Бороться и искать. Найти и не сдаваться

             Бороться и искать. Найти и не сдаваться.



1.

Бог Юммель, начальник богов Полунощной Самояди и Чудной Чуди,  любил коллекционировать редкий вид земных существ: охотников за жизнью вечной.

Ever-green fanats, eternity-hunters или бессмертники, как он их называл.

Таковых за четыре тысячи лет его правления  набралось всего сорок восемь. Это были двуногие прямостоящие обоих полов, многих национальностей, разнообразных возрастов и родов занятий.

Эликсир вечной жизни если и можно найти где-то, то, конечно, только здесь, на высоких широтах, за Полярным Кругом.

В полуночной Похьоле, лютой Лапландии, упоительной Лаппонии, в Самояди самоедской, чудной Чуди чумовой.

Где ж ему еще быть? Остальное все давно исхожено, оприходовано и заплевано.

Вот вам составляющие сакрального напитка:

русская горькая водка,

норвежский сладкий ром,

мухоморы розово-крапчатые,

молоко оленьей кентаврицы,

акулья печень,

зародыш яйца полярной крачки (той, что каждый год героически перелетает с Северного Полюса на Южный, через все параллели, и обратно),

лунная пыль (из упавшего в тундру метеорита),

ультра-оранжевый сок морошки,

толченые зубы рыбы-пилы,

снежное шампанское («шаманское»), от которого на лопатках у людей прорезываются крылышки,

желчь Роука, чернозубого людоеда (он же злой рок высоких широт).

слюна похотливой похьольской ведьмы Лоухи,

тонкий троллинг троллей и

капля собственной крови адепта.


Эликсир бессмертия.

Мечта человечества.

Он же панацея, он же философский камень, он же нектар-амброзия, он же средство Макропулуса, он же аленький цветочек, он же золотой ключик, он же тетраграмматон – имя Бога, и, уж, натурально, святой Грааль.

Трудненько его изготовить.

Но умирать-то не хочется.




2.

Некоторые любители, впрочем, предпочитают разыскивать Рай Земной, Библейский Эдем, поляну любви. Это тоже к нам.

Где-то в самоедской тундре, за трясинами и топями, за частоколами карликовой березки (так наз. ёрника) есть Райская Поляна, там живут в любви и согласии звери и птицы.

Песцы, роскошно-голубые и рыси бешено-крапчатые.

Волки с огненными пастями и совы с глазами, полными равнодушного горя.

Рябые дерябы, сизые свиязи и чернявые чернети.

Белый медведище, весь вырубленный из единой соляной глыбы.

И отчаянно вьющийся, дорого просящий за себя горностай.

Все обожают друг друга.

Никаких белых ворон и гадких утят.

Ни одного нелюбимого нет среди них.

Много кто рвался посмотреть (и заснять на телефон) поляну любви, но отводит взыскующих адептов от нее – на кривых лапах любострастный Росомаха, он стережет странников на перекрестках дорог. Не побережешься, и попадешь к нему в кривые лапы: схватит, пастью огненной вопьется, хвостом мохнатым защекочет до смерти.

Туристы в тундрах заблуждаются, в прямом смысле слова, и в переносном.

Блудят – тоже в смысле переносном и прямом. Росомашья страсть сбивает их с пути истинного.

Так что пей, Адам, портвейн «Агдам», паси девочек-Евочек и не лезь в Эдем.

А пусти их в рай (тот еще народец!) – они же все испакостят, вытопчут, закидают бутылками, пакетиками из-под чипсов и пластмассовыми тарелками от опарышей «Роллтон».


3.

Только те, кого мысль о бессмертии, пусть только для себя лично, самого себя любимого, пронзила однажды  насквозь, как булавка насекомое, становятся истинными eternity-hunters.

Истинными коллекционерами такие фанатики ценятся намного выше, чем просто любопытствующие дилетанты.

На Сотбис и Кристи их мумии, надлежащим образом оформленные, можно очень выгодно продать.

Ради них, выходя в тундру на прогулку, бог Юммель неизменно брал с собой удочку (для каждого случая особую), с алмазными крючками, а также лопарский кожаный мешок, вукс, где хранились блёсны.

Правильно подобрать блесну важнее всего. Надо приманить ever-green fanat на что-нибудь такое клевое, что не клюнуть он не смог бы. 

Понятно, что, для каждого случая приманка требуется разная. Впрочем, выбор чаще всего сводится к трем незамысловатым вариантам (малый божественный набор): деньги, власть и любовь, любовь, любовь.

Ибо есть во тьме опасный
Враг, по имени любовь.
Что она? Крючок алмазный
На удилище богов.

Юммель любил все стадии составления коллекции – и погоню за добычей, и терпеливое подманивание ее, и подсечку, и последующее усыпление божественным эфиром, сушение на распорках, распрямление на расправилках, протыкание булавкой.

Готовый экспонат занимал свое место на бархатной подушечке, а ее, в свою очередь, Юммель помещал на полке потайного зеркального шкафа.

В своем интимном кабинетике, на даче «Седьмое небо».

Он любил на досуге, в пижаме и мягких тапочках часами рассматривать драгоценные свои трофеи.

Экземпляры были собраны первоклассные, с каждым связана какая-либо история, которые так приятно припоминать во всех мельчайших подробностях.

Наиболее редкие диковинки Юммель размещал в особых прозрачных шкатулочках, специально для этого выточенных из никогда не тающего льда арктического Полюса. Ларчики дополнялись картотекой с аннотациями и историей вопроса, а также личными замечаниями владельца.

На сей раз, бог богов не отказал себе в удовольствии открыть крышку одной из шкатулок и полюбоваться злым замороженным личиком и удачно мумифицированной фигуркой Маргариты Миллисенты Редгрейв.

Австрийской, видите ли, виконтессы, прибывшей в Полунощную Самоядь с отрядом ловчих, поставляющих полярных кречетов ко двору его величества короля Богемии Максимилиана Иосифа III. И любимой наложницей его.

Обольстительная сумасбродка, в самоедской оленьей дохе, накинутой на бальную атласную робу, она гуляла по  тундре.

По бархатному мху, расцвеченному белыми колокольчиками черники и розовыми бубенчиками брусники гуляла она и декламировала латинские буколики.

Изумрудные сфагнумы выбрасывали фонтанчики цветной пыли из-под ее ножек, обутых в башмачки с бантами.

Талия стянута в рюмочку, юбка с кринолином из китового уса.

От дождинок Марго закрывалась шелковым китайским зонтиком с вышитыми драконами, а от мошкары занавешивалась длинной синей вуалью с мушками.

Пока команда стремянных расставляла силки на соколов для королевской охоты, Маргарита тоже не теряла времени даром. Храбрая дама на пари доскакала до северного полюса Пири.

Достигла верхней точки планеты, где, как ей напели, кипит на очаге и не выкипает «котел вечной юности».

Не на лайках полярных доскакала (поставьте им лайки), а на верном шотландском пони по имени Сноуфи (Снежинка).

В медном трофейном норвежском котле, на Югорском Шаре местное население, югор-шаряне, если честно, варили не амброзию-нектар, а уху из тресковых обрезков.

Этот котел, вкопанный в нетающий снег на вершине полярной сопки  (ноль градусов северной широты) и стал в данном случае блесной на удилище Бога богов.

Сунув голову в котел, адски-холодный, лизнув его стенку, Марго прилипла к ней языком, губами, и оторваться уже не могла.

А пони в попоне, он что. Он только ржал.

Какова аллегория – вечно сосать нектар из котла вечной юности, будучи не в состоянии оторваться от него губами!

Трудненько было богу богов Юммелю заполучить в коллекцию крестную дочь норвежского пастора Глюка, целомудренную Вильгельмину, собиравшую в Самояди гербарии и писавшую акварели здешних пейзажей.

Сестра торговца пушниной, ученая дева, Вильгельмина носила горностаевый салоп, широкий, как чум, а на голову водружала либо русский малахай, либо английский тропический шлем с москитной сеткой, оставлявшей на виду только губы. Они были сизыми из-за привычки Мины грызть испачканные в черничном соке гусиные перья, которыми она записывала в девичий альбом свои впечатления от путешествий, как она выражалась, в «Страну щекочущих хвостов»

Мину поймали на классический яд - «Чернила летописцев», знаменитый эликсир, вызывающий в каждом пьющем зуд сочинительства.

Эйфорию!

Графоманию, переходящую в графо-френию.

На соблазны писательства ее уловили.

Ни Минхен, ни Марго крупной добычей не назовешь, так, мотыльки-поденки. В шкатулочках Юммеля заперты махровые махаоны:

Старшая дочь хозяйки Похьи, весьма образованная для своей эпохи ведьма, брака с которой так упорно добивались сыновья Калевалы,

Два эпических поэта Крайнего Севера, не поделившие меж собой славу, «старый добрый Вяйнемейен», и «друг кичливый, Юкагайнен»,

Бравый викинг Рюрик. Основатель Руси,

Сам «невидимый брат Серафим» – монах-конвоир из Соловецкого православно-трудового лагеря, автор трактата «Как возвести рай на земле»,

Профессор истории КПСС, специалист по партийному строительству в Заполярье Платон Демьянович Колбасьев.

Да мало ли кто еще!

Все они оказались на булавках у Юммеля.



4.

Ах, этот загадочный Юммель, начальник богов!

Имя Юммель, отчество Юммель, фамилия Юммелевич-Юммельсон.

Врачеватель и облакогонитель,

пролагатель воздушных троп,

ворон варитель,

сирот и вдовушек даритель,

дундуков просветитель,

совести щипатель,

медведей усмиритель.

Заслуженный людовед и людовод (но не людоед) Чукотской АССР.

Верховный правитель Полунощной Самояди:

семи ее семей,

двенадцати погостов,

семнадцати звериных родов,

двадцати семи птичьих,

семидесяти камней,

семидесяти семи трав,

ста семидесяти гор,

ста семнадцати рек,

семисот семидесяти семи озер  и… как там дальше-то?

Да – и семи небес: Черничного, Голубичного, Ресничного, Аметистового, Чаячьего, Верескового и Песцового.

Генералиссимус еще…

Ю.Ю.Ю.

You – ты.

Вечный собеседник, который всегда и всюду с тобой.

Вечный Другой. Тот, кем тебе никогда не стать.

Почетный пенсионер Чуди, Юди, Оймякони, Победини, Мухоморояди, Дырдыгирка тож.

Вице-президент концерна «Самоядь-Нефтюгань LTD».
 
Победитель соцсоревнования чумработников Советского Заполярья.

Владелец уникальной  коллекции «Eternity hunters».

Он же Тетраграмматон.

Он же Кривой Корень тайного места.

Он же будто-Будда.

В Сонгельском эпосе он описывается очевидцами как:

- Белый олень с грустным человеческим лицом,

- Пожилой мужчина с золотыми оленьими рожками на лбу,

- Олений кентавр с человеческим торсом и ногами парнокопытного,

- Крылатый олень Мяндаш, который, в конце сказки, превратился в зодиакальное созвездие,

- Спиралевидная  запеченная на огне лепешка, риське – хлеб насущный Полунощной Самояди,

- Пламя, скрученное в виде веретена (петли Мебиуса),

- Ураганный ветер норд-вест,

- Губернатор в служебной форме высшего чиновника: сыромятный сюртук, переливчатые ботфорты акульей кожи, серебряный шлем в виде головы Сокола-Иаука, божества счастья, и над ним – плюмаж из инфернальных туманностей Млечного Пути.

Ах, этот бог! Каждый, кто его видел – видел в нем что-то свое.

Как бы, в формате прямого эфира.

Типа того что, в режиме реалите-шоу.

Каков бог на самом деле, никто не знает.



5.


Затерянный в веках рецепт ищут студенты Баренц-факультета, Марья и Данила, загоняя на предельной скорости свой видавший виды студенческий квадроцикл.

Он – долговязый, могучеплечий.  На лицо грубоватый, добрый внутри. Внешне холодный, а под холодом яростный.

В профиль викинг, кинг википедии.

Анфас — русски зольдат.

Родился в Новгороде, остался сиротой рано.

Усыновлен был датчанами, родителем-1 и родителем-2.

Потрепался по Антверпену.

Кое в чем компетентным стал в Копенгагене.

Но в 14 лет сбежал обратно на историческую родину.

В Россию.

Скрывался, мотался, остался.

Она — капитанская дочка. В гарнизоне  «Гранитный»  выросла. Отец, капитан, обветренный, как скалы, подводником служил — и под водой остался.

Ее мама воспитала, библиотекарша.

Машенька краса, русая коса.

Ее волосы, оттенка L`Oreal 210, светло-русые натуральные («вы этого достойны!») растрепал норд-вест.

Мария Белых.

И Данила Каверин (восстановил фамилию!), он же Дэн Браун, по версии усыновителей.

Нежная девушка в белом.

И друг ее, с именами двух писателей.

Даже трех:

Каверин,

Браун,

Пророк Даниил, самый знаменитый литератор мира.

Мария из Магдалы, о которой столько клеветали, называя блудницей, а потом извинились, покаялись.

Марья-искусница, вышившая на пяльцах судьбу Тридевятого царства, Тридесятого государства.

Данила-мастер, Хозяйки Медной Горы сбежавший жених. Эх, так и не выточив из камня живого цветка, эндемичной желтенькой лилии!

Машенька, хитренькая гостья трех медведей. Кто пил из моей чашки?!

Данко –  тот самый! –  юноша, вырвавший из груди своей горящее сердце, дабы освещать соплеменникам путь во мгле.

Марья Моревна из берестяной Берендеевки, края непуганых птиц.

Данила Багров, младший брат («Детские годы Багрова-прапраправнука») кумир поколения Пи, символ пост-советской эпохи.

Мэри, леди Совершенство (не путать с "Моей прекрасной няней").


6. 


Детский стишок, из учебника «Родная речь»:

На горе Соловораке
Живет радуга Ай.
Это не враки.
Ай, выручай!

               
Как-то раз к богине радуге Ай в ее вахтерскую будку на горе Соловораке, где она дежурила там посменно на НАТОвской противоспутниковой вышке забрели студенты Баренц-факультета Машенька Белых и Данила Каверин по прозвищу Дэн Браун.

Пили безалкогольный нектар «Цветик-семицветик».

И все допытывались, знает ли богиня рецепт бессмертия.

- Ай!

Семицветный луч съел туманную дымку, осветил горизонты.

Маша с Даней взглянули с  высоты сакральной горы на землю.

Там, на зеленой полянке, обласканные лучом, плясали летку-енку Черные, Белые, Желтые, Красные, Коричневые, Красно-Коричневые, Зеленые, Розовые и Голубые.

Как шаловливые олени, прильнув друг к дружке и нежно кусая друг дружку за ушки.

Типа того что, Радуга Мира.

Мост в будущее, как бы.

О, щастье!

И вся эта прелесть прелестная за счет градообразующего… странообразующего… мирообразующего концерна «Динозавр ЛТД».

Чего-то иного хотелось.

Несказанного: чистого, строгого, безобманного.

Чего не было никогда на свете, и нет, и не бывает.

- Ступайте, милые, в Чум щастя! – посоветовала молодежи старая Радуга.



7.


В чудской земле стоит Чум из мамонтовых, толстенных шкур, на корявых, с нестриженными когтями ногах.

Из каждого угла выглядывают каменные, деревянные и костяные боги, один другого страшней.

А сквозь отверстый дымник видна соседняя галактика.

Чукча (честный, умный карга-чародей) в чуме ждет рассвета и сочиняет (литинститут закончил!) стихи:

Чум, чум, чум, чум, ничейный кум,
Я понять тебя хочум, смысла я в тебе ищум.

Люблю твою поехавшую крышу,
Где всем хана, туда сползла она.

Чукотский чум напоминает грыжу
На пузике младенца-крикуна.

И что пред ним галактика-чудачка?
Всего лишь неумытая чумичка.

А по весне болеет чумкой чум,
И в тундру убегает он, угрюм.

Идет-гудет зеленый чум,
Зеленый чум, весенний чум.

Отец гиперборейских чум.

Но более всего чукотский чум,
Похож на странный человечий ум.

В чуме у каждого уважающего себя чумработника, заслуженного оленевода, стоят этажеркой, один на одном, чемоданы, от фанерных, военно-коммунистических, до телячьей кожи самсонайтов. Для новых Самсонов.

И чем заслуженней оленевод, тем выше горка, тем больше чемоданов.

И что в них, в чумуданах тех?

