и крупный рогатый скот противника. После этой победы Паулуччи вышел на линию Мемель - Тильзит и мог присоединиться к войскам генерала Платова. 15-го. На рассвете авангард Паулуччи вышел к Мемелю. Впереди двигался отряд подполковника Куницкого, который атаковал неприятеля у города и захватил несколько обозов. Французские войска начали движение по Кенигсбергской дороге. Куницкий атаковал неприятеля и, захватив два орудия, принудил его отойти в город. Тем временем пехота Паулуччи расположилась у города. К коменданту был отправлен парламентер с предложением сдаться, однако требование капитуляции было отвергнуто. Русская пехота по приказу Паулуччи построилась в две колоны и приготовилась к атаке. Видя превосходящую численность русских, комендант согласился сложить оружие. Русские войска вступили в Мемель. В городе было захвачено около 700 солдат неприятеля и освобождено 100 русских военнопленных. 17-го. Генерал Йорк сообщил Паулуччи о готовности начать мирные переговоры. Переговоры были назначены на следующий день. Для их ведения Паулуччи отправил в Прусский лагерь подполковников Дона и К. фон Клаузевица. 18-го. В результате переговоров между русским генералом Дибичем и главой прусского корпуса Йорком была подписана Таурогенская конценция о нейтралитете прусских войск в войне, которая завершила распад корпуса маршала Макдональда».
18 декабря, Дибич и Йорк, подписали конвенцию, составленную Клаузевицем и начальником штаба прусского корпуса Редером, по которой, «прусаки обязались отделиться от Макдональда и расположиться в прусских владениях вблизи Мемеля, в полосе, признанной нейтральной».
22 декабря 1812 «Войска Витгенштейна захватили Лабиау,.. Русский арьергард по численности войск не сильно превосходил неприятеля: всего 7,5 тыс. человек при 18 орудиях. Силы русского авангарда были разделены на 3 колонны. На левом фланге находился 25-й егерский полк, в центре позиции расположились 24-й и 30-й егерские и Либавский пехотный полки под общим командованием полковника Ф.Ф. Розена. С правого фланга шли 28-й егерский и Тенгинский пехотный полки под командованием генерала А.Е. Игельстрома. Русской кавалерией командовал полковник Р.Ф. Гернгросс. …пехота генерала Розена ворвалась в горящий город и штыковой атакой отбила мост. Кровопролитная рукопашная схватка продолжалась около получаса, после чего русские войска окончательно овладели городом».
24 декабря 1812 «Ночью четыре донских казачьих полка под командованием полковника Ф.В. Ридигера настигли отступающую 7-ю пехотную дивизию и ворвались в Кенигсберг. В результате этого преследования в плен было взято около 1,3 тыс человек. В Кенигсберге Ридигер захватил в плен еще около 8 тыс. человек, большей частью раненых и больных, а также освободил русских военнопленных».
В конце декабря 1812 года русская армия перешла в наступление в направлении на Кёнигсберг, на правом фланге и на побережье Балтийского моря наступали войска генерала П.Х. Витгенштейна. В приказе он писал: «Друзья! Довершим, с помощью Всевышнего, великий подвиг наш, оправдаем доверенность нам государя и Отечества, преодолеем все труды, ещё предстоящие и… заставим удивлённую Европу воскликнуть вместе с нами: «Велик Бог Русский! Кто против Бога и России!»». Преследуя неприятеля от Лабиау, войска Витгенштейна двинулись к Кёнигсбергу. Решительность русских войск произвела впечатление на противника. Французы без боя поспешно оставили Кёнигсберг. При занятии города было освобождено до 200 человек русских пленных, солдат и офицеров, среди которых был генерал П.Г. Лихачёв, пленённый в сражении при Бородине.
В составе 13-й артиллерийской бригады служил поручик А.К. Берстель, участвовал «при блокаде и покорении крепости Измаил (1809г.). …сражался при деревне Павловке (1812г.)… при местечке Любомле против австрийских, саксонских и польских войск. …при преследовании французских войск от города Борисова до реки Неман. Того же года, декабря с 17-го через Пруссию, Царство Польское до реки Вислы к крепости Торно. Награждён орденом Св. Анны 4-й степени». 
