Евгений Онегин этюды в агрессивных серо-черных тон

 "Евгений Онегин": этюды в агрессивных серо-черных тонах
Опера Чайковского, Висбаден (Германия), 25 января 2019 года, Штаатстеатр

Режиссёр Василий Бархатов.
Татьяна - Олеся Головнева.
Онегин - Мартин Ахрайнер.
Ленский- Аарон Кавлей.
Ольга - Сильвия Хауэр.
Князь Гремин - Йонг Да Парк.
Дирижер - Патрик Ланге.

Никогда бы не подумала, что эту хрестоматийную оперу, которая у музыкантов должна быть на слуху, можно исполнять так плохо! Случайно пошла на нее. Заболел и не приехал друг, выдался свободный вечер, а еще надо было на что-то поменять пропадающий майский билет в этот театр (сдать нельзя), вот и принесла меня нелегкая на нашу главную русскую оперу в немецкий театр, каждая нота которой записана в памяти и знакома с детства. Но здесь узнаваемыми были только увертюра и вступления к картинам и актам, и то не все,  хоры на народные мелодии, полонез из последнего действия, арии Татьяны (Олеся Головнева) и князя Гремина (Йонг Ду Парк). Последний мне особенно понравился, было впечатление, что ему помогал освоить эту арию  хороший русский певец, так проникновенно, очень эмоционально  по-русски она звучала. Еще немного усилий в этом направлении, и будет настоящий Гремин. Но все равно я ему крикнула "Браво! Остальное было похоже на что угодно, только не на Чайковского и не на "Евгения Онегина". Временами возникали факстротные и почти джазовые ритмы, что делало музыку незнакомой. А если к этому прибавить еще и лишенную какой-либо интеллектуальной нагруженности постановку, то, по сути, великая опера двух титанов русской культуры превращается в деревенский любовный треугольник с выяснением отношений на кулаках из-за жеманных сельских красавиц, вроде незамысловатой музыкальной истории "Не только любовь". В ней ни любви нет, ни страданий,  ни настоящих чувств,  одно занудство и маята. К тому же большинство певцов  пели яростно и пронзительно, когда,  по сюжету, требовались лиричность и душевность. Ленский (Аарон Кавлей) пел таким голосом, словно произносил  плазменную речь перед казнью. Ольга (Сильвия Хауэр) вообще почему-то прошла мимо сознания, осталась в памяти лишь ее скучающая взбалмошность и какая-то чисто женская стервозность.  Она почти единственная разбавляла серо-черную гамму  сценического действа своей легкомысленной  розовой газовой, почти балетной юбкой-шопенкой, в которой она и на коньках каталась, и на велосипеде ездила по комнате-сараю, бросала его где попало, вдохновенно  ела бутерброды, когда Ленский выяснял из-за нее отношения с Онегиным. Психологически она напоминала раздражённого тинейджера  из американских фильмов. Она яростно расшвыривает книги сестры, бьёт тарелки, своевольничает.
Больше всего удивил месье Трике, манерный трансвестит, или притворяющийся лицом третьего пола,  в  розовом балахоне, который он постоянно задирал и тряс им. Онегин, исполнителя которого из-за болезни заменил Мартин Ахрайнер, ни на какого денди похож не был. Трусоватый, эпатирующий самовлюблённый  неврастеник. Вокально это было наиболее  слабое звено.
Было грустно, думалось, что русские оперы надо либо хорошо исполнять, либо не исполнять совсем. Особенно за рубежом. Ведь и в России  они не всегда звучат, как следовало бы. Их надо понимать, чувствовать и любить. Не у всех это получается! А тут и чувства не понятны, и действия, и язык, и музыка, похоже, тоже.
Может, российским музыкантам пора подготовить эталонные исполнение основных русских оперы и отправиться с ними на зарубежные гастроли, как когда-то  в середине 1950-х сделал Большой театр и вернул Европе классический балет? Это было бы очень правильным решением.  Переиначить и опошлить их желающих в Европе хватит и без нас!
Но в этом спектакле режиссер-то русский - Василий Бархатов, знакомый зрителям Мариинки по странному "Отелло" Верди с маяком, скучной "Енуфе" Яначека и озадачивающему несуразностью постановки "Бенвенуто Челлини" Берлиоза.
В его трактовке нет ни имения в Тригорском, ни праздника в честь дня рождения Татьяны, ни бала во дворце в роскошном Петербурге, ни места дуэли среди деревьев, ни самой дуэли. Ленский погибает от несчастного случая в оголтелой драке сельских парней, упав с высоты на поленницу дров!!!
Все действие происходит в сарае,  где стоит рукомойник,  круглый стол, три венских стула, масса разнокалиберных чемоданов образца 60-70 годов XX века, которые время от времени заменяют стулья для Татьяны и Ольги. Вероятно, первое действие визуализирует фразу "Им овладело беспокойство, охота к перемене мест", потому у всех чемоданное настроение и поведение. Всюду неустроенность, ненадежность временность, непостоянство. И все скучают, как-то нарочито и отчаянно. Одна Татьяна борется с этим, не расставаясь с книжками, иногда в каких-то гипертрофированных количествах. Она носит их целыми связками. Выглядит серым воробушом, с некрасивой прической, угловатыми движениями, какими-то простецкими манерами. На столе и чай пьют, и стирают в какой-то лохани, и сидят.  Еще есть рояль с зеленой лампой, на котором ингода карикатурно играют, но, порой, по нему ходят, на него ставят ботинки и коньки, словом, используют, как у Райкина, почти под картошку.
Своё письмо Татьяна пишет, примостившись на чемодане, то лёжа, то сидя. Стол игнорирует. Потом, когда Онегин ей его вернул, на самом деле сжигает его и бросает в лохань. Даже до последних рядов доходит запах сгоревшей бумаги (странные у театра есть заходы! В "Риголетто" реально курят! Впрочем, сигареты возникают и тут перед дуэлью, то бишь перед дракой). Сцена именин  перенесена в дровяной сарай и на хозяйственный двор, где катаются на санях, играют в снежки, лепят снеговика, выясняют отношения, дерутся... Кулачный бой "стенка на стенку", драка и мордобой вместо дуэли. Самая пошлая сцена - ария месье Трике, он совершает странные ужимки и прыжки, насильно обряжает Татьяну в расшитую искусственными розами одёжку, похожую на смирительную рубашку, и в огромную шапку ушанку. Вкупе с выпадами Ольги и окриками матери, все это должно иллюстрировать пушкинскую мысль: "Она в семье своей родной казалась девочкой чужой". Никаких иных идей действие не рождает.
Последний акт происходит на вокзале. Здесь режиссер, похоже, пословно воплотил строку : "попал, как Чацкий с корабля на бал". 
Сначала Онегин не Гремину, своему другу, рассказывает о себе и своих чувствах, а ищет слушателей в зале ожидания, пугая пассажиров, которые в страхе разбегаются. Режиссер сделал эдакую помесь Чацкого, объявленного сумасшедшим, и Онегина. Бал, точнее, VIP-тусовка, происходит в вокзальном ресторане, с непременным секьюрити с бычьей шеей и оловянными глазами. Объяснение Онегина с Татьяной выдержано в стиле сцены домашнего насилия, за которой Гремин наблюдал в отдалении и в которую не вмешивался. Последняя ария Онегина проходит на сцене под лозунгом "Потерял все самое дорогое". Ушли люди, унесли, вырывая из рук, столы и еду, вернули лишь потёртый чемодан, с которым он прибыл, и плащ. И тут звучит финальная фраза Онегина: "О, жалкий жребий мой!"
Странен психологически и образ Татьяны. Сначала закомплексованная, затравленная девочка, которая прячется под дощатым настилом и отгораживается книгами. Потом суровая, слегка истеричная дама, которая абсолютно не похожа на любящую русскую женщину. Поэтому все происходящее немного отдает "достоевщиной", столь любимой на Западе байкой, будто все русские слегка чокнутые.
Словом, понять, во имя чего был затеян весь спектакль, невозможно! Что режиссёр  хотел донести до зрителя, какие вызвать чувства, кроме удивления  "идиотизмом деревенской жизни"? А может, как у Шукшина, хотел сказать, что ничто человеческое и деревенским людям не чуждо? Не могу я уловить гениальную мысль режиссера, потому что, боюсь, ее и нет. Есть стремление отличиться, исковеркав великое творение. И здесь есть ещё один важный аспект.
Что зритель видит на сцене, если не знать, что это за "Евгений Онегин " и кто такой Пушкин? Страшную толпу одетых в уродливые серые одежды людей, агрессивных, недоброжелательных, ругающихся и дерущихся, скучающих от безделья, живущих в домах, похожих на сараи или бараки. Или сварливых людей, отгородившихся от обычных граждан охранниками и запрещающими проход барьерами. И это в театре, где незнакомые люди, случайно садящиеся рядом, улыбаются друг другу и говорят: "Добрый вечер"! Что они должны думать о великой русской культуре, творении наших двух главных гениев - Пушкина и Чайковского? Что это все туфта, выдумки коммунистов из проклятого Советского Союза, а на самом деле мрачные истории о дикой, никчёмной, бессодержательной жизни. Создавать такой негативный образ русских людей, образованных, интеллектуальных, впечатлительных, и есть проявление таланта? В этом проявляется уважение к своей стране? В 1990-х это ещё можно было понять. Но Василий Бархатова из более молодого поколения. Напрашивается невесёлый ответ: слава и деньги. И, как говорится, "ради красного словца, не пожалею и отца!" Но этот бумеранг ещё вернётся к отправившему его в полет хозяину.