Коврики с лебедями и Аленушками,

частично побитый сервиз «Мадонна»,

секции мебельной стенки «Рассвет», полированной, под красное дерево,

шаманское волшебное платье вольпи,

грамоты победителей соцсоревнования,

облегающие комбинации,

комбинированные облигации,

гавкнувшиеся ваучеры (вау?!),

турецкий нубук,

гондурасский ноутбук

японский чубук, чтоб курить бамбук...

Чум Чумыч, готовясь к визиту студентов, сделал себе педикюр на мамонтовых пудовых ногах и заплел по-модному длинную лишайниковую бороду.

Очень он гордился недавним евроремонтом.

Крылом — крыльцом.

Коньком на крыше — конем.

Особенно, свежевставленными в глаза протезами - стеклопакетами из фирмы «Окно в Европу».

Маша с Даней поднесли Чум Чумычу большую канистру «Озерной чистой».

После чего он согласился показать им рецепт бессмертия, издавна хранящийся в тайных закромах и сусеках.

Три дня вытряхивал сундуки, распарывал матрасы, обшаривал чемоданы, шифоньеры, выдвигал и задвигал комодные ящики, рылся на чердаке-дымнике, перекопал весь подпол, и в итоге, вытащил на свет кубышку, припрятанную на черный день.

Эликсир Платона, цветок Гильгамеша, порошок Макропулуса, чаша Грааля, яблоко Гесперид, тетраграмматон Яхве, лампа Алладина, бозон Хиггса и так далее, оказались, при ближайшем рассмотрении (как уже давно догадались наиболее проницательные читатели) – стодолларовой купюрой.

Бессмертна она.

Дэн разглядывал купюру выпуска -ннадцатого года.

Констатировал с улыбкой:

- Вышла из обращения. К предъявлению в банк недействительна.

А Машенька заплакала, от жалости и умиления:

- Какой он наивный, этот Чум Чумыч! Малые народы, они как дети.


Его Величество, бакс!

Ты сидишь на своем блистательном троне посреди мира.

И все народы поклоняются тебе.

Но человечество  от Армагеддона и человека от смерти и ты не спасешь.

…. Да что-то, кажется, и твой трон зашатался.


8.

И тогда пошли студенты к богу войны, дикому Дику, который, как сказано в ловте, изгибает свой позвоночник, подобно луку, а левую руку, оторвав, пускает во врага, словно стрелу.

Пешком на Вересковое облако не попасть.

Лестница, ведущая в небо, средства на которую были  выделены Евросоюзом и раздындырины дырдыгирскими олигархами во главе с отставным мэром С. И. Лопинцевым, недавно краснознаменно рухнула.

Маше с Даней пришлось арендовать вертолет у знакомой Валькирии, в протестантском чистилище.

Они прибыли на боевой машине в санаторий ветеранов 3014-ти войн Самояди с Чудью.

- Постиг ли ты суть бессмертия, бог войны?

Но старый воин, не промолвив ни слова, остов изогнув, как натянутый лук, послал в них, вместо стрелы, свою левую руку.

Долетев до цели, она серьезно повредила лопасть вертолета, доказав тем самым, что стратегическая техника последнего поколения чуточку, но все же, слабее бога.

Вы видели когда-нибудь, как падает в тундру военный вертолет?

Не мучьтесь понапрасну. Дэн и Маша успели раскрыть парашюты, это же еще не последняя серия.

Хмурые военные механики заново собрали рухнувший  «Супер Су-плюс», из тысячи обломков.

И возвратили боевую машину Валькирии, которую (еще со времен вьетнамской и афганской войн) уважали, как стратегического противника и интересную женщину.

А левая рука у дикого Дика отросла, как отрастает оторванный хвост у ящерицы. После соответствующей реабилитации. В небесной поликлинике для богов, не для простых смертных.

- Наверное, бог войны хотел сказать нам, что прежде, чем понять, что такое бессмертие, надо умереть,  – догадался сообразительный Дэн.

- Дешевый софизм, – не согласилась Маша.

…А Вечная Весна, старушка-вострушка в лосинах на стройных оленьих ножках и в голубых кроссовках, сказала им хрустальным голоском:

- Да поженитесь вы уже!



9.


На «Седьмом небе», даче почетного пенсионера Юммеля Юммелевича-Юммельсона собрался совет бывших бессмертных богов Полунощной Самояди.

Малый  конференц-офис на даче был оформлен лучшим дизайнером Нефтюганска Таней Стакановым, по настоятельной просьбе Юммеля, в традиционном самоедском стиле.

Он представлял собой чуэрвькарт, ограду из оленьих позвонков.

В таких загонах самоеды клеймили свои стада и выбирали Эрвя, тогдашнего Главного Администратора.

Скульптуры двенадцати Главных Начальников, титанов прошлого, стояли вокруг стола бога Юммеля.

Один из них был сам бог Юммель в молодости.

Нагой, лишь в галстуке выпускника Итона и в народных резиновых, марсианскими метеоритами инкрустированных сапогах с портянками.

Судя по протеиновому балансу тела, бог много времени проводил в тренажерном зале.

В руках он держал атрибуты Главного Администратора (как бы приросшие навечно к ладоням): хорей – палку-погонялку, хигну – оленью уздечку .

Слева от стола стояла скульптура поменьше – памятник неизвестному филеру департамента Фиолетово-Серебристого Блеска.

Маленькому жучку с печально поникшими жвалами и трогательно прижатыми к брюшку передними лапками – погибшему на задании, от пестицидов, распыляемых неблагодарным электоратом.

Столом руководителя, бога богов служил отполированный череп ископаемого ящера.

Вокруг него стояли треножники из человеческих костей, по преимуществу ребер.

С потолка свешивалось огромное, надутое пропан-бутаном оленье вымя.

На четырех стенах, строго ориентированные по сторонам света, размещались в мини-алтарях четыре главных реликвии Полунощной Самояди (из гипсокартона и силикона):

Хигна, оленья уздечка, на которой держится вся история полунощного народа,

Вукс – охотничий мешок, набитый баксами,

Клеймо сына Солнца (пластинка с выбитыми на нем двумя стрелами, летящими в противоположных направлениях), дающее власть над себе подобными  и

Вольпи – шаманское платье.

Его каждый видел по-своему, а надев его, представал в собственных глазах таким, каким всегда хотел быть, да не мог.

Таня рвался тут все поменять, выкинуть на помойку весь этот нафталин, но Юммель ему не позволил.

Учитывая жалобы коллег на жесткость костяных треножников, разрешил лишь авторский диван «Сонгельский эпос».

Это был действительно удобный многоярусный диван, выполненный в виде связки человеческих скальпов, подбитых латексом и нана-паролоном.

Боги любили его за седалищный комфорт.

Ныне бессмертных богов Самояди (альцгеймер, деменция!) можно лицезреть,  в основном, на страницах « Сонгельского Эпоса».

Пришел, стуча костылями и скрипя протезами, с плезиозаврьей шеей, намертво схваченной гипсовым воротником мундира, дикий Дик, бог войны, ветеран трех тысяч четырнадцати вооруженных конфликтов Самояди с Чудью.

Прибежала, в джинсиках и голубых кроссовках стройная Ланьс, богиня Вечной Весны, еще очень даже секси, эдакая пенсион-лолита.

Приехала на инвалидной коляске согнутая дугой радуга Ай, откусившая-таки, в припадке возрастного слабоумия, собственные пятки.

Кашляя, в противогазах, явились отравленные бензиновыми выхлопами, или еще чем похуже, правители воздуха, аристократы духа Фу и Фи.

Пришло, ступая тяжко на мамонтовых пудовых ногах, домашнее божество – Чум Чумыч, под ручку с мамой Момой, знатной повитухой самоедского народа.

И водяной, полуженщина-полумужчина, выбрался ради такого случая из трясины Болотного Дела, которая его в последние годы засосала по уши – на лягушачьих лапах с присосками влез на Седьмое небо.

Райской дачи ему, знатному либералу,  «Самоядь-нефтюгань»  не выделила, сэкономила по итогам неудачного нефтяного года. Вместо дачи неудача. 

Да, мочиться он на них всех хотел.

- Надо что-то решать с нашими  студентами, Машей и Данечкой, – сказал Юммель, и закурил вересковую трубку.


10.


В ржавом болотце, в окружении верных камышинок, змеек и выпей сидел, пригорюнясь, водяной тундровых трясин, полуженщина-полумужчина, тучное божество вод, бессмертный андрогин, бородавчатый лягух.

По имени Кап-Капыч.

Мария и Даниил приплыли к нему на натовской боевой резиновой плоскодонке «Курск».

Оделись они, ради такого случая, в форму Болотного Дела: штормовки и кооперативные джинсы из музея Клуба Самодеятельной Песни, резиновые сапоги с отмененными правительственным декретом портянками и массивные браслеты, в виде полицейских наручников.

Правда, истинные болотоманы носили золотые, с рубинами (капли крови!) наручники от Тиффани, а Маше с Дэном пришлось обойтись анодированными симулякрами.

- Бог, в чем секрет бессмертия? Неужли в том, чтобы обратиться в гермафродита?! – спросил Дэн.

- Ну, ква! – отвечал бог.

Он поманил их поближе к себе, конфиденциально понизил голос:

- Время теперь мутное, росомаховы хвосты с антеннами везде натыканы.

Прозванивание всей Паутины идет.

Но, я вижу, вы ребята храбрые.

Нам такие нужны.

Приходите-ка вы вечером к нам на Болото Неродившихся Младенцев.

Мы все там собираемся, совесть Самояди:

вопящие Выпи,

чуткие Камыши,

сосущие Пьявки,

лягающиеся Лягушки,

Вальдшнепы, Гаршнепы, Кроншнепы,

примерные Водомерки,

элитные Улиты,

мудрые Змеи.

Кто плачет, кто шуршит, а кто и ужалить может.

Попики болотные, в ряске, имеются.

Хамелеоны, конечно, тоже есть, не скрою.

И кровососущие. Куда от них денешься.

Зато невинных лилий в цвету – выбор разнообразнейший.

Одна Тина чего стоит! Все ей отдай – мало.

Мы великие дела затеваем.

Ирригацию Полунощной Самояди.

Поэтапно. Кап да кап – капля камень долбит.

Недавно сама госпожа Ай нас посетила.

Радуга над болотом – это, я скажу вам, что-то! 

Европейский, святой и светский  идеал.

Мы друг друга болотными называем, но это так, больше для маскировки, чтобы фиолетово-серебристых не дразнить.

Небожители мы. Идеалисты.

Надо ведь подумать о младенцах, еще не родившихся, в каком болоте они будут жить.

Тем, кто еще верит в бессмертие, в вечные ценности – это я о вас, о молодежи – надо к нам идти.

Верьте мне. Я все-таки бог, пусть и старый… и, как некоторые говорят, бывший… Сэконд-хэнд…

Маша знала, что бог Кап Капыч, хоть и бог-сэконд-хэнд, а все же самоедским народом не забыт.

На телевидение его редко пускают, но он напоминает о себе в каждой брежневке и хрущевке.

Вечным стуком капель из неисправного крана в ванной: кап, кап, кап.

Этот звук лучше всяких гудков и сирен подымает на болотные марши протеста.

Кап Капыч достал из-под кочки, на которой сидел, две майки с надписями «Болотное дело бессмертно», и отдал их Маше с Дэном.

- Пойдешь? – спросила Маша Дэна, когда они вышли из приемной болотного бога.

- Ради ирригации Самояди?

- Да!

- А может, они просто хотят всех недовольных в одну трясину засосать?

- Мы же не младенцы еще не рожденные! Мы не дадим себя утопить в трясине.

- Понимаешь…

Для начала надо трясину утопить в себе.

Внутри себя провести иррегацию.

Они помолчали.

- Боги не дали нам того, что мы хотим. - сказала Мария.

- Какие боги поделятся со смертными эликсиром бессмертия! Это все равно, как если б Абрамович электорату половину своих активов отдал бы.

Да никогда такого не было на свете. Вспомни Прометея. Чего он добился – к скале приковали, и орел печень клюет? А ведь титан был, не чета нам. Гильгамеша вспомни, – сказал Дэн.

-  А насчет болотного дела…  зачем мне общее болото? Для удобства наблюдающих?

Я eternity hunter. Я охочусь один.

- Я тоже чувствую, что мы одни с тобой. Пусть во всем мире одни, – сказал Дэн.

Нам кроме друг друга никого не надо, – сказала Маша.



11.

- Так что, коллеги? Может, сами, скинемся? Выплатим доценту Тундрового университета Учуку премию за ударный труд, по итогам нефтяного года?

Хорошо Юммелю, он заслуженный оленевод и людовед Чукотской АССР, у него персональная надбавка от «Норильского Никеля-forever», – подумала пенсионерка радуга Ай. – А если изворачиваешься в пределах утвержденной продовольственной корзины (выпь сушеная, рысь вяленная, портвейн «Агдам», опарыши «Роллтон»), так, в натуре, собственные пятки кусать начнешь.

А вслух сказала:

- За что премировать? Он же недавно проштрафился. Ай-яй.

Это было ЧП Седьмого неба – Учук, летописец Самояди, записавший змеиной вилкой («навьей косточкой») все заслуживающие того события истории в свою летопись , умудрился нацарапать на ее полях, в виде хитроумных тату, рецепт эликсира бессмертия.

Выдал Главную божественную тайну.

И кому? Неблагодарному электорату.

Читай, значит, кто хочет, и живи вечно!

- Деньги – это прах! – изрек Фу и заперхал в своем противогазе, словно именно этим прахом и поперхнулся.

Бог войны громыхнул, в его поддержку:

- Деньги? А на кой Роук мужчине деньги? Мужчине нужен хороший лук и стрелы, а не деньги!

- Ошибаетесь, – хрустальным девичьим голоском возразила  престарелая весна-Ланьс. – Девы Самояди ныне, обращаясь ко мне в своих молитвах, просят послать им женихов, у которых баксов в вуксе было бы поболе, а о луке-стрелах они что-то помалкивают.

Это мы в молодости были дурочками, даже не спрашивали кавалеров, какая у них зарплата…

А у нынешних — калькулятор в голову вживлен, навеки.

Юммель калькулятор на всякий случай тоже всегда в портфеле имел.

Баксы в вуксе и сам считал.

Дал он маху с Росомахой, назначив почетного шестикрыла и заслуженного семичлена куратором отделом маркетинга и рекламы Небесной канцелярии.

Криволапый Росомаха по ночам пробирался в постели к самоедам, а особенно к самоедкам и тискал их своим хвостом, возбуждая нездоровую щекотку – то ли любострастия, то ли корыстолюбия (что, собственно, одно и то же).

Но трогать Криволапого нельзя было: он единственный из всего на ладан дышащего пантеона умел артистически (так что никто ничего и не почувствует), доить спонсоров.

И прежде всего, драконов из концерна «Динозавр плюс», тем же самым своим универсальным топ-хвостом.

- Мужчине нужна водка. И молодка, – сказал Юммель. –  Эх, Люся-Люся, я в тебя влюблюся…

Он подмигнул Ланьс и запел генеральским хрипловатым баском:

-  А у нас во дворе
Есть старушка одна,
Как березка стройна,
Как цветочек нежна…

- Только на фиг она никому не нужна, – подпели на два голоса Ланьс и радуга Ай.

Бог богов Юммель почувствовал укор совести.

Старичье они уже все.

Нищее и пьющее.

Учука премирую из своей зарплаты.



 12.

- Братья и сестры! – воззвал верховный бог Юммель. – Я пригласил вас, аристократию Самояди. Вас, не побоюсь этого слова, управленческую элиту нации. Вас, последних интеллигентов мира…

Ну, что тут долго говорить – может, пропустим, ребята, по стаканчику сонгельской горькой? 

Угощаю!

И Юммель, достав из-под попоны бутыль, молодцевато выбил пробку.

Запахло едкой желчью Роука, злого рока самоедов.

- Ай-я-яй! Я пью только «Колу», вино невинных, – сказала Ай.

- Какое же это вино! – удивился бог. – Да это ж просто подкрашенная водица из речки Колы!

Кстати, о напитках. Наша мечта мечт, сакральная юрте юрт, она же нектар и амброзия, она же зелье вечной жизни, может скоро достаться людям.

Я читал статьи… ну там, клонирование овец… генная инженерия, нана-технологии, бозон Хиггса, опять же…

Что делать будем?

- Уважаемые бывшие бессмертные правители мира, несдавшиеся партай-геноссе! – задребезжал отравленный газовой атакой бог Фи, – наш дорогой писатель-фантаст Учук сам не знает, что он написал.

- А какой писатель знает, что он написал? – возразила супругу богиня Фу. – Если проварить его писанину в трех щелочах и трех кислотах, протереть через три решета и три сита, то сухой остаток  – это и будет оно самое, у богов украденное. Бессмертие.