21 декабря 1812 «Отступление продолжал и корпус генерала Ренье. Здесь французов теснили войска генерала Остен-Сакена, которые вышли к р. Буг. В ходе этого преследования в плен было захвачено около 1 тыс. человек».
25-го декабря был издан приказ Его Императорского Величества: «Воины! Храбрость и терпение ваши вознаграждены славою, которая не умрёт в потомстве. Имена и дела наши будут переходить из уст в уста от сынов ко внукам и правнукам вашим до самых поздних родов. Хвала Всевышнему! Рука Господня с нами и нас не оставит. Уже нет ни единого неприятеля на лице земли нашей! Вы по трупам и костям их пришли к пределам Империи. Остаётся ещё вам перейти за оные, не для завоевания или внесения войны в землю соседей наших, но для достижения желанной и прочной тишины: вы идёте доставить себе спокойствие, а им свободу и независимость…». 
В этот же день, Александр I издал манифест, в котором объявил об окончании войны на территории Российской империи:  «Бог и весь Свет тому свидетель, с какими желаниями и силами неприятель вступил в любезное Наше Отечество. Ничто не могло отвратить злых и упорных его намерений. Твердо надеющийся на свои собственные и собранные им против Нас почти со всех Европейских Держав страшные силы, и подвизаемый алчностью завоевания и жаждою крови, спешил он ворваться в самую грудь Великой Нашей Империи, дабы излить на нее все ужасы и бедствия не случайно порожденной, но издавна уготованной им, всеопустошительной войны…
Где войска его, подобные туче нагнанных ветрами черных облаков? Рассыпались, как дождь. Великая часть их, напоив кровью землю, лежит, покрывая пространство Московских, Калужских, Смоленских, Белорусских и Литовских полей. Другая великая часть в разных и частых битвах взята со многими Военачальниками и Полководцами в плен, и таким образом, что после многократных и сильных поражений, напоследок целые полки их, прибегая к великодушию победителей, оружие свое перед ними преклоняли…
Велик Господь наш Бог в милостях и во гневе своем! Пойдем благостью дел и чистотою чувств и помышлений наших, единственным ведущим к Нему путем, в храм святости Его, и там, увенчанные от руки Его славою, возблагодарим за излиянные на нас щедроты, и припадем к Нему с теплыми молитвами, да продлит милость Свою над нами, и прекратя брани и битвы, ниспошлет к нам, побед победу, желанный мир и тишину».

                «2».
Ни одна армия в мире не может обойтись без интендантской служьы. Е.В. Тарле отмечает, что интендантская часть российской армии была поставлена из рук вон плохо. «Воровство царило неописуемое. Вот вступает в Поречье отходящая от французов армия Барклая (дело было в конце июля). Обнаруживается, что нечем накормить лошадей. А где же несколько тысяч четвертей овса, где 64 тысячи пудов сена, которые должны находиться, по провиантским бумагам, в магазинах Поречья и за которые казна уже уплатила все деньги? Оказывается, как раз только что провиантский комиссионер распорядился все это сжечь, полагая, по своим стратегическим соображениям, что Наполеон может захватить Поречье. Ермолову это показалось подозрительным, он потребовал справки: когда велено было закупить и свезти весь этот овес и все сено в магазины Поречья? Оказалось, что всего две недели тому назад. А так как перевозочных средств было очень мало (почти все подводы были уже взяты армией), то в такой короткий срок свезти все было никак нельзя. Наглая ложь комиссионера выяснилась вполне: он, конечно, и не думал ничего покупать и свозить, а просто сжег пустые магазины и этим аккуратно свел баланс в отчетной ведомости».
 Ермолов, обнаружив это, сказал Барклаю, что «за столь наглое грабительство достойно бы, вместе с магазином, сжечь самого комиссионера».
