Дверь

Сергей любил гостить в деревне. Всегда. Порой ему казалось, что с самого дня рождения рвался туда всей душой.  Но если бы его спросили, почему, он бы назвал тысячу причин, но самую главную так и не смог бы сформулировать. В десять лет он заявил, что там - другой мир, мир полный тайн и приключений. То ли природа так влияла на него, лес и река, то ли бабушка с её сказками, то ли бесхитростные люди, в окружении которых было необычайно спокойно и надёжно. 
Сергей рассказывал своим друзьям, что в бабушкиной деревне даже небо не такое, как в городе, чем нисколько их не удивил, потому что у них на даче тоже было другое небо. Сергей не верил им, они – ему. А фотографии, которые он привозил к началу учебного года, не могли передать то очарование, великолепие и мощь, что таилась где-то там, за облаками.
 И тогда он решил, что незачем никого посвящать в тайну места, где жило само Совершенство. И о бархатной нежности ночи промолчал. Ночи, когда над домом бабушки появились звёзды, больше похожие на разноцветные лампочки на рождественской ёлке. Огромные, величественные в своей первозданной красоте, они мигали в разном ритме, то гасли совсем, то вновь сияли. Ему показалось, что они пытаются что-то рассказать, очень важное, что могло бы перевернуть всю его жизнь. Только он не мог понять, о чём именно они говорят. От бессилия Сергей расплакался, а утром заявил матери, что хочет выучить таинственный и непонятный язык звёзд. И долгое время не хотел верить, что такого языка в природе не существует.
С возрастом ощущение тайны слегка притупилось, но не ушло совсем. Просто на первый план стали вылезать повседневные заботы, которые он добросовестно тащил за собой. Но едва он переступал порог бабушкиного дома, как все они растворялись или казались такими мелочными, смешными, а то и вовсе пустыми.
- Пирогами пахнет, - воскликнул Сергей, как только открыл старенькую, недовольно скрипнувшую калитку.
Две вишни, посаженные ещё дедом по сторонам дорожки при входе во двор, как два неугомонных стража, зашелестели листвой. 
- Вспомнили. Видишь, как загомонили, - сказала улыбающаяся баба Дуня, оказавшаяся на пороге дома.
Сергей вздрогнул от неожиданности, потому что не видел её, когда открывал калитку.
Она всплеснула руками, словно огромная сказочная птица, и проговорила нараспев:
- Приехал…
Сергей обнял её и прошептал: - Ну, здравствуй, дорогая.
- Здравствуй-здравствуй. А я вот к твоему приезду пирожков сварганила, твоих любимых…
- Ба, я ж специально не предупреждал тебя, что приеду. Не хотел, чтоб ты суетилась у плиты.
- Значит, слишком громко думал, - засмеялась баба Дуня, - а может, мне сорока на хвосте весть принесла, - но, увидев растерянность на лице внука, сказала: - Не ломай голову, мама твоя позвонила.
- Сюрприз не получился, - вздохнул он.
- Ещё как получился. Ты рюкзак-то в свою комнату отнеси, тяжёлый ведь, переоденься, умойся и спускайся обедать, а потом отдыхать будешь. Умаялся, поди, с дороги-то?
- Пока ехал к тебе, мечтал, как спать завалюсь. Когда шёл от станции через лес, любовался красотой, фотоаппарат не стал доставать, впитывал лесные прелести. Застывший кадр никогда не передаст живой объём, его движение. Даже если на кинокамеру снимаешь, нет главной составляющей – ароматов цветов, разнотравья и ещё чего-то, что создаёт лесную тайну. И лишь только когда подходил к деревне, осознал, что ног не чую от усталости, а сейчас вот стою и понимаю, что готов пуститься в пляс, бегать, прыгать, дрова рубить. У тебя дом какой-то заговорённый. Ко мне возвращается детская беззаботность здесь. Может, ты слово волшебное знаешь? – спросил Сергей со смехом у бабы Дуни. 
- Может, и знаю. Но дело не в словах, а в двери.
- Какой? – опешил Сергей.
- Обыкновенной.
- Темнишь, бабуля. Дверь – это всего лишь «проём, отверстие в стене для входа и выхода, а так же створ для закрытия этого отверстия». Так в умной книге написано. Ну, ещё полно переносных значений…
- Горе от ума, - вздохнула баба Дуня.
- Знаю-знаю, читал, - Сергей улыбнулся.
- А что вынес из чтива? Ты и толковый словарь, как вижу, тоже читал. Но там дано лишь определение. Про суть словарь тебе ничего не скажет.
- А кто скажет? – поинтересовался он.
- Ждёшь, что назову адрес мудреца? Слушай себя. «Стучащемуся, да откроется»…
- В волшебную дверь колотить предлагаешь? Думаешь, услышат и откроют? Да ещё пригласят на чай с плюшками? Скажут, милый Серёженька, мы всё ждали-ждали, когда же ты соизволишь постучаться к нам. И почему тебе не приходило в голову это? Ба, я уже вырос, чтобы верить в твои сказки. Хотя, если честно, они мне всегда нравились.
- Вырос он, - покачала головой баба Дуня. – А ёрничаешь, будто дитё малое. Пойдём, - она кивнула на печь.