- Ну и чего там божественного, в этом Сонгельском эпосе? Фи!

- «Калевала» Полунощной Самояди. Заполярная «Младшая Эдда».

-  Фу!

Литератур-геноссе, культур-колумнисты еженедельника «Пропан-бутан» уже готовы были затеять очередную разборку по понятиям, но тут встрял бог воды:

- Да охрибеть вашу так! Эстеты! Икспёрды!  Кто-нибудь объяснит мне, как вообще могла произойти утечка информации по амброзии?

- Вы имеете в виду объект ЭБ-383, он же элексир бессмертия? – уточнил Юммель.

- Что имею, то и введу! ЭБ, ЭБ! Ты, Юма, нас этим уже заэбе! Куда сукин сын Росомаха смотрит?

- Кап Капович! Будем соблюдать парламентские выражения!

- Он и есть сын суки, а чей еще?

Мать Сука Борзоевна, отец Псой Бериевич! Все читали резюме товарища Росомахи, когда он к нам еще в чернети устраивался.

- И все голосовали за! Вы в том числе!

- Чем он вообще занят, этот Берия Берлускони? Служебное расследование проводилось?

- Ну, естественно! Да не кипятись ты так, Кап Капыч!

Лягушачьего супа у нас в меню нет. Тебю у нас нет в меню.

- Покуда вы с Росомахой всех нас не сожрете и последние соки из Самояди не высосете – не будет у этой страны нормального будущего!

- Фи!

- Фу!

- Ай!

- Ква!

Юммель снял с копыта лакированный ботинок от Гуччи и постучал им по столу.

Боги притихли.

Он нажал на кнопку и тотчас секретарша-Рысь с восемью острыми грудками завлекательно оттопырившимися под офисным тэйлером, внесла папку из тисненых человеческих кож, прошитую по корешку оленьей хигной.

- Экспертиза на содержание в крови амфитаминов и приравненных к ним веществ проводилась, по частному представительству товарища Росомахи, в Мурманском областном ГИБДД (старший уполномоченный Е. Жердьев), и повторно, чтобы исключить погрешности, в православно-сайентологическом центре «Рай земной-Сариселке» (старший менеджер С. Хюйкенен). Сразу скажу, что разночтений почти не выявлено. По заключению экспертов с обеих сторон,  профессор Учук в отчетный период употреблял:

водку «Озерную чистую» гаражного разлива,

водку «Абсолют», купленную в такс-фри аэропорта Осло,

именной коньяк «Маргарита Редгрейв», стопятилетней выдержки,

политуру техническую неизвестного происхождения,

одеколон «Серебряное копытце» из старых советских запасов,

портвейн «Агдам», производства винного завода «Заполярный Эдем»,

пасту зубную лечебно-профилактическую «Алигэйтер»,

спирт «Рояль»,

саке,

текилу,

бамбуковый ликер,

жидкость для глажения белья производства Кольского пивзавода…

Ну и так далее, не буду отнимать у вас время, всего 210 элементов, которые в сумме и дали сакральную концентрацию в крови, именуемую объект ЭБ-383.

Или амброзию, как это называет товарищ Дик.

Если вы помните друзья, у нас уже был подобный случай, некий eternity-hunter, уроженец Скользкого полуострова, станции Чупа, употребляя коктейли типа «Слеза комсомолки» и «Поцелуй тети Клавы» также достиг подобного эффекта. Как его звали?

Ах да, Веничка!

С веничком.

Веничек из ерника у него, вы помните, имелся.

Ерничал много. По мнению товарища Росомахи.

Результатом концентрации в крови Венечки с веничком 210-ти  сакральных элементов явилась утечка ЭБ-247 (бренд несколько устарел, но еще выпускается).

Мы в тот раз применили методику «Вальпургиева ночь или Шаги командора», под руководством специалистов с Лубянки…

- Горло у него болело, горло! Певческий инструмент отказал,  – вспомнила богиня Радуги.

-  Намучался, бедняга,– сказала Ланьс.

Оперировали по-живому. Больничный наркоз не подействовал. Пропитался Венечка весь насквозь амброзией.

- Что будем делать на этот раз? – вопросил Юммель. – Товарищ Росомаха ждет в приемной и готов предоставить любую информацию.

- Да ну его!

Начнет тут старые байки травить!

Хвостом своим щекотаться!

- Тогда, давайте, прикинем варианты…



13.

Юммель шлепнул по заду Рысь, и она пощелкала кнопочками на пульте.

Зазвучали ликующие такты из увертюры Исаака Дунаевского «Дети капитана Гранта».

На дымчато-голубом экране неба возникло изображение гранитной скалы, к которой был прикован стальными (сталинскими) цепями титан Прометей со скорбным, морозно-звездным – с первой цифры был заметен нерядовой профессионализм визажиста – безупречно-хрестоматийным ликом.

Вьющийся тут же орел, клекоча, методично вонзал свой клюв Прометею в печень.

Поверх кадра на фоне литавр и тромбонов голос Левитана возвестил:

Адидас – ада даст! Невозможное возможно!

Кадр сменился.

Зазвучал какой-то православный канон на шесть или семь голосов. На фоне лысой горы Соловораки к березовой  поленнице была привязана за руки и за ноги, с кляпом во рту активистка правозащитного движения раскольница Мавра.


Воевода Аверкий Палицын в форме столичного экзекутора: шапке, отороченной соболями, мокасинах-скороходах и деловом костюме от Армани, чиркал спичками о коробок – они вспыхивали и тут же гасли, или ломались. Наконец, он вынул из кармана дедовское кресало, и попытался высечь искру из него, но тоже безуспешно.

Мавра выплюнула кляп и захохотала.

- Не затуши в себе искру! – призвал трогательный голосок Лии Ахеджаковой.

На экране возникла дружная семья: родитель №1, родитель №2, и двое детей – рыжий веснушчатый мальчик и девочка в розовом кринолине и в короне принцессы Барби. Они жарили на газовом барбекю индюшачьи бедра, толщиной в два раза больше, чем стройненькие бедрышки дочки, и распевали что-то веселенькое, но непонятное.

Раздался голос Татьяны Дорониной, со знаменитым, от сердца идущим придыханием:

- Тефаль! Ты всегда думаешь о нас!

- Ну, не будем проходить заново школьную классику! - подосадовал Юммель. - Пошустрее, Кисанька!

Рысь щелкала пультом, кадры менялись – возникали и пропадали:

Гильгамеш с цветком, откуда выглядывала, ухмыляясь, ящерка…

Седая Политковская с микрофоном в руке…

Магницкий с древним Списком…

Одиссей в объятьях грудастой Сирены…

Золотая рыбка с крючком в губе…

- А, вот свеженькая разработка. Норны-судьбы прислали из Стокгольма. В порядке шефства над отставшими в развитии народностями. За подписью партайгеноссе Одина.

Зазвучал знаменитый псалом «Зайка моя, я твой зайчик».

На экране возникли обиженные мордочки Люли и Коты, стоящих в чистом поле, аки былинки, в розовых кофточках.

Крупным планом: слеза, стекающая по девичьей щеке.

Рыдая, бэк-вокалистки сорвали с себя опозоренные кофтенки, а заодно уж и все остальное, и захолонули на ветру, в чем мать родила.

В небе над ними пролетал Иисус Христос в терновом венце, хрустальных окулярах и синем плаще.

Он спланировал к девчонкам, обнял их и закрыл лазоревыми полами сразу обоих.

Банька моя, я твой тазик! –  запел Иисус голосом Филея, ласково глядя на Коту.

Ее личико тотчас стало розовым пластмассовым тазиком, типа тех, что сделали миллионершей Елену Батурину.

Ты фитилек, а я свечка! –  запел Иисус, подмигивая Коте.

Филя воссиял, аки свеча в храме (фигурой он всегда напоминал оплывшую свечу).

А Кота немедленно вытянулась в узенький фитилек с двумя глазками и ротиком.

Аз есмь фитиль новой жизни! – торжественно возвестил бас патриарха всей Самояди.

В стеклянной коробке зашипела, раскачиваясь, сатанея, рвясь на свободу, электрическая змея.

Над головой Филея засиял нимб, и сама эта голова, сделавшаяся прозрачной и квадратной, взорвалась залпами разноцветных бриллиантовых искр.

Кто-то очень юный отрапортовал бодрым пионерским голосом: «Киножурнал фитиль – рецепт бессмертия!»

- Ай-яй! –  сказала Ай. – Сашка-стекольщик накриэйтил.

Фитиль нам вставил.

Очки у Христа видели? То есть, у Филея. Это «Bluе sky», Сашкина фирма.

Свою оптику в видеоряд подшивает, хитрец.

Ты, Юма, кстати, отметь для Росомахи, что Сашка не только на нас, но и на Бальдра с Одином работает. Не жирно ему будет – двух маток-то сосать?

- Богиня моя! Но это же художник! Дитя света! У него особая оптика!

- Ага, стеклышки такие особенные в глазки вставлены, зырк-зырк, все примечают, на чем бабки наварить можно…

Дик пихнул богиню под столом солдатским ботинком и зашептал на ухо:

- Не дури, матушка! Они все повязаны: Норны, Юммель, Локи… Сашка-стекольщик, Филей, Валькирия… Бальдр, Один, Росомаха… Это все одна команда, и откат каждый получает.

- Кроме нас с тобой.

- Да, нашему брату, ординарному богу на пенсии, нынче впору охранником наняться в универсам или вышибалой в ресторан «Пурга и пурген».

- Массовиком-затейником в ДК «Тундра».


14.


Боги затворили двери дачи небесной Рублевки, чтобы их не увидали и не услыхали даже в департаменте Фиолетово-Серебристого Блеска.

Выпили бутыль "Самоедской горькой" и ведро "Озерной чистой".

Долго трындели каждый свое, пели хором старинную чукотскую ловту «На реках Вавилонских» и самоедский лавл «Давай закурим, товарищ, по одной».

После чего издали Божественное Постановление № 4276  8410  3941  4541:

- Учука, опубликовавшего, в условиях свободы печати, но в нарушении постановлений цензуры, рецепт бессмертия, утопить в ликере забвения, с последующей компьютерной лоботомией на Вересковом небе.

- Книгу его списать на вечное хранение в архив департамента Фиолетово-Серебристого Блеска.

- Эликсир бессмертия расщепить лазером радуги Айке-юкс на 210 бозонов Хиггса, присвоив им имена 210-ти богов, людей, зверей, полубогов, полулюдей, зверо-людей, малолюдков и прочих тварей Самояди.

Юммелевич лично проводил гостей до двери малого конференц-офиса.

В приемной, в кресле из оленьих позвонков  все еще скучал, рисуя хвостом кошечек на полу, покрытом слоем вековой пыли, и прослушивая ход заседания с помощью божьих коровок, вставленных в уши, – Берия-Берлускони.

- А вас, товарищ Росомаха, я попрошу остаться.


               
 15.

Росомаха, начальник департамента Фиолетово-Серебристого Блеска, отлично знал, что объектом начальственного интереса был не Учук со своими похабными татуировками на страницах древней книги.

Около года тому назад поступила информация с секретной подводной лодки «Ихтиозавр плюс»: сейсмограф тонкого мира взбесился и зашкалил.

Самописцы отметили эмоциональный взрыв редкой силы, означавший встречу двух созданных друг для друга сущностей.

Взрыв этот произошел в рамках формата «Сейчас Всегда Сейчас», то есть мог относиться к любому людскому времени.

Мало того, произошел он и в магическом формате «Тогда когда тогда».

Такое вот харакири, ты понимаешь ли.

Агенты Росомахи поначалу решили, что всколыхнула эфир встреча Соломона Ривкина с Серым Волком, он же самоедский Вельзевул, «бог самого черного дня в году».

Чтобы нейтрализовать Ривкина, начальнику департамента Фиолетово-Серебристого Блеска пришлось тогда сотрудничать с заклятым конкурентом Юммеля, классовым врагом и геополитическим противником.

А что, у них там, на той стороне, тоже свое ФСБ есть. ЦРУ называется – Центр ритуальных услуг.

Были мы в ихнем аду – нормальные ребята. Работают. Кто к кому нанимался: мы вот, в рай, они наоборот. То есть, у них-то, у антиподов, считается, что в преисподней живем именно мы, а не они. Доктрина такая у них государственная, спичрайтерами прописанная, имиджмейкерами оформленная.

Всес ног на голову перевернули.

Но ясно же всем, в случае чего мы в рай, а они просто сдохнут.

Короче, коллеги наши в ЦРУ тоже взрыв засекли, в ночь с 21  на 22 декабря.

И тоже на Ривкина списали.

Но ФСБ круче.

Нашелся филер, Мамлеев его фамилия – не поверил сводке, воля ваша, говорит, что-то странное в этом взрыве есть.

Нутром, говорит, чую.

Комсомольская совесть не позволяет врагу поверить.

Наши через дежурных, пауков-Асей прозвонили всю паутину.

И выяснили, что нет, не Соломон с Волком в темную ноченьку встретились.

А некие Мария Белых и Даниил Каверин, студенты Баренц-факультета, познакомились на балу гастарбайтеров в земляничных полях под Тромсе (там хотели подзаработать во время летних каникул).



16.

Ну, познакомились, и познакомились.

Ели клубнику.

Не на пленере, в вольере.

Прошу в вольер, мадам Лавальер.

Клубнички, правда, филеры не установили.

Угощались деточки шампузиком.

Даня Мане вымыл голову шапунчиком.

Ну и финь-шампань с ними.

Великая любовь, мало ли их ФСБ на своем веку повидало.

Однако, анализ объективных данных показал, что, что страсти-то, как таковой, там почти и не зарегистрировано сейсмографами, если она там и имеется, то в пределах обще-студенческой физиологической нормы.

А зарегистрировано нечто другое.

И опаснее этого «другого» придумать даже филеру Мамлееву ничего невозможно.

У Росомахи закололо под третьим и четвертым хвостами – верный признак надвигающегося песца и большого геморроя.

Ясно было уже (Мамлеев млел от гордости, когда доносил), что встретились два eternity hunter, предназначенные друг другу от сотворения мира (про таких в Сонгельском эпосе говорилось, что их встреча была записана на крыле белой чайки).

Ну, двое охотников, а не один. Но таковые случаи тоже уже случались и в картотеке ФСБ неоднократно были отмечены.

Маргарита Редгрейв (она же химичка Рита) с Вильгельминой Глюк.

Тут малобюджетным проектом обошлись. Нашли в архивах департамента чудом  уцелевшую во всех исторических катаклизмах копию Сонгельского эпоса. Сделанную неизвестно чьею рукой. Подсунули двум подружкам.

А они уж беллетризировали в меру своих скромных литдарований (больше нам и не требуется).

Тем и живут девки, до сих пор. На бельишко и косметику хватает.

Росомаха установил за Белых и Брауном наблюдение, и прилежно читал идиотские отчеты агентов.

Ну, объездили «объекты М. и Д.»  всю тундру на квадроцикле.

Искали Райскую Поляну.

Нашли, убедились, что рядом выстроен Туристическо-вампирический центр Сариселке-Пэрэдайз.

Искали Печать сына Солнца – серебряное клеймо с двумя выбитыми на нем стрелами, дающее власть над миром.

Обнаружили, что такие продаются в Дырдыгирке в каждом сувенирном киоске.

Искали чародейское платье вольпи.

Вышли на кутюрье Таню Стаканова. Он это платье давно уже нашел на дырдыгирской помойке, в куче мусора, и неслабо, надо признаться, на нем наварил.

Перепродал в Норвегию, аптекарю герру Варану, за очень кругленькую сумму.

Потом студенты стали по махатмам ходить, по богам то есть.

На горе Соловараке, у радуги Ай побывали (европейские, ёптыптырь, ценности!).

И в болотной оппозиции у Кап Капыча.

И у повелителей воздуха, Фи и Фу, в их наркопритоне.

На кокаине едва не кокнулись.

Но устояли.

Все у этих двоих, М. и Д., не как у людей.

Росомаха, через подсовывал им Голубую Глину ведьмы Яды. На одних косметических масках можно за полгодика на всю оставшуюся жизнь накосметить.

Не заинтересовало.

Поманил, через филера Мамлеева акциями «Нефтюгань-Самоядь» (самому их не хватает!)

Не снизошли.

Машку лично обещал устроить моделью в бутик Таньки Стаканова.

Ептыптырь, мечта всех девок Самояди!

Не хочет она.

Ты отказала мне два раза, не хочу, сказала ты.

Хуже всего, что Юммель, который до этого только медсестричек клеил, да в чулане своем торчал, шкатулочки с экспонатами метелкой обмахивал – начал, старый олень, прядать ушами, ноздри по ветру раздувать, принюхиваться к чему-то…

Вот-вот, просечет все, как оно есть.

