Полёт длиною в жизнь

Полёт длиною в жизнь

        В основу повести положены факты биографии директора «Учебно-оздоровительного Центра» Белоусовой Тамары Павловны. За плечами героини военное детство, борьба с собственным недугом, сложные отношения семейной жизни, преодоление препятствий, чинимых недоброжелателями на пути открытия Центра. Ныне врач-реабилитолог профессор Тамара Павловна Белоусова, автор собственной методики коррекции позвоночника, удостоена звания учёный Мира, награждёна  орденами и медалями, продолжает трудиться, возвращая людям радость свободного, безболезненного движения.
Глава 1_____________


Самолёт покатил по рулёжной дорожке, мягко пробежался, ревя турбинами, и оторвался от взлётной полосы. Тамара Павловна наклонилась к иллюминатору. Внизу за бортом среди прибрежной зелени стальным клинком серебрился Днепр, белели кварталы домов, точно кубики, составленные прилежным ребёнком. Где-то там остался родной дом, семья и её детище, учебно-оздоро¬вительный центр.
Тамара Павловна улыбнулась, вспомнилось напутствие близких:
— Ждём с очередной наградой.
Несколько недель назад пришло приглашение из Оксфорда. Её ожидала высокая награда, орден Сократа. Вручение назначили на 24-е июля. Тамара Павловна уже мечтала о прогулке по Лондону. Но жизнь внесла коррективы. 8 июля произошло извержение вулкана в Исландии. Облако пепла повисло над Великобританией. От копоти и гари, летавших по улицам городов, трудно было дышать. Организационный комитет принял решение перенести торжественную церемонию на Мальту. И вот она уже в пути.
Самолёт набрал высоту. Тамара Павловна огляделась: пасса¬жиры устраивались удобнее, некоторые уже дремали, убаюканные мерным ворчанием работающих турбин. Попутчик, сидевший рядом, развернул журнал. А за бортом происходило невероятное. Из рваных хлопьев облаков проступали замки причудливой формы. Вот резные башенки, они вытягиваются в колонны, среди которых явно выступает лестница, уходящая вверх. Тамара Павловна мысленно стала взбираться по ступеням, почти физи¬чески ощущая тяжесть восхождения. «Так и в жизни пришлось преодолевать трудности. Двигалась всегда вперёд к чётко постав¬ленной цели, каждый раз беря новую высоту, — подумала она. — Мальта – тоже высота, признание моего многолетнего труда, конкретных результатов, говорящих сами за себя. Только поду¬мать, орден Сократа! И вручать будет не кто-нибудь, а профессор Оксфордского университета!»
Тамара Павловна снова повернулась к иллюминатору. Теперь замки из облаков вырастали под крылом. Видимо, самолёт продолжал набирать высоту.
«Хорошо бы и на обратном пути увидеть такое чудо, — пришло в голову, но она одёрнула себя: — Пустое. Такое бывает лишь в сказках».
Она прикрыла глаза и почему-то увидела родное село Верхние Торгаи, где родилась, где прошло детство, замешенное на людском горе, на потерях, на крови – на войне, неожиданно ворвавшейся в жизнь миллионов (сколько ей тогда было, годика два?), услышала голос матери, Ефросиньи Теофиловны, по домаш¬нему Франи, и бабушки Виктории, их воспоминания о том страш¬ном времени...

Павел спрыгнул из кабины на землю. Вот тебе и на! Комбайн после ремонта, а мотор снова барахлит. Солнце в зените, до вечера пахать и пахать, а техника подвела.
Хоть и воскресенье, но его бригада в поле. Как говорится, летний день год кормит. Трудодни лишними тоже не бывают.
— Придётся гнать в МТС. А там, поди, никого, — нахмурился Павел.
Но, к счастью, механик оказался на месте. Провозились часа четыре, зато мотор теперь работал, как часы.
— Заехать домой, порубать борща? Нет. Итак полдня пропало.
Он двинул в поле. Со стороны села послышался сигнал тревоги: били в кусок рельса, подвешенного на площади у магазина.
— Балуется кто-то, — подумал Павел.
Он прошёл от края до края делянки, развернулся, готовясь к новому заходу, и увидел бегущую через поле жену. Она махала ему платком и что-то кричала. Павел заглушил мотор и спрыгнул на землю.
— Павлик, война! — выдохнула Франя и припала к груди любимого.

У сельсовета людно, шумно, народ волнуется. Плачут женщины, глядя на них, ревут дети. За столом, покрытым красной скатертью, двое в военной форме. В сторонке покуривают муж¬чины, мобилизованные в армию, переговариваются в ожи¬дании команды. Председатель колхоза говорит напутственное слово. Никогда его так не слушали, как сегодня.
— … и переломаем хребет фашистской гадине и вернёмся с победой! — закончил он пламенную речь.
Прозвучала команда грузиться на телеги. Заголосили жен¬щины. Павел наспех сгрёб в охапку жену и детей.
— Валюша, Томочка, родные мои, — целовал в щёки дочек. — Папка повоюет и придёт. Слушайтесь мамку, — крепкие руки сжали Франю в объятиях, губы припали к её губам.
Наконец, тронулись в путь. Толпа провожающих потянулась вслед. Шли километра два по дороге, насыпанной грейдером. Когда телеги свернули на большак, женщины повернули назад.
— Павли-и-ик! — крикнула Франя.
— Жди! Вернусь! Дочек береги! — крикнул он в ответ.
Видя, как вздрагивают плечи матери, Валя и Тома тоже раз¬ревелись и прижались к мамкиному подолу.

Война подходила всё ближе, а от Павла не было весточки. По вечерам Франя с дочками шла к свёкру, Ивану Ильичу. Теперь в доме Кропивницких, одном из самых больших и добротных, разместился полевой лазарет. Пока мать помогала перевязывать раненых красноармейцев, пока стирала бельё и мыла полы, Валя и Тома играли во дворе. Франя пошила дочкам кукол из тряпок, набила соломой, лицо и волосы нарисовала карандашом и повя¬зала косыночки. У дедова дома собиралась детвора, играли в дочки-матери. Иногда ребятишкам что-то перепадало от раненых. Делили поровну.
Всё чаще в небе появлялись вражеские самолёты. Они шли ровными рядами, массивные, с чёрными крестами, закрывая полнеба.
— На Крым летят, бомбить, — горевал дед Иван.

Бои шли уже в 20–30 километрах от села, и Франя целыми днями пропадала в лазарете. Девчонок наставляла:
— Далеко не забегайте. Играйте возле ворот.
В доме не хватало места, раненые лежали прямо на подводах. Тома заметила лошадь, привязанную к старой яблоне, остано¬вилась рядом и во все глаза смотрела на животное, щипавшее травку. Вырвала пучок травы и протянула лошадке.
— Кушай, кушай.
Животное прикоснулось влажными губами к детской ладошке и сжевало травку. Тома засмеялась и убежала к детям.
В это время послышался гул моторов, показались немецкие самолёты. От общего строя отвалился один и стал кружить над селом, вдруг он резко пошёл вниз, воздух прошила пулемётная очередь. Люди не успели опомниться, как самолёт скрылся в облаках. Детишки стояли, задрав головы, потом бросились собирать гильзы. Это ж какие игрушки будут! А фашист неожиданно вынырнул из облака, новая очередь косила всех подряд.
Валя бросилась бежать, а Тома стояла как вкопанная и смотрела на девочку, лежавшую на земле: лицо залито кровью, глазки неподвижно уставились в небо.
Франя выскочила на улицу и столкнулась с перепуганной Валей.
— Где Тамара? Беги в погреб и не высовывайся!
Схватив Тому на руки, поспешила в укрытие. И вовремя. Фашист сбросил бомбу. Земля содрогнулась, посыпались стёкла на окнах, душераздирающие крики повисли в горячем воздухе. Франя прислушивалась, пытаясь понять, что происходит наверху.
— Где вы там? — открыл дверь дед Иван. — Вылезайте.
Озябшие, они выбрались из холодного подвала. Дед повёл внучек в дом.
— Лошадка! Моя лошадка! — закричала Тома.
Лошадь хрипела и каталась по земле. Рядом валялась оторванная нога. Из раны фонтаном пульсировала кровь. От вида зрелища и запаха крови затошнило. На месте старой яблони — воронка. Франя кинулась к подводам и пришла в ужас: трупы, трупы и ни одного живого. За воротами голосили матери над телами убитых детей. Голова закружилась, потемнело в глазах, и бедная женщина упала, потеряв сознание.
Хоронили погибших всем селом. А назавтра остатки потрёпанного полка вынуждены были отступить.
… Ночью сентябрьский дождь оплакал оборванное мирное время, смыл следы крови бойцов, давших последний бой.
В село немцы вошли на рассвете. Тарахтенье мотоциклов смешалось с дружным лаем местных собак, неласково встретивших непрошеных гостей. В ответ короткие автоматные очереди. Жалобное завывание сменилось вдруг наступившей тишиной. Тишина оглушила село, притаившееся за стенами хат.
Всю ночь Виктория не сомкнула глаз. Вглядывалась в темень за окном, прислушивалась к каждому шороху. Тишина пугала и всё же давала надежду: а вдруг всё приснилось, и нет никакой войны, вдруг привиделся тот солдатик с повязкой на голове, забежавший в хату.
— Мать, водички не найдётся?
Как жадно он пил, а уходя, сказал:
— Не кляните нас. Соберёмся с силами и погоним гадов. В самую преисподнюю погоним.
Парень побежал догонять своих. Глядя ему вслед, Франя сказала:
— Наши уходят. Мама, надо что-то делать!
Виктория взяла себя в руки (только бы дочка не заметила её волнение).
— Будем делать, как люди делают: прятать от окаянных, что можно.
Франя с братьями-подростками перетащила на сеновал клеть, где раньше держали кролей. Туда определили кур. На задних огородах вырыли яму, спустили мешки с картошкой, сверху забросали ветками и разным хламом. Вырытую землю пришлось в вёдрах перетаскать в овражек. Кусок сала Франя сунула в печь (её не растапливали всё лето). Мать увязывала в узлы тёплые вещи и постельное. Кто знает, что ждёт впереди! Вдруг придётся уходить!
За окном топот ног, чужая лающая речь. Виктория поспешила к сыновьям, сопевшим за стенкой. Свет немецких фар с улицы выхватил растянувшихся на полу на широком матраце, набитом соломой, Петю, Антона и Стаса, старшеньких. Рядом на кушетке свернулся калачиком Витя. Виктория поцеловала младшенького, утёрла скатившуюся по щеке слезинку и вернулась к себе.
Жалобно скрипнул диванчик под её пышным телом. Франя, спавшая с дочками, Валей и Томочкой, оторвала голову от подушки.
— Мама, что там за шум?
— Немцы проклятые, хозяйничают.
Стукнула калитка, с силой рванули дверь, щеколда отлетела, и на пороге выросли две фигуры. Луч фонарика забегал по комнате. Вот он наткнулся на хозяйку.
— Матка, вег, вег! — немец жестом указывал на дверь.
Второй подошёл к кровати, где, укрывшись с головой, замерла Франя, сдёрнул одеяло и довольно осклабился.
— Корош дефка.
Франя сгребла в охапку перепуганных спросонья девчонок, ревущих в две глотки, сама же куталась в большой шерстяной платок. А немцы уже били прикладами мальчишек, не дав одеться, выталкивали во двор.
— Куда ж нам теперь, мама? — наскоро одевала дочек молодая женщина.
— В сараюшку, куда ж ещё, — вздохнула Виктория. — Узлы прихвати. За дверью, мешковиной прикрыла.

Томочка жалась к матери. Было холодно, а от мамы шло тепло и пахло хлебом. Девочка знала: дома ни крошки, но всё же стала просить:
— Кушать. Кушать. Есть хочу-у-у…
Франя укутала дочку плотнее кожушком.
— Спи. Не думай о еде.
«Буду нюхать маму вместо хлеба», — мелькнуло в детской головке, а сон уже накрыл малышку своим крылом.


 

_____________
Глава 2
_____________


— Угощайтесь, — голос стюардессы вывел Тамару Павловну из задумчивости.
На неё смотрели приветливо-выжидающе. От всего облика девушки веяло молодостью и здоровьем.
— Что будете пить, минералку или колу?
Столик-тележка на колёсиках. На нём стаканчики. В тарелочке конфетки. Тамара Павловна взяла минералку и пару конфет. Это оказались леденцы. Мужчина лет 50-и приятной наружности, сидевший в соседнем кресле, выбрал колу и, повернувшись к попутчице, назидательно произнёс:
— Конфеты, милая дама, вредны для здоровья. Лично я себя ограничиваю.
Тамара Павловна в ответ улыбнулась.
— Мне можно. Это особенные конфеты. Конфеты из военного детства…

Выйдя из сарая Франя наткнулась на молодого немца, обслуживавшего обер лейтенанта, поселившегося в их доме.
— Фрау, ком, ком!
Он пытался объясниться жестами: показывал на плечо, кривил лицо, изображая боль, и торопил:
— Шнель! Бистро, бистро!
Франя разводила руками.
— Не понимаю.
— Чего тут понимать, — подошла Виктория. — У хозяина его рука болит.
Немец закивал.
— О, я-я.
— Видно, кто-то доложил, что ты целительница и костоправ, — шепнула мать.
(Пройдут годы, и Франя, Ефросинья Теофиловна, передаст свои знания дочери Тамаре).
Вернулась Франя быстро.
— Делов-то. Руку вывихнул. Вправила, даже охнуть не успел.
Она бросила на стол горсть леденцов.
— Ешьте, дети. Немец расплатился.
Тома развернула обёртку, сунула конфету в рот. Рот тут же наполнился слюной. Девочка причмокнула. Она никогда не ела конфет и не знала их вкуса. Испытывая наслаждение, зажмурилась от удовольствия. Нет, никогда она не забудет вкус этих леденцов!

…Тамара Павловна вздрогнула: сидящий рядом «противник конфет» засмеялся и, сладко потянувшись, задел её рукой.
— Ой, извините. Очень смешной, ну очень смешной анекдот. Почитайте, — он протянул журнал.
Но не анекдот занимал её. На этой же странице разместили фотографии из кинофильма «Баллада о солдате». Любимый фильм о войне! Сколько раз смотрела, знала наизусть! А главные герои в исполнении Владимира Ивашова и Жанны Прохоренко! Вся страна была влюблена в них. И подумалось: «С каким трудом добирался солдатик в отпуск домой, чтобы только обнять маму! — в сердце кольнуло: — А моя мама, чтоб повидаться с отцом?»
… В Верхние Торгаи дошли слухи: немцы будут вести колонну советских военнопленных к поезду в Мелитополь для отправки в Германию. Скорее сердцем Франя почувствовала: Павлуша там.
— Мама, соберите что-нибудь в дорогу. Чует моё сердце, Павлик в плену. Я должна его увидеть.
— Куда ж ты пойдёшь одна! Саму загребут в Германию. Мы и знать не будем, — сокрушалась Виктория.
— Ничего, мама. С Божьей помощью да с помощью Божьей Матери. И не одна я, ещё бабоньки собираются.
Франя сунула руку за поленницу, вытащила свёрток с салом.
— Отнесу Павлику. Мы перебьёмся, а ему нужнее. Курочку бы. Да немец всех сожрал.
(Куры кудахтаньем выдали себя сразу, и обер лейтенант велел резать и зажаривать к обеду по одной каждый день).
— Откуда оно здесь? — удивилась Виктория, увидев сало.
— Как правила руку немцу, вытащила из печи да за пазуху. Хорошо, пока тепло, не топили.
— А немцы что ж? Позволили?
— Кто у них спрашивал! Я, как руку вправила, велела молодому не отходить от больного и каждые пять минут смачивать плечо раствором.
— Каким? — уже вовсю смеялась Виктория.
— В коробке, что в буфете, банка с настойкой из ноготков. Вылила в мисочку, дала кусок марли. Пусть мажут. Вреда не будет.
Путь нелёгкий. Предстояло одолеть восемьдесят километров да ещё пешком. Отправились ночью. Огородами, подальше от чужих глаз, Франя с соседкой Галей вышли на дорогу, по которой провожали мужей. Их поджидали ещё три молодки.
— С Богом, бабоньки, — пожелала Франя, и они двинули на Нижние Серогозы.
Но даже половину пути одолели не все. Две женщины повер¬нули назад. Ещё одна в пути стёрла ноги и не могла идти дальше. Надо было переждать, пока затянутся ранки. Франя отре¬зала кусок сала, а Галя отложила с десяток картофелин для постра¬давшей односельчанки, чтоб та расплатилась с хозяйкой, у которой зано¬чевали.
К концу вторых суток подошли к Мелитополю. Ночью в город идти побоялись: комендантский час, патрули. Ночевали в поле. Наломали сухих стеблей подсолнухов, устроили лежанку, укрылись шерстяными платками и провалились в сон.
Чуть рассвело, к городу потянулись крестьяне из ближних деревень. Шли, кто на базар, кто в поисках заработка. Навстречу спешили горожане в надежде выменять в сёлах вещи (одежду, обувь, драгоценности) на продукты. От местных жителей женщины узнали, что пленных держат в пустующем овощехранилище от консервного завода.
— Надо разделиться. Вдвоём привлекаем внимание, — заметила Франя.
— А возвращаться домой тоже будем врозь? — испугалась Галя.
— Встретимся в поле, где ночевали. Придёшь раньше — жди меня. Я приду — тебя ждать буду.
На том и порешили.
Франя не пошла к овощехранилищу. Ей подсказали, лучше ждать на площади. Там уже собралась толпа. Подъехал крытый брезентом грузовик, высадилась команда эсэсовцев с собаками. Они образовали живой коридор, и женщины кинулись, чтоб быть ближе, но солдаты наставили автоматы. Пришлось отступить на небольшое расстояние.
— Идут! — выкрикнул кто-то.
Народ зашевелился, загалдел. Франя сжалась в пружину, всматривалась в лица пленных, боялась пропустить. А шеренги мелькали и мелькали перед глазами.
Павел поглядывал на людей, собравшихся на площади. В глазах беспокойство, тревога, ожидание. Бедные! Надеются найти родного человека. Женщины стали бросать пленным узелки и свёр¬тки с едой. Толстый немец, следивший за передвижением колонны, что-то заорал на своём языке и выстрелил в воздух. Толпа отхлынула назад. Вдруг одна из женщин закричала:
— Миша-а-а! — и рванулась к строю.
— Асенька, не надо! — ответил мужской голос.
Немец-конвоир наставил автомат на бегущую. Короткая очередь уложила её и ещё несколько человек. Народ стал разбегаться. Павел в ужасе смотрел на расправу, сбился с шага и чуть не упал.
— Дивлюсь я на небо та й думку гадаю, — затянул сочный голос в колонне, другой подхватил: — Чому я не сокіл? Чому не літаю? — и уже стройный хор выводил: — Чому мені, Боже, ти крилець не дав? Я б землю покинув і в небо злітав.
Песня ширилась, крепла. Вот уже унеслась вперёд, в начало колонны, а в задних рядах поутихла. И тут раздался высокий женский голос:
— Далеко за хмари, подальше від світу, шукать собі долі на горе привіту…
Павел вздрогнул. Этот голос он узнал бы из тысячи. Голос его Франи. Он стал всматриваться в лица женщин. И глаза встретились. Глаза Павла и Франи. В её взгляде было столько любви! Он ответил таким же, полным нежности и тепла. Они глядели друг на друга не в силах оторваться.
Конвоир ударил Франю прикладом в спину так сильно, что она чуть не упала. Последовала команда ускорить шаг. Пленные теперь чуть ли не бежали. И Франя тоже побежала, стараясь не потерять мужа из виду.
Подходили к вокзалу. Провожающим перекрыли путь. Женщина спохватилась:
— А сало? Как передать?
Павел был уже далеко впереди.
— Хлопцы, возьмите, поешьте.
Ей удалось сунуть свёрток идущему с краю. А перед глазами Павлик, худой, усталый, в рваной гимнастёрке, но такой родной. Она глядела вслед, пока хвост колонны не скрылся за углом, а губы шептали:
— Ничего, Павлуша. Буду ждать. Храни тебя Господь!
Дома Франю ждала новость. Мать с детьми и внучками из сарая перебралась в дом. Село как административная единица для оккупантов интереса не представляло, и они покинули его. Теперь «новый порядок» обязаны были поддерживать полицаи.
Семья устроила «банный день». Стасик с Витькой наносили дров и растопили печь. Антон и Петя натаскали из колодца воды. Франя перебирала вещи, чтоб переодеть детей в чистое. Посреди кухни поставили деревянную бочку под соленья. Она и послужит баней. Виктория ещё с вечера выскоблила и вымыла её. Вода бурлила в котле. От печи шёл жар. Первыми по очереди мылись братья. После купания им предстояло натаскать воды для женской половины. На печи за занавеской грелись девчонки. Валя пони¬мала: мамины братья приходятся ей дядьями. Свесив голову с пе¬чки, шалунья дразнилась:
— Дядька Стаська! Дядька Витька! — и показывала язык: — У у!
— Франя, Валька подглядывает, — жаловался Стасик.
Сестра, подстригавшая Антошу, пригрозила:
— Вот я сейчас задам кому-то! Выгоню в холодный чулан.
Девочка скрылась за занавеской. Тамара с нетер¬пением ждала, когда бабушка Виктория станет мыть голову. О, это был целый ритуал. Усевшись на табуретку, она вынимала шпильку из волос, две тяжёлые косы падали на спину. Тамара диву давалась: как одна шпилька удерживала их! В руках Вали и Томы по гре¬бешку, каждой достаётся по косе, и девчонки принимаются за дело: расплетают и расчёсывают длинные, уже подёрнутые сединой каш¬тановые волосы. Чтобы достать до бабушкиной макушки, прихо¬дится подниматься на носочки. С рассыпанными по плечам и спине волосами она становится похожей на колдунью. Тамаре кажется, сейчас бабуля взмахнёт волшебной палочкой, и они ока¬жутся в тридевятом царстве-государстве. Томино сердечко стучит сильнее в ожидании чуда, и девочка восклицает:
— Я тоже хочу длинные косы!
— Подрастёшь — будут и у тебя длинные, — обещает Виктория внучке.
(Учёба в Мелитополе закончится. Тамара вернётся в родное село. Любуясь длинной, тугой косой девушки, соседки станут вос¬хищаться: «Оце справжня дівчина! Бач, яка коса!»)
А Томочка представляла: косы у неё до пояса, с вплетёнными розовыми атласными лентами, длинное белое платье и хрусталь¬ные туфельки, как у Золушки из сказки, которую читала мама. Невидимые крылья поднимают её над землёй и несут, несут… У Томочки захватывает дух. Так легко и приятно!
Франя переносит сонную малышку в кровать.
— Пусть спит. Сон дороже. Искупаю потом.
Где было знать бедной женщине, какое страшное испытание ожидает семью впереди.
 
Глава 3
_____________


Оставшись без мужа в сорок два года (его арестовали по доносу в 37-м и сослали на север, там и сгинул), Виктория поняла: рас¬считывать можно только на себя. Старшая, Франя, уже была замужем. Правда, надежда на сыновей (а их у неё четверо), поэтому держала мальчишек в строгости, и они росли настоящими мужиками, всё так и спорилось в руках. Дров наколоть, забор поставить, крышу залатать, вскопать огород – во всём можно было на них положиться. Самое тяжёлое доставалось, конечно, старшим, Антошке и Пете. Стасику исполнилось только десять, но он считал себя взрослым и ни в чём не хотел отставать от братьев. Восьмилетний Витя больше возился с маленькими дочками сестры Франи.
У бабушки Виктории жили дружно, но было тесно. Восемь человек ютилось в двух комнатушках. И Франя подумала, хорошо бы достроить дом из самана, начатый ещё Павлом до войны. Главное, успел заложить фундамент да заготовить глину и солому для саманных блоков. В селе даже ребятня знала, как их лепить, умела и Франя.
Утром Франя и братья отправились на стройку. С собой при¬хватили картошки, чтоб напечь на угольях к обеду. Девчонки оста¬лись с Викторией дома.
Заготовленные блоки быстро уложили. Принялись за новый замес. Готовили его в яме размером метр на метр, на дне разло¬жили брезент. Мальчишки насыпали глины, залили водой и стали топтать ногами. Ноги быстро мёрзли, поэтому топтали по очереди. Затем добавили соломы и снова принялись месить.
Франя проверила раствор на густоту. Скатала из смеси комок и уронила на траву с высоты одного метра. Он разлетелся.
— Суховат раствор. Плесни, Антоша, воды.
Новый комок остался цел.
— Ну вот, теперь нормально. Можно заливать.
Дружно стали заполнять формочки под блоки строительной смесью. Близилось время обеда, и Франя распорядилась.
— Мы тут закончим, а ты, Стасик, бери Витюшу и дуйте печь картошку.
Пацаны перебежали дорогу. Там, у мосточка через овражек, было излюбленное место. Чуть поодаль на вытоптанной площадке для футбола подростки гоняли консервную банку, заменявшую мяч.
Стасик развёл костерок из веток, наломанных в лозняке. Витька подбросил охапку сухой травы. Чтоб золы было больше, в центр положили полено, прихваченное из дому. Стасу не терпе¬лось присоединиться к друзьям, но есть тоже хотелось. Дождались, пока дрова прогорели. Сунули в золу картошку.
— Ты поворачивай её, чтоб равномерно пеклась, — предупредил Витьку Стас. — А я к ребятам сбегаю.

