Ошибка практиканта
В.М.Черномырдин
Ошибка практиканта
История, о которой хочу рассказать, случилась давно. Конец 80-х. Я следователь районной прокуратуры в самом центре Москвы. Работы много. В производстве были и дела об убийствах, и хищениях и разных других преступлениях нашей подследственности.
На всю страну тогда гремела популярная группа «Ласковый май» Андрея Разина, и мало кто знал, что известные артисты ходили ко мне в кабинет едва ли не каждый день, добиваясь уголовного преследования некоего Олега В. Когда группа стартовала, «крыша» в лице молодежного центра Всесоюзного фонда милосердия и здоровья, которым руководил В., была очень кстати, но на пике популярности стала давить процентами. Вот Разин и хотел освободиться от удушливых объятий комсомольцев. Понятие «война компроматов» тогда только входило в обиход, а слово "откат" применялось в те времена исключительно в артиллерии. Но это сюжет совсем другой истории.
А пока в своем кабинете № 13 на Петровке, 19 я допрашивал граждан, строчил запросы, писал отсрочки, собирал справки, подшивал дела, выполнял другую повседневную рутинную работу.
Практиканты. О них в конторе знает каждый. Это студенты, которые по учебным планам своих вузов должны пару недель поработать со следователем. Если после окончания практики посмотреть дневник ее прохождения, то там расписано все солидно: выезжал на место обнаружения трупа, оформлял протокол осмотра, готовил постановление о назначении судебно-медицинской экспертизы и т.д. То есть складывается впечатление о таком замечательном, компетентном и незаменимом помощнике. Но в жизни все иначе. Придет такой вот юноша «со взором горящим» в твой кабинет, сядет напротив и давай выспрашивать как да что на следственной работе, да какие курьезы происходят в следственной жизни? Ты же, начинаешь нервничать и ерзать, не зная как избавиться от непомерно любопытного надоедалы, который, не успев прийти, уже начал мешаться под ногами. А впереди еще 2 недели шефства. Самое лучшее применение такому студенту – отрядить его в поездки: за заключением эксперта, медкартами, ответами на запросы и проч., благо необходимость что-то привезти–отвезти в следственной работе есть всегда. А чтобы взгляд не погас, провожая юношу до двери, обещаешь при случае рассказать какую-нибудь занимательную байку. Но рассказики потом, а пока, мол, надо послужить закону – съездить за очень важным документом.
Так было и в истории, которую я хочу рассказать. Как-то зимой я попросил вновь прикрепленного ко мне практиканта съездить в морг за заключением судебно-медицинского эксперта по делу об убийстве на почве поножовщины. Обычно вместе с заключением эксперт выдает волосы, ногти трупа и специальным образом высушенный участок кожного покрова с фрагментом раневого канала, с тем, чтобы эти объекты могли быть использованы в дальнейших криминалистических исследованиях. В общем, процедура стандартная, происходит, что называется, по умолчанию и не требует каких-то специальных оговорок и согласований. На следующий день студент передал мне заключение от эксперта, пояснив, что прилагающиеся объекты, оставил в кабинете криминалистики, расположенном по соседству. Я согласно кивнул и переключился на свои дела.
Криминалистическая лаборатория представляла собой комнату, оборудованную фотоувеличителем, бачками для проявки пленки, реактивами и другими сопутствующими устройствами и материалами. Были там микроскоп, прибор ночного видения, хранились и новенькие криминалистические чемоданы, снабженные бирками с фамилиями следователей, зачем-то несколько ящиков с противогазами. Но хватало и всякого хлама, как и в любом подсобном помещении. Так что нередко, для того чтобы что-то там найти, надо было внимательно сосредоточиться на многочисленных деталях обстановки.
С момента того ничем не примечательного разговора прошла пара дней. И вот на третьем этаже, где располагалась следственная часть, появился странный запах. Тянуло чем-то тухлым. И, что самое неприятное, вонь не выветривалась, а имела тенденцию к усилению. Явившиеся на прием и ожидавшие в коридоре граждане, с недоумением переглядывались, вдыхая странный воздух, вопрошающе смотрели друг на друга и на проходящих сотрудников, не решаясь, однако, в голос посетовать на неудобства.
Середина зимы, окна закрыты, а батареи отопления жарят в полную мощь. Между тем, на следующий день тяжелый дух усилился до такой степени, что находиться на этаже вне кабинета даже в течение нескольких минут стало невыносимо. От зловония слезились глаза. Посетители с этажа куда-то исчезли. Недобрым знаком стало утреннее появление в следственной части нашего шефа - прокурора района Анатолия Алексеевича Б. Раскрасневшись, он громко негодовал и возмущался, что-то кричал, при этом заглядывал в кабинеты сотрудников, пытаясь определить источник запаха. Ничего не обнаружив, продолжая сотрясать пространство гневными тирадами, спустился все же к себе, обещая, во что бы то ни стало, найти и покарать виновных. В этот момент я подумал, что неплохо бы достать противогаз из кабинета криминалистики, раз вонь продолжает наступать, а ситуация с ее происхождением не проясняется….