Пришлось следы актуальной деятельности на благо Отечества срочно заметать.

Уж как гордился  департамент Фиолетово-Серебристого Блеска тайной подлодкой своей  – она склепана была  по спецзаказу на заводе в Умчувадске, из костей древних ящеров, обшита кожей ихтиозавра.

Самого последнего поколения духовными сейсмографами и астральными эхолотами оснащена.

По воде, яко посуху, в ней ходили.

Пришлось, для отмазки, срочно лодку потопить.

Концы в воду.



17


Росомаха решил облучить студентов голубыми лучами зомбо-ящика.

В ночь с субботы на воскресенье по всему Вересковому небу транслировалась любимейшая самоедским народом программа «Давай полюбимся».

Вела ее бывшая богиня вечной весны. Стройная Лань-с.

Одетая в маленькое черное платье из ящеричной кожи (бренд великого самоедского кутюрье Тани Стаканова) которое позволяет любому телу обрести любые вайтлз (натурально, 60-90-60), с фарфоровым лицом, предоставленным фирмой «Мордыяха-Силикон».

По правую руку от ведущей сидела дебелая попадья Попадухина с погоста Попадуха, представлявшая в передаче народное начало, истоки и корни.

По левую – олицетворяющая магию нью-эйдж передовая ведьмесса Раиса Чернодрябская (золотой укус, свертывание головы с катушек, гигиеническое отсасывание праны).

…В тесном, но уютненьком хлеву мать-олениха уже уложила в берестяную колыбельку троих своих оленят – двух годовалых мальчиков и девочку постарше. И теперь, включив плазменную панель Galaxy-cream-brulle, наслаждалась любимым ток-шоу.

Какие еще радости на свете у простой парнокопытной домохозяйки, рогатой, увы, жены ездового дальнобойщика?

Оленята делали вид, что спят, но сами тоже прилипли глазами к экрану.

…Ведущая, фарфорово сияя, представила телезрителям невесту – студентку Баренц-факультета Марию Белых:

- Машенька родилась в семье командира краснознаменно сгоревшей подлодки «Раскольница Мавра» и школьного завуча (аплодисменты).

Она выросла в отдаленном  гарнизоне Нерваная губа (или как ее называют в народе Нирвана-губа) Дундуклеевского района (аплодисменты).

Отец Маши задохнулся в аварийном отсеке, когда ей было всего четыре годика.

Воспитывала ее мать, которая так никогда и не вышла снова замуж. И все силы отдала тому, чтобы привить дочери моральные принципы истинной северной оленихи, настоящей самоедской леди (бурные аплодисменты).

По всей Самояди зрители программы, ко всему решительно приученные, тихо охрибевали, не в силах вообразить себе, как эта девчонка из  гарнизона, воспитанная библиотекаршей, на пенсию сгоревшего подводника, умудрилась вырасти вылитой принцессой Дианой Великобританской.

Да лучше, чего там!

Уж всяко,  наша Маша  посимпатичнее этой лошади с туманного Альбиона.

Упомянув кстати, что невеста – девственница и любовь для нее не главное, а главное – личностный рост, сваха объявила, что сейчас Мария встретится с первым женихом.

По сценарию режиссера (генерального спонсора эфира, Бальдра) им оказался викинг Эрик Рыжий, командир бандформирования «Фернир», в прошлом известный активист «Гринписа», открыватель зеленой страны – Гринландии.

Камуфляжный плащ Эрика был сшит из долларовых купюр, а по перевязи, на которой висел боевой викинговский меч, шла надпись по-английски: «Я сменил зелень на истинную зелень».

Врешь ты все, как был бандитом, так и остался. Только раньше грабил города и веси, а сейчас компьютерным взломом кормишься, – лениво подумала ведьмачка Раиса.

Ну, часть денег отчисляешь на гуманное содержание амурских тигров в зоопарке… или на обливание на улицах тасолом норковых шуб, это да… А все равно, хакер.

Маша спросила жениха, хотел бы он найти эликсир бессмертия.

Честный викинг сознался, что он уже вкушал таковой, в объятиях избранных Валькирий.

Сюрприз! Сюрприз! – закричала народная сваха попадья Попадухина.

И Эрик Рыжий, опустившись на одно колено, преподнес Марии самую желанную вещь на свете – Грин-карту.

Вторым женихом был  Бог богов Юммель Юммелевич Юммельсон.

Несмотря на возраст – лет эдак 4000 с гаком, он выглядел молодцом в своей эксклюзивной пиджачной паре из оленьей замши, в золотом стильном ошейнике и с тростью из лакированного оленьего позвоночника.

- А старикашка не так-то прост, – шепнула Раиса Чернодрябская на ухо попадье Попадухиной. – У него семь пенсий от шести штатов:  Чуди, Юди, Мухоморояди, Оймякони, Победини, Дырдыгирка тож.

- Что пенсии! У него акции «Самоядь-Нефтюгань» и «Норильского Никеля-forever»!

За такое-то бабло он любую принцессу под венец затащит.

- А она его из жениховского костюмчика вынет, да тут же и в саван спеленает!

- Не скажи. Он-таки бессмертный бог. Годков 20 еще протянет.

- Почему 20?

- Ну, до Апокалипсиса.

- А  что, конец света уже через 20 лет? – охрибела Попадухина.

- Я с тебя тащусь, Попа, это ж даже оленята в тундре знают. Сколько уж пресса писала. У меня от этих апокалипсисов уже голова квадратная…

Юммелевич с места в карьер, не тратя долгих слов, предложил Маше рецепт бессмертия в обмен на руку и сердце.

 
18.

- Мама, а что это такое эликсир бессмертия? – спросила девочка-олененок.

- Это такая мысль, дочка. Ее придумали люди, чтобы не умирать.

А нам оленям никакой эликсир не нужен. Мы и так бессмертны.

- Но ведь я когда-нибудь умру?

- Ты умрешь, но родится другая важенка.

Твои братья умрут, но родятся другие хирвасы.

А совсем мы, олений народ, никогда не исчезнем.

- Что мне народ! Я-то, я-то умру! Я не такая как «другая важенка»!

- Такая.

- Не думай, что я маленькая и глупая. Я знаю, что меня люди сначала выдоят. А потом завалят, и шкуру снимут!

И мясо мое съедят! А рога и копыта утилизуют!

- Ну, а людей утилизует Уховертка Аспидовна Сороконогова.

- Я не хочу умирать!

Мне нужен эликсир бессмертия, мама!

- Вот что, тебе спать пора. Я выключу телевизор.

- Нет, нет, пожалуйста! Ну, еще пять минуточек!

Юммель, прощаясь с невестой (в приятнейших надеждах) вручил ей сюрприз – шкатулочку из нетающего льда Северного Полюса с двумя эксклюзивными куколками из своей коллекции – Малышом и Карлсоном.

Третьим женихом был студент Баренц-факультета Данила Каверин.

Ведущая скороговоркой пояснила, что он – дитя двух хиппи, датчанина и индианки, познакомившихся в Христиании и зачавших сына в интервале между двумя затяжками, в уличной щели между двумя растяжками.

Расстались они навсегда где-то между трехсотой и четырехсотой затяжками, он озаботился гимнастическими растяжками, а она косметическими подтяжками.

Телезрители из Охрибети слегка охрибели, а из Вытебети – вытебнулись.

Не в силах представить себе, как с таковым происходом, и к тому же, в прикиде телевизионного жениха, сконструированном самим Стакановым (лиловая крылатка с крыльями, и вызвезденный кристаллами Сваровского ирокез), парень до жути умудряется походить на честного комсомольца, целинника с БАМа.

Наш он.

Потрепался по Антверпену.

Похристарадничал по Христиании.

В Брюсселе обрусел.

Видно Гейропа-то — только для геев хороша.

Для Кончиты, Читы-Дриты.

А нашим у нас лучше.
 
Сбежал из европейского рая на историческую родину.

Ясненько.

- Поскрести его –  будет вылитый Саня Григорьев, – сказала попадья Попадухина Раисе Чернодрябской.

- Да она-то не Катя Татаринова, хоть и капитанская дочка, – сказала ведьма Раисса Чернодрябская.

- Она капитанская-дочка-galaxy.

Smart-Мария.

Татаринова-de-lux.



19


Машенька, меж тем, по сценарию, исполняла концертный номер:

музыка Йена Гиллана,

идея Соломона Иудейского,

слова Анатолия Поперечного,

стихи Альфреда Тениссона,

проза Вениамина Каверина,

обработка Серафима Новикова-Прибоя,

аранжировка Херувима Лебедева-Кумача,

хореография Майкла Джексона,

костюм Тани Стаканова,

инсталляция и декор Тохтамыша Тарасбульбина.

- Кто привык за победу бороться,
С нами вместе пускай запоет!

Кто весел, тот смеется,
Кто хочет, тот добьется,
Кто ищет, тот всегда найдет!

Телезрители нашли, что поет Маша, всяко, лучше Мадонны, этой мартышки засушенной.

А пляшет уж, конечно, поинтереснее Бритни Спирс, кошки драной.

- Не хотят они друг друга, Маша с Даней, – пригорюнясь, сказала сваха.

- Что ж тут странного, что друг не хочет друга? – возразила ведьмесса.

И обеим (как бывает иногда у каждого телепрофи) резко захотелось, чтоб он закончился, наконец, этот ептыптырный субботний ночной эфир.

И можно было, удалаясь в туалет, поиметь, наконец, от души, хорошего крокодильчика.

- Мне нужен эликсир бессмертия, мама! – сказала девочка-олененок. – Я не такая, как все! Я не все, я не все, я не все!

Мать щелкнула пультом, отключая «Давай полюбимся» и утомленно вздохнула.

- Тогда тебе надо стать человеком.

Зашиться в человеческую шкуру.

Потом выстроить себе человеческий дом.

Посадить дерево.

Найти жениха-человека и родить от него детей.

Купить кухню «Эгалите-делюкс» и посудомоечную машину.

Но и этого мало.

Надо сделаться Eternity-hunter.

Девочка-олененок пропустила незнакомое слово мимо ушек.

Отмахнулась от него хвостиком.

- Я, когда вырасту, стану оленихой Барби и принцессой сонгелов…

- Спи, принцесса сонгелов!

Спи, Кайв, спи.

 Поздно уже, не буди братиков.               


Ночной зефир струит эфир.

- Итак, нашей невесте предлагали руку и сердце заморский принц, президент страны истинной зелени, Гринландии сэр Эрик, и сам Бог богов, Юммель Юммелевич Юммельсон.

Но она предпочла своего однокурсника по Баренц-факультету Данилу Каверина! – возвестила на весь эфир ведущая программы «Давай полюбимся», стройная Лань-с. 

– У нас есть пара!

Маша и Дэн вошли, под руку, усыпанные звездами и цветами, под аплодисменты всей Полунощной Самояди.

В самом центре телеэкрана зажглось маленькое сердечко.

Оно росло, росло, и закрыло собой весь экран.

Не подвела, капитанская дочка!

- Доверься голосу своего сердца! – запели райские Сирины  телеканала «Самоядь-Нефтюгань», – Новый galaxy-психоделический айпад «Passion-eternity»!

               

20.               

В окошко туалета телерадиоколосса LTD «Самоядь-нефтюгань» светила луна. Раиса Чернодрябская и попадья Попадухина сидели на подоконнике, уже нюхнувшие «Желчи Роука» из свернутых в трубочку банкнот.

Ептыптырнутые, но еще не охрибевшие.

Зеленоватый лунный свет лился на них.

Ты обманщик, лунный луч!

Ты ничего не весишь.

Тебя нет на свете.

Есть только наша неизбывная печаль.

Попадухина дремала, похрапывая.

Раисса вглядывалась в ночное небо и видела, что по луне ходит женщина и машет ей рукой.

- Не спи, Попа! – она потрясла подругу за плечо.

Та вскинулась:

- А-а-а?

- Прикинь! Нет, ты только прикинь! Этой цаце предлагали руку и сердце сам Бог и Эрик Рыжий. А она выбрала своего мальчишку.

- Хорошо работаем… –  усмехнулась Попадухина. – Сами пишем сценарий, и сами верим.

- Да нет! Это без балды так! Не по сценарию режиссера!

- В нашей жизни, Рая, все по сценарию режиссера.

- Ну и кто его заказывает, этот ептыптырный сценарий?

Бальдр что ли?

Или Иегова?

- Коммерческая тайна.

Раиса все смотрела в окно, силясь отогнать глюки.

Лунная женщина намотала на руку лунную веревку и бросила ее вниз, словно пытаясь заарканить многоэтажную башню «Самоядь-Нефтюгань».

Прямо к их окошку протянулась световая лестница из призрачно мерцающих ступенек.

Внизу шумел моторами, голосами, перемигивался огнями обманный ночной город.

В центре мира возвышалась на снежном пригорке телевышка.

А по четырем углам мира стояла темнота.

И вот, печальные серые волки вышли из темноты, и сели на снег у подножия телевышки, и, подняв острые морды к небу, завыли колыбельную.

В косых чингисхановских глазках Раиссы проступили слезы.

- Мне обидно, Попа. Мне так обидно, что меня никто не любит!

Попадья вздрогнула.

- Ты чо, Рая? Ты меня не пугай!

- Никто меня за всю жизнь не любил.

Попадья растопырила пятерню и помахала ей у подруги перед носом.

- У тебя раньше таких глюков не было.

Какая любовь? Ты в этой передаче, вообще, кто?

Ведущая или Маша с улицы?

Раисса раскатала на банкноте еще дозу «Желчи», втянула ее онемевшей ноздрей.

...А лунная женщина все машет лунной рукой, все манит, манит к себе.

Она говорит… Говорит что-то такое, чего нельзя понять, но и не понять тоже невозможно…

О комеле рога и о нежном мехе, опушившем олений рог, и о смерти, и о бессмертии…

- Мне надоело врать, Попа. Сколько можно врать?

Попадья потрясла Чернодрябскую за плечи.

- Слушай сюда, Рая! Любовь - это психаделический айпад. «Passion-eternity». И  у этого бренда уровень продаж снижается. Кому, как ни нам с тобой, знать!

- Мне все равно! Мне наплевать, сколько баксов Бальдр или Юммельсон, или кто он там, наварит на нашем вранье!

- Это у тебя лунная болезнь, подруга. Сейчас многие звезды лунатеют.

И от кого, интересно, ты заразилась?

Раиса встала на подоконник.

Распахнула настежь раму.

Посмотрела вниз на выморочный, ненастоящий город.

Потом вверх, на луну.

И шагнула на первую ступеньку лунной лестницы.

- Куда, Райка! Ептыптырь! Не пущу!

Попадья обхватила ее за ноги – но Рая пиналась, пришлось убрать руки.

Тогда Попадухина схватила уходящую ведьму за длинную, вытравленную под платину гриву, намотала волосы на кулак.

Чернодрябской удалось сделать четыре шага по лунной лестнице, над тлеющей огнями городской бездной.

А потом она сорвалась со своего глюка вниз, и непременно разбилась бы.

Но Попа, обеими руками вцепившаяся ей в волосы, снова втащила ее в окно сортира офисной башни «Самоядь-Нефтюгань».

Таким образом, Раиса спаслась в сакральном месте – в туалете.

Подобным образом, как мы помним, спасся от судьбы неминучей и поп Иван.

…На баксы в вуксе, полученные за участие в субботнем эфире, Маша и Дэн отремонтировали свой повидавший виды квадроцикл.
         
         
 21.

- Послушай, Мари, мы с тобой ходим по каким-то второстепенным божкам, – сказал Дэн. – Давай уж, обратимся к местной интеллигенции.

К духовной элите.

Хранителям вечных ценностей.

- Это ты про Фу и Фи?

- Они ведь, как написано в Сонгельском эпосе, дышат воздухом абсолютной истины и прозревают миры иные в своих хрустальных шарах.

- Ну да, и еще сидят при этом в позе лотоса.

- Ох, боюсь я, что этот воздух  истины тоже окажется какими-нибудь газообразными долларами.

- Или, к примеру, виагрой.

Они все-таки явились на плато Расвумчорр, в хижину Альпинистов Духа.

Сбросили, ради такого случая свою древнюю стройотрядовскую форму (как бабочки, вылупились из куколок).

Надели античные хитоны, резиновые сапоги с крылышками Гермеса.

Головы повязали черными банданами с белыми черепами. То есть, «вандамами», с белыми черепами и черепахами.

Фу и Фи, как завидели гостей, так сразу включили на своих лэптопах хрустальный перезвон – музыку сфер.

