3 Сцены из жизни людишек и государя И. Грозного

3 Беседа о греках и римлянах.
Монастырь. Иноки Шуйский и книгочей. Вечер.
 
                «Я прибавляю к дням твоим
                Пятнадцать лет».
                (Библия. Книга пророка Исаии,
                гл. 38, стих 5).

Книгочей:
То время утекло, исчезло безвозвратно.
Что поминать?
Шуйский:
Я временами не пойму тебя! Зачем же
Понапрасну искать причину там, где
Нет её? Что озлобляться друг на друга?
Книгочей:
Ты сплюнул, а попал на мертвецов.
Но мозг активен и рисует мудрецов,
Теософов, философов, поэтов. Трудов,
Изложенных, имён разнообразных так
Много, что кружится голова. То не
Пейратес безымянный! Их даже не
Запомнить. Перечислять не хватит
Пальцев ни у тебя, ни у меня! Рим
Правил безраздельно семь столетий,
Грозою мира слыл, великою столицей
Для гордых римлян, сердец открытых
Всем ветрам немало разбросав по
Свету. Но минули века, как дым
Растаяли. О, где оне сей час? Остался
Прах амфитеатра, Колизея, глыбы
Разрушенные мёртвых плит, лежащих
Врассыпную бесполезно, на отроков
Взирая.
Шуйский:
О, снисхождение прими, я сожалею.
Но выбор за тобою, книгочей. И не
Прося уже отдохновения, о чём
Поведают оне? Расколотые от
Прикосновений орудий, дланей
Варварских. Склонись, прочти. О чём
Расскажут камни древней кладки иль
Амфоры разбитой бок?
Книгочей:
О быте, о войне, о бедности, богатстве,
О трудностях, что пережили. Те мысли
Не новы. Жизнь будет продолжаться,
Пока земля стоит, а мы на ней живём.
Красавиц луноликих, скотоводов и
Мастеров на вазах лица предстают. Они
На нас похожи. Они трудились, страдая
И любя, детей рожали, совокуплялись.
О разном думал безуспешно. Старался,
Принимал, что снизошло. Над Римом
Горестно завис жестокий рок. И погубил
Прекрасное однажды. Вон, у подножия
Застыли и обдуваемы со всех сторон
Эпох останки. Давнопрошедшей эры
Героика бойцов и гладиаторов с арены,
Терзаемых голодной стаей псов иль
Диких львов, готовых на расправу.
Неважно, кто стоит трус иль гордец.
Львам всё равно, он прав или не прав.
Бросаются, рычат и разгрызают. И
Кость, и плоть, на зубы попадая,
Хрустят во зверских челюстях. Покуда
В жилах кровь течёт, и жизнь
Проистекает, оне пребудут на века. То
Ли не сон? Но лучше бы не знать о нём.
Шуйский:
Что снизошло на книгочея? Сегодня я
Тебя не узнаю. Словоохотлив. Жгут
Воспоминания? Я говорю, а он своё,
Не признавая старшинство, мешает.
Мне размышлять не дозволяет. Как не
Поверить в то, что даже в келии уму
Открыты двери. И только силюсь что-
Либо сказать, он палку подставляет.
Но храма замкнут мир, куда я не иду,
Всё мимо келии твоей шаг унимаю. И
Думаю, зайду иль мимо проскользну.
Так что же остаётся нам? Смириться?
Книгочей:
Воспоминания повсюду настигают. И
В изваяниях, картинах предстают. Мы
Копии послушно правим, реальности
Не сохранив. Не поленись да руку
Протяни. Из прошлого ведёт незримо
Нить, сжимаясь в точку. Учения
Мыслителей лежат горой, изложены 
В трактатах. Я – толкователь древних
Книг и знаний. Воображение заранее
Рисует образы, я подключаюсь. Вижу
Пиррову победу, какой ценой далась
Неимоверной. Об интерьере несложно
Представление иметь из фресок,
Вычерченных на стене. Взгляни в
Старинный свиток, сотканный из рун.
Монументален образ Луны и Солнца,
Поля и Земли – застывшие в веках в
Пергаменте, они таят в себе зачатки
Прежней страсти к познанию. И если
Лист пропитан правильно, отчётливо
Доносят мысли, доходчиво
Рассказанные в прошлом. И береста в
Труху превращена неосторожным
Обращением безумца. И тот трактат,
Которому столетия, сохранится.
Шуйский:
Мне жаль. Что было, то ушло.
Возможно, кое-что сумеют воссоздать
Потомки. Я к прошлому, как ты, не
Безразличен.
Книгочей:
Схоластикой решил заняться? Да
Время неудачно подобрал. Я скоро
Почивать собрался. И, честно говоря,
Тебя не ждал.
Шуйский:
Вот так всегда! Как стоит мне зайти,
Так разжигаю страсти. Ты не вечерил
Даже!
