Глава 5 Воспоминания Иволгина
Автомат сухо щёлкнул – кончились патроны. А моджахеды осмелели, идут в открытую, в полный рост, что-то кричат.
- Рус! Сдавайся! – понял Пётр.
- Не возьмёшь! - упрямо повторяет он. Показывали, и не раз, хронику, как над пленными издеваются душманы. – Живым не сдамся! – и метнул гранату.
От очевидцев он слышал о жестокой казни под названием “Красный тюльпан”, которой подвергают афганцы.
О жуткой афганской казни “Красный тюльпан” Иволгин слышал от очевидцев.
Моджахеды накачивают пленного наркотиками, затем несчастного в бессознательном состоянии подвешивают за руки, надрезают кожу и заворачивают её вверх. Человек получает болевой шок, доводящий его до сумасшествия. Пленный медленно мучительно умирает.
Душманы не ограничиваются этой изуверской казнью. Злодеи придумывают более изощрённые виды издевательства и казни пленных. Расчленяют и разбрасывают отрубленные останки тел в пыли, ещё живым выкалывают глаза, отрезают гениталии, вспарывают и выпотрашивают животы, забивают камнями изуродованных связанных военнослужащих, режут ножами мирные жители, те, которых освобождали советские воины-интернационалисты, - женщины, дети, старики, раненых подростки рубят топорами под одобрительные усмешки и подбадривание моджахедов.
Взрыв разметал густо идущих моджахедов, послышались проклятия, стоны раненных. Духи отползли, несколько бородачей остались лежать.
Пётр откатился в сторону замолкшего автомата Степана. Даже будучи мёртвым, Степан крепко держал автомат. Пётр инстинктивно разжал руку друга и пустил короткую очередь. Два моджахеда упали, остальные метнулись от автоматной очереди. Ещё одного моджахеда зацепила пуля, он падая что-то громко крикнул. Рядом просвистели пули, некоторые ударились в каменистый грунт, отрекошетили. Поодаль отстреливался Иван, а дальше Владислав посылал короткие очереди. Что-то с силой толкнуло Петра в левое плечо, резкая боль пронзила тело. “Ранен – промелькнуло, - надо отбиваться до последнего. Возьмут живым – будут издеваться!”
Автомат сухо щёлкнул – кончились патроны. А духи осмелели, идут в открытую, в полный рост, что-то кричат.
Послышался звук пулемёта, и теряя сознание, услышал урчание танкового мотора. Очнулся уже в госпитале.
Этот последний бой в Афганистане часто снится, Пётр при этом повторяет: - Не возьмёшь! Живым не сдамся!
Его жена, Лариса Иннокентьевна будит его:
- Опять воевал, Петя. – участливо говорит она. – Война для тебя давно кончилась. Спи.
Но не спится афганцу, вспоминаются погибшие товарищи, молодые, жизнерадостные парни, мечтавшие кто поступить в институт, кто приехать после Афганского кошмара домой, снять погоны и заняться мирным производительным трудом.
Степан мечтал об учёбе в консерватории. На отдыхе он брал аккордеон и лилась над чужими, дикими, не нужными совершенно этим молодым ребятам, пришедшим сюда убивать и умирать за не совсем понятную им идею, горами русские песни, то задорные, бесшабашно-весёлые, то тягучие, печальные, раздумчивые о родных краях, о товарищах и подругах, оставшихся на родной стороне, о родителях, ждущих сыновей, свою опору и надежду домой.
Пётр красивым бархатным голосом подхватывал мелодию, за ним другие бойцы присоединяли свои голоса и лились русские песни над афганскими горами. А вот туркмен, старший лейтенант Берды Гариб включился в импровизированный ансамбль, за ним грузин Николаз Ардазиани.
Представителей солнечного Туркменистана здесь, в Афгане, много. Многие афганцы говорят по-туркменски.
Берды Гариб приглашал нас, служащих с ним, в солнечную республику.
- Ты, майор, ни разу не ел говурму, гара чорба – узнаешь, что это такое – пальчики оближешь! А наш плов! Нет! Такого плова, как у нас нигде в мире нет!
- Не хвались, Берды! Приезжай к нам, в Грузию. Попробуешь сациви, тапака, мчади. А наши вина: Хванчкара, Киндзмараули, Саперави, Твиши, Цинандали.
- А ты пробовал наш чал? – перебил его Берды. - Знаменитое туркменское блюдо «кавурдака» ты пробовал?
Перебил его Николоз Ардазиани. – Ты не пробовал сулугуни, не пробовал? Много потерял!
Затем спор перешёл на литературу.
- А ты читал наши великие романы Аслы-Керем, Баба-Ровшан, Гариб и Шахсенем, Кёр-оглы, «Хюрлукга и Хемра», «Мелике Дильарам», «Ибрахим и Эдехем», «Зайнель-Араб», и др.
- Ты читал Юсуп и Зулейха, Лейли и Меджнун, Сагд-Векас?
Послушайте отрывок из стихотворения “Не пристало” Махтумкули:
Мудрый совет помогает везде.
Другу достойный поможет в беде.
Что ты ответишь на Страшном суде?
Мудрых о том вопрошать не пристало.
Доблестный перед грозой не дрожит.
Станет героем не каждый джигит.
Пятится рак. Он ползет — не бежит.
Дом свой родной забывать не пристало.
А вот стихотворение “Не будь!”
Советы я чту, как закон.
Бесчестному другом не будь,
Случайною встречей пленен,
Готовым к услугам не будь.
Смерть вступит на каждый порог;
К тому, кто в беде одинок,
Отзывчив будь, добр и не строг,
Жестоким к недугам не будь.
Когда, оказавшись в бою,
Трус волю теряет свою,
С друзьями в едином строю,
Врагами напуган не будь.
Уйдем мы. Промчатся года.
Все равными станут тогда.
Не бойся глупцов. Никогда
Причастен, Фраги, к ним не будь.
- А вои великий Низами:
Калам! Ты нашей мысли скороход.
Превысил ты высокий небосвод.
Конь вороной воображенья! Нет, —
Быстрей Шебдиза ты, но мастью гнед.
Неутомим твой бег, твой легкий скок,
А палец мой — державный твой седок.
Гора иль пропасть — как чрез мост, несешь.
Ты скачешь — и, как знамя, хвост несешь
- А ты читал наших писателей? – прервал Николаз. - Например, Нодара Думбадзе, хотя бы его роман "Я, бабушка, Илико и Илларион". А имена Чавчавадзе, Шота Руставели тебе ничего не говорят?
Но двух спорщиков уже давно нет, на Родину привезли их в цинковых гробах.
- Не могу забыть бои в Афгане. Один поэт, не помню, кто, сказал:
Помните! Через века, через года – помните!
О тех, кто уже не придёт никогда, – помните!
Вот я и не могу забыть их, тех, кто отдал жизнь на чужой земле защищая отчизну.
- Война давно кончилась. – тихо произнесла Лариса Иннокентьевна. – Сейчас дам тебе лекарство.
Свидетельство о публикации №219020302026