Ужин на одного

Сумерки,февраль, белый снег, серое небо. Холмы, снегопад, метель. Избушка заметена выше окон, все же свет керосинки брезжит, но дверь не открыть.  В мире есть лишь одиночество, вой бури и волков.

Стой, стой, не гони. Какие волки? Это снегоуборочная машина пятится и воет, у нее сирена при задней передаче включается. Остальное  точно, в смысле снега и одиночества. Видеоразговор по скайпу пустое, не разбавляет одиночество, да и в разбавленном виде эта субстанция еще ядовитей.

Спускаюсь в полуподвальный этаж (избушка у нас довольно комфортная), там  бутылок, как в погребах графа Потоцкого. Наверное, у нас выбор даже  шире графского. Ладно, пусть будет «Столичная». Рюмка, рюмка, соленые рыжики (сделано в КНР, гордо значится на этикетке. Ах вы, китайцы такие-сякие, нешто не знаете, рыжики собирают, а не делают).  Вой волков   сильней, уже у нас во дворе. У дверей силуэт, машет мне.  Весь заснеженный и покрытый инеем бородач говорит, уберите машину, сэр. Мы почистим ваш драйвей, а так поцарапать можно. Я мнусь, он видел сквозь окно мое одинокое  застолье и добавляет, «I can move it for you, sir, just give me the keys».  Хороший человек, я отдаю ключи, он залезает внутрь какого-то сугроба и громадный сугроб, то есть моя машина, если конечно смотреть в корень, отползает на нашу авеню. Я возвращаюсь к своему круглому белому столику с водкой, снова силуэт за дверью,  веселый дядька отдает ключи. Жаль, нельзя пригласить.

Как всегда, есть хочется. Хватит водку жрать! Я достаю литровую бутыль каберне, сыр, хлеб. Включаю духовку. На противень выкладываю крупные шляпки грибов, масло, то да се, и в духовку. Перед готовностью положим этот асьяго на грибы, пусть слегка расплавится.  Запах, запах!

Я достаю грибы из электродуховки, на столик, вино в бокал – вся   расслабленность исчезает, мой взгляд с громадной четкостью концентрируется на белом блюде, нежной плоти грибов под сыром, красном вине в бокале – и тут,  как затвор фотоаппарата щелкает остывающая духовка и картина в самом высоком разрешении навеки фиксируется в моей и всемирной память.

Приезжай, моя хорошая!