Брутальная быль

 


Если я заболею, к врачам обращаться не стану,
Обращусь я к друзьям, не сочтите, что это в бреду:
Постелите мне степь, занавесьте мне окна туманом,  
У изголовья повесьте упавшую с неба звезду…



I
Начало нового века. Человечество шагнуло в очередное тысячелетие. Его  рубеж переступила и Грузия. Зрелому поколению людей стало непривычно говорить о двадцатом веке в прошедшем времени. Политики небольшой республики по южную сторону Кавказского хребта, которую далеко не все жители земли  могли бы указать на карте мира, с гордостью говорят, что Грузия – страна европейская. Но условия жизни в ней всё ещё были далеки от европейских стандартов. Грузия пребывала в беспросветных реалиях,  в коллапсе,  охватившего все стороны жизни… Ценой морального унижения, люди вели отчаянную борьбу за выживание в экстремальных условиях... Рубились деревья, десятилетиями украшавшие улицы Тбилиси, во дворах жилых домов разводились костры, чтобы приготовить еду. В квартирах ставились дровяные печи. Уютные жилища тбилисцев пропахли дымом и керосином. Рьяные  преступники и коррупционеры, потерявшие чувство меры, давно вышли из-под контроля бездарной власти. Полиция, вооружённая и голодная, нередко вымогала деньги у случайных прохожих и водителей транспортных средств… В условиях беззакония каждый пытался выжить, как мог, по принципу – «цель оправдывает средства». Рядовые военнослужащие грузинской армии, призванные из сельских мест, предлагали торговцам чачу по сносной цене. Спрос на этот суррогат всё увеличивался, многим невмоготу было смотреть на жизнь трезвым умом…
В таких нелепых, дурдомовских условиях нелегко приходилось и  Сандро, зрелому, энергичному человеку…  На фоне тотальной безработицы его способности и потенциал не были востребованы,  на работу принимали по блату, у него же нужных связей не было.  Ближайшее окружение Сандро состояло из таких же, загнанных в нищету, творческих людей. Первоначально он зарабатывал публикациями в русскоязычной прессе, за которые получал символические, унизительно мизерные гонорары, на порядок меньше, чем его транспортные расходы, неизбежные в работе, а некоторые редакции не платили и вовсе. Осознавая бесперспективность этого занятия, Сандро искал выход из тупика.
Как-то он  сходил   на Навтлугский рынок посмотреть, чем там торгуют. Торговали хаотично и без разбора разным домашним скарбом; кто – разложив его на земле, кто – на поржавевших прилавках. То же оказалось и на Сухом мосту. В продажу шло всё: он увидел награды, ордена, семейные реликвии, старинные вещи, раритеты, антиквариат. Сбывала их, в основном,  советская интеллигенция – люди образованные, но выброшенные на обочину жизни, ставшие после всех перемен  изгоями.
Сандро размышлял над тем, как приноровиться к этим обстоятельствам, а ещё лучше – заставить эти обстоятельства работать на себя. В моральном отношении он не был готов стоять и торговать, стыдился, не позволяла внутренняя культура. Всю жизнь читавший классическую литературу, воспитанный на лучших её образцах, размышлявший о высоких материях, не мог побороть в себе комплексы, стереотипы. Однако сложившаяся реальность никак не стыковалась с его застенчивостью. Ничего другого не оставалось, выбора не было. Торговля для подавляющего большинства стала жизненной необходимостью.  Быстрых и скоропалительных решений он, однако, принимать не стал.
На первый раз собрал кое-какие отцовские инструменты, лежавшие дома без надобности, и отнёс их на навтлугскую  барахолку. Предложил первому попавшемуся торговцу. Реальных цен Сандро не знал и попросил два лари, которые тот, не раздумывая и как бы с опаской озираясь по сторонам, ему заплатил. С тех пор Сандро периодически приносил на барахолку вещи и продавал их по дешёвке,  кому попало.
Прошло немало времени, пока он разобрался, что к чему и кому в первую очередь предлагать. Познакомился с перекупщиками, готовыми  заплатить ему за ту или иную вещь в несколько раз больше, чем  остальные, и к таким он отныне приходил в первую очередь.
Всё, что можно было продать из дома, Сандро продал. Но что было делать дальше? Изредка кто-то из соседей после ремонта или после продажи квартиры собирал оставшийся скарб и отдавал Сандро. Но и на эти случаи нельзя было рассчитывать всегда. Порой удавалось подрабатывать и услугами: заменить электророзетку или кран, вставить стекло или дверной замок.
Одна знакомая Сандро готовилась навсегда уехать в Америку, уже продала жильё, дожидалась в нем отъезда, она  позвала Сандро и подарила ему много всякого скарба. Сандро забегал по всем рынкам Тбилиси, к вечеру сильно уставал, но не напрасно: за считанные дни ему удалось заработать почти пятьсот лари, и это в то время, когда по всей Грузии пенсия не превышала четырнадцати.
Возвращаясь домой с богатством в кармане, он вышел из автобуса у Навтлугского рынка, чтобы купить провизии. Проходил мимо толпы мужиков, собравшихся у игрового стола. Один из них с подкупающей любезностью подозвал Сандро, приглашая его покрутить прозрачный многогранный барабан, набитый теннисными шарами. Сандро простодушно подошёл, принял у мужика пластиковый жетон с указанными на нём цифрами, крутанул «колесо фортуны». Выпал шар, на котором едва были заметны непонятные полустёртые контуры цифры. Ведущий объявил номер и быстро бросил шар в барабан. На жетоне Сандро оказалась именно выпавшая цифра, он обрадовался, но тут же другой игрок объявил, что и на его карте такой же номер. Ведущий сообщил, что сумма выигрыша составляет двести пятьдесят лари, однако, поскольку счастливый номер оказался сразу у двух играющих, необходимо было разыграть приз заново, но для этого нужно внести в «банк» ещё по столько же. Соперник Сандро сразу передал названную сумму ведущему. Сандро хотел уйти, оставить мнимый выигрыш. Но его вновь заболтали и втянули в игру. Ему казалось, что его околдовали, сознание притупилось, он перестал понимать происходящее.
Вновь закружился барабан, всё повторилось. Джек-пот вырос до семисот пятидесяти лари. Ведущий сообщил, что теперь нужно внести по пятьсот лари. У Сандро такой суммы не набиралось. Ведущий нарочито - великодушно  сделал ему  скидку и согласился на оставшиеся. Сандро уже не мог так просто уйти, ведь у ведущего находились его трудовые деньги, и он передал ему оставшуюся в кармане сумму. Драма продолжалась. Выпал шар с неразборчиво нанесённым номером. Ведущий, понимая, что дальнейшая игра не имеет смысла, что из очередного лоха ничего больше не выжать, объявил номер. «Оппонент» воскликнул:
- У меня есть такой!
Сандро нервно искал вожделенное число. Увы…
Мимо проходили двое полицейских. Ведущий панибратски крикнул им:
- Слава нашей доблестной полиции!
Служители правопорядка, не теряя внешней важности,  прошли мимо, никак не отреагировав… Толпа зевак уже не обращала внимания на Сандро. Тот, между тем, ничего не понимал… попросил вернуть ему деньги.
- Ты же проиграл, брат, чего тебе надо ещё,- отмахивался ведущий
- Ничего, брат, бывает. Уходи лучше…- похлопал по плечу его подельник.
Еле влачась на ослабленных ногах, потеряв чувство реальности, Сандро дотащился до дома и свалился на диван. В голове была пустота. Закурив и потупившись, просидел с полчаса, потом уснул. Проснулся глубокой ночью. Не было света. Нащупал в кармане брюк спички, зажёг почти растаявшую свечу, прошёл на кухню перекусить. Впотьмах нащупал две картошки и немного хлеба. Попытался включить газовую плиту, поджарить картошку. Плита не реагировала,- газа не было тоже. «Вот, чёрт, - подумал про себя, - северный сосед опять  перекрыл газопровод. И сколько это может продолжаться?» Достал спиртовку и приготовил кофе. Пил медленно, смакуя и покуривая. Проснулся рано, в депрессии. Хотелось, чтобы рядом оказался кто-то из близких. Спуститься к соседке, позвонить, за неимением своего телефона, не решился, - не хотелось выслушивать ворчание.  Чувствовал, как в душе закипает  злость на свою «собачью долю», да и на весь мир. Вспоминались детали вчерашнего дня, наводя ещё большую тоску: «Идиот! Бес попутал. Как было не понять, что все там заодно, подставные утки! Мне-то  казалось, что там собралась толпа  бездельников, на самом же деле это их работа, они держат масть, крышуя свой бизнес. Ищут лохов вроде меня. Повезло им со мной… Но я - то? На что я рассчитывал?.. Дураки они, что ли, чтобы часами стоять в холод и проигрывать, раздавая деньги направо и налево? Они знают, что этот фарс закончится в их пользу. И с ментами они повязаны, наверное, дают, небось, мзду, а те, в свою очередь, молча проходят мимо. Всё это – афера. Я же понадеялся на лёгкий выигрыш. Не тут-то было. Точно сказано: «Бесплатным бывает лишь сыр в мышеловке». В «Пиковой даме» Пушкин правильно пишет: «Стоит ли рисковать необходимым, чтобы иметь излишек?» Долг в супермаркете целых десять лари так и остаётся долгом, уже  месяц как не могу выплатить, а тут за какие-то несколько минут проиграл пятьсот лари, когда дома нет даже свечки…»
Из тяжёлых раздумий вывел стук в дверь. Приятельница – женщина многоопытная и прагматичная - при надобности в помощи обычно обращалась к нему, и он с радостью откликался, помогал, только бы был для этого повод. С ней всегда было хорошо и интересно.
- А, Нана?! Как замечательно, что ты пришла.
- Привет! Чего ж тут замечательного, да на тебе лица нет! Что случилось?
Сандро подробно рассказал ей, как легко, без всяких усилий  его облапошили. Нана внимательно слушала, не проронив ни слова, потом заговорила:
- Ну и дурак же ты, мой милый. Тебя не просто облапошили, тобой играли, как пешкой. Ты вроде разумный человек, позволил жуликам себя одурачить? Почему ты вообще не прошёл мимо? Они же разыгрывают этот фарс, этот лохотрон  ради своих интересов и пользуются легковерием таких, как ты.
- Да я не легковерен, просто так получилось, - сникшим голосом произнёс Сандро. – У тебя не найдётся немного –  одолжить мне? Нет ни газа, ни света, нужно заправить баллон. Да и со вчерашнего дня ничего не ел.
- Когда голова дурная, в кармане всегда ветер, - Нана протянула ему двадцать лари.
- Спасибо! Верну скоро.
- Можешь не возвращать. Только будь поумнее, больше не влезай в расставленные сети… Но зачем же я сейчас пришла? Ах, да, вспомнила: есть для тебя работа   – в    Сололаки у пожилой женщины нужно заменить водопроводные краны и вставить замок. Вот адрес и телефон.
- Сегодня же пойду. Работа отвлекает от тяжёлых мыслей. Вот только перекушу.
- Ну, давай, зайдём ко мне! - предложила приятельница, жившая по соседству, - перекусишь у меня и поезжай, а с продуктами и баллоном потом разберёшься.
- Спасибо… Что бы я делал без тебя?
Собрав необходимые инструменты, он вышел вместе с Наной… В Сололаки ему нравилось. Обычно Сандро часто приходил в этот район, любил прогуливаться по его узким улочкам, приглядываться к домам с литыми кружевными балконами. Но этим сумрачным морозным утром улицы Сололаки казались неуютными, голые деревья, редкие прохожие, – всё наводило уныние. И одет он не по погоде: лёгкая кожаная куртка, а под ней свитер и сорочка. Холод пронизывает до костей. Сандро торопился, но вот и нужный дом. Он толкнул массивную столетнюю дверь в подъезд, позвонил в квартиру.
- Вы будете калбатони Тамрико?
- Да, да.
- Вам нужно заменить кран и замок?
- Ах, да. Входи, сынок, входи!
Пока он раскладывал инструменты, хозяйка предложила чаю. Продрогший до костей, он не смог отказаться от предложения.
- Молодой человек, в такой холод, так легко одеты!  Почему?
- Что поделаешь? Что есть, то и есть! В моём гардеробе нет большого выбора.
- Да-а, нужно беречь своё здоровье. Так недолго и простудиться. А с кем вы живёте? Женаты?
- Живу с братом. Не женился,  просто,  не сложилась  жизнь, - передёрнул плечами Сандро. – А у моих одноклассников уже внуки.
- Странно. Красивый молодой человек. Должно быть, и зарабатываете?
- У женщин моего возраста другое мнение. Я им неинтересен. Зарабатываю из рук вон плохо, а распоряжаюсь заработками совсем бездарно. Не выйдет из меня хорошего семьянина. Женщины правы, им виднее! Хорошего мужика они чувствуют за версту.
- Ну, да, чувствуют за версту, а через год сожалеют.
- Чувствовать можно и у экрана телевизора, а вот предвидеть, что произойдёт в отношениях через год или два – попробуй-ка!
- В этом ты прав, сынок. Это, конечно, так, но близкого по духу человека найти можно. Вот чай, садись.
На круглом столе, накрытом старинной скатертью, в фарфоровых блюдцах появились варенье, масло, хлеб.
Выпив чай, Сандро поблагодарил хозяйку и взялся за работу. Полюбопытствовал у хозяйки:
- А вы одна живёте?
- Да, сынок, одна, да ещё на четырнадцатиларовую пенсию после тридцати пяти лет работы и в таком дряхлом доме, который вот-вот развалится. Всё, что могла продать, продала…
- А детей, родственников нет?
- Родственники-то есть, но какое им до меня дело? Они только и ждут, чтоб взяться за делёж  моего жилища. Представляю, как они перегрызут друг другу горло. Вот будет потеха! Я им отомщу! Никакого завещания не оставлю.
- Почему вы их так не любите?
- Когда в Абхазии в один день расстреляли самых близких мне людей – мужа и сына, - моя сестра и туповатый зять потрепали мне немало нервов. Подло себя повели - вместо того, чтоб поддержать, посочувствовать, потребовали какую-то долю, предъявили непонятные претензии на дом. Я ответила, что это дом моих родителей, я здесь родилась, здесь и доживу последние дни. Но они понимали, что последние дни придётся ждать долго и подали в суд, а суд принял решение в мою пользу, учёл, что я вдова и мать, потерявшая близких в Абхазии, притом, что сын сестры, мерзавец и наркоман,  связался с криминалом и, в конце концов, угодил в тюрьму. Правда, уже вышел на свободу, как-то даже заходил ко мне, а после его ухода из дома исчезла старинная шкатулка с драгоценностями. Это был мой свадебный подарок, ещё от бабушки с дедушкой.
- Понятно, - сумрачно произнёс Сандро. – Ну, вот и всё. Работа сделана, можете принимать.
- Спасибо, сынок! Может, перекусишь? У меня отменный чахохбили.
- Нет, спасибо, я уж пойду. Надо торопиться.
- Сколько я тебе должна?
- Двадцать лари - и хватит.
- Это очень по-божески с твоей стороны. Другие три шкуры сдирают. Ещё раз тебе спасибо!
- Тётя Тамрико, а можно, я заберу эти старые краны?
- Ну, конечно, на что они мне? Бери!
- Здоровья вам и долгих лет жизни, - попрощался Сандро.
Из домашнего тепла – снова в промозглую сырость и холод. Но обратная дорога показалась  приятной. Уже не так морозило. В кармане было двадцать лари, а в сумке с инструментами - два искореженных латунных крана, которые можно было сдать в скупку цветного металла и получить ещё десять.
Спускаясь из Сололаки, он всматривался в дома и думал: «Сколько поколений прожили за этими стенами? Сколько ещё простоят эти дома? Как будет выглядеть это историческое место с его архитектурными памятниками лет через пятьдесят? Останется ли здесь что-нибудь из прошлого? В этом колоритном уголке города жили и бывали многие знаменитости: Чайковский, Гумилёв, Есенин, Туманян, Паоло Яшвили, молодой Лермонтов. Всех не перечесть. Сегодня все заметно  обветшало,  хотя и находится под охраной недремлющего ока государства…»
На Колхозной площади он поднялся в автобус, вышел в Навтлуги, сдал металлолом, купил продуктов и поспешил домой.
II
…Время шло. Постоянной работы не было, нечем было торговать, а, стало быть, не всегда имелись деньги. Одолевала нужда. Сандро, однако, хоть и сам нуждался в  помощи, всегда готов был прийти на  выручку, поддержать, чем мог,  этого требовала его натура. Прописная истина была для него незыблемой: «друг другом силен». Сандро осознавал, что каждый сам несёт ответственность за свои отношения с ближайшим окружением, что насколько он внимателен к другим, настолько же будут внимательны к нему. Какие отношения построишь, на такие и можешь рассчитывать.
Несколько месяцев он проработал в редакции некой оппозиционной газеты. Скопив некоторую сумму, наконец-то установил у себя в квартире долгожданную телефонную связь, из-за отсутствия которой, ему  часто приходилось бегать к соседям, они же каждый раз недовольно бурчали под нос и,  скрепя сердце, усилиями воли   разрешали звонить,  но не всегда,  ведь разговоры были уже платными. В Советском прошлом желающие установить телефон должны были годами ждать своей очереди... Семья его ожидала с начала семидесятых годов двадцатого века. Дождалась, однако, развала  державы. Прошло ещё пятнадцать лет после этого. Наконец мечта сбылась. Телефон стал большим помощником в работе. Единственная причина, из-за которой он заходил  к недовольным соседям,  была устранена.
…Сандро на своём опыте убедился, что под лежачий камень вода не течёт. Со смыслом этой поговорки, прежде казавшейся ему дурацкой, затейливой, нельзя было не согласиться. Ждать, пока кто-нибудь из соседей или знакомых решится избавляться от «ненужных» вещей? Доколе? Сандро принялся следить за объявлениями в газетах, прежде всего, о продаже квартир. Знал, что после продажи у хозяев собирается много ненужных вещей, от которых они обычно избавляются, чаще всего простым способом – выбрасывают. Попробовал сделать денег на этом «бизнесе»: обзванивал, предлагать скупить обречённое на выброс. Предложение заинтересовало многих, нуждались все – лишняя копейка за ненужный хлам никому не помешает. Стали звонить и приглашать. Сандро брался за дело, не медля. Скупал всё без разбора. Что не удавалось продать, сдавал в металлолом. Вещи, сваленные в одну огромную кучу, и впрямь казались хламом, но каждый предмет в отдельности мог пригодиться в хозяйстве или в работе. Перекупщики охотно покупали и продавали втридорога. Он ходил по всем рынкам, у него завязывались выгодные связи, и накапливался нужный опыт. Сандро осмотрелся, разобрался, к кому подходить в первую очередь на том или ином рынке, кому что предлагать. Работа была связана с немалыми трудностями: шутка ли таскать с шестого, восьмого этажа огромные для его субтильного телосложения тяжести, несколько раз подниматься и спускаться пешком, - лифты во многих домах не работали, - перевозить на такси всё  домой, а там ещё по нескольку раз взбираться к себе на пятый этаж. На помощь рассчитывать было бессмысленно. Он сильно уставал… Младший брат, уже много лет  прозябая в праздности,  не знал сходил  куда деваться  от тоски и безделья, коротал время за игрой в карты или домино с соседями, дома же сидел на всём готовом...
В то время, когда  Сандро горбатился под тяжёлой ношей, его брат бездумно помогал другим, или засиживался где-то в гостях, авторитетно поднимая за кого-то тосты. Трудно было достучаться до его сознания...
Как-то Сандро, разложив по сумкам вещи, попросил- таки его помочь, поехать с ним на рынок. Тот поднял две сумки, две других взял Сандро. Отойдя недалеко от дома, брат стал жаловаться:
- Почему ты дал мне такие тяжёлые?
- Мои не легче!  В конце концов, я тягаю тяжести без передышки, что с того, если один раз на твою долю придётся немного больше тяжести? Я же стараюсь не только для себя, а для семьи. Ты должен понимать, что помогаешь не мне, а в первую очередь себе!
Брат недовольно бурчал. Сандро, с утра уставший и изрядно потрепавший нервы с перекупщиками, не выдержал и обругал брата, послал его куда подальше. В ответ  тот бросил сумки посреди дороги и был таков. Пришлось чуть ли не двадцать килограммов тащить одному. Кое-что продав выгодно, кое-что  отдав подешевле, чтоб было легче нести обратно остатки, возвратился домой. Добрался с трудом, еле держась на ногах, спина ныла от усталости. После этого случая две недели мучили боли. Братец же, к удивлению, попросил денег уже на утро, чтобы одолжить их одному приятелю. Сандро изумился, не стал напоминать брату о вчерашней гнусной выходке и немного всё-таки дал. Хотя очень хотел сказать ему, что эти деньги достались гораздо более тяжелым трудом, чем тот груз, который нужно было дотащить.
 III
За годы подобной работы Сандро всё не мог к ней привыкнуть, стыдился. Ему казалось, что он зарабатывает ценой морального унижения. Так ли было на самом деле? Бедолаге часто приходилось разгребать заваленные многолетним хламом подвалы клиентов. Но стимул для этого был: хлам  приносил реальную прибыль, и немалую.
Вещи, которые сбывал Сандро, были самые разные, в советском прошлом дефицитные, ныне морально устаревшие… Многое, однако, было вполне пригодно, по качеству превосходило китайские и турецкие аналоги, которыми были завалены рынки Тбилиси.
Сандро порой задумывался: а не обманывает ли он людей, порядочно ли он поступает, пользуясь их незнанием? И сам отвечал себе: «Не знают, стало быть, не будут и сожалеть. Ведь когда я начинал, тоже во многом не разбирался, и этим пользовались другие… Но нет, я не прав, нельзя же брать пример с нагловатых торгашей, уподобляться им… Но свои знания, опыт и связи я набирал долгие годы, с огромными усилиями, трудом, беготнёй по всему городу. И что же теперь - объяснять клиенту, что хлам  на самом деле чего-то стоит? Но какой нормальный человек будет раскрывать свои коммерческие тайны,  детали и тонкости работы? Справедливо ли будет, - думал Сандро,- если я за несколько минут выложу клиенту свой опыт, который копил годами, ценой изнурительного труда, здоровья? Нет! К чёрту мораль – она не стыкуется с бизнесом. Эти два понятия сталкиваются лбами»…
… Дела понемногу все же шли в гору. Но в семье произошло несчастье: заболела и слегла его мать. Приходилось буквально разрываться между работой, домом, где нужен был уход за больной, и друзьями, к которым он всё же успевал приходить на помощь. Нана пользовалась наибольшим вниманием, ей он ни в чём не отказывал. Соседи видели, как Сандро заботится о семье, о больной матери, и часто уважительно говорили о нём между собой.
Но случилось... в пути с работы домой его настигло  трагическое известие: встретившийся ему сосед сообщил, что мамы больше нет. Что мог чувствовать в такую минуту человек, который два года ухаживал за самым дорогим существом, не переставая  надеяться, что она встанет на ноги?!  Но надежда сменилась горечью. К тому же днём раньше предали земле близкую родственницу, тётку. Говорят: беда не приходит одна.