Вновь обратимся к Тарле: «Конечно, воровавшие интендантские чиновники и грабившие казну помещики находили себе в Петербурге стойкого покровителя в лице Аракчеева. Характернейшую историю передает нам в своих записках сурово-правдивый Сергей Григорьевич Волконский, будущий декабрист, который служил в 1812 г. под начальством генерала Винценгероде, старавшегося по мере сил бороться против всех этих казнокрадов: «Но вопль чиновников, которым препятствовал Винценгероде делать закупы по фабулезным (сказочным) ценам, и таковой же вопль господ помещиков, которые как тогда, так и теперь и всегда будут это делать, кричать о патриотизме, но из того, что может поступить в их кошелек, не дадут ни алтына, — этот вопль нашел приют в Питере, и на эти жалобы, хотя в выражениях весьма учтивых, от графа Аракчеева был прислан Винценгероде запрос. Имея рыцарские чувства, Винценгероде, получив его, вспылил, не отвечал графу, но, написав письмо прямо государю, приказал мне немедленно отправиться с этим письмом в Петербург". Князь Волконский тотчас отправился к царю и был им принят. Дело было в октябре 1812 г. Александр предложил ему три вопроса, и Волконский так, по трем пунктам, и излагает вопросы царя и свои ответы: "1) Каков дух армии? Я ему отвечал: Государь! От главнокомандующего до всякого солдата все готовы положить свою жизнь к защите отечества и вашего императорского величества. 2) А дух народный? На это я ему отвечал: Государь! Вы должны гордиться им: каждый крестьянин — герой, преданный отечеству и вам. 3) А дворянство? Государь, сказал я ему: я стыжусь, что принадлежу к нему. Было много слов, а на деле ничего».
Таковы были впечатления правдивого и беспристрастного свидетеля. Не менее интересна развязка дела с жалобой Винценгероде: Александр I, отлично понимая, что Винценгероде совершенно прав и что Аракчеев — покровитель воров и казнокрадов, стал на сторону Аракчеева. «Вот тебе письмо к Винценгероде, он поймет меня и убедится, что имею полное уважение и доверие к нему, но в ходе дел административных надо давать им общий ход..." Что означает эта умышленно темная фраза? А вот что: пусть Винценгероде не тревожится неприятными для него бумагами и пусть впредь "кладет их под красное сукно". То есть, значит, пусть не обращает внимания на запросы Аракчеева. Это — с одной стороны. А с другой стороны — царь тут же прибавил, заканчивая разговор с князем Волконским: "Через несколько часов потребует тебя для отправления граф Алексей Андреевич (Аракчеев), — ты не говори, что я тебя требовал к себе и что ты получил от меня конверт для вручения Винценгероде". Эти слова подчеркнуты самим С. Г. Волконским, который прибавляет: "Я указываю на эти последние слова, как на странный факт того, что государь себя подчинял какой-то двуличной игре с Аракчеевым и как доказательство силы Аракчеева у государя". 
 В противовес различного рода дельцам, Ермолов отмечает, что генерал-интендант Е.Ф. Канкрин - «человек отлично умный, далёк, однако же, той расторопности, которую люди ловкие в изворотах провиантской промышленности находят необходимою для искуснаго прикрытия казённого ущерба. Не решусь, однако же, предположить, чтобы могло укрыться от него, если кто другой отличается знанием сего ремесла, как и предузнать трудно, всегда ли он будет упрёком для других».
Канкрин Егор Францевич:  «Известность получил после написания сочинения о военном искусстве, на которое обратил внимание М. Б. Барклай де Толли и в 1811 г. пригласил его служить в Военном министерстве в комиссии по составлению воинских уставов и Уложения. В 1812 г. Канкрин занимал пост генерал-интенданта 1-й Западной армии, в 1813 г. — всех действующих армий. Во многом благодаря проявленной им распорядительности русские войска во время боевых действий на своей и чужой территории не нуждались в продовольствии. 1 декабря 1812 г. его переименовали в генерал-майоры, 30 августа 1815 г. он получил чин генерал-лейтенанта, потом служил в должности генерал-провиантмейстера 1-й армии». (С. 415)
Барклай-де-Толли, проявляя заботу о солдатах, уповал на старания генерал-интенданта Е.Ф. Канкрина, который изыскивал возможности улучшения питания армии. Не смотря на возмущения брата царя Константина, предписывал даже «не блюсти форму одежды на походах».   