Книгочей:
Дела, мой брат, дела. Да, и потом,
Откуда ведал я, что ты заявишься
Сюда?
Шуйский:
Плохая память у тебя. Напоминать
Нельзя. Обидою исходишь и источаешь
Желчь. Я здесь, поблизости слонялся.
Книгочей (язвительно):
И захотел меня достать, и получилось
Славно. Что там ещё припасено в
Укромных уголках сознания?
Шуйский (обиженно):
С утра далече, с краю поля видел баб.
Как вышел на крыльцо воды нанесть.
На молотьбу отправилися с песней.
Жнитво их ловкое стоял и наблюдал.
Книгочей:
Что? А! Потом, как водится, коров
Доили, навоз сбирали с скотского
Двора. И ты им подсоблял. Они твой
Взор работаю прельстили. Я угадал?
Шуйский (обиженно):
Ты, как пчела зудишь. Кусаешь,
Жалишь шершнем. И слово усыхает
На устах. И мысли нить теряется.
Но если я не интересен, могу уйти.
Книгочей (с иронией, которую не замечает Шуйский):
Нет, что ты, оставайся! Раз удалось
Тебе мой сон прогнать. Так, что они
Проделывали дальше? Мели. Я всё
Равно не лягу спать.
Шуйский:
Что могут бабы делать в поле, на
Работах? Хотя одна запомнилась
Особа. Такую б я женой назвал.
Книгочей:
Я деревенских баб, что ли не видел?
Вон, бродят и сей час, в окно гляди.
И для того меня ты разбудил?
Шуйский:
Вот сна я что-то не заметил, когда
Входил, за книгою ты бдил.
Книгочей:
Тебе пригрезилось. Всё потому, как
Пил.
Шуйский:
Зачем настырничать? Я знаю свой
Изъян. Да, чуточку я пьян. И что же?
Книгочей (зевает):
Подумаешь, усну опять. Делов-то! А
Откровение дорогого стоит. Когда
Ещё удача подвернётся внимать
Речам чужим?
Шуйский:
Ты снова врёшь! И врёшь неосторожно.
Сна ни в одном глазу я не видал!
А что, мы перестали быть друзьями?
С каких же пор?
Книгочей:
Как ты сюда вошёл. Я вмиг прозрел.
И дружба кончилась меж нами. Хоть
Братом и могу тебя назвать, но
Другом, извини, едва ли.
Шуйский (подвернув рясу):
Для разговора келия не годна. Но нам
Не выбирать. Прыг-скок. Как акробат
В кульбите вмиг переменился. И пусть
На мне не тога , а келия не римский
Класс, но я с преамбулой знаком
Немного. Фигуры речи изучил. Какой
Обман! И он царит повсюду. Сидишь
Набычившись и укоряешь, как тиран.
Ты трезв, я пьян. Ты умный, я болван.
Что толку умного к уму взывать, а
Дурака к его ошибкам? Второй
Проворно извинится, но повторит. А
Первый будет поучать. Хоть на кону
Пол мира, круг замкнётся, вращая ось.
И жизни колесо не сдвинет больше
Ничего. Как ни старайся! Проверено,
Приложено печатью. Я проводник,
Скрываю ключ. Случается, плачу.
Стою горой, молюсь, пока живой.
Велю, переводи, да поскорей, чтобы
Иной, с недобрым умыслом,
Длиннющим носом, прибавив заодно
Искусство техники владения речью, по
-Русски, краснобайства, не опередил.
Вникает в постулаты книгочей, и мне
Того усиленно желает. Внимая образам
Ушедших мудрецов, их парадоксы
Преломляет, и тут же низвергает. Свою
Щепотку добавляет и прячет в сундучок.
Боится воскресения усопших? Догадки
На потребу говорит. Едва расслышишь. 
А те, кто должен бы услышать, немы и
Слепы.
Книгочей:
Опять сомнения мне душу гложат,
Терзают сердце, стойно меч. Вечернею
Порой особенно пугают, воображение
Шорохами подхлестнув. Напрасная
Тревога, знаю. Но в тело проникает
Боль. Что я, из келии взирая, могу
Исполнить? Мне не превозмочь
Желаний. Мысль скрылась, искрой
Промелькнув, и, не застав прозрения,
Оставила печать на инока челе. Так,
Цели не достигнув, прообраз влез в
Сознание, рождая мысли там: А кто
Он? Полуночный визави. Его я знаю
Иль не знаю? Под маской скрыт. Что
Мне проникновение сулит? Молчит.
Как ловко приспособил постамент. (Раскачивает, но Шуйский устоял).