Когда я в советское время работала в газете, у нас был сотрудник, который быстро писал всякие дежурные тексты, типа недельных итогов соцсоревнования, коротких заметок о передовиках производства, я удивлялась, потому что мучилась с каждым текстом по нескольку часов, а он пек их, как горячие пирожки в автомате. А потом оказалось, что он пользуется "рыбой", "болванкой", то есть шаблонной заготовкой, куда, по большому счету, достаточно было только вставить фамилии, даты и названия предприятий и их подразделений. Познакомившись с третьим творением успешного, как сообщает Википедия, театрального режиссера Василия Бархатова, я заподозрила и у него наличие такой болванки: два оперных спектакля - "Енуфа" Яначека в Мариинке и "Евгений Онегин" Чайковского в Висбадене (Германия) - стилистически похожи, как родные братья. Ладно бы родились у одних родителей, а то где Чайковский, а где Яначек! Где моравская деревня, а где блестящий столичный Санкт-Петербург! Но и там и там одни и те же сарайные постройки, крестьянские дощатые настилы для заезда повозок на второй этаж амбаров, гумна или сеновалов, грубые серые толпы, жестокие простецкие отношения, агрессивность, нетерпимость и ужасная нервозность. И неуважение - культуре, к прошлому, к настоящему, и, поверьте, к будущему нашей страны. А немцам все это нравится. Ещё бы, русские - такие...
За это и назначают выдающимися режиссерами?