Гости подошли поближе и церемонно поклонились – как бойцы дзю-до перед схваткой.

- В чем секрет вечной жизни? – торжественно вопросил Дэн.

Небесные супруги  распахнули свои хрустальные сферы и делали приглашающие жесты – мол, подышите-ка тем, чем дышим мы.

Дэн зажмурился и сунул голову в форточку, приоткрытую в стекле богиней Фу.

Маша заглянула  в форточку шара бога Фи.

Eternity-hunters глубоко выдохнули – и вдохнули воздуха иных миров.

Пропан-бутан. Или как его в народе называют, пропил-бутил.

И тогда Маше показалось, что она, ученица второго класса, в подвале школьной котельной впервые нюхает тюбик с клеем «Момент», сунутый ей под нос одноклассником Кешкой…

Кешка Юшкин был такой, все фарцевал да героинил.

А Дэну в тот же самый момент привиделось, как в  кафе на окраине Копенгагена он, только что отметивший свое одиннадцатилетие,  затягивается своей первой сигаретой с марихуаной, купленной в киоске Икеи.

Потом Маше вспомнилось то, чего она никогда и не знала – как мать, беременная ею, допивает водку из рюмки отца, накануне вернувшегося из полугодового рейса и уснувшего за накрытым столом, носом в салат…

А Дэн увидел, как нянька (на которую его бросили ушедшие на тусовку родитель-1 и родитель-2 )  доливает пива в его бутылочку с детской молочной смесью «Нестле», чтобы воспитанник спал навеселе.

Следующее видение было интересней: в амфитеатре олимпийских гор Маша-пифия в пеплуме и лавровом венке сидела на треножнике, вдыхая сочившийся из скальной трещины пропан-бутан и готовилась изрекать пророчества.

У входа в пещеру, заросшую дикой лозой, Дэн – он же бог Дионис в белой тоге и накинутой на одно плечо тигриной шкуре отжимал виноградную гроздь в бронзовую чашу.

Сок забродил и превратился в вино.

Дэн-Дионис оглянулся  – эван, эвоэ! –  вокруг него скакали и пели пьяные менады, с профилями, как на античных монетах.

Но Маши не было среди вакханок.

Маша, сидя на треножнике Сивилл, тоже оглянулась вокруг – среди пляшущих мальчиков с тимпанами не было Дэна.

Две их галлюцинации клубились, сгущались, сплетались, силясь образовать одну, на двоих. 

Она была цветком Гильгамеша, девственным цветком бессмертия, а он – пчелой, вонзающей жало в роскошное цветоложе…

Она была стеклянной вазой на тонкой ножке, а он – змеей, обвившейся вокруг нее и готовой выплеснуть накопившийся яд…

Она была кошельком, нежно-лайковым люкс-кошельком от Гуччи, соблазнительно раскрытым – а он проливающимся в нее дождем золотых монет…

И вот, Дэн, странник в ветхой рубахе и заплатанных штанах открыл объятия невесте, дожидавшейся его в горной хижине много, много лет.

- О, мать моя!

Жена моя!

Чистейшая из женщин!

Пер Гюнт приник к своей Сольвейг, которая ждала его тридцать лет.

Маша приникла к Дэну.

Хрустальный шар скрыл их на мгновение от всего и всех.

Стоя в хрустальном шаре своей встречи, отъединенные от всей Юниверс, они поцеловались.

А когда очнулись, вблизи шатался некто Юшкин – лицо, как начищенный сапог: туповатое и сияет.

- Ну что? – обрадовался он, шустро, как на роликах, подкатывая к Маше и Дэну. – Крокодильчика поимеем, или так, попроще, дядю Геру?

В руке его блеснул одноразовый шприц.

– Иголочка у меня тонюсенькая, укольчика даже и не почувствуете, как комарик укусил…
               
Маша и Дэн, глянув на него невидящими глазами, вновь приникли друг к другу и поцеловались во второй раз.

               
 22.               

- А вас, Росомаха, я попрошу остаться.

Розово-крапчатый Росомаха (аллергия на зверей и людей) чихнул, вынул из кармана клетчатый, наглаженный, сложенный вчетверо и еще раз вчетверо носовой платок, промокнул  нос и лысину, и из приемной для посетителей прошествовал в кабинет Бога богов.

- Кто они? – спросил Бог.

- То есть… Не понял, Юммель Юммелевич?

- Да не выделывайся ты! Петрушка! Полишинель из заполярной музкомедии!

Полишинель в шинели.

- Ах, вы про Марьюшку и Данилушку?

Эти, как их...

Ну, из вашей коллекции. Етернити-хантеры. Такие милашки оба.

- Не бреши.

- А что, желаете – допросим их, а? Со спецметодами? У нас есть новые разработки. Еще из гэпэушных архивов – новое, это ведь хорошо забытое старое, верно?

Испробуем на живье. Я сам очень не против. Очень даже, говорят, стимулирует. И сближает.

- Берия-Берлускони Ептыптырского уезда! Допрашиваю тут я!

- Ну, Чарр и Кайв они, из сонгельского эпоса.

Будущие основатели нового погоста Сон-Хель, магического центра Полунощной Самояди.

Строители нового Белого Чума Любви!

- Врешь!

- А что вы имеете против? С молодежью только так и надо – рецепт бессмертия, он  ведь в любви, не так ли? Мы-то с вами точно это знаем.

Сами это неземное чувство неоднократно испытывали.

 All we need is love, как в песенке поется.

Метод старый, но проверенный. Отлично себя показал в 60-е…

Особенно, если кредиты беспроцентные выдавать молодоженам…

- Врешь!

- Почему?

- Потому что беспроцентных кредитов не бывает.

- Ну э… Вообще-то, вы правы.

Не все у них так просто, у этой парочки.

Вначале Дэн увлечется э… ну, Снежной Королевой. И поедет за ней на научно-исследовательскую станцию «Северный Полюс».

И попытается из букв  д, е, р, ь, м, о – составить слово ЩАСТЕ. 

Но Машенька придет за ним. Через все параллели. Взойдет, босая, на вершину мира.

В одном легком платьице. С букетом подснежников в руках. На вершину имени наследницы норвежского престола Виктории.

Да что эта наследница норвежской короны Виктория против нашей Мани?

Маня скорей на принцессу тянет. Согласитесь. В ней порода чувствуется!

Словом, они Герда и Кай. В натуре. Согласны?

- Еще казачка мне спляши.

- Ну, пусть он будет Гердой, а она – Каем.

- Не станут они розочки до конца жизни разводить и раздавать гуманитарную помощь.

- Почему?

- Потому что я так не хочу.


23.

Росомаха вздохнул. Сколько раз они обсуждали уже эту богословскую заковыку – ну да, он, сила зла, в отличие от бога-вседержителя не может творить новые сущности, нет у него такой возможности, коли была бы, так сдался б ему этот старый охрибетник…

Со всей его ептыптырной креативностью.

С его «хочу» и «не хочу».

За креативность Юммеля и держат тут на этом свете.

Везде ему респект и уважуха, даже в департаменте Фиолетово-Серебристого Блеска.

А то, новую сущность некому будет сотворить.

Понадобится она, хвать-похвать – ан, нету.

Все вокруг ведь только переписывать умеют (типа этой Ритки Редгрейв с Дунькой Сысоевой), из интернета скачивать, переводить с удыдайского на ептыптырский, и обратно.

А написать что-то новое никто уж никогда не сподобится.

Ну да, он, Юммель, талант, а я, Росомаха, графоман, писатель с ударением на букву и.

Но не виноват же  – коли таланта нет, тут ведь хоть раком встань перед Музой, хоть крокодила со шкурой съешь, бесполезняк.

Чего не хочет Бог – того и нам желать не надо.

Хотя я тоже что-то сочиняю чуть-чуть.

Как чудь-чудь.

Отчеты там, венки сонетов, эпопеи, служебные пояснения к рапортам.

Оды на день рожденья родственников жены.

И многим нравится.

Но эти самые сущности, люди то есть, даже и таланты, за тысячи лет так и не уразумели простейшей вещи: чтобы им сущность свою проявить, себя осуществить (ну хоть до некоторой степени), необходимо, кроме божьего благословления,  если уж не разрешение, то, по крайней мере, попустительство тайной полиции.

Недосмотр, так сказать.

Но утвержденный свыше.

И даже не обязательно с каждым подписывать договор кровью, о продаже, видите ли, бессмертной его души (сумма в евро прописью) – есть другие варианты, внештатное сотрудничество.

Есть волонтеры, наконец.

Не все за деньги продается.

Не можем мы все платить.

Ну, а если не имеется у тебя на руках соответствующего сертификата от органов  – тогда извини.

Будь ты хоть трижды Амундсен или Ломоносов или Алла Пугачева – никто ницшего о тебе никогда не узнает.

Пропадешь в своем Ептыптыре (а хоть бы, в Москве или Бостоне), жалуясь и шизея…

- Не бей меня, бог богов. Имеется резервная версия.

Чем они не Катя Татаринова и Саша Григорьев?

Даже в перископы сходство просматривается, я имею в виду парня.

А девка особо в оптическом прицеле хороша.

Такую девку у нас коллеги из переразвитых стран, да, хоть бы, те же натовцы-адовцы, с руками бы оторвали.

Представьте, оказывается отец Кати, то есть, Машеньки, не сгорел на своей подлодке клепаной, плохо заклепаной, а выскочил, в чем мать родила, то есть, в гидрокостюме, на поверхность Баренцева моря, где его чуть-чуть не съели акулы, но он в них кинул сапогом, и доплыл…

Доплыл-таки, да…

И где-нибудь на острове, в деревушке Трухоеда или Мордыяха построил себе избу… Иглу изо льда, как эскимос.

И жил там.

Акул тех же жрал, медведей белых…

И до сих пор еще живет… эдаким анахаретом…

Пить бросил (нечего), философией балуется.

А наши юные друзья, дочка-красавица и жених ее, благородный рыцарь Дэн, его ищут… По всему, ептыптырь, Юниверсу.

Да это ж бестселлер!

Норд-вест!

Зюйд-ист!

Трилогия в четырех частях! Каверин отдыхает! Дэн Браун нервно курит в углу!

Юммель встал с тронного кресла, не спеша расстегнул ширинку лосиных панталон. И с удовольствием, от души оросил голову затрясшегося Росомахи пахучей струей.

Тот из розово-крапчатого – аллергия на весь Юниверс – превратился в сизо-крапчатого.

Как только что из СИЗО.

- Фи, Юммель Юммелевич! Как это неинтеллихентно!

И принялся обтирать носовым платком лысину и шею, промокать лацканы оскверненного пиджака.

- Я вольный олень чарра, и мочусь, где пожелаю, –  сказал Юммель.

На это было нечего возразить, это был древний закон тундры: из всех тварей Самояди лишь вольные (сиречь, не одомашненные) олени задирают хвосты, где хотят.

Остальное зверье имеет право метить лишь собственную малогабаритную территорию.

Росомаха выбросил воняющий платок в урну и достал из портфеля новый, чистый.


24.

- Юммель Юммелевич!

Ну, не хотел я вас расстраивать.

В вашем возрасте… то есть, в нашем возрасте, расстраиваться о-очень опасно.

Можно даже расстроиться – наподобие святой Троицы…

Все-все-все!

Ну, вертолеты они.

Я-то что ж тут поделать могу?

Что ж от меня-то зависит?

- Какие, хули-юли, вертолеты?!

- Обыкновенные, военные. На честном слове и на одном крыле.

Как это там, в Сонгельском эпосе?

И он затараторил намертво вызубренный к выпускному экзамену в ЦПШ (церковно-приходской школе) хрестоматийный текст:

- Моя вертолеточка, приди ко мне! Побудем минуточку наедине! Вертолет и вертолетка гонялись друг за другом, как влюбленные стрекозы, вальсировали в облаках. От их гудящих призывно пропеллеров разносились по эфиру, во все стороны света, электрические послания любви.

Это было возвышенное чувство, ле нюаж, облака, теперь таких чувств и нет.

Лишь однажды возлюбленные решились поцеловаться, на лету коснулись друг друга фюзеляжами, прильнули иллюминатором к иллюминатору, какое счастье! – и оба упали вниз с большой высоты.

Ромео и Джульетты, по молодости лет, не знают, что для полетов души смертным назначена одна стихия, а для плоти – другая.

А употребить небо с землей «в одном флаконе» еще никому не удавалось.

- Вот ведь, хрусть-яга подгеенская!

Бог замахнулся на  розово-крапчатого лакированной тростью из оленьего позвоночника.

Тот  втянул голову в плечи, но продолжал талдычить:

- Не мучьтесь понапрасну, все обошлось: хмурые военные механики собрали их тела заново, из обломков, и они поженились.

На заброшенном военном аэродроме времен Чкалова.

Гостями на свадьбе были дедушки и прадедушки – дырявые бомбардировщики военной поры, с красными звездочками на помятых фюзеляжах, сбитые немцами и поднятые из болот местными краеведами.

Законные отцы и мамаши – Ту-134.

Свадебный генерал –  МИГ.

И преуспевающий столичный племянник – в серебристом кителе, в алюминьевых штанах на болтах, элегантно-брутальный СУ (для  близких  приятелей Сушка).

Исторический проржавевший ангар ради такого случая весь разукрасили парашютным белым шелком, а невеста с ромашковым веночком в нежном пропеллере…

- Не трещи ты!

   
 25.

- Экспертизу Сола проводили? – спросил Бог богов.

- И экспертизу Сола, и анализ ДНК, и радиоактивный лазеро-синопсис радуги Ай…

Росомаха с готовностью протянул Юммелю зажатую до тех пор у него подмышкой папку из татуированных человеческих кож.

Бог развязал сыромятные тесемочки папки, с брезгливостью полистал бумажки.

В них доказывалось, что eternety-hunters, они же студенты Баренц-факультета Мария Белых и Дэн Браун, он же Данила Каверин являются советскими военными вертолетами времен II мировой войны…

- Здесь нет экспертной печати Сола.

Ты всё это сам состряпал.

Из зеленой глины болота неродившихся младенцев.

- Ей Богу, господин Бог, даже и не думал!

Бог нажал кнопку селекторной связи и потребовал у Рыси-секретарши срочно вызвать сына Солнца.

Сол, последний (первый?), 12-й бессмертный бог Полунощной Самояди, по умолчанию, не посещал селекторные совещания у Юммеля.

В виду своего особого статуса, он даже не обязан был регулярно отмечаться в департаменте Фиолетово-Серебристого Блеска.

Блеска ему хватало собственного.

Истинный сын Солнца, он с рассвета до заката бегал за бабами, не пропуская не одной юбки, юношами не пренебрегал тоже, и с каждой своей возлюбленной, с каждого любовника снимал на память «маску лица» в виде отслоившейся под действием естественного загара кожи.

По личной просьбе Росомахи Сол не отказывался проводить экспертизу и над подозреваемыми в особо опасных миссиях сущностями.

Дабы познать их лица, скрытые масками.

Иногда таковые выдавались при рождении, иногда нарастали по ходу жизни, и до сути индивидуума допытаться не удавалось никому, даже из числа его близких и друзей.

Глядишь на человека, с виду нормальный офис-менеджер, ну, может там, продвинутый, вроде как спичрайтер при областном УВД, а чаще продавец-консультант. Но в душе он какой-нибудь Кот Баюн, Див Соломбальский, Солнцецвет Ледопустынный первой величины, четырнадцатой степени…

Мария Белых и Даниил Каверин были признаны сущностями экстра-опасными.

С каждого из них сын Солнца снял по нескольку масок, и результаты проняли даже давно абсолютно фиолетового к роковым поворотам судьбы Росомаху.

- Похоже, нам всем песец пришел, – задумчиво сказал он Солу.

- Ты что, боишься, что Юммелевич, когда узнает, умилится, прослезится и выдаст им свой секрет? – удивился Сол. – Старик, конечно, в маразме, но уж не настолько!

- Я боюсь, что Дэн выдаст свой секрет Юммелю, – сказал Розово-крапчатый.

По экстренному вызову с Верескового неба, Сола все-таки можно было поднять из постели (верней сказать, с вышитого светом круто-дизайнерского ковра) очередной пассии.

Возник он и сейчас, на пороге начальнического кабинета, сиятельно- гламурный, порочно-шоколадный, красавец, в лучах которого галлюцинировали буквально все, а некоторые даже слепли от восторга.

В руке сын Солнца держал круглое зеркальце на золотой ручке.

- Ты снимал маски с Дэна и Марии?

- Я скальпировал их четырнадцать раз, Юммель, – отвечал Сол. – Восемь наслоений убрал с нее, шесть с него. Оба мультивэйлансные личности. С полосатыми судьбами, как выражаются местные ведьмессы.