- В печку, что ли, предлагаешь влезть? – засмеялся он и слегка попятился, изображая страх. – Застряну ведь, что делать будешь? Не-не, я лучше рюкзак пока отнесу в комнату, а дальше всё, что предлагала сделать, добросовестно исполню.
- Дурень, всё бы тебе лезть куда-нибудь, я ж не в печку, а за печку зову заглянуть, - улыбнулась бабка Дуня.   
- А чего я там не видел? Старый топчан за шторкой, на который ты укладывала меня, когда болел. Своего рода отдельная палата, чтоб никого не заразил.
- Балабол, а вспомни, как долго ты болел? – спросила баба Дуня.
Сергей пожал плечами, потому что вдруг осознал, что самая тяжёлая болезнь отступала через полчаса.
- Нет. Ты хочешь сказать, что там стоит волшебный топчан, исцеляющий любую хворь? – он бросил рюкзак на пол и слегка притопнул ногой. – Не верю.
- А что ещё там ты видел? – спросила баба Дуня.
- Ничего. Ты же тут же задёргивала штору. Да мне и не до смотрин было. И что там такое необыкновенное?  - спросил Сергей. – Портрет единорога? Того самого, которого я однажды встретил в лесу?
- Перестань гадать. Дверь там. И единорога ты видел не в нашем лесу, и звёзды разноцветные не над моей избой наблюдал. Не досмотрела я. Ну, ты и открыл дверь, чтоб на крылечке посидеть. И не заметил, что крыльцо слишком новое для моей избы, что изба в лесу, а не в деревне. Так уж устроены люди, они всегда ожидают увидеть вещи такими, какими привыкли их видеть и совсем не готовы к неожиданному. Хотя, по всей видимости, единорогу тоже было интересно на тебя посмотреть. Я тогда не стала тебе ничего объяснять, мал слишком был, а отец твои восторженные рассказы списал на детскую фантазию. Мы с твоей матерью не стали разуверять его. Твоя мать в детстве тоже однажды выскочила за дверь. Ей не пришлось объяснять, что к чему, она сама всё поняла.
- Ба, скажи, что ты шутишь, – попросил Сергей. – Ты же не будешь утверждать, что в твоём доме поселилась сказка.
- Не буду, потому что она не в доме, а за дверью. Я не хочу врать ради твоего спокойствия. Да ты не в том возрасте, чтобы сказками тебя потчевать. Двадцать с хвостиком уже. Да и хвост не малый. Институт за плечами, после отпуска на работу собрался…
- Это отец предложил поработать в его фирме. Я ещё не определился. А мама на тебя похожа, всё загадками вещает. Говорит, всё сложится так, как должно сложиться. Подождать надо…
- Вот и жди, - вздохнула бабка.
- Чего? У моря погоды? Так здесь лишь речка. Я  отдыхать к тебе приехал.
- Размышление и наблюдение, чтоб  понять, чем тебе заниматься в этой жизни, ты исключаешь? А вообще, как ты себе представляешь свой отдых? Спать, есть, загорать, купаться. Что ещё? 
- Вообще-то, я тебе по хозяйству собирался помочь. Забор вон покосился. Мать говорила, в сарае крыша прохудилась. Это называется активный отдых. Ты ж не будешь возражать? - Сергей обнял бабу Дуню. - Знаешь, я давно спросить хотел, почему тебя в деревне уважают и боятся одновременно?
- Уважают за дела праведные, а боятся, потому что многие вещи не могут объяснить. Чудесность, инобытие вне земной логики.   
- И что находится за той дверью, которую я не помню, чтоб видел, а уж тем более, чтоб открывал её?
- Другой мир, милый. Другой…
- Вот так сразу и другой? Ну, ты даёшь, сказочница моя. И кто ту дверь прорубил? Кто у нас такой способный? – хмыкнул Сергей.
- Никто, - заявила бабка.
- Нерукотворная, что ли? А может, и двери никакой нет?
- Как нет? Есть.
- Раз есть дверь, то должен быть и её создатель, плотник, - заявил Сергей. – Это элементарный здравый смысл.
- Некоторые вещи вне земной логики происходят. Видишь ли, дверь просто проявилась однажды. И всё. Мы вначале хотели с плотниками ругаться, потому что посреди кухни ещё одна дверь нам была не нужна. Но весь фокус в том, что плотник ничего не прорубал, он стоял во дворе и показывал на глухую стену избы. Мы уже и сами сообразили, что рабочие здесь ни при чём, особенно когда твой дед погулять через ту дверь вышел. Мы её заклеили обоями, и попросили печь сложить так, чтоб возле той стены закуток был для топчана. Как только шторы повесили, обои отвалились. А потом заметили особенность, стоило только положить на топчан заболевшего человека, и чуть-чуть приоткрыть дверь, как любая хворь улетучивалась практически мгновенно. Мы голову ломали, думали, может, там воздух особенный? Ты же знаешь, что не всякая странность лежит на поверхности и сразу видна. А уж понять её и вовсе не каждый в состоянии. Поэтому людям мы с твоим дедом объясняли чудо выздоровления тем, что я болящих поила настоями и отварами травяными, рецепты которых мне моя бабка передала. Но я-то понимала, что дело не в снадобьях и заговорах. А люди видели результаты чудесного исцеления после принятия «заговорённых» напитков. А то, что я их до этого на топчан за печкой укладывала, да шторку задёргивала, решили, что это чтоб никто не видел, какие травы я завариваю. А дверь, которую приоткрывала, от людских глаз прятала за холстом, как в коморке у папы Карлы, только на холстине твоя мать лес изобразила. Коврик холстинный на карниз повесили, а после того, как ты на крылечко через дверь ту вышел, замок сделали. Мать боялась, что в лес уйдёшь, и не найдём мы тебя в параллельной реальности. Исцелённые люди знахаркой меня окрестили, а я прощение каждый раз у иного пространства просила за ложь. Но и правду людям сказать не могла. Вот и маялась, совесть спокойно жить не давала. Я тамошней знахарке при встрече пожаловалась, а она в ученицы меня к себе взяла. Теперь мне не стыдно людям в глаза смотреть: многому научилась у неё. Она мне и про свой мир поведала…
- «Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит…», - со смехом произнёс Сергей.