IV
На следующий день после кончины мамы, Сандро узнал шокировавшую его новость: мама имела ещё одного сына от первого брака, а это значило, что у него есть старший брат, о существовании которого все эти годы он ничего не знал. Для Сандро это было  громом  и без того тяжёлый,  в  скорбный вечерний час, но он не  вздрогнул и сохранял  лишь внешнее спокойствие. Вскоре после похорон матери Сандро поспешил к маминой сестре, чтобы порасспросить и больше узнать. Из разговора с тётей  Сандро узнал ещё одну новость, которая окончательно потрясла его до глубины души: у мамы была ещё и дочка. Но где же они? Тётя не стала ничего скрывать и сообщила, что вся эта история записана рукою бабушки в тетрадке, а тетрадка находилась в доме у Сандро. Он не раз видел её, но не знал содержания, запись сделана на армянском языке – бабушка Сандро была армянкой. За определённую плату содержание тетради было переведено на русский. Он читал, едва удерживая слёзы. Мать жила в доме своего первого мужа, у них был полуторагодовалый мальчик, когда родился второй ребёнок.  Сварливая  сестра мужа по непонятным причинам разрушила семью своего брата.  Муж оказался безвольным и слабохарактерным человеком, пошёл на поводу у своей сестры и прогнал жену с грудным ребёнком на руках, а сына оставил у себя. Молодая мать поселилась в доме своих родителей, которые жили по соседству. Старики лелеяли свою дочь и новорожденную внучку. Но вскоре отец девочки, всё ещё находясь под каблуком своей сестры, забрал ребёнка из рук матери. Ранним морозным утром он, закутав младенца в одеяло, увёз его в неизвестном направлении. Как выяснилось позже, он передал дочку в сиротский дом, в какой именно, он так никому и не сообщил. Маленькая девочка прожила с матерью всего лишь восемь дней, так и не познав материнской любви, заботы. Кто возьмется объяснить поступок такого отца? Чем он был мотивирован? Какой бес попутал его. Оторвать своего ребёнка от материнской груди  и своими  руками передать родное дитя  чужой семье  при живых родителях, бабушках и дедушках. Почему?.. На эти вопросы сегодня уже никто не может ответить ... Любой женщине не трудно будет представить страдания молодой матери, которая не просто потеряла семью, но и навсегда лишилась своих детей... Маленький мальчик рос у отца и скучал по матери. Отец жестоко его наказывал, если мальчик приходил к маме, к бабушке с дедушкой. Если это удавалось, то только тайком. Вскоре отец с мальчиком уехали. Молодая мама стояла у калитки родительского дома и беспомощно, со слезами в глазах смотрела, как безумный отец увозит куда-то и её повзрослевшего сына. Они уехали в Сухуми, но жизнь там у них не сложилась, им пришлось вернуться обратно. Молодая женщина, изрядно измученная жестокой судьбой, боялась остаться одна и вышла замуж второй раз, заново построила семью, родила двоих мальчиков, но в семейной жизни так и не нашла счастья. А её первенец вырос в тоске по матери,  проклиная отца, его сестру и дом. Сандро узнал место проживания своего брата... А вот где и как найти след сестры, под каким именем она живёт  - известно одному только Богу... С этой душевной болью и безутешной тоской в сердце, тоской по потерянным детям, мать Сандро прожила всю жизнь, не обмолвившись о своей печали ни единым словом…
Прошло совсем немного времени после похорон матери. Как-то вечером Сандро сидел, склонившись над книгой, вдруг зазвучал телефон, звонила одна знакомая женщина, которая никогда прежде не звонила к нему,  поинтересовалась делами Сандро, он сообщил, что у него скончалась мама, однако понимал, что она позвонила  не для того, чтобы справиться о его делах и  не ошибся. Женщина просила взаймы крупную сумму. На месте Сандро, в его ситуации  никто  другой не дал бы и мелкой суммы, однако он не отказал и передал ей сто долларов из тех средств, которые собирали  всем миром, друзья, родственники, соседи, знакомые,  собирали по копейке ради оказания помощи. Сандро пошёл на  такое  в то время, когда ещё предстояло отметить сорок дней. Женщина обещала вернуть через неделю. С тех пор минуло более трёх лет, деньги так и не были возвращены. Сандро неоднократно звонил ей, ругался, нервничал и понял одно, что женщина эта непрошибаема, что она вовсе и не собиралась возвращать долг.

V

Стояла, казалось, затянувшаяся зима, улицы были запорошены снегом.  Сандро с утра  обошёл несколько рынков. Вечером, озябший, возвращался с непроданными остатками. Холод обжигал уставшие руки. Он опустил ношу, чтобы отдышаться, посмотрел на  руки. Они были в крови, - от мороза потрескалась кожа. Как на зло, оказалось, что он забыл ещё и ключи от дома. Брата тоже не было. По мобильному он позвонил Нане, отношения с которой к этому времени оставляли желать лучшего. Попросил разрешения подняться к ней. Объяснил причину. Та недолго думая,  ответила:
- Я тебе не мать Тереза!
- Ну, куда тебе до неё, - отключил он телефон.
Неадекватный ответ привёл его в недоумение. Захлестнули чувство обиды, отчаяние. «Если плохо – то плохо во всём» - подумал он.
Простояв в подъезде ещё час, он дождался брата. Бросив груз, принялся греть руки, дышал на них. Знал, что  греть над огнём  сильно замёрзшие руки  нельзя. Попросил брата приготовить кофе, лёг на диван и уснул. Отмороженные руки лечил целый месяц, ни на день не забывая обидного ответа Наны.
…Он стал часто грустить, надолго задумываться. Как-то на досуге, сидя понурившись с сигаретой, вспомнил маму. Навалилась безутешная  тоска, грусть. С тех пор, как её не стало, он часто стал жалеть себя, жалел за чувство бесприютного одиночества, за то, что нет человека, который мог бы оценить его старания, сказать доброе слово. А какой заботой, вниманием окружала его она. Одним фактом своего существования она обеспечивала стабильность и спокойствие в семье. Однажды, уже больная, сидя на краешке дивана, вдруг поманила его ослабевшей рукой. Он подошёл, обнял её за плечи. Тяжело было смотреть, как она, сгорбившись, беспомощно сидела, будто чего-то ожидая. Чуть внятно она прошептала: «Посмотри на мои руки». Сандро с болью смотрел: это были не те руки, какими он помнил их лет пять назад. Заметно похудевшие, сморщившиеся,  дряблые… Но для Сандро они были самыми нежными  и ласковыми… Не покидало чувство досады за то, что при жизни матери ему так и не удалось окружить её необходимыми удобствами, бытовой техникой, которая значительно облегчила бы ей работу по хозяйству, которым она любила заниматься. Как-то так получилось, что обзавестись всеми  необходимыми благами цивилизации удалось только после её кончины. Он  томился  комплексом вины перед  родителями, ловил себя на мысли о том, что не был хорошим сыном. Сандро вспоминал, как в невыносимо тяжёлые девяностые годы, когда слабый источник света и тепла  был  вожделенной мечтой, а забота о куске хлеба была основной заботой большинства тбилисцев, мать стойко переносила все трудности. Как только ей удавалось что-то продать, торопилась в магазин, чтоб на вырученное купить  продуктов и приготовить еду. Тогда в доме все были живы и здоровы.
В те времена  народ  пошучивал: «Ни в одной стране нет так много поводов для радости, как в нашей». Всякий раз, когда восстанавливалась работа пресловутых  девятого и десятого энергоблоков,  и в дома начинало поступать электричество, наступал настоящий праздник, и ничто не могло сравниться с масштабами нашей радости! Ликовала вся страна!  В самом деле, когда зимой, при дрожащем свете свечи или керосиновой лампы, от которой пропахла вся квартира, а он замерзал даже в пальто и в ботинках, вдруг неожиданно над головой вспыхивала лампочка, ощущение было такое, словно что-то безболезненно пронизывало голову, освещало сознание, приглушало ощущение холода, оказывало терапевтическое воздействие.  Приходили в порядок нервы - можно было включить телевизор, немного развлечься, погреться у плиты! Большего счастья в то время не было. Но за такое счастье приходилось бороться: в разных частях города, с требованиями восстановить подачу света,  толпы жителей  устраивали пикеты на дорогах, жгли покрышки,  общались между собой, грелись. Так даже было интереснее, чем сидеть в холодных жилищах. Добиваясь своих требований,  люди   возвращались в дома, но пресловутое счастье    длилось недолго, всегда прерывалось. Свет давали лишь  на час или того меньше,  как напоминание о том, что  электричество, всё - таки, в природе существует. Да, зимой холод в квартире стоял невыносимый, не было мочи терпеть его столь длительное время, да ещё, практически, без активных движений. Хоть волком вой.  Сандро, находившийся на пределе терпения,  уже готов был выпрыгнуть из собственной шкуры. «Должно же, наконец, завершиться это испытание» - думал он, даже возникала уверенность, что в следующую минуту дадут свет, но иллюзия вскоре покидала его и он продолжал чахнуть в ожидании…  В таких экстремальных условиях, когда не было  видно конца беспросветным реалиям, в конце девяностых,   ушёл из жизни отец Сандро. Произошло это ночью, за  неделю до Нового года. На  тот момент  сбережения семьи составляли пять лари и никаких источников дохода...
Но в результате бытовых неурядиц положение Сандро было троекратно отчаянным, оно осложнялось состоянием здоровья, из-за  которого  нечеловеческие условия жизни  лишь  усугубляли его положение, доставляли невероятный моральный и психологический дискомфорт, терпеть становилось всё труднее.  Он превратился в настоящую жертву,   этих трудностей, от которых    никуда невозможно было  убежать: не позволяло именно здоровье. Он не мог даже выбраться в город хоть не на долго. Нервный срыв и последовавшая за ним затянувшаяся тяжёлая депрессия,  при попытке отдалиться от дома,  вселяли неуёмный страх. Нервозность передавалась мозговым клеткам, они возбуждались, возбуждение продолжало усиливаться, чувство страха нарастало, учащалось сердцебиение. Это было страшное состояние. Но страшнее всего было существование потенциальной возможности выхода состояния из - под  контроля, это могло спровоцировать нервный приступ, который мог повлечь за собой удушение спазм, в результате ему не хватало бы воздуха, он стал бы задыхаясь дышать.  Но со временем он научился управлять  положением, прибегал к своим  испробованным  терапевтическим методам. Чтобы не допустить нарастания  нервного  возбуждения и выхода его из-под контроля c  нежелательными последствиями,  он старался сосредоточиться на без-мыслии, изгнать из головы всё лишнее, и это помогало, через несколько минут к нему возвращалось спокойствие, понемногу улучшалось настроение.
Несмотря на весь этот ужас, главная проблема, связанная со здоровьем, была гораздо более глубокой. Им периодически овладевало навязчивое желание искусственно нарушать спокойствие своих нервов, самому воздействовать на мозговые клетки,  оказывать на них психоактивные действия,  возбуждать их. И если это не удавалось сделать так, как требовало желание, то он повторял эти «эксперименты», которые порой затягивалось на долгие часы. Сандро этим изнурял себя, мучал,  терзалось сознание, он доводил себя до головной боли, возбуждал и насиловал  нервы, нарушал своё душевное спокойствие. Это было не чем иным, как   настоящим садизмом, опасным самовредительством. Навязчивость питалась энергией Сандро, «наслаждалась» его мучениями. Понимая никчемность и бредовость всего,  что происходило с ним, он никуда не мог деться от такого состояния, был его заложником, находился с ним один на один и боролся с этим  уродливым  несчастием в одиночку, как мог.  Когда удавалось «удовлетворить» желание, сделать то, что оно требовало, навязчивое состояние отступало, покидало его. Более того, он испытывал невероятное счастье, жизнь казалась более чем прекрасной, как человеку, которому расстрельный приговор внезапно заменили помилованием…
Всё происходило из-за неустойчивости сознания. Положение  усугублялось  ещё и  тем, что этот страшный недуг  давал дополнительный повод для тревоги за здоровье, которое никогда его не беспокоило. В таком состоянии попытка отправиться в город, пройтись, завернуть к друзьям оборачивалась леденящим страхом. Единственным выходом  было поскорее возвратиться домой, ведь дома и родные стены помогают. Положение Сандро казалось беспросветно отчаянным. С верой и надеждой он вёл-таки одинокую борьбу за выживание при помощи йоги, медитации и лекарств. Жил как изгой, хоть друзья и оказывали ему моральную и психологическую поддержку. Сандро ценил их тёплое внимание, убеждался, что  всё-таки есть люди, которым он нужен. Но жизнь всё ещё казалась ему беспросветной, как  квадрат Казимира Малевича.
Из-за этой неустойчивости в голову беспрепятственно лезли также всякие неприятные мысли, воспоминания, которые доставляли Сандро большие проблемы, избавиться от них было нелёгким делом, потому что они тоже носили навязчивый характер. Чтобы освободить сознание от этого хлама, требовалось переключить внимание на длинную череду приятных, умозрительных воспоминаний. И вот тут-то и начинался долгий, невероятно мучительный процесс избавления, и не дай Бог, если в этот процесс   вклинилась бы какая-нибудь угнетающая мысль, тогда всё приходилось начинать заново. Такое состояние тяжёлой, изнурительной, умозрительной  борьбы длилось порой несколько часов, а порой и целый день. То, что происходило с Сандро, было настоящим насилием интеллекта, «игрой на нервах», занозой в мозгу. Это отравляло ему жизнь. К каким только врачам и знахарям он не ходил, какие только лекарства не принимал, они помогали лишь частично.  Происходящее    было для него  самоедством,  кошмарной патологией,  маниакальным синдромом навязчивых мыслей, идей, оказывавших деструктивное влияние на  его общее самочувствие. Ну, каково было жить столь монотонной, вялотекущей жизнью, с неотступающей депрессией,  в особенности в сумрачный, скучный зимний день или вечер, без света, без тепла, без всякого развлечения, не видеть никакого выхода из тупика  и, сидя понуро,  думать лишь о том, как немного  погреть замёрзшие пальцы.
Тяжелейший нервный срыв  стал также причиной  проблем  и со спазмами, которые не позволяли ему спокойно пить даже воду, эта потребность давалась нелегко,  превратившись для Сандро в мучительный процесс. Порой требовалось более получаса, чтобы сделать несколько маленьких глотков. Легко ли представить себе, каково оно, в знойный летний день,  томиться  жаждой   у крана со струящейся  холодной водой и не иметь полноценной возможности утолить её, сделать глотательное действие?  Это были танталовы муки… Врачи были бессильны…
В таком аду провёл он четыре с половиной года. Если бы тогда, кто-нибудь сказал ему, что всё это пройдёт, что он вновь вернётся к активной жизни, он не поверил бы. А уж, что начнёт принимать участие в общественно-политической жизни, активно будет работать с оппозиционной прессой, - это бы показалось ему бредовой мечтой. Ну, а если предсказали бы, что он переживёт революции, радикальные изменения  у себя на родине, станет очевидцем социальных потрясений, увидит, как старый, любимый город обретёт новую жизнь, что с детства знакомые и милые сердцу улицы и проспекты скинут с себя серость, станут торжественными, уютными, что он сам многого добьётся, - это для Сандро могло быть лишь красивой сказкой, фантасмагорией…
Прав был мудрый царь, сказавший: «Всё пройдёт… и это тоже пройдёт».
 Он держался, выживал. Ведь хотелось многое сделать, прочесть, написать, у него так много планов, он молод… Он не переставал надеяться, верить, что весь этот патологический, леденящий ужас, тяжелейший кошмарный недуг  будет повержен.  Эта вера и надежда – спутники любого человека, попавшего в сложное положение, тепло  утешали, подпитывали его жизненные силы. Господь оберегал Сандро.   Стойкая  воля, необоримая тяга к жизни сделали-таки своё дело. Он выбрался из этого отчаянного положения и вступил в активную жизнь. Но безвозвратно были потеряны лучшие годы, проведённые в болезни и отчаянии. Намного позже,  уже в лучшие для себя  времена, когда Сандро  обращал взгляд  на своё  прошлое положение, ему казалось, что тогда он побывал у берегов Стикса.  Казалось,  даже, что   переплыл его, прошёл через все круги дантова ада, и, наконец, благодаря несгибаемой воле, вышел на заветный, греющий тепло и дарящий счастье,  Божий свет…
...Случилось... После наглой фальсификации очередных результатов парламентских выборов, во время которых ему был дан мандат наблюдателя на одном из участков,  Сандро  воочию увидел как группа полицейских  «крутила карусель», как власть топорно дурачит общественность. А вечером, когда закрылся избирательный участок, один полицейский, охранявший участок,  сказал: «Наконец всё  завершилось». Сандро  ему ответил: «Наоборот, всё начнётся  только завтра». Во время подсчёта голосов,  на участке несколько раз отключали свет и в темноте   «ангажированные люди» сбрасывали  на стол огромную кипу конвертов… Терпение народа лопнуло. Революция Роз положила конец старому, смела с политической сцены коррумпированную касту фаворитов времён лихолетья, которые, как  гигантские уродливые  черви  на теле общества,  держали взаперти благополучие страны…
VI
Когда Сандро только окончил школу и начал работать, мать каждое Божье утро вставала спозаранку, чистила одежду, готовила завтрак и только потом будила его, провожала, а вечером встречала с заботливым вниманием, вкусным ужином. Тогда он, совсем юный, простодушный,  не понимал всей силы и значения  родительской  любви, стараний, всё казалось ему незыблемым и непреходящим. Нынче, уже в другом веке, в иных условиях, ему вспомнились любимые слова отца: «Что имеем – не храним, потерявши - плачем». Те времена поколения энергичных людей, с энтузиазмом строивших «процветающий социализм», безвозвратно канули в прошлое. А что сегодня? Сегодня нет дорогих и незабвенных папы и мамы. Только они могли так тепло заботиться о нём, переживать за него.
В этом прошлом Сандро поменял много работ. Его ближайшее родственное окружение  состояло из людей мещанского склада, друзья – простые трудяги, любившие после работы зайти куда-нибудь выпить, закусить... В недрах такого окружения не существовало никакого благоприятного  климата, способного оказать  благотворное влияние на формирование человека как личности и, тем более, творческой... Но несмотря ни на что, Сандро не попал под влияние этого окружения, в нём он был чужим среди своих. Какая-то, тогда ещё не понятная ему, внутренняя сила тянула его в  другую сторону, в  круг других людей... Он работал на разных заводах Тбилиси, нигде надолго не задерживался, не ограничивал себя узконаправленной профессией,  был не в силах тупо работать  на одном месте за сто пятьдесят рублей, понимая, что с такой зарплатой будущего не может быть,   он работал не ради заработков, а чтобы сменить коллектив, обрести новые знакомства, впечатления, не отказывал порывам молодой, беспечное души. Заработки для него имели второстепенное значение. Всем своим существом он тянулся к людям интеллигентным, близким ему по духу. Чтобы пробиться к ним, не хватало нужных знаний, диплома, в результате на каждом производстве ему предоставляли работу простого рабочего, а среди рабочего люда он ощущал себя посторонним, маргиналом, никак не вписывался в  общую обстановку.  На первый взгляд, поведение его выглядело легкомысленным, таких, как он, в те времена называли «летунами». Но, как показали последующие события в большой стране, всё оказалось не так однозначно и просто... Меняя работу, он накапливал знания и опыт. Знакомился с производственной техникой, получал представление о том, как делаются те или иные детали, продукция, стал разбираться в психологии и повадках начальников. Уловил их общее сходство - все они держались с каким-то форсом, важным, деловым и неприступным видом. Может быть, этого требовали их должности. А миллионы людей, которые долгие годы и даже всю жизнь горбатились   на одном производстве, ожидая пенсионного возраста, к началу девяностых оказались у разбитого корыта:   по  всей   необъятной державе, вместо коммунизма, семимильными шагами  бродила беспризорная инфляция,  трудовые, многолетние банковские сбережения граждан обратились в ненужную бумажку.  Деньги были у всех, а через пару лет, даже пенсионерам выплачивались миллионные пособия.   Яркие огни коммунизма  потухли  не только на горизонте, но  и в домах.
Сегодня Сандро часто встречает людей, которые смотрят на него с холодным безразличием, готовы бесчестить его  по  незначительной причине. А ведь мама так его любила.  Но что тут можно поделать? С такой тяжёлой ношей обиды, тоски, отчаяния и грусти живут очень многие, и ничего с этим не поделаешь, такова беспощадная, брутальная реальность, в которой случаются и головокружительные взлёты, и фатальные падения…
Но он был человеком напористым, не хотел и не мог «плыть по течению», идти на поводу у обстоятельств, всегда стремился управлять ситуацией, влиять на неё на столько, насколько мог и находить выходы из, казалось бы, тупиковых положений. Презирал конформизм.
Сандро вспомнил, как в девяностые годы, получив ваучер – свою долю от дележа социалистической собственности, и продав его ниже номинальной стоимости, эквивалентной десяти американским долларам, проходил с сигаретой через подземный переход. К нему придрался полицейский:
- Почему куришь в переходе?
Сандро воспринял претензию «стража порядка» с недоумением:
- В этом переходе курят все, кому не лень. С каких пор это запрещено? Вон твой коллега сам стоит с сигаретой в руке.
Ответ не удовлетворил полицейского. И Сандро отвели в грязную, прокуренную и заваленную окурками служебную комнату. Он знал, что полиция хуже рэкета. Голодная, безденежная и вооружённая, она пользовалась своим служебным положением и, чтоб хоть чем-нибудь разжиться, не гнушалась и вымогательством. В служебной комнате потребовали вывернуть карманы. Он, сообразив, что к чему, незаметно, стоило полицейскому отвернуться, закинул за ворот сорочки пятьдесят  тысяч российских рублей. Полицейский вновь взялся за него и стал разглядывать вещи, вынутые из карманов. Они не вызвали интереса полицейского.
- И это всё? – спросил он.
- Да. А что ты хотел найти ещё?
- Ну, хорошо. Собери всё и уходи, но больше не кури.
Так Сандро удалось сохранить свою долю от дележа  социалистической собственности, которую,   неизвестный ему  умный человек назвал «прихватизацией».
Не успел Сандро отойти от гнезда рэкета, как увидел, что полицейский остановил ещё одного прохожего. Тот, правда, не курил, но нёс в руках две тяжёлые коробки - по-видимому, направлялся что-то продавать на Навтлугский рынок. Его погнали в ту же комнату…
По дороге домой Сандро честил про себя власти страны, безучастные к подобным случаям, с которыми мог столкнуться любой человек. И некому было пожаловаться в стране, где воровство  стало популярным занятием, обрело тотальный характер, где воровали все, от простого человека до высокопоставленного чиновника. В обиходе  появились  такие словосочетания, как «левый свет», «левый газ».
Ныньче ходят слухи о том, что в Грузии уничтожается образование. Процесс начался ещё в девяностые годы, когда дети уходили из шестого, седьмого классов, чтобы помогать родителям в решении бытовых и финансовых неурядиц, им приходилось работать сапожниками или торговать на рынках … То время уже принадлежит истории. Теперь всё по-другому.  Хотя до сих пор не понятно, что подразумевается под образованием, какие знания оно должно содержать в себе? Очевидно одно, что в массовом понимании образование ассоциируется со знанием английского языка и компьютерной грамотностью, но владение этим техническим средством, ничего общего  с   образованием  не имеет. Это нонсенс. Критерии образования доведены до примитива…


