Конфликт

«Любовь, как и цветок, легко убить одним движением»

Алик указательными пальцами мял темные мешковатые пятна под глазами и горестно думал о семейной жизни в тонах агрессивных и человеконенавистнических. Он привык отдаваться любимому полностью, будь это работа или человек. Он влюбился в журналистику и работал, не считаясь со временем и деньгами. Идеи посещали его и днем и ночью и волновали, как послегрозовой, насыщенный озоном воздух, как шум вечернего морского прибоя, как ветерок дальних странствий...
Возникавшие мысли он записывал, переписывал. Все меньше времени оставалось для семьи, кроме того, для любимой работы он купил печатную машинку, вырвал деньги из семейного бюджета и удивлялся, почему его любимая Роза иногда обвиняющее, иногда обиженно, иногда раздраженно на него поглядывает.
Как-то поздно вечером он пришел домой, привычно, не оглядываясь по сторонам, пробежал мимо ванны, где громкие плески воды явственно указывали на большую стирку, затеянную Розой, сел за кухонный стол, разложил на столе бумаги и продолжил работу. Он был так увлечен, что не заметил, как сзади появилась жена.
- Милый, чаю не хочешь? – спросила Роза с какой-то странной иронией.
- Спасибо, что зашла, Роза. У меня статья выходит. Блеск! Налей, если не сложно, - не поворачивая головы, попросил Алик.
- Конечно, дорогой, для тебя ничего не сложно, - ответила Роза и наклонила старый эмалированный чайник над столом.
Из удлиненного носика чайника незамедлительно показалась струя воды. Она под действием гравитации с ускорением устремилась к бумагам, разложенным на кухонном столе. В стороны полетели брызги. Бумаги темнели, пропитываясь водой, и темнели все больше. Алик замер. У него на глазах любимый человек уничтожал любимый труд. Чаши весов заметались в его душе.
«Как она может такое делать!? – вопила часть души, влюбленная в журналистику. – Прояви себя, как мужчина! Поддай ей хорошенько!»
«Бить женщину плохо, - успокаивала воспитанная часть души. – Будь терпелив к чужим недостаткам. Раз это произошло, ищи причину в себе».
«Если ты сейчас же не поставишь ее на место, то потом пожалеешь! – злобно кричала часть души, влюбленная в журналистику. – Ты должен! Ты должен! Задай ей!»
«Ради Бога, если ты решишься применить силу, будь осторожен, - отступала воспитанная часть души.
Часть души, любившая Розу, пребывала в панике и растерянности и молчала.
Лицо Алика посерело. Он поднялся со стула, схватил Розу за руку, вырвал чайник, затем скрутил виновную руку так, что Роза повернулась к нему спиной и согнулась. Так в полусогнутом положении Алик вывел Розу из кухни и с силой толкнул в комнату. Роза отступила на несколько шагов, остановилась и с кулаками бросилась к Алику. Он опять схватил ее за кисть, резко вывернул и толкнул Розу на диван. Роза упала вниз лицом, перевернулась, злобно глянула на Алика. В уголках глаз, на щеках каплями росы блестели слезы.
- Зачем ты это сделала? – спросил Алик, почувствовавший смутную вину от этих слез.
- Ты ничего, кроме работы, не видишь! – крикнула Роза.
- Но ты же знаешь, сколько времени я трачу на тексты! Это большой труд! - Алик попытался воззвать к чувствам.
- Мне плевать. Я все твои бумаги в следующий раз порву, - крикнула Роза. – Другие мужики женам помогают: и стирают, и гладят. Ты же сам по себе. Что мне от твоей работы? Денег больше не стало.
Дополнительная работа действительно приносила не столько деньги, сколько затраты, как времени и сил, так собственно и самих денег. Этот аргумент крыть Алику было нечем, но именно то, что Роза указала на безденежное обстоятельство, его обидело еще больше, поскольку она знала, что для Алика работа стала равносильна жизни.