- Нет. Это мир Творцов. Думаю, тебе будет полезно пообщаться с Хранительницей, которую я за знахарку вначале приняла. Лана её зовут. Она всё такая же молодая и красивая. Конечно, если она соизволит с тобой поговорить…
- А с какого перепугу эти Творцы дверь тебе в избе сотворили?
- Ни с какого. Совпало так. Мы здесь построили избу на месте избы Ланы. Что-то там совместилось так, что в её избе проявилась дверь и в нашей на том же самом месте. С научной точки зрения я тебе не объясню, что произошло. Может, нарушилось что-то, может, место такое чудесное.
- Ты хочешь сказать, что у нас за печкой вход в параллельный мир? – спросил Сергей.
- Не хочу, уже сказала. Троя тоже была легендой, пока раскопки не доказали, что она реально существовала. Когда мне Хранительница при встрече молвила, что за тем, что мы видим, есть нечто невидимое, я не спорила с ней, потому что с детства знала об этом. Мне ещё моя бабушка говорила, что всё, что мы видим, в действительности отлично от того представления, которое мы о нём составили. Её отец был профессором, человеком весьма образованным. Он и дочерям дал достойное образование. У них в доме была огромная библиотека. Часть этого сокровища досталась мне. Я ведь университет окончила с отличием, только время тогда смутное было, уехали мы с мужем в деревню от греха подальше. У моих родителей когда-то было родовое имение в нескольких верстах отсюда, но мы решили здесь осесть, свой дом построили. Позже пришлось и родителям к нам перебраться, часть книг и вещей они перевезли, а когда поехали за оставшимся скарбом, брать было уже нечего: профессорский дом сожгли.
- А сказки, которые ты мне в детстве рассказывала, кто написал? Я всё собирался спросить, да каждый раз забывал.
- Твой прадед. Он издал их под псевдонимом. Никто не знал, что под именем странного сказочника скрывался именитый профессор. Форма позволяла ему говорить о том, что когда-то было и к чему человечество придёт. Мир огромен, с осознания реальных масштабов начинается путь к истинному величию. Не к власти, ибо власть развращает.
- А это кто сказал? – спросил Сергей.
- Мой опыт, - улыбнулась бабка.
- Почему ты никогда не говорила мне, что у тебя за плечами университет? Я же всегда считал тебя простой деревенской бабушкой. Слышал, что люди величают тебя знахаркой. Думал, что народ тёмный, ничего-то не понимает, хотя я до сих пор помню, как ты мне показала в лесу возле родника танцующих в воздухе эльфов.
- Скажи, что бы изменилось, если бы ты знал, что у твоей бабушки печатные работы и учёная степень? Ты бы как-то иначе ко мне относился? Любить больше или меньше невозможно, можно просто любить. А вот твоему отцу было бы сложнее. Он тогда только поступил на заочное отделение института. Амбиции ещё не преодолел. Ему важно было быть лучшим, первым. Перегибы воспитания сказались. Сейчас он на многие вещи смотрит иначе, да только теперь смысла никакого нет докладывать о моих научных достижениях. 
- А мама?
- Что мама?
- Почему молчала? – спросил Сергей.
- Потому что мудрая. Уважают человека за его душевные качества, а не за звания. И потом у каждого из нас своя судьба, свои задачи, которые мы пришли в этот мир решать. И если сложилось так, а не иначе, значит, в этом был некий смысл, о котором мы могли и не ведать. Но всё равно наши поступки продиктованы прописанностью. Книги жизни отдельных людей встроены в огромную книгу Бытия. Именно поэтому мои попытки удержать в этом мире моих родителей и твоего деда Игнатия, не увенчались успехом. Просто пришло их время. И как бы больно мне не было, я смирилась, хотя и бегала к Лане за помощью. Она предложила один запредельный вариант, от которого твой дед отказался. А родителям своим я и предлагать не стала. Вот так вот. Кого-то можно спасти, а кого-то – нет. Вылечить могу, а от смерти спасти, когда время пришло, чтоб хаос в пространстве породить, пойти против воли Бога, его замыслов, - не могу. Может, призраки прошлого не вылезают и не нарушают мой покой оттого, что стараюсь не идти вразрез с законами Бытия. За нашу жизнь столько всего случается, только память наша избирательно почему-то относится к тому, что происходило с нами. Ты никогда не задумывался, почему что-то запоминается навсегда, а что-то стирается из памяти?