VII
…Как-то в семье двух пожилых людей Сандро показали среди прочего несколько объёмистых коробок с радиодеталями ещё советского производства, считавшимися в своё время дефицитом. Они уже ни на что не были пригодны, не существовало аппаратуры, в которой их можно было использовать, да ещё в таком количестве. Но у них самих такая аппаратура, предназначавшаяся для промышленных целей и использовавшаяся на производствах, имелась. Сандро предложил им хорошую цену, с учётом, правда, и своих интересов. Старики оскорбились: цена показалась им неприемлемой. Они обозвали Сандро аферистом и непорядочным человеком, обманщиком. Эти эпитеты сильно оскорбили Сандро, его шокировала их реакция. 
- Простите, если чем-то обидел вас,  но на вашем месте я бы не был столь категоричен. Если всё это могло бы принести хорошую прибыль,  то отказываясь от этого, я, прежде всего, наношу ущерб себе.  Ваше право,-  направляясь  к выходу, сказал Сандро, - но сегодня эти детали нигде не используешь. – И он вышел.
Шел, досадуя, возмущаясь: «Назвали меня аферистом,  обманщиком, будто сами такие  невинные  ангелы, «образцы порядочности». Кто из нас обманщик, можно ещё поспорить. Напомнить бы им, что в своё время всё это добро они тащили с заводов, разбазаривали социалистическую собственность. Так кто же из нас непорядочный? Я и сам тогда  вкалывал на разных предприятиях, но мне и в голову такое не приходило. Скорей всего, я  дурной, это определение ко мне подходит больше. Будь я понаходчивее, то откусил бы от поезда застоя парочку вагонов  и не скитался бы сейчас по всему городу, по всем рынкам, не проходил бы мимо соседей с рваными сумками, не добирался бы домой в грязной одежде, окольными путями, стараясь проскользнуть незамеченным. Или в те же злополучные девяностые не приходилось бы выпрашивать сигареты у прохожих, ходить до полудня голодным, надеясь встретить знакомого и попросить двадцать тетри, чтобы купить булочку».
Да, жизнь не баловала Сандро, нужда нещадно хлестала по хребту, давала пощёчины и унижала. Он научился ценить деньги, понимал, что это, прежде всего, труд.
Натура Сандро  часто возмущалась от сознания того, что люди, в обыденной ситуации столь скупые, почему-то в ресторанах, впав в кураж, пытаются поразить неизвестно кого,  широтой размаха, оставляют официантам сдачу, будто так оно и должно быть, и этот предрассудок, как у клиентов, так и у персонала заведений сложился очень давно. Сандро находил этому своё объяснение: люди в таких местах, впадая в кураж, старались обратить на себя внимание, показаться «щедрыми», «не обидеть» официанта и вообще «не обложать», произвести «хорошее впечатление респектабельного человека». А со стороны официантов это было наглым  попрошайничеством, скрытым «престижностью» заведения, обстановки. Сам Сандро не был скупым человеком и всегда, когда была возможность, готов  был потратиться на друзей, но дарить в таких заведениях деньги, пусть даже небольшие, считал мимолётной показухой и неблагодарным делом. Ведь этот обслуживающий персонал ресторанов также посещает магазины, рынки, не редко торгуются  и полагающуюся сдачу они берут всегда…
Нельзя сказать, что Сандро интересовали только работа и деньги. Это не так. Он мечтал о свободном времени, и когда оно выпадало,  прифрантившись,  отправлялся к кому-нибудь из друзей, подолгу беседуя о политике, культуре, особых событиях. И очень любил читать…
VIII
В будничной суете, в бесконечной беготне не замечал, как Тбилиси из месяца в месяц изменяется, как обновляется его облик, появляются новые объекты. Любимый город, с его неповторимым рельефом, историческими кварталами, становился, между тем, всё уютнее, ухоженнее. Вычищены «авгиевы конюшни», от тяжёлого смрада девяностых не осталось и следа.
Как-то к Нане приехала из Москвы племянница. Они втроём отправились на прогулку. И Тбилиси открылся Сандро по-новому. Он был необычен. Сандро смотрел на всё, как бы впервые, как зачарованный турист  после многолетнего перерыва. Впервые за долгие годы, в душный летний вечер, побывал на Песках, прошёлся со спутницами по ажурному мосту, обратил внимание гостьи на то, что в столь многолюдном месте нет ни одного полицейского, и никто не стоит с дубинкой… Всеобщее внимание привлекала причудливая игра фонтана, окружённого взрослыми и детьми. Под популярные классические мелодии струи фонтана разной высоты группами взмывали вверх, то ровными, то виляющими рядами и, падая, рассыпались роем радужно искрящихся брызг. Красивая палитра неоновых ламп, окрашивала струи всеми цветами радуги. Казалось, играл большой симфонический оркестр.
По недавно построенной канатной дороге поднялись на Нарикала. Отсюда открывался замечательный вид на красиво освещенный город… С другой стороны древних крепостных стен, со смотровой площадки простирался Ботанический сад, – настоящее зелёное царство. В сгущающихся сумерках он казался громадной тёмной бездной. Там в стороне ровным рядом, стеной зелёной стояли кипарисы, а где-то прогуливалась влюблённая парочка, пытаясь скрыться под кронами деревьев…

IX

 Сандро  активно пользовался  компьютером. Через Интернет он нашёл своего давнего друга. Завязалась переписка. Сандро рассказал о своей жизни, работе. Друг предложил ему приехать в Штаты, готов был прислать приглашение. Через месяц Сандро уже держал  приглашение в руках. Казалось, сама судьба идёт ему на встречу. Но чтобы попасть в американское консульство, необходимо было соблюсти некоторые формальности и, главное, отправить через банк на его счёт триста пятьдесят долларов. Такой суммы у него, разумеется, не было. Приглашение имело силу в течение полугода, за это время можно было заработать нужное.
Сандро вновь стал звонить, искать клиентов. Клиенты нашлись. Он взялся за дело с новой силой и новой надеждой…
Часть заработка уходила на жизнь, другую он откладывал, копил. Через три месяца собралась нужная сумма. И спустя несколько дней отправился на приём. Небоскрёбы Америки, вечерний Нью-Йорк, сверкающий огнями Манхеттен, бурлящая жизнь, бары, рестораны, изобилие и берег Атлантики теперь уже не были недосягаемой мечтой, - от них его отделяло каких-нибудь десять-двенадцать часов полёта.
Дождавшись своей очереди, пройдя все необходимые процедуры, вплоть до снятия отпечатков пальцев, он подошёл к окну с бронированным стеклом. Говорил с сотрудником посольства Америки через переводчика. Заключительными словами  американского дипломата  были:
- Вы не убедили меня, что стремитесь в Америку не на заработки.
Его поторопили, ни  дав вставить ни единого слова. В визе было отказано по нелепой, как ему казалось, причине. 
Выйдя из консульства, он зашагал, не совсем отдавая себе отчёт, куда идёт. Настроение пропало, надежда рухнула. «Нелепые инструкции и требования! Как я мог убедить этого идиота, что еду не на заработки? Чтобы убедить, необходимы доказательства, а, по логике доказательства опираются на реальные факты. Где я мог взять такие факты? – спрашивал себя Сандро. – После такого скрупулёзного досмотра я ещё говорил с этим мудаком через бронированное стекло. А ведь убедить – это ещё не гарантия того, что получивший визу, действительно, не будет работать… Придурки!.. Помогают нашей стране по многим вопросам, выделяют нам миллионы, а зарабатывать нашим гражданам  своим трудом в Штатах не разрешают. Жаль только денег, они бессмысленно потеряны, лишь пополнили бюджет посольства. Но какое этим янки дело до таких «мелочей»?» Несколько раз с такой  же неудачей в американском консульстве сталкивался и брат Сандро, оставив там несколько сот очень нужных для  семьи всемогущих долларов.
Он кипел от возмущения, поймал себя на мысли, что уже ненавидит Америку. Вернувшись  домой, сел за компьютер и, едва справляясь с обидой и возмущением, захлестнувших  его,  отправил другу несколько строк, поведав о своём визите в американское консульство, который завершился полным провалом…
Пришёл ответ. Друг писал, что очень разочарован, что державный маразм американских дипломатов зашкаливает, а бюрократия, к несчастью, бессмертна, и обещал прислать пятьсот долларов, чтоб компенсировать затраты.
Потеряв надежду на поездку, Сандро вернулся к своим будничным проблемам, с каждым днём всё больше внедрялся в монотонную прозу жизни, выхода, и выбора ему не виделось. Пропадала охота делать лишний шаг, даже сходить в магазин. Нередко возникало желание, бросить всё к чертям собачьим. Усталость порой доводила его до полной апатии, состояние тупости сменялось депрессией или наоборот, Но в голове неизменно работала важная клетка, что отвечала за организованность, собранность, ответственность, и поэтому он никогда не опускался до безалаберного образа жизни.
X
Приятельница, Нана, к которой он был очень привязан, с определённых пор не раз предавала его, грубила, хамила, закатывала истерики, чаще всего без внятных причин. Он недоумевал, не мог дать рационального объяснения подобному поведению приятельницы. Во всех его действиях и проявлениях она видела лишь негатив. Сандро любил её и потому всё прощал и терпел.
На фоне этих проблем, доставлявших немало переживаний, трудно было сосредоточиться на работе, даже на быте. Приходилось контролировать и регулировать собственное самочувствие и настроение, и, к его чести, это ему удавалось…
Как-то, во время одной беседы, Нана, пребывая в хорошем настроении, беспечно сообщила Сандро о новом знакомстве. Рассказала, что у нового знакомца есть в деревне большое  перспективное хозяйство. Сандро не придал этому серьёзного значения и слушал снисходительно. Только спросил:
- А ты не поинтересовалась, что он хочет взамен? Мне кажется, тебя просто унижают, полагая, что могут привлечь сельским достатком.
Нана отмолчалась.
Наступило лето. Нана затеяла в квартире ремонт. Шутила: «Готовлюсь
к старости». И очень рассчитывала на помощь Сандро. Он взялся помогать активно, самозабвенно. Решал все организационные вопросы, искал мастеров, бегал в жару за строительными материалами по рынкам и лесопилкам…
Однажды, возвратившись с грузом, не смог к ней войти, и понял, что она не одна. Было ясно: безобидное на первый взгляд знакомство переросло в близкие отношения. Что можно испытывать в такой ситуации, памятуя многолетние отношения, совместные минуты печали и радости?.. Уважающий себя человек махнул бы рукой… Но Сандро не нашёл в себе сил на это, он был слишком привязан. Оставив груз у порога, в смятении убежал... Вечером она позвонила. Он решил подняться и объясниться. Она отговаривалась тем, что её не было дома.
- Не ври. У тебя это не получается.  К тому же я видел, как он выходил от тебя. Я не знаю, как объяснить твой легкомысленный выбор. Он пожилой и хромой, да ещё женатый, я же... Чего тебе ещё надо?
- Ты не понимаешь, - отвечала она, - есть такое слово «любовь», и этим всё сказано.
Он не знал, удивляться или отчаиваться, а может, просто посочувствовать?..
- Я могу попросить его, - продолжала она, - чтобы он нашёл тебе хорошую работу. Он всю жизнь находился на руководящих постах, он серьёзный, представительный, строгий, порой даже не замечает, когда с ним здороваются.
Слова её казались не просто легкомыслием, а  вершиной глупости. Сандро ответил:
- Ты что, совсем рехнулась?! Издеваешься надо мной, что ли? Решила поудобней устроиться? Но я до такого не унижусь, у меня хватает своих сил и способностей!.. - Он запнулся, почувствовал, как кровь прилила к голове. - Послушай, я прощу, прощу всё, только прекрати эти инвалидные отношения, не разрушай нашу многолетнюю дружбу, наши отношения…
- Какую дружбу?! О каких отношениях ты говоришь?! – в истерике закричала Нана.
- У тебя что же, память отшибло? Я допускаю некоторое легкомыслие, но что из этого может выйти? Ты... Ты...
Но у неё были свои критерии. Её влекло к мужчинам зрелого возраста, а для них она была находкой. Ведь у них на склоне лет нет большого, да и малого выбора. А Нана всё ещё была красивой, сексуальной, успешной женщиной. Одним вальяжным видом располагала к себе, обладала харизмой.  С  более молодым  Сандро  она не чувствовала себя комфортно…
Нана отвечала своему другу:
- Ты не знаешь его, у него большое чувство юмора, он рассказывает весёлые истории, анекдоты, я не перестаю хохотать.
- Мужчины все таковы. Многие из них имеют запасной, если хочешь, дежурный набор слов, мыслей, всяких историй, реприз... Через  какое-то  время  он исчерпается, и ты хохотать больше не будешь. Что же я говорю, - Сандро хлопнул себя по лбу,- Боже мой, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Ты воплощение глупости. Судя по всему, Господь, действительно создал женщину из кости, в которой нет мозга...
Не достучавшись до её сознания, он ушёл с чувством досады и обиды,  почти неделю не заходил и  не звонил…
Неизвестно, сколько бы это длилось, если бы не позвонила она сама. Оторвавшись от чтения, он поднял трубку.
- У меня дверь не открывается, - послышалось из неё.
Сандро  не был злопамятен,  не стал напоминать ей ни про «мать Терезу», ни про день, когда у него от мороза потрескалась кожа на руках, ни о её «избраннике». Хотя мог бы отказать в помощи – при этом ей пришлось бы простоять у порога неизвестно, сколько времени, в ожидании хоть какой-нибудь помощи, да ещё в прохладную погоду. Сандро рванул  к Нане, не раздумывая. Дверь не поддавалась. Он предложил пригнать грузовой подъёмник, как уже случалось несколько лет назад, войти в квартиру через балкон и отпереть изнутри.
Она дала ему тридцать лари на водителя, и он отправился за целый километр пешком, туда, где эти водители биржевали.
- Привет, земляк, - обратился он к одному, заметно скучавшему в ожидании клиента. – Ждёшь?
- А что делать-то? – отозвался водитель. – С утра ни одного заказа!
- Заказ будет! главное, сойтись в цене.
Он  объяснил суть дела. Водитель запросил семьдесят лари.
- Так тебе заказа не видать. За полчаса работы – семьдесят лари?! Не многовато ли?
- Я работаю на бензине, а это чего-то да стоит. Вон, у того транспорт работает на газе, он возьмёт дёшево.
Сторговавшись с другим водителем-крановщиком за двадцать пять лари, Сандро поехал-таки с ним. Нужно было разменять купюру, чтоб расплатиться с водителем под расчёт, это оказалось не простой задачей, ни в одном супермаркете «не нашлось» денег, чтобы разменять десять лари,  пришлось купить пачку сигарет.
Подъехали к дому. Сандро запрыгнул в «корзину» и вскоре оказался на высоте балкона Наны. Перелез и распахнул дверь.
Нана с важным видом вошла.
- Всё, спасибо, давай уходи, - бросила она равнодушно, не переставая удивлять чудесами нелепости и неадекватности.
Сандро стоял, как вкопанный, не то от недоумения, не то от обиды…
- И это всё, что ты можешь сказать?
- А чего ты ждёшь ещё?
- Твоё «спасибо», как обглоданная кость, брошенная бездомной собаке.
- Как хочешь, так и воспринимай.
- Если бы я воспринимал так, как ты заслуживаешь, то ты простояла бы у порога ещё не один час.
- Тоже мне, большое дело сделал…
- Что бы я ни делал для тебя, тебе всё мало, всё по барабану. Старуха из сказки про «золотую рыбку».  Вот ты кто!
- Ну, всё, уходи! А сколько ты заплатил водителю? – внезапно поинтересовалась Нана.
- Двадцать пять.
- Не слишком ли много?
- Пошла бы сама. Думаю, смогла бы договориться за бесплатно…
- А где сдача?
- Ах, да, вот она.
- А остальное? Здесь не хватает одного лари.
Сандро с сочувствием смотрел, как унижается женщина, которая, казалось, была самым близким для него человеком. Он всё ещё любил её, не хотел разочаровываться, старался списать всё на её женскую глупость…
- Чтобы разменять, купил сигарет. Ты же знаешь, за так никто не разменяет. Но если этот ларик что-то решает, я тебе его завтра верну.
- И хорошо сделаешь. А теперь убирайся! Это ты испортил замок.
Сандро, собравшийся уходить, вдруг остановился, совсем сбитый с толку. Он почувствовал в себе тупиковое  бессилие перед её непрошибаемостью.
- Ты живёшь в тесном союзе с глупостью и с безумием в ладах, с такими неразлучными спутниками жизни я тебе ни чем не могу помочь. Ты что, выжила из ума? Кто же тебе помог, как не я? Твоему маразму нет предела, хотя по возрасту тебе ещё не время. И почему ты позвала меня, а не своего старика? Было бы интересно посмотреть, как он ковылял бы за машиной и перелез бы через балкон.
- Его нет в городе!
- Да, ну, конечно же. А я всегда под рукой, будто бы МЧС. У тебя ко мне лишь потребительское отношение!.. А чем он серьёзнее меня? Тем, что его крупные габариты сочетаются с его тяжеловесным поведением, отсутствием улыбчивости, строгой интонацией? У тебя слишком традиционное представление о серьёзном человеке. Человек серьезен, прежде всего, своими делами, умением доводить начатое  до конца, ответственным отношением к делу, выполнением обещанного... но вовсе не своим представительным   видом...
Наутро он зашёл к Нане, чтобы вернуть лари. Она засмущалась. Всё же он положил купюру на стол.
- На, бери, и больше не переживай. Давай-ка я сниму замок и отнесу его к мастеру.
- Нет! Его нужно просто заменить новым.
- Такого нового ты больше не купишь, а дурацкие китайские быстро портятся, к тому же наверняка не подойдут по размерам. Дверь-то у тебя железная, придётся звать слесаря, делать новые отверстия, это недёшево.
- Ну, хорошо! Делай, что хочешь.
Замок оказался вполне пригодным, просто в скважину кто-то запихал спичек. Мастер извлёк их, собрал замок заново, даже отказавшись от денег. Менее чем через час Сандро вернулся и установил замок на место.
- Видишь, как хорошо иметь верных друзей? – обратился Сандро к хозяйке. Она сидела молча, но довольная.
В этот день обошлось без нервотрёпки. Он ушёл со спокойным сердцем.
XI

… Приближался день рождения Сандро. Для каждого человека это интимный праздник, который он стремится отметить в кругу близких ему людей. В этот  день  он находился во власти какой-то непонятной грусти.
Нана приготовила ему подарок – пиджак, - и передала предусмотрительно за день. Сандро принял его с благодарностью. Вечером снова зашёл, побеседовать. Нана в очередной раз ляпнула глупость: «Ты мне не интересен». Обида вновь захлестнула Сандро.
- И это говоришь ты?! Утром подарила пиджак, завтра вроде бы собираешься прийти, и... я тебе неинтересен. Соберись с мыслями, опомнись! Это же я, мы всегда встречали вместе все праздники, были чуть ли не одной семьёй, между нами всегда существовали тёплые, доверительные отношения! Почему ты так упорно стараешься разрушить нашу дружбу?!
- Какую дружбу? Какие отношения? – в который уже раз, истерично выкрикнула она. – Ты для меня никто. У нас не было никаких отношений! У меня своя жизнь... Запомни это!
- Запомнить-то можно. Но и прошлое невозможно забыть. Ты же два раза была беременной, - отважился сказать Сандро. -  Не осложняй... Ты уже перешагнула за  все рамки абсурда, ведь со мной проще дружить, чем враждовать, проще договориться, чем наоборот. Как знаешь…
Он сбегал и принёс обратно свёрток с подаренным пиджаком. Осторожно открыл входную дверь и оставил его в прихожей. Нана, обиженная этим поступком,  не пришла на именины, отмечать пришлось в одиночестве. Ему было по-настоящему грустно…
…Приближался Новый год. Они помирились. Нана попросила,  забрать подарок. Новый год встречали у неё вместе.
У самого Сандро новогодний стол был более чем скромный, и не в деньгах было дело, а некому было заняться приготовлениями. Любому мужчине без женщины не легче, чем женщине без мужчины. Это две половинки бытия, как день и ночь, они взаимодополняют друг друга и никуда от этого не денешься... В первый вечер года, отдохнув после Новогодней ночи, он снова, как всегда, направился к ней, скоротать время. Скучно было одному. Нана наготовила слишком много, и каждое блюдо отличалось своим неповторимым вкусом. Больше часа смотрели праздничный концерт по телевизору. Сандро проголодался, но Нана и не думала звать его к столу. Тогда он   не выдержав, сам попросил чего-нибудь.  Хозяйка равнодушно ответила:
- Я тебе не мать Тереза! Ко мне ещё гости завтра придут.
-Хватит каждый раз напоминать мне о том, что ты не мать Тереза, я об этом знаю не понаслышке.
Сандро молча просидел ещё полчаса, для приличия, и, попрощавшись, рванул на навтлугский рынок, чего-нибудь перехватить. Но в первый день года, в вечерний час, никто там не торговал. Лишь одна бабушка, сжавшись на холоде, продавала картошку.
- С Новым Годом, бабуля! У вас «богатая фантазия» - в новогодний вечер торговать картошкой. Хорошо, что не бенгальскими огнями или хлопушками. Что бы я тогда делал...
Сандро взял пару килограммов, но селёдкой раздобыться не удалось.
Он не заходил к Нане всю неделю, отправился только после Рождества. Нана собирала остатки былой роскоши с намерением выбросить.
- Есть хочешь? – спросила она
-Не откажусь!
- Тогда садись.
Перекусив, они благожелательно побеседовали ещё некоторое время и он вышел.