Митаревский вспоминает: «Провиант и фураж были сложены в огромных магазинах и скирдах, около бастиона; ассигновку производил генерал-интендант Канкрин… Со всех сторон справа, слева и через головы, подавали ему требования. Не было никакого порядка; все кричали, что солдаты и лошади умирают с голоду и просили скорейшей ассигновки. Канкрин просил соблюдать порядок, сердился и угрожал, что бросит присутствие, но ничего не помогало. Сначала прочитывал требования, а потом хватал перо и подписывал: «отпустить половину» или «четвёртую часть означенного в требовании». …Так как Канкрин первоначально давал ассигновку на половину или четвёртую часть того количества, которое значилось в требовании, то на другой же день являлись теже самые офицеры с новыми требованиями, а иные в один день по два раза. Я сам в течении первоначального нашего пребывания под Смоленском был три раза с требованием. На этот раз я должен был часа два проталкиваться к столу. Было уже за полдень, Канкрин обратился к офицерам: «Прошу вас, господа, дайте мне сколько-нибудь покою. Я тоже человек и по сию пору ничего ещё не ел». А офицеры всё наседали».
Генерал-интендант Е.Ф. Канкрин писал: «Неоспоримо, что продовольствие наших войск и, наконец, все дела управления в армии в означенные войны приняли у нас новый совсем оборот. Прежние войны обыкновенно оканчивались с ужасными издержками, с величайшими претензиями, с памятью больших жалоб и злоупотреблений, не говоря уже о хлебном счёте, который в войне сопряжён всегда с особыми затруднениями, с совершенною по части денег почти безотчётностью, или с отдачею отчёта тогда, когда по прошествии времён, он уже и не столь полезен». Отмечая, что причиною улучшения содержания войск является издание «Учреждения…», Канкрин продолжает: «…полезные оного последствия неисчеслимы. Данную господам главнокомандующим обширную и вместе с тем определённую власть, недостаток которой в чужих армиях нами часто был замечен, вместе с тем соединение всех ветвей военного хозяйства в одно управление, дали нашим оборотам такое единство, такую силу, которые часто признаваемы были даже и иностранцами…».
По отчёту графа Барклая-де-Толли, поданному государю в Варшаве, в марте 1815 года, расходы на войну с Наполеоном «составили всего 155,5 мил. руб. ассигнациями, между тем как на два года минувшей войны с одной Турцией издержано до 1 миллиарда рублей».




                «О люди! Жалкий род, достойный слёз и
                Смеха!
                Жрецы минутного, поклонники успеха!
                Как часто мимо вас проходит человек,
                Над кем ругается слепой и буйный век,
                Но чей высокий лик в грядущем поколенье
                Поэта приведёт в восторг и в умиленье!»
                А.С. Пушкин.

Заключение.
В завершающей стадии Отечественной войны, вновь нашёлся «козёл отпущения», правда на этот раз его нашли среди генералов носящих русскую фамилию. «С легкой руки Кутузова, который в рапортах царю всю вину за то, что не смог покончить с Наполеоном, возложил на Чичагова, адмирал сразу же стал и поныне остается в России "козлом отпущения" за русские промахи на Березине. Жена Кутузова Екатерина Ильинична, статс-дама царского двора, говорила: "Витгенштейн спас Петербург, мой муж - Россию, а Чичагов - Наполеона". Г.Р. Державин высмеял "земноводного генерала" в эпиграмме, а И.А. Крылов - в басне "Щука и кот". Но любой историк, умеющий судить непредвзято, видит то, на что указывали еще сами участники событий (А.П. Ермолов, В.И. Левенштерн, B.C. Норов, Денис Давыдов): из трех русских командующих именно Чичагов больше всех мешал французам переправиться через Березину и причинил им наибольший урон. Зато Кутузов, который должен был теснить врагов и прижать их к Березине, все время оставался далеко сзади и лишь 19 ноября перешел Березину у м. Жуковец, в 53 км южнее места переправы Наполеона».