- Думаю, то, что нас поражает, не забывается. Как звёзды, язык которых я хотел выучить, единорог и эльфы. Я помню, как однажды мы с тобой летом на закате оказались  на берегу реки. Небо словно навалилось на землю и радужной крышей повисло над рекой. Волны, накатываясь, шуршали песком. И угадывался в этом шуршании определённый ритм, словно волны подчинялись тайной мелодии, которую я почему-то услышал, но так и не смог не только записать её, когда мы вернулись домой, ибо не знал нотной грамоты, но и напеть не получилось, хотя она продолжала звучать во мне. Тот закат, похожий на скрипичный концерт, я никогда не забуду. Меня тогда вдруг захлестнула буря эмоций. Внутри что-то словно закипело, и это «что-то» со скрипом и болью попыталось вырваться наружу. Оно разрасталось, стало принимать форму накопившихся, невысказанных обид, промахов, предательства друзей и близких, насмешек недругов, страхов, неоправданных надежд, ожиданий и разочарований. Невидимые, они замельтешили передо мной. И тогда я  подбежал к зеркалу, чтобы увидеть этот хоровод, но зеркало не проявило их. Оттуда на меня смотрел мальчишка с заплаканными, растерянными глазами, трясущимися губами. Это был я и не я одновременно. А потом я и моё отражение стали колотить по зеркалу кулаками, будто это оно было виновато во всех моих неудачах. Я хотел его разбить, а оно содрогалось, но не разбивалось. Я и моё отражение оказались по разные стороны, оба растерянные, не знающие, что делать дальше. А потом ты обняла меня и что-то прошептала. Я никак не мог уловить смысл сказанного тобой. Он, этот смысл, почему-то постоянно ускользал от меня, хотя каждое слово в отдельности я понимал. Я увидел свет, идущий из твоих глаз, который следы времени на твоём лице превратил в таинственные письмена, а сама ты показалась мне доброй волшебницей. Это поразило меня до глубины души. Я погладил тебя по щеке и успокоился. А ведь есть чудаки, которым понятен язык человеческих морщин. И лица они могут читать, как книги. А что если все наши встречи за время жизни – мимолётные или оставляющие глубокий след, тоже зашифрованные письмена?
- Всё может быть, дорогой.
- Всё, - прошептал Сергей, отодвинул шторку, увидел за печкой вначале старенький топчан, а потом – сдвинутый в сторону холст и дверь.
Он замер в растерянности, хотя понимал, что это не иллюзия, не искажённое восприятие. Дверь, о которой говорила бабка, существовала на самом деле. Соблазн открыть её был слишком велик. Он сопротивлялся возникшему искушению, боясь того, что могло находиться за ней.  Сергей поспешно задвинул шторку и прошептал:
- Не сейчас, не сегодня.
И вдруг увидел, что тень на потолке кухни от росшего под окном дерева дрожит, словно морская волна, поднимающаяся и опускающаяся. В какой-то момент ему показалось, что это потолок раскачивается под замершими тенями. Но едва солнце скрылось за тучей, как растаяла тень, словно серебристый туман поутру, и ушло наваждение.
- Ух, - выдохнул он с облегчением и посмотрел на бабу Дуню.
- Тень, это всего лишь тень решила поиграть с тобой. Мозаика света и тени.
- Весь мир одна большая пребольшая игра. Философствую, и никак не отнесу рюкзак и не переоденусь с дороги. Ухожу, чтоб вернуться, - пообещал он.
- Давно пора, пока пирожки не остыли.
- И прежде, чем отправиться на прогулку в неведомое, мне надо хорошенько всё обмозговать. Думаю, что не стоит торопиться. Во всяком случае, мне, - произнёс Сергей, подхватил рюкзак и легко поднялся по лестнице на второй этаж.
Сергей проснулся среди ночи оттого, что услышал некую мелодию в ударяющихся о подоконник каплях дождя. Что-то до боли знакомое показалось ему в их чётко-размеренных постукиваниях. Он подошёл к окну. Там под проливным дождём рыдали деревья, а старый фонарь, проглядывающий сквозь листву, стал похож на мерцающую свечу во время бури. И вновь на первый план вылезла мелодия, от которой сжималось сердце. В неё вплеталось перешёптывание стен, невнятное бормотание, поскрипывание половиц от полузабытых шагов, давно произнесённых фраз, и шелеста штор. Молния прочертила в небе зигзаг, озаряя мглу и облака ликующим светом.
«То, что для одного может иметь смысл, для другого может казаться ненормальным, то есть лишённым этого самого смысла, - подумал он. - А если ты к тому же находишься внутри ситуации,  оценить её очень трудно. А надо ли мне на самом деле отправляться на прогулку в запредельность? На какие вопросы я хочу найти там ответы? Ведь на самом деле мной руководит любопытство, и ничего больше».
  И вдруг за окном разгневанно загудели провода, заглушая песню дождевых капель. Сергею показалось, что непогода злорадно хохочет над его страхами, а ветер, словно огромный хищник, от которого ускользнула добыча, зло скулит среди деревьев.