XII
Да. Как только не издевается жизнь над человеком, на какие унижения не толкает… Нередко всё это имеет самые изощрённые, жестокие формы. Тут ничего не поделаешь. Одних жизнь балует, а других бьёт по хребту...
Может показаться, что у Сандро недоставало самолюбия, точности самооценки. Возможно, в этом есть  доля правды.  Но всё было и сложнее,  и проще.  Когда  вся страна или почти вся, с радостью одевалась  в секондхенде, вполне довольная качеством и ценой вторичной,  европейской одежды, его  самолюбие  не позволяло делать то же самое. У каждого человека оно было развито по-своему.  Сандро,  млея перед Наной, не мог без неё, испытывал неодолимую потребность видеть её, приходить хоть ненадолго, беседовать за чашкой кофе и, если всё проходило хорошо, ощущал душевный подъём. День же, проведённый без неё, казался потерянным…
На незапятнанную репутацию, достоинство всё равно никто не обращает внимание… А жизнь одна, и она выше всего сущего, полагал он. Жил без оглядки на мнение окружающих, был внутренне свободен, что в некоторых случаях давало ему повод игнорировать такие категории, как честь, совесть, достоинство, которыми бравировало общество, считал, что  в устах многих людей  эти ценности  чистейшая демагогия. Ведь подавляющее большинство людей двуликие существа, живущие  низменными инстинктами, они вспоминают о высоких, благородных свойствах человеческой души, лишь, когда дело касается их шкурных интересов,  когда сами сталкиваются с  вопиющей несправедливостью…
Постоянные оскорбления рождают в человеке дурную привычку к ним. В таких случаях, как правило, притупляются самолюбие, чувство достоинства, и тогда человек перестаёт реагировать на унижения, принимает их как нечто обыденное, всё это оказывает деструктивное влияние на человека, в результате медленный, но неуклонный распад личности. Но Сандро спасала от деградации его самодостаточность, внутренняя  организованность, проницательность: он хорошо знал Нану, видел, что с ней что-то происходит – всегда добрая и милая женщина стала одержимой и истеричной, поставила логику с ног на голову, все высказывания её приходилось воспринимать в противоположном значении. Глотание обид подпитывала у  Сандро, всегда спокойного, уравновешенного,  лишь раздражительность…
Отношения между ней, эпатажной, и им, пассионарным, постоянно менялись, были переменчивыми, нестабильными. Она называла его глупым, жадным, ни к чему не пригодным, сравнивала с другими мужчинами, утверждала, что он им не годится в подмётки, подбирала обидные слова, выдвигала ничем не оправданные обвинения, претензии, при том, что он всегда был ей надёжной опорой. Он нервничал, раздражался, в начале каждой ссоры изо всех сил старался держаться в рамках, интеллигентно. Но чаша терпения даже самого стойкого не бездонна. Срывался и он, отвечал ей её же методом. Иначе задеть её за живое было невозможно. Она не то, чтобы по-женски оскорблялась, а становилась  ещё более  грубой, агрессивной, истеричной, пускала в ход руки, цеплялась за его одежду и   выталкивала его. Он в ответ называл её то гнидой, то животным, продажной шлюхой, способной предать  в самую трудную минуту.
После беспричинных ссор проходило несколько дней, и они мирились и... Нельзя было не заметить, что в их отношениях  пустили  глубокие корни садизм и мазохизм.
Но что толкало их к примирению и возвращению к недолгому, нормальному образу жизни? Они понимали, что нужны друг другу. Несмотря на антагонизм, они были близкими по духу людьми, у них имелось много общих интересов, точек соприкосновения... Сказывалась, видимо, и многолетняя дружба, переросшая в привычку. К тому же Сандро осознавал своё преимущество, опережал её культурой, интеллектом, хотя для женщины отсутствие последнего не так трагично. Она брала интуицией, понимала, что он сильно привязан к ней, успешно пользовалась его искренностью, расположением.  Порой  беспощадно бросала: «Ты мне не нужен, даже если обладал бы миллиардами», «Ты мне никто», «Какое тебе дело до моей личной жизни?». А в иной раз просила   помощи в быту. Он не отказывал, но напоминал о её непоследовательности: «Если я тебе никто, если мне нет дела до твоей личной жизни, тогда мне нет дела и до твоих бытовых проблем. Проси помощи у того, кому стелешь».
XIII               
Как-то раз в супермаркете он встретил её  поклонника, они успели познакомиться, еще, когда Нана занималась ремонтом, он даже собирался заплатить Сандро за помощь. В это время самой хозяйки дома не было. Сандро был возмущен и ответил, что он помогает приятельнице, а не ему. Поклонник ничего не знал о прошлом их отношений... Он поздоровался с Сандро совсем не так, как здороваются в Тбилиси уважающие друг друга люди, используя слово «бичо», и сразу, не дожидаясь ответного, приветствия, отвернулся и двинулся к выходу. Сандро не только не ответил, но и не оглянулся в его сторону. По жизни штатный, номенклатурный начальник, не обращавший, как говорила Нана, внимания, когда с ним здороваются, вдруг заметил, что с ним не поздоровались, и в недоумении воззрился на Сандро, тот невозмутимо рассматривал витрины. Через несколько дней Нана спросила у Сандро:
-Почему не здороваешься, когда здороваются с тобой?
-А что, разве я должен был здороваться с ним, когда он стоял ко мне затылком? Ты же говорила мне, что он не замечает, когда с ним здороваются, вот я и не стал обращать на него внимания. Это я с тобой потерял всякое самолюбие, но это не значит, что у меня нет достоинства... Когда здороваешься с человеком, то прежде чем отвернуться, дождись от него ответа, а в спину я не здороваюсь. Так и передай.
Порой Сандро казалось, что Нана «съехала с катушек», и он снисходительно выслушивал её нелепые претензии, но с другой стороны, когда удавалось спокойно поговорить, провести вечер в тёплой и любезной беседе, он оттаивал и начисто забывал про её «неординарное» бытовое хамство. Иногда, сталкиваясь с её грубым тоном, он называл её мужланкой, и в такие минуты не воспринимал её как женщину, призывал следить за внутренней культурой и не опускаться до уровня базарной торговки.
Время от времени Сандро приглашал приятельницу то в театр, то в консерваторию, то ещё куда-нибудь. Когда они отправлялись куда-то, она старалась держаться на расстоянии нескольких шагов от него, конфузилась соседей, избегала идти рядом. Такое поведение не могло не оскорблять Сандро. Он не справлялся с обидой и с возмущением говорил ей:
- Боишься, что я тебя скомпрометирую? Ну, ты и дура закомплексованная… Что, нас никогда не видели вместе?.. Между прочим, соседи относятся ко мне с уважением. Может, тебе лучше было бы вообще не идти?
- Меня интересует спектакль!
- И ты решила пересилить себя, пойти на «жертву»? - Сандро посмотрел на неё, не проронив больше ни слова, но продолжал идти, совершенно не рассчитывая на понимание.
По характеру он был общительным. Отправляясь в театр, рассчитывал не только посмотреть  представление, но и повидать друзей,  знакомых,  пообщаться с ними. Но, когда рядом была Нана, это ему не удавалось: она не выходила в антрактах, торопилась уйти по окончании. В чьём бы то ни было обществе,  всегда держалась высокомерно, с форсом, как бы желая казаться в чьих-то глазах значимой, важной, будто была пупом Земли.  Но холеного внешнего  вида было недостаточно, тусклость   скрыть было  невозможно  ни под каким флером.
Как-то раз, торопясь с Наной на вечер памяти Микаела Таривердиева в Грибоедовский театр, он посетовал на друзей,  вовремя  не сообщивших ему об этом, из-за чего ему с трудом удалось достать приглашения. Она вспыхнула:
- Вечно ты со всеми ссоришься! Не говори ересь, не умеешь дружить, плебей! Знай своё место!
Такое неправильное понимание сути дела и очередная неадекватная реакция возмутили Сандро.
- Ты совсем рехнулась! Я ни с кем не ссорился, а лишь обиделся. И причём тут «ересь» в данном контексте? Ты абсолютно невпопад используешь это слово. И кто бы ни говорил о плебеях,   ты не имеешь морального права, потому что сама относишься к этой категории. У тебя низкая внутренняя культура, ты расчётлива, лишена лиричности и нежности, слепа душой. Женщина с тонкой, нежной душой, просто не способна быть такой грубой.  А тональность твоих слов можно сравнить разве что с тональностью какого-нибудь торгаша. Не пойму, что происходит с тобой? Твоё последнее знакомство  перевернуло  наши отношения с ног на голову. На тебя дурно влияет твоё примитивное окружение. Я не раз слышал твои разговоры с друзьями, знакомыми, темы, которые ты обсуждаешь с ними, - бытовые, примитивные, и вообще твоё окружение в большинстве своём состоит из плебеев.
Перебранка, затеянная дома у Наны, продолжалась на всём пути, до самого театра. Обменивались колкими репликами по принципу отца Фёдора из «Двенадцати стульев» - «Сам дурак». «Достигли консенсуса» у входа в театр, где  Нана встретила старого знакомого, который недолго подумая, сказал ей, что Сандро прав.
Взаимные обиды и оскорбления учащались. Мало удовольствия рассказывать о столь низменных отношениях между мужчиной и женщиной, когда одна сторона любит, а другая – хамит и грубит. Нана говорила ему со злорадством в глазах и с отталкивающим в этот момент лицом:
- Резать  нужно сразу, медленно бывает больнее.
- А зачем резать, Нана, какая в этом надобность? Мы всегда были опорой и поддержкой  друг другу. Мы много лет строили наши отношения,  а ты... Ты всегда была добра ко мне,  много сделала для меня. Неужели этот хромой  настолько тебе дорог, что ты решила вот так легко выбросить меня из своей жизни, как ненужный хлам?
- Да, дорог, - запальчиво крикнула она. – Ты просто вбил себе в голову, что у меня к тебе было какое-то чувство!
Эти, не в первый раз сказанные слова, причиняли тяжелейшую душевную боль. Нана «резала», но делала это грубо и топорно. Он страдал, ей же всё было нипочём. 


XIV
…Как-то февральским  туманным утром, в день святого Валентина, он проснулся в хорошем настроении. Мысли, занятые Наной, определили его планы на первую половину дня. Не нашлось никакой еды, и он довольствовался чашкой кофе. Нащупал в кармане деньги на съестное, но романтические чувства и желание подарить ей в этот день цветы возобладали над заботой о хлебе насущном. Он знал место у навтлугского рынка, где всегда торговали цветами. Выбрал букет, попросил устранить подвязанные на палочку стебли и перепаковать. Шёл слегка волнуясь.
- С чего это? – сухо спросила она, не принимая букета.
- Поздравляю! Сегодня же день святого Валентина!
- Тебе-то что до этого? Забирай обратно.
- Куда забирать, я же принёс их тебе, – сник и упал духом он.
- Мне они не нужны.
Он понурился, как всегда, когда приходилось выслушивать обидное или абсурдное:
- Прекрати, я оставлю букет.
- Я его выброшу.
- Как знаешь, - сдавленно пробормотал он, ставя цветы в вазу. – Самодурка!
Она, недолго думая, взяла букет, ринулась к окну, распахнула его и швырнула цветы. Случай  этот был не единственным…
Осознав, что здесь ему больше нечего делать, так и не скинув плаща, медленно направился к выходу. Думать плохо о ней, несмотря ни на что, не хотелось, но и другого выбора она не оставляла. Покурив во дворе, он завернул в ближайший маркет,  взял в долг немного продуктов и поднялся к себе.
Спустя неделю, в воскресенье, когда она, видимо, коротала досужее время у телевизора, он, укутавшись в одеяло, читал.   Мысли о ней  тяготили его,  не  давали   сосредоточиться на чтении. Он отложил книгу, попытался за что-то взяться, но  и работа в руки не шла. Что бы и как бы то ни было, но ему очень хотелось в эту минуту находиться рядом с ней, капризной, взбалмошной, но привычной и любимой.
- «Почему, - почему я так одинок, почему я сейчас не должен сидеть у неё, она всего лишь в двух шагах от меня, кто от этого выигрывает? Наверное, тоска, она всегда норовит пристроиться к тем, кто одинок, покинут. Уйди же прочь, тоска, и без тебя нелегко. Нана, дорогая, если бы ты не была такой вздорной, я бы так не тосковал...»
Ход невесёлых мыслей постепенно угасал, он стал засыпать. Зазвонил и взбодрил телефон. Оказался  старый знакомый, которого Сандро  давно перестал уважать за его потребительское отношение к людям.
- Привет! Как живётся?
- Бесо, ты, что ли? – не сразу узнал его Сандро.
- Я! Что делаешь?
- Почти уснул, твой звонок вот разбудил.
- Вот как?!.. Так рано ложишься спать?
- Вообще-то нет, но вчера заснул поздно и нынче утром встал очень рано, вот и не выспался. Ты, полагаю, не для этого позвонил. Колись, что надо?
- Миллион проблем, голова от них раскалывается.
- Ну и?..
- То и дело что-то портится, что-то ломается!
- С этого и начинай. Просто, что ли,  вспомнил меня и тратишь дорогие телефонные минуты? Ты же не думаешь о телефонных секундах свысока...
- Да ладно, разве я не звоню?
- Да, но только тогда, когда тебе нужно решить какую-нибудь бытовую проблему. У меня своих выше крыши, хоть бы мне кто помог, но я не ною, справляюсь!
- Но ведь ты другим помогаешь. Как кто «свистнет», сразу бежишь к ним. Помогать нужно бедным.
- Тебе жаловаться грех, на твой  свисток я прибегал всегда.  И претензии твои не - понятны. Во-первых, я не собес и не благотворительная фирма, к тому же, кому помогать, решаю сам. Думаешь, если я кому-то помогаю, так это обязывает меня и перед тобой? Ты решил тоже не упускать своего шанса?.. У меня с каждым человеком свои отношения.
- Да, но, стало быть, и со мной, - не унимался Бесо.
- Отношения, но не обязательства! Да и ты не тот, для кого стоит ударять пальцем о палец. Сам почти всегда мне отказываешь, так позволь хоть раз отказать в чём-то тебе. Халявы больше не будет.
- Ты что, Сандро? Может, счёт мне предъявишь?..
-Понимаю твою обиду. Но спроси и про мои. Ничего предъявлять я не собираюсь, но не хочу, чтобы пользовались и мной и моим временем, надоело всё это. Просто хочется немного уважения...
- Да брось! Разве я тебя не уважаю. Разве есть в нашем кругу человек, который относится к тебе лучше? Думал, что мы с тобой друзья, а ты... Столько лет знакомы, общаемся... Ты поступаешь подло, Сандро.
- Может, я и подлец,  Бесо, но твоё хорошее отношение ко мне не требовало от тебя никаких усилий, стараний, да и времени, наши отношения опирались на мои плечи. Я к тебе тоже отношусь хорошо, так что мы в расчёте. Только вот не надо в отношениях со мной преследовать личную выгоду. Ты не умеешь дружить, из-за этого ты одинок.
- Ну, и дурак же ты, Сандро. Совсем не думал выяснять с тобой отношения и говорить о взаиморасчётах. Но если уж говорить о них, то хотя бы вежливо, а ты так агрессивно начал... Это тебя не красит.
- Если ты скажешь, что я ещё и мерзавец,   отрицать не стану, но и ты не ангел. По твоей милости и по милости некоторых псевдодрузей я не раз глотал обиды, они подпитывали во мне раздражительность, чаша терпения переполнилась, вот я и не выдержал, в какой – то момент что-то вырвалось. Меня много раз обижали, Бесо, и те, кто обижал, особенно из-за этого не переживали. Вот и я не буду переживать, тем более,  что отношения со мной тебе нужны больше, чем мне. А ты как знаешь! Воспринимай меня таким, каков я есть – подонком и лицемером или пошли куда подальше. Я уже привык ко всяким отношениям и стараюсь ничем не дорожить, чтобы потом не было больно разочаровываться... Помнишь, когда я лежал больной, с температурой, а у тебя возникла какая-то бытовая проблема, ты вынудил меня приехать. В таком же состоянии приезжал и на следующий день. Вообще все раны на мне заживают как на собаке, и от всякого нездоровья я излечиваюсь во время беготни  по городу. А вот ты к своему драгоценному здоровью относишься куда более внимательно. И когда понадобился мне сам, ты, сославшись на плохое самочувствие, отказал мне. Я тогда тебе напомнил об аналогичном случае со мной, ты ответил: « Ты выходишь с температурой, а я нет». Думаешь, я мог принять такой ответ?.. Это запало в душу, и не забывается. Если ты не можешь чем-то пожертвовать ради другого, тогда не требуй от другого того же. Ты не раз попрекал меня тем, что я помогаю одной нашей общей приятельнице, хотя она для меня куда больше, чем приятельница. Ты думал, раз уж я что-то делаю для неё, значит, должен и для тебя. Причём тут ты?! Твоё понимание обстоятельств меня раздражало... Я свободный человек и сам могу решать, когда и как мне быть…  Ты не знал, не ведал, что своими неоправданными претензиями только рушишь фундамент наших отношений. Думаешь только о себе любимом ...
- «Тоже мне, друг, - говорил про себя Сандро, повесив трубку, - столько времени не звонил, и вдруг - на тебе! Вспомнил. Видно, не у одного меня отсутствует самолюбие…»
За долгие годы общения они с Бесо так и не стали друзьями.  Порой Сандро расслаблялся, в душу закрадывалась жалость. Всё-таки Бесо был благодарен ему, к тому же жизнь его как-то не задалась: обделённый судьбой, он жил один, здоровье не позволяло ему решать многие бытовые проблемы, активно заниматься житейскими делами. Он часто нуждался в помощи. Будучи драматургом, старался изо всех сил написать пьесу такого уровня, чтобы она могла быть поставлена и принесла хоть какие-то гонорары. Но все творческие усилия оказывались тщетными: ни одна его пьеса так и не получила сценического воплощения. Сандро понимал, что как драматург Бесо, в общем-то, не состоялся, а ведь он талантливый человек. Но у него, как казалось Сандро, не хватало творческой фантазии.  Он   корил  себя за то, что так резко прервал разговор, что тот заслуживал более благожелательного обращения.
- «Напрасно, напрасно обидел. Совсем выжил из ума. Постарел, наверное», - думал про себя Сандро.


XV
… Однажды позвонил клиент, просил приехать. Несмотря на расстроенные чувства, на полную апатию ко всему,  Сандро поехал-таки немедля. Договорившись о цене, взял всё, что тот предложил. Было много ненужного, но он брал без разбора. Заплаченное, однако, оказалось выброшенным напрасно. Практически всё пришлось раздарить. Нана попросила продать ей красивый ночник с бронзовой ножкой. Их отношения уже ничем не отличались от простых соседских. Он понимал, что с его стороны было бы не этично да и вообще неправильно брать с неё что-то. Но на душе её стараниями накопился столь плотный осадок и так  много негатива,  что...  Да и сейчас, не видя в её глазах ни тепла, ни даже элементарного уважения, он решился сказать:
- Я хочу за него двадцать лари.
Она предложила пятнадцать, хотя любой скупщик заплатил бы больше. Он отказал, а по дороге домой, думал: «Конечно, это тот случай, когда торг не уместен,  но зачем мне ей уступать? Разве наши отношения дают мне для этого повод? На глазах у меня воркует с хромым, клеится к нему. Меня вообще ни во что не ставит. Для неё я пустое место. К любому случайному прохожему она более любезна, чем ко мне. Так почему я ей что-то должен дарить? А другой, как свадебный генерал, будет приходить, авторитетно сидеть с ней за столом, угощаться, а потом ложиться в её постель… Пусть она с него  и требует, я же ей ничем не обязан. Всё её добро вышло мне боком. Она всё растоптала, отравила мне жизнь…»
Просьба её, однако, запала в душу, не оставляла в покое. Он решил просто сделать ей подарок. В конце концов, эти пятнадцать или двадцать лари ничего не решают в жизни, он и так потерял немало, а вот услышать от неё доброе слово, сделать ей приятное гораздо важнее. «Торг в этом вопросе был неуместен».
Ночник он собирался довести до идеального состояния, но всё не находил времени сходить к слесарю. Нана, не зная о его намерениях, сказала:
- Мои подруги удивились, когда узнали, что ты такой скупой. Не уступил мне пять лари.
- Твои подруги сами очень расчётливы и особой щедростью не отличаются. Они не потрудились спросить, почему я отказал?  Знают ли они, что ты из-за одного лари готова была взять меня за горло, и я тебе его вернул. Хочешь правду?
- Давай.
- Ты сама провоцируешь на эти торгашеские разговоры. Ты ведь сама взяла в свои руки инициативу пересмотреть наши отношения и перестроила их по своему разумению, довела их до уровня своих расчётливых мозговых клеток. Чего же ещё ты ждёшь от меня? Пока ты тараторила со своими подругами о том, какой я скупой, нехороший, я уже решил подарить тебе эту вещь. Подожди немного – приведу её в порядок. Ты всегда своим подругам и знакомым говоришь обо мне плохо, выдаешь меня  за дебила и идиота. Если они умные и благородные люди, почему ни разу не спросили у тебя: «Нана, ты дружишь с Сандро много лет, и что, все эти годы он был таким подонком? Как же ты дружила с ним?»
Нана молчала, но её молчание на самом деле содержало безразличие.
Отныне она каждый вечер осведомлялась:
- Когда будет готово?
- Всё не найду времени, подожди ещё немного.
Наконец выпал свободный вечер. Правда, после целого дня беготни у него болели ноги, спина ныла, но он собрался – таки с силами, отправился на рынок купить необходимые для замены детали и заодно отнести к слесарю. Вернулся с полным  набором необходимого. Разобрал ночник, протёр и довёл до блеска потемневшие от времени бронзовые детали, промыл фигурные стёкла, провёл новый провод, установил на нём выключатель, включил и залюбовался.
- Ого, здорово получилось, - воскликнул вошедший брат.- Что, ей собираешься подарить?
Он молчал.
- Смотри, через пару дней пошлёт она тебя куда подальше.
«Насколько могла послать, уже послала, дальше просто некуда...»,  - думал Сандро.
Наутро он отнёс ей подарок. Она с равнодушным видом включила его, но тут же отвлеклась на телефонный звонок. Должно быть, её  бой-френд. Проговорив минут двадцать, возвратилась к подарку и сухо процедила:
- Спасибо.
Очередная размолвка произошла в день святого Георгия. А на следующий день Нана  принимала у себя своего бой-френда…
Непостоянство и изменчивость её натуры доставляли Сандро немало душевных переживаний, до которых ей не было никакого дела, она была свободолюбивой и независимой женщиной. Конечно, в этом нет ничего плохого, если только человек сочетает свою свободу с ответственностью. Но в некоторых случаях такие качества подпитывают безответственность, а порой -  ветреность и легкомыслие. Она не испытывала даже призрачного чувства ответственности перед Сандро и на вырывавшиеся у него  лирические откровения отвечала грубостью и дерзостью, просто плевала ему в душу. Вначале ему казалось, что она просто не подготовлена для восприятия нежности, выражения чувств, признаний, что душа её не огранена этически.  Причины для такого предположения, разумеется, были. Но было и главное – сейчас она не нуждалась в его нежности. Но почему их многолетние отношения, в которых было и тепло, и взаимопонимание,  взаимопомощь и  уважение,  отзывчивость,  вдруг претерпели такую метаморфозу, покрылись льдом, почему её отношение  к нему  в одночасье   потеряло всякий здравый смысл? Когда по её инициативе,   между ними прекратилась интимная близость, это, конечно, сильно его расстроило. Но он не делал из этого трагедии. Размолвки начались, когда она открыла дверь другому и так небрежно, без сожаления  выпустила всё накопившееся в их отношениях тепло. Он всё больше нуждался в ней. Ведь в любви, чем слабее чувство у одной половинки, тем сильнее оно становится у другой. Ссоры, скандалы доходили до умопомрачения. Страдал от этого, естественно, он. Она стала совсем безразличной к нему,  её безразличие позволяло ей не подбирать слова, не контролировать мыслей. Она выпаливала всё, что взбредало ей в голову, оскорбляла и унижала, шельмовала,  как могла. В  каждом его шаге стремилась найти лишь плохое, доводила сначала до обиды, а потом и до раздражения, провоцируя на ответные оскорбления. Её действия носили волюнтаристский характер. Оба прибегали к жутким эпитетам, после чего она начинала активно  пускать в дело  руки, выталкивала его за порог. Чувства вины она была лишена начисто, её никогда не покидала уверенность в собственной правоте. Он, конечно, мог любить её платонической любовью, опираясь лишь на душевную привязанность, не преследуя отдалённых целей, но она забывала, что он тоже мужчина, и закрывать глаза на то, как любимая женщина делит ложе с  другим, просто не в силах.
Она была непреодолимо далека от понимания психологии человека, которого знала много лет, от оценки его душевных свойств. Ей это было не нужно. Он это понимал, но лелеял надежду, что когда-нибудь их отношения вернутся в прежнее русло. В этом была его  ключевая ошибка, из-за которой он всякий раз нарывался на шипы. Казалось, он стал мазохистом, и это его устраивало, иначе, зачем приходить к женщине, которая в нём не нуждается. Впрочем, он пригождался ей как помощник, между тем, он не собирался играть роль батрака и горбатиться на задворках её личной жизни, при том, чтоб другой чувствовал себя комфортно и авторитетно, даже не интересуясь у хозяйки, как она обходится одна, не тяжело ли ей?..