Все здорово проголодались, и работу ускорили. Франя пода¬вала блоки, Антон укладывал, постукивая мастерком, выравнивая и подгоняя друг к другу. Петя готовил новый замес. Взрыв раздался так неожиданно, что Франя уронила блок на ногу.
— Слышали, как грохнуло? Кажись, близко. Немцы, что ли?
Антон бросил мастерок, подошёл к сестре.
— Бежим!
Они побежали. Петя кинулся следом. У места взрыва уже собрались люди. Соседка держала за руку ревущего Витьку. Заме¬тив Франю, что-то сказала своему мужу, дядьке Степану, и стояв¬шему рядом мужику. Степан перехватил бегущую Франю и не отпускал. Его спутник придержал братьев.
— Нельзя вам туда.
— Где Стасик? — жутким голосом заорала Франя и попыталась вырваться из цепких рук.
— Миленькая, ему уже не поможешь, — тихо, по-отечески произнёс дядька Степан.
— Что случилось? — Франя прижала руку к сердцу.
— Подорвались пацаны. Трое и … ваш Стасик. Может, мина или снаряд какой завалялся после боёв, — начал объяснять Степан. — Мы с Наталкой и кумом шли через мосток, а хлопцы вот на этом месте что-то крутили. Тут как шарахнет! Мы попадали на землю. Думали, убьёт.
А кум добавил:
— За подводой послали. Скоро подъедет. Перевезём ребят, не беспокойтесь.
— А-а-а! — взревела Франя и упала в траву. Осознав, что произошло, подняли рёв и Антон с Петей.
— Как мамке сказать, как? — сокрушалась женщина.
Наталка подвела Витю, передала в руки сестре.
— Идите к мамке, ребятки. Мы уж тут сами управимся, — она утёрла платочком слёзы. — Всё война проклятая да фашисты уро¬ды. Кто их звал на землю нашу! Ничего. Бог всё видит. Умоются сволочи кровью своей поганой!
А к ним спешила, с трудом переставляя ноги, Виктория. Ей уже сообщили о нагрянувшей беде. Как птица крыльями, взмахи¬вала руками, словно хотела взлететь, но не хватало сил. Бежали и другие женщины. Мальчишки бросились к матери.
— Пойдём домой, мамочка, прошу тебя, — уговаривал Петя.
— Прочь с дороги! — не своим голосом крикнула мать, и они отступили.
Стасик лежал в сторонке, накрытый чужим пиджаком. Вик¬тория смотрела на изувеченного сына и будто окаменела. Она не заметила подошедшего Витю, не слышала его торопливого рас¬сказа:
— … я за картошкой смотрел… они бегали, бегали… потом бороться начали. Колька Ревуцкий побежал в кусты, видно, по нужде… да как заорёт: «Сюда! Сюда! Нашёл!» Все к нему. Гляжу, тащат… тащат… тяжёлое. Они там… там что-то делали… Потом как рванёт! А я картошку стерёг… — Витька снова разревелся.
Прощались с погибшими у сельсовета. Пришло всё село. Больно было смотреть на несчастных матерей, оплакивавших сыновей. Томочку тоже подвели, шепнули на ушко:
— Поцелуй в лобик.
Почувствовав под губами холод, девочка отпрянула и убежала. Дома забилась на печку, не то скулила, не то плакала, пока не уснула. Снился Стасик. Он бегал по лугу, гоняясь за белой бабо¬чкой, но поймать не удавалось. Вдруг всё поменялось. Бабочка на глазах стала расти, а Стасик превратился в маленького-маленького. Теперь бабочка гонялась за ним. Вот она обернулась женщиной без лица и схватила мальчика. Он закричал, и Томочка проснулась.
Голосила бабушка, причитая:
— Ох, дорогой мой сынушка! Какой ты у меня несчастный! Потеряла тебя с юных лет, не пришлось тебе пожить… Видимо, ты угоден, милый мой сынок, Богу, а не матери родной…
— Поплачь, милая, со слезами горе выходит, — говорила соседка, укутывая бабушку платком.
— Пусть земля ему будет пухом, — сказал дядька Степан, поднимая стакан.
«Почему так много людей за столом, — подумала Томочка. — Как вкусно пахнет. А Стасик помер».
Так горе впервые коснулось Тамариного сердечка.

Весна принесла маленькие радости. Зазеленели луга и степь. А это значило, можно раздобыть еду. В ход шла молодая крапива и полевой щавель, особым лакомством служил одуванчик, его соч¬ные листики. Сельские ребятишки группками отправлялись за добычей.
Зима подобрала всё съестное. О курах семья давно забыла. Нагрянувшие подвыпившие полицаи в поисках закуски забрали остатки крупы, из которой делали подобие «затерухи». Виктории всё же удалось припрятать ведро картошки.
Картошку резали на несколько частей, чтобы в каждой был пророщенный глазок. Таким образом можно было увеличить грядку в несколько раз. Сажали всей семьёй, даже девчонки бросали рос¬точки в лунки. Управились быстро, и ребят отпустили гулять. Ко¬нечно, они помчались к главному развлечению в селе – качелям.
Пустовали качели только ночью. С утра под старой ивой соби¬ралась детвора, чтобы занять очередь. По вечерам сюда спешила молодёжь. Дерево под качелями по-старушечьи поскрипывало, точно жаловалось на неугомонных седоков.
Витя и Валя уселись по краям, по серединке усадили Томочку. Надо было держаться, и она ухватилась за Витину рубашонку и платьице сестрёнки. Антон и Петя стали раскачивать. Томочке жутко и страшно. Земля то мелькнёт перед глазами, то удаляется. И когда она стремительно приближается, малышке кажется, вот-вот упадёт и разобьётся. А Витька просит:
— Шибче качайте!
Качели взлетают с каждым разом выше и выше.
— Снимите меня! Снимите меня! — кричит Томочка.
— Трусиха, — Витька явно наслаждается чувством полёта.
— Не хочу кататься! Остановите! — захныкала девочка, но ребята будто не слышали.
Томочка сильней сжала пальцы и зажмурилась. С закрытыми глазами не так страшно. Наверное, в эту минуту в сознании отло¬жилось: никто не спасёт, только от неё самой зависит, упадёт или нет, а значит надо держаться, держаться…
(Это стало железным правилом жизни Тамары Павловны – быть стойкой и смелой, рассчитывать только на свои силы).

В селе снова появились немцы. Поговаривали, что подростков будут отправлять в Германию. Виктория не на шутку всполо¬шилась. Антон и Петя не казали носа на улицу. Мать понимала: это не выход. В конце мая уже было тепло, и порешили схоронить хлопцев в плав¬нях. И вовремя. На постой к Виктории определили двух немок пере¬водчиц. В плавнях парни соорудили шалаш, а Франя по очереди с Викторией носили еду, если удавалось раздобыть.
(После войны станет известно: за период оккупации с Херсон¬щины в Германию угнали более 15 тысяч человек).
Немки заняли большую комнату. Были они чистоплотными, почти каждый день мылись перед сном. По-русски говорили с лёгким акцентом.
— Баба, грей воду!
Мылись в своём тазу. Лёжа на печи, Валя и Тома подсматри¬вали через занавеску. Рыжая разделась по пояс, сложила одежду на табурет и повернулась к тазику. Две большие упругие груди со светло-коричневыми сосками торчали в разные стороны. Она нак¬лонилась, вторая немка стала поливать из ковша на спину. Груди свесились вниз, сейчас они напоминали спелые дыни. Томочка смотрела с любопытством. Франя была скромна и никогда при детях не оголялась. А тут предстало такое! Томочка любовалась красивым телом рыжей. Фигура второй ей не понравилась. Немки долго плескались, громко разговаривали и смеялись.
После купания принялись делать гоголь-моголь. Разлили по чашкам и чокнулись. У Томочки в животе заурчало, засосало. Так хотелось есть! Она отвернулась. Немки, оставив всё неприбран¬ным, из кухни перешли в комнату, прикрыли дверь и завели патефон, который так же, как и таз, таскали за собой.
— Давай оближем, — предложила Валя (на стенках чашек оста¬лись следы от лакомства) и полезла с печи.
— Я тебе оближу! — пригрозила бабушка, дожидавшаяся, пока закончится купание, и принялась за уборку, ворча под нос: — Не хватало подцепить заразу.
Фране часто по ночам не спалось, одолевали думы о Павле. Где он, что с ним? Здоров ли? Суждено ли встретиться? Вспоми¬нался Мелитополь, колонна пленных и взгляд Павла. Она представ¬ляла: сейчас он войдёт, крепко обнимет, она прижмётся к его груди… От воображаемой картины захватывало дух. Из-за стенки доносилось похрапывание немок. Видение исчезало, и Франя снова крутилась, не находя места.



 
Глава 4
_____________


Пассажиры, сидевшие сзади, заговорили по-немецки. Тамара Павловна прислушалась. Не то чтобы она хорошо знала язык (учила в школе, медучилище), но поняла: мужчина интересуется, не укачало ли супругу. «Вот ведь как. Когда-то были врагами, теперь летим в одном самолёте».
Осенью 1943 года немцев погнали с Херсонщины. В конце октября Верхние Торгаи слышали ночью рёв моторов немецких грузовиков. Техника прошла через село, не задерживаясь. В ту же ночь унесли ноги и полицаи. Весь следующий день тянулись остатки недобитых фашистов.
Виктория варила суп на свиных кишках. Накануне соседи зарезали свинку (все удивлялись, как им удалось припрятать такое богатство от вражеского глаза) и угостили. Она вымочила кишки, хорошенько промыла, чтобы удалить неприятный запах, и поста¬вила на огонь. И тут дверь отворилась, в кухню шагнул немец, лицо в прыщах, в руках фляга.
Виктория оторопела от неожиданности.
— Баба, вассер! — потребовал он, схватил со стола чашку и зачерпнул из ведра. Выпив залпом, зачерпнул снова. Пил жадно, обливаясь и ругаясь:
— Тойфель! (чёрт возьми!)
Наполнив флягу, немец ушёл. Виктория очнулась и крикнула вслед:
— А чтоб тебе!.. — она грохнула чашку об пол. — Боится гад, что вода в колодце отравлена, — веником сгребла осколки в совок, плюнула и выбросила за домом в канаву.
Суп ели молча, запах полностью устранить не удалось. Он отбивал аппетит. Ели, чтоб утолить голод. (Запах этого супа Тамара Павловна помнит по сей день).

Утром 28-го октября жители встречали своих, советских воинов. Томочка проснулась от чужих голосов. В доме полно народа, в основном солдаты в военной форме. Стол заполняет еда, о которой и не мечтали: вскрываются банки с тушёнкой, режутся ломти хлеба, выкладываются пачки галет, Франя вносит миску с дымящейся картошкой. Бородатый солдат ставит на стол две бутылки водки и, повернувшись к девочке, спрашивает:
— Это чья же красавица?
Он берёт Томочку на руки и подбрасывает к потолку. Ей страшно и весело. Крепкие руки ловят девчушку, и она чувствует себя в безопасности.
Война откатилась на запад. Крепла уверенность в победе, хотелось, чтоб она быстрей наступила. «Вернётся Павлик. Заживём счастливо. Рожу ему сына», — мечтала Франя. А пока надо было достраивать дом. После гибели Стаса она никак не могла пере¬силить себя и сходить на стройку. Случай подтолкнул возобновить строительство. Франя столкнулась на улице с Марией Пашковской, до войны бригадиром полеводческой бригады, а проще одноклассницей Машей.
— Пора хозяйство восстанавливать. Пойдёшь в мою бри¬гаду? — предложила та.
— Конечно, пойду, — обрадовалась Франя.
— Пусть Антон завтра заглянет в сельсовет. Имеется думка, направить хлопца в район на курсы механизаторов. Пока мужики с фронта – а у нас свой комбайнёр.
Антон обрадовался такому предложению и через пару дней отбыл на учёбу.
Мария возвращалась из района. В конце улицы одиноко белел недостроенный домик из самана.
— Слышь, Макарыч, — обратилась она к вознице. — Надо бы подмогнуть Ефросинье. Соберём на воскресенье толоку. Как мыслишь?
— Хорошо бы, — откликнулся тот.

Толока… Общеславянская традиция, утверждающая высокий принцип духовности – благодеяние. У какого ещё народа найдётся обычай приходить на помощь ближнему бескорыстно? Ведь в толоке односельчане работали сообща, добровольно и бесплатно.
Мария постаралась оповестить как можно больше людей: на воскресенье назначена толока для семьи Павла Кропивницкого, затерявшегося в германских лагерях.
Рано утром народ потянулся на стройку. Франя растерялась:
— Чем кормить?
— Не волнуйся, — успокоила Мария. — Скоро Гавриловна со своими бабами заявится, принесут всё необходимое. Так что иди, командуй поварихами, мы без тебя управимся.
Работали дружно, весело, с прибаутками да песнями. К вечеру сели за столы, усталые, но довольные: стены выгнали полностью. Остались только кровельные работы. После застолья не расходи¬лись. Посумерничали, всласть наговорились, предаваясь приятным воспоминаниям о мирном времени.
Девчонки на печи уже спали. Франя скинула сапоги, чтоб не скрипели. С тех пор, как она пришла в бригаду Маши, стало легче. Всё-таки начисляют трудодни, и женщины помогают друг другу, чем могут.
Несмотря на усталость, Фране не спалось, лежала с открытыми глазами, листая страницы памяти… «Когда же впервые Павлуша обратил на меня внимание? Кому сказать – не поверит. На восемь лет старше, и мне тогда лет 8 было, а ему 16. Жили с Павлом на разных концах большого села, учились старшеклассники в районе, вот и не были знакомы», — она улыбнулась, припомнив тот праздник в школе.
… Мать пошила Фране блузку из цветного штапеля, косу заплела высоко, украсила широким красным бантом. Танцевать стеснялась и стояла у окна. Напротив подпирали стенку трое парней. До её ушей долетели слова:
— Какая симпатичная девчонка! Будет моей женой.
Она вскинула на парня глаза, покраснела и затерялась среди подружек. Встретились годы спустя, уже взрослыми. Франя вошла в девичью пору, расцвела. Павел потерял голову, и она полюбила. Позвал замуж – пошла.
Уже луна вовсю гуляла по небу, поглядывая на притихшее сон¬ное село, где-то завыла собака, потревоженная ночными шоро¬хами. Обняв подушку, Франя крепко спала под сладкие воспоми¬нания о счастливой любви.
Отгремела война, собрав огромный урожай погибших и пока-леченных. Фронтовики возвращались домой. О Павле не было ни слуху ни духу. Осень на селе – пора горячая. Убрали поля, свезли зерно в закрома, принялись закладывать солому в скирды. Франя, стоя наверху, формировала верхушки.
Нет-нет, да распрямит спину, потянется и оглядится вокруг. Какой простор! Какая красота! Кто-то спускался с пригорка от райцентра. Пригляделась. Вроде солдат.
— Девчата! Фронтовик идёт, — крикнула Франя и спрыгнула вниз.
Женщины заволновались, загудели, точно рой пчелиный. Чем ближе подходил солдат, тем сильней стучало сердце Франи. И оно угадало:
— Да это же мой Павлуша! — счастливая, кинулась ему навстречу.

Весь день в дом шли люди, забрасывая Павла расспросами:
— Может, видел моего Ивана?
— Не встречал ли нашего Кузьму?
— Федя на фронте случаем не попадался?
Томочка болела. На ножке выше колена нарывал огромный фурункул. Ходить больно, и бабушка уложила девочку на лежанку в кухне. Она прислушивалась к голосам в комнате. Так хотелось к папке на руки! Вот он спросил:
— Где Томочка?
И ответ соседки:
— Лежит на кухне, помирает.
В душе Томы что-то поднялось, воспротивилось. Невидимая сила подняла с постели. Почему я должна умирать! Папка вернулся, все счастливы! Как была, в ночной сорочке девочка переступила порожек, подошла к отцу, обхватила за шею. Все ахнули. На колене у отца сидела Валя и грызла огромное красное яблоко. Отец усадил Тому на другое колено, поцеловал и тоже дал яблоко. Их он привёз для дочек. Гости обступили, и кто-то удивился:
— То умирала, то вдруг ожила. Как это?
Виктория осмотрела ногу и сказала:
— Просто настоящее чудо. Фурункул прорвало. Теперь поправится.
— Это встреча с папой помогла, — сказала Томочка, и все засмеялись.
В первый послевоенный 46-й год техники в селе не было. Павел ходил в район в поисках работы, но безуспешно. И тут неожиданно в Нижних Серогозах встретил друга. Тот позвал в соседний район. Собрались, дед Иван помог с подводой. Пере¬ехали. Это было немецкое поселение с добротными домами, чистыми дворами, людьми, привыкшими к аккуратности. Удиви¬тельно, но посёлок не тронули в годы репрессий и депортации. Устроились на квартире, и Тома очень быстро подружилась с хозяйской дочкой Ингой. Гостеприимная семья часто усаживала и Томочку за стол.
Инга собиралась в первый класс. Ей пошили коричневую форму и два передника, белый и чёрный. У семьи была такая воз¬можность. Инга вертелась у зеркала, примеряя обновы.
— Какая ты красивая, — восхищалась Томочка. — Настоящая школьница, как на картинке нарисовано.
Томе тоже не терпелось пойти в школу, но семь ей исполнялось в ноябре. А так хотелось учиться с Ингой в одном классе!
— Пойдёшь завтра со мной? Буду проситься, чтоб взяли, — решительно сказала Тамара.
Учительница, узнав, что ей нет семи, отказала:
— На следующий год приходи.
Но Тома отступать не собиралась. Она велела Инге стать рядом. Подружка была ниже ростом почти на полголовы.
— Видите? Видите? Я выше её, знаю все буквы и считаю до ста.
— Это хорошо, но… — попыталась возразить учительница.
— Вы добрая, вы не откажете ребёнку, — включила Тамара актрису и сделала вид, будто плачет.
— Ладно. Приходи, — сдалась учительница.
На радостях подружки бросились друг другу в объятия.
Тетрадей не было, писали на газетах. Чернила делали из бузины или из сажи, разводя её водой. Из веника выдёргивали прутик, выстругивали один конец, чтоб был острым. Получалась ручка. Чтобы сидеть, стул приносили с собой. Кто не приносил, писал стоя. И всё-таки учились. Всё-таки росли. Всё-таки выжи¬вали.
Подружки вышли из школы, морозчик тут же ухватил за нос и щёки. Пока сидели на уроках, зима расстаралась, засыпала снегом. Мальчишки стали забрасывать девчонок снежками. Тома с Ингой спрятались за угол школы. Пришлось топать через пустырь по снеж¬ной целине. Идти было трудно. Снег забивался в валенки, таял и холо¬дил ноги. Уже подходили к дому, когда раздался свист. Свистел Вовка, пацан из третьего класса. Он отбрасывал снег у своих ворот. Заметив девочек, бросил лопату и стал дразнить Ингу:
— Эй ты! Немка толстозада, на жопе помада. Убирайся в свою Германию!
Семья Вовки давно обосновалась в посёлке, где в основном про-живали этнические немцы. До войны национальный вопрос не возникал. С приходом фашистов всё изменилось. Отец Вовки погиб в начале войны. Мальчишка с этим не мог смириться, и свою нена¬висть к врагам не знал, куда выплеснуть. Жалел мамку, растившую троих.
— Что ты к ней прицепился? — Тома поставила руки в боки, приготовилась дать отпор.
— Молчи. Тебя не трогают, — отмахнулся мальчишка и выдал стишок: — У Инги батька Фриц объелся яиц, а мамка Гертруда съела верблюда.
Тамара принялась бросать снежки в обидчика.
— Огонь, батарея, пали! Давай помогай! — крикнула подружке.
Из калитки вышел отец Инги, и Вовка убежал.
— Идите обедать, — позвал девочек.
Когда Тамара проходила мимо, погладил по голове и сказал:
— Ты чуткая девочка. Будешь людям нести добро.

 

                Глава 5
_____________


Прошло два года. Решено было вернуться в Верхние Торгаи, достроить дом, а пока пожить у родных Павла, деда Ивана и бабушки Агафьи (по-простому Гапы). Тамаре запомнилась бабу¬шка всегда в одной и той же юбке, синей в мелкий цветочек, но такой чистой, выглаженной, прикрытой передником. Вообще аккуратность была семейным качеством. Не зря в селе говорили: «Ой, чисто, как у Ивана Кропивницкого!»
Дед Иван открыл ворота, и бричка въехала во двор. С крыльца торопилась бабушка Гапа, причитая:
— Батюшки! Кто ж приехал! Внучечки мои!
— Ты, стара, не базикай, а корми девчат. Ишь, какие худю¬щие, — торопил дед Иван.
— Вот я им сейчас молочка, — спохватилась Гапа. — Ой! Вы ж не знаете. Мы коровку купили. Отец в районе сговорился с одним.
Лето прошло в трудах и играх на улице. Пололи в огороде, пасли и доили Зорьку, прибирали в комнатах, а вечером гоняли в «Лапту» и «Казаки-разбойники». Девчата подросли и окрепли. Пора было готовиться к школе.
И всё б ничего, да не складывались у Тамары отношения с девочкой Зоей, жившей по соседству. Впервые она столкнулась с завистью и злословием, умением выкрутиться и свалить вину на другого.
До холодов планировали достроить дом, и Павел съездил в район за гвоздями, навесами для дверей и прочей мелочью. Дочкам привёз подарки, штапельные платочки. Тамара набросила платок на голову. Красота! По бледно-жёлтому фону переплетались алые цветы с зелёными листочками. И сразу личико порозовело, засияли карие глазки. Конечно, она побежала на улицу в платке.
Детвора играла в «Штандер». Зоя подбросила мяч и выкрик¬нула:
— Вера!
Вера поймала мячик, но заметив Тамару, застыла на месте, разглядывая новый платочек.
Зоя тоже обратила внимание на обнову, поджала губы и сказала громко:
— Что ты нацепила? Такие носят только тётки, — и все засмеялись.
Каково было удивление Тамары, когда через несколько дней увидела на Зое точно такой. Где ей было знать, как подруга слезами добивалась, чтобы ей купили такой же.
В сентябре школьные двери открылись и для Тамары, и для Зои, девочки оказались в одном классе за одной партой. На уроке рисования учительница дала задание:
— Ребята, сегодня вы рисуете на свободную тему. Это значит, рисуете, кто что хочет.
Зоя наморщила лобик.
— Что рисовать?
— Сама не знаю, — ответила Тамара, тоже соображая, что изобразить.
— Может, мячик? А что ты будешь рисовать? — допытывалась Зоя.
Тамара нарисовала ёлку простым карандашом. Вышло симпа¬тично.
— Какая ты хитренькая, — упрекнула Зоя. — Хотела мячик, а сама ёлочку нарисовала!
— Это ты мячик собиралась рисовать, — поправила подружку Тома.
— Вруша, вруша, — стала обзываться Зоя.
Назавтра на переменке раздали рисунки с оценками. Тамаре поставили пятёрку. Зоя получила тройку и стала психовать. От злости разорвала рисунок и выбросила за окно, потом плеснула из чернильницы Тамаре на платье.
— Что ты сделала? — вскочила с места Тома.
Сообразив, что придётся отвечать, Зоя быстренько вымазала свою юбку чернилами и побежала жаловаться:
— Надежда Ивановна! Кропивницкая облила меня чернилами. Нарочно облила.
Учительница отреагировала, не разобравшись:
— Кропивницкая! Я ставлю тебе двойку по поведению.
— За что? — вырвалось у Тамары.
— Зачем Богацкую чернилами облила?
— Я? Это она меня, — только и могла сказать девочка, слёзы обиды душили её.
— Завтра чтоб мать пришла в школу, поняла?
— Она не сможет. Ей тяжело далеко ходить. Живот огромный, вот такой, — Тома развела руки в стороны, изображая, какой большой мамин живот.
— Знаю-знаю. Чего уж там! Пускай отец забежит.
Тамара не дождалась Валентину (у сестры был трудовой час, её класс убирал колхозную бахчёвую грядку) и побежала домой. У ворот стояла чужая подвода, из дома доносился плач младенца. Девочка буквально вихрем ворвалась в комнату. Мама лежала в кровати, рядом попискивал живой комочек, личико сморщенное, рот огромный. Мать взяла его на руки, сунула сосок, и рот жадно принялся за дело.
— Что стоишь потерянная, — улыбнулась мама. — Братик родился. Поручаю тебе подобрать имя.
Тамара рассматривала новорожденного и не могла отделаться от мысли: «Как же так, уходила в школу, братика не было, пришла – вот он, родился уже».
— Хочешь подержать? — предложила мама, когда ребёнок уснул.
— Хочу, — обрадовалась Тамара и, принимая на руки, нежно позвала: — Толечка, Толик, спи, мой хороший.
— Значит, Анатолий? Анатолий Павлович. А что? Мне нравится, — одобрила мама. — Погоди-погоди… что с платьем? Чем заляпала?
Тамаре пришлось выложить всё о ссоре с Зоей. Франя, выслушав дочку, сказала:
— Сама виновата. Умей за себя постоять.
Тамара переживала: что сказать учительнице. Мама в школу не пойдёт, после родов хлопот хватало. Отцу решили не говорить.
— Ты уже большая, сама объяснись с учительницей, — поставила точку мама.
Всё оказалось не так страшно. В класс Надежда Ивановна вошла в приподнятом настроении и сообщила:
— Ребята, у Тамары Кропивницкой родился братик. Поздра¬вим её.
— Вы сегодня такая нарядная! Такая красивая, — сладко пропела Зоя.
— А у меня сегодня день рождения.
Ученики зашумели, каждый старался поздравить, сказать приятные слова. И хотя ещё вчера в душе была обида на Надежду Ивановну (ведь та не разобралась, отругала её, а не Зойку) Томе хотелось что-нибудь подарить имениннице. Но под рукой ничего не было. Разве что… «Булавка!» — осенило девочку. Булавкой, новенькой, блестящей, Тома закалывала юбку. Вещь в селе редкая. Продавщица из райцентра подарила матери (та лечила женщину). Недолго думая, Тамара отстегнула её, а юбку закрепила иголкой, которую носила за отворотом кофты. Так приучила бабушка Виктория, наставляя: «У женщины всегда должна быть с собой иголка с ниткой».
Надежда Ивановна расплакалась и поцеловала Тому в макушку.