«За любой поступок, любой шаг, всё равно придётся отвечать. Только бездействие ни к чему не обязывает. Но попробуй ничего не делать, не получится. Мы часто строим планы, не имея ни малейшего представления, как их осуществить. А может, не строить никаких планов, ничего не ожидать. Вот так взять и открыть дверь, сделать шаг, удовлетворить любопытство, которое гложет меня изнутри. Не обязательно же далеко уходить от избушки Хранительницы. Ха, разбежался. А вдруг она просто-напросто не пустит меня в свой мир. Кто сказал, что меня там ждут, что желают открыть мне все свои тайны. Но попытаться-то я могу»? – подумал он и вдруг обнаружил, что дождь, обволакивающий деревья и кустарники, сглаживающий углы построек, скрадывающий даль, затих. А потом  увидел серебристое сияние рассвета, когда ещё вокруг бледное небо, больше похожее на лёд с сияющими драгоценными гвоздиками звёзд на нём, и окончательно успокоился.
Утром он объявил, что решил вначале, как в детстве, посидеть на крылечке другой избы. Открыть дверь, сесть на крыльцо, осмотреться, а уж потом попытаться дойти до леса, познакомиться с Хранительницей.
- У озера только долго не сиди. Затянет. Думаю, что тебе надо вначале сходить к осиротевшей избе, что стоит у нас в конце деревни, - сказала бабушка, – а уж потом лезть в инобытие.
- К избе слово сирота не применимо, - заявил Сергей. - Это же не живое существо. Или ты хочешь сказать, что это игра слов, и за ней скрывается то, чему игра подражает.
- Ты лучше сходи туда, постой возле калитки, послушай её жалобы. Заходить не советую. Всё же проникновение в чужое жилище не законно, – сказала баба Дуня.
- Ну и что я там услышу? – спросил внук, а бабка пожала плечами.
- А я почём знаю?
«Вот-вот. А я должен тратить время на всякую ерунду», - подумал он, но отказываться, чтоб не обидеть бабку, не стал.
Как-то так само получилось, что нашлись дела важнее прогулки к избе-сироте.  Вначале он полдня поправлял забор, потом определил объём работ в сарае на завтра и только после этого, ближе к вечеру, и то без всякого энтузиазма отправился в конец деревни, где на краю обрыва увидел избу.
Ветер, словно взял в плен старое строение, наигрывал по углам тоскливыми голосами. Незапертая дверь в сени, покосившаяся от времени, жалобно скрипела. Но при этом в палисаднике цвели цветы, с достоинством, как верные постовые возвышались над ними два дерева – рябина и черёмуха.
Удивительно, что не только палисадник не зарос травой, но и двор выглядел ухоженным.
- Просто кто-то приглядывает за домом, и изредка косит траву, - нашёл он объяснение и улыбнулся.
- Не желаешь присесть на скамейку возле самого обрыва? Испытаешь завораживающее ощущение полёта, о котором никогда не забудешь,  - он услышал слегка хрипловатый женский голос, резко обернулся и наткнулся на пронзительные глаза уже не молодой женщины. – Я сижу там иногда по другой причине. Мне призраки прошлого не дают покоя. Ну что? Идёшь?
Сергей молча кивнул. Женщина открыла калитку и жестом пригласила его пройти вперёд. За шуршанием листвы, будто жалующейся на что-то, все остальные звуки куда-то исчезли. Скамейку кто-то совсем недавно покрасил в бордовый цвет, отчего она смотрелась ярким пятном на фоне зелёных кустарников.
Они сидели молча, глядя на возвышающиеся вдали холмы и дремлющий лес. Откуда-то прилетела птица, села на корявое дерево, что росло возле скамьи, и запела. Алое зарево пыталось поглотить солнце, растворить его. А птица всё пела и пела, в тщетной попытке остановить процесс. И вдруг смолкла, замерла на ветке в ожидании, словно окаменев от неизбежности: костёр заката вот-вот догорит. И вдруг сорвалась с места и улетела под самый занавес, не дожидаясь аплодисментов, без ненужных расшаркиваний перед случайными слушателями.
- Вот так рождается совершенство, - услышал Сергей.
- Совершенство, - повторил он, будто пробуя слово на вкус.
Было что-то тревожное в молчании темноты. Лунный свет как бы превратил всё в расписанное волшебными красками полотно. Они смотрели друг на друга, и молчание стояло между ними, словно живое существо.
- Чей это дом? – спросил Сергей.
- Он сейчас так же одинок, как и я была в этом мире. Поэтому я и прихожу иногда, чтобы навести порядок здесь.
Смысл сказанного постепенно стал доходить до Сергея. Он вначале подумал, что женщина шутит. В лунном свете угрюмой горбатой тенью чернел дом. Женщина, с которой он разговаривал, тоже постепенно превращалась в тень.
- Мне иногда кажется, что не только цветы и деревья чувствуют и думают, как люди, но и мой дом живой, - произнесла она и окончательно слилась с темнотой.
Сергей встал, вернулся по тропинке к калитке, вышел на улицу и на ватных ногах зашагал к дому.
В безоблачном небе хозяйничала луна, её сверкающие нити пронизывали исполинские дубы, которые будто призрачные угрюмые стражи стояли вдоль дороги среди необъятной тишины, наполненной ожиданием чего-то необыкновенного. И при этом  всё пространство было наполнено слабым, едва уловимым, каким-то потусторонним ароматом цветов. И вдруг наваждение рассеялось, сверканье померкло, волшебство исчезло, и вновь вокруг был привычный мир.  Тенистые дубы вновь стали просто дубами, а не исполинскими изваяниями или стражами, взирающими на землю.