- Ты меня не любишь, - заключил он. – А насчет денег – каждая строчка приносит гонорар.
- Это ты меня не любишь, - ответила Роза. – И не смеши своими копеечными гонорарами.
Алик понял, что говорить больше не о чем. Он не хотел видеть лица Розы, он не хотел даже ощущать рядом ее присутствие. Он молча прошел в коридор, оделся и ушел из дома. На улице уже стемнело, вечерняя прохлада смягчила гневные мысли и вернула логику.
«А куда я пойду? – подумал Алик. – Все спят, либо ко сну готовятся. Не по городу же шляться всю ночь».
Он засунул руки в теплые карманы куртки и в одном из них нащупал ключ. Оказалось – от редакции. Туда он и направился, на ходу размышляя, как он составит в один ряд несколько стульев, положит под голову подшивку газет и вполне прилично поспит, как спал, когда работал сторожем в студенческие годы.
Алик ушел, но совершенно точно понимал, что вернуться придется. Можно развестись, но зачем, если не думаешь жить один в дальнейшем? С другой женщиной, наверняка, возникнут те же проблемы. К тому же у них с Розой рос сын, и он притягивал к себе, как хорошая, перспективная статья, требующая работы и любви. Другое дело, как жить дальше с той женщиной, которую любил, и вдруг заметил, что она не такая, какой была или какой казалась?
После родов Роза сильно располнела, но Алик не замечал этого обстоятельства до нынешней ссоры. Теперь же он шел к редакции и мысленно выискивал в своей бывшей возлюбленной жене все мельчайшие недостатки и, словно хворост, подкидывал их в пламень адской топки, горевший у него в груди. Он так в этом преуспел, что по пришествии в редакцию, вместо того чтобы лечь спать, взял чистый лист бумаги и взялся писать:
«Роза, если ты когда-нибудь прочтешь этот текст, то знай, что теперь я думаю о тебе только плохо. Есть тоска по неудавшейся задумке жить с любимой женщиной, хорошо относясь друг к другу, до самой старости. Ты сегодня все разрушила. Где та улыбка, с которой ты смотрела на меня? Все нежное, что нас связывало, исчезло. Где ты? Поищи сама. Ощущение твоей невинности, беззащитности и мягкости, исходящие от тебя, обманчивы. Ты корыстна, думаешь только себе и своем благополучии. У нас с тобой исчезли интересные темы для общения, потому что ты не умеешь слушать никого, кроме себя…»
В этом тайном письме, никогда, кстати, никем не прочитанном, поскольку Алик на следующий день порвал его, было написано еще много разных обвинений. Он излил на бумагу все огорчение от окончательной потери иллюзий, в некоторых обвинениях жены, как говорится, перегнул палку, но составление письма его успокоило, как успокаивает японца избиение чучела своего начальника. Проза письма незаметно для Алика перешла в рифмованное почтистишие (так Алик называл свои стихи):
Две судьбы в одну сплелись?…
Не сплелись, а лишь касаясь,
Оттолкнулись, понеслись,
В тайны сердца не вдаваясь.
Быт устроен, пища есть -
В этом нет большой проблемы.
Может, и не надо лезть
В душу близкую на темы
Дележа домашних дел,
Верности и вероломства,
Кто в зарплате преуспел,
С кем жил до … и есть кто после …?
Что возможно отыскать?
Пару темных коридоров;
Страсть, которой не понять;
Злость, заученных укоров;
Грусть о прошлом и деньгах;
Вздох несбыточных мечтаний;
Страх болезней; о годах
Проходящих мрак терзаний...
Да на что они сдались?
Грустно жить, досрочно старясь.
Две судьбы в одну сплелись,
В тайны сердца не вдаваясь.
На этом нефтяной фонтан черных душевных откровений Алика иссяк, веки стали все чаще смыкаться, он лег на стулья и так крепко уснул, что казалось пациент выздоровел окончательно без последствий. Но последствия остались. С этого момента супружеский долг он отрабатывал автоматически, а любовь искал исключительно на стороне.


Рецензии