 В последующих боях за Эльбой, Витгенштейну предоставляется больше самостоятельности, «ввиду отдалённости от Берлина генералу графу Витгенштейну дано предписание развивать свои операции в большем или меньшем отдалении от Дрездена, в зависимости от сил врага и по своим личным соображениям, смотря по обстоятельствам».  После сражений под Люнебургом, Кутузов пишет: «Справедливость его императорского величества не могла оставить без внимания заботливости Вашей, которая дала направления отрядам вашим, для оружия российского столь полезные, и для того приказал мне препроводить Вашему сиятельству бриллиантовые знаки ордена св. Александра Невского». 
После смерти фельдмаршала М.И. Кутузова 17 апреля 1813 г.: «Надлежало назначить ему преемника; четыре генерала, по старшинству своему, могли надеяться получить главное начальство над войсками: граф Тормасов, Милорадович, Блюхер и граф Витгенштейн. Выбор пал на младшего из них, гремевшего тогда непрерывным рядом побед от Клястиц до Эльбы».
8 и 9 мая 1813 г. в сражении при Бауцене Наполеону удалось одержать победу над нашими войсками, и, тогда Милорадович «поехал поутру к графу Витгенштейну и сказал ему: зная благородный образ ваших мыслей, я намерен с вами объясниться откровенно. Беспорядки в армии умножаются ежедневно, все на вас ропщут, благо отечества требует, чтобы назначили на место ваше другого Главнокомандующего. «Вы старее меня, - отвечал граф Витгенштейн, - и я охотно буду служить под начальством вашим или другого, кого император на место мое определит». После этого объяснения Милорадович поехал к государю, изобразил ему настоящее положение дел и просил его принять лично начальство над армией, на что Александр ответил: "Я взял на себя управление политическими делами; что же касается до военных, то я не беру их на себя". - "В таком случае поручите армию Барклаю, он старее всех", - сказал Милорадович. "Он не захочет командовать", - возразил государь. - "Прикажите ему, Ваше Величество; тот изменник, кто в теперешних обстоятельствах осмелится воспротивиться вашей воле»».
Витгенштейн, сознавая, что «с ролью Главнокомандующего не справился - это был не его уровень»,   пишет Александру донесение: «Теперь прибыл к армии генерал Барклай-де-Толли, который гораздо меня старее и у которого я всегда находился в команде, и ныне я почту за удовольствие быть под его начальством. При соединении армии необходимо быть одному начальнику; я до сих пор всем распоряжал именем Вашего Императорского Величества, находясь при Вашей квартире, а посему не мог никто и обижаться тем. Но как теперь, по случаю ретирады, я не могу быть всегда при Вашем Величестве, то считаю сие уже неудобным, не сделав кому-либо через то оскорбления, ибо в армии многих я моложе" 
На основании этого донесения Барклай-де-Толли "получил повеление явиться к государю для личных объяснений"   И, «Ближайшим последствием Бауценского сражения было назначение нового главнокомандующего союзной русско-прусской армии Барклая де-Толли. Оно состоялось 17-го (29-го) мая (1813 года)». 
Получив данное назначение Барклай «немедленно занялся устройством армии. Трудно поверить, что несколько дней он не мог узнать истинного счета оной, сначала полагали ее слишком во сто тысяч, потом в семьдесят, а на поверку вышло, что она состояла из девяноста тысяч. Сие происходило оттого, что полки так были перемешаны, что некоторые дивизии и бригады имели полки, вовсе к ним не принадлежавшие, другие же полки примыкали к чужим дивизиям, не зная, где отыскать настоящих своих начальников».
С самого начала стремительного взлёта Барклая, вокруг него всегда было множество завистников и карьеристов. Его действия без «всякого стеснения» подвергались критике, про него слагались и пелись оскорбительные куплеты, ему приписывались «мнимые ошибки». Многие боевые генералы открыто враждовали с ним, и, как вспоминал генерал Левенштерн: «Всякий имел что-нибудь против Барклая, сам не зная почему». «Но почему же Барклай, окруженный такой нелюбовью, сам не сложил с себя звания главнокомандующего? – задаётся таким вопросом С.П. Мельгунов, и приходит к выводу, что – не честолюбие, очевидно, играло здесь роль — Барклай слишком страдал от окружавшей его неприязни, чтобы не принести в жертву свое честолюбие, как полководца. Здесь, может быть, в высшей степени проявилась его твердость — русские военачальники на первых порах слишком все пылали стремлением одерживать победы, слишком самоуверенно смотрели вперед, мало оценивая всю совокупность «неблагоприятных обстоятельств» и опасность положения. И, может быть, было бы большим несчастием для России, если бы командование перешло к пылкому и самонадеянному Багратиону, который и по чинам и по положению в армии имел все шансы сосредоточить в своих руках командование».