- Ба, - произнёс он, едва переступив порог дома. – Что это было?
- Это наш мир, в котором случается нечто необъяснимое. Ты встретился с хозяйкой дома, которая ушла из этого мира лет двадцать назад. Для неё дом – живое существо, за которым она продолжает ухаживать.
- Но призраков не существует, - произнёс он. – Или существуют? Хотя я уже ни в чём не уверен.
- Если не можешь понять, увидеть, пощупать, проверить что-то – значит, этого нет? А оно, вопреки всему, есть. Понимаешь, есть, как и наша дверь в запредельность, - произнесла бабка Дуня.
- Я устал, - заявил он. 
Но вместо того, чтобы отправиться спать, он вышел в дверь за печкой, сел на крыльце и впервые осознал, что каждый человек в этом мире рано или поздно понимает, что он по сути своей одинок. Ночь была напоена ароматом хвои. Чувство одиночества породило холод внутри, возникла горечь от понимания, что одиночество – это навсегда. Звёзды, вдруг превратившиеся в яркие прорехи на тёмном балахоне Вселенной, усиливали это чувство.
Рядом с крыльцом росло редкое невысокое деревце с жестковатой хвоей отдающей в голубизну, из семейства кипарисовых, можжевельник, ещё его называют верес, не вереск, а именно верес или арса, арчовник.
«На месте одного растения образуется целая группа, называемая куртина». Так написано в энциклопедии леса», - подумал он.
А потом из каких-то глубин выплыли воспоминания: он идёт неповторимо счастливый по парку с одноклассницей, взявшись за руки, ошеломлённый первой безоглядной любовью. Как он мог забыть такое?
И вдруг Сергей ощутил такую наполненность, что недавнее ощущение одиночества вначале ушло на второй план, а потом и вовсе было вытеснено всепоглощающей любовью. Над ним закружились огромные бабочки в каком-то невероятном танце. Он смотрел на происходящее с восторгом и недоумением одновременно. А они всё кружились и кружились над его головой, а потом внезапно исчезли без всякой видимой причины.   
- Боже! – воскликнул он, подняв руки к небу. - Что это было? –  а в ответ – тишина.
Он топнул ногой и побежал к дереву с намерением прижаться к нему щекой, но вместо этого остановился на полпути и опустился на землю, закрыв лицо руками, а потом встал и побрёл куда-то по тропинке. Очнулся он только возле озера, которое наполнило его ощущением восторга и одновременно беспокойства. Восторг и беспокойство. Барашки облаков отражались на гладкой поверхности озера. Откуда-то вылезло предупреждение бабки Дуни насчёт лесного водоёма и почти сразу же растворилось. Он сел на берегу. Эмоции захлестнули его с такой силой, что он готов был  бежать в неизвестность, но вместо этого зарычал что-то невразумительное, после чего облегчённо вздохнул.
- Шуму много от тебя, а толку мало, - услышал он у себя за спиной скрипучий голос, резко обернулся, но никого не увидел.
- И что это было?
- Не что, а кто? Тот, кто пытается защитить тебя от дыхания зла.
- И каковы успехи? – спросил Сергей.
- Равны нулю, потому что нет пока этого самого дыхания. Затерялось, видно, где-то во времени.
- Значит, ты напрасно теряешь время, - улыбнулся Сергей.
- Глупости. Такой большой, а не знаешь, что время нельзя потерять, нельзя убить, с ним надо договариваться. Хотя оно может улететь вперёд, может замереть, и может даже течь в обратном направлении, при этом прошлое и будущее помнится.
- Значит, ты маленький? – спросил Сергей.
- С чего это ты взял?
- Ну, не с потолка же. Ты сказал, что я большой…
- Логика странная, если ты большой, то я должен быть обязательно маленьким? Да мне столько лет, что и произносить страшно.
- Ты хочешь сказать, что столько не живут? – спросил Сергей.
- А я что делал, по-твоему? В бирюльки всё это время играл? Я мечтал стать Лесовиком, а стал тем, кем стал.
- У тебя есть причина прятаться от меня? А тебе не кажется, что это невежливо? – поинтересовался Сергей.
- Если ты меня не видишь, это не значит, что я  прячусь. А вообще, какое тебе дело до моей формы, если я могу принять любую? И всё это буду не я и одновременно я. А вообще о текучести вещей ты хоть когда-нибудь слышал? Нет? Хочешь сказать, будь собой, верно?
- Мысли ты тоже читаешь?
- Иногда, хотя слышу их всегда. Не огорчайся, вы, люди, такие противоречивые, любите раздавать советы, хотя сами не живёте ими. Знаешь, чтобы потом не сожалеть, ты должен знать, что когда ты даёшь другим хорошие советы, что эти самые «другие», могут и не воспользоваться ими. Тогда какой смысл раздавать их? Но это так, к слову. Ты всё равно упорно будешь учить других и возмущаться, что они не слышат тебя. Странно другое, я проговорил тебе серьёзные вещи о времени, а тебя заинтересовал только мой возраст.
- Я не могу верить в невозможное.
- Это оправдание собственной невнимательности. Скажи, если исключить невозможное, то оставшееся должно быть правдой, какой бы невероятной она не казалась? Так? Ты не успеваешь за ходом моих мыслей. Всё дело в отсутствии опыта. Хотя до самого красивого, как правило, никогда не дотягиваешься, поэтому процесс познания бесконечен. Лестница.