Сад разветвляющихся тропинок. Множественность миссий. Поначалу они казались Чарром и Кайв из эпоса – эдакие основатели нового магического погоста Сон-Хель, строители нового Белого Чума Любви.

По второй маске они Герда и Кай в классическом варианте. Продвинутый ультра-мариновый эксперт из ЦРУ мог признать их также Гердой и Каем.

В перверсии – девушка Кай и юноша Герда.

Еще одна маска: Саня Григорьев и Катя Татаринова. Перспективная разработка, но они круче.

Наконец, по предпоследнему сканированию, Мария и Дэн – два военных советских боевых вертолета…

- А почему с парня сняли семь личин, а с девчонки сняли восемь?

- У нее еще были маски принцессы Дианы Великобританской (леди Ди) и принцессы Леи из «Звездных войн». Актуальные для девушек ее возраста, они сейчас все такие.

А парень в средней школе воображал себя писателем Дэном Брауном и Индианой Джонсом.

Но дважды скальпировал себя сам.

Две попытки самоубийства в пуберате.

Довольно жестоко, без сантиментов – тупыми ножницами.

Суицидный акт, вы знаете, приравнивается к снятию одной маски.

- Короче, кто они?

Сол вежливо улыбнулся. И поднес свое золотое зеркало к лицу Бога богов.



26.



Маша и Дэн, шагая по улице Папанина, забрели в какой-то двор в центре областной столицы, города Нефтюганска.

Самый обычный, на взгляд Дэна двор с брежневками и хрущевками, стыдящимися себя в тени гордых небоскребов вальяжных, сталинского ампира, чиновничьих палат.

Но это были родные места Маши.

Когда ей исполнилось 10, мама вышла замуж за чиновника областной администрации, и они переехали в Нефтюганск, поселившись в ведомственном доме на задворках мэрии.

В центре двора стояла, сияя нездешней какой-то красотой, наполовину разрушенная Лестница, Уходящая в Небо.

В народе сие архитектурное сооружение эпохи ранней Перестройки называли Сухаревой башней-2, Великой Китайской стеной и Членом Стоящим.

От нее, рухнувшей через день после презентации, остались лишь три с половиной пролета.

Но даже в таком виде она производила впечатление:

Изогнутая плавно и элегантно, как музыкальный инструмент Бога…

Будто и вовсе не имеющая веса, подобно первочастице материи, бозону Хиггса…

Вся пронизанная стайками летающих, реющих, непрерывно роящихся живых светлячков…

Что-то в ней было такое, чего на свете нет, и не было, и не бывает.

Дэн присвистнул, с интересом принялся рассматривать невероятный  артефакт.

- Что это, got dame, леший меня возьми?

- Да Лестница в Небо это! Неужели не слышал? О ней все каналы вещали 10 лет назад. Я еще в школе училась…

- А-а-а! Вспомнил. Это проект Евросоюза, но деньги были разворованы…

Маша уже сама подзабыла, кто там был изваян из металлопластика и гипсокартона, на этой лестнице.

Они вдвоем , задрав головы, рассматривали «эту жуть», удивлялись, хохотали.

- Смотри, Гомер, Сократ!

- Пол Маккартни, академик Сахаров!

- Стивен Кинг, Данте!

- Джоан Роулинг.

- Труссарди, Версачи.

- Ньютон еще, Коперник. Хейнц и Мориц.

- От русских — Горбачев.

Далее шли какие-то аллегорические чудища, типа химер с готического собора Святого Сердца.

- Гугл, Википедия. - объясняла Маша. - Ну, Макдональдс с Пепси-колой, конечно, куда от них денешься.

«Volvo», «Skania».

Ибсен, Амундсен, седуксен. Астрид Линдгрен. Финансы-то скандинавские.

Финский нож и шведский стол.

Драккар, драконий кар, а в нем Тур Хейердал.

По этой лестнице подымешься – типа того что, университет не надо кончать.


27.

По телевизору мэр  Нефтюганска Лопинцев говорил, что вековую мечту воплощает в Сакральной Лестнице вся Полунощная Самоядь:

17 ветров, 9 богов, 34 бабочки, 26 жуков, 13 полубогов, 58 трав и цветов, 39 птиц, 18 рыб, 210 людей,  8 полулюдей, 14 невидимых существ и 7 неведомых сущностей.

Но, глядя в окошко, школьница Маша Белых видела, что строят ее только чахкли.

К тому времени Машина мама второй раз вышла замуж, за ответственного сотрудника областной администрации. И они переехали  в знаменитый дом на Набережной, неподалеку от которого и развернулась стройка века.

Чахкли были - саамские коренные трудящиеся гномы.

Смешные косолапые карлики.

Малолюдки.

В старые времена жили они под землей, добывали полезные ископаемые.

Но шахты закрылись по итогам геополитического кризиса. И чахкли вынуждены были выйти на белый свет.

Изо всех разоренных прогрессом тундровых стойбищ они стекались в областной центр, в поисках пропитания.

Вкалывали, в основном, прислугой за все. Водителями раздолбанных маршруток. Или дворниками, посудомойщиками.  Кому повезло, «Шаурму» свою открывал.

На стройке чахкли не чахли.

Навыки евроремонта осваивали в короткие сроки.

В морозы грелись у костров, притоптывали и ухали, и пели свою любимую древнюю оймяконскую песню:

Э-эх!
Лыбдын, Лыдбын, Ляпки-дью!
Догоню, женюсь, убью!

Лыбдын, Лыбдын, Ляпси-дрябси!
Мордыяха, ай лав ю!

Зарплату, в виде исключения (из финансирования, выписанного Ангелом Меркиль) получали вовремя.

Местное население за это на них злилось (понаехали тут!), но не всерьез.

Чахкли-малолюдки  были прикольные.

Они талантливо передразнивали всяких знаменитостей из зомбоящика.

Что певцов, что краснобаев-экпертов, что политиков.

Умные физиономии корчили, гламурные принимали позы, пламенные речуги толкали – бесплатный «Комеди-клаб» под окном.

За это гномов все и терпели, не гоняли.

Если и гоняли, то не били.

Если и били, то не больно.

Если и больно, то не очень.

Начальство на стройке воровало фантастически.

Под окнами квартиры, во дворе строители набросали огромную кучу мусора:  пластиковые бутылки, драные пакеты, упаковки из-под опарышей «Роллтон».

Мусор не вывозили вот уже несколько месяцев, в связи с общим кризисом системы  ЖКХ.

За зиму баррикада из бытовых отходов  выросла до пятого этажа и почти закрывала собой строящуюся Лестницу, Ведущую в Небо.

Тогда Маша решила выстроить свою собственную Лестницу в Небо.

На базе мусорной кучи.

Хотелось чего-то чистого, высокого, несказанного.

Чего нет на свете. И не было. И быть не может.

Каждое утро, пока соседи еще спали, она выходила во двор и с помощью малой саперной лопатки своего покойного папы (сапер ошибается один раз) выдалбливала в мусоре ступеньку-другую.

За неделю она выстроила лесенку высотой в два собственных роста.

Чего только не выбрасывал из окон электорат!

Копая вековые наслоения, Мария обнаруживала:

полусгнившие коврики с лебедями и Аленушками,

треснувшие тарелки и побитые чашки сервиза «Мадонна», трофейного, из Германии,

секции полированной, под красное дерево, мебельной стенки,

вытертую, траченную молью, но все-таки номенклатурную  норковую шубу,

шприц поршневой и стетоскоп с резиновыми ушками,

шаманское волшебное платье вольпи,

грамоты победителей соцсоревнования,

облегающие комбинации,

комбинированные облигации,

ваучеры (вау?!),

турецкий нубук,

гондурасский ноутбук,

японский чубук, чтоб курить бамбук...

Через месяц лестница поднялась уже выше соседней пятиэтажки.

У Маши ныла спина, болели натруженные руки, но она была счастлива.

Каждый день на несколько ступенек приближал ее к Богу.

Стоя на высоте, она вглядывалась в зыбкие облачные черты высшего мира и мысленно обживалась в нем.

Если бы в эту минуту бог богов Юммель на нартах, запряженных сизыми свиязями и чернявыми чернетями, вдруг выехал бы из-за туч, Дуню бы это нисколько не удивило.

Чахкли-малолюдки, наблюдая за ее усилиями, от души веселились.

Дразнились.

Бегали кругами по двору, махали ручками, как крылышками и кудахтали.

Один вздыбил на голове кок, выкатил глаза, встал в борцовскую стойку – вылитый Фредди Меркюри, героический и героиновый, и, приплясывая, играя бицепсами, заголосил:

               I wont to break free!
               I wont to break free!

Потом наступил вечер, когда лестница приблизилась вплотную к самому низкому, чернобрюхому, сыплющему полудождем-полуснегом облаку.

Оно, видно, поизносилось, состарилось на службе у бога, сделалось подслеповато и не поостереглось Дуни.

Маша спустилась вниз со своей баррикады.

Зашла домой, нашла в чуланчике хигну – уздечку прадедушки-оленя, семейную реликвию.

Вышла во двор и снова влезла на чуть раскачивающуюся под ветром лестницу.

Встала на верхней ступени, дрожа от поднебесного холода.

Раскрутила  в руках длинный ремешок.

И швырнула его в небо.

Уздечка зацепилась за хвост грозового облака и оно, пойманное, с изумлением взглянуло на Дуню.

Ослепительно-синие оконца первого, Голубичного неба засветились сквозь поизносившуюся, рваную облачную плоть.

Маша, закусив губу, чувствуя хороший упор в небе, подтянулась на ремешке.

Одной ногой стояла она на последней ступени лестницы, но еще не могла, не смела совсем от нее оторваться.

Лестница накренилась вправо, а облако, меняя очертания, пыталось вытянуть пойманный хвост из петли.

Маша, не выпуская из рук аркана, стала медленно падать, вместе со своим строением.

Зашаталась, теряя равновесие. Изловчившись, зацепилась, было за ступеньку, но руки соскользнули.

И Машенька Белых рухнула вниз, на кучу полиэтилена и пластиковых бутылок.

В эту вонючую, но к счастью, мягкую дрянь она провалилась почти по уши.

Наружу торчало полголовы.

Чахкли, уже вышедшие с утра на работу и сидевшие вокруг костра, глядя  на Машин позор, помирали с хохоту.

Один вскочил, заелозил, стал строить европейски-политкорректные рожи, и даже мистическое озарение на мордочке изобразил, очень похоже.   

Глядя на его ужимки, Маша опамятовалась.

Она схватила малолюдка за ногу (он заверещал) и выкарабкалась, с его помощью, из мусорной кучи.


28.               


Маша и Дэн присели на нижнюю ступеньку лестницы. Маша зябко поежилась.

Дэн снял свою камуфляжную ветровку и накинул ей на плечи.

- Если радуга Ай не врет, значит, мы все уже бессмертны, – сказала Маша.

- Это дурное бессмертие. Какая-то бесконечная карусель, которая крутится, потому что ее выключить забыли. Мне такого бессмертия не надо.

- А какого тебе бессмертия надо? Как у Юммеля, который эту карусель включил и не выключает?

- Как у Юммеля, который эту карусель сотворил.

- Круто! Но ты прав. Так и надо. Я тоже хочу быть богиней!

Справа от них, в нише, был выбит на камне барельеф – Гильгамеш с полураспустившимся цветком в руке, из которого выглядывала змея.

Ассиро-вавилонян глядел на змею, съевшую бессмертие с детским каким-то недоумением.

- Врет она, –  сказал Дэн.

- Кто? Радуга?

- Ну, не врет, а недоговаривает.

Мы все крутимся в одном и том же болоте, в одном и том же Юниверсе, вверх-вниз, вверх-вниз.

Но двести десять подневольных сущностей приносят, каждый своё, двенадцати вечным богам.

Они нас доят.

Операторы машинного доения. Культурно – не руками грязными, а через компьютеры.

Высасывают из нас соки.

Мы все и есть их панацея, их нектар и амброзия.

Но боги-то с нами пищей не делятся.

Вместо этого они, в лучшем случае, проливают на нас с неба капли из своих громокипящих кубков.

Чего желаете?

Радуга Ай – подаст демократических свобод. Она у нас самая европейски политкорректная. Пусть все цветы цветут.

Воздушные боги Фи и Фу предложат вам дозу личного астрального опыта. В удобной для вас расфасовке.

Вечная весна – отмерит порцию любви земной.

Водяной затянет в болотную оппозицию.

Бог войны подсыплет пороху в ваши пороховницы.

А мама Мома почти заставит поверить в переселение душ.

Кого я еще упустил?

- А может, если смешать все это вместе – ну, деньги, любовь, религию, власть… в одном флаконе,  то тогда и получится божественный эликсир бессмертия?

- Боюсь, детка, получится очередной коктейль «Слеза комсомолки».

- Скорее уж, «Поцелуй тети Клавы».

- Вот именно!

Дэн расстегнул молнию на рюкзаке, достал оттуда старинную клавиатуру, которой иногда пользовался, подключая ее к планшетнику, обтер рукавом и смачно поцеловал пластмассовые клавиши.

- Операторам компьютерного доения – пламенное лобзание! Тете Клаве – поцелуй от Венички с веничком!



29.

Они сидели на самой верхней из уцелевших ступенек лестницы, ведущей в небо.

Это было их Первое небо.

Казалось, дальше, в высь, по ночным облакам идут ступени невидимые.

А на них стоят, обнявшись Ромео и Джульетта, Пер Гюнт и Сольвейг, Герда и Кай…

Вереницы влюбленных, вечные пары.

Маша уже соображала, где тут в центре Дырдыгирки можно найти круглосуточную аптеку или хоть киоск «24 часа» и приобрести в нем за наличный расчет средства защиты, которых при себе она не носила, не до того было…

Но Дэн, похоже, и не думал соскакивать со своей возлюбленной темы.

- Мы одно – люди и боги.

Они, двенадцать – и есть наш эликсир бессмертия.

И надо заставить их отдать нам все!

Маша вздохнула.

- У тебя выходит, как всемирный заговор масонов. Об этом много пресса писала. «Правда Севера» сообщала и «Дырдыгирка трибьюн» печатала, что миром управляет Объединенный межнациональный банковский комитет.

И концерн «Самоядь-Нефтюгань» имеет долю в его пакете акций.

Неслабую такую долю.

А наш Юммель (он же Юммелевич-Юммельсон) – по ходу, генеральный директор концерна.

- Юммель во всем этом раскладе – единственный, кто может творить новые сущности. Что-то свежее. Чего не было еще никогда в Юниверсуме, и нет, и не бывает.

- Ты человек. А он-то, хоть и старый, но бог. Создатель всего. Криэйтор Юниверсума.

- Надо мне тоже стать криэйтором. Не переписывать одно и то же из века в век, а именно…

Не знаю, как это сказать.

Оживлять?

Создавать витальность?

То, чего еще никогда нигде не было?

В реале, понимаешь, в реале!

Еще немного, и я, кажется, пойму.

Мне надо научиться быть Богом.

А может, Богу надо научиться быть мной.

- Учись, студент! Сессия еще не завтра.

- Сессия сегодня. Сейчас всегда сейчас.

- Тогда когда тогда.

Маша положила ему руки на плечи, засунула ладони под лямки рюкзака.

- Ну, до экзамена еще целая ночь!

   

30.

Студентам Баренц-факультета Машеньке с Данечкой, исколесившим на боевом квадроцикле всю Чудь и Юдь, Мухомороядь, Оймяконь и Мухосрань в поисках рецепта бессмертия, удалось (через знакомство на телепередаче «Давай полюбимся») добиться приема у начальника богов Полунощной Самояди Юммеля.

Eternity-hunters сидят в приемной бога на Шестом небе, ожидая, когда секретарша-рысь (хищная особа в мокасинах на шпильках, с дырочками для когтей, с восемью острыми грудками, обтянутыми офисным пиджаком) вызовет их в кабинет.

В этом представительском предбаннике для посетителей, на шестом небе, жесткие кресла сделаны из лакированных берцовых костей прямоходящих млекопитающих, а старомодные телефоны и пепельницы  – из их обточенных червями-дизайнерами черепов.

На стене вывешен арт-объект: натурально, гобелен из крапивной пряжи и сученых оленьих кишок, выполненный умелыми ручками мастериц Умчувадского Дома культуры: «Самоедская дева Яда дарит отравленный букет сирени предводителю чудского бандформирования Галанду».

А над столом секретарши парит в воздухе модерн-инсталляция заслуженного оленевода-художника Полунощной Самояди Тохтамыша Люлькова, нечто концептуальное, драконообразное: эпический богатырь Ляйн верхом на Крылатом Олене.