Заслуги Барклая перед Россией огромны. «Поставленный во главе армии в дни тяжкого испытания, пережитые нашим Отечеством, он неуклонно вёл её по единственному пути, который мог привести к победе над врагом-исполином. …Он сохранил армию до той минуты, когда она могла дать грозный отпор врагу. Прибыл Кутузов, и Барклай должен был стать во второй ряд. В своём великом патриотизме он сумел подчинить свои интересы интересам Отечества… Результатами, достигнутыми в Бородинской битве, мы многим обязаны Барклаю, а под Москвою для спасения армии и России он не поколебался пожертвовать своим именем. «Я никогда не забуду важных услуг, оказанных вами Отечеству и мне, - писал Император Александр Барклаю,- и желаю верить, что вы окажете ещё больше». 
С.П. Мельгунов, читая стихотворение «Полководец», А.С. Пушкина, говорит: «Сколько действительно драматизма в личности Барклая. Быть может, из всех вождей Отечественной войны заслуживает наибольшей признательности со стороны потомства. Но не Барклай сделался народным героем 1812 г. Не ему, окруженному клеветой, достались победные лавры... А между тем он лучше всех понимал положение вещей, он предусмотрел спасительный план кампании, он твердо осуществлял его, пока был в силах, несмотря на злобные мнения вокруг. И его преемник должен был пойти по его пути». 
К.Маркс и Ф.Энгельс считали «великой заслугой Барклая-де-Толли… то, что он не уступил невежественным требованиям дать сражение, исходящим как от рядового состава русской армии, так и из главной квартиры». Он «выполнял отступление с замечательным искусством, непрерывно вводя в дело то ту, то другую часть своих войск, с целью дать князю Багратиону возможность выполнить своё соединение с ним». «Ни один из крикунов не подозревал, что отступление было на самом деле спасением для России». «Это было делом не свободного выбора, а суровой необходимостью». Причина же отставки была в том, что никто тогда в России не хотел мириться с тем, что «священной войной руководит иностранец». По их мнению, Барклай-де-Толли «был бесспорно лучший генерал Александра».  Мнение классиков марксизма, изложил в своей статье военный историк полковник Разин, тогда И.В. Сталин заявил: «Кутузов как полководец был, бесспорно, двумя головами выше Барклая-де-Толли».  Таким заявлением, он вновь дал сигнал историкам, что нам в России не нужно популизировать лиц иностранного происхождения и его роль в войне 1812 года стала искажаться в угоду официальной точке зрения.
«Время идёт, и события получают иное и более правильное освещение. И скоро станет перед нами во весь рост величавая фигура Барклая и оправдаются слова доблестного вождя, сказанные им в минуты скорби: «Я надеюсь, что безпристрастное потомство произнесёт суд свой с большей справедливостью». 
С.П. Мельгунов резюмирует: «И хотя имя Барклая было реабилитировано после 1812 г. и ему вновь было поручено командование армией; хотя и памятник ему поставлен рядом с Кутузовым, но все же не Барклай вошел в историю с именем народного героя Отечественной войны. А, быть может, он более всех заслужил эти лавры».
И, наконец, настало время подвести итог, и ответить на главный вопрос. Кто одолел непобедимую армию Наполеона, и освободил Россию? Ответ очевиден. Это русская армия, укомплектованная рекрутами – представителями, всех племён населявших её территорию в IX веке; руководимая талантливыми командирами – потомками выходцев из Европейских и Азиатских стран (в том числе и из татаро-монгольской «Золотой орды»), предки которых основали великую Россию и сформировали новый этнос – русские. О том как это происходило читайте в моих книгах: «Русь. Россия. Русские», «Пасынки России или (истинно русские не русского происхождения)» и «Досье России».