После ссоры Зоя перестала общаться, и Тамара возвращалась из школы одна. Чтобы сократить путь, пошла огородами. Маль¬чишки напали неожиданно, иначе она бы подготовилась. Это были Зойкины братья, Славик и Вася. Они разбили Тамаре нос, сильно ударили в живот и стали толкать друг другу. Девочка упала, тогда обидчики убежали.
Тамара поднялась, платком вытерла кровь. Девочка ощутила острое желание побыть одной. Она не пошла домой, а свернула на тропинку, ведущую в степь.
Земля принимала последнее тепло, подаренное щедрым бабьим летом. Запах увядающих трав и цветов кружил голову. Метёлки кустиков типчака щекотали голые коленки. Под порывами ветерка кивали грустные соцветия ворсянки. То тут, то там выскакивали фиолетовые глазки чабреца. Тамара присела в за¬росли молочая, жёлтые цветки повисли над головой, окутывая при¬ятным ароматом. Только тут, вдали от любопытных глаз, девочка дала волю слезам. Плакала долго, взахлёб. Небо невозмутимо взирало на страдания ребёнка. Тамара вдруг замолчала и подняла глаза вверх.
— Боженька, милый! Ты всё видишь. Почему молчишь? Ведь я ничего плохого не сделала. Почему они так со мной? За что? — и снова заплакала. — Где же справедливость?
На лавке у ворот её поджидали дед Иван и Франя.
— Явилась! — взорвалась мать. — На дворе ночь, а она разгуливает где-то.
Дед Иван крякнул, махнул рукой (мол, разбирайтесь сами) и зашёл в дом.
— Мама, а Бог есть? — Тамара смотрела матери в глаза и ждала.
Франя вдруг поняла: у дочки горе. Она обняла её и крепко прижала к себе.
— Есть, Томочка, есть, родная. Попроси бабушку, она молитве научит.
Перед сном Гапа обычно молилась. Тамара не ложилась, при-таившись за дверью, прислушивалась. Закончив молитву, бабушка позвала:
— Тома, чего прячешься, иди сюда. Научу, как надо молиться. Франя, достань там из сундука.
Тамара с нетерпением наблюдала, как мать перекладывала вещи, искала что-то. Вот в её руках завёрнутое в платок… Что это? Картина? Блестит.
— Икона Варвары-великомученицы, — объяснила бабушка. — А теперь помолимся. Повторяй за мной.
Тамара старалась ничего не пропустить. Слова журчали ручейком, ласкали слух и были непонятны, а потому загадочны.
— Ложись со мной, расскажу о Варваре.
Тамара слушала бабушку, затаив дыхание. Воображение рисовало картины трагической судьбы.
— Жила в давние-давние времена девица Варвара красоты необыкновенной. Отец её был язычником. Познакомилась Варвара с христианами, пришла к мысли о существовании Единого Создателя и приняла крещение, стала христианкой. Прознал про то отец, заставлял её отречься от веры христианской. Но она отка¬залась, ибо уверовала сильно. Тогда отец стал палачом собственной дочери, предал страшным мукам и смерти лютой.
— Отец убил свою дочку? — поразилась Тамара.
— Тише. Спят все. Пришло время и наступило возмездие, молния сожгла язычника. А Варвару причислили к Святым Велико¬мученикам. Мой тебе совет: не изменяй себе самой, наметила цель – иди к ней, не сворачивай. А цель-то есть у тебя?
— Есть, бабуля. Хочу, как мама, лечить людей.
— Вот и славно. А теперь давай спать.
Вид иконы, запах свечи, размеренная речь бабушки – всё создавало атмосферу умиротворённости и спокойствия. Тамара почувствовала, боль, накопившаяся в душе, отступает, хочется обнять весь мир, на глаза навернулись слёзы умиления.
Вскоре Тамару и Валентину окрестили.
(Так Тамара Павловна пришла к Богу. В самые трудные моменты жизни силы небесные подавали знак, и она принимала решение. Видимо, Ангел-хранитель берёг её).

Было лето. Как водится, в селе детвора бегала босиком. Тамара наскочила на стекло. Порез оказался глубоким. Пришлось вести к фельдшеру. Фельдшер, молодой парень-односельчанин, недавно вернулся после службы в армии. Имя у него было громкое – Андрей Вронский. Рассмотрев порез, он присвистнул:
— Ну что, барышня, придётся потерпеть, — и принялся обрабатывать рану.
— Больно! Больно! — заорала Тамара, хватаясь за руку.
— Ба! — удивился парень. — Какие ручки! Тёплые-тёплые! Будто электричеством пронизаны. Хочешь стать врачом?
— Как вы угадали мою мечту? — поразилась Тамара.
— Я же доктор. Умею читать по глазам, — то ли в шутку, то ли всерьёз ответил он.
— Руки у вашей девочки точно особенные, белые, нежные. Нет, скажу иначе. Излучают тепло, энергетику. Такими руками можно лечить.
— Что излучают? Энер… энер.. — не поняла Франя.
— Э-нер-ге-ти-ку, — повторил Андрей. — Это значит, руками сможет лечить позвоночник, суставы.
— Костоправ, что ли?
— Не совсем, — парень не знал, как объяснить, и повернулся к Тамаре: — Короче, давай расти быстрей и учись на врача. Руки у тебя, что надо.


 
                Глава 6


Полёт продолжался. Хотелось размяться. Тамара Павловна подумала, хорошо бы встать, пройтись по салону. Но её опередили. Молодая женщина вела в туалет мальчика лет пяти-шести. Он упирался и всё твердил: «Я сам. Я сам. Не ходи за мной».
Мысли Тамары Павловны переключились на тему взросления:
— Дети всегда торопятся стать взрослыми. Думают, взрослым всё позволено. Ох, как ошибаются! Быть взрослым – быть ответственным за себя, за родных и близких людей, за страну. Ведь им, детям, предстоит стать не только родителями, но и гражда¬нами. Моё поколение взрослело в 50-е. Нам предстояло стать строителями коммунизма. К этому нас тщательно готовил комсо¬мол. Сколько мне было в 53-м, четырнадцать? Да, не простой выдался год. Как же это было?
… Приёма в комсомол ждали как праздника. Готовились, изучали Устав ВЛКСМ, задавали друг другу вопросы, проверяя усвоенное.
И этот день настал, 6 марта 1953 года. Выехали рано утром. Везли ребят в райком комсомола в Нижние Серогозы. Недаром говорится в народе: пришёл марток – надевай двое порток. Ветер в степи разгулялся не на шутку. Чтобы согреться, мальчишки при¬думали игру. Спрыгивали с одной подводы, бежали и запрыгивали на другую. Затем всё повторялось.
В районе их уже ждали. Встретили хорошо. Секретарь толкнул речь о текущем политическом моменте, рассказал о задачах, кото¬рые партия ставит перед молодежью. Стали задавать ребятам воп¬росы. Отвечали заученно бойко, некоторые смущались, терялись и краснели. Их подбадривали, давали время подумать и побороть смущение. К секретарю подошла взволнованная девушка и что-то сказала на ухо. Он переменился в лице и ответил:
— Скажите, буду через десять минут. Мы заканчиваем.
Спешно прицепили комсомольские значки, поздравили и отпустили.
Сразу домой не поехали, обошли магазины. Денег, конечно, ни у кого не было, поэтому только смотрели. Скорее это походило на экскурсию.
— Шли бы вы домой, — сказала продавец. — Горе такое. Сталин вчера вечером умер. Недавно сообщили.

Домой ехали притихшие. В школе готовили траурный митинг. Занятия отменили. В одном из классов вынесли парты, установили радиоприёмник, который принёс из дому директор. Москва транслировала похоронную музыку. Собрался народ. Все плакали.
У входа почётный караул: парень и девушка с чёрно-красной повязкой на рукаве, в коридоре по центру на стене портрет вождя в траурной раме, на полу горшки с цветами. «Славик в почётном карауле?» — узнала Тамара брата Зои. Он стоял непривычно серьёз¬ный, подтянутый. Неожиданно нахлынувшие чувства заставили остановиться. Вдруг бросилось в глаза, как раздались плечи Слав¬ки, свитер обтягивал по-мужски крепкие руки с выпуклыми бугорками мышц. Тамара посмотрела на паренька другими гла¬зами. Он тоже как-то по-новому глянул на неё, глубокие синие грустные глаза подёрнуты туманом слёз. Впервые подсознательно девушка почувствовала: перед ней мужчина, и он ей интересен. В тот момент Тома простила Славке все детские обиды, ощутила прилив необъяснимой жалости к человеку вообще.
Начался митинг. Директор говорил какие-то слова, слова скорби. Собравшиеся плакали, в этих искренних слезах выражалась вся любовь к вождю и страх: как жить без него, что теперь будет? Но Тамара ничего не слышала, она полностью отдалась новому чувству: воображение рисовало Славика. Она корила себя: «Все переживают, а я… О чём думаю! А ещё комсомолка! Как не стыдно! — но это было выше её сил. — А вдруг я влюбилась? Неужели любовь – это озарение? Как будто включили свет. Нет, пропустили ток». Ответа не находилось.
Четырнадцатилетние подростки в школе-семилетке были старшими. Конечно, хотелось общаться не только в школе, но и после. Стали устраивать вечера по очереди у каждого. Хозяин готовил во дворе площадку для танцев. Гвоздём программы был одноклассник Лёня, скрипач-самоучка. Дедушка смастерил ему скрипку. Играл он всё подряд, но девчонкам особенно нравилось петь «Уральскую рябинушку».
Тамара с замиранием сердца ждала танцев. Мысль была одна: пригласит – не пригласит кто-то из парней. Хотелось почувство¬вать себя взрослой девушкой. Но деревенские ребята стеснялись танцевать с девчонками, опасаясь, как бы не задразнили женихом и невестой. Вот и танцевали девочка с девочкой. А Тамара просто не танцевала вовсе.
Вот и семилетка позади. Павел и Франя пришли на выпускной вечер, другие родители тоже. Для ребят был накрыт стол. От шума и веселья у Тамары кружилась голова.

Лето в селе проходит быстро и в трудах. Восьмого класса в школе не было. Из класса пять человек поехали продолжать учёбу в райцентр Нижние Серогозы. Среди них и Тамара. Жила на квартире у хозяйки. На выходной уходила домой, предстояло пройти двенадцать километров. Иногда подвозил на своём вело¬сипеде одноклассник Алексей, которого обычно все звали Аликом. У парня была цель стать офицером. Всё свободное время он посвящал урокам.
Светловолосый, голубоглазый, среднего роста, со спортивной фигурой, Алик нравился многим девчонкам. Тамара тоже не осталась равнодушной. Ох, как она ждала поездок на велосипеде. Везли друг друга по очереди. Сидя на раме, девушка чувствовала на затылке его дыхание. Когда он наклонялся и что-то говорил, она кивала головой, совершенно не понимая о чём речь. Тамара прислушивалась к сильным ударам сердца Алика, вдыхала особый, мужской запах его тела и погружалась в тёплые волны тревожного ожидания счастья.
— Придёшь в клуб? — спрашивает Тамара.
— Нет. Много уроков. И к контрольной надо готовиться, — отвечает парень.
Не ожидая отказа, Тамара резко повернулась, Алик крутнул руль в сторону, велосипед изменил направление, и они грохнулись. Тамара успела подумать: «Только бы с ним ничего не случилось!» И в самом деле, у Алика ни царапины, зато у Тамары до крови разбито колено. Алик взял девушку на руки и перенёс на травку.
— Сиди. Я сейчас.
Он побежал к велосипеду. Переднее колесо оказалось пробитым, несколько спиц посыпалось. Алик спрятал его в кустах и вернулся к Тамаре.
— Поедешь на мне.
Алик пригнулся, Тамара ухватилась за плечи и повисла на его спине. Им повезло. Едва одолели с полкилометра, как нагнала подвода соседа, дядьки Степана. Алик попросил вернуться за велосипедом, пристроил его в ногах. Без дела ему не сиделось.
— Я тебе стих прочитаю. Один парень знакомый дал переписать.
Алик встряхнул головой, пригладил рукой рассыпавшиеся волосы и начал декламировать:
— До свиданья, друг мой, до свиданья. Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки, без слова, не грусти и не печаль бровей, –
В этой жизни умирать не ново. Но и жить, конечно, не новей.
Он подождал, что скажет Тамара, но она молчала.
— Ну, как? — не выдержал он.
— Дашь переписать? Я его выучу.
— Нельзя. Это Есенин, а он запрещённый автор. Ещё нажи¬вёшь неприятностей.
— Я же не стану кричать на перекрёстке. Просто выучу для себя. Душевно написано.
— Ладно, пиши. Где наша не пропадала!
Въезжая в село, оба орали полюбившиеся строки:
— До свиданья, друг мой, до свиданья… — забыв об осторожности.

Десятый класс. Как все ждали выпускного! Как мечтали о моменте вручения аттестата! Кто мог подумать, что его просто не будет. Готовились, шили платья, искали белые туфельки на каблуч¬ках, крутили причёски. Директор напился, учителя его спрятали в кабинете, но он всё равно порывался выйти. Завуч выдала ребя¬там аттестаты и попросила идти домой. Класс дружно отправился на околицу села, там распили три бутылки вина. А через несколько дней Алик получил повестку из военкомата. Его забирали в армию. Парень пригласил одноклассников на вечеринку.
За столом Тамара сидела напротив Алика. Тосты, пожелания лёгкой службы. Девчонки бросают в шапку свои платочки, белые с кружевной обвязкой. Бросила свой и Тамара. Тётя Маруся, мать Алика, перемешала и подала сыну выбрать. Парень вытащил не глядя. Все повернули головы в сторону Тамары.
— Твой платочек, Тома? — спросил Алик.
— Мой, — покраснела девушка.
— Тебе и целовать солдатика нашего, — мать подвела Алика к Тамаре, но девушка совсем смутилась. Тогда Алик пришёл ей на помощь: чмокнул в щёчку и посадил рядом. Гости оживились, зашумели, застучали рюмками.
Понемногу стали расходиться. Тамара осталась мыть посуду, хозяйка вытирала рушничком.
— Тётя Маруся, зачем вы это сделали?
— Что сделала?
— Мой платочек подсунули.
— Ну и подсунула. Я вижу: тебе он нравится. А я тебя присмотрела. Пойдёшь ко мне в невестки?
— Ой, скажете тоже! Какая невестка! Я учиться хочу.
— Одно другому не мешает, — подмигнула тётя Маруся.
Село накрыла звёздная ночь. Полная луна следила за порядком, заглядывала в каждый уголок. Шли молча, не глядя друг на друга. Свернули на Томину улицу.
— Дальше не ходи, — остановила она Алика.
— Скажи что-нибудь на прощанье, — попросил парень.
Тамара немного подумала и начала:
— До свиданья, друг мой, до свиданья. Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье обещает встречу впереди…
— Выучила, — он исподлобья глянул на Тамару. — Значит, друг?
— Да. Только друг, — она сжала его руку и быстро пошла к дому.
Спрятавшись за старую грушу, дала волю слезам. Тамара плакала, и со слезами таяла боль в душе, отдалялся Алик, оставаясь там, далеко-далеко в детстве. Она дёрнула дверь… и услышала мамин голос:
— В шесть так в шесть. Хорошо, Стёпа, будем готовы, — заметив Тамару, радостно сообщила: — Собирайся. Едем в Мели¬тополь. Будешь поступать в медучилище. Степан подкинет в Серо¬гозы на автовокзал.
Сердце девушки замерло. Впереди столько интересного, впереди новая жизнь. «Алик, Алик… Как так вышло, что у нас с тобой ничего не вышло?» — со светлой грустью подумала Тома.

 
                Глава 7
_____________


Кому не хотелось покорить весь мир в 17 лет? Кто не строил грандиозных планов в столь юном возрасте? У Тамары мечта была не заоблачной и вполне реальной – поступить в медицинское училище, а закончив, непременно учиться дальше в институте.
Мелитополь встретил шелестом лип, поспевшими черешнями да пузатыми бычками (их на базаре продавали даже поштучно). Остановились у двоюродной сестры отца, тёти Любы.
У тёти Любы семья большая, но место нашлось всем. Франю устроили на раскладушке. Тамару забрала к себе в комнату двоюродная сестра Валя.
— Кровать большая, поместимся, — сказала она, наблюдая, как Тома разбирала вещи. — Ой! Кофточка! Дай померить.
Она покрутилась перед зеркалом и заговорщицки зашептала:
— Показать секрет?
— Секрет? — Тамара не знала, что сказать. — Разве секреты выдают?
— Тебе можно. Это от мамы секрет.
Она полезла под кровать, вытащила плетёную корзину с крышкой, стала рыться в тряпье. Это оказался тюбик с ярко крас¬ной помадой.
— Вот, — протянула своё сокровище Тамаре. — Хочешь? Накрась. Я покараулю в коридоре. Если мамка увидит – голову оторвёт.
— Нет. Я губы не крашу. Покажи, куда книги положить.
— Ого, сколько! И ты всё это читала? — Валя приподняла связку книг. — Тяжела наука.
— Хотелось бы осилить, да времени всегда не хватает. Ничего. Поступлю – всё перечитаю.
Но Тамару не приняли. Знаний сельские ребята получали мало. Часто с уроков забирали в поле на борьбу с сусликами, пожи¬равшими урожай, или копать огород, сажать картошку или рабо¬тать в саду.
Они сидели в коридоре перед кабинетом директора училища. Осталось забрать документы и можно ехать домой. Томе возвращаться не хотелось. Нет, она не отступится от мечты, не в её характере.
— Не расстраивайся, — утешала Франя. — На тот год приедешь снова.
— Мама! Я останусь. Работать пойду.
— Кропивницкие, зайдите, — секретарь пропустила их в кабинет.
— Значит, не поступила. Конечно, слёзы, — понимающе кивал директор.
— И не думала плакать. Всё равно поступлю, — упрямо тряхнула головой Тамара.
— И правильно. Только зачем терять год. С твоими результатами можем зачислить на вечерние восьмимесячные курсы Красного Креста.
— Я согласна, — подпрыгнула от радости Тамара.
Франя облегчённо вздохнула и пожала руку директору.
— Спасибо вам.

Занятия на курсах оканчивались поздно вечером, часов в десять. Из центра города на окраину, где жила Тамара, в это время автобус не ходил, топала пешком. Чтобы сократить путь, шла чужими дворами, потом огородами.
В тот вечер ей показалось, кто-то идёт следом. Она ускорила шаг и перебежала через дорогу. Одинокий фонарь отбросил на стену дома чужую тень. Сомнений не осталось: её преследуют. Нервы сдали, и Тамара побежала. Скорей! В соседний двор! Если нападут, будет стучать в любую дверь. И на неё напали. Только не человек, а собака. Животное бросилось так неожиданно, что Тамара не успела испугаться. Собака не кусалась, повизгивая, запрыгивала и лапами касалась спины. Девушка закричала, замахала руками.
— Пират, ко мне! — скомандовал голос из темноты.
Пёс повернул к хозяину.
— Что ж вы, девушка, так поздно гуляете! Да ещё по чужим дворам! — сказал незнакомец.
— Я с учёбы… а тут собака… — пыталась объяснить Тамара.
— Вижу, что не с гулянки. Сам со второй смены шагаю. Тебя давно приметил. Смелая. А ты не Любкина постоялица?
— Я племянница её.
— Тогда понятно. Идём, провожу. А жене дам нагоняй, чтоб Пирата не выпускала одного.

Вот и курсы позади. Мечта стать врачом пока оставалась мечтой. Надо было работать, чтобы не стать обузой для родителей. Валя, работавшая на Главпочтамте, помогла устроиться сортиров¬щицей в почтовое отделение железной дороги. Приходилось заходить в почтовый вагон с документацией, сдавать посылки, принимать свои и частенько спрыгивать на ходу. Тамара преодо¬левала страх. Каждый раз говорила себе: «Я это сделала! Сумела! Не струсила! Я сильная!»
Сколько пришлось пережить этой хрупкой, маленькой дев¬чушке за год в незнакомом городе, сколько километров преодо¬лели её крепкие ножки, был и страх, и стрессы, но росток не сломался, храбро пробивался в большую жизнь. Так формировался характер, вырабаты¬валась сила воли, решительность. Ох, как пригодятся эти качества Тамаре Павловне в будущем, когда будет создавать свою методику, свою школу, свой учебно оздорови¬тельный Центр! И всегда чувство¬вала помощь свыше. Не от людей. Люди старались вставить палки в колёса. А высшие силы вели за собой.