XVI
…Приближался  очередной день рождения   Сандро. По этому случаю он навёл в доме порядок, обновил одежду, приобрёл даже скатерть, заказал большой торт, купил сладостей и фруктов. Приготовить сам ничего не мог, не научился, дома не было умелых рук. Позвонил кое-кому из друзей, пригласил в субботний вечер на посиделки за сладким столом, за чашечкой кофе или чая. На счастье бедолаги ото всех прозвучал один и тот же ответ: «Я тебя поздравляю, но в этот день очень занят». Поздравления звучали,  как пустая, дежурная  риторика. Один друг ожидал вызова на работу, другой сослался на билеты в театр, одна из приятельниц традиционно для себя хворала, кузен страдал хронической  занятостью. Нана? Именно в этот день она занялась генеральной уборкой. На приглашение ответила неадекватным для такого случая, но характерным для себя, грубым отказом. Издевательски, со злорадством,  «облаяла» его, назвала корыстным, алчным…
- Видишь, - говорила она ему, - у тебя даже нет друзей, ты всем надоел, никому ты не нужен.
Сандро молча слушал  с сумрачным видом, не ожидая поздравлений, а потом сникшим голосом спросил:
- А тебе-то, какая радость? Почему злорадствуешь?
- Ты неблагодарный! Я тебе столько сделала, ты мне на всю жизнь обязан.
- И ты решила напомнить мне об этом сегодня? Нет, Нана, ты ошибаешься. Я тебе благодарен, а вот ты мою заботу не ценишь.  Я всё помню, и добро и подлость. Нана, знаешь, я иногда спрашиваю себя, за что мне тебя благодарить? За то, что угощала тарелкой супа, а потом унижала, бесчестила? За то, что  открыла душу другому?
- Это не твоё дело.
- Я позвонил с одной лишь целью: пригласить тебя, и совсем не думал выяснять отношения.
- Я занята, - резко бросила она, - у меня давление, – и повесила трубку.
Он хотел убежать от одиночества. Ближе к вечеру Сандро отправился в литературное общество, давним участником которого он являлся. Возвратившись поздно, включил свет: сладости лежали на столе нетронутыми, вся обстановка казалась холодной и неуютной, на душе было муторно. Он отрезал кусочек торта. Подоспел брат, и они вдвоём  справили  именины.  В короткий зимний день  праздник   прошёл   быстро  и незаметно. Накупленные сладости же ели целых три дня, на завтрак, обед и ужин. «Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно…» Лучше не скажешь.
«Отщепенец чёртов, - корил он себя, - дошёл в своём индивидуализме до тупика, до абсурда, превратился в изгоя. На кого стал похож? Кому я нужен? А ведь  бываю нужен в  некоторых случаях. Никто из моих друзей, если они и вправду друзья, не отличаются таким терпением, дружелюбием, отзывчивостью, готовностью прийти на выручку. Вот опять я себя хвалю, оправдываю. Что за натура, сам не пойму. Всё-таки, наверное, идиот.  И вроде не один такой, есть «братья по несчастью», но они себя таковыми не считают… Да… Досадно!.. На хрен всех!.. Буду знать, что представляю собой в глазах людей, которых считал своими друзьями, даже гордился дружбой с ними…»
Включил в Интернете созвучную настроению музыку и прилёг на диван.
ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ВЫПАЛ РЕДКИЙ СЛУЧАЙ: ПОЯВИЛОСЬ СВОБОДНОЕ ВРЕМЯ! ОТПРАВИЛСЯ НА ПРОГУЛКУ, ОДИН, ДАЖЕ НЕ ПЫТАЯСЬ ПРИГЛАСИТЬ КОГО-НИБУДЬ, ПОНИМАЯ БЕСПЕРСПЕКТИВНОСТЬ ПРИГЛАШЕНИЯ, НА КОТОРОЕ НЕПРЕМЕННО ОТВЕТЯТ ОТКАЗОМ, МОТИВИРОВАННЫМ ХРОНИЧЕСКОЙ ЗАНЯТОСТЬЮ ПРИ ТОМ, ЧТО В ПРИНЦИПЕ НИЧЕМ   СЕРЬЁЗНЫМ НЕ ЗАНИМАЮТСЯ… НЕУЖЕЛИ ОН ЕДИНСТВЕННЫЙ ПРАЗДНЫЙ ЧЕЛОВЕК В ЭТОМ ГОРОДЕ, ПОТОМУ ЧТО  ВСЕГДА МОЖЕТ ВЫКРОИТЬ ВРЕМЯ,  И  В СЛУЧАЕ НЕОБХОДИМОСТИ ПРИЙТИ К ДРУЗЬЯМ, БОЛЬШИНСТВО ИЗ КОТОРЫХ БЫЛИ НЕ ВОСТРЕБОВАНЫ ЖИЗНЬЮ, ПРЕБЫВАЛИ НЕ У ДЕЛ. НО ЕСЛИ ОН ВСЕГДА ПРИГЛАШАЛ ЗНАКОМЫХ ЛИШЬ НА РАЗВЛЕЧЕНИЯ, ТО К НЕМУ ОБРАЩАЛИСЬ ТОЛЬКО В ПРАКТИЧЕСКИХ ЦЕЛЯХ, КОГДА НУЖНА БЫЛА ИМЕННО ПОМОЩЬ. СОЗДАВАЛОСЬ ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО ВСЕ ЗАПРОГРАММИРОВАНЫ НА ОБИДНЫЙ ТРИВИАЛЬНЫЙ ОТВЕТ: «НЕТ ВРЕМЕНИ!» ОН СЧИТАЛ, ЧТО ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ ТРЕБУЮТ НЕ МЕНЬШЕГО ВНИМАНИЯ, ЧЕМ РАБОТА, И НЕ УСТАВАЛ ПОВТОРЯТЬ: КАКИЕ ОТНОШЕНИЯ СОЗДАШЬ, ТАКИМИ И БУДЕШЬ РАСПОЛАГАТЬ. КРЕДО ЭТО НЕ ВСЕГДА НАХОДИЛО ПОДТВЕРЖДЕНИЕ: ПРОЯВЛЕНИЕ ВНИМАНИЯ НАТАЛКИВАЛОСЬ НА БЕЗРАЗЛИЧИЕ. ОН ДАВНО УБЕДИЛСЯ, ЧТО ПРИГЛАСИТЬ КУДА-НИБУДЬ ДРУГА ИЛИ ПРИЯТЕЛЬНИЦУ ДЛЯ НЕГО – НЕВЫПОЛНИМОЕ ЖЕЛАНИЕ, А ВСТРЕЧА С ЖЕНЩИНОЙ, ДАЖЕ БЕЗ КАКИХ-ЛИБО НАМЕРЕНИЙ, ПРЕТЕНЗИЙ - И ВОВСЕ НЕОРДИНАРНОЕ СОБЫТИЕ. ВИДЕЛ, ЧТО КАК ЛИЧНОСТЬ ОН НЕ ВОСТРЕБОВАН, ЧТО К НЕМУ НЕ ПИТАЮТ ИНТЕРЕСА. НЕВЗИРАЯ НА АКТИВНЫЙ ОБРАЗ ЖИЗНИ, ШИРОКИЙ СПЕКТР  ИНТЕРЕСОВ, ОН ОДИНОК, ПОЧТИ  МАРГИНАЛ, ПОТОМУ ЧТО ПРИНЦИПИАЛЕН, НЕ ИДЁТ НА ПОВОДУ У ОБСТОЯТЕЛЬСТВ, НЕ ПОДСТРАИВАЕТСЯ ПОД КОНЪЮНКТУРУ, ПЫТАЕТСЯ САМ УПРАВЛЯТЬ СИТУАЦИЕЙ, ОБЛАДАЕТ СВОЕЙ, НЕ СТЫКУЮЩЕЙСЯ С ТРАДИЦИОННОЙ, ТОЧКОЙ ЗРЕНИЯ, НЕ ПРИЗНАЁТ АВТОРИТЕТОВ, НЕ СПОСОБЕН БЫТЬ НА ВТОРОЙ ПОЗИЦИИ В ОТНОШЕНИЯХ С КЕМ БЫ ТО НИ БЫЛО. ТЕРПЕТЬ НЕ МОГ, КОГДА СОБЕСЕДНИК  В БЕСЕДЕ С НИМ ПЫТАЛСЯ БРАТЬ НА СЕБЯ РОЛЬ ЛИДЕРА И ГОВОРИЛ С УВЕРЕННОСТЬЮ В СОБСТВЕННОМ ПРЕВОСХОДСТВЕ. НЕ ПРОЩАЕТ АБСУРДА, НЕ ТОЧНО ПЕРЕДАННОЙ ИНФОРМАЦИИ, ОБЫВАТЕЛЬСКОЙ БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТИ. НЕ ВЫНОСИТ,  КОГДА,  НЕ ЗНАЯ  О ЧЕМ-ЛИБО   ДОСТОВЕРНО, РАССУЖДАЮТ АПРИОРИ, НАВЯЗЫВАЮТ СВОЮ НЕПРАВДУ, ОТРИЦАЯ ЧУЖУЮ ПРАВДУ, ВСТУПАЮТ В ДИСКУССИЮ ЛИШЬ ИЗ СТРЕМЛЕНИЯ К ПРОТИВОРЕЧИЮ, ЖЕЛАЯ ПОДЧЕРКНУТЬ СОБСТВЕННУЮ ЗНАЧИМОСТЬ. УВАЖАЕТ КОНСТРУКТИВНУЮ БЕСЕДУ, ПОРОЙ КАЖЕТСЯ ДОВОЛЬНО ТЯЖЁЛЫМ В СУЖДЕНИЯХ, НО, НЕСМОТРЯ НА ПРИНЦИПИАЛЬНОСТЬ, НЕРЕДКО БЫВАЕТ КОММУНИКАБЕЛЬНЫМ.  ВООБЩЕ,  У САНДРО   СУЩЕСТВОВАЛА  СВОЯ СИСТЕМА ЦЕННОСТЕЙ,  ЧАСТИЧНО   ЛИБЕРАЛЬНАЯ,  ОТЧАСТИ ТОЛЕРАНТНАЯ.  ОН   БЫЛ НОСИТЕЛЕМ ЕЩЁ ОДНОГО ПАРАДОКСАЛЬНОГО КАЧЕСТВА, НЕ ОЧЕНЬ-ТО ПОЧИТАЕМОГО  В ОБЩЕСТВЕ: ОН ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ КОМФОРТНО С ВЫСОКОМЕРНЫМИ ЛЮДЬМИ, ЕСЛИ, ТОЛЬКО, ЭТО ВЫСОКОМЕРИЕ  ИМЕЛО ПОД СОБОЙ  СОДЕРЖАНИЕ И НЕ ОПИРАЛОСЬ НА  СОЗНАНИИ СОБСТВЕННОЙ ЗНАЧИМОСТИ, ТАКИХ ОН СЧИТАЛ САМОДОСТАТОЧНЫМИ ЗАНОЩИВЫМИ КРЕТИНАМИ.  ДЛЯ НЕГО  ОПРАВДАННОЙ ПРИЧИНОЙ ПРОЯВЛЕНИЯ ВЫСОКОМЕРИЯ К  ЧЕЛОВЕКУ СЛУЖИЛА ЛИШЬ  ЕГО ТУПОСТЬ,  ЖАДНОСТЬ, ОГРАНИЧЕННОСТЬ И ОДЕРЖИМОСТЬ БЫТОВЫМИ ПРОБЛЕМАМИ, ОТСУТСТВИЕ ВСЯКОГО ИНТЕРЕСА К СВЕТСКОЙ ЖИЗНИ, К КУЛЬТУРЕ. ГОВОРЯ КОРОЧЕ, ОН НАКАЗЫВАЛ ВЫСОКОМЕРИЕМ  ГЛУХОЕ МЕЩАНСТВО И ОБЫВАТЕЛЬЩИНУ.  А ПРЕСЛОВУТЫЙ ЭГОИЗМ  ВОСПРИНИМАЛ И ВОВСЕ КАК ПОЛОЖИТЕЛЬНОЕ КАЧЕСТВО, ОТ ПРИРОДЫ ПРИСУЩЕЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ НАТУРЕ. АЛЬТРУИСТОВ ЖЕ  ПРОСТО  НЕ ВСТРЕЧАЛ.   ОН  РАЗДЕЛЯЛ ЛЮДЕЙ НА  ТРИ  КАТЕГОРИИ ЭГОИСТОВ, ВПРОЧЕМ, КАК И  САМО  ЭТО  ПОНЯТИЕ.  ЭТО ЗДОРОВЫЙ ЭГОИЗМ, ОПИРАЮЩИЙСЯ НА СОБСТВЕННЫХ ТРУДАХ И СПОСОБНОСТЯХ ЧЕЛОВЕКА,   ПРЕСТУПНЫЙ  И  ИЖДИВЕНЧЕСКИЙ, Т.Е. КОГДА ЧЕЛОВЕК ПРОДВИГАЕТ СВОИ ИНТЕРЕСЫ ЗА СЧЁТ ДРУГИХ, ЗАНИМАЯСЬ КАЗНОКРАДСТВОМ, МАНИПУЛИРУЯ СОЦИАЛЬНЫМИ ИНТЕРЕСАМИ  И ИНЫМИ НЕДОПУСТИМЫМИ ДЕЛАМИ.  ОДНА ГРУППА ЭГОИСТОВ   ЭТО ЛЮДИ,  ВОРУЮЩИЕ У  ОБЩЕСТВА,  ДРУГАЯ - ЛЮДИ ДОСТИГАЮЩИЕ  УСПЕХА ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО СОБСТВЕННОЙ ПРЕДПРИИМЧИВОСТЬЮ И УСЕРДИЕМ,  НЕ ЖЕЛАЯ ДУМАТЬ О ЧУЖИХ ИНТЕРЕСАХ, ПОСЛЕДНИЕ ЖЕ, И КАК КАЗАЛОСЬ САНДРО, САМЫЕ НИЧТОЖНЫЕ ЭГОИСТЫ ЭТО  ТЕ,  КОТОРЫЕ С НАРЕКАНИЕМ ГОВОРЯТ ОБ ЭГОИСТАХ И  В ТО ЖЕ ВРЕМЯ РАССЧИТЫВАЮТ НА ЧУЖОЙ АЛЬТРУИЗМ. ПОСЛЕДНИХ ОН ОТНОСИЛ К ЭГОИСТАМ – ХОЛЯВЩИКАМ,  ИМЕННО В ИНТЕРЕСАХ ТАКИХ ЛЮДЕЙ С УКОРОМ ГОВОРИТЬ ОБ ЭГОИЗМЕ, ПОТОМУ ЧТО  ЭТОЙ  КАТЕГОРИИ НЕЧЕГО ТЕРЯТЬ, НЕЧЕГО ОТДАВАТЬ, НА  ТАКИХ ЛЮДЕЙ ВООБЩЕ НЕЛЬЗЯ РАССЧИТЫВАТЬ, ОНИ ТАК ЖЕ,  КАК И ДРУГИЕ ЭГОИСТЫ, ЖИВУТ ЗА СЧЁТ ДРУГИХ И ДУМАЮТ ТОЛЬКО О СЕБЕ. ИХ ПОНИМАНИЕ ЭГОИЗМА,   ЗАВУАЛИРОВАННОЕ ЛИЧНЫМ СОЦИАЛЬНЫМ ПОЛОЖЕНИЕМ, НЕ ЧТО ИНОЕ, КАК   ДЕМАГОГИЯ. «НУ, ПОЧЕМУ,  ПРЕДПРИИМЧИВЫЙ, УСПЕШНЫЙ ЧЕЛОВЕК, - ДУМАЛ САНДРО, -  ДОБИВАЯСЬ ВСЕГО СВОИМ ТРУДОМ, ДОЛЖЕН СТАВИТЬ ЧУЖИЕ ИНТЕРЕСЫ ВЫШЕ СВОИХ И ПОМОГАТЬ ЛЕНИВЫМ, БЕЗДАРНЫМ ЛЮДЯМ, И, ГЛАВНОЕ, ДО КАКИХ ПОР?» НУ ЧТО Ж! ЖИЗНЬ НА КАЖДОГО НАКЛАДЫВАЕТ СВОЙ ОТПЕЧАТОК, МЕНЯЕТ В ТУ ИЛИ ИНУЮ СТОРОНУ. И, КАК НИ ГОВОРИ, А УПРАВЛЯТЬ СИТУАЦИЕЙ ИЛИ ИДТИ ПО ЖИЗНИ СВОИМ САМОБЫТНЫМ ПУТЁМ  УДАЁТСЯ ДАЛЕКО НЕ КАЖДОМУ И НЕ ВСЕГДА. ВСЁ ЭТО ПОДПИТЫВАЕТ РАЗДРАЖИТЕЛЬНОСТЬ, НЕТЕРПИМОСТЬ  И В РЕЗУЛЬТАТЕ УЩЕРБНО ОТРАЖАЕТСЯ НА ПСИХИКЕ, НА СУДЬБЕ… ОН, БЛАГОДАРЯ СВОЕЙ ПРИРОДНОЙ ГИБКОСТИ, КАК-ТО ОБХОДИЛ РИФЫ БУРЛЯЩЕГО ЖИЗНЕННОГО МОРЯ, СРАВНИТЕЛЬНО УСПЕШНО ЛАВИРОВАЛ МЕЖДУ ПРИЕМЛЕМЫМ И НЕПРИЕМЛЕМЫМ…
Гуляя и любуясь вечерним городом, он незаметно для себя оказался на  спуске Бараташвили. Остановился у балюстрады и  с   вдохновением продолжал созерцать  городские красоты. Отсюда открывалась широкая панорама на историческую часть столицы. В этот вечерний час Тбилиси был  неотразим: город красиво озарён, телебашня, вот уже  сорок лет  стоящая на горе Давида Гареджийского, сияла электрическими огнями. В лучах прожекторов красовалась крепость Нарикала. Напротив, как вот уже восемь столетий, незыблемо стоял храм Метехи, (хотя от Метехи  уже давно ничего не осталось… Ещё с татаро-монгольского нашествия…) чуть поодаль на угрюмом коне, покорно склонившем голову, более сорока лет восседает с величественно поднятой державной десницей отец – основатель Тбилиси - Вахтанг Горгасали. Давние символы города. Жаль, что  царственная особа, закладывая первый камень в основание города, так и не узнал, что Тифлис выдержит двадцать шесть нашествий, что в разные столетия, разные поколения его жителей будут стойко и мужественно оборонять, оберегать его и на своих плечах пронесут всю тяжесть исторических событий, что Тифлис расширится и через полторы тысячи лет, в двадцать первом веке, станет красивейшим…
Да… Отсюда разрастался Тифлис, молодеющий с каждым годом, но не теряющий своего колорита. Неповторимый, чарующий взор ландшафт старого города даёт неограниченный простор для фантазий, обостряет творческую мысль…
Вдруг кто-то  нарушил ход  его  мыслей:
- Сандро, ты? Что тут делаешь? – раздался окрик из-за спины.
Он обернулся:
- Дато, ты откуда? Как жизнь, дружище?
- Разве по мне видно, что у меня есть  какая-то жизнь? - едва выдавил из себя тот.
- Что случилось? И небритый…  и   на вид  зачуханный. Не следишь за собой?
- Да вот… полгода находился в Батуми, а приехал, - застали неприятные новости. Короче, мне негде жить.
- Почему? Ты, наверно, устал и проголодался? Посидим где-нибудь. Я знаю тут неподалеку хинкальную, там поговорим.
- Не откажусь. Спасибо.
Дато поведал о своём несчастии.
- Приезжаю из Батуми, с вещами. Звоню – никто не открывает. Оказалось, и ключи не подходят. Кто-то поменял замки. Но кто это мог сделать, кроме мамы, и зачем? Я по мобильному звоню к сестре, она отвечает, что мама у неё и просит меня приехать. Приезжаю. И что же? Моя квартира, где прошло всё моё детство,  да и вся жизнь, уже не принадлежат мне. Заложена более года назад. У сестры бизнес, и под это дело ей потребовался кредит, банк, как известно, без гарантии ничего не даёт. За моей спиной она уговорила маму заложить квартиру, чтобы получить двадцать тысяч баксов, уверенная, что сможет вернуть долг через полгода, Всё оказалось не так просто. К тому моменту её сыночку, а значит, моему племяннику, наркоману, грозил неминуемый срок. Вот его заботливая мать и растратила большую часть денег на то, чтобы вызволить сына-мерзавца. Мама по старческому простодушию не знала, на что соглашается, - и вот результат. Живу сейчас у дяди, но не могу же я оставаться там вечно?! Надо что-то делать, а что – не знаю. Сестра - дура – и этим всё сказано. Я, конечно, спросил у неё: «Почему ты не обратилась ко мне, почему воспользовалась легковерием мамы? У тебя с мужем своя квартира, почему ты не заложила её, а позарилась на мою? Ты дура! Понимаешь, что из-за тебя я оказался на улице?! Что теперь делать? Ты спасла своего сыночка-наркомана, а меня превратила в бомжа».
Она несла всякую чушь, о которой я и говорить не хочу. Я готов был лопнуть от злости. Жалею, что не успел переоформить квартиру на себя. Представляешь, Сандро, я содержу маму, кормлю, покупаю ей лекарства, забочусь, оплачиваю все коммунальные услуги, а прав на квартиру не имею никаких. Кто принимал такие тупые законы? Они попросту ограничивают права членов семьи. Ведь это не должно означать, что другие домочадцы  не имеют на неё никаких прав. Без их ведома и согласия никакой банк,  не должен иметь право подписывать какие-то договоры лишь с одним представителем семьи, на которого оформлена квартира. К тому же нужно учитывать, что юридический владелец может оказаться далеко не самым активным и дееспособным в семье, сам может находиться на иждивении других. Да и договором это нельзя назвать. Договор составляется во время переговоров, с согласия обеих сторон, а у сестры моей мнения никто не спрашивал. Подсунули уже заранее подготовленный шаблонный текст, в котором учитывались лишь интересы банка. И клиент вынужден его подписать, не имея права внести какие-нибудь коррективы, в противном случае сделка не состоится. Скажи мне, Сандро, это справедливо?!
Сандро едва скрывал своё возмущение. С финансовыми структурами дел он, правда, не имел, но хорошо знал, что банки, по сути, крупные ростовщики,  выдают кредиты на кабальных условиях и рассчитывают на не очень-то  разборчивых  обывателей.
- Дато, хорошо понимаю тебя, и если мог бы чем-то помочь, не отказал бы. То, что ты рассказал, даже не знаю, как назвать. И это демократия?! Это капитализм?! Думаю, государство должно вмешаться в политику банков, заставить банкиров вести дела на более объективных условиях. Когда берёшь какую-нибудь сумму сроком на год, то должен выплачивать не только проценты, но и каждый месяц отчислять определённую сумму из основной суммы, и уже через полгода у тебя остаётся половина средств, тогда как вся сумма, взятая в кредит, тебе нужна полностью в течение года. По сути дела, тебе не дают возможности полноценно держать в обороте всю сумму. Причём это довольно глупая международная практика, рассчитанная на плебеев…
- Ладно, Сандро, так мы  далеко уйдём. К чертям их собачьим! Давно тебя не видел, как твои-то дела? Работаешь?
- В моих делах сам чёрт ногу сломит. С переменным успехом. Есть и взлёты, и падения. Главное – не было бы хуже. После Революции Роз моя жизнь круто изменилась. Я добился всего, о чём даже не мог помыслить при прежней власти. В стране стало заметно лучше, но  сегодняшним режимом что-то я не доволен. Говорят, плохое быстро забывается, а к хорошему   быстро привыкают, но меня это не касается. Я хорошо помню время, когда страна находилась в отчаянном, бедственном положении. Сегодняшние власти спасли её, вытащили из коллапса.  В  общем, сделали многое: объявили борьбу с коррупцией, в стране стало уютно, наладили стабильную подачу электричества и природного газа, увеличили бюджет, сделали доступными услуги скорой медицинской помощи, построили дороги, довели до совершенства работу полиции, обеспечили её нужной техникой, решили проблему наземного транспорта, заменили весь старый автопарк на новый  транспорт, ввели график движения автобусов,  реставрировали многие старинные здания, построили много новых. Тбилиси никогда не был таким красивым, как сегодня. Каждый год повышаются пенсионные выплаты, насколько это позволяет бюджет. Принимаются интересные законы, упрощаются бюрократические процедуры, и эти бурные реформы продолжаются безостановочно. Нынешний президент и его команда создали слаженный и надёжный механизм государственной власти, заложили в её основу прочный фундамент, который, кстати, не раз подвергался испытаниям, социальной тряске. К примеру, в ноябре седьмого года, в августе восьмого и в десятом, когда в центре Тбилиси с девятого апреля и до конца мая проходили непрерывные митинги, акции протеста оппозиции с требованием отставки президента. Во всех этих случаях в стране сохранялся порядок, работали все учреждения, транспорт, вовремя выплачивались зарплаты и социальные пособия. Ведь это о чём-то говорит? Но всё равно я не доверяю сегодняшней власти. Нахлебались горького опыта. Хватит. Нынешняя власть кажется мне авторитарной, подмяла под себя телевидение, по которому нередко транслируются передачи для идиотов, желая воспитать поколение послушных марионеток, которые смотрели бы на вещи и понимали всё так, как этого желает власть, она проповедует слепое подчинение, права человека и частная собственность не гарантированны...
- Продолжай, мне интересно, - произнёс,  приумолкший было Давид.
- А что продолжать-то, сам знаешь: полицейский рэкет и беспредел девяностых в наши дни заменил рэкет правительственный. Вымогают у олигархов крупные суммы, выдумывают законы, дающие право брать у людей дополнительные налоги, штрафы, унижают их... В общем, многим отравили жизнь. Конечно, ты можешь спросить: а какое мне дело до олигархов, зажравшихся людей, разве их моя или твоя судьба интересует? Но я тебе скажу, что  по натуре  я собственник и уважаю частную собственность, - она должна быть неприкосновенна.  А поколение людей, которым за сорок? Оно превратилось в невостребованную массу, в  изгоев. Сам подумай, именно старшее поколение более двадцати лет назад боролось за независимость Грузии, погибало или рисковало жизнью за территориальную целостность Грузии. Это родители молодого поколения наших граждан, они воспитывали их и на своих плечах пронесли страну через тяжёлые девяностые, а сегодня не могут устроиться на работу. Какая-то часть старшего поколения, конечно, занята в бизнесе, в торговле, но далеко не все могут организовать рабочее место, заняться предпринимательством, им нужны готовые рабочие места, чтобы стругать, точить, пилить, производить. На словах им пытаются помочь, призывают работодателей принимать этих людей на работу, гарантируя льготы. Но всё это просто риторика…
- Ты коснулся многих проблем, Сандро. Должен признаться, что твоя речь меня успокоила. Вижу, что в своём несчастии я не одинок…
- Эх, Дато, если бы ты был одинок, твою проблему как-нибудь, да и решили бы. Но когда проблема имеет массовый характер, тогда очень трудно. Я знаю много таких, которые жалуются на свою нелёгкую судьбу, а чтобы оправдать своё бездействие, утешить себя, они обвиняют обстоятельства, ищут виноватых на стороне. Но если на самом деле предложить им работу, я уверен, они откажутся сами, просто потому, что не смогут её выполнять. За годы праздной жизни не только утратили квалификацию, но и отвыкли от работы, от активной жизни, да и здоровье им не позволит.
- Кстати, ты занимался литературой, состоял в литературном обществе. А сейчас?
- И сейчас. Всё ещё хожу в этот коллектив.
- Хочешь, познакомлю с одним поэтом? – предложил Дато.
- Нет, с меня хватит, - быстро ответил Сандро. – Поэт – это не только состояние души, это ещё и диагноз.
- А что так?
- Я знаю достаточно поэтов, и у многих из них какое-то унифицированное мышление. В моём понимании сущность поэта ассоциируется с манией величия. Их я воспринимаю как нездоровых и далёких от жизни людей. Своему таланту они находят примитивное объяснение, называют его Божьим даром, связью с астральным миром. Такое объяснение меня не удовлетворяет. Я иногда задаюсь вопросом: почему же Господь осенил своей милостью их, почему не одарил талантом других? Как Господь выбирает своих фаворитов? Почему Шекспир, Пушкин, Гёте, Достоевский, Толстой, Эйнштейн... были единственными и неповторимыми? Почему один может стать лауреатом Нобелевской премии по, физике, литературе или ещё в какой-нибудь области, а другой не может научиться простой профессии?   Как же мыслит гений, как он приходит к тому или иному революционному открытию? В чём заключается тайна его мыслительных способностей и восприимчивости, возможность впитывать любую информацию? Учёные считают, что у всего этого физическая сущность, которую можно объяснить научными методами. Но человечество ещё ничего не знает о тайнах работы мозга, о тайнах мыслительных процессов… за счёт каких ресурсов они происходят. Одни учёные ищут ответа на вопрос: как это происходит? Другие – почему? Так что если поэт – человек, избранный Богом, то с таким же убеждением можно признать Божьими избранниками всех людей, занятых в искусстве и  науке…
-Кстати, дружище,   если углубиться в историю, то нетрудно будет понять, что многих Божьих избранников судьба не пощадила и жестоко наказала: одни были казнены, как еретики, по религиозным мотивам, а  иные – по политическим соображениям... Власти мира боялись просвещения, распространения знаний. Вот почему книгопечатание не совершило быстрого переворота в духовной жизни человечества. Те, кто стоял у власти препятствовали распространению книг, особенно церковь, она идеально вписывалась в феодальную систему ценностей,  использовала труд крепостных…   Известна печальная участь борца за распространение  книги Уильяма Тиндейла. Перед тем, как верёвка сдавила ему горло, он сказал: «Господи! Открой глаза королю Англии!» Власти так его боялись, что повешение казалось им недостаточным, для «надёжности»  ещё и сожгли бедолагу.
-К тому же, Дато, поэты, которых знаю я, не создают ничего нового, ходят по проторенным тропинкам, с сознанием своей гениальности. Всё, что они говорят сегодня, давно сказали титаны литературы. Их великие открытия в сфере души, психики, в любви, в сложных, противоречивых взаимоотношениях, пусть дерзких, но предельно убедительных, пусть не всем сразу понятных, но остающихся в веках, пусть даже спорных, но вызывающих работу мысли, совести, пробуждают желание бороться с тем негативом, который обнажается в ходе таких исследований… Поэты и прозаики, которых знаю я, не исследователи, они не способны проводить творческие эксперименты подальше от разработанных тем…
У нас есть и свои «высоколобые»  литераторы, рьяные критики. Они чувствуют себя довольно самодостаточными  людьми, что подпитывает в них сознание собственной значимости, и подспудное высокомерно-снисходительное отношение к авторам. Они периодически «авторитетно» появляются в разных местах и «авторитетно» удаляются. Есть один маргинальный, «антикварный», рьяный критик и в нашем коллективе. Он понимает критику, как сплошное отрицание. Его проблема в том, что он косноязычен, не может внятно и убедительно формулировать свои мысли, несмотря на то, что много знает. Он нередко, пытаясь высказать что-то глубокое, неожиданно для себя попадает в интеллектуальный тупик. В то время, когда он говорит, мысль зреет в его сознании и в конечном итоге его  интеллектуальные возможности достигают свих пределов. Далее он прилагает отчаянные умственные усилия, чтобы преодолеть этот рубеж и дать мысли внятное завершение. Но тщетно. Она как бы бьётся внутри о черепно-мозговую  коробку и развеивается, так сказать,  превращается в  марево.  В результате в своих рассуждениях он доходит лишь до абсурда.
- Какая патетика, Сандро! Ты, казавшийся таким сникшим, вдруг воспарил  духом, ожил после моего вопроса. Не слишком ли строгих, категорических критериев ты придерживаешься? Если ориентироваться на такие требования, то, пожалуй, сегодня некому будет заниматься литературой. Ты-то сам можешь дотянуться до той планки, которую ставишь другим?
- Конечно, нет, - равнодушно ответил Сандро, - но я не один такой.
- Что-то ты, дружище, озлоблен на своих коллег.
- Да нет, Дато, это не так. Мои коллеги – люди, прожившие жизнь, что-то повидавшие на своём веку, в чём-то чудаки, романтики, идеалисты, неудачники,  люди, сегодня никем не востребованные, отыгравшие своё, и в сегодняшних реалиях объединившиеся в один кулак с близкими по духу и образу жизни, чтоб хоть немного заполнить образовавшуюся в душе пустоту, чтобы  быть услышанными, сказать то, что не успели сказать. Как ни больно за них, но это то поколение, которое называют «совковым». Им не остаётся ничего, кроме как  писать о том, что пишется, делиться своим жизненным опытом… Прости. У меня нелады в личной жизни, я немного расстроен, вот и не проконтролировал свои эмоции.
- А что случилось?
- В целом,  я человек успешный, энергичный, да вот в личной жизни всё не так.
- Может быть, поподробнее? - попросил Дато.
- В своём родном городе я чужой человек, маргинал. Здесь мне не  найти единственную и неповторимую. Мне не хватает терпения ухаживать за женщиной, начинать всё сначала. Хватит с меня… Всё равно я не интересую женщин. Многие женщины моего поколения не вызывают никакого интереса у меня самого, они уже не той свежести… А вот Нана… Нана – это другое.   Хоть  и её самодурство мне давно надоело, но чувствую всем своим нутром, что мы друг другу не враги…
- Сандро, я думаю, ты не прав перед Наной. Она же женщина, нужно как-то снисходительно относиться к её капризам, прощать… - Дато не договорил.
- Ты прости, что перебиваю, но до каких пор? Чем больше я прощаю, тем больше она убеждается в правоте своих абсурдных выходок. Она женщина, но беда в том, что  ведёт себя не по-женски... В ней нет лирики, нет нежности. Она даже не наделена способностью осознания собственной вины,  её невозможно оскорбить, у неё синдром отсутствия привязанности. А ведь каждое божье  утро  я начинал с того, что приходил к ней, и каждый вечер заканчивал тем,  когда  уходил от неё.
- Может, это с тобой она так? - высказал догадку Дато. – Может, ты недостаточно зарекомендовал себя в её глазах? И почему ты заметил её недостатки только сейчас? Почему же ты цепляешься за неё?..
- Ты прав, Дато, - потупился он. - Я тебе не напрасно сказал, что в нашем городе я обречён на одиночество. У нас женщины «себе на уме», многие из них слишком манерны.
- Ладно, не раскисай, и твоя проблема решится, - отпил Дато из бокала. – Спасибо  за угощение. Хорошо посидели. Пойдём, что ли?
- Пошли.   Ты сейчас куда?
- Думаю у родственников пожить некоторое время.
- Оставь телефон, - попросил Сандро.
- Здесь мобильный и домашний, - протянул бумажку Дато.
- Я тебе позвоню.
- Буду только рад.
- Деньги-то у тебя как… есть? – поинтересовался Сандро.
- Всё моё богатство на мне. Жене и дочке с сыном до меня дела нет … - с горечью в голосе произнёс Дато.
- Вот, возьми немного. Двадцать лари. Хоть на сигареты будет, - протянул купюру Сандро.
- Да ладно, спрячь, обойдусь.
- Перестань, бери. Была бы возможность, дал бы больше. Да бери же! – и Сандро запихнул деньги Дато в карман. – Я тебе благодарен. Никогда не забуду, как ты помог мне получить обратно мои кровные деньги от псевдоблатных фраеров. Стоило тебе «нажать»  на них, как они поджали хвосты. На следующий день сами в страхе перед тобой искали меня. Психологическое давление… Без тебя у меня ничего бы не вышло…
… Прошла пара недель после этой встречи. Он позвонил к Дато. Незнакомый голос тихо  ответил:
- Дато нет.
- А когда он будет?
- Боюсь, что никогда, - последовал ответ, в котором слышны были печальные нотки.
- Простите, я не понимаю вас.
 А что тут понимать? Был человек – и нет его. Умер Дато, понимаешь? Не выдержал навалившихся проблем…
Он пришёл в ужас. Совсем недавно виделись. Дато был полон сил, энергии.
- Как это произошло? Скажите, пожалуйста, как?
- От горя напился, ночью упал на улице, неудачно ударился о бордюр головой, так и пролежал до утра, замёрз. А когда полиция обнаружила его, было поздно…
 Сандро повесил трубку, и  заплакал. Единственный друг, который мог бы помочь ему. Человек несгибаемой воли, непреклонной силы духа, его не сломила тюрьма, в которую он попал из-за козней полицейских, подкинувших ему оружие в девяностые годы... В результате распалась семья. Он мужественно держался перед многими трудностями, но оказался бессилен перед семейными неладами, да и сестра его по глупости приложила к этому руку…


