Вначале было

Может ли вымысел стать реальностью? Этот вопрос волновал меня не случайно. Мне даже показалось в какой-то момент, что где-то внутри меня уже есть ответ, но он почему-то пока не желал оформляться в словесную форму. Так бывает. Зато откуда-то из лабиринтов моей памяти вылезла старая притча о том, как встретились два монаха, увидели развевающийся на ветру флаг и стали спорить, что же движется – ветер или флаг? И тут к ним подошёл мудрец и заявил, что ветер не движется и флаг не движется, и, увидев удивление в глазах монахов, добавил, что движется разум. Классная притча. Она поразила меня. Я была уверена, что и другие люди будут от неё в восторге. Оценят мудрость, в ней заложенную.
Но почему-то те, кому я рассказывала эту притчу, долго молчали, будто я изъяснялась на малоизвестном языке племени догонов, и ждали, когда же я эту историю переведу. А я смотрела на них и делала вид, что сама едва читаю письмена, и переводить их не в состоянии. Короче, мой опыт показал, что надо думать, прежде чем открывать рот. Знать и понимать, зачем и с какой целью ты вещаешь. А главное, где и кому? И быть готовой к тому, что твоя информация окажется никому не нужной или будет искажена до неузнаваемости в меру понимания слушателей, или, вернее, их непонимания. 
А вот вопрос о вымысле и реальности был не праздным. Я периодически пыталась размышлять на эту тему. Но когда мой друг спросил меня, отличаю ли я реальность от собственной писанины, я посмотрела на него, скорее всего, точно так же, как люди смотрели на меня, когда я им рассказывала притчу, которая меня привела в восторг. И что я должна была ему сказать? 
 То, что он не шутил, это я поняла сразу, а вот, что, собственно, он имел в виду, мне было не ведомо. Должна признаться, что его вопрос застал меня врасплох, именно поэтому мысли разбежались по углам, а те, что не успели спрятаться, находились в разброде и шатании. Я тщетно пыталась собрать их, успокоить и направить в нужное русло, чтобы выдать, если и не заумную фразу, то хотя бы честное признание. Не знаю, в чём я должна была признаваться, зачем надо было оправдываться или доказывать собственную вменяемость, сообщать, что я не идиотка, что не потеряла способность к различению?
Хотя общеизвестно, что вопрос об иллюзии и реальности, о заблуждениях и прозрениях – волнует многих. Более того, по большому счёту в итоге люди, думающие в этом направлении, приходят, рано или поздно, к выводу, что всё – иллюзия. Но я была почти уверена, что вряд ли Иван хотел услышать от меня подобный вывод. Смутное подозрение, что за вопросом моего друга пряталось нечто более конкретное, через мгновение уже переросло в уверенность. Правда, что именно, мне было не ведомо.
Я даже забыла, что совсем недавно сама пыталась смотреть в эту сторону. От растерянности, не иначе, мне не пришло в голову задавать ему уточняющие вопросы. И что мне оставалось? Правильно. Отвечать. Я глубоко вздохнула, словно перед прыжком в воду, и начала вещать издалека:
- Когда я пытаюсь почувствовать красоту Вселенной, мира с начала развития до конца, ощутить прелесть пустоты и тепло звёзд, музыку гравитационных полей и шелест потоков микрочастиц, я могу блуждать в лабиринтах, но дорогу назад нахожу гораздо быстрее, чем начинаю осознавать, что заблудилась. Мне стала нравиться теория относительности, я почти поняла её, во всяком случае, мне так кажется. Только не проси объяснить, не получится…
После этого вступления я увидела недоумение на его лице, он, явно, не понимал, при чём здесь теория относительности, музыка гравитационных полей и всё остальное по списку. Если честно, я и сама не понимала, но раз поток слов вырывался из меня, и я была не в силах его остановить, значит, это зачем-то нужно. Возможно, это было нужно не столько ему, сколько мне. Я готова была идти тем же курсом, но он остановил меня на полпути.