Руководство Главпочтамта, в чьём подчинении находилось железнодорожное отделение, проводило совместно с воинской частью вечера отдыха. Девчонки-телеграфистки, почтальоны, курьеры и сортировщицы – все спешила в клуб в надежде встретить своего, единственного и неповторимого. Чтоб раз и навсегда.
— Сегодня танцы, — напомнила Валя. — Пойдёшь или снова стирку затеешь? Сколько раз зову, всё без толку.
— А в этот раз возьму и пойду, — согласилась Тома. Она стала перебирать свой скудный гардероб. В конце концов, решила надеть чёрную юбку и белую кофточку, которые служили для торжествен¬ных мероприятий.
— Ты этим собираешься кого-то удивить? — прыснула со смеху Валя.
— По-моему, нормально, — Тамара повернулась боком и заглянула в зеркало.
— Нет. Это не годится. Сейчас мы тебе подберём… — Валя стала швырять на кровать плечики с платьями. — Пожалуй, это.
Выбор пал на платье из шерсти вишнёвого цвета. Сестра была крупнее и выше ростом, поэтому оно болталось на Тамаре.
— Мы его поясом прихватим, — нашла выход Валя.
Танцы уже начались. Оркестр играл фокстрот. Быстро сколь¬зили танцующие пары. Девчата облюбовали место у колонны. Валя в такт пританцовывала на месте, стреляя глазками по сторонам. На плечах подпрыгивали белокурые завитушки. Она заметила сол¬дата, стоявшего у колонны напротив. Парень то и дело поглядывал в их сторону. «Кажется, я уже с ним танцевала раньше», — промелькнуло у Вали.
— Если меня сейчас пригласят, подержишь сумочку, — сказала она, расправляя плечи и выставляя вперёд грудь, на которой красовался чёрный бант в белый горох.
И действительно, солдат решительно направился к ним, как только объявили медленный танец.
— Давай свою сумочку, — шепнула Тамара.
Молодой человек обратился к Вале:
— Разрешите пригласить… — Валя оживилась, — вашу подругу. Он подал руку Тамаре и повёл в круг танцующих. Настроение у Вали испортилось.
Сумочка мешала, и парень положил её на пол. Он обнял девушку за талию, и по спине Тамары заплясали мурашки. Оба были смущены и не глядели друг на друга. И всё же украдкой она разглядела. Высокий, черноволосый, с карими глазами, парень приглянулся ей. Форма сидела красиво. К тому же нравился запах одеколона, каким пахла гимнастёрка. «Шипр», — определила она. Отец всегда после бритья брызгал на щёки и похлопывал. Тамара почувствовала, что хочет танцевать и танцевать с этим человеком. «Он даже не смотрит на меня, — кольнуло в самое сердце. — И как зовут не спросил».
Танец кончился. Кавалер поднял сумочку и проводил Тамару.
— Ну, ты даёшь! Тихоня называется! — злилась Валя.
— Ты чего? — удивилась Тамара.
— А ничего. Только появилась и сразу закадрила парня. Опять идёт.
Кавалер протянул руку, и Тамара без слов пошла за ним. Тан¬цевали молча. Когда её пригласили в третий раз, сердце подпрыг¬нуло от радости.
— Давайте хоть познакомимся. Николай.
— Тамара.
— Может, ну их, танцы? Пойдём, погуляем?
— Ага, — согласилась Тамара. — Только предупрежу подругу.
Но Валя танцевала, и они ушли, не простившись.
Гуляли по городу. Николай рассказывал о себе. Скоро Тамара знала, он из Таганрога, окончил техникум, вся семья – мама и брат. Любит читать, а любимый писатель – Джек Лондон. Проводив девушку домой, предложил встретиться в следующее воскресенье.
Полная впечатлений, с сияющими глазами, она вошла в ком¬нату и натолкнулась на холодное молчание и неприступный вид Вали. Когда же Тамара разделась и хотела лечь, сестра бросила подушку на пол со словами:
— Спи, где хочешь и с кем хочешь! — и отвернулась к стенке.
Спать пришлось в чулане на раскладушке, укрывшись старым кожушком, что висел на гвозде.
Николай ждал в условленном месте. Они встречались уже три месяца. Сегодня он увидит её на сцене. Тамара любила театр. Видимо, это было заложено генетически. Ведь по линии отца одним из предков был сам Марко Кропивницкий, известный украинский писа¬тель, драматург, актёр, а самое главное, основа¬тель украинского профессионального театра. Когда Тамара узнала, что в клубе создан драматический кружок, тоже записалась. Оценив её актёрские способ¬ности, руководитель кружка доверил роль, да не просто роль, а мужскую (к сожалению, парней не хватало).
Играли отрывок из пьесы Марка Кропивницкого «Дай сердцу волю, заведёт в неволю». И вот Тамара на сцене в роли Семёна, идёт монолог героя, именно он открывает действие пьесы:
— Ось і лю¬бий край, і рідне се¬ло! Дав¬но, дав¬но я поп¬ро¬щав¬ся з то-бою, рідна батьківська осе¬ле, до¬ро¬га країно. Я по¬ки¬нув те¬бе ранньою вес-ною…
У Тамары чуть дрожит голос, но зритель думает, так надо, герой волнуется, он вернулся домой. Она отыскала глазами в первых рядах Николая и чуть не сбилась. Вот на сцене появилась партнёрша в роли Одарки. Сейчас надо дать следующую реплику. Соберись, Тамара!
— Одар¬ко, сер¬денько моє… — говорит она партнёрше и полностью отдаётся роли.
Когда молодые люди вышли на улицу, Николай не стал сдерживать эмоций.
— Томочка! Ты такая, такая… — он не находил слов.
— Какая? — она склонила голову набок, игриво глянула на парня.
— Необыкновенная, талантливая! Правда, усы наклеенные рассмешили сначала, потом просто забыл об этом. В общем, здорово.
Недели две они не виделись. Рота Николая за драку была нака¬зана и лишена увольнений. Оба скучали и ждали новой встречи.
На свидания Тамара не опаздывала, но сегодня… Наконец, она появилась в конце аллеи. Парень поспешил навстречу. Тома тоже ускорила шаг, споткнулась и чуть не упала. Он успел подхватить и ненадолго задержал в руках. Тамара смутилась и сделала вид, будто что-то ищет в сумочке.
— Ты плакала? Вон какие красные глаза, — заметил парень. — Рассказывай, что случилось.
— Ничего особенного, — ушла от ответа Тамара. — На работе неприятности.
Не хотелось вспоминать безобразную сцену.
Тамара обнаружила недостачу, одной посылки не хватало. Поставила в известность начальника смены, уже не молодую женщину.
— Обойдётся. Не переживай, — заверила та.
Но не обошлось. Посылка не дошла до адресата, и отправитель устроил скандал. Ему пообещали найти виновного и наказать.
— Как ни крути, а придётся вычесть из твоей зарплаты, — сообщила начальник смены.
— А ведь это вы украли посылку, — Тамара глядела в упор.
— Я? — сделала та удивлённое лицо.
— Нас двое. Если не я (а я знаю, что не я), значит, вы.
— Докажи! — заорала начальница.
Ну, как такое рассказать! И не рассказать нельзя. Коля будет думать всякое. Была – не была. Тамара выплеснула наболевшее.
— Ты веришь мне? — она заглянула парню в глаза.
— Верю, конечно, — успокоил Николай. — Никогда никому ничего не доказывай. Про себя знаешь, что не виновата, и точка. А начальница твоя… Она сама себя наказала. Каждый раз, глядя на тебя, вспомнит о своём грехе. Поняла?
— Ладно. Переживу, — бодрым голосом ответила Тамара. — Что нового у тебя?
— Скоро отправляемся в летние лагеря.
— Надолго?
— На всё лето.
— А как же… — начала Тома, но остановилась.
— Ну, во-первых, ещё не скоро, а во-вторых, буду писать тебе.
Шли, держась за руки, потом присели на скамейку. Бешено колотились сердца. Тамара сидела неподвижно, словно застыла. Она ждала, сама не зная чего. Николай тоже молчал. Оба боялись спугнуть то хрупкое, нежное, что зарождалось между ними.
Длинная тяжёлая коса лежала на левом плече Тамары. Непослушная прядка выбилась из-за уха. Николаю так хотелось прикоснуться к ней! Он робким движением заправил прядку за ушко. И тут что-то лопнуло внутри, вырвалось наружу. Они бросились друг другу в объятия и стали целоваться.
Это была новая ступень в отношениях. Почувствовав нелов¬кость, как по команде отпрянули друг от друга.
— Мне пора, — выпалила Тамара.
— Я провожу, — Николай одёрнул гимнастёрку.
У ворот прощальный поцелуй. В дом Тамара вошла с блуждающей улыбкой на губах. Валя крутила волосы на бигуди.
— Я всё видела в окно, — в голосе Вали упрёк. — Так не честно. Я первая познакомилась с Колей. Мы с ним танцевали. Тебя ещё и в помине не было.
— Но он выбрал меня. Мы будем счастливы. Ты не злись. Ещё встретишь хорошего парня, — успокаивала сестру Тамара.
— Где встречу? Когда? Я сейчас хочу, — расплакалась Валя.
Томе стало жалко сестру. Неизвестно откуда взявшееся само-пожертвование подтолкнуло сказать:
— Хочешь, я расстанусь с Колей, скажу, чтоб не приходил.
Тамара сказала и сама испугалась этих слов. Неужели хватит сил расстаться?
— Ты серьёзно? — Валя вытерла слёзы.
— Серьёзно, — словно падая в пропасть, проговорила Тамара.
Молчание длилось долго. Она успела расстелить постель на раскладушке и лечь. Погасили свет. В полной тишине, уже засыпая, Тамара услышала:
— Нет. Пусть приходит. Я же тебе не враг.
Тамара шла на свидание в хорошем настроении. Валя больше не сердится, это главное. А ещё они с Колей собирались в кино. Он ожидал у кинотеатра. Поцеловав Тому, протянул свёрток.
— Дарю. Моя любимая книга «Морской волк».
— Спасибо, Коленька. Я Лондона ещё не читала.
— Когда начнёшь? — ей показалось, что вопрос задан не просто так.
— А когда нужно?
— Сегодня вечером перед сном.
Тамара так любила «Карнавальную ночь»! Смотрела не раз и всегда с интересом. Вот и сейчас Гурченко со своей знаменитой талией в чёрном платье с белой муфточкой в руках пела «Пять минут», а Тамара терялась в догадках: «Почему он сказал, „сегодня вечером перед сном?“»
Вернувшись домой, она первым делом открыла книгу. На первой странице английскими буквами Николай написал: Ай лав ю. Признание в любви! Как она ждала его! Тома прижала книгу к груди, зажмурилась. Ей хотелось читать и читать написанное рукой любимого. Вот оно, счастье! Вот как это бывает!
— Ай лав ю, Коленька! — сказала Тома, словно он был рядом.
Каково же было удивление, когда на двадцать пятой странице опять было написано «Ай лав ю». Она перелистала книгу до конца. Ещё на пяти страницах та же надпись. Засыпая, думала: «Он любит меня. А я? Конечно, люблю, люблю, люблю… уедет в лагеря, как без него?..»
О том, что Николай уже на учениях, Тамара узнала из письма. Парень писал, что вырваться повидаться не удалось, роту ночью подняли по тревоге, поставили перед личным составом задачу и увезли.
Писал Николай часто. Каждое письмо перечитывалось многократно, после чего отправлялось на хранение в корзину под кровать, где Валя прятала помаду.
Тамаре хотелось к приезду Коли приодеться. На свидания и танцы ходила в платьях сестры. Удручало, что было заметно, одежда с чужого плеча. С зарплаты Тома купила отрез креп жор¬жета. Красиво, модно и не мнётся. Но оказалось, за пошив берут больше, чем стоит сама ткань. Тамара в душе возмутилась: «Почему я должна платить кому-то? Научусь и сошью сама». Пока Николай отсутствовал, она закончила курсы «Кроя и шитья».
Платье вышло хоть куда. Юбку пустила шестиклинкой, горло¬вину оторочила другой тканью в виде зубчиков. В талию, на мол¬нии, оно выгодно подчёркивало фигуру. Обновка висела на плечи¬ках в ожидании долгожданной встречи.
Увидев Тамару после долгой разлуки в новом платье, Николай не смог сдержать восторга:
— Ты сегодня необыкновенно красивая.
— Могу похвастаться, платье пошила сама.
Они встречались уже два года. Семья считала Колю своим. Понятное дело, демобилизуется – распишутся.
В тот вечер он был особенно нежен и внимателен. Лёгкий ветерок играл листьями тополя. В душе Тамары тревога: истёк срок службы, через два дня Коля уезжает. Что же дальше? Уедет и всё? Словно прочитав её мысли, Николай притянул Тому к себе и поцеловал. Она почувствовала, как напряглось его тело, как призывало откликнуться, и в ответ затрепетала.
— У тебя такие нежные ручки, — сказал он и стал их целовать, — такие мягкие тёплые.
— Обычные руки, — смутилась Тома.
— Поедешь со мной? — горячо зашептал он между поцелуями.
«Всё-таки позвал», — ликовала душа, а язык произнёс совсем другое:
— Ой! Нет-нет!
Она тут же пожалела, испугалась своих слов. Но поздно. Николай попрощался и ушёл.
Как часто бывает, женщина говорит «нет», а думает «да»! Эх, мужчины, мужчины! Как не понять? Она ждёт ваших слов, а когда слышит, необъяснимая гордость мешает сразу откликнуться на ваш призыв. Хочется насладиться моментом, запомнить его, чтоб избран¬ник оценил недоступность своей любимой и, наконец, вполне почувствовал себя победителем, вознаграждённым любовью.
Через пару дней Николай уехал. Тамара ждала писем с трепетом и надеждой, что он вернётся и попросит её руки у родителей. Некоторое время Коля писал. Сообщил, что поступил в радиотехнический институт и обещал приехать, но… разлука сделала своё дело. Эта любовь осталась в памяти на всю жизнь.

 

                Глава 8
_____________


Полёт продолжался. Тамара Павловна всё-таки решила пройтись по салону, размяться, а заодно освежиться. У туалетной комнаты оживлённо разговаривали парень с девушкой. Тамара Павловна остановилась.
— Проходите. Там свободно, — сказал парень и пропустил её.
— Я итак стараюсь. Как ты не понимаешь! Нужно время, — видно было, что девушка расстроена.
— А я тебе говорю, стараться забыть кого-то — значит, всё время думать о нём. Вот ты и думаешь о Сергее, — обиделся парень.
Тамара Павловна рассматривала себя в зеркале.
— Да, возраст берёт своё. И о чём ты, Тамара, думаешь! Ведь паренёк прав на сто процентов. Старалась тогда забыть Николая, а всё время о нём думала. А уж когда узнала, что женился… Правильно, что уехала, не то съела бы себя воспоминаниями о нём.

Тамара вернулась домой, вернее, в Серогозы работать в районной больнице. Главврач предложил организовать здрав¬пункт при железнодорожной станции. Дали место в обще¬житии. Кроме неё, три девчонки-штукатура работали на стро¬ительстве элеватора. Встретили приветливо, помогли обжиться.
Начинать приходилось с ноля. Под здравпункт контора Загот¬зерно выдела комнату, пустую и совершенно запущенную. Прежде всего, Тамара отмыла окна и пол. Стены покрасила белой краской. Надо было где-то раздобыть мебель. Председатель сельсовета разрешил взять на складе шкаф и кушетку. Когда перенесли шкаф, оказалось, полочки загажены разбитыми яйцами, прилипшими и засохшими. Пришлось соскабливать и отмывать. Из общежития выдали списанный столик и два стула. В районной больнице Тамара получила медикаменты, перевязочный материал, пару простыней и некоторые инструменты. Можно было приступать к работе.
Шли люди с травмами, порезами. Делала перевязки, наклады¬вала швы, занималась прививками детей. Дел хватало. Все удивля¬лись, как раньше жили без здравпункта.
На улице стемнело, и Тамара зажгла свет.
— Скорей! Скорей! — кричала вбежавшая женщина. — Ради бога! Спасите маму! Он её порезал!
Тамара схватила «дежурный» чемоданчик с медикаментами, расспрашивала на ходу.
— Лёнька пьяный пришёл, а тут мать на кухне: бу-бу-бу, бу-бу-бу. Видно, что-то не то сказала. Слово за слово — разругались. Он хватает нож и на мать. Горло порезал.
Тамара осмотрела пострадавшую. Порез оказался действи¬тельно глубоким, задета аорта. Женщина хрипела и теряла много крови.
— Нужна простыня или большое полотенце, и срочно в больницу. Транспорт есть?
— Бедарка у соседа запряжена, я видела.
— Подгоняйте, — Тамара зажала рану простынёй, но та быстро промокла. — Давайте ещё одну.
Всю дорогу боялась, что не довезут. Передав раненую в руки хирурга, Тамара вздохнула свободно.
— Герой-то ваш где? — спросила она.
— Лёнька? Шут его знает. Я сразу к вам. Убёг, наверно.
— Надо в милицию сообщить. Так положено.
— Не надо. Прибьёт он меня.
— Не примите меры, в следующий раз вас порежет. Не я, так врач сообщит.
Только теперь Тамара почувствовала страшную усталость. Вернувшись в зравпункт, присела к столу, положила голову на руку и заснула как убитая.
Проснулась от того, что рука затекла и болела. Во дворе санитарка тётя Паша гремела вёдрами.
— Ты что ж, тут ночевала? — удивилась она. — Совсем, девонька, себя не бережёшь. По ночам тоже, я слыхала, на вызовы ходишь. Этак тебя надолго не хватит.
— Хватит, тётя Паша, я сильная и выносливая. Это у меня от отца.
Тамара кипятила шприцы. Завтра выходной. Сходит домой, соскучилась. Да и к родителям есть разговор. В коридоре тётя Паша кого-то ругала:
— Куда топаешь по мытому! Горбатишься тут, а они грязь несут и несут!
Дверь рванули и лысоватый мужчина в спортивном костюме и тапочках взволнованно заговорил:
— Доктор! Нужна ваша помощь! Там, в вагоне, супруга не может разогнуться, Кричит от боли. А стоянка десять минут, — он глянул на часы, — нет, уже пять.
— Что ж мы стоим. Бегом! — заторопилась Тамара. Мужчина бежал рядом и объяснял:
— Она резко встала, и вдруг заклинило. Орёт. Я ничем помочь не могу. Проводница прибежала, говорит, мол, скоро станция, а там медпункт и доктор лечит такие вещи.
— Я не доктор, всего медсестра, — Тамаре было неловко, что её называют доктором.
Женщина лежала на нижней полке и постанывала, лицо бледное, в глазах мука.
— Добрый день, — бодро сказала Тамара. — Сейчас познако¬мимся и немного полечимся. — Дайте ножку. Так, так, осторож¬ненько. Назовите фамилию, имя, отчество, год рождения.
Женщина стала рассказывать, а Тамара тем временем согнула ногу в колене, отвела немного в сторону и сильно дёрнула.
— О! О! — вскрикнула женщина.
— Попробуйте встать, — Тамара придерживала её за руку.
— Ой! Прошло! Не болит, честное слово. У вас, деточка, золо¬тые ручки! — восхищалась пациентка.
Состав дёрнулся и медленно двинулся с места. Тамара побе¬жала к выходу. Ей не впервой прыгать на ходу.
— Сумасшедшая! Разобьёшься! — крикнула вслед проводница.
— Вы волшебница! Это чудо! Я напишу о вас в газету! — кричал благодарный супруг в открытую дверь. В ответ Тамара помахала рукой.
Она вошла в здание вокзала. Сейчас купит в аптечном киоске мыло и на пост. Осталось составить заявку на медикаменты на новый месяц. У кассы небольшая очередь. Худенькая, высокого роста женщина, волосы на затылке собраны в пучок, ежеминутно подносила платочек к слезившимся глазам.
— Вера Андреевна! Здравствуйте! — Тамара видела: её не узнали. — Кропивницкая я, Тамара.
— Да-да, — оживилась она. — Как же. Помню. Выросла, похорошела. Чем занимаешься?
— Работаю здесь. Временно. Собираюсь поступать в медицинский.
— Врач – это хорошо, — закивала головой Вера Андреевна. — Кстати. Помнишь восьмой класс? Ты за первой партой. Я подошла, заглянула в тетрадь. Чувствую, тепло, хорошо мне рядом, уютно. Вот и жалась к твоей парте. Энергетика у тебя ого го! А я еду к сестре. Помочь надо. Не справляется с сыном. Ему 14, самый опасный возраст.

Подходя к родному дому, Тамара ещё раз вспомнила встречу с Верой Андреевной. И она про эту самую энергетику. Помнится, фельдшер наш тоже об этом говорил. Что же мне сидеть здесь в глуши? Так мечта со мной и состарится. Ведь ничему не научусь! Никому не помогу! Думала, с Колей будущее построим. Не судьба. А на месте топтаться не хочу.
Франя и Павел поддержали решение дочери учиться дальше.
— А тебя с работы отпустят? — волновалась Франя.
— Отработаю положенное — отпустят.
— Куда поедешь? Хорошо бы, где есть родня, — посоветовал Павел.
— Хочу в Запорожье.
— Понятно. Подумаем. Главное — прописаться. Без прописки на работу не возьмут. В институт в этом году, я понимаю, не получится.
— Поработаю. Подготовлюсь. Сначала попробую в медучи¬лище. Выбрала медицину, значит, в этом направлении и буду двигаться, — сказала Тамара.
Павел написал письмо дальнему родственнику, тот жил и работал главврачом в Васильевке. Тамаре повезло: прописали её в Васильевке, а работу нашли в Запорожье в восьмой детской поликлинике на должность медсестры. С утра она сидела с врачом на приёме, после обеда патронаж младенцев на дому. Старалась выполнять обязанности качественно, вникала в любую проблему. Даже придумала себе девиз: «Всему лучшему научиться и сделать ещё лучше». Заведующая отделением детской консультации отме¬чала Тамару на каждом совещании:
— Молодая, ещё малоопытная, но как старается! А вы!..
Девушка смущалась и не рада была такой похвале. Слишком косо после смотрели на неё коллеги.
Жила Тамара на квартире земляков. Чета бездетных пенси¬онеров рада была принять её, так как требовалась помощь по дому. Тамара успевала всё: и на работу сходить, и вести нехитрое хозяйство. Любила делать быстро, без лишних слов. Юбка её мель¬кала то в огородике, то в летней кухне, то во дворе у бельевых верёвок.
Как-то в окно увидела парня, вышедшего из калитки напротив. Среднего роста, русоволосый. Вроде ничего особенного, но она теперь старалась при удобном случае рассмотреть его.
— Алексеем зовут. Демобилизовался и остался в Запорожье, — заметив её интерес, поведала хозяйка. — Живёт у соседей на квар¬тире. На стройке работает, кажись, бульдозеристом. Пригля¬дись к нему.
— Очень нужно! — дёрнула плечом Тамара.
Однажды утром, идя на работу, они столкнулись.
— Ух ты! — воскликнул парень восторженно и остолбенел.
Тамара никак не отреагировала, пошла быстрее, а про себя отметила задор в глазах и приятную улыбку. Потом оказалось, едут в одном трамвае. Скоро встречаться по утрам стало привычным делом. Молодые люди начали здороваться. Тамара, привыкшая всё анализировать, пыталась понять, чем притягивает этот человек.
— Весёлый, умеет поддержать беседу. И лицом хорош, — призналась самой себе. — Надо присмотреться.
Встречались каждый день, ходили в кино, катались на лодке по Днепру. Однажды Алексей сказал:
— Нас пригласили в гости.
— Кто? — вырвалось у Тамары.
— Мой дядя. Хочет познакомиться с тобой.
От хозяев она знала, дядя – начальник стройтреста, любит племянника, опекает, взял к себе на работу.
— Так вот она какая, царица Тамара! — воскликнул он, встречая гостей. — А я Василий Иванович. Проходите, будьте как дома.
Весь вечер хозяин развлекал молодёжь, расспрашивал Тамару о родителях, о работе. Украдкой подмигивал Алексею, кивая на девушку, одобрял выбор. Тамаре дали почувствовать, что она понравилась. Совсем скоро Алексей с Тамарой стали по субботам постоянными гостями. Василию Ивановичу хотелось, чтобы племянник уже определился, обзавёлся семьёй, не разгулялся, как другие. Тамару считал почти невесткой и однажды откровенно сказал:
— Чего тянете? Год встречаетесь. Женитесь. Могу помочь с жильём.
И помог. Алексей привёл Тамару посмотреть комнату в семейном бараке.
— Гляди, целых девять метров и все наши. А район. Самый центр, улица Сталеваров. Молодец, дядька!
Тамара растерянно осматривалась. Неужели теперь это её дом? Нет. Свадьбы пока не было, но ведь будет. А нужно ли выходить? А Николай? Забыть и жить настоящим, а не прошлым. Уже двадцать два, и что дальше? Лёша меня любит, и я постараюсь его полюбить. Всё будет хорошо.
После таких бесед в одиночку в самом деле успокаивалась и потихоньку готовилась к свадьбе.