 - Что?
- Переживания, боль иногда во спасение наше. Даже если мучительные события происходят на фоне приятных, то от этого они не становятся менее болезненными. Разве не так?
Сергей не заметил, как ушёл от озера, вернулся на тропинку и направился к едва виднеющемуся дому среди деревьев. Свои действия он не мог объяснить. Словно некая неведомая сила заставляла его вернуться в исходную точку.
- Думаю, что не всё так просто. А что такое жизнь, по-твоему? – спросил Сергей и после небольшой паузы услышал определение, данное ему голосом:
- Жизнь – это ритм, а смерть – разрушение ритма.
- Интересная трактовка. Но должен признать, что-то в этом есть. Надо будет в тишине подумать. Ты словно скачешь с кочки на кочку, но, думаю, в твоей торопливости есть некий смысл, который я не понимаю.
Шёпот листьев нарушал тишину.
- Всё, что тебе нужно, ты должен искать, находить и брать сам. Общеизвестно, всё, что падает тебе в руки, не ценится.
Сергею показалось, что он уже где-то слышал подобные высказывания, только не мог вспомнить, где именно. Или так запредельность на него влияет? Он ощутил усталость.
- Я бы присел на минутку, - признался Сергей и тут же услышал.
- Что за вздор! Не получится. За минуткой не угонишься. Она – вжик! – и исчезла.
- Шутишь?
- Ты же понимаешь, что даже в шутке должен быть смысл. Ты же сам создаёшь причины для подшучивания над тобой. Ты мог бы сказать, что устал, и хотел бы посидеть вот на этом пенёчке. А тебе обязательно минуту надо оседлать…
- Но я же имел в виду…
- А кого это волнует? Важно, что ты произнёс. Я обязан видеть причины, которые скрываются за поступками людей, их жестокостью. Зло любит скрываться под маской Добра. Ты никогда не обращал внимания на то, что символ гармонии, это две противоборствующие силы Вселенной, запертые в круге, наполовину чёрном, наполовину белом, что они не однородны: на чёрном фоне поставили белую точку, а на белом – чёрную.
- Зачем мне это знать? Ты выплёскиваешь на меня огромный поток информации, - произнёс Сергей и сел на возникший перед ним пенёк.
 - Мы же общаемся. Мне иногда кажется, что каждое действие человека – это попытка примирить противоположности. Люди противоречивы, но они не замечают этого. Разве я не говорил, как важен опыт, полученный человеком и умение предчувствовать. Пространство наполнено всевозможными идеями.
- И что?
- Как что? Человек не может измыслить, то есть выдумать, придумать, изобрести, никогда не существовавшее. Измышление – это предугадывание. В этом весь секрет. 
- Я уже где-то читал про то, что ты пытаешься преподнести мне, как откровение.
- Возможно. Мы, как правило, повторяем понравившиеся нам высказывания, со временем забывая их изначальное авторство. Ну, например, как это: «Когда идёшь по краю обрыва, нужно быть предельно осторожным». А через какое-то время уже за нами начинают повторять. Не будь занудой. По большому счёту, всё уже открыто, сказано, а мы лишь открываем заново. И это не бестолковый процесс. Открытие становится твоим, когда пришло понимание. Всё очень просто. А я долгое время жил среди учёных, - Сергей услышал смех, похожий на перезвон колокольчиков.
- И что такого смешного в этом? Ну, жил и жил. Да кто ты? – спросил Сергей.
- Фаня.
- Очень приятно.
- Домовым ещё меня кличут.
- Значит, бабушкин домовушка? А чего ты здесь делаешь?
- За тобой, бестолковым, присматриваю. Дверь-то скоро того. Фьють!
- Что значит «того»?
- А то и значит, что скоро закроется, исчезнет. В этом пространстве пришло время сдвига. И тогда дом Хранительницы окажется не на месте дома твоей бабушки.
- А как же люди, которых лечит моя бабка?
- Будут жить, как жили. Время сейчас другое. К врачам обращаются больные. А твоя бабка собрала по крупицам столько знаний, умений и навыков, что помощь Хранительницы ей больше не нужна. Ну, дорогуша, чего сидим? К пеньку приклеился?  Домой пора, если, конечно, не собираешься здесь поселиться. Я пошёл.
-  Постой! Фаня! – Сергей вскочил и решительно зашагал к дому.
- Я бы на твоём месте поторопился, - услышал он голос Фани где-то впереди себя.
Сергей вбежал на крыльцо, с трудом открыл дверь и втиснулся в неё.
- Осторожней! Мог бы и пропустить меня вначале. Захлопни дверь и отдышись. А теперь повернись и посмотри на стену.
Сергей увидел только часть двери.
- Что это? – спросил он.
- Смещение. Открыть её уже невозможно. А завтра она исчезнет совсем.
- Ты хочешь сказать, если бы я задержался ещё на минуту, то не смог бы её открыть? И знаешь кто ты после этого?
- Твой спаситель. Зачем пугаться после того, как всё уже случилось. Успел же.
- Надо бабушке Дуне всё рассказать. Ба! – крикнул Сергей.
- Я в курсе про дверь, - сказала она.
Сергей ощутил некую опустошённость.
«Хотел изучить иной мир, не получилось. Все куда-то попрятались от меня: ни людей, ни животных, одни только бабочки появились и исчезли», - подумал он.   