Эй, признавайся, дикий камень! Тут
Можно. Мы одни. Походу, всё ему
Равно. Безликая статуя. Нос красный,
Как у рататуя. Попробую ещё. Скажи,
Кого в живой скульптуре, сей час
Представил? Я получу когда-нибудь
Ответ? (Пауза). Он явно позабавит. А
Этот с детских лет любил стоять на
Пьедестале. Как отойдём, так тут и
Был. Уже на возвышении. Ногами
Врос. Его за волосы потянем, а он
Назад туда же норовит. Так чёрт с
Тобой, столб соляной. Как влез, так
Стой. Мне больно надо распинаться!
Нашёл охочего до дел срамных,
Загадку посылая за загадкой.
Втемяшил в голову, поди, да
Разберись! А коли просто выдумка?
Взял, выплюнул, забыв по ходу. Чего
Такая стоит? Пшик. А я тут копья
Преломляю. Вот, разгильдяй! Стоит
Столбом и не уходит. Десницу
Вытянул, рот приоткрыл, порты
Спустил, аки трибун. Пожалуй,
Древний свиток в длань ему засуну.
Пущай топереча читает. А что? Похож
На грека или римлянина, теософа, что
Вечно учиняет спор с учениками. А
Демос, те, кто понизу гуляют, его
Речам внимательно внимают, и
Изредка вставляют пару слов. Трибун!
О, чу! То мчатся, с ног толпу сшибая,
Кони, неся триумвиратора. На всём
Скаку победный круг он совершает.
Пыль столбом! Толпа ликуй! Венок
Златой главу венчает. В цепях рабы
Покорно спины преклоняют, идут,
Куда ведут надсмотрщики. Венок,
Деталь отменная, ему как раз такой и
Не хватает. Сенека вылитый. И борода
Лопатой. А сбоку гляну, профиль
Проступает философа Сократа. Он
Много говорил. Из фраз запомнилась
Одна: «Познай себя!» Какая глубина
Мировоззрения раскрыта в общих
Правилах искусства просто жить. Он
Обучал учеников не тратить время. И
Истину искать в беседах о добре и зле.
Оратор ввёл понятие высшей цели, в
Которой непременно ключ сокрыт. Но
Где Луцилий? (Оборачивается и смотрит по сторонам).
Шуйский (оживая):
Опять ударился в бега и непременные
Походы по местам, в которых
Мысленно вдвоём мы пребывали.
Стоически перенося невзгоды, я
Препирался иногда. Не всё Луцилию
Явилось по плечу. Он путешествует,
Теряя годы. Спросить: зачем? Не
Скажет. По жизни плут и непоседа.
Что в голову взбредёт, то и творит.
Меня в свои дела не допускает. В
Известность о передвижении ставит на
Ходу и регулярно письма посылает,
Описывая передряги и езду. И я читаю.
А в них пустые отблески зари, отписки,
Те слова, что всякий знает. Но интереса
Нет. При встречах, редкими они
Бывают, стремится в спорах обогнать 
И превзойти. Мне что? Я с Вечностью
На «ты». И не встреваю в нудные
Попрёки. Что в мутных водах истину
Искать? И грязное бельё перебирать?
Зачем мне склоки? Так, терплю. На
Склоне дней спокойствия хочу. И в
Термах отдыхаю. А истинные споры
Влекут учёные умы. Живёт, мой
Ученик один, как знает. Налегке.
Противоречия отвергая. Не ведая, а
Правда где. Моя забота и участие его
Скорее подхлестнут к очередным
Безумствам. Глупцу на плечи голову
Свою одеть мне как? Вот и молчу. А
Он придумывает разные затеи, чтоб
Скуку разогнать. И снова, как
Предупреждал, Луцилий не остался
Там, где счастье было, по его словам,
Возможно. Назад в карете поспешает.
Увещевал. Без толку. Без умолку
Трещит. Ни для себя, ни для друзей
Живя. Всё в письмах жалился, что,
Мол, Земля хоть и кругла, но где б не
Отдыхал, везде не так, как ожидал
Вначале. То сетовать возьмётся на
Погоду. Мол, климат и природа в тех
Краях совсем плоха и отогреть не
Сможет никогда. И оттого покоя не
Найдёт, что всюду за собой, куды бы
Ни поехал, везёт себя. Да разве от себя
Уйти возможно? Помехи беспрестанно
Создавая, мой ученик сникает, взор
Опустив и веки. Но явно ненадолго.
Луцилий кой кого напоминает. Здесь,
Без помех читая, он светоч знаний
Представляет. Почти не отдыхает.
Скудно ест и пьёт. Талант, погрязший
В игрищах словесных. Поклонник
Морализма и аскет. Куда мне до него!
Книгочей:
В прелюдии отвечу так: быть может,
Да, быть может, нет. Отсюда не
Видать . Я отрок. Мне всего 15 лет. А
Ты, как логик рассуждаешь, аль теософ.
Шуйский:
Положим, ритор я. И что с того? Иль
Не по нраву, избранное поприще моё?
Хотя, сказать по-правде, сам не знаю,
Что захочу ещё. И потому, метаюсь.