 
                Глава 9
_____________


Свадьбу назначили на февраль, в день рождения Алексея на родине невесты в Верхних Торгаях. Накануне к вечеру по обычаю молодые обходили село и звали всех на свадьбу. Тамара надела белое платье чуть ниже колен, на плечи накинут широкий кап¬роновый шарф с набивкой люрекса, в причёске белые цветы. Алексей смотрел на невесту глазами влюблённого мальчишки.
— Лебёдушка ты моя белая, — горячо шептал на ушко.
У магазина людно. Завезли товар. Очередь волнуется: всем ли достанется. Мимо промчалась тройка с женихом и невестой, и все переключились на новую волну.
— Это чьи будут?
— Жених иногородний, а невеста нашинская.
— Что-то не признаю.
— Кропивницких дочка младшая, Томка, что в Запорожье уехала.
— Да ты шо! Тамарка? Франи-целительницы дочура? Гарна девка!
А сани мчались вперёд. Алексей правил за кучера. Тамара в санях с подружкой куталась в овчинный тулуп. Объехали полсела, наприглашали гостей и вырвались на широкий простор. Алексей всё погонял лошадей:
— Нн-о-о, залётные! Давай-давай, да с ветерком! О-го-го! Гульнём на широкую ногу!
Девчата в санях смеялись. Не сообразили, как оказались в сугробе. Сани оторвались и перевернулись, а лошади помчали дальше. Алексей подхватил Тамару на руки и закружил. Она зажмурилась, полностью доверившись крепким мужским рукам, слушала соблазнительные речи. Кругом шла голова. И казалось, вот оно, счастье большое, сильное, с весёлыми глазами. Пришло! Дождалась!
Расписались в сельсовете. Шумно отгуляли. В основном гости Кропивницких. Со стороны жениха приехали мать и брат. Лицо свекрови закрытое, непроницаемое, и не понять, пришлась ли по сердцу невестка. «Ну, да ладно, не с ней жить», — отмахнулась Тамара.
На второй день Франя отозвала дочку в сторонку и сказала, пряча глаза:
— Не будет вам счастья.
— Почему? — вырвалось у Тамары.
— Кот сдох.
Не случайно народ примечал да оставлял в копилку памяти потомкам на заметку.

… Тамара Павловна стала вспоминать, как долго длилось семейное счастье. Год? Два? Но не припоминалось. Кажется, всё началось после рождения Леночки. Да-да, именно, с её появления. Алексей тогда здорово напился. И пошло-поехало…
Пристрастие к алкоголю проявилось не сразу, выползло потихоньку, подобно змее подколодной, да ужалило в самую душу. Занятая ребёнком и домом, она не заметила, как помрачнел взгляд мужа, да и говорить о своих чувствах перестал. Будучи в декрете, Тамара не теряла времени зря и поступила в Запорожское мед¬училище на заочное отделение. Училась с удовольствием. Но Алексей остался недоволен: как же, она будет учиться, а на него, чего доброго, повесит дом.
Тамара уложила ребёнка спать, раздела пьяного Алексея и села за контрольную работу. В два часа ночи, наконец, поставив последнюю точку, готовилась лечь. Как обычно подошла к Леночке поправить одеялко, сползшее на пол, вдруг за спиной шум. Оглянулась – Алексей рвал тетрадь в клочья.
— Вот тебе контрольная! К чёрту твою учёбу!
Обида закипела в груди, и она с силой толкнула мужа.
— Что ты наделал, паразит! Столько сил и времени потратила!
Тогда он впервые поднял на неё руку. Тамара поняла: наде¬яться надо на себя. Иллюзия семейного счастья быстро рассеялась. Придётся проявить силу воли и терпение.

Леночка подросла. Тамара отдала её в детский сад, сама устроилась туда же, чтобы быть рядом с дочкой.
После родов она действительно расцвела, тело налилось бабьими соками. Алексею, глядя на жену, не терпелось дождаться ночи, чтобы предаться упоительной страсти. Тамара, намаявшись за день на работе и дома на кухне, мечтала положить голову на подушку и уснуть. Но как только касалась постели, Алексей начи¬нал её ласкать и, подмяв под себя, без оглядки, не думая о последствиях, наслаждался молодым здоровым телом. Скоро она почувствовала, что опять забеременела. Чтобы развеять сомнения, пошла в женскую консультацию.
— Как же так, доктор? Я не планировала ещё рожать.
Врач оторвался от карточки, которую заполнял, глянул из-под очков.
— Ну, это уж решать вам вместе с мужем.
Алексей отреагировал, как и следовало ожидать:
— Делай аборт.
Тома и сама понимала: рожать второго не время. Леночка слишком мала и условий никаких. На днях защита. А срок такой, что важен каждый день, после могут не взять.
Операцию сделали неудачно. Отлёживаться некогда было. Либо она получает диплом, либо нет. И Тамара идёт в училище. Защита прошла блестяще. Комиссия сообщила:
— Поздравляем! Вы получите красный диплом.
А ночью открылось кровотечение, и скорая отвезла Тамару в больницу. Она боялась, повторная операция вызовет осложнения, но молодой организм справился.
Алексей занялся подработками. «Левые деньги» развязали руки, быстро втянулся, а пьянки стали привычным делом. Кухня на пять семей. Все как на ладони. Соседка Любаша наставляла Тамару:
— Ой, смотри, подруга, как бы не спился вчистую. Побегай, повстречай с работы. За мужиком нужен глаз да глаз.
Скандалы участились. В ту страшную ночь никак не спалось. Прислушивалась, вставала, подходила к окну. Послышалась возня у порога, пьяная ругань, затем начали горланить песню. Наконец тяжёлые шаги, скрипнула дверь, щёлкнул выключатель.
— Чо! Караулишь! Позоришь меня! — заорал Алексей.
— Ты сам себя позоришь. И давай потише, ребёнка разбудишь.
— Чо, ты меня учить будешь? Зудишь, как муха. Пошла отсюда! — он схватил Тамару и, как была в ночной сорочке, вытолкал за дверь и запер на крючок. Долго простояла она в холод¬ном коридоре босиком. Не выдержав, постучала к соседке.
— Любаша, пустишь?
Дверь приоткрылась.
— Опять концерт? Разведись, и дело с концом.
Лёжа на чужом диванчике, Тамара размышляла: «И это любовь? Зачем вышла замуж? Ведь не любила. Сколько терпеть! Может, в самом деле, развестись?»

А сколько ещё таких ночей придётся пережить! Пролетало время, отмеченное очередными скандалами. Леночке исполнилось пять. Девочка росла умненькой, хорошенькой. Когда родители ссорились, умолкала, старалась быть незаметной.
Тамара гладила бельё, Леночка возилась в своём уголке.
— А сейчас будем играть в пьяного дядьку, — сказала она кукле.
Тамара замерла, стала наблюдать.
— Вот тебе, вот тебе! — била Леночка кулачками подушку. — Нечего мамочку обижать! Опять напился, паразит! Получай! — и она продолжала мутузить подушку.
Тамара испугалась. Что дальше? Чего ждать? Надо раз¬водиться. Она сообщила Алексею о своём решении. Он покивал головой и сказал:
— Значит, так решила.
Вечером к ним пожаловал Василий Иванович.
— Что ты надумала, Тамара! Ребёнка без отца оставляешь? Не годится! Лёшке я мозги прочистил. Прости дурака. Поверь, по другому будет.
— Не хочу ни по-другому, никак, — резко ответила она и ушла на кухню. Когда вернулась, Василия Ивановича уже не было.
Их развели, но Алексей не уходил. Некуда было уходить ни ему, ни ей. Жили как соседи в одной комнате, не разговаривали и терпели друг друга. Это было невыносимо. Алексей продолжал пить, внешне ничего не изменилось, кроме того, что Тамара теперь спала на раскладушке.
Однажды ночью она проснулась от холодного прикосновения. В свете уличного фонаря угадывалась фигура Алексея. От него несло водкой, в руке нож, приставленный к её горлу.
— Не шевелись! Убью! — зло прошипел он.
И она не шевелилась. Лежала и молилась, хоть бы устал и лёг спать. Время тянулось медленно. Тогда, наверное, и появились первые сединки в роскошной косе.
В дверь постучали. Милиционер шагнул в комнату, вежливо поздоровался.
— Вы гражданка… — он назвал её фамилию, имя и отчество. Да, она не ослышалась, именно к ней пришёл представитель власти.
— На вас поступил сигнал. Как участковый обязан отреагировать.
Он достал письмо.
— Читайте. Узнаёте почерк?
Да, почерк его, Лёшки. Какие гадости о ней выплеснул бывший муженёк на бумагу! Читать было противно и обидно.
— Извините, служба. Обязан разобраться.
Капитан пошёл по комнатам соседей, с каждым беседовал основательно. Назавтра Тамара видела, как он заходил в кабинет заведующей детсадом, где она работала старшей медсестрой. Когда капитан ушёл, Тамару позвали к заведующей.
— Тамара, тут приходил ваш участковый, расспрашивал о тебе. Что натворила?
— С мужем развелась. А он никак не смирится, что птичка улетела.
— Я не из любопытства. Просто подумала, вдруг помощь нужна, — смутилась заведующая.
Поздно вечером Алексей явился домой. Ни к кому не обращаясь, сообщил:
— Уезжаю в Сочи к двоюродной сестре.
Сердце Тамары подпрыгнуло от радости. Неужели кончились мучения?!
Назавтра она с Леночкой вернулась домой и обнаружила: исчезла кровать, а вместе с ней раскладушка. Постелила на полу. Лежали в тишине и боялись: вдруг сейчас зайдёт пьяный.
— Мамочка, как тихо и спокойно, словно Ангел поселился в комнате, — сказала Леночка.
Материнское сердце сжалось, она обняла дочку и поцеловала. Надо завтра заскочить к участковому, поделиться новостью, посоветоваться.
— Да он мне понятен стал с первой минуты. Негодяй, — делился наблюдениями участковый. — Сказал ему: «Чтоб через 24 часа тебя не было в Запорожье. Иначе посажу». Трусливый оказался. Забудьте и живите спокойно.
«Придётся начинать всё с ноля, — думала Тамара. — Хотя бы купить диван».
Ей повезло. «Чёрная касса»! Как часто ты выручала! В те годы почти на каждом предприятии играли в неё. Отдаёшь с зарплаты в общий котёл каждый месяц по десять рублей, а настанет твоя очередь, получаешь всю сумму. Играет 10 человек – получаешь 100 рублей, если 20 человек – 200 рублей. В этот раз Тамаре вручили сотню. В бухгалтерии взяла справку на рассрочку и записалась в очередь на мебель. Отмечалась регулярно.
В тот день в мебельный завезли гарнитуры. Очередники живо их разбирали.
— Кошелева! — выкрикнули фамилию следующего.
— Не пришла. Я за ней, — откликнулась женщина. — Проверьте по списку. Бабушкина.
— Будете брать? — спросила продавец. — Чек выписывать?
— Ой! Не готова я, — замялась женщина. — Не рассчитала. Очередь быстро подошла.
— Я возьму, — нашлась Тамара. — У меня справка на рассрочку и 100 рублей деньгами.
— На эти деньги можете оформить даже два, — подсказала продавец.
— Оформляйте, — обрадовалась Тамара.
Когда грузовик подкатил к бараку и стали выгружать мебель, соседи загалдели:
— Вот женщина! Не растерялась без мужа! Молодец!
Тамара подала заявление на расширение и скоро переехала в другой барак, где комната была больше. Теперь можно было расставить мебель.
Ещё с полгода они жили в тревоге, что Алексей вернётся, но он не вернулся.
                Глава 10
_____________


Тяжёлые воспоминания о первом замужестве утомили, и Тамара Павловна прикрыла глаза, чтобы подремать. Но самолёт тряхнуло раз, другой, затем начало подбрасывать. Казалось, он теряет высоту. В животе тоже всё замерло и опустилось. Сон как рукой сняло.
— Турбулентность. Обычное дело. Проще воздушные ямы, — объяснил сосед, не отрывая глаз от газеты. — Опасности не представляют.
Тамара Павловна скосила глаза в его газету. А! Любитель кроссвордов! Себе что ли заняться? Он словно прочитал её мысли.
— Помогите, пожалуйста. Город в Чехии, 7 букв.
Она удивилась:
— Как вы догадались, что я была в Чехословакии?
— Я и не знал. Просто сказал. Тут задание: город в Чехии, 7 букв.
— Яромерж, — назвала Тамара Павловна.
— Нет, на «я» не подходит, — разочаровался мужчина. — Первая «о».
— Тогда Оломоуц, Острава, попробуйте.
— Острава! Подошло! — ликовал сосед. — Спасибо. Кстати, вы не учитель географии? Хорошо знаете города.
— Не учитель. Но в Чехии довелось побывать. Вернее, в тогдашней Чехословакии.
«Надо же, память держит названия. Оломоуц, Яромерж… Как же меня туда занесло? Время было не простое. Только поутихло после 68-го»…

Заведующая детсадом уехала на двухдневный семинар. В эти дни Тамара замещала её. Слесарь, вызванный ещё несколько дней назад отремонтировать подтекавшие краны, пришёл только сегодня. Закончив работу, он заглянул к ней в кабинет.
— Вы будете старшая медсестра?
— Я.
— Принимайте работу.
— Быстро управились, — похвалила Тамара, проверяя краны. — Всё в порядке.
— Подпишите заявку, а то и этих копеек не получу.
— Мало платят? — спросила Тамара, ставя подпись.
— Разве это деньги? Вот приятель мой съездил в команди¬ровку за границу и машину купил. Это я понимаю, — поделился мужчина.
— Кто ж его так удачно отправил в командировку? — поинтересовалась Тамара.
— Сам. Пришёл в военкомат, написал заявление и вперёд.
— Я бы тоже не против, да кто возьмёт?
— Могу посодействовать. Сейчас военкому ремонт делаю. Переговорю. Я слышал, медиков набирают в Чехословакию.
Позвонил он через несколько дней.
— Тамара Павловна, договорился. Завтра к девяти подходите в военкомат. С вами поговорят, расскажут, что да как. Только учтите, сказал, что вы моя двоюродная сестра.
Военком, приятный седовласый мужчина, долго беседовал с Тамарой. Узнав, что она в разводе, предупредил:
— По Закону должен пройти год после развода. Придётся подождать полгода. А пока готовьте документы. В каком отделении хотите работать?
— В хирургии.
Тамара начала подготовку к отъезду. Леночку отвезла к роди¬телям в Верхние Торгаи. Там ей будет хорошо. Вот только как скрыть от Алексея загранкомандировку? Может забрать Лену к себе. Нет, нельзя допустить! И она придумала.
— Любаша, поможешь? — обратилась к соседке.
— Говори, что делать, — согласилась та.
— Лёшка иногда пишет, вроде как о дочке беспокоится. Я отвечаю. Буду слать письма для него тебе, а ты их бросай на почтамте. Штемпель на конверте будет Запорожский. Его письма мне пересылай.

Из СССР в Чехословакию их прибыло 12 молодых медицинских сестёр. На сборном пункте пришлось долго ждать. Но вот вышел солдатик и объявил:
— Сейчас прибудут покупатели.
Девчонки стали прихорашиваться. Уже знали: «покупатели» – представители, что отбирают и доставляют командировочных в часть. В пути Тамара познакомилась с двумя девушками. Девчата попросились в один госпиталь. Повезли их в Яромерж. Всю дорогу Тамара смотрела на картины, пробегающие за окном. Выросшая в херсонских степях, любовалась лесами хвойными и смешанными. Они казались загадочными, вышедшими из сказки. Да и местности гористой до сих пор не видала. Машина шла в гору, и у неё захватывало дух, глядя на оставшиеся внизу верхушки деревьев и луга с пасущимися коровами. Мелькали указатели населённых пунктов, новенькие, красивые, притягивающие взгляд. Она пыта¬лась прочитать чужие латинские буквы и удивилась, что слова, произнесённые вслух, стали понятнее, зазвучали как-то по род¬ному: Кутна Гора, Пардубице, Градец-Кралове.
На новом месте Тамара полностью отдалась работе. А после работы вместе с новыми подругами бродила по старому городу, который называют городом садов и парков. Они узнали, что город стоит на месте слияния трёх рек: Эльбы, Упы, Метуи.
Чаще всего гуляли в парке, расположенном недалеко от госпиталя. Здесь всё дышало жизнью. Роскошные фазаны без страха разгуливали меж деревьев, не обращая внимания на людскую суету. Солдаты не наедались надоевшей перловкой. Вот и поддавались соблазну, отлавливали фазанов и жарили. Чехи ворчали:
— Голодные приехали.
Хозяйками парка, безусловно, оставались белки. Тамара любовалась ими и подкармливала. Протягивала лакомство на ладошке, пушистики не заставляли себя ждать, ели прямо из рук.
Она шла по аллее, занятая своими мыслями, и споткнулась о что-то мягкое. Это был молодой ёжик, ещё не колючий. Тамара взяла его на руки, стала рассматривать… и строки, поэтические строки родились сами собой:
— Смолкли весёлые птицы.
Парк замирал до утра.
Блики, живые зарницы,
Вдруг зашуршала трава.
Замерла я в ожиданье –
Кто же навстречу идёт?
Парень спешит на свиданье?
К ногам моим катится ёж!
Нежно беру его в руки.
Гуляем по парку вдвоём…
Дома она продолжит, допишет стихотворение. Начало поло¬жено, дальше будут «Руки хирурга», «Дежурная сестра», «Уголок земли». В стихах жила её душа, раздумья о жизни, впечатления.
Однообразие будней скрашивали вечера отдыха, совместные с чехами. Их высокопарно называли вечерами дружбы. Устраивали их в клубе офицеров. Танцы под оркестр, столики с угощением: фрукты и вино.
Желая приодеться, девчата заходили в местные магазины, но товар был не по карману. Продавцы открыто издевались:
— Наташа, денег нет, зачем ходишь?
(Всех советских женщин чехи называли Наташами, внося некую двусмысленность и пренебрежение).
Обязанности свои Тамара Павловна выполняла чётко, никому спуску не давала. Заходя утром в палату, первым делом инте¬ресовалась:
— Проветривали? Влажная уборка была? Свежесть! Свежесть! И ещё раз свежесть!
Её так и прозвали за глаза «госпожа Свежесть».
Жили мечтой. А мечта у каждого своя: купить машину, построить кооперативную квартиру или просто приодеться и на отдых оставить. У Тамары ничего не было, можно было мечтать обо всём. Конечно, хорошо бы встретить настоящего, верного, любимого человека. Но пока попадались охотники приударить. Таких сразу ставила на место.
Тамара жила в одной комнате с девочками-ленинградками Зоей и Олей. Особенно подружилась с Зоей. Та любила опекать Тамару. Зная её пристрастие к сладкому, следила, чтобы подруга не увлекалась. Всегда вместе, всегда рядом, надо – подменят друг дружку. Таких отношений невозможно было не заметить и не оценить. Иные завидовали.
— Не верю я в женскую дружбу! Хоть убей, не верю! Гадом буду, если не разведу их, — пообещал во всеуслышание во время перекура капитан-рентгенолог.
Подруги гуляли в парке. Зоя отошла к киоску с мороженым. Наблюдавший за ними капитан быстро пересёк аллею и, подойдя к Тамаре, крепко обнял за талию. Тамара попыталась осво¬бодиться, но капитан крепче сжал её и прильнул к губам девушки. Со стороны выглядело, будто влюблённые рады встрече. Зоя стояла в растерянности, потом бросила мороженое в урну и убежала. Капитан, посмеиваясь, отпустил Тамару. Она с отвращением смотрела на негодяя.
— Сказал, гадом будешь? — Тамара вспомнила слова, которые ей передали. — А ты и так гад, — она влепила ему пощёчину и по¬бежала догонять подругу. Но Зоя не захотела объясниться и пере¬шла жить в другую комнату.
Так пролетел год, и Тамара перевелась в более крупный госпи¬таль в город Оломоуц. А вместе с ней и Оля. Перевестись переве¬лись, но штат госпиталя был укомплектован, вакансий не было, и им предложили отпуск.

К октябрьским праздникам Тамара приехала в Союз. Барак, где жила, сидел на узлах, соседи готовились к переезду на новые квартиры. Конечно, расстроилась. У всех на руках ордера, а она, как видно, прозевала удачу.
— Ты сходи-сходи, узнай, — советовала Любаша. — Бараки будут сносить. Всё равно отселяться придётся.
— Куда я с ребёнком? На улицу? — переживала Тамара.
Как же удивилась, когда женщина за столом спросила:
— Почему вы так долго не приходили за ордером?
Она порылась в увесистой папке и протянула заветный документ. Тамара с волнением взяла бумажку, от которой так зависело благополучие семьи.
— Боже! Своя квартира! Не верится! Неужели всё наяву и не снится!
Но трудности на то и трудности, чтобы вылезть неожиданно и отравить радостное событие. Заселение дома назначили на поне-дельник. А ведь ей именно в понедельник надо быть на работе, отпуск подошёл к концу.
— Едем. Хоть посмотрим квартиру, — предложила Любаша.
Женщина-охранник, проверив ордер, после некоторых колебаний впустила. Тамара ходила по комнатам и наслаждалась непередаваемым, совершенно новым чувством человека, на кото¬рого вдруг свалилось счастье.
— Своя! Собственная!
— Когда будешь переезжать?
— Попрошу брата. Перевезёт. А мне сегодня ехать. Так всё совпало.
— Поезжай и не волнуйся. Справимся. Я помогу, — заверила Люба.

Кто немножко знаком с медициной, тот знает, хирургия – самый сложный участок в любой клинике. Зачастую люди прико¬ваны к постели, не в состоянии себя обслужить, приходится обра¬щаться за помощью. Нелегко солдатикам, чей юный возраст приводит в смущение и самих пациентов, и молоденьких санита¬рочек, призванных ухаживать за лежачими. Им, ещё жизни не видевшим, так нужна моральная поддержка, тёплое слово и просто нежное прикосновение.
Тамара в свои тридцать относилась к двадцатилетним солдатам, лежавшим в госпитале, как к братьям.
— Серёжка, ты родителям написал о несчастном случае с тобой? — спрашивала она.
— Что зря волновать. Всё равно приехать не смогут, — отвечал парень.
Она знала, кому пишет девушка, у кого сердечная рана, умела найти нужные слова, и к ней прислушивались, доверяли сокровенное как старшему товарищу. И Тамара, и девчонки-медсёстры, зная, как кормят в госпитале, приносили иным подо¬печным бульончики и прочую еду, хотя сами питались скромно.
С Алёшей Хлебниковым познакомилась, когда солдата при¬везли со страшными болями в животе. При оформлении оказалось, они земляки. Подружились с первой минуты. Тамара отметила его красоту. Как мог не понравиться высокий зеленоглазый брюнет с пушистыми ресницами и красивым рисунком губ! Из пересудов сестричек на посту предстала картина происшествия.
Служил себе Алёшка, служил и дембеля дождался бы без проблем. Да приметил его майор Бакшеев, поговорил без лишних глаз и ушей. А через пару дней после отбоя взял с собой. Дне¬вальному велел помалкивать, мол, начальство в курсе. Майор слыл вздорным, никто с ним не хотел связываться. Семья осталась в Союзе, и Бакшеев волочился за каждой юбкой. Собой неказист, невысокого росточка, но красноречив и остроумен. Алексея брал как приманку. Кто ж не захочет познакомиться с таким красав¬чиком! Майор стал использовать парня в любовных похождениях. Гулял Бакшеев исключительно с чешскими девушками, свои девчонки знали ему цену и избегали.
В ту злополучную ночь подвыпившая компания гоняла на грузовике. Водителя отвлекли сидевшие рядом девушки. Машина вильнула с дороги и мчалась на деревья лесопосадки. Завидев опасность, Алёша принял удар на себя, сдержав всю толпу в кузове. На второй день ему стало плохо, положили в госпиталь, но врачи диагноза не поставили и не знали, что делать. Тамара каждый день приходила к нему в палату вспомнить родные места, просто поболтать ни о чём. Она видела, парень меняется на глазах, лицо пожелтело.
— Алёша, требуй операцию, — советовала парню.
— Ничего, сестричка, прорвёмся. Ты ещё у меня на свадьбе спляшешь, — шутил он.
Тамара осмелилась обратиться к хирургу:
— Товарищ майор, почему не оперируют Хлебникова Алексея?
— Тебе, Тамара Павловна, нечем заняться? — был ответ.
Парень пролежал неделю, принимая таблетки и обезболи¬вающие уколы. Улучшений не наблюдалось, решено было делать операцию. Операция длилась восемь часов и показала разрыв печени. За упущенное время она стала разлагаться, началось заражение крови.
Утром Тамара пришла на дежурство.
— Слышь, Тома, паренёк этот, земляк твой, помер, — сообщила санитарочка.
— Как помер? — растерялась Тамара. — Я ему принесла тут… — она часто заморгала, чувствуя, как глаза затягиваются туманом.
— Тамара Павловна, — подошла лаборантка, — кровь сдавать будете? Поторопитесь, через десять минут заканчиваю.
Тамара, как и другие медработники, стала донором. Кровь сдавали раз в два месяца. Этого требовало начальство, но был и свой интерес, не материальный: каждый раз к отпуску прибавляли два дня.
В коридоре у окна стояла Ольга.
— Ты уже сдала? — спросила Тамара.
— Я, наверное, не буду, — как-то нерешительно сказала девушка.
— Тогда чего стоишь?
— Тебя поджидаю. Посоветоваться.
— Стой тут. Я быстро.
Как только Тамара вышла, Оля бросилась к ней с признанием:
— Я беременна. Что делать?
— Кто он? — спокойно спросила Тамара и взяла подругу под руку.
— Ежи.
— Чех?
— Он хороший. Хочет жениться.
— Где ты его откопала? — сердилась Тамара. — Ведь знаешь установку! С местными – ни-ни.
— На вечере дружбы познакомились.
— Хороша дружба! Ребёнка сделали, а о последствиях не подумали?
— Томочка, миленькая, помоги! — плакала Оля.
— Чем? Ладно. Подумаю. Устрой-ка мне встречу с твоим Ромео.
Ежи поджидал её в условленном месте. Парень оказался довольно симпатичным и понимал по-русски. Тамара сразу пере¬шла к делу.
— Ты утверждаешь, что любишь Олю, хочешь жениться. На что ты готов ради неё?
— На всё, — Тамара видела, не врёт.
— Тогда иди к начальнику госпиталя, полковнику медицин¬ской службы Москаленко, и обо всём расскажи. Только не называй Ольгу, пока не получишь разрешение расписаться. Иначе её выс¬тавят отсюда да ещё с такой характеристикой, что в Союзе нигде не найдёт работу.
Ежи пришёл в госпиталь на следующий день. Тамара пыталась проследить, когда он выйдет, но её позвали в операционную, и узнать результат не удалось.
Вечером полковник собрал женский состав госпиталя в Ленинской комнате. Из его гневной речи, украшенной нелице¬приятными эпитетами в адрес барышень, приехавших подцепить иностранца и продающих родину за красивую шмотку, Тамара поняла: Оле ничего хорошего не светит.
— Вы сюда приехали исполнять интернациональный долг, а не удовлетворять свои плотские желания! Кто об этом забыл, мы напомним! — орал он, покраснев, как рак.
Оля сидела ни жива ни мертва. Больше они с Ежи не виделись. Растущий живот девушка втягивала, носила широкие кофты. Своё положение скрывала вплоть до отъезда в отпуск. После отпуска не вернулась. Уже позже стало известно: родилась девочка, очень слабенькая и длинненькая.