- Странное небо. Будто синее стекло, на котором нарисовали облака. И что теперь? – спросил он, глядя в окно.
- Ничего, - сказала баба Дуня. – Всё когда-нибудь кончается: и хорошее, и плохое. Всё, что имеет начало, имеет и конец. Пойдём завтракать.
- Я чуть, было, не застрял фиг знает где, а ты мне завтракать предлагаешь? – возмутился Сергей.
- Аппетит пропал? Я ж с тобой Фаню отправила.
- Болтун твой Фаня, - заявил Сергей. – Он мне заморочил голову.
- Это потому, что слушаешь, не слыша. А ведь я очень серьёзные вещи говорил.
- А мне показалось, что ты озвучивал какой-то бессмысленный набор фраз и изречений. Болтал, не останавливаясь.
- Прошу без оскорблений, - произнёс Фаня, а на голову Сергея вдруг свалилась с полки пачка бумажных салфеток.
- Дурдом, - Сергей поднял салфетки с пола и положил на стол.
- Это я тебе своё «Фи» показал, - Сергей услышал странный смех, более похожий на шелест сухих листьев.
- Извини. Я просто в состоянии шока. Мне было так хорошо у озера, пока ты не изъявил желания пообщаться со мной.
- Глупец! Я вывел тебя из апатичного состояния. Мои апофегмы – высшее достижение разума.
- Какие апофегмы?
- Мои.
- Апофегма – это афоризм, краткое нравоучительное изречение, - решила вмешаться бабушка.
- А куда всё население вместе с Хранительницей скрылось? Это тоже твоих рук дело, Фаныч?
- Меня зовут Фаня. Ты вылез в неподходящий момент. Им всем было не до тебя, такого важного гостя. Глобальные изменения требуют сосредоточения и объединения усилий. Суммарный коэффициент. 
- Я должен аплодировать тебе? Вообще, о чём речь?
- О суммарном коэффициенте. Я же только что объяснял, как важно в критический момент объединение усилий. Это-то хоть понятно?
- А смысл? Где подвох? Зачем ты пытаешься запутать меня?
- Я пытаюсь говорить о сложном – просто. К тому же, кто не хочет быть запутанным, того не запутаешь. Это аксиома.
- Бред это.
- Не думаю. Но ты волен так считать.  Ладно, перестань себя жалеть и уважь, наконец,  бабушку. Она же для тебя оладушки пекла, старалась.
- А может, у меня просто крыша поехала? Я разговариваю с домовым на полном серьёзе.
- И что? – спросила баба Дуня.
- Ты считаешь это нормально?
- Вполне.
- А больше выхода в другую реальность не существует? – спросил Сергей.
- Где-то существует, и, возможно, не один. Думаю, что скоро проявится ещё и новый. Только я о том не ведаю.
- А что же тебе Хранительница не сказала, как связаться с ней после смещения у них пространства?
- Случилось то, что случилось. И всё не случайно. Это-то ты хоть уразумел? – спросила баба Дуня.
- Уразумел, уразумел. Да что толку? И что теперь?
- То ты переживал, что дверь была, теперь, что её больше нет. Жизнь продолжается. Ведь никто не обещал, что эта дверь в нашей избе навсегда. У них цикличное смещение пространства каждые пятьдесят лет. Если бы мы не построили дом на месте дома Хранительницы, никакого бы соприкосновение миров не произошло вообще.
- Мне же теперь никто не поверит, - вздохнул Сергей.
- А ты что? Экскурсии собирался устраивать в запредельность? – спросила бабушка.
- Да нет, - смутился Сергей.
- Устал я от твоего внука, Дуняша, - проговорил Фаня. – Не тревожьте меня в ближайшее время, - попросил он.
- Бежишь? – спросил Сергей, но никто не ответил на его вопрос.
Бабушка обняла внука и прошептала:
- Ты должен знать, что я не препятствовала твоему выходу через дверь, хотя знала о том, что скоро произойдёт смещение, не случайно. Конечно, это был риск. Но я знала, что всё будет хорошо. Об этом мне ещё много лет назад предсказала Хранительница. Необычное явление, могло показаться не столь необычным. Я говорю о танце бабочек. Со временем в тебе проснётся дар. Только не пытай меня. Я не знаю, что это за дар. Хотя…
- А у меня не поедет крыша, когда я стану вещи двигать или летать под облаками?
- Торопыга. Мне Хранительница оставила подарок для тебя, - она достала из стола шкатулку. – Вот.
- И что я должен делать? – спросил Сергей.
- Открыть, чтобы увидеть, что внутри.
- Будем надеяться, что оттуда не выползет чудо-юдо.
В аккуратной шкатулке лежала ручка и чистый лист бумаги.
- И это всё?
- А ты хотел там найти золото, бриллианты?
- Да нет. Я знаю, о каком даре говорила Хранительница. Я должен пойти по стопам моего прадеда-профессора – писать правдивые сказки. - Он взял ручку и написал на чистом листе: - Дверь.
- Спасибо! – прошептал Сергей. – Всем. И тебе, Фаня, хоть ты и решил со мной не разговаривать. Ба, где твои оладушки? Я такой голодный, - улыбнулся Сергей и поцеловал бабушку в щёку.
 


Январь 2019 года