- Ты ушла от ответа, - Иван упорно пытался добиться искомого результата, не давал мне уплыть в свободное плавание, из которого уже невозможно будет меня вернуть.
- Нет, - решила я возразить, хотя понимала, что он был абсолютно прав. - Я ищу его, - что тоже было чистой правдой. - Иногда мне кажется, то, о чём я пишу, более реально, чем жизнь, меня окружающая. Ты можешь похвастаться, что различаешь звуки ночи? – вновь пошла я по проторенному пути. - А у меня это стало получаться, как-то само собой, без видимых усилий. Иногда, когда я описываю, как некий герой бежит сквозь пространство, через пустоту и звёзды, спиральные вихри, я ощущаю это, и понимаю, что это приносит мне радость, – сообщила я и попыталась изобразить эту самую радость.
 И вдруг пришло ощущение, что тропа, сокрытая от меня до поры до времени, неожиданно проявилась, что сейчас я пойму или, по крайней мере, увижу эту самую грань или прозрею. Хотя это могло быть моим очередным заблуждением, о котором я пока не знала и поэтому смело шла вперёд по бездорожью.
-  Или представь, я стою в лесу, и вдруг исчезают краски, а затем и названия всего, что меня окружает, и я погружаюсь в нечто, что невозможно описать, но это есть, - я увидела его округлившиеся глаза и замолчала, а потом всё же продолжила: - А через какое-то время краски и названия возвращаются. И я могу сказать, что стою в осеннем лесу, вижу берёзы, наполовину голые. Ветер срывает с них маленькие, трепетные листочки, словно живые. Они кружатся в воздухе ласковым золотым дождём, ложатся на землю золотым покрывалом в лучах золотого солнца. Я смогла описать картину некой реальности, чтобы ты увидел то, что видела я. Но я вначале ощутила осенний лес без слов и красок. Или ты мне сообщаешь, что шёл ясной ранней осенью утром, и тебя поразила паутина, сияющая хрустальными бусинками росы. А на серебристо-зелёных лапах сосны ты увидел шишки, а рядом куст с жёлто-красной листвой и клён, изредка отправляющий свои разноцветные листья-кораблики в воздушное плавание до конечного причала под названием «земля» под шелест оставшейся листвы, который воспринимался тобой, как прощальная песнь. Всё это создавало некую законченность увиденной тобой картины. Это твоё видение осени в определённый отрезок времени, в конкретном месте. Но ты восклицаешь, как красива осень вообще. Ты позволил себе обобщение. Так часто бывает, мы держим в голове какой-то конкретный эпизод, а говорим, будто это было всегда. Я уверена, что на следующее утро мог быть дождь или сильный ветер, и картина была уже иной, но тебя поразил именно этот эпизод и ты его описываешь, говоря о красоте ранней осени, даже не о красоте осеннего утра. Вымысел ли это или реальность? Ты забываешь об утверждении, что мы живём в иллюзии. И то, что ты описывал, было реально, хотя тот, кто услышал или прочитал твоё описание, мог вообразить совсем иную картину. Его клён мог быть многовековым деревом в парке, а не в лесу, по которому ты шёл к станции из загородного дома тёти. Ты же не сказал, где ты увидел паутину с капельками росы, а куст барбариса у него превратится в куст калины, всё по той же причине – не было сказано, какой именно куст рос рядом, сосна же в его представлении станет не маленьким пушистым деревцем, а огромным деревом в окружении других сосен. Ты понимаешь, что его представление будет отличаться от реальной картины, увиденной тобой. Не правда ли? А когда ветер закручивает в сквере возле твоего дома опавшую листву, которую не успел убрать дворник, в спирали, а ты, поглощённый их созерцанием, забываешь, куда шёл, а потом вдруг опоминаешься, опускаешь глаза и видишь, что рядом с тобой стоит бездомный тощий пёс и тоже разглядывает потрясающее явление осени. И ты с недоумением отмечаешь, что в его взгляде проскальзывает что-то непонятное тебе, ещё не человеческое, но уже и не звериное. Хотя здравый смысл тебе подсказывает, что люди и собаки могут смотреть на одно и то же, но видеть совершенно разное. И реальность собаки не будет совпадать с твоей реальностью. Но этого мгновения тебе было достаточно, чтобы посмотреть на облезлого голодного пса иначе.