 
                Глава 11
_____________


К 100-летию со дня рождения В. И. Ленина готовились тщательно. Был объявлен воскресник. С утра во дворе госпиталя закипела работа. Весь личный состав, за исключением находив¬шихся на дежурстве, вышли в рабочей одежде.
— Что случилось? Почему убирают в выходной день? — удивился сторож-чех.
— У нас воскресник, — ответила санитарка.
— Что есть воскресник? — пытался понять чех.
— Ну, как вам объяснить? Это когда трудятся добровольно и бесплатно в выходной день.
Видимо, объяснение произвело впечатление. Чех вытянул лицо, рассмеялся и мелкими шажками засеменил к воротам. Вскоре стали собираться местные жители, чех показывал пальцем на работающих, люди качали головой, улыбались, обменивались впечатлениями. А из динамика на весь двор неслось:
— Ленин всегда живой, Ленин всегда с тобой – в горе, в надежде и радости…
Хор, организованный начмедом подполковником Пят¬нышевым, по праву был гордостью госпиталя. К празднику трудящихся 1 Мая готовился праздничный концерт. К тому же, ожидали приезда высокого гостя генерал-полковника Александра Александровича Вишневского, внука известного военного хирурга, создателя лечебной мази, Вишневского А. В., в честь которого эту мазь и назвали. Перед его приездом (надо – не надо) все кто, лечился, намазались этой мазью. В помещении стоял стойкий запах, бьющий в нос. Генерал вошёл, слегка поморщился, потом заулыбался. Начался обход. Вишневский подходил к каждому, пожимал руку, желал скорейшего выздоровления. В ответ солдаты благодарили:
— Спасибо за мазь.
После обеда начался концерт. Тамара стояла в первом ряду по центру. На сцену вышел ведущий, фельдшер Антон Безбородько:
— Песня о тревожной молодости, — объявил он.
Аккордеонист, солдат срочной службы Ванечка Власенко сыграл вступление, и два прапорщика-солиста затянули:
— Забота у нас простая, забота наша такая – жила бы страна родная, и нету других забот…
Хор дружно подхватил припев:
— И снег, и ветер, и звёзд ночной полёт… Меня моё сердце в тревожную даль зовёт.
Тамара смотрела, как Вишневский тоже подтянул «… и снег, и ветер…», дирижируя себе рукой.

1 Мая коллектив госпиталя выехал на маёвку в лес. Отыскали лужайку среди сосен, растянули брезент, поверх него постелили скатерти и накрыли праздничный стол. После горячительных напитков и обильной закуски разбрелись группками по лесу. Тамара не знала, случайно или с умыслом подсел к ней за «столом» нейрохирург Павел Иванович, но когда она вышла на лесную тропку, он снова оказался рядом.
Намного старше, с небольшими залысинами на высоком лбу, он вызывал симпатию уже тем, что напоминал отца, к тому же, звали его, как отца, Павлом Ивановичем. Будучи сам отцом двух сыновей, по-отцовски относился к солдатам. Тамара глубоко ува¬жала хирурга, бравшегося за самые сложные операции и делавшего их виртуозно. Но к чувству глубокого уважения примешивалось новое ощущение защищённости, когда этот человек был рядом. Тамара шла и пред-ставляла: вот они вдвоём идут по сонным улицам родного города, заходят в подъезд, поднимаются в квартиру и почему-то садятся у окна, чтобы видеть звёздное небо.
Она не заметила, как Павел Иванович взял её за руку. Выдер¬нуть посчитала невежливым, и рука послушно оставалась в его руке. Он заговорил горячо и быстро:
— Томочка, ты мне очень-очень нравишься. Каждую ночь думаю о тебе. Нет, ничего плохого… — он немного помолчал и продолжил более уверенно: — У меня семья: жена, двое сыновей. Это святое. Но увижу тебя и … В общем, жениться не обещаю, а встречаться можно у тебя или у меня, конечно, не афишируя.
Она молчала, и он решил действовать активнее.
— Поверь, тебе со мной будет хорошо. Я умею женщине доставить удовольствие и быть благодарным.
Павел Иванович наклонился, чтобы поцеловать, но Тамара увернулась и побежала к поляне, откуда доносилась песня:
— Что стоишь, качаясь, тонкая рябина…
Она подсела к девчатам и включилась в общий хор:
— Как же мне, рябине, к дубу перебраться…
Павел Иванович присел рядышком и сказал тихонько, чтобы слышала только она:
— Значит, только друзья?
— И по возможности по имени-отчеству, — поставила точку Тамара.
— Два кольори мої, два кольори, оба на полотні, в душі моїй оба, два кольори мої, два кольори, червоне – то любов, а чорне – то журба, — запел неугомонный Антон Безбородько.
— А давайте «Рідну мати», — предложила харьковчанка Оксана и начала: — Рідна мати моя, ти ночей не доспала і водила мене у поля край села…
— І в дорогу далеку ти мене на зорі проводжала… — подхватила Тамара.
— І рушник вишиваний на щастя дала… — пели уже все.
Закончив песню, дружно зааплодировали сами себе.
— Хорошо сидим, — сказал Пятнышев, — как дружная много-национальная советская семья! Ура, товарищи!
— Ура! — закричали все.
— За это надо выпить, — заметил кто-то из офицеров. И захме-левший то ли от спиртного, то ли от пьянящего весеннего воздуха, подогретого ясным солнышком, народ застучал стаканами.

Начмед Пятнышев гордился своим детищем, хором госпиталя. Не раз коллектив выступал перед больными и ранеными, на предприятиях города и, конечно, принимал участие во всевоз¬можных конкурсах и фестивалях. В шутку его называли хором имени Пятнышева. Украшала и дополняла хор танцевальная группа. Скучать Тамаре не приходилось: дежурство, репетиции, по выходным прогулки по городу. И всё же она тосковала по Леночке, по дому, вспоминала родителей. Любаша оставалась её основным связным и почтальоном.
В эти жаркие дни лета 71-го Пятнышев готовил хор к фестивалю греческой песни. На фестиваль приехали греки эмиг¬ранты из разных стран. Город сразу наводнили смуглые синеглазые кучерявые мужчины, красивые женщины со знаме¬нитым греческим профилем, яркими глазами, опушенными гус¬тыми ресницами, в основном невысокого роста, пышнотелые.
Участники хора волновались, вдруг плохо выступят. Концерт проходил в парке на сцене эстрады. Объявили их выход, и зрители встретили громкими аплодисментами. Выглядели здорово. В пер¬вом ряду женский состав в форме: белый верх, чёрный низ, на всех белые туфельки. Второй ряд – мужчины в форме защитного цвета. Аккордеонист растянул меха. Песня взмыла к небесам:
— Несокрушимая и легендарная, в боях познавшая радость побед – тебе любимая, родная армия шлёт наша родина песню-привет…
Хор исполнил и вторую песню. Гром аплодисментов накрыл летнюю эстраду. После выступления готовились к отъезду. Прямо у сцены завязалась драка. Местные патлатые парни зацепили гру¬бостью советских специалистов, работавших на одном из заводов. Выступление прервалось. Павел Иванович и ещё несколько офи¬церов бросились помочь своим.
— Куда! Назад! — рявкнул Пятнышев.  — Это провокация! Все по машинам! Возвращаемся в расположение госпиталя!
Молодые греки, сидевшие в зале, сбились в кучку, о чём-то переговорили и в минуту раскидали патлатых молокососов.
Покоя не было. Вечером 20-го августа, в годовщину ввода советских войск в Чехословакию, те же патлатые парни одной из враждебно настроенных группировок решили устроить в советском госпитале Варфоломеевскую ночь. Разложили вокруг здания костры, и по команде лидера подожгли их. В это время другие стали швырять камни в окна первого этажа. Начальник госпиталя, полковник медицинской службы Москаленко, отдал приказ запе¬реть все входные двери. Кинувшись к телефону, обнаружил: телефонная связь пре¬рвана. Позже найдут обрезанные провода. Неподалёку от госпиталя находился склад медикаментов. Его обслуживал взвод охраны. Начальник госпиталя вызвал двух офицеров.
— Вот что, ребята, помочь нам могут только наши. Берите ГАЗик и дуйте за подмогой.
— Разрешите выполнять?
— Выполняйте, ребята.
В окно он наблюдал: ГАЗик подъехал к воротам, капитан открыл дверцу и крикнул:
— Открывайте, сволочи, или буду стрелять, — в его руке появился пистолет.
К ним спешило десятка два молодчиков от 15 лет и старше. Они принялись раскачивать ГАЗик и перевернули его. Офицеров вытащили, и хоть те сопротивлялись, потащили к подвалу. Сбили замки, затолкали мужчин внутрь, снаружи подпёрли двери ломом. Вернулись к кострам и стали прыгать через них. Паренёк невысо¬кого росточка взобрался на плечи здоровилы, которого все назы¬вали Геркулесом. Малышу подали ведёрко с белой краской, бума¬жку с текстом. Через пять минут на тёмно-серой стене появилась надпись русскими буквами:
Русский Иван! Иди домой!
Сестра-хозяйка Марина Тимофеевна постучала в кабинет начальника госпиталя.
— Разрешите. Есть информация.
— Выкладывай, Тимофеевна.
— Ребята из кочегарки шепнули, есть подпольный выход в парк. Вы только не ругайте их. Бегали к подружкам на свиданку.
— Зови Пятнышева.
Патлатые тем временем выстроились перед окнами центрального входа, в руках у них оказались топорики. Размахивая ими, скандировали:
— Русский Иван, иди домой! Русский Иван – оккупант!
Ещё два часа кошмара тянулись особенно долго. Никто не спал, прислушивались к происходящему во дворе. Подкрепление прибыло вовремя, банда задумала что-то новое, но ворота пробил бронетранспортёр, на территорию въехала машина-водовоз, сол¬даты быстро развернули брандспойты, и тугие струи холодной воды ударили по сборищу патлатых молодчиков. Через десять минут только лужицы да обугленные останки затушенных костров напоминали о происшествии. Надпись на стене тут же закрасили тёмно-серой краской.

Как-то в госпиталь привезли раненого старшину-сверх¬срочника. Тамара как раз дежурила и принимала его вместе с дежурным хирургом. Парень был в коме. Чтобы остановить раз¬ложение мозга, пострадавшего обкладывали льдом. В кармане нашли письмо девушки. Она писала:
— Ты не приехал. Твоя музыка разлучила нас, тебе она дороже. Я так ждала, а ты остался.
Из части, где служил парень, приехал офицер и опознал его. История оказалась довольно печальной. Леонид – москвич, единственный сын у родителей, музыкант. Мечтал заработать на электрогитару. Ради этого остался на сверхсрочную, в то время, как другие вышли на дембель и поехали по домам. Леонид ждал новобранцев, чтобы приступить к службе. Попросил у знакомого чеха мотоцикл покататься. Предположили, что упал и травми¬ровался. Всю ночь пролежал на улице, а утром нашли без сознания. Но что странно, рядом лежали два немецких штыка времён войны.
Пролежал Леонид в коме две недели. Кормили через зонд. Но к жизни парень так и не вернулся. Раны на теле говорили о том, что кто-то приложил руку к его гибели. Начали расследование, но оно не дало положительных результатов. И преступление списали на психически больного.

В последнее время Тамара чаще стала заходить в магазины. Командировка подходила к концу, и она присматривала предметы быта для новой квартиры. Купила набор кастрюль, коврики и другие полезные вещи. Находясь далеко от дома, думала о буду¬щем, об уюте, который создаст для семьи. Она мечтала о дружной семье, о человеке, который станет хорошим отцом для Леночки.
Иногда Тамару отправляли вместе с прапорщиком на склад за медикаментами. Прапорщик залазил в кузов, а водитель Вася Холодных, паренёк с Урала, приглашал девушку в кабину. Вася был по натуре человеком развесёлым. Тамара никогда не скучала, слушала байки, а они сыпались из Василия без остановки. Она же подшучивала над его фамилией.
— Неправильная она у тебя. Ну, какой ты Холодных? Ты скорей Теплых или Горячих, — и они оба заливались смехом.
Шутки шутками, но с дороги глаз Вася не спускал. Научен был опытом предшественника, пострадавшего от провокаций чехов. А было так.
Парень ехал себе, не превышая скорости, соблюдая все знаки. И тут под колёса ему кто-то бросил живую курицу. Не успел затормозить и задавил пеструшку. Остановили тут же. Сердитый дядька потрясал перед носом курицей и грозил судом. Парень махнул рукой, сел за руль и уехал. Каково же было удивление, когда принесли повестку в суд. Всё оказалось серьёзно, по-настоящему: свидетели, потерпевший, обвинение. Переводчик пересказал в общих чертах, о чём шла речь. Оказалось, расчётливые чехи подсчитали всё: как долго могла прожить курица, сколько снесла бы яиц, сколько бы высидела цыплят и прочее. Вышла кругленькая сумма, которую присудили выплатить.
Рассказывая эту историю, Вася вдруг ударил по тормозам, выскочил из кабины и полез под грузовик. Тамара встревожилась и крикнула:
— Что случилось?
Василий вылез весь в пыли, в руках серый в тёмную полоску котёнок.
— Смотри какой! На тигрёнка смахивает. Только серенький. Отвезу Тимофеевне, пусть пристроит, — он сунул находку за пазуху.
— Москаленко увидит – задаст перцу, — предупредила Тамара.
— Может, себе заберёшь?
— Куда мне! Скоро еду домой. Можно сказать, сижу на чемоданах.
— Тогда Тимофеевне.

Настал вечер прощания. Домой возвращалась не только Тамара. Персонал менялся на треть. Ждали новую партию медиков из Союза.
Столы накрыли в клубе. В зале началась торжественная часть. Полковник произнёс речь, подвёл итоги за год, напомнил о при-ближающемся Новом годе. Для каждого, кто уезжал, нашёл тёплые слова, вручил грамоты. Завершил выступление словами:
— А сейчас приятный сюрприз. Товарищи, у меня в руках два счастливых билета. Это в переносном смысле. А на деле, два направления на учёбу в медицинский институт с зачислением без экзаменов. И получают их… — он выдержал солидную паузу и произнёс: — Получает фельдшер медицинской службы старший сержант Лукьянов Владимир (все стали аплодировать) и медицинская сестра Кропивницкая Тамара Павловна (после развода она вернула девичью фамилию).
У Тамары, казалось, сердце остановилось, потом ухнуло и зас¬тучало сильно-сильно.
— Прошу на сцену.
«Вот он, ещё один шаг навстречу мечте», — подумала она.

Шумно грузились по вагонам. Тамара смотрела в окно и повторяла:
— Прощай Чехословакия! Еду домой!
Ехали тоже шумно: много смеялись, много ели и пили, много пели, особенно песни Софии Ротару.
— А теперь, девчата, нашу, народную, чтоб за душу щипало, — и запела: — Цвіте терен, цвіте терен, а цвіт опадає…
Девчата поддержали:
— … Хто з любовью не знається, той горя не знає…
— Товарищи пассажиры, — сказала проводница, — скоро граница. Приготовьте паспорта.
А колёса выстукивали по рельсам свой ритм: чу-чох, чу-чох, чу-чох чу-чох…
И с каждым километром родина становилась ближе.

 