Или отставной мэр Дырдыгирки С. И. Лопинцев верхом на Росомахе.

Какой он из себя, интересно, этот верховный начальник всего и вся Юммель, врачеватель и облакогонитель, ворон варитель, пролагатель воздушных троп? – думает Дэн.

Ю.Ю.Ю. You. Вечный – Ты, кем Я – никогда не стану.   

В Сонгельском эпосе он последовательно предстает как:

- Белый олень с грустным человеческим лицом,

- Пожилой мужчина с золотыми оленьими рожками на лбу,

- Олений кентавр с человеческим торсом и ногами парнокопытного,

- Крылатый олень Мяндаш,

- Спиралевидная  запеченная на огне лепешка – хлеб насущный Полунощной Самояди,

- Пламя, скрученное в виде веретена (петли Мебиуса),

- Ветер норд-вест,

- Губернатор в служебной форме высшего чиновника: сыромятный сюртук, переливчатые ботфорты акульей кожи, серебряный шлем в виде головы Сокола-Иаука, божества счастья, и над ним – плюмаж из инфернальных туманностей Млечного Пути.

И что этот ветеран нашего проекта посоветует нам на пути к достижению жизни вечной?

- Наверное, он просто скажет: любите друг друга, – предполагает Маша.

- Ну да. А еще – любите Бога, – предполагает Дэн.

- Прощайте врагам своим.

- Подставьте левую щеку, когда ударили по правой.

- Творите добро.

- Раздайте имущество свое.

- И не заботьтесь о дне завтрашнем, ибо достаточно заботы о дне сегодняшнем.

- Будьте как дети.

- Но будьте также и как змеи.

- А что он еще может сказать. У него должность такая.

Маша и Дэн вспоминают советы двенадцати богов.

- Найти свою половинку, слиться с ней в единое целое, обратиться вдвоем в бессмертного андрогена, женско-мужское существо, плывущее по волнам Юниверс.

- Отречься от смешного человеческого статуса! Сделаться снегом, мхом и оленем, частью стать звериного царства, оно-то, само в себе, никогда не умирает.

Маше – родить детей от Юммеля.

А Дэну – от девицы-оленицы Ланьс, на серебряных копытцах.

Воспроизвести сверхлюдей.

Оленей с человечьими головами и крепкими звериными рожками.

Перспективный вид для выживания, в условиях рыночной экономики.

Ну, еще можно мухоморами толчеными натереться. Тоже очень помогает.

Сколько раз вам уже говорилось!

Каких вам еще надо рецептов бессмертия!

10 заповедей закона Моисеева соблюдайте.

И 9 Иисусовых заповедей блаженства.

Ну, еще Конституцию. Уголовный кодекс.  Гражданский кодекс с Примечаниями. Права человека. И Обязанности человека же.

Плюс Налоговая, Санитарная инспекция и Пожарная инспекция.

И будет вам щасте.

Кто его содержит, Бога богов?

Кто его трудоустраивает и в ведомости прописывает, и обеспечивает лимитом на подряд, в условиях пост-рыночной экономики?

МВФ, что ли (вневременная мафия фрико-массонов)?

Транс-сингулярный Межбанковский Eternity-комитет?

Концерн «Нефтюгань-Ляпки-дью LTD Incorporated»?

«Норильский Никель-forever»?

Но ни за какой гонорар, ни за какой грант Юммель Юммельсон еще не согласится поделиться со спонсорами своим секретом бессмертия.

Помирают спонсоры, олигархи всех времен и народов, как простые смертные, как все прочие на этом свете Каи.

Уйти от Себя, выскочить из грудной клетки, в черепе продолбить отверстие, и из него во второй раз торжественно родиться –  сделаться Другим.

Сделаться всем на свете, миром, Богом.

Понять, что прежняя жизнь была – пустота и тщета.

Перезагрузить оперативную память с нуля.

Заснуть под священным деревом и проснуться Принцем Юниверс.

Выскочить из круга рождений-смертей, из лабиринта раннего палеолита, из этой никуда не ведущей спирали, будь она проклята, ну ее совсем.

Нет, придумано красиво, базара нет. Но как с этого практику наварить? Так, чтоб реально? Не в кино, не в книжке старинной, а здесь и сейчас, в прямом эфире, в реалити шоу?

Как?!

Самоедское радио спрашивают, есть ли на свете эликсир бессмертия? Мы отвечаем: да! Такого эликсира нет.

Маша и Дэн смотрят друг на друга с безнадежностью.

Они целуются.

Они смеются.

Они встают с жестких стульев в приемной и уходят.

Они остаются сидеть на жестких стульях в приемной. И может быть, Рысь, стуча по мраморному полу когтями, принесет им кофе. Или амфитаминов из вытяжки сушеной выпи.

               
 31.


…И Сол, сын Солнца поднес круглое зеркальце в золотой оправе к лицу Бога богов.

И Бог богов захохотал грубым басом, увидев в стекле… да, конечно, их.

Eternity-hunters Пера Гюнта и Сольвейг.

– Пер Гюнт не бросил Сольвейг, отправляясь в странствия, – доложил сын Солнца. – А Сольвейг не ждала его в горной норвежской хижине сорок лет.

Они вместе прошли все двенадцать уровней игры:

«Осе и отражения в озере»,

«Жалоба Ингрид»,

«Доврский дед»,

 «Три пастушки»,

«Женщина в зеленом плаще», 

«Суриа Муриа»,

«Марокко»,

«Сахарский конь»,

«Танец Анитры,

«Кривая вывезет»,

«Сфинкс»,

«Желтый дом»,

«Неизвестный странник, он же Пуговичник».

Ролевая игра по добыванию эликсира бессмертия, ЭБ146.

Сын Солнца снял висевшую у него на груди на кожаном шнурке печать – серебряную пластинку, по виду такую же, какой самоеды клеймили в старину своих оленей.

На пластинке были выбиты две стрелы, уходящие вверх и вниз.

Из заплечного вукса он достал связку кож: четырнадцать человеческих скальпов.

И, размахнувшись из-за плеча, поставил на последнем скальпе свою именную печать эксперта.

- А каковы шансы, что Пуговичнику не придется переливать Пера Гюнта и Сольвейг на пуговицы? – спросил Росомаха.

- Я бы сказал, что шансов на полтора уровня меньше, чем в классической гейм, у eternity-hunter Ибсена.

И Сол потряс перед Юммелем связкой из четырнадцати скальпов, снятых с человеческих лиц.

Эта связка внушила Юммелю надежду.

Скольких он оскальпировал за историю Самояди, эксперт Сол!

Где они теперь, эти люди, людозвери, людобоги, людоиды, с которых содрали личины?

Все эти, видите ли, так не понявшие за всю жизнь самих себя создания.

Или закосившие под кого другого.

Что они сейчас видят в зеркале, вместо собственного лица?

Голую задницу.

- То есть, наши Машенька с Дэном, скорее всего, так никогда и не додумаются, что они Пер Гюнт и Сольвейг.

- Полной гарантии возврата инвестиций нет, – отвечал Сол. – И все же, будь я вице-президентом «Пэрэдайз-банка», я бы выдал им кредит.

               
32.


Росомаха, снова весь розово-крапчатый от прибавившихся прыщиков и язв (аллергия на мочу!), промокнул взмокшую лысину вчетверо и еще раз вчетверо сложенным носовым платком.

Дело-то ведь скверно было даже не тем, что парочка студентов оказались Пером Гюнтом и Сольвейг.

Хотя Пер Гюнт и Сольвейг, благодаря eternity-hunters Ибсену и Григу, являются ныне едва ли, не самыми сильными сущеностями в регионе, сильней полубогов и людей, и всех богов кроме Одина и Локи.

Начальник департамента Фиолетово-Серебристого Блеска, не пожалевший средств и привлекший экспертов со стороны классового врага и геополитического противника, знал тайну, о которой не ведал даже Юммель Юммелевич Юммельсон.

А именно то, что на заре своего существования Юммель, ныне бессмертный бог, был норвежским парнем Пером.

Сильно продвинувшимся на лестнице 210-ти сущностей, Лестнице, Уходящей в Небо…

Как там сказал этот Дэн? Я должен научиться быть богом. А бог должен научиться быть мной.

Время у обоих есть. До Апокалипсиса, как пишет пресса, еще лет 20.

О том, что будет, если они оба таки-выучатся, Дэн  на Бога, а Юммель на Человека, - Росомаха не думал и думать не хотел.

Не тем он был силен, не думами.

А просто в нужные моменты по семи его рабочим хвостам пробегала электрическая дрожь.

В данном случае она даже не дрожью могла по праву считаться, граждане, а конвульсиями, пароксизмами, корчами.

Меж тем, двое студентов, вот прямо щас, ожидали в приемной у бога богов, сидя на костяных стульях.

Встречи их с товарищем Юммельсоном допускать было, граждане, однозначно низзя.

Последствия встречи Юммеля и Даниила, бога и человека были настолько…

Настолько, скажем так, нездорово сенсационными…

Они, граждане, грозили осуществлением вековой мечты рода человеческого о бессмертии.

Выть хочется, выть хочется, выть хочется.

- Это тебе супруга платочки наглаживает? – раздражился вдруг Юммель. – А думаешь, я не знаю, что ты выпрашивал у Сола шаманское платье вольпи? Не для своей мадам Росомашихи, ей оно на корпус не сядет.

И не для олениц-школьниц с толстоватыми ножками.

И даже не для того кудрявого пастушка с аполлоновой свирелью…

Для себя лично, старый ты онанист!

Любишь сам себя, любимого? Это не подведет! И выпросил-таки! Красуешься теперь в  ризе царей земных, когда никто не видит… то есть, это ты думаешь, что никто.

Ты платье вольпи обменял на ножницы Колбасьева, так?

Сын солнца у нас коллекционирует орудия скальпирования, и за ножницы Платон Владленыча много чем готов поступиться.

А знаешь, что, Росомаха?

По ходу, отдам я рецепт бессмертия Маше и Дэну.

Я уже не молод. Пора на покой. Не на тебя же оставлять Юниверс!

Тебя, ептыптырь, я увольняю. За профнепригодность. В виду несоответствия занимаемой должности.

По недоверию, как бухгалтершу проворовавшуюся!

Бюстгальтершу! В бюстном гальтере от «Viktoria secret», купленном на ворованную дельту!

И загрохотал громом, с фиолетово-серебристыми молниями:

- Ибсен-угрозу проспал, урод! Где твои свиязи-чернети были?

- Подводная лодка сгорела… Со всеми собранными разведматериалами…

- Вахтером пойдешь в стекляшку, на Соловараку! Вышибалой в ресторан «Пурга и пурген»!

Массовиком-затейником в ДК «Тундра»!

- Это уж как вам будет угодно, Юммель Юммелевич! На все воля Божья. Я старый солдат и не знал в жизни женской ласки… Знал только свист мгновений и пуль у виска.

- Еще скажи: нас много, всех не перевешаете!

- Обижаете, Юммель Юммелевич. Я не за жирный паек, не за служебный космолет, не за грант от запада работаю. Я за идею.

- Какую идею? Какую? Нет, ты скажи!

За  коммунизм, что ли?

За либерастию и дерьмократию?

Может, за русское православие?

- Мы за светлое будущее человечества. - твердо, с достоинством отвечал бледный Росомаха.

- Ачуметь.

- За правду и справедливость..

- Зашибись.

- Мы за все хорошее. И против всего плохого.

- Угу. И сапогом отравленным в меня кинь.

 
33.

Это была старая байка из спектакля «Амурские волны или Севастопольский вальс» Театра музкомедии Третьей Ледовитой флотилии.

Каковые постановки Юммель Юммелевич и Росомаха Псоевич обязаны были посещать по долгу службы.

Там монстр-деникинец все стрелял и стрелял в пленного феликса эдмундыча, но не мог застрелить.

За сценой ответственный за шумовые эффекты куда-то отлучился, вместо того, чтобы вдарить, со всей дури, доской о табуретку – и выстрел все не раздавался.

Тогда обессилевший расстрельщик снял себя кирзовый сапог и кинул в чекиста. Тот свалился, как подкошенный, и уже мертвый, нашел в себе силы пояснить зрительному залу: «Сапог отравлен!».

Бурные и продолжительные апплодисметы! Переходящие в овацию. Зрители встают. Дамы плачут.

Чего не сделаешь воспитательно-идеологического эффекта, художественного аффекта и греческого катарсиса ради.

Росомаха посмотрел на свой начищенный до фиолетово-серебристого блеска сапог, напомнивший лицо одного из филеров: бравое и туповатое.

А может, хрусть-яга с ними, с этими новыми сущностями? Чем они лучше старых-то?

Тысячелетний опыт показывает, что решительно, ничем.

Кому, как не начальнику тайной полиции это точно знать.

Как-нибудь со старыми сущностями проживем, на наш бесконечный век хватит.

Хрусть-яга с ними, с этими талантами, писателями-креативщиками.

Нашему народу и графоманов вполне достаточно.

Они даже и экономичней, графоманы-то, удобнее с ними, меньше на их утилизацию тратится фиолетово-серебристого блеска.

Сапоги-то отравленные на нас всегда, органичный элемент служебной формы департамента ФСБ. Лично главным конструктором костюмов  Таней Стакановым утвержденной.
       
Но сапогом отравленным в бога кидать – неудобно как-то.

Неинтеллихентно.

Он сбросил с правой ноги щегольской, из эксклюзивной яловой кожи пошитый, сияющий непобедимым военным глянцем сапог.

И вдруг перестал быть Росомахой, а стал собой.

Печальной, нежной, суровой, изменчивой, клятой, вечной, преодолевающей жизнь и смерть человеческой душой.

Покорителем Полюса существования, так и не дошедшим до вершины планеты.

Но и несдавшимся.

Одним из 12-ти присяжных, которые решают тут, на высоких широтах, судьбы людей и богов.



34.
      
Бог богов удалился в тайный свой зеркальный шкаф, и принялся рыться на полках в своей коллекции.

Экземпляры были собраны первоклассные (с каждым связана какая-либо история, которые так приятно на досуге разбирать во всех скандальных, эпических подробностях)…

Все, все попались!

И вот сейчас собрание должны пополнить два молодых в отличном состоянии экспоната, ожидающие на стульях у него в приемной: Дэн и Мария.

Нет, не может быть, чтоб они ни на что не клюнули!

Такого на свете никогда не было, и нет, и не бывает.

В ву-укс! Ву-укс! Вукс!

Надо только найти подходящую блесну, чтоб подцепить студентов. Он уж не раз подсовывал им разные штучки из своего ассортимента, но эта парочка не велась на стандартные приманки.

На что бы их наколоть?

Нана-игрушку какую-нибудь подсунуть ( на! на!) или очередную вакцину против СПИДа?

А может просто, новую модель квадроцикла, летающую амфибию с выходом в ноосферу и Шамбалу?

Он вынул из ящика конторки свежий глянцевый каталог «Eternity hunters», разработанный на Пятом Ресничном небе избранными творческими единицами.

Углубился в него:

Нектары и аватары,

витамины и амфитамины,

мю-мезоны и смит-вессоны,

мантры и тантры,

цветики-семицветики и с того света приветики,

амброзии и мальвазии,

серебряные руны и золотые руна...

Бог клацал клыками, стучал по полу хвостом. И не надоело им?

Цветок Гильгамеша еще бы вспомнили, который змея съела. Или скинию Соломонову.

Который век это все тащится из инкунабулы в инкунабулу, с сайта на сайт, из таблоида и таблоид.

Все с теми же самыми переводческими ляпами, писарскими описками и хронологическими неувязками.

Авторы все те же, вот в чем дело.

Верней, авторши — Марго и Мина.

Имиджмейкеры, ешкин кот.

Спичрайтеры, екарный бабай.

Никакой фантазии у теток.

Сам бы, и то, лучше выдумал.

Панацея Парацельса.

Припарки Парки.

Бальзамы Бальзамо.

Нафталин. Кто сейчас на это купится?

Ну, кто, скажите, сегодня за это байки реальные проплатит?!

Золотой ключик… Детям еще годится. Был бы Дэн в возрасте Буратино.

Молодильное яблочко… Маше до полтинника еще далеко.

Новенького-то эти криэйтеры на своем навороченном Ресничном небе что-нибудь предлагают, в этом сезоне?

Или будем дальше мочалу жевать?

Недавно посещал их в рамках попечительской программы, речь произносил, обещал премию по итогам нефтяного года.

Все без толку.

Стоят, глазами тебя едят, ухмыляются. 

Подсчитывают, сколько я еще протяну.