…Когда я открыл дверь спецпомещения, слезы брызнули из глаз. Внутри висело такое густое и плотное облако смрада, что гадать о источнике его происхождения больше уже не приходилось. Взгляд сразу упал на отчего-то вздутый пакет, принесенный практикантом из морга. Прикрыв нос платком, внимательнее разглядел содержимое. Увиденное повергло в шок. Вместо ожидаемого сублимированного лоскута эпидермиса в пакете находился выпиленный ножовкой фрагмент грудной клетки человека. Кожа и ткани имели характерный для гниения зеленоватый цвет и источали вокруг резкий трупный запах. Какое-то время мне потребовалось на то, чтобы прийти в себя и осознать, что виновником неприятного происшествия являюсь я, поскольку не проконтролировал бестолкового практиканта и халтурщика-эксперта. Воображение рисовало разгневанного прокурора, который подобно гоголевскому Вию насылает сонмы демонов на несчастного следака.
Однако, надо было действовать. Первым делом следовало открыть окна и проветрить помещение.
Тот, кто был в судебном морге на вскрытии, знает, что покойницкая вонь отличается от любой другой. После посещения секционной много дней спустя человека не покидает ощущение, что он продолжает источать соответствующие «ароматы», и горе тому, кто оделся для посещения мертвецкой во что-то шерстяное. Вещь можно сразу выбросить.
…Теперь ребра надо хорошенько запечатать. Где-то в следственном чемодане есть новые, изготовленные по заказу полиэтиленовые пакеты для вещдоков. Пять штук, думаю, должно хватить. Положил поочередно грудину в них, туго перевязав каждый в отдельности суровой ниткой. Утечки воздуха быть не должно…. Упаковка почти герметичная… Хорошо… Но что делать дальше? Идею положить свою находку в канцелярии в общий холодильник отмел сразу. Коллеги мне этого никогда не простят. У них там и пирожные и колбаска и эскалопы из последнего продуктового заказа (при СССР существовала практика обеспечения продуктами непосредственно на предприятиях).
Ага. Есть идея. Я же собираюсь проводить судебно-биологическую экспертизу. А коли так, то можно дать экспертам поручение принять меры к сохранности вещдока. У них и холодильное оборудование соответствующее есть. Так…, где это у нас? Ага. Недалеко: «Площадь борьбы». Прокурор, конечно, машину не даст. У него на следственные действия-то ее не допросишься. А тут. Шутка ли «протушить» салон его служебной Волги. От Пушкинской улицы (ныне Большая Дмитровка) до м.Новослободская можно доехать на троллейбусе, а оттуда до экспертизы рукой подать. Мысли стремительно проносились в голове. Понемногу возвращались спокойствие и уверенность в себе. Теперь у меня был план…
Троллейбусов не было, судя по всему, давно и народа на остановке, напротив института марксизма-ленинизма, собралось много. Время около 11 часов. Хотя уже и не час пик, но время деловой движухи. Вот какой-то подъезжает. Но что это. Толпа пришла в движение и стала брать салон штурмом. С трудом, рискуя быть раздавленным, втиснулся в двери задней площадки, прижимая служебный груз. Однако по мере движения транспорта, давление окружающих пассажиров как-то стало ослабевать, а их плотная стена вокруг меня редеть. Через 3-4 остановки с удивлением обнаружил, что еду в транспорте один. Все объяснялось просто. Ядовитый дух в транспортной толкотне был выдавлен из пакетов. Я видно уже к миазмам попривык, а другие люди не выдержали зловония и при первой возможности покинули троллейбус. Ситуация была необычной. И смех и грех. Конечно, части мертвого тела должно перевозить специальным, а не общественным транспортом. Но параграф инструкции и реалии жизни часто не совпадают.
Вспомнилось как опера из 64 отделения милиции, что располагалась в свое время рядом с киностудией «Союзмультфильм», голову с места происшествия для лучшей сохранности в авоське (разговорное название сетчатой, сплетенной из суровых нитей хозяйственной сумки) за окошко на мороз вывесили. Кому-то из наблюдавших картину прохожих стало плохо. Потом были: скорая помощь, скандал, служебное расследование, оргвыводы.
…Эксперт-биолог долго цокал языком, вращал глазами, немало удивляясь состоянию вещдока, но материал принял, что впоследствии спасло меня от дисциплинарного взыскания. Вот ведь как бывает. Нарочно не придумаешь. Как скажет через несколько лет В.М.Черномырдин: «Никогда такого не было и вот опять». Практиканта я ругать тогда не стал. Какой смысл? Дал ему характеристику и отпустил восвояси. Всего ведь в работе не предусмотришь. Как там у Гете в Фаусте: «Теория, мой друг, суха, но зеленеет жизни древо».
Москва. Февраль 2019
Свидетельство о публикации №219020300026