XVII
… Приближался Новый 2012 год. Нана и Сандро вновь помирились, не нарушили многолетней традиции и встретили праздник вдвоём, хоть ещё за несколько часов до него Сандро не знал, проведёт его с братом у себя или всё-таки с Наной. Её звонок рассеял все сомнения, на сердце у него стало легко и радостно. Нана очень старалась, накрыла красивый и обильный новогодний стол. Посидели часа два, в тёплой  праздничной обстановке…   Он ушёл, когда во дворе стояла глубокая ночь, напоенная запахом снега, а в бесчисленных окнах домов до самого утра горел свет.
… Подходил к концу холодный февраль. В первое утро Великого поста, придя к ней, он заметил, что у неё недомогание.
- Ты хоть что-то ела? - спросил Сандро.
-Нет. Сегодня не буду.
-Поешь чего-нибудь постного, так нельзя. Пост только начался, а ты уже плохо чувствуешь себя.
- Лучше сбегай в аптеку, принеси лекарство,- попросила она.
Сандро вышел немедля, и вскоре пришёл с лекарствами.
- Ну, я пойду,- сказал он, вернувшись со снадобьем,- работа, а вечером приду.
-Вечером звонок Наны опередил его:
- Вызови скорую! С утра давление не падает, - в голосе её звучала тревога.
Скорая подъехала быстро. Он встретил врачей на улице. Нана лежала на кровати бледная. Врачи взялись за свою работу. Ей стало лучше. Когда медики ушли, он принёс ей таз с горячей водой, и она опустила в него ноги, закрепляя улучшение. Убрав таз, посидел ещё минут двадцать.
-Если понадобится, Нана, звони хоть ночью, я приду, - прощаясь, предложил он.
-Ладно, спасибо тебе.
Звонка ночью не было, и утром он пришёл к ней спозаранку:
-Ну, как ты?
- Нормально, - вяло отозвалась она. – Что припёрся чуть свет?
Сандро в недоумении посмотрел на неё.
-Что с тобой, Нана? Я же пришёл, чтобы проведать тебя, узнать, как твоё здоровье. Может,  что надо, я сбегаю.
- Всё в порядке! Как видишь, жива.  Можешь идти. Мне надо полежать, отдохнуть, - равнодушно бросила она.
В очередной раз он ушёл с обидой, с тяжёлой душой. Через пару дней появился вновь.
-Хочешь поесть?- предложила она. - Я приготовила суп харчо.
-От твоей стряпни трудно отказаться, слишком вкусно готовишь.
Поев, он положил тарелку рядом с мойкой.
Почему не в мойку,- возмутилась  она, даже подняла шум.
-Ну, какая проблема! Сделай это сама, или  скажи спокойно, и сделаю я. Стоит ли ради такого пустяка повышать голос?!
-Стоит, - не унималась Нана,- ты просто свинья!
- Хоть ты и пытаешься приучить меня к послушанию, но я к нему никогда не привыкну. Я не менее властная натура, чем ты, и подкаблучником никогда не был и не буду. Не прыгай выше головы. Кричи лучше на своих фаворитов...
-Это не твоё дело. Давай убирайся!
- Ну и гнида же ты!- не выдержал Сандро.
- Это кто гнида?!
- А как тебя ещё назвать. Может, спасибо сказать за твоё хамство? Какая блажь нашла на тебя в этот раз.
- Да ты всю жизнь мне обязан, неблагодарный!
- Неблагодарность это черта твоей натуры. И грубость. Меня оскорбляешь по пустякам, а с посторонними приветлива,  деликатна.
-Потому что другие не свиньи!
Ты истерична, как шлюха! - потерял он самообладание.
- А ну, давай проваливай! – толкнула она его к выходу.
- Сука!- ответил он тем же. - На пустом месте затеваешь скандал, совсем перестала контролировать свои эмоции. Неужели эта глупая тарелка могла стать причиной такого скандала.  Ты «съехала с катушек!»
- Я тебе покажу суку! – продолжая выталкивать, крикнула она.
- Ты уже показала. Остепенись, наконец.  Вся моя вина в том, что я не туда положил тарелку. Ссора в мои планы не входила. Но тебя не устраивают добрые, дружеские отношения со мной. А ещё держишь пост! Да пошла ты...- Сандро вышел.