Как, мол, ваше здоровье, Юммель Юммелевич?

Не дождетесь!

Аз, все-таки, есмь бессмертный Бог.

Аз есмь начало и конец, Альфа и Омега, Первый и Последний.

 Я вам всем еще дам прикурить. Бамбука из чубука.

Я еще на ваших могилах спляшу.

«Пасхальные кадила и слезы крокодила». Неужели, они это в один подарочный набор упаковывают?

Бога побойтесь, ребята!

Ничего святого.

Царские троны и циклотроны.

Пятые элементы и седьмые континенты.

Начитались фантастики из старых журналов: «Искатель», там, «Наука и жизнь», «Техника – молодежи».

«Трезвость и культура» еще.

Думают, сейчас этого, кроме них, не помнит никто.

Я лично помню. Деус консерват омниа.

«Качественные рамы от бессмертного Рамы».

«Вечные люстры от Заратустры».

Это им «Технополис-онлайн» подверстывает, тварям продажным. Откаты делят втихаря.

И от налогов отбрехались. Культурное, мол, просвещение.

В рамках свободы вероисповеданий и равенства конфессий. Хули-юли.

«Гриб рейши и вип-гейши». Что у нас тут японский бордель, что ли?

Нет, все-таки совсем они обнаглели, Маргоша с Миной. Еще бы тайский массаж сюда впаяли.

Что там еще? Мята из райского сада. О-очень оригинально.

Норсульфазол и орбидол. В прошлый раз это шло под брэндом «Порошки от бабы Яги».

«Полынный настой на водке простой». Сами эту гадость пейте.

«Алеф эксклюзивный, количество экземпляров ограничено». Блеф эксклюзивный, а не Алеф.

«Священные суши и от мертвого осла уши». Издеваются, твари.

Жабий камень и бабий пламень. Импотенты, жабы холодные.

Хромосома от хромого сома.

Навья косточка и от гроба досточка…

Н-да.

Больше не с кем и поговорить-то, как не стало Махатмы Ганди.

Уволить всех, к чертям болотным.

Со старыми мамзелями новый бордель не откроешь.

Найму вместо всех них одного Таню Стаканова.


35.   
               

За все время правления верховного бога Полуночной Самояди Юммеля Юммелевича было выявлено 48 eternity-hunters. 

Для выведения из игры, их, строго говоря, нужно было пересоздать, сделать новыми сущностями:

Во-первых, серебристыми.

Точнее, все на свете должно было стать для них серебристым, согласно рыночным ценам.

Для чего сребреников требовалось немеряно.

Тут кстати подвернулись в Самояди Серебряные Копи царя Соломона-2, которые Юммелевич сдал департаменту в бессрочную аренду.

И во-вторых, фиолетовыми.

Прохладными ко всему на свете.

Пофигистами, как говорят в народе.

Впавшими в ниравану.

Здесь использовались методы индивидуальные.

Проще говоря, объект должен был заглотить блесну, олицетворявшую для него нечто самое притягательное в этом мире.

Как только он попадался, его ритуально протыкали булавкой, расправляли в расправилке, высушивали в сушилке и торжественно водворяли на бархатную подушечку, в зеркальном шкафу Юммеля.

Особо ценных – в шкатулку.

Но случай Сольвейг и Пера Гюнта в утвержденные служебные инструкции не вписывался.

Сольвейг, по умолчанию, вообще не велась ни на одну приманку.

Верная. Любящая. Идеал.

Пер – тот заглатывал все, что ему подсовывали. Ингрид, Анитру, дочку Горного Короля.

А также марокканские и египетские фрукты.

Славу.

Деньги.

Но тут же выплевывал брезгливо, все ему было не так, и всего было мало.

Невозможно было, граждане, Пер Гюнта и Сольвейг ни на что подцепить.

Ох, немного у нас осталось времени до апокалипсиса! Грех тратить часы и дни без толку!

Все  цацки из Каталога годятся только для призов в воскресном телешоу «Болото чудес» (ведущим которого Юммель был последние сто лет).

Главный приз тому, кто из букв  д, е, р, ь, м, о – составит слово ЩАСТЕ.

Кстати, на последнем эфире один смертный Кай решил-таки эту загадку. Сподобился.

Дерьмо – это ведь, согласно Фрейду, деньги.

Дерьмо – деньги, и щасте – деньги.

Значит, щасте – дерьмо.

Наконец, и до самоедов дошло.
         

36.

…И Юммель, нервно курящий в углу и шуршащий страницами Каталога, вдруг вспомнил…

Было такое на свете! Странная какая-то и старая очень история, в те еще времена случившаяся, когда он не был бессмертным богом и Юммелем.

Что-то там о поисках бессмертия.

О смысле жизни, сути любви и конечных целях мироздания…

Кем же он тогда был?

Неужто, он был Пером Гюнтом?

Конечно!

Как он мог это забыть!

Он был одиноким странником в мире.

И постигал суть вещей.

А в родной деревушке на севере его ждала Сольвейг…

Тут Юммель почуял какое-то дуновение у виска, и тотчас когтистая лапа легла на его правое плечо.

Бог вздрогнул, обернулся.

Во всех зеркалах тайного шкафа, в тоннеле, уходящем в никуда, отражался  начальник тайной полиции. Розово-крапчатый аллергик Росомаха.

Почетный семичлен и заслуженный шестикрыл, повелитель сизых свиязей и чернявых чернетей.

- Дозвольте полюбопытствовать напоследок, Юммель Юммелевич?

Перед увольнением по собственному желанию, так сказать. Ну, по сокращению штатов, ладно. Ну, по служебному несоответствию,
о-кеюшки.

Тут у вас есть шкатулочка с Иваном Папаниным.

Мне бы хоть взглянуть на предшественника и на его наганчик именной, партийный.

С лишним винтиком одним, на который вы его и изловили, как на блесну.

Мне и то цимес.

А лучше бы из него пальнуть, из наганчика-то.

Нам всем Папанин – папаня.

Это все равно как скрипачу на скрипке Страдивари сыграть.

Юммель усмехнулся и достал с особой полочки, протянул лицедею одну из шкатулок, самую маленькую, размером с табакерку, сработанную из вечного полярного льда.

Росомаха бережно принял ее на ладонь.

Тяжко вздохнул.

И размахнувшись из-за плеча, со всей дико-лесной росомашьей отвагой, саданул товарища Юммеля Юммелевича ледяным кубиком по седому виску.
 
               
37.

Дверь начальникова кабинета отворилась.

И угрюмая какая-то Рысь, с павшими уныло всеми восемью своими грудками под гламурным офисным пиджаком, ввезла в приемную на тундровой повозке, лодке-санках небесного самодержца Полунощной Самояди.

Сильно обшарпанного, молью траченного оленя, с безумным человеческим лицом, со свисающим изо рта вывихнутым, набок свернутым языком в фиолетовых географических пятнах.

Карачун. По научному, инсульт.

Шесть песцов с костяными алебардами в лапах, секьюрити шестого неба, ввалившись из коридора, дружно взлаяли, приветствуя владыку мира.

– Ах, Юммель! Вы ли это? – воскликнула Мари.

– Небесный кормчий я, – невнятно, едва ворочая языком, отвечал Бог.

– Господь Боженька оне, – перевела Рысь. –  Имя Юммель, отчество Юммелевич, фамилия Юммельсон.

Заслуженный  оленевод и людовед Чукотской АССР

Верховный правитель Полунощной Самояди:

семи семей,

двенадцати погостов,

семнадцати звериных родов,

двадцати семи родов птичьих,

семидесяти камней,

семидесяти семи трав,

ста семидесяти гор,

ста семнадцати рек,

семисот семидесяти семи озер  и…

как там дальше-то?

Да – и семи небес:

Черничного,

Голубичного,

Ресничного,

Аметистового,

Чаячьего,

Верескового,

Песцового.

Генералиссимус еще…

– Вы действительно знаете рецепт бессмертия, Юммель? – спросил Дэн.

– Напали враги клыкастые и зубастые на меня, мальчишечку... – начал было Бог, и заплакал.

Рысь почему-то немедленно ощерилась, словно приняла жалобу на свой счет:

– Протестую!

У Его богосиятельства обострилась болезнь Паркинсона.

Надо срочно вызвать амбуланс!

–  Я мальчишечка-то простой… куда ж мне податься… – захныкал Юммель.

И тогда из распахнувшегося потайного зеркального шкафа вышел на кривых лапах Росомаха, бешено-крапчатый, в накинутой на плечи лиловой судейской мантии и с аметистовым молотком в руках, в окружении отряда сизых свиязей, чернявых чернетей и рябых деряб.

Свиязи и чернети, войдя, загалдели, заклекотали.

А дерябы стояли молча, поводя вокруг очами, полными равнодушного горя.

И взлаял Росомаха, шестикрылый семичлен.

И растопырил страшный хвост свой, которым защекочет любого.

И ударил судейским молотком по начальникову столу:

– Принимается. Решением небесного конституционного суда Полунощной Самояди!

Бог богов Юммель, ворон варитель, совести щипатель, вдовушек даритель, клопов моритель… ну и все остальное…

Короче, Юммель Юммелевич Юммельсон, он же кривой корень тайного места, он же будто-Будда, он же тетраграмматон, отстраняется от верховного правления  Соединенными Штатами Полунощной Самояди: Чудью, Юдью, Мухомороядью, Оймяконью, Побединью, Дырдыгирка тож.

На основании впадения вышеперечисленного Юммелевича в старческое  слабоумие и сладострастие.

Извините, в сладоумие и слабострастие.

Дальнейшим его местопребыванием назначается Вересковое небо, четвертый блиндаж избранных.

– Что это – вересковое небо? – спросил Дэн у Маши (она местная, наверно, знает).

– Так, дом творчества и реабилитации для бывших работников ЦК партии и комсомола. Искусственные руки-ноги и зубные протезы бесплатно, – отвечала Маша.

– А почему небо вересковым называется? Они что там, вересковый мед пьют?

– Пьют они все больше нектар забвения. Курят вытяжку из амброзии, пищи богов. Посредством вересковых трубок. Знаешь, дымок такой синенький.

Секретарша что-то кричала в телефон по-звериному.

Стоящий рядом с ними рябой деряба с алебардой издал странный звук, то ли высморкался, то ли подавил смешок.

– Ну, прощай Юмик! – сказала Рысь интимным тоном и чмокнула шефа в лысину. – Меньше надо было за молодыми медсестричками бегать.

И сверкнув кошачьими глазами в сторону Маши и Дэна, все еще сидящих в креслах для посетителей, промяукала:

– Прием отменяется!

Сизые свиязи подхватили захныкавшего Юммеля под руки и вынесли его вместе с инвалидной коляской вон из помещения.

Росомаха расправил плечи, выставил вперед подбородок .

Поискал глазами в толпе чернети любимого водилу Коростелёва, свидетеля многих хозяйских позоров и триумфов.

И выкликнул победительно:

- Коростелёв! Нарты!


39.


Данила-мастер, Хозяйки Медной Горы сбежавший жених, преподнес Марье-искуснице выточенный из камня живой цветок: эндемичную инкубову желтенькую лилию.

Марья понюхала лилию (она пахла совсем, как настоящая), милостиво улыбнулась.

Даня встал на одно колено:

- Давай поженимся, Маша!

- Ничего тебе не могу обещать, Данила.

Мне надо докончить мой авторский проект – я вышиваю на пяльцах судьбу Тридевятого Царства – Тридесятого государства.

И вообще, знаешь, двум творческим личностям в одной семье не ужиться.


Пророк Даниил, исходя сто лет по Синайской пустыне, добыл божественным провидением, а также дьявольским  попустительством, чашу Грааля.

И решил он возложить ее к ногам Марии из Магдалы, подруги Христа.

Мария взглянула на него небесными очами своими, в которых отражалась сингулярность.

- Зачем мне сие, Даниил!

Тому, кто чашу имеет в себе самом, другая не нужна.

Разве не знаешь ты? Я есть святой Грааль.

В самой себе, в избранном сосуде, храню я Христову плоть, дитя Спасителя.


Писатель Дэн Браун решил, что его культурный и цивилизаторский долг зовет его в Россию (где у него миллионы читателей!) – дабы спасти из дикой берлоги милую Машеньку, заложницу агрессивного Медведя.

Он выбрал момент, пока Михайло Потапыч отлучился из дому и прилетел в таежную глушь на вертолете.

Спустился по трапу.

Где ты, Mashenka?

Я принес тебе свободу, юная пленница государственного тоталитаризма!

Машенька вышла из бурелома.

Дэн встал на одно колено, держа в руке коробочку с кольцом от Армани.

- Ты выйдешь за меня, Mashenka?

Она взглянула на него высокомерно.

- Меня не купишь на западные цацки, господин Дэниэл!

Ступайте прочь, к своим сомнительным масскультовым ценностям!

Я остаюсь с моим родным русским Медведем.


Поэт Даниил Хармс запал на Маньку Облигацию из Марьиной рощи.

И забросал ее лирическими стихотвореньями.

А она требует облегающую комбинацию, газпромовскую облигацию и с ипотекой комбинацию.


Данилов демон-Альтист, как-то, пролетая над Нью-Йорком, увидел в окне пентхауза на крыше одного из небоскребов лауреатку Грэмми, Мэрайю Бель.

Он спланировал к ней в окошко.

Сыграл ей на своем демоническом альте «Дьявольские трели».

It`s amazine, darling!

Мэрайя спела ему свои хиты.

Они восхищались друг другом всю ночь:

- I belive I can fly! I belive I can love! I belive I can sing!

А наутро, едва не захлебнувшись любовью и музыкой, решили расстаться, от греха подальше.


Даниил-заточник (лучший заточник бывшего завода «Лада-козлоджип») звезданулся на портнихе из сериала, «просто-Марие».

В подарок для простой селебрити из латиноамериканской глубинки народный умелец собственными руками сварганил ковер-самолет и прилетел на нем к ней в Бразилию.

Так и жили: он точил заточки местным брутальным брюнетам, а она шила от-кутюр местным огненным мучачам.

Потом поменялись клиентскими базами – она стала шить брутальным брюнетам, а он – точить ножи страстным мучачам.

Мария посмотрела на это, посмотрела, да и пришила Даниила. Из ревности.

И ее заточили.


Eternity-hunter Данила принес ever-green fanat Маше кольцо со вставленной в нем, вместо бриллианта, сингулярностью и серьги из двухсот десяти бозонов Хиггса.

Цацки сверкали просто супер.

Маша восхитилась:

-Ты мой принц Юниверс, Даня!

- А ты…Ты мое бессмертие, Маша!

Давай поженимся!

И нарожаем детей!

Маша, хохоча, примеряла у зеркала серьги и кольцо.

Ей они очень шли, ярко-креативные отблески бросая на личико.

- А знаешь, Даня…

Она вздохнула, и сняла бижутерию.

- Знаешь, это не то.

Мне этого мало.

Сердце Дани остановилось.

Он представил себе тайный шкаф Бога богов, где свалены в беспорядке на полках все на свете артефакты бессмертия…

Лежат-пылятся, никому, в сущности, не нужные.

Жениховские подарки невестам.

Свадебным подаркам, известно – место в чулане.

Это еще в лучшем случае: если свадьба состоялась.


40.

Сердце Дани забилось вновь.

- Извини, красавица.

Я дурак.

Подарки можно поменять в течение двадцати девяти лунных суток после трансакции.

Ты можешь выбрать что-нибудь другое по каталогу «Eternity-hunter».

Маша листает каталог:

амброзии и мальвазии,

золотые ключики и молодильные яблочки,

гриб рейши и вип-гейши,

царские троны и циклотроны,

пятые элементы и седьмые континенты,

серебряные руны и золотые руна,

священные суши и от мертвого осла уши,

мята из райского сада,

плацента и монетка в пол-цента,

пасхальные кадила и слезы крокодила,

норсульфазол и орбидол,

панацея от Парацельса,

припарки старухи Парки,

бальзамы Бальзамо,

пудры с Брахмапутры,

микстура от мистика из Тура,

порошки от бабы Яги,

оконные рамы от бессмертного Рамы,

вечные люстры от Заратустры,

сонеты и сонаты,

цукаты и цикуты,

жабий камень и бабий пламень,

навья косточка и от гроба досточка,

цветики-семицветики и с того света приветики…



- Нет, ты не понял, Дэн.

Это все для меня – не то.

Мне всегда всего будет мало.

Всегда и всего.

Мне нужно то…

То, чего нет на свете.

Понимаешь?


- Понимаю, – сказал Дэн. – Мне – тоже.

Бороться и искать. Найти и не сдаваться.


Варна 2013 г.