                Глава 12
_____________
   

Вернувшись из Чехословакии, Тамара первым делом отправи¬лась в медицинский институт. Окрылённая желанием учиться, имея на руках документ, гарантировавший поступление, она ни минуты не сомневалась в успехе.
— Вы опоздали. Студенты уже два месяца, как приступили к занятиям, — конопатый проректор даже не смотрел в её сторону. Молча отодвинул направление, полистал трудовую книжку.
— Я так хочу быть врачом! А вы не даёте возможности, — упрекала Тамара.
— Девушка, у вас стаж – десять лет, опыт работы. Идите и работайте. Науку продвинут и без вас!
— Как же так? У меня направление. И мне сказали, с правом зачисления без экзаменов.
— Это имело бы значение, если бы вы подали документы перед экзаменами. Вашу кандидатуру учли бы при распределении мест, возможно, и конкурс был бы другим. А сейчас все места заняты. Идёт учебный процесс, — проректор встал и направился к выходу. Было понятно: разговор закончен.
— Я всё равно стану врачом! Даже без вашего института, — сказала, как отрезала, Тамара.
Она шла коридорами. Навстречу стайки белых халатов, радостные лица первокурсников. «Да, совсем дети. А мне уже тридцать три. Старушка. А туда же – за книжки!» — подтрунивала над собой Тамара.
— Тётенька, подскажите, где тут опыты проводят? — девчушка в белом халатике всматривалась в её лицо сквозь толстые стёкла очков.
Тамара пожала плечами. «Вот и ответ: я для них тётенька. Что ж, надо устраиваться на работу». Ей подсказали, в стоматологии неподалёку от дома освобождается место, женщина уходит в декретный отпуск. Оформили временно, но главное, она была при деле и получала зарплату. Когда одна из медсестёр вышла на пенсию, Тамару взяли в штат на её место, оценив высокий профессионализм.
Новая квартира радовала. Но она видела, как живут за границей, и хотелось такой же красоты. Сама затеяла ремонт. Было трудно, почти невыносимо, приходя с работы, браться за кисти, обои краску и прочее. Случалось отравление краской, переутом¬ление, в какой-то момент потеряла сознание. Но всё преодо¬левалось. Грела мысль: в новой квартире, с новой мебелью начи¬нается новая жизнь. А значит, надо жить и радоваться.
Очень хотелось создать новую семью. В мозгах засел страх одиночества. Она понимала, к тридцати неженатых мужчин (по тем временам) не встретить. Встречаться с женатым, разбивать семью? Ни за что! Совесть на первом месте. Так, следуя своим принципам, Тамара оставалась одна.
Однажды её позвал завотделением.
— Тамара Павловна, военкомат просит подсобить. Медкомис¬сия работает с призывниками. Требуется медсестра с красивым почерком. У вас как раз такой. Пойдёте?
Она согласилась, даже не подозревая, как изменится вскоре её жизнь. Дмитрий Кузьмич Выповский, врач-уролог, настоящий знаток своего дела и душевный человек, обрадовался появлению молодой симпатичной особы да ещё с чётким, разборчивым почерком.
— Вот это красота! Буковка к буковке. Приятно посмотреть. Главное, можно прочитать. А то была тут одна, курица лапой лучше нацарапает.
— Ой, не перехвалите, Дмитрий Кузьмич, — заметил коллега по комиссии.
Был обеденный перерыв, и каждый выложил на стол свои припасы. У мужчин оказались сплошные бутерброды. Тамара дос¬тала пакет, и на тарелочке появились блинчики с творогом и румяные пирожки с капустой.
— Угощайтесь.
— О, да ты просто клад для нашей мужской компании, — вос-кликнул Дмитрий Кузьмич. — Ах, ах! Вкуснятина! Муж, я думаю, не нарадуется.
— Я не замужем, — сказала Тамара.
— Как? Не может быть! Такая девушка и не замужем?
— В разводе я, и дочка имеется, — честно выложила она.
— Так это же прекрасно! То есть, я хотел сказать, хорошо, что дочка. Познакомлю тебя с хорошим парнем. Ему тридцать четыре. Холост.
«Вот это то!» — подумала Тамара, а вслух спросила:
— И не был женат?
— Представь себе, не был. Думаю, тебе понравится. Красивый, статный. Зовут Валентином. Придёшь ко мне в кабинет, там и познакомлю.
Тамара прислушалась к своей интуиции. Как быть? Подку¬пало, что парень холост. Понравятся ли они друг другу? Вот вопрос. Дмитрий Кузьмич назначил время, и с этой минуты Тамара только и думала о предстоящем знакомстве.
Она надела своё любимое розовое платьице, белые туфельки на каблучках, сделала причёску. Губы подкрасила в тон розовой помадой. Придирчиво оглядела себя в зеркале и осталась доволь¬ной. Пришла немного раньше назначенного времени и не стала заходить. Прохаживаясь вокруг клумбы, обратила внимание на мужчину, стоявшего неподалёку. Он поглядывал на часы каждые две минуты. «Видно, тоже ожидает кого-то», — решила Тамара. Высокий брюнет в хорошем, явно новом костюме, правда, не отглаженном. Для себя отметила, скорее по привычке, чем специи¬ально, отсутствие женской руки. А вдруг?.. Она не успела оформить мысль, как мужчина вошёл в поликлинику. Когда незнакомец проходил мимо неё, неуловимые флюиды коснулись Тамары, и она проводила его долгим взглядом.
Тамара подошла к кабинету с надписью:
Врач-уролог
Выповский Дмитрий Кузьмич
постучала и приоткрыла дверь.
— Заходи-заходи, — позвал Кузьмич.
В кабинете сидел тот самый мужчина, на которого обратила внимание. Она почти не удивилась. Преодолев первое смущение, глядела во все глаза. Он так напомнил Николая! Пожалуй, чуть выше и плотнее в плечах. Коля не любил короткие стрижки, и этот отрастил волосы. Кузьмич представил их друг другу:
— Тамара. Валентин.
Они пожали руки и дружно выпалили:
— Очень приятно.
— Ну, друзья, выметайтесь из кабинета. У меня приём. А вы дальше сами. Прогуляйтесь, поговорите.
— О чём? — вырвалось у Тамары.
— О погоде, — сказал Валентин и пропустил её вперёд.
Это был один из вечеров, которые так любила Тамара: перед ней человек – закрытая книга и его предстоит узнать, раскусить и, возможно, соединить судьбу.
Проводив Тамару до подъезда, Валентин спросил:
— Когда увидимся? Например, послезавтра у кинотеатра «Комсомолец» возле фонтана.
Она согласно кивнула и ушла, не оглянувшись. Было над чем подумать. Лёжа в постели, анализировала:
— Во-первых, культурный, разговорчивый, не бука, и речь правильная. Во-вторых, внимательный, предупредительный. В третьих, красивый и очень напоминает Николая. Она ухватилась за эту мысль и уже не отпускала. И ни разу не подумалось: почему мужчина в 34 года не женат? Наоборот, статус холостяка прибавлял интерес к его особе. Ох, доверчивость, доверчивость! Святая прос¬тота! Не ты ли причина всех дальнейших проблем?
Стали встречаться. Спустя некоторое время Валентин пред¬ложил жить вместе, но замуж не позвал. Тамара согласилась, и он переехал от родителей к ней в двухкомнатную квартиру. Пред¬стояло узнать друг друга.
Для Валентина началась новая, непривычная жизнь. Будто манна упала с небес. Он получил всё: семью, квартиру, внимание и заботу.
— Живу лучше, чем в санатории, — хвастался друзьям.
Через два месяца стало ясно, Тамара беременна.
— Съездите в свадебное путешествие, пока срок небольшой, — предложила свекровь. — Хотя бы в Москву.
— В свадебное путешествие? Так ведь свадьбы не было, — заметила Тамара, но её замечание пропустили мимо ушей.
Москва оглушила своей суетой и темпами жизни. Привыкшие к малым расстояниям, к тихой, размеренной жизни, за день уста¬вали больше, чем за неделю дома. Хотелось везде побывать, всё посмотреть. Жили у Лёни, друга Валентина. В Москве стояли морозы да не такие, как в Запорожье. Тамара мёрзла и понимала, надо утепляться. В магазине присмотрела тёплые финские гамаши, хотела купить, но Валентин сказал:
— Не бери, дорого стоят.
Она буквально опешила. Скупердяй? Жалеет денег? Конечно, он неплохо зарабатывает, но и её лепта есть в семейном бюджете! Ладно. На этот раз она промолчит. Когда же он накупил себе шесть рубашек, пришло первое разочарование. Мать Лёни, как пока¬залось, слышала их разговор и предложила пододеть тёплое бельё сына. Тамаре стало обидно, чужой человек больше волнуется, чем Валик. В эту ночь она не могла уснуть. Рядом глубоко дышал мужчина, ещё не муж, но уже и не чужой. При свете ночника рассматривала его лицо. И ничего общего с Николаем! Тамара почувствовала всё нарастающее раздра¬жение, с которым трудно было справиться. Вспомнилось, приходя с работы, всегда первым делом ложился отдыхать. Ни разу не поинте¬ресовался, устала она или нет.
Недели для Москвы оказалось маловато. Стеснять Лёню и его родителей дольше посчитали неудобным, и Тамара созвонилась с Аннушкой. Эту хорошенькую женщину знала по Чехословакии. Аннушка работала машинисткой в штабе. Потом операция. В гос¬питале и познакомились. Женщина пригласила к себе, ещё неделю жили у Аннушки.
По приезде домой Тамара почувствовала недомогание, но уделить себе внимание было некогда. Семья, дом требовали заботы. За две недели отсутствия свекровь запустила кухню: стены у плиты забрызганы жиром, раковина мойки не чистилась. Тамара встала раненько и принялась драить кухню. А к вечеру открылось кровотечение.
В палате, кроме Тамары, ещё три женщины. Они расчёсывают волосы, едят, болтают друг с другом. Тамара ничего не слышит и не замечает. Все мысли о ребёнке. Его удалось сохранить. «Рожать? А зачем? Он даже не пришёл ни разу, — металась душа. — Гнать, гнать чёрные мысли! Ведь мысли матери решают судьбу ребёнка!»
После возвращения Тамары из больницы Валентин изме¬нился. Нежно обнимая, говорил:
— Ты моя любимая, единственная…
Она принимала ласки, а сама не знала, как подтолкнуть его к женитьбе. Беременность четыре месяца, и не расписаны. Од¬нажды просто не выдержала:
— Как ты себе мыслишь? Родится ребёнок, на чью фамилию запишем?
— Ладно, пойдём, подадим заявление, — был ответ.
Расписались тихо, скромно. Тамара сшила белый костюмчик. Из гостей человек пять сослуживцев поджидали у ЗАГСа. Цере¬мония, поздравления, шампанское, и разошлись по домам. Жизнь побежала дальше. Тамара ожидала большего от нового брака. Ждала любви, нежности, возвышенных чувств, которые окрыляют женщину, и она расцветает. А на деле? Поначалу Валентин, уходя на работу, зацеловывал Томочку, со временем перестал и уходил молча. От этого болела душа, искала выход, и Тамара украдкой плакала, чувствовала, силы покидают её. Валентин, наоборот, расцвёл, глаза заголубели. Это не прошло мимо посторонних.
— Что с тобой случилось, Валик?— интересовались девчата в цеху.
— Я женился, — гордо сообщил он.
— Как? Ты был холост? А мы, девки, не догадывались!
Дома, причёсываясь перед зеркалом, он пересказал этот раз¬говор, но не обратил внимания на грусть в глазах жены.
Постепенно раскрывался характер супруга, характер не простой, психически неуравновешенного человека.
— Ты меня не любишь. Я это чувствую, — обижался, бросаясь в меланхолию.
То вдруг начинал целовать и обнимать.
— Ты у меня самая-самая любимая.
Не совпадали и биоритмы: Тамара — жаворонок, ложилась рано и рано вставала; Валентин — сова, подолгу не засыпал и обижался:
— Как ты можешь спать, когда я не сплю!
— Валик, три часа ночи, а мне в семь быть на работе. Тебе хорошо, во вторую смену, выспишься, — убивал эгоизм супруга.
Когда Тамара и Валентин поженились, Леночке было двенад¬цать. Тамара беспокоилась, как дочка примет нового человека. К счастью, Леночка и Валентин подружились. Возможно, потяну¬лись они друг к другу, так как оба были по знаку Зодиака водо¬леями. Объединял общий интерес к маркам. Они могли подолгу рассматривать альбомы с коллекцией. С каждой зарплаты Вален¬тин покупал новые, Лена тоже добывала интересные экземпляры, обмениваясь с одноклассниками.
Тамару радовало, что дочка любит музыку. Лена мечтала о белом рояле. Но возможности купить не было, поэтому училась в музыкальной школе по классу домбры. Училась с удовольствием, преподаватели хвалили.
Осенью родилась девочка, хорошенькая, здоровенькая. Вален¬тин был на седьмом небе от счастья. Гордился, что стал отцом. Дочку назвали Анечкой. Тамара кормила грудью. Вся домашняя работа тоже была на ней. Мама была далеко, свекровь не помогала, вечно жаловалась соседям, зная наперёд, всё передадут Тамаре:
— Как не повезло моему сыну!
Упрекала в открытую:
— Валентин тебя содержит, кормит, одевает.
Как хотелось добиться успеха, утереть нос, доказать, что способна на большее! В такие минуты просыпалось острое желание работать, лечить, нести исцеление. Вот подрастёт дочурка, тогда она горы свернёт. А пока…
Спустя два месяца после рождения Ани у Тамары начался мастит. И снова больница, палата и семь женщин с таким же диагнозом. Её положили. А дитя? Валентин взял несколько отгулов, пока приехала тёща. Забота об Анечке легла на плечи Франи, которая оставила больного Павла, понимая, сейчас она нужна здесь, в Запорожье.
Тамару прооперировали, но началось общее заражение крови. Назначили антибиотики. Она страдала, перенося страшные боли. Врачи требовали кормить ребёнка грудью. И Франя привозила Анечку в больницу по нескольку раз в день. Несмотря на порезанную грудь, приходилось сцеживать всё прибывающее молоко.
Условия в палате были самые, что ни на есть, анти¬санитарные. Мокрый угол, стена чёрная, покрытая грибком. Этим дышали. По утрам на бинтах выступала зелень. От повязок исходил зловонный запах. Душу и мысли опутывало состояние безыс¬ходности.

… В самолёте работал кондиционер, и жара не чувствовалась, но Тамара Павловна всё же расстегнула верхнюю пуговку на блузке. Подошла стюардесса.
— Вы нажали на кнопку вызова. Слушаю вас.
— Хотелось бы узнать, как долго ещё продлится полёт.
— Сейчас узнаю, — стюардесса исчезла за дверь.
Тамара Павловна вернулась к своим мыслям.
— Это был самый тяжёлый период моей жизни, — она не заметила, что произнесла вслух.
— Что вы говорите? — оторвался от дорожных шахмат сосед.
— Говорю, ешьте больше чеснока, пейте хоть по ложке коньяка и не будете болеть.
Эти слова она не забудет никогда. Она всегда будет помнить хирурга, что не остался равнодушным к страданиям женщин.
— До посадки минут сорок, — сообщила стюардесса.
— Спасибо, спасибо…

— Ешьте больше чеснока, пейте хоть по ложке коньяка каждый день, милые барышни, — посоветовал хирург. И действи¬тельно, болезнь отступила.
Пробыв две недели с внучкой, Франя вернулась домой. Павлу стало хуже. На пост заступить пришлось свекрови. На кормление Анечку привозили всё реже. Тамара протестовала. Молока было много, приходилось сцеживать и выливать. Постепенно малышку перевели на искусственное питание. Прошла ещё неделя, и Тамару выписали. Но Аня грудь не взяла.

 
                Глава 13
_____________


Весна 1976 года. После холодной грязной зимы жильцы дома устроили субботник. Тамара всегда была активной, зная это, соседи выбрали её старшей по подъезду. Она всё организовала: инвентарь, шланги, за каждым закрепила фронт работ. Разбили газоны. Тамары копала почти весь день, а наутро не смогла стать на ногу. Оказалось, повреждён голеностопный сустав. После операции на груди прошло всего полгода. Организм в полную силу ещё не окреп. И снова длительное лечение. А тут ещё закончился декрет¬ный отпуск. Хромая, вышла на работу. Однажды упала, так снова оказалась в больнице. Ошеломил страшный диагноз: артроз голеностопных суставов. Так Тамара стала инвалидом. Что только не делала, чем только не лечилась! Медикаментозное, санаторное лечение и нетрадиционное тоже. И всё-таки встала на ноги, отбросила костыли. Снова помог отцовский характер: не теряться в любой ситуации, быть решительной и смелой, и конечно, терпеливой.
Анечка подросла, ей исполнилась два года, и Тамара отдала дочку в детский сад. Девочка пошла в группу без слёз, сразу влилась в коллектив. Но она была стеснительной и не попросилась в туалет. Весь день провела в мокрых трусиках. Буквально на чет¬вёртый день заболела воспалением лёгких. Тамара ушла на больничный. Это создало большую проблему для военкомата, где она продолжала работать. Но ей пошли навстречу и разрешили заполнять медицинские карточки призывников на дому. Это было должностное нарушение, но военком пошёл на такой шаг ради толковой и старательной медсестры.
В школу Аня пошла в 1982-м. Родители обрадовались, что первая учительница опытная, с большим стажем, её кандидатуру выдвинули на звание Заслуженного учителя Украины. Коллеги по параллели отметили:
— Какая девочка к тебе пришла! Куколка! Личико – прелесть! А фигурка!
Аня видела внимание к ней, исходящее от незнакомых людей, по-детски пользовалась этим. Очень рано открылись музыкальные способности. Когда исполнилось 6 лет, не пропускала музыкальных передач по телевизору. Однажды пока¬зала на экран и сказала:
— Вот на этом хочу играть.
— Это скрипка, — объяснила Тамара, а сама навела справки, как сделать, чтобы дочку прослушали. Анечка оказалась очень музыкальной.
Приём на тот момент был окончен, и учитель предложил заниматься на дому. Аня хватала всё на лету. Скоро вместе с Георгием Давыдовичем давала концерты для родителей (Аня играла на скрипке, учитель – на пианино. Всё-таки собрались с силами и взяли инструмент в рассрочку).
Тамару Павловну выбрали в родительский комитет.4 сентября у Анечки был День рождения, и Тамара испекла пирог и принесла в школу. Угостились ребята в столовой. Именины понравились, и другие родители подхватили инициативу. Дни именинника стали доброй традицией.
А во втором классе с Аней случилась трагедия. Класс вели в столовую пить молочко. Накануне во время урока техничка добро-совестно помыла коридор и лестницу. Ступеньки не успели просохнуть, девочка поскользнулась и упала. Учительница не ока¬зала помощь, велела детям молчать и скрыла факт от всех. Очень быстро у Анечки образовался отёк мозга. Началась рвота.
— Ты переела, — объяснила учительница при всех. — Отправ¬ляйся домой и не ешь так много.
И снова больница, и снова лечение, нервы, страдание. И как результат: головные боли у Ани остались на всю жизнь. Тамара не стала жаловаться на учительницу, хотя следовало. Но на тот момент у неё не было ни физических сил, ни душевных. Все силы ушли на операцию.
Последствия военного голодного детства дали о себе знать много лет спустя. Будучи ещё в Чехословакии, она сделала рентген, и он показал, повреждена двенадцатиперстная кишка, там язва. Операция нужна была как воздух, но работа… Не на кого оставить пост в больнице. Дотерпела, пока не увезла скорая. Анализы ужа¬сали видавших виды врачей. Две недели готовили к операции, всеми усилиями поднимали низкий гемоглобин.
Теперь приходя в себя после пережитого, Тамара Павловна не стала устраивать разборки с нерадивой учительницей, из-за своих амбиций забывшей о совести и не выполнившей свой профес¬сиональный долг.
Лена окончила школу и мечтала продолжить музыкальное образование. Играла она удивительно легко и проникновенно. Музыка лилась сама собой, она растворялась в ней, уносясь в свой внутренний мир, куда путь для всех был закрыт. Занималась и с репетитором, преподавателем музыкального училища. Он оценил способности ученицы, заверял, что Лена несомненно пос¬тупит. Но на деле всё оказалось иначе. Перед самыми экзаменами сообщил:
— Извините, Тамара Павловна. Только-только узнал по сек¬рету, что составлен список тех, кого надо принять. Так называемые блатные. Лена получается лишней.
Лена, стоявшая за спиной преподавателя, расплакалась и выскочила из комнаты. Её не было весь день. Вот и вечер, начало темнеть. У Тамары и Валентина сердце не на месте. Обзвонили всех знакомых, но Лена ни у кого не появлялась. Она пришла ближе к полночи, глаза красные, но сухие.
— На экзамены не пойду. Буду устраиваться на работу, — сказала и ушла в ванную. Закрылась и долго плескалась.
— Ну, и правильно, — сказала Тамара. — Валик, устрой её к вам на «Искру». А там видно будет.
Но Лена на «Искру» не пошла.
Как-то к ним наведалась свекровь. Как бы между прочим обронила фразу:
— У нас соседка, молоденькая совсем, работает на судне офи-цианткой, обслуживает туристов, ходит в загранку. Хорошо зараба¬тывает, оделась с иголочки…
После ухода бабушки Лена серьёзно сказала:
— Родители, как хотите, а я еду в Одессу поступать в мореходку.
— Сама поедешь? Справишься, дочка? — у Тамары на душе неспокойно. Шутка ли, отпустить юную девчоночку одну! Да ещё куда? В Одессу! Но слабое здоровье не позволяло Тамаре сопро¬вождать дочку.
И Леночка оправдала надежды семьи, поступила и стала осваивать профессию повара-официанта. Из училища регулярно приходили Благодарственные письма родителям. Отмечали хоро¬шее воспитание, отличную учёбу, достижения в спорте. Лена стала призёром в соревнованиях по плаванию. Для неё началась новая яркая жизнь, полная открытий и впечатлений.
Закончив мореходку, она семь лет ходила в море. Команда уважала девушку, а капитан относился как к дочери. Настало время, когда дальние походы утомили, и Лене захотелось быть ближе к дому. Она переводится в речное пароходство. Получает направление на судно и, пока набирают команду, помогает с бумажками в конторе. Однажды в кабинет заглянул молодой мужчина, судя по форме – капитан. Девушка, сидевшая рядом с Леной, что-то шепнула ей. Лена встала. Капитан заметил её и удивился:
— Кто это прелестное создание?
— Ваш повар Елена, — ответила она.
— Александр Владимирович Уколов, капитан судна, — представился он.
Так Лена встретила своего суженого. Вернувшись в Запорожье из рейса, дочка радостно сообщила:
— Мама, я выхожу замуж.
— За кого?
— За нашего капитана, он хочет с тобой познакомиться. Между прочим, ждёт нас в 17 часов на нашем судне.
Отгуляли свадьбу. Молодых приютили у себя, отдав одну комнату. А через год родился Максимка. Жизнь продолжалась.

Наступили лихие 90-е. Тамара работала в медсанчасти завода «Мотор-Сич». Жизнь была нелёгкая. Работа, дом, дети – всё на ней. А тут ещё Валентин попал под сокращение и остался без работы. Денег не хватало. Выживал тот, кто мог что-то заработать. За гра¬ницу потянулись «челноки», появились обменники, по рынкам сно¬вали «менялы» долларов.
«Надо что-то менять, — подумывала Тамара. — Надо, наконец, заняться тем, что хорошо умею».
Когда жизнь становилась невыносимой, обращалась к Богу и просила помощи и защиты от несправедливости.
— Господи, дай мне знания, чтобы могла освоить новое, чтоб могла применить в работе, зарабатывать достойно и избавиться от упрёков! Господи, будь милостив ко мне!
Через некоторое время она почувствовала, знает, что и как делать. Домашнее хозяйство передала супругу. А сама… А сама занялась, к чему шла долгие годы: коррекцией позвоночника. Пациентов принимала на дому. Было ощущение, словно возвра¬щаются знания, о которых на время забыла. Во время лечебных сеансов точно кто-то управлял руками, и они творили чудеса, её тёплые, мягкие руки. Людям становилось легче, недуг отступал. Знания накапливались. Появилась возможность оформить патент.
Всё изменилось, когда на приём пришёл инженер «Мотор-Сич» Данишевский Адам Кондратьевич. По заводу ходили слухи о медсестре массажного кабинета, недостатка в пациентах не было. К тому времени она уже создала свою методику коррекции позво¬ночника и успешно работала в этом направлении. Именно Адам Кондратьевич первым отметил уникальность её метода и пригла¬сил в клуб «Здоровье», которым руководил.
Тамара подходила к зданию клуба. Её приятно удивило, что людей собралось много. Здесь были представители разных направ¬лений, связанных со здоровьем человека: травники, массажисты, костоправы даже экстрасенсы. Все хотели узнать новое.
Подошла очередь Тамары выйти на сцену. «Как рассказать о корригирующем массаже?» — смущал вопрос, и вдруг озарило: надо показать.
— У кого сейчас, в данную минуту, болит голова? Откорректируем?
К ней вышла полная женщина средних лет. Её усадили на стул. Тамара стала работать с шейным отделом позвоночника. После непродолжительной процедуры женщина поднялась.
— Ой, что это? — она покрутила головой из стороны в сторону. — Не болит, — сказала как-то неуверенно. И в следующий момент объявила на весь зал:
— Не болит! Точно!
Присутствующие вскочили с мест и закричали:
— Мы тоже хотим этому научиться!
— Раз такое дело, — развёл руками Данишевский, — откры¬ваем курсы Белоусовой Тамары Павловны по коррекции позвоноч¬ника.
Так Тамара стала обучать желающих тому, что умела сама. Это был трамплин перед всеобщим признанием. Начался новый жизненный этап.
(Всю жизнь Тамара Павловна благодарна Данишевскому Адаму Кондратьевичу, человеку реформаторских взглядов в области достижений народной натуральной медицины, за помощь и понимание на данном поприще).
Опыт Тамары Павловны отметили и пригласили работать в филиал Московской академии «Милосердие и культура», нахо¬дившийся в Запорожье на правом берегу. Работала в отделе медицины пять лет.
— Работайте на себя, — сказал директор. — Нам платите только налоги.
Наконец, Тамара стала зарабатывать, собралась копейка. Можно было откладывать деньги на свой кабинет. Мечта частично реализовалась. Пока удалось арендовать помещение в близле¬жащей школе. Пациенты шли, но существовали определённые неудобства: школьная суета, отсутствие туалета, так как вход был отдельный, а на территорию, где проходили занятия, не пускали посторонних.
Подходили к концу 90-е, все с нетерпением ожидали новый век, миллениум, 2000-ый. Он и стал знаменательным в судьбе Белоусовой. Она нашла то, что искала. Трёхкомнатная квартира на первом этаже недалеко от дома ей понравилась сразу. Правда, предстояло сделать основательный ремонт, кое-что перестроить, а главное, отдельный вход на другую сторону подъезда. И пошли трудности. Основной проблемой стал человеческий фактор. Зависть, открытое злобное противостояние чужому благополучию, наговоры и сплетни – весь арсенал недоброжелательности обру¬шился на голову новой хозяйки будущего Центра здоровья. Жильцы справа и слева объявили холодную войну. Но это ещё полбеды. Надо было получить патент, а значит, доказать, что твоё детище, уникальный метод лечения опорно-двигательного аппа¬рата человека, лучше. Стали сравнивать с методикой Касьяна. Началась настоящая борьба за авторство.
Тамара Павловна обратилась в Киевский институт патенто¬ведения. Попробуй, докажи, что подобного метода лечения нет! А если есть, то твой лучше! При этом методика должна быть опробована в разных странах. Посыпались проверка за проверкой, и оказалось, ничего подобного не существует. Никто до сих пор не работал с эластичными инструментами, которые помогают рукам во время массажа и коррекции позвоночника. Эти инструменты изготовили по чертежам Тамары Павловны Белоусовой, их-то и использовали при корригирующем вибрационном массаже. Именно такой массаж даёт возможность восстановить суставы, улучшить питание каждой клетки, всех органов и тканей костно-мышечной системы.
И патенты были получены. Метод выравнивания позвоноч¬ника путём «раскручивания» его в другую сторону является единственным в мире. Никто раньше на это не решался, опасаясь травм. А Тамара Павловна Белоусова решилась. И получилось! Конечно, пока материального дохода особо не наблюдалось, зато это был прорыв в большую науку. Двадцать лет каждый год Тамара Павловна подтверждала авторство. Закона на авторские права не существовало в Украине. С появлением такового авторство на уникальную методику, созданную упорным трудом и глубокими знаниями, наблюдениями и опытом профессором Белоусовой Тамарой Павловной, закреплено за ней раз и навсегда.

 

 
Глава 14
_____________


Купив помещение под будущий Центр здоровья, Тамара поняла: это только начало. Предстоял грандиозный ремонт, обу¬стройство внутри, покупка оборудования и тысяча необходимых мелочей, без которых нельзя было приступить к работе.
— Валик, я решила ехать на заработки. Начну с России. В Екатеринбурге есть заинтересованные люди. Буду обучать и лечить. И конечно, заработаю. Денег взять негде, а в ремонт надо вложиться, тогда и отдача будет.
— А я?
— Ты будешь рулить дома. И я буду спокойна, что всё в порядке.
— По сути так, — согласился Валентин.
Тамара созвонилась с хорошей знакомой, и та обещала устроить с жильём. Но она не подозревала, какие трудности впе¬реди. И не только материальная сторона интересовала её. Вдох¬новляла подвижническая цель: обучить уникальному методу коррекции позвоночника, продвигать свои знания, лечить людей.
Екатеринбург встретил холодом и неустроенностью. Занятия проходили в клубе, где работала знакомая. Жильём оказалась комнатка там же, в клубе. Спала на диванчике без постели. Питалась кое-как, готовить-то негде было. Быстро похудела. Она не ожидала, что придётся жить в таких ужасных условиях, но добросовестно выполняла свою работу.
Однажды после занятий к ней подошла одна из учениц Дамира.
— Тамара Павловна, больше не могу смотреть, как Вы мучаетесь. Оказывается, здесь и живёте. Условий никаких.
— Я привыкла, — ответила Тамара. — Ничего, справлюсь.
— Так не годится. Едем ко мне.
Тамару приятно удивила чистота в доме, куда она попала. В семье росла девочка. Муж Дамиры – украинец, соотечественник Тамары. Приняли гостью радушно. И Дамира, и её муж стали слушателями курса Белоусовой. Дамира была заинтересована в получении новых знаний, так как сама занималась здоровьем людей и открыла «Школу выживания „Дитар“». (В дальнейшем она ввела в свою работу методику Тамары Павловны, открыла филиал в Турции).
В Екатеринбурге удалось обучить три группы, затем группу в Челябинске. А впереди ждал Магнитогорск. Первую ночь Тамара провела в общежитии. Назавтра звонок от Тони, бывшей ученицы.
— Ой, Тамара Павловна! Как здорово, что Вы здесь! Жду! Будете жить у нас, и никаких возражений.
Тоня уступила гостье кровать, а себе с сыном постелила на полу.
Тамара видела, люди ей доверяют, надеются, ждут выздо¬ровления. Разве можно обмануть их надежды! И она старалась. Пациенты отмечали её обязательность и добросовест¬ность, уче¬ники – знания и опыт. В каждом городе, где она работала, оста¬вались последователи и друзья. Дружба со многими из них сох¬ранилась на долгие годы.
Далее была Польша. Туда Тамара поехала вместе с мужем. Определили их на постой в семью верующих. Хозяйка Марыся приняла гостей хорошо.
Тамара вела группу, была освоена уже половина материала, но кто-то донёс, что не платят налоги. Марыся испугалась, что у них как хозяев будут неприятности, и поторапливала квартирантку:
— Уезжай! Уезжай быстрее!
Тамара и Валентин переехали к Дороте, которая состояла в одной из групп. Её муж Анджей болел диабетом. Тамара взялась за его лечение, долго билась и одержала победу. Закрепить успех Анджей поехал в санаторий. В методику Тамары поверили даже скептики.