XVIII
На улицах, в парках и садах Тбилиси зацвели, покрылись молодой зелёной листвой,  деревья. В это время года в каждой творческой и любящей душе происходит что-то необычное...
Прогуливаясь в одиночестве по обновлённому проспекту Плеханова, с сосредоточенным выражением   на лице и с грустью в прищуренных глазах, Сандро смотрел на проходящих мимо красивых девушек и думал о Нане, которая растоптала и оплевала его любовь. В его душе не осталось к ней никакого чувства, кроме досады за нелепо потерянную дружбу.
Он пытался зацепиться за какие-нибудь приятные тёплые воспоминания, но, увы, ничто, связывавшее его с Наной, уже не вызывало умиления. Она «хорошо постаралась». Милый образ дорогой женщины оказался прозаичным и низменным.
Он прошёл весь проспект Плеханова, и дальше, добрался до подъёма Бараташвили. Остановился у балюстрады, в том месте, где в последний раз виделся с Дато. Мысли унесли его к началу девяностых, когда демонтировались  памятники коммунистических вождей, репутация которых считалась безупречной долгие десятилетия. Ведь они являлись «умом, честью, совестью  эпохи». Любуясь древними храмами, старым Тифлисом, вспомнил, как в начале 90-х,  по этому спуску везли в грузовике каменную фигуру Серго Орджоникидзе. Бродят слухи, что в дальнейшем его торс использовали для памятника Георгию Леонидзе...
Вспомнил и как впервые обнаружил, что тот, кого принято было считать «живее всех живых», больше не стоит на своём месте. Прошедшей ночью  пролетарский идол,  памятник вождю народов,  воздвигнутый ещё в  пятидесятых,  был повержен. (В этот день он почувствовал, что наступают иные времена, но какими они будут, никто не знал...) Когда-то тот объявил религию «опиумом для народа». Его преемники в течение десятилетий не оставляли попыток «освободить народ, сидевший на игле, от наркотической зависимости». По всей необъятной державе упорно проводилась профилактика, осуществлялись массовые идеологические инъекции против «тотальной наркомании». Инъекция называлась атеизмом. На смену традиционной религии пришла эпоха марксизма-ленинизма, со своими  идеологами и  духовными  наставниками, ещё недавно находившимися в подполье, теперь же сплотившиеся в монолитную   касту, которое называлось «Политбюро»,  состоявшее из единомышленников, одержимых безумной идеей... Но прошли годы, и религия вновь заняла своё традиционное место в жизни.  А партия и её вожди, провозгласившие себя « умом, честью и совестью эпохи», страдавшие тяжёлой формой хронического маразма, так и не привели страну к светлому будущему... канули в бездну истории... Вспомнилось, и как в далёком детстве, отец и мать водили его за руку, по старым улочкам Тбилиси к родственникам. Сегодня нет больше тех дорогих людей, а значит,  и дороги эти больше никуда не ведут, только пробуждают лишь ностальгию, тоску,  отчаяние...
С Бараташвили он отправился на площадь Свободы, чтобы оттуда ехать к приятельнице на Сабуртало. В Пушкинском сквере встретил коллегу - журналиста, который тоже не работал по профессии и вообще был не у дел. Поговорили о том, что русская пресса в Грузии совсем зачахла, что оставшиеся несколько редакций заполняют газетные полосы, скачивая информацию из Интернета, что у них нет средств брать на работу оставшихся без работы журналистов, что в них до сих пор работают люди с советским менталитетом,  чей возраст перешагнул далеко за пенсионный и что этим людям следовало бы нянчить правнуков... В общем, тема беседы была тривиальной.
Заметили, что на стоянке припарковалась роскошная иномарка. Ни он, ни его коллега не могли понять, что это за иномарка. Из неё вышла молодая, лет двадцати двух, элегантная, волоокая   девушка с модельной внешностью, в короткой юбке, подчёркивавшей красоту ног и сексуальность. В туфлях на тонкой подошве она грациозно продефилировала в сторону, предварительно дистанционным пультом закрыв все двери автомобиля.  Коллеги смотрели на происходящее, как зачарованные, ощущая себя провинциалами…
- Круто, ничего не скажешь, - выдавил Сандро,- настоящая фотомодель.
- Это точно, - согласился с ним коллега. – Интересно, заработала она хоть один лари в жизни или просто избалованная дочка богатых, заботливых родителей?
- Думаю, лари мало её интересуют, она живёт на доллары и евро, - высказал предположение Сандро.
- Её автомобиль по виду стоит не менее пятидесяти тысяч долларов, - приценился коллега. – Эта нежная и хрупкая девушка вряд ли своим трудом, к тому же ещё в таком возрасте могла бы собрать такие средства. Да и вряд ли у неё имеется соответствующая квалификация, чтобы заработать их.
- Ну, почему же. В наше время сексуальность, красивые женские формы тоже профессия, и куда более востребованная,  чем наша с тобой.
- Пожалуй, - подтвердил коллега. – У топ-моделей, фотомоделей работа непыльная, в ней есть и романтика: покажут перед объективом изящные ножки, продефилируют по подиуму в нижнем белье, из чьей-то коллекции, – заработок, и какой, готов! А интимные услуги! Но, думаю, «наша» красавица не из таких, это как-то сказалось бы на её внешности...
- Да, старина, отстали мы с тобой от жизни, - со вздохом произнёс Сандро.
– Народная мудрость гласит: не родись красивой, а родись счастливой.
- К чертям такую народную мудрость! – Сегодня этот постулат опровергается полностью. Сам народ уже не прислушивается к голосу собственной мудрости, к этим тривиальным, порой,  идиоматическим  лозунгам… и вспоминает про  свои мудрости лишь  ради красивого словца. Псевдонародная мудрость легко поддаётся манипуляции, идеологической обработке. Власть паразитирует на этом, да и СМИ тоже. Подумай сам, что это за формулировка: средства массовой информации. Слово «массовая» не может не оскорблять человека, личность, которая, слушая  в своих пенатах телевизионные новости или читая газету, понимает, что СМИ относят и его к массовому информационному пространству или безликой массе. Проще из аббревиатуры СМИ убрать букву « М», к которой любой конкретный индивид вряд ли станет причислять себя, а масса не читает ничего. Телевидение хоть и вещает на всю страну и доступно миллионам, каждый человек имеет к нему индивидуальный доступ. Точно так же и к печатным изданиям: из газеты каждый получает свою информацию, даже если она выходит большим тиражом. Допускаю, что моя позиция ошибочна, но имею полное право не относить себя к массам. Да ладно, известная вещь. Красота и сексуальность стали рентабельной профессией. И есть люди, которые немало за это выкладывают.
- Да, есть! Но это страдальцы -  озабоченные  провинциалы.  Вообще,  недалёкие  женщины, которых природа обделила умом, но  наделила  красивыми формами,  всегда пользовались успехом у мужчин, а вот женщины наделённые умом, с глубоким  содержанием, но обделённые сексуальностью, не достаточно востребованы. Не часто встретишь женщину,  у которой красивые линии  сочетаются с  интеллектом. Наверно, такова воля Метис.
- Да, от хорошенькой женщины отказаться это... Эти красотки - куколки  полагают, раз уж они такие неотразимые, значит, заслуживают жизни в достатке. Для них сексуальность – единственная «квалификация», а материальное - единственная цель. Но чтобы жить беззаботно в достатке и быть независимой, тут мало  одной красоты. Нужен - и от него не увернёшься - изнурительный, а порой и не очень-то престижный  труд. Заработать, пусть даже небольшие деньги, не замарав рук или не потрепав нервов, невозможно.
-В общем-то, не могу не согласиться с тобой, даже могу дополнить твою мысль: у многих таких красавиц  сложился предрассудок, что замуж надо выходить  лишь   ради улучшения своего материального  положения, им кажется, что  их  замужняя жизнь должна состоять  из  одной романтики, путешествий и прогулок по дорогим магазинам. Но без конца жить так невозможно. Знаешь, дружище,  мне  даже трудно  представить себе, как такие девушки могут заниматься рутинным домашним хозяйством, воспитывать детей...   Ведь семья - это не развлечения, а насущные заботы…
Тема разговора – девушка – между тем подошла к своему автомобилю уже в сопровождении молодого человека. На фоне её безупречного, гламурного вида тот парень выглядел простачком: в белой, приталенной  спортивной майке, потёртых джинсах и кроссовках. Такая одежда и есть то самое скудное разнообразие  летней   молодёжной моды. Хорошо, что  хоть  у девушек есть выбор и возможность подчеркнуть свой шарм.
Коллеги с любопытством наблюдали за отъезжающей машиной.
-К слову о народной мудрости, - выдохнул Сандро, когда она скрылась из виду, - скажу тебе, что для средств массовой информации народ и толпа – понятия почти тождественные. Ну, вот, сам посмотри – как журналист, ты прекрасно знаешь, что под  словом «толпа» подразумевают участников уличных акций, митингов, беспорядков. Определения «толпа», «чернь» существуют и в русской литературе XIX века, с негативным значением, как синонимы невежества, невысокого культурного и интеллектуального уровня. Но именно толпа, ведомая вожаком, совершает революции, кардинально меняет размеренный ход истории, низвергает одних правителей и возвеличивает других. Во время политических  смут   именно толпа находится в авангарде. Интеллигенция в таких случаях всегда остаётся в стороне, сторонним, пассивным наблюдателем событий… Любая власть, особенно авторитарная, паразитирует на легковерии и близорукости именно этой безликой массы. Но где же тогда народ? Что такое народ? Не та  ли это безликая людская масса, определяемая как толпа, чернь, в недрах которой зарождаются традиции, национальная культура, народная мудрость?..
Коллега задумался.
- Понимаешь, дружище, народ  это ни какая-нибудь однородная людская масса.   Народ  состоит из отдельно взятых, конкретных людей, которые будь у себя дома или работе заняты повседневным трудом, созиданием, заботой, каждый из них – маленькая индивидуальная частица большой людской массы, в совокупности  это и есть народ, в недрах которого встречается и глупость и разум. Но у каждого из этой массы свой образ жизни, свои вкусы, достаток,  квалификация…   В любом народе есть своя активная и пассивная часть. Когда активная  часть  собирается одновременно на какую-нибудь уличную акцию, в одну большую кучу, выкрикивает, как зомбированные, одни и те же лозунги,  или совершает деструктивные действия, то это уже толпа. Однако когда та же толпа совершает созидательные действия – её   уже называют народом. Человек в толпе теряет всякую индивидуальность, самостоятельность, в нём оживает стадное чувство, и он уже следует дальше на поводу общего мнения. Одни личности отличаются ярко выраженным индивидуализмом,  присущим лишь  немногим,  они, обычно, в одиночестве, а для  господствующего большинства индивидуализм не имеет никакого значения, его грани в сознании масс размыты и почти не принимаются во внимание. Масса ориентирована на коллективное понимание, общедоступные ценности, она склонна к приспособленчеству, к пассивному принятию существующего порядка, который  сама  и  создаёт. В этом идеологическом составляющем и заключается сходство большинства.  А индивидуальные особенности человека, желающего идти своим самобытным путём,  для  доминирующего большинства  нечто инопланетное, не укладывается в стандарты его  понимания... Поэтому для меня понятие  «народ» осмысляется  в двух ипостасях: созидающей силы и толпы. Тут нужно сказать, что именно это условно несознательное большинство и есть та самая масса, которая создаёт, строит, производит, которая является носителем того языка и той культуры,  принадлежностью к которой мы все гордимся.  Так что, каким бы несознательным не являлось бы большинство, его надо  уважать, без большинства ты ни что. Но  я  ощущаю себя свободным лишь тогда, когда нахожусь один или с единственным собеседником…
- Да, есть над чем подумать на досуге. Ты звони, не теряйся, - расставаясь, бросил вдогонку Сандро.
У Сандро сложилось убеждение, что  то, что приписывается народной мудрости,  самый что ни на есть плагиат, поскольку  каждая  мудрая  мысль имеет своего автора, имя которого, к сожалению, не осталось в анналах.  Но  сама мысль, благодаря своей  простоте, практичности и точности запечатлелась в сознании людей, осталась жить, передаваясь из поколения к поколению,  и обрела пресловутый статус «народной мудрости»,  массовой  системной «мудрости»,  которая обычно стремиться склонить  любого талантливого, мыслящего человека  к  приспособленчеству. Толпа не позволяет человеку оставаться самим собой, она хочет, чтобы личность была такой же, как все… 


XIX
… У приятельницы, в огромной, просторной квартире в Сабуртало Сандро засиделся допоздна. Он был свободен от работы и хотел провести время с максимальной пользой, пообщаться с интересной собеседницей.
Говорили о политике, о США, России, о событиях в арабском мире, об Израиле. После некоторого молчания она – её звали Гуля - спросила:
- А как у тебя дела литературные? Всё ещё ходишь в общество?
- Да, - кивнул он, - куда же мне деваться. Правда, скучно там стало.
- Почему?
- Слишком много случайных людей приходит. Причина их присутствия мне не понятна. Скажу напрямик: какая-то богадельня,  что ли.
- Ну, наверно, приходят, скоротать время, - высказала догадку Гуля.
- Скорее всего! Ты права. Но наше литературное общество весьма амбициозное – оно не место для посиделок и времяпрепровождения людей, которые не играют в обществе никакой роли, просто занимают скамейки, а основным участникам, порой, негде бывает присесть. Наш руководитель всё это понимает, возмущается, но сам же и допускает такую ситуацию.
- А руководит по-прежнему Нодар?
- Да, он, и не всегда удачно. Он человек советской формации, массовик-затейник. Хоть и много лет активно вовлечён в общественно-политическую жизнь страны, общается с влиятельными людьми, дипломатами, политиками, чувствует себя комфортно при любой власти.  Этот человек с иезуитскими наклонностями, беспринципный, нередко трактует вещи в выгодном для себя ключе.  Но от советского менталитета он так и не избавился...
- Ностальгия у него по тем временам?
- Наверно. А может быть, синдром человека советской формации. Но проблема не в этом, в конце концов, это его личное дело. Проблема в том, что он человек двойных стандартов и порой позволяет себе то, в чём упрекает других.
- У нас это в порядке вещей. Не переживай. Врождённую двойственность человеческой натуры ещё никто не отменял.
- Это, конечно, так. Но я не переживаю. Вот когда он порой выступает с безумными идеями, беспокоюсь за него.
- Что за идеи?
- Предлагает литераторам выработать какую-то общую точку зрения, общие критерии по тем или иным  литературным вопросам.
Гуля удивилась:
- Как это он собирается сделать?
- Я тоже задаюсь таким вопросом. Сколько пядей во лбу надо иметь, чтобы выработать единые оценочные критерии, и, главное, кто будет их вырабатывать?
- Видимо, в основе этой общей точки зрения должно лежать его собственное «авторитетное» мнение. Кажется, он считает себя истиной в последней инстанции. Подлинные личности, индивидуальности авторитетов не признают. В них нуждаются те, у кого нет своей позиции, кто не  выделяется самостоятельностью, независимостью в действиях и суждениях. Им и нужен поводырь.
- Ты права, Гуля. Он своё мнение часто навязывает, как постулат… Забывает, что руководит не школьниками, а зрелыми, творческими людьми, у которых своя точка зрения на всё, своё мировоззрение, - иначе и быть не может в таком коллективе, - а Нодар изо всех сил пытается сформировать у них стадное чувство, однообразное, коллективное понимание, как это было прежде. Упор делает не на качество, а на количество. Ему больше подошла бы роль школьного воспитателя, нежели руководителя креативного  коллектива.
- Куда же смотрите вы, литераторы?
- А что тут поделаешь?! Все молчат, делают вид, что согласны, а на деле между собой говорят правду и снисходительно смотрят на подобные тщетные призывы, которые ни к чему не привели даже тогда, когда коллективное сознание не имело альтернативы, а в наш век индивидуализма тем более не могут иметь успех…
- А он этого не понимает?
- Нет, Гуля, не совсем так. Всё прекрасно понимает,  но бывает противоречивым, даже абсурдным,  конечно, и это свойственно человеческой натуре… Порой, призывает к объективности, хотя сам иногда её игнорирует, стремится протолкнуть свою позицию в целях самоутверждения. Порой, правда, рассуждает весьма здраво, и в таких случаях я недоумеваю, задаюсь вопросом: как такой мыслящий человек иногда доходит до абсурда… Думаю, что в прошлом он сформировался в кругу, где его мнение принималось как непререкаемое, где не видели большей величины, чем он, и воспринимали его за мэтра. Отсюда его завышенная самооценка. Я же не придаю ему того значения, которое он приписывает себе, и в результате этого наши отношения оставляют желать лучшего. Самомнение  Нодара лишает его возможности трезво смотреть на вещи и осознавать, что, если его студенты-тинейджеры воспринимают его как духовного наставника, то это вовсе не значит, что у него достаточно потенциала казаться таким и в глазах зрелых людей. Нодар пытается всех подмять под себя. Хотя мог бы поставить перед собой более конструктивные  цели. Многие мыслящие люди находятся с ним в конфронтации. Должен заметить, что он человек с нелёгкой судьбой, очень отзывчивый, довольно многогранный и разносторонний, с энциклопедическими знаниями. И, несмотря на это, я часто не согласен с его личным мнением. Он не способен анализировать трезво. Его преследует навязчивое стремление убедить собеседника в своей правоте во всём. Он забалтывает всякий разговор, за двадцать минут может высказать больше, чем выслушать за месяц. Случается, что у собеседника  возникают сомнения, возражения, однако проблема не в этом, а в том, что в таких случаях он прибегает к долгим, нудным, утомительным объяснениям, уточнениям, дополнениям, оправданиям, которые растягиваются на несколько минут и оказываются более многословными, чем основная мысль. Не редко он прибегает к трактовке фактов и событий в выгодном для него ключе, допускает мысленные оговорки, ну, как у иезуитов. Те, кто имеет свою принципиальную позицию, вступает с ним в полемику, являются для него «полуграмотными». Прибегает к хитроумным дипломатическим «трюкам»: когда не решается прямо высказать собеседнику свою мысль, то выдаёт её за чужую. Опасается дискуссии, боится, что его доводы могут быть опровергнуты...
Среди наших литераторов на уровне личностных отношений тоже происходит немало  абсурдного.  Самооценка  многих из них настолько зашкаливает, что носит, как мне кажется,  патологический  характер, обуславливая  коллективный синдром собственного  «я»…   Нередки интриги, лицемерие... Неуважение к  окружающим, отсутствие самолюбия. Имею в виду тех, кто держит «руку на пульсе»: стоит узнать, что где-то можно пожевать и попить на халяву, сразу сбегаются, да ещё набивают карманы едой со стола. Я и сам потерял самолюбие, но лишь перед одной особой, да и то потому, что люблю её. Они же лишены самолюбия по жизни… Любая оценка творчества опирается не на художественное мастерство автора, а на личное отношение к нему. Не самодостаточных изнуряет зависть, неприязнь к удачливым. Выскажешь кому-нибудь критическое замечание – тебе ответят тем же. В общем, в ходу известный принцип – «сам дурак». Они слишком уязвимы, Гуля. Наше общество подспудно называют нафталинным. Это, конечно, меня обижает, но, к сожалению, и убеждает…
- И ты ходишь туда все эти годы?
- Да! При всех недостатках, несмотря на его неряшливость, оно - единственное, где собираются русскоязычные литераторы Тбилиси, где можно отдохнуть душой, пообщаться, обменяться новостями, прочесть что-то из своего, послушать хоть какое мнение, - как - никак, очаг русской культуры. Я начал посещать его ещё с девяностых годов. Тогда в него входило немало самобытных, глубоких и образованных людей… Мы собирались в доме-музее, в неуютном, тесном  кухонном помещении, за овальным столом.  Приходило  не более двадцати человек, но каких!.. В тесноте, но интересно. Многие покинули общество, а иные… Я, наверное, утомил тебя?
- Да нет, всё нормально, - ответила Гуля. – Что-нибудь читал в последнее время?
- Говоря по правде, нет. Что-то зрение подводит, а что?
-Просто спросила. А почему не обратишься к врачу, выпиши очки, со зрением шутить нельзя.
-Я пытался, но ничего не вышло. Только нервы потрепал.
-А что случилось?
- Не так давно  прихватил   свою медицинскую страховку с решительным намерением отправиться к глазному врачу, я не был в этой клинике лет двадцать, добрался до кабинета участкового врача, а у дверей толпилась очередь. Я понял, что смогу зайти не раньше чем через два часа. В этот день у меня были и другие дела, нужно было торопиться, но как? Я оглянулся вокруг: одни серые стены с посыпавшейся штукатуркой, все стулья заняты и понял, что в такой унылой обстановке чахнуть, стоя в обшарпанном предбаннике, в  томительной очереди   у меня не хватит мочи.
- А как же другие?
- Этот вопрос мне задавали не раз. Ты понимаешь, Гуля, в этой очереди стояли в основном крупногабаритные, неповоротливые домохозяйки, им по жизни дальше кухонной плиты торопиться просто некуда, они могли бы простоять и до вечера. Я понял, что с моим ограниченным терпением и неуважительным отношением к толпе занимать очередь не имеет смысла. Меня объяло возмущение от такого обслуживания, я потерял самообладание и ворвался в кабинет врача, не скрывая своих эмоций. Спрашиваю: « У вас каждый день собирается такая очередь?»  Врач утвердительно кивнула головой.
-Но здесь же очередь часа на два,- не переставая,  возмущался я.
- Что я могу поделать?- ответила терапевт.
-Я, окончательно потеряв терпение, говорю ей:
- А наш президент еще бахвалится и с гордостью говорит, что здоровье всех граждан Грузии  обеспечено медицинской страховкой. Если бы он знал, как происходит обслуживание по страховке, как приходится людям унижаться у порога в кабинет врача... У вас скорее потеряешь здоровье, пока встретишься с врачом. – Я  в гневе швырнул об стену анкету, вместе со страховым полисом и ретировался. Высказал своё возмущение и главврачу. Она спросила:
-А чем вы лучше других?
-А какое мне дело до других, я не из их категории и брать с них пример не собираюсь. Ваш вопрос – вопрос человека с советским менталитетом, когда личность была унижена, а коллектив значил всё. Как вы думаете: люди одинаковы?
- К чему этот вопрос. Конечно,  разные.
-Тогда почему вы спрашиваете меня: чем я лучше других? Да хотя бы тем, что я возмущаюсь, пытаюсь защищать свои интересы, требую уважительного отношения и не иду на поводу у обстоятельств, тогда как ваши пациенты покорно принимают всякую ситуацию, навязанную им, и подчиняются любым обстоятельствам... Для вас они, как быдло. Можно только сожалеть, что большинство молчит, вы этому только рады. Диктат большинства вам на руку…
Главврач, потеряв терпение, перешла в наступление:
-Слушайте, чего вы хотите? Может, мне вызвать полицию?
-Вызывайте, но что вы им скажете. Ведь возмущаться и высказывать вслух своё возмущение не запрещено законом, - и я вышел.
За время эмоционального монолога Сандро, Гуля,  не проронившая ни слова, ответила:
-То, что ты рассказал, просто не нормально. Так нельзя.
- Я понимаю, Гуля. Но как быть, когда ненормальна сама ситуация? Когда глупость – образец, а разум – безумие. Я в таком случае не в состоянии сохранять спокойствие и невозмутимость...
Немного подумав, Гуля сказала:
- Конечно,  все люди разные, но порядки распространяются на всех, постулаты общества, народа требуют равенства перед законом, порядком. Поверь моему опыту, Сандро, многие социальные императивы возникают естественным путём. В общественно посещаемых местах существуют свои правила, закономерности, которые не могут учитывать индивидуальных особенностей и амбиций каждого человека.
- Ты говоришь лозунгами, это более чем очевидно. Но мы же с тобой понимаем, что равенства никогда не будет. А порядки общества используются избирательно. Когда нарушает закон человек со статусом, то СМИ и правозащитные организации поднимают ажиотаж, быстро предают всё гласности, если же  на его месте окажется  рядовой человек, то  его проблема не будет иметь широкого резонанса.  Я же не имею ничего общего с народом. Народ это тот, кто подчиняется обстоятельствам, кто способен безропотно часами толпиться в очередях, кто позволяет себя унижать... кому некуда торопится дальше кухонной плиты, кем можно манипулировать, кто готов впихнуться в набитый под завязку транспорт и в невыносимой духоте ездить стоя,  да ещё оплатить такой проезд. Уважающие себя люди в таких ситуациях хотя бы возмущаются... Но недавно я сам после часового ожидания транспорта, изрядно потрепав себе нервы, был вынужден влезть в набитую людьми маршрутку, когда понял, что более свободную не дождусь.
-Ты, Сандро, по натуре бунтарь, абсурдный, заносчивый  бунтарь! Оценка твоего «я» слишком завышена. Мне кажется, что тебе, прежде всего, следует разобраться с самим собой. Не удивлюсь, если с твоими запросами тебе трудно жить. Главная твоя проблема это ты сам,  и никто для тебя не станет создавать особых условий. Тебе нужно быть немного толерантным и либеральным. Успокойся и подумай!
-Не знаю, абсурдный или рациональный, но бунтарь. Если быть точнее,  я человек с протестным настроением, которое власти пытаются растоптать в обществе. Ты всегда можешь убедить меня. Спасибо тебе, я подумаю! Ещё увидимся, - попрощавшись, Сандро вышел.
Сандро по-детски искренне был убеждён в правильности своего кредо по поводу толпы и личности, но в его рассуждениях имелась существенная нестыковка: он считал, что уважающая себя личность, индивидуальность должна хотя бы возмущаться в некоторых случаях. Однако,  если надо возмущаться, то это нужно делать не только в общественном транспорте или в очереди по пустякам, но и во время уличных акций, многотысячных митингов, на которых решается судьба страны или другие важные проблемы, а в таких ситуациях Сандро оставался в стороне. Опираясь на логику Сандро, иногда, ради уважения к собственной личности, не плохо бы забыть про свою индивидуальность и примкнуть к толпе, ненадолго став её частью, ради куда более значимых целей, ради настоящей защиты  более глобальных интересов.
XX
Утром следующего дня он отправился с грузом на Сухой мост. Предложил одной покупательнице раритетную маленькую медную шкатулку, попросил за неё двадцать лари.
- А за сколько буду продавать её я?
Такой вопрос в своей практике он слышал не впервые, и каждый раз вызывал у него раздражение.
- А вы подумайте. Во всяком случае, это ценная вещица.
- Всё очень трудно продаётся. Сюда приходят, как в музей. Я вам дам десятку, - предложила она.
- Простите. Или вы некомпетентны, или принимаете  меня  за  дурака. У меня огромный опыт, я хорошо знаю, что сколько стоит. Если вы пытаетесь меня обмануть, то не делайте это по-дурацки, приложите к этому хоть немного ума, чтобы ваши слова выглядели правдоподобно. А эти бабушкины сказки по поводу того, что трудно продаётся, я слышал много раз от многих, на многих рынках, - едва скрывал он раздражение, отходя к другому перекупщику. Тот, даже не спрашивая о цене, предложил ему тридцать лари.
У него оставались ещё две тяжёлые сумки, набитые книгами. Он попытался продать их букинистам, показал многим из них, но никто ни одной книгой не заинтересовался. Решил отдать «ненужный груз»  знакомому  торговцу антиквариатом, тот отказался брать, сославшись на то, что ему они не нужны, даже в подарок. Чтобы избавиться от ноши, он решил оставить её у мусорного бункера, но тут антикварщик позвал его и предложил всё-таки оставить книги у него, авось хоть что-то кому-то пригодится. Уходил он с чувством досады. Расставаться с книгами было жалко, но и выбора не было: следовало поехать на Элиава, а с таким грузом передвигаться трудно. Весьма ценные по советским временам книги: Достоевский, Чехов, Бунин, Пастернак, Есенин, Цвейг... Каждый из авторов представлял целый пласт культуры. Он с ужасом убеждался, что всё это в 21 веке на его родине никому не нужно... И долго не мог простить себе свой варварский поступок.
Несколько часов побегав по Элиава, к вечеру вернулся домой с болью в спине,  с единственным желанием поспать. Брат всё ещё лежал с утра и смотрел телевизор. Сандро не стал его беспокоить. Выпил чашку кофе, взялся за работу. Нужно было разобрать различные, морально устаревшие, электронные, аналитические, измерительные приборы, которые в советское время использовались на производствах в промышленных целях. В составных частях таких приборов содержались драгоценные металлы: золото, платина, палладий. Те, кто об этом знал, ставил это дело «на конвейер». Были люди, которые хорошо платили за такие детали. Из одного килограмма таких деталей можно было извлечь более пятнадцати граммов чистейшего природного золота. Но золото не лежало на поверхности, для этого необходимо было знать технологию обработки и вытравления позолоченных и прочих деталей. Он не располагал необходимыми условиями и знаниями, потому продавал детали. За двадцать с лишним лет постсоветской эпохи многие предприятия Грузии были разграблены на металлолом, и оставалось всё меньше и меньше промышленной и военной радиоэлектроники советского производства…
Когда он почувствовал, что усталость всерьёз даёт о себе знать, то попросил брата встать. Тот и не подумал, и Сандро запершись в кухне, лёг прямо на пол и ненадолго  задремал. Лежать на жёстком полу было трудно, он вскоре проснулся от озноба и боли в спине. Погревшись у газовой плиты, пошёл к Нане. Она, сидя в кресле за телевизором, пила чай. Сандро пристроился в другое кресло, у неё за спиной. Она вдруг принялась напоминать ему о своих благодеяниях и о том, какой он неблагодарный. Всё было не так, он не мог молчать и был вынужден заговорить на её же языке:
- Я никогда не был альфонсом, и сделал для тебя намного больше. Ты мне помогала по-женски, я тебе по-мужски. Времени и сил специально для меня ты не тратила, всё делала, исходя из собственной надобности, и кое-что отдавала мне. Я же жил твоими проблемами и заботами. Всё твоё добро давно вышло боком, но я всё же благодарен тебе, а вот ты… К чему ты затеяла этот разговор. Я пришёл к тебе просто,  посидеть, ты же ищешь повода для  скандала. Не будем заниматься взаиморасчётами. Тормози!
-Это ты тормози, свинья неблагодарная!
-Ну, ты и животное! – вышел из себя Сандро
Он упрямо не желал понимать, что  она давно утратила к нему интерес, что она не воспринимает его никак. Он всегда был спокойным, добрым и уравновешенным человеком, это обстоятельство в её глазах создавало иллюзию слабости Сандро, иллюзию того, что его можно унижать, поднимать на него голос, но, как правило, такое понимание природы Сандро и вытекающие из этого действия приятельницы приводили к скандалам, в которых, как казалось ему, она испытывала потребность. Моментами  Нана считала Сандро хорошим другом. Но разве отношения этих двух людей имели хоть призрачное сходство с дружбой?.. Нана была настроена прагматично по отношению к Сандро, стремилась получать от него лишь всякого рода услуги, помощь, выгоду, но в тоже время забывала, что он не бюро добрых услуг, но мужчина и человек, которому не было чуждо ничего человеческое.... Она говорила ему: « Хочешь взять меня любыми способами, да? Не мытьём, так катанием? На-ка вот, выкуси!» - показывала она дулю.
Понимая бессмысленность дальнейшего пребывания, он направился к выходу. Видя, что Сандро уходит, она взялась ещё и выталкивать его, активно работая локтями. Он шёл, объятый несколькими чувствами разом. Они теснились в его груди и душили. Обида, досада,  надрыв приводили к отчаянному выводу: если он не может найти понимания и уважения со стороны близких людей, если не нужен им, то не  удивительно, что остальным не нужен и подавно. Он одинок, не востребован, у него и впрямь нет ни родственников, ни близких друзей. Обстоятельства жизни, ощущение неприкаянности загоняют его в тупик.
Ещё долго  после последней ссоры Сандро не заходил к Нане, но однажды она позвонила и сообщила, что есть возможность заработать. Попросила его зайти.
-Ну, рассказывай, что ещё пришло тебе на ум?
- Моя приятельница и коллега уже давно должна мне триста долларов, мне же срочно нужны деньги. Я прошу тебя, дай ей на три месяца под десять процентов, под мою ответственность, она вернёт, не беспокойся, я ручаюсь...
-А почему она до сих пор не вернула тебе?
-Там свои причины, я не могу её упрекнуть.
Сандро хорошо знал, что Нана  не подведёт, понимая, какой ценой ему приходится доставать деньги. Сказалась не только  давняя дружба, прежде всего, им двигала любовь, он готов был сделать ради неё всё, лишь бы она поняла, что он для неё надёжный и незаменимый друг,  и дал согласие. Прошло какое - то время, Нана позвонила и сказала, что приятельнице нужно пятьсот долларов и попросила, чтобы он дал эту сумму под семь процентов. Сандро согласился и на эту просьбу.
Прошёл день, он был занят работой, когда зазвонил мобильник. Звонила  она.
-Приходи, приятельница у меня.
-Это так неожиданно, приду через полчаса.
Нана звонила в этот день несколько раз, и каждый раз Сандро просил немного повременить, но видя, что работа растягивается,  оставил её и быстро направился к ней. После недолгого разговора  он отсчитал гостье пятьсот долларов и взял с неё расписку. Коллега Наны рассчиталась с ней и вскоре ушла с оставшейся у неё суммой. Через двадцать минут Нана, тоном, не терпящим возражения, потребовала, чтобы он ушёл.
- Позволь немного посидеть, хочу посмотреть новости,- попросил он.
-Нет, мне некогда, у меня дела, давай уходи!
-Нана, когда ты звонила и просила прийти, у меня тоже были дела, но ради тебя я их оставил и спешно пришёл, ты же находишься у себя и можешь заняться своими делами, я тебе мешать не буду.
-Нет, уходи!
-Ну, конечно, дело сделано, сдался я теперь тебе... Кстати, когда однажды я попросил у тебя крупную сумму, ты тогда поставила условие, чтоб я оставил тебе что-нибудь в залог, ты говорила: « А может с тобой что-то случится». Я же, как видишь,  не столь дальновиден, такой гарантии не потребовал от твоей приятельницы, да и от тебя.
-Ты пришёл ради себя, я дала тебе возможность заработать.
-Уверен, что не забота о моих доходах побудила тебя позвать меня. Тебя, прежде всего, беспокоила собственная проблема. Я давно хотел сказать, что твоё хамство и ни - чем  не прикрытое издевательство надо мной  перешагнули за все рамки, они не стыкуются с дружескими отношениями!
- С какими ещё дружескими, - в истерике начала Нана, - ты для меня всегда был пустым местом, никем!
- Слушай, может, я что-то недопонимаю, может, я идиот? Ты объясни мне, что же тогда происходило между нами эти десять лет, как же, по-твоему, всё это называется? Я каждый божий день приходил к тебе, мы много общались, проводили время в интересных и доверительных беседах. И твои,  и мои проблемы решали вместе, вдвоём отмечали все праздники. Теперь же, оказывается, всё потеряло для тебя смысл. Но почему?..
- Потому что я так хочу! – категорично отвечала она.
Напрасно Сандро взывал к её рассудку, она была настроена на своей, только ей понятной волне. Он ушёл. Через пару дней, в разговоре с Наной, он сообщил:
- Приближается день рождения мамы, ей бы исполнилось восемьдесят, я хочу отметить этот день в узком кругу друзей, только вот не знаю, как и что приготовить. Поможешь?
- Нет проблем,- обнадеживающе  ответила она.
-Тогда  я куплю баранину, сделай, пожалуйста, шилу.
 -Хорошо,- согласилась Нана.
Существует расхожий афоризм: «Если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах». И с этим никак нельзя не согласиться. Вскоре после этого разговора, они опять поссорились. Причина была нелепой: поднимались вдвоём к Нане, у дверей Сандро сказал:
 -Если слушаться тебя, то  всё пойдёт прахом.
 Она  восприняла  это, как оскорбление и, войдя в дом, тут же захлопнула дверь перед его носом, не дав ему даже объясниться. Лишь успела крикнуть:
-Чтоб у тебя пошло всё прахом.
Накануне материнского юбилея Сандро отправился на навтлугский рынок за продуктами и, учитывая последние обстоятельства в отношениях, он решил позвонить к ней и ещё раз спросить: будет ли она готовить? Звонил несколько раз, но дозвониться не смог. Пришлось ограничиться другими продуктами. Возвращался домой с огромными сумками и горьким осадком в душе. Он понял, что не сможет пересилить себя, не сможет пригласить её на горький юбилей и помянул мать в узком кругу приятелей – людей, которые, не жалея сил, помогали ему в трудные дни...
Двумя днями позже он встретился с ней, она находилась в  позе обиженной, спросила:
-Почему ты не пригласил меня?..

*****
В нашем скоротечном мире меняется всё, не составляет исключения и любовь в понимании каждого человека, в результате прожитых лет, его душевного состояния. Незыблемо одно: настоящая любовь немыслима без большой внутренней культуры, внутренней нежности… А у Наны к Сандро не было никаких чувств. Она знала, чего ей нужно…
Сандро хорошо понимал неповторимость человеческого существования, его судьбы, индивидуального внутреннего мира, неповторимость, которую не всегда можно выразить языком понятий, её можно было порой лишь интуитивно чувствовать. Для него человек являлся высшим существом, заслуживающим высокого внимания и пиитетного отношения. Но  ему, активно общающемуся с людьми, нередко приходится убеждаться в ничтожности человеческой натуры, которая часто не только не нуждается во внимании и уважении, но даже порой не замечает его или не понимает значение такого отношения, особенно тогда, когда это внимание и уважение у него в избытке.  Ведь известное дело: человек не ценит то, что у него в избытке. Стремясь видеть в  людях  хорошее, он с разочарованием для себя, констатировал, что человек, по своей сути являясь царём природы, безграничным властелином на земле, часто бывает ничтожен, безумен, равнодушен, циничен, жесток, и жесток,  в первую очередь, к своему собрату, в результате наступает время, когда весь этот негатив поворачивается против него бумерангом. И никакие социальные догмы, постулаты не способны изменить или повлиять на его  врождённую хищную натуру, психику, инстинкты… Значит, природа человеческая направлена на перманентную вражду, борьбу за обладание, выживание, даже за счёт себе подобного… Весь вопрос в том, какими средствами будет достигаться цель?
*****

Невзирая на индивидуализм и недостатки, он оставался общительным и благожелательным, но никого не интересовал. Он ментально не подготовлен для жизни в обществе, в котором прожил всю жизнь. Родившись и сформировавшись у себя на родине, оказался в ней чужим, маргиналом. Всегда жил в Грузии, никогда не покидал её пределов. Самым дальним пунктом его посещения была Гагра, да и то в начале девяностых. Жизнь сложилась так, что он воспитывался на русской культуре, литературе, истории, в семье говорили по-русски и родным языком для него был русский, но вот в России побывать так и не довелось. Он мечтал о Москве, о Петербурге, о поездке по Золотому кольцу России, о белых ночах, неповторимых сибирских просторах. Увы! Если ему не удалось осуществить желание в советском прошлом, сегодня это просто не по силам... Разбиты мечты, надежды, утрачены лучшие годы. Без семьи, в одиночестве. Остались ли какие-нибудь перспективы? Можно ли еще на что-то рассчитывать? А ведь есть стимул, есть интерес к жизни. «Но что толку?! Живи себе, бобылем» и подавляй все стремления, - говорил он про себя. В современных условиях он не нужен дорогой своей стране, ехать же в Россию не может из-за здоровья, да и не жалуют там выходцев с Кавказа.  Брутальная реальность нещадно  бьёт по хребту. До каких же пор?..

8.09.11 г. – 11.04. 12

P.S.   Обстоятельства связанные с возвратом долга имели еще длительное, малоприятное  продолжение и потребовали от Сандро не мало переживаний. Он на своём горьком опыте убедился, что в некоторых случаях народная мудрость гласит правильно: «Ты предполагаешь, а Бог располагает» или: « Хочешь обрести врага, отдай ему в долг». Эти, казалось, простейшие истины, знакомые каждому чуть ли не со школьной скамьи, обрели для Сандро наиболее актуальное значение, открылись ему с большей глубиной, смыслом…
Приятельница Наны оказалась беспардонной женщиной, она еще не раз звонила к Сандро и просила одолжить ещё, звонки носили навязчивый характер,  он то отказывал, то давал, в результате общая сумма долга достигла почти восьмисот долларов. Подключился к «золотой жиле» и муж приятельницы. Позвонив незадолго до истечения  срока выплаты основного долга, он попросил ещё пятьсот лари, объяснив, что отец находится в больнице. Сандро встретился с ним и передал лишь двести. Должник пообещал, что эту сумму он выплатит через неделю, но он не выплатил её  даже тогда, когда завершился  условленный по договору срок, когда нужно было выплачивать всю сумму.  Но, передавая эти деньги, Сандро вдруг поймал себя на том, что когда его отец сам лежал больной целых три месяца и нуждался в помощи врача, он ничем не смог помочь ему, у него не нашлось даже десять лари, да и сам был в непростой ситуации, а сегодня помогает постороннему человеку. И стало обидно…
Когда  людям  нужны деньги,  в таких случаях  они  обращаются к  близким или знакомым,  и каждый из них пускает в ход своё красноречие, уверяет, что он обязательно вернёт в срок, прибегает к  любым аргументам, посулам, говорит, что «не такой», на деле же берёт на «ура» взаймы,  не задумываясь, что взятые  средства придётся возвращать.   Когда же  наступает время расплачиваться, он просит отсрочки. Но время каждого «потом» рано или поздно наступает в своё время, и тогда опять мы слышим « потом» и ещё раз «прости» и убеждаемся, что, когда дело  доходит до возврата  долга, то все люди  или почти все,  похожи друг на друга, как две капли воды.
Приятельница Наны должна была вернуть долг ещё четыре месяца назад, но в течение этого времени ограничивалась риторическими извинениями  и бес конца просила отсрочить ещё раз, но проценты выплачивала исправно. Сандро понимал, что ей приходится отрывать эти проценты от детей, позже её супруг сам  признался в этом. Сандро  в такой непростой ситуации испытывал  моральное давление, не давала покоя совесть,  в нём  поселилась   жалость к этим людям, он стал много переживать. После очередного «потом» чаша терпения у него  переполнилась, жалость и переживание за супругов, сменилась злобой.  «У этих людей два автомобиля, оба супруга работают и получают хорошую зарплату, - думал Сандро, - я же эту сумму копил полтора года, и какой ценой. Меня разве не жалко. Сделал им добро, а себе доставил головную боль, ненужные проблемы.  Потребности этих людей  значительно  превышают их возможности. Не мне же оплачивать  чужие  проблемы. В их оправданиях постоянные нестыковки, они  врут и не краснеют. Мне надоели их демагогические обещания. Нет,  я беру у них  эти  проценты  уже  как моральную компенсацию. Они с самого начала знали, на что шли…» Терпение лопнуло. Вскоре Сандро уже сам, не без причины стал скандалить с Наной, корить её за то, что она познакомила его с приятельницей, втянула его в это грязное дело, что её друзья безответственные люди. Нана пыталась успокоить Сандро, уверяла, что они вернут ему долг. Но Сандро уже ни  во что не верил, он больше не хотел слышать ни какие оправдания, говорил, что эти обещания он слышит уже четыре месяца и каждый раз  одно и то же. Сильно разругались. Он впервые в жизни оказался в   роли ростовщика и сильно пожалел, поняв, что такая роль не стыкуется с порядочностью.  Два дня  переживал  этот скандал,  находился в депрессии, когда же успокоился, почувствовал себя заново перерождённым, как это бывает с человеком, излечившимся  от долгой болезни.  Дома стал ругать его брат, называл дураком. Может быть и правда, что только  глупый  способен делать добро, а потом  надеяться на благодарность. Почему человек сделав кому-то благое дело, оказывается в ущербном положении?.. На звонки Сандро  Нана не желала отвечать, бросала трубку. Тогда он поднимался к ней и она, лишь  приоткрыв  дверь, отвечала: «Разбирайся сам» и закрывалась, не давая ему  возможности договорить. Он  уходил с порога в расстроенных чувствах. Нана вела себя так, как будто Сандро  сам был виноват перед ней,  это раздражало его, он прибегал к грубым метафорам. Во время одного телефонного разговора  «предложил» ей альтернативный вариант: «Тогда сама верни деньги». Она ответила:  «Поумнее ничего не мог придумать». Но  авторское право на эту выдумку  принадлежало, прежде всего,  Нане, именно таким  образом, деньгами  Сандро она вернула свои средства.  На самом же деле,  он не имел серьёзного намерения требовать что-то  у  неё, просто в какой-то момент не выдержали нервы. Терпеть футуристический эпатаж  Наны было нелегко.  Который раз её скользкая натура доставляла  ему неприятности. А ведь  Нана пользовалась у него безграничным доверием и была главным гарантом в этом деле. Она  даже  ни  о чём не сожалела, не испытывала  никакой, хотя бы   призрачной тени  раскаяния, какой-то ответственности, просто  не было у неё  этого чувства, чувства  собственной вины. Скрываясь за такими непрошибаемыми  свойствами человеческой натуры, она комфортно жила своей жизнью.
Просьбы должников в очередной раз отсрочить выплату, обрели, казалось,   патологический характер, ещё не раз приходилось откладывать сроки  выплаты долга. Сандро устал от ожиданий и переживаний, но вожделенный день всё-таки наступил. Средства возвратили полностью, точнее, почти  полностью.
Велика была обида. После долгих лет тёплой и искренней дружбы (во всяком случае, так казалось Сандро)  наступила угнетающая тяжесть, боль разочарования  в женщине,  которую считал близким, незаменимым  человеком. «Не правильно устроена жизнь – думал он, -  так не должно быть, чтобы  многолетние друзья становились недругами и возненавидели друг друга и, главное, за что»?.. Упаси Господь,  чтобы  в отношения двух родственных душ не  вклинилось  инородное существо, создав иллюзию  такой же родственной души.  Нелепая случайность,  порой, способна  в корне изменить обстоятельства жизни на долгие годы вперёд, если не на всю жизнь. Люди, часто не в силах  в нужное время  принять  мудрое решение, прощать друг другу малейшую провинность,  решают не  рассудком, а по велению сердца, дешёвой гордыни, но  потом, в наказание за упрямство и близорукость, они обретают большие проблемы…