Если бы Басе и Витеку до свадьбы сказали, что их коснётся проблема бесплодия, они бы не поверили. Но с каждым годом желание родить ребёнка становилось сильнее, а вера таяла.
Как-то сменщица Баси задержалась, прибежала возбуждённая, в приподнятом настроении.
— Извини, Бася. Не рассчитала время. После занятий возникло столько вопросов.
— Какие занятия?
— Из Украины приехала пани Тамара, очень интересный человек. У неё своя особенная методика по коррекции позво¬ночника. Убирает сколиозы, лечит суставы. Обучает желающих. Кстати, вам бы с Витеком к ней сходить. Может, что-то подскажет.
— У нас другая проблема. Причём позвоночник?
— Чтоб ты знала, все проблемы от него. Сходите на консуль¬тацию к пани Тамаре.
— Она примет?
— Знаешь, сколько людей обращается? Никому не отказывала.
После занятий к Тамаре Павловне подвели молодую пару.
— Мы к вам за помощью. Как женщина женщину вы меня поймёте, — сказала Бася.
И она рассказала свою историю. Басе и Витеку по 35. Десять лет женаты, а деток нет. Прошли обследование. Здоровы оба. А врачи причину бесплодия не установили.
Конечно, интересный случай заинтересовал Белоусову. Осмотрела пару и предположила причину. У обоих оказался S образ¬ный сколиоз позвоночника, малое расхождение между позвонками способствовало спазмам половых органов. Отсюда задержки выхода яйцеклетки и мужские проблемы. Бася и Витек прошли курс лечения у Тамары Павловны. Осталось ждать результата.
Занятия продолжались. Валентин готовил и кормил не только супругу, но часто и всю группу. Ему нравилось угощать, нравилось слышать похвалу в свой адрес. Бася и Витек нагрянули неожи¬данно. Да не просто так, а с новостью.
— Я беременна, пани Тамара! Я так счастлива! — Бася свети¬лась радостью. — Это ваша заслуга! Я всегда буду вас помнить!
— Приглашаем в гости, — прогудел басом Витек. — Надеюсь, пан Валентин тоже придёт.
И они пришли. Будущие родители основательно готовились к появлению малыша. Детская комната, игрушки, кроватка – всё выбиралось с любовью и вкусом.(Позже, уже в Запорожье, Тамара узнает: у Баси и Витека родилась дочь).
Настал день отъезда. Был вечер накануне Нового года. При¬ехали на вокзал, но оказалось, рейс отменён. С большими труднос¬тями сели на другой поезд, идущий в Украину, но в другой город. Ничего. Лишь бы пересечь границу и оказаться на родине. Новый год встретили в поезде.

После Польши пригласили в Германию к русскоязычным нем¬цам для обучения, передачи опыта. Это были эмигранты, выехавшие из СССР по призыву самих немцев. Возникла необхо¬димость укрепить генофонд страны, повысить рождаемость. При¬ехавшим выдали материальную помощь, обеспечили жильём. Пока на руках были живые деньги, тратили. Кончились деньги – начались трудности. Многие из эмигрантов прошли через депрес¬сию. С таким контингентом предстояла работа.
Встретила Тамару Евгения Андреевна Гелль, по профессии врач, привезла в маленький городок Оснабрюк, где жила с детьми. Судьба Евгению не жаловала.
— Сын болен ДЦП, капризная дочь, с мужем в разводе, — коротко сообщила хозяйка о себе. — Но я руки не сложила. Живу, радуюсь жизни.
Тамара принялась за дело. Мелькали дни, недели. Занятия с учениками сменяли лечебные сеансы. В одно из воскресений Евгения предложила:
— Поехали в Голландию, поедим вкусной рыбки.
Пересекли границу, припарковались, поели, вдоволь нагу¬лялись, накупили всякой всячины и понесли покупки в машину. Но машины на месте не оказалось. Да и место, где оставили её, забыли. Перешли на другую улицу и запутались. Когда надежда растаяла, обратились к женщине, чтоб узнать, где полицейский участок. Им повезло, она оказалась учителем русского языка.
— Зачем вам полиция? — спросила она.
— Поставили машину, а где – не помним.
— Садитесь ко мне, я на машине, будем вместе искать.
Нашли пропажу через десять минут. Оказалось, поиски вели в другом направлении. Поблагодарив помощницу, поехали домой. И вдруг Тамару как обухом по голове:
— Женя, я же не имела права пересекать границу! Сейчас меня арестуют.
— Сидите спокойно и улыбайтесь. Пронесёт.
И действительно, пронесло.
Группа в десять человек была обучена. Месяц пребывания закончился, Тамара упустила, что просрочила два дня. На границе её задержали. Таможенник посмотрел на серьёзную женщину средних лет со строгим взглядом и шепнул напарнику:
— Да ладно, пусть едет.

На открытие Центра были приглашены ученики, предста¬вители народной медицины и контролирующего органа. Тамаре Павловне подарили картину. Она тоже приготовила каждому маленький пода¬рочек. Признание – самое важное для неё, столько пережившей, боровшейся, отстаивающей своё детище! Хотелось радость разделить со всеми. Да, Центр стал вторым домом, а она для многих учеников второй мамой. Сколько сделано тут своими руками! Всё строго на своём месте: аппаратура, мебель, цветы и даже аквариум с необыкно¬венными рыбками. На стене кар¬тины: на срезе дерева, украшенном уральскими самоцветами, изображены 4 времени года как вопло¬щение круговорота и бес¬конечности жизни. Каждой комнате выбран цвет. Первая (холл) зелёная. Вторая бежевая. Третья голубая. Кухня сиреневая. И мебель под цвет комнат. Уютно, по-домашнему. Начали работать.
Работали добросовестно, много, выкладываясь в полную силу. Пациенты оставались довольны, писали положительные отзывы, советовали знакомым и близким, сочиняли стихи, посвящённые Тамаре Павловне.
— Да, Вы такая, какою Вас люблю:
Порывиста, настойчива, не лгущая,
Подобно скороходу-кораблю
Навстречу шторму и ветрам идущая… — пишет пациент Л. Канжур, преподаватель Запорожского вуза 02.12.2002 года.
«Тамара Павловна выбрала нелёгкую КАРТУ ЖИЗНИ: Само-отверженность, Мужество, Веру, Надежду и Преданность, которая, найдя отклик в другой душе, поможет кому-то выстоять и победить в этой вечной борьбе Жизни и Смерти, Добра и Зла, Бессмертного и Проходящего», — пишет о Белоусовой директор Центра нетради¬ционной медицины «Энергетика», лауреат европейских наград Людмила Жукова (г. Киев).
Но Тамара Павловна не хотела останавливаться на достиг¬нутом. Мечта об институте, о получении высшего образо¬вания не покидала. И, будучи в зрелом возрасте, вновь садится за книги. Учёба, работа, работа и снова учёба. И как результат – в 2004 году ей присвоено звание бакалавра, а в 2005 – магистра Гуманитарного университета по специальности «Физическая реа¬билитация». Теперь врач реабили¬толог Белоусова Тамара Павловна. знает точно – она на верном пути. Но как тернист этот путь! Не только мешали недоброжелатели и завистники, не прочь были поживиться пред¬ставители право¬охранительных органов, забывшие о чести и совести.
Накануне в Центре побывало 17 комиссий, не было отмечено ни одного нарушения. Конечно, у Тамары Павловны не возникло никаких сомнений в компетентности и правомочности ещё одной. Их было двое.
— Приготовьте всю документацию по вашему Центру. Особенно хотелось бы увидеть лицензию, — сказал мужчина в штатском, сунув под нос удостоверение (она даже не успела толком рассмотреть).
— Документы у нас в порядке. А лицензия…
— Я так понимаю, её у вас нет.
— Могу я пригласить своего юриста? — спросила Тамара Павловна.
— И быстрее, потому что мы вас забираем. Светит вам минимум три года, — открыл рот второй, росточком меньше.
Белоусову с юристом привезли в отделение милиции. Началось элементарное давление и запугивание.
— Мы даём вам бесплатного адвоката, — исчерпав красно¬речие, сообщил представитель власти.
— Зачем адвокат? У меня свой юрист, — возразила Тамара Павловна.
Но адвокат всё-таки пришёл. После его слов стала понятна цель визита:
— Вопрос решим быстро и сразу, если завтра утром к восьми часам привезёте полторы тысячи долларов.
С этим и отпустили. Такой суммы, понятное дело, не было на руках. Пришлось собирать по знакомым, до поздней ночи мотаться по всему городу.
9 августа 2006 она не забудет. Ушлый адвокат уже поджидал Тамару Павловну и её юриста. Снова начались пугалки. Снова про¬звучала угроза трёхлетнего срока. Вдруг в кабинет заглянул дежур¬ный и крикнул:
— Ново-Богдановка рвётся!
Оперативник вскочил с места:
— Давайте быстро деньги, и мы вас не видели, — затем велел напарнику: — Михалыч, проводи дамочек и рысью назад.
Им уже было не до Белоусовой.
Всё-таки хорошего было больше. Периодически ездили на конференции в Париж, Ганновер. Обменивались опытом.
В Центре все сотрудники высоко квалифицированы, со специ-альным образованием. Дочь Аня окончила медицинское училище. Теперь Анна Валентиновна – мастер-массажист. Внук Максим выучился и получил европейский диплом Ганноверского универ¬ситета, тоже овладел, методикой Белоусовой Т. П.
«Да, много пережито. Выстояли. Работаем, живём, передаём опыт всем желающим, ученики по всему миру», — продолжала думать о своём Тамара Павловна.

— Уважаемые пассажиры! Самолёт идёт на посадку. Просьба пристегнуть ремни, — послышалось из динамика.
— Садимся, — откликнулся сосед. — Простите, хочется спросить.
— Спрашивайте, — кивнула она головой.
— Я наблюдал за Вами в полёте. Уж простите моё любопытство. О чём Вы думали всю дорогу. У Вас на лице было столько эмоций!
— За три часа я прожила всю свою жизнь, — улыбнулась Тамара Павловна. — И знаете, кажется, прожила не напрасно. Есть что оставить людям.

 


 
 Глава 15
_____________


Они столкнулись в коридоре гостиницы.
— Вы? — удивилась Тамара Павловна, узнав попутчика.
— Я, нас привезли немного раньше. Успел устроиться. В окно заметил вас. Разрешите помочь, — он взял дорожную сумку. — Какой номер?
Она назвала.
— А мой самый крайний в конце коридора. Заходите в гости.
— Я даже не знаю, как ваше имя, — рассмеялась Тамара Павловна.
— Точно. Мы же не познакомились. Николай Стрельцов.
Тамару Павловну пронзили острые иглы. В голову ударила кровь. Она постаралась взять себя в руки, напустив равнодушие, спросила:
— Извините, а отчество?
— Николаевич. Не очень оригинально, да? Николай Нико¬лаевич Стрельцов.
— Тамара Павловна, — протянула руку она.
— Очень приятно.
— По-видимому, вы не из Украины, — предположила Тамара Павловна, но интуитивно уже знала ответ. — Хотите – угадаю?
— Попробуйте, — согласился Николай.
— Из Таганрога.
— Вы ясновидящая?
— Что вы, что вы! Я просто возвращаю людям то, что они теряют с годами – здоровье, — и чтобы он больше ни о чём не спрашивал, сама начала спрашивать: — А в Киеве какими судьбами? Летели оттуда.
— С армейским другом договорились отпуск провести на Мальте. Вот и заехал за ним. Удивительный остров, Мальта. Читал и о нём, и о рыцарях Мальтийского Ордена. Захотелось глянуть своими глазами.
— Родители ваши здравствуют? — затаила дыхание Тамара Павловна.
— Да. Оба на пенсии.
Николай внёс сумку в номер.
— Ну, я побежал. Если что, знаете, где найти.
— Спасибо, Коленька.
Он ушёл, а Тамара Павловна осталась стоять посреди комнаты.
— Как тесен мир! Как сходятся дороги! Где слышала? Не помню. Надо же! Сын моего Николая! И похож на него. Коля, Коленька! Любовь моя единственная! Хорошего человека вырастил, доброго, внимательного. Ну, кто я ему? Никто. А помог. Никто… никто… а могла быть его матерью…

До церемонии награждения было целых два дня. Конечно, хотелось увидеть как можно больше. Всей группой поехали на экскурсию по Валетте, столице Мальты. Узенькие улочки, море цве¬тов, роскошные пальмы. Во всём удивительная чистота и ухожен¬ность. Гид, бойкий парень, свободно изъяснялся по-русски. От него узнали, на Мальте нет своей пресной воды, вся вода привозная.
Экскурсию начали с Дворца Великого Магистра. Полюбовались троном, на котором он восседал. Рассматривали прекрасные фре¬ски, украшавшие стены. На них – рыцари Мальтийского Ордена. На Тамару Павловну произвела впечатление Оружейная палата, где хранилась богатая коллекция оружия и доспехов. Любившая фотографироваться она обратилась к гиду:
— Можно снимать?
— Можно.
«Надо заснять всё самое интересное», — Тамара защёлкала фотоаппаратом.
Из Дворца отправились в Верхние сады Баракка.
— Какой чудный вид на гавань! — обратилась Тамара Павловна к даме из Киева (они в автобусе сидели рядом и теперь держались друг друга).
— Я слышала, каждый день в полдень из пушек производят залп, — сказала та.
В национальном военном музее рассказали об истории войн на Мальте от нападения турок до Второй Мировой. Все удивлялись, рассматривая экспозицию пожертвованных ветеранами медалей. Им повезло. Раз в месяц здесь проходили костюмированные шоу, демонстрировали военные упражнения.
— Едем на обед, — сообщил гид. — После обеда Собор Святого Иоанна.
Ресторан с итальянской кухней был неподалёку. Тамару Павловну удивило, что совершенно не чувствовалось запахов пищи.
— Надо знать секрет, — заинтриговал гид. — Но вам я его открою.
— Люблю секреты! — воскликнула киевская дама.
— Что ж они придумали? — Тамаре Павловне тоже не терпелось узнать.
— Будете идти по улице, обратите внимание, попадаются решётки для стока воды. Вы так подумаете. Ан, нет! Это вытяжки неприятных запахов.
После Собора все так устали, что по дороге к гостинице многие дремали.
— Завтра Сицилия, надо как следует выспаться, — сказала на прощание киевлянка.
— Вы госпожа Белоусова? — спросила девушка администратор.
— Да, я.
— Вам просили передать письмо.
Письмо было от Николая, с которым познакомилась в само¬лёте. Он писал: «Уважаемая Тамара Павловна! Извините, что не попрощался. Узнал, Вы на экскурсии, а мы с другом двинули дальше по Мальте. Рад знакомству. Вы женщина-тайна, но не берусь разгадывать. Пусть загадка остаётся загадкой. С наилуч¬шими пожеланиями Николай Стрельцов».
— Да, пусть всё остаётся как есть, — самой себе сказала Тамара Павловна.

Она легла, но не спалось. Перед глазами мелькали пальмы вперемешку с доспехами рыцарей, сверкали ордена и медали, выплывал величественный трон Магистра, и с высоты прелестных садов открывалась бескрайняя синь моря. На водной глади высту¬пил образ Николая, одетого в солдатскую форму, как тогда, в далё¬кие годы молодости. И вдруг их стало два. Она уже не различала, где её Коленька, а где его сын.
— Коля! — звала Тамара, но оборачивались оба.
Так и стояла посреди улицы, глядя, как они удаляются.
— Освободите дорогу, — сердито сказал гид. — Вы заслоняете экспонаты.
Он задел Тамару плечом, и она… проснулась.
За окном из темноты подмигивали яркими пятнами береговые огни. Тамара Павловна вышла на балкон, но даже ночь не принесла ожидаемой прохлады. Где-то там, среди огней, плескалось чужое море, а она прощалась со своей несбывшейся любовью.
— Да, Коленька, встреча с твоим сыном – последний привет из прошлого. Спасибо судьбе за щедрый подарок.
Ещё немного постояв, легла и сразу уснула. Впереди ждала Сицилия.

К Сицилии подошли с моря. Так вот ты какая! Нечего сказать, роскошная, цветущая, благоухающая! У Тамары Павловны были с ней свои счёты со школьной скамьи. На уроке географии учитель¬ница Анна Соломоновна вызвала к доске. Ползая указкой по карте, девочка отыскивала этот остров.
— Ну, Кропивницкая, где ты потеряла Сицилию? Смотри, не сломай указку, — подсмеивалась Анна Соломоновна.
Тамара продолжала упорно искать.
— Италию видишь? — направляла географичка.
— Вижу.
— А Кипр видишь?
— Вижу.
— Маленький Кипр видишь, а огромную Сицилию нет?
— Не вижу, Сицилия Соломоновна, — вырвалось у Тамары.
И весь класс задохнулся от смеха. Анна Соломоновна сделала удивлённые глаза, поправила очки на носу и… тоже рассмеялась. То, что учительница повела себя не как учительница, а как обычная девчонка, класс оценил. И то, что Тамаре не влепила двойку, оце¬нил вдвойне. Когда кто-то из мальчишек вслед географичке бросил «Сицилия Соломоновна», ребята отреагировали правильно: нада¬вали шутнику по шее.
Школьные воспоминания развеселили Тамару Павловну.
— Ну, здравствуй Сицилия!
График пребывания плотный: обзорная экскурсия по Сиракузе с посещением пещеры «Ухо Дионисия» и Римского амфитеатра, а затем поездка к вулкану Этна.
— Сиракуза… Сиракуза… Кажется, отсюда родом был Архимед, — проявила эрудицию дама из Киева.
— Совершенно верно, — подтвердила брюнетка-экскурсовод. — Сейчас поедем, и я покажу площадь, названную в его честь. В центре – фонтан, украшенный статуей Артемиды охотницы.
— Сиракуза… Серогозы… Как похожи названия, — сказала Тамара Павловна.
— Серогозы? Что это? — спросила экскурсовод.
— Небольшой районный центр на Херсонщине. Я там училась. Интересно, почему так похожи названия? Что их может объединять?
— Да. Интересно. Попробую найти материал, — пообещала экскурсовод.
Подъехали к пещере «Ухо Дионисия». В самом деле, вход напоминал ушную раковину. Тамара Павловна прислушалась к рассказу.
— … и этот тиран устроил здесь темницу для своих пленников. Устройство пещеры позволяло Дионисию подслушивать разговоры заключённых, и тогда…
— Я слышала, что на Этну не всегда возят, — шепнула она приятельнице.
— Если над вулканом светлый дым, то повезут, а если тёмный, то нет, — разъяснила попутчица.
— А теперь отправляемся к развалинам Римского амфитеатра, — объявила экскурсовод.
Прогуливаясь по камням и плитам исторического сооружения, Тамара Павловна думала: «Сколько ног истоптало эти плиты! Сколько страстей разыгрывалось под этим небом! А теперь я прогуливаюсь здесь и размышляю, как мал человек по своей сущности и как велик по своим деяниям!»
Экскурсия продолжалась.
— И ещё одна удивительная достопримечательность Сира¬кузы, — звенел голос экскурсовода. — Слева от вас церковь Плачу¬щей Мадонны. В середине 50-х прошлого века в доме обычных жителей города заплакал образ Мадонны. На льющую слёзы икону приезжали посмотреть со всего мира. Ватикан засвидетельствовал данный факт. В честь небывалого события построили эту церковь, причём из дерева и высотой в 75 метров.
— Скажите, пожалуйста, сколько километров отсюда до Этны? — спросила Тамара Павловна, когда выехали за город.
— Недалеко, 98 километров, где-то так.
Она с нетерпением ждала встречи с местом, где происходит необыкновенное явление, извержение вулкана. Только что экскур¬совод рассказала, что на склонах Этны растёт удивительная лоза, дающая чёрный виноград, из которого делают знаменитые дорогие вина. Их подают в сицилийских ресторанах.
— А сейчас подойдём к пункту проката. Необходимо взять непродуваемые куртки, комбезы и треккинговую обувь, — предупредила экскурсовод. — Не смотрите, что жарко. Это внизу. Там, наверху, замёрзнете. Кто хочет, может не подниматься.
— Тамарочка Павловна, вы не обидитесь, если я останусь? — киевлянку явно не привлекал экстрим.
— Оставайтесь. Потом расскажу, если получится, — согласилась Тамара.
По Канатке их подняли к самой высокой точке, большому кратеру Барбагалло. И вот нога Тамары Павловны ступила в кратер потухшего, притаившегося до поры вулкана. Вот она, мощь при¬роды! Вот оно, «дыхание земли»! Выплеснулось огнедышащей лавой и застыло. Она подняла кусок. Повезёт домой. Пусть напо¬минает, что Земля – живая сущность с характером, сильным харак¬тером, как у неё, Тамары.
(Имя Белоусовой Т. П. занесено в альманахи и энциклопедии Украины: «Велич та пошана», «Деловой клуб» (украинская элита в лицах), альманах Сократа, альманах «Известные имена» (Украина) и другие; в энциклопедию «Специалисты, центры и восстановительные практики Восточной Европы»).

И вот 25 июля 2011 года, день вручения высоких наград. Зал для торжественной церемонии заполнен до отказа. Роскошь убранства ошеломляет, заставляет посмотреть на себя со стороны (как я, соответствую?) Белый костюмчик, новые туфельки на каб¬лучках, волосы красиво уложены. Она себе нравилась. Выглядит достойно. Вокруг публика солидная, нарядная. Делегация Украины в пятом ряду. Она не одна! Она среди своих! Отчего так бешено колотится сердце? Надо успокоиться. Ну, что особенного, выйти, взять коробочку с орденом и вернуться назад?
Фанфары возвестили начало. Разговоры стихли. На сцену один за другим поднимались номинанты. Тамара Павловна поглядывала на награждённых. Как держаться на сцене?
— … госпожа Белоусова Тамара Павловна. Украина, — долетело до сознания.
Это был её выход! Триумф! Победа! Тамара встала, на миг задержалась и ступила на ковровую дорожку. Она ничего не замечала и не слышала, она только понимала, надо идти вперёд, где на сцене поджидал профессор Оксфордского университета, чтобы вручить ей Орден Сократа.
А со сцены в микрофон комментировал руководитель украин¬ской делегации Саввов Антон Иванович, генеральный директор Восточно-Украинской академии бизнеса, называя все регалии Тамары Павловны:
— Профессор, магистр-реабилитолог, директор «Учебно-оздоровительного Центра», удостоенного Сертификата Швейцар¬ского института стандартов качества, включённого в 500 лучших медицинских центров Европейской Бизнес Академии, аккредита¬ционного Сертификата «Лучшая медицинская практика». Автор новой методики восстановления осанки, член 5-ти Академий, имеет почётное звание «Заслуженный учёный Европы», обладатель медалей имени Парацельса, имени Лейбница – госпожа Тамара Павловна Белоусова, Украина.
Девушка-ассистент вынесла голубую ленту лорда и надела на Тамару Павловну. Профессор-англичанин пристегнул орден, пожал руку Тамаре и обнял, сопровождая комплиментами на английском языке.
Антон Иванович, между тем, продолжал комментировать:
— Белоусова Тамара Павловна получает орден Сократа и звание Учёный Мира с занесением в международный альманах «Лидеры».
— Прошу, госпожа Белоусова, вам ответное слово, — пригласил профессор-англичанин к микрофону.
Заготовленная речь вылетела из головы. Как, какими словами выразить всю радость и боль, накопившиеся за долгие годы?
— Сердечно благодарю за высокую награду. Награду, которую получаю, к сожалению, не на своей родине, а здесь, в свободном мире свободных людей, — на глаза навернулись слёзы, и Тамара не в силах была что-либо ещё сказать.
Зал встал. Публика рукоплескала стоя, почувствовав состояние души Тамары, души неравнодушной, души беспокойной, рвущейся в полёт.