- Мне кажется, что я понимаю, о чём ты говоришь, или кажется, что понимаю. Но дело, наверное, не в этом. Короче, твоя проза пугает меня, -  Иван всё же счёл нужным сообщить мне о своих страхах.
- Проза или я? – мой вопрос заставил его покраснеть.
- Не знаю, - его честное признание не обрадовало меня, но я изобразила заинтересованность на лице, что позволило ему продолжить откровения. - Ты как-то поведала в одном из рассказов о вымышленном замысле чиновников в неком маленьком несуществующем городке превратить шумный и многолюдный парк, в нечто экзотическое. Ты описала процесс реконструкции, растянувшийся на годы, в результате чего старый парк стал казаться мёртвым или впавшим в спячку. Пустующая эстрада, покосившиеся скамейки, наполовину разрушенный фонтан, исчезнувшие скульптуры, спиленные деревья вдоль центральной аллеи, разрушенная, как после взрыва лютого врага, детская площадка, и ни души вокруг. Осталась только старая вывеска, гласившая, что это городской парк, да чудом уцелевший рекламный щит с приглашением на народные гулянья в праздничные и воскресные дни перед покосившимися воротами. Правда, у тебя там находится некто, кто решает изменить ситуацию, ты вселяешь в читателя надежду на позитивный исход, но не описываешь самого процесса восстановления. Я не знаю, почему тебе пришла идея написать этот рассказ и вставить в него этот эпизод. Предвидела ли ты события или написала сюжет, по которому стали развиваться события уже в нашем, реальном, не вымышленном городе? Я не знаю. Есть то, что есть. Я могу утверждать, что наш парк был достоянием города, он радовал людей. Там собирались выпускники школ и институтов, там играли дети, шумные торжества проходили там, концерты и танцы, бабушки гуляли с внуками. И вот в этом году, спустя пять лет после того, как твой фантастический рассказ был напечатан, посреди парка затеяли стройку. Кто-то дал указание о реконструкции парка. Похоже, захотели соорудить что-то оригинальное, именно для этого вырыли яму, от неё прорыли какие-то траншеи, завезли плиты, убрали из парка все скульптуры, спилили огромные деревья из-за опасения, что они рухнут от урагана, а молодые посадить забыли. Зачем-то выворотили камни из булыжной мостовой от самого входа до злополучной ямы и сложили их кучками под пеньками. Благо, асфальтовые дорожки пока не тронули, так что мамы с колясками ещё могут гулять по парку. На этом фантазия строителей исчерпала себя. И я не удивлюсь, если через год опустеет эстрада, покосятся скамейки, и полуразрушенный фонтан уже никогда не заработает, и никому не будет дела до нашего некогда красивого места отдыха, потому что люди перестанут туда ходить. И вновь вылезают вопросы, на которые у меня нет ответов. Что же случилось на самом деле? Что это было? Прогнозирование? Совпадение? Или события стали развиваться по тому плану, который ты описала? Значит ли это, что писатель обладает некой силой, способной изменять реальность? И каждый ли писатель способен на такое? – расшифровка и уточнение его изначального вопроса меня не обрадовала.
Теперь я понимала, что он имел в виду. Но у меня тоже не было ответов на его вопросы. Хотя я и зацепилась за момент, на котором он не сделал акцент, но вскользь всё же упомянул.
- Но в рассказе в итоге парк решили восстановить, - напомнила я ему.
- А сколько времени понадобилось, чтобы люди пришли к этому? – спросил Иван.
Я промолчала. Даже не возразила, что, возможно, это только он провёл параллель между моим рассказом и сегодняшними событиями. Потом промелькнула другая мысль, что незнание законов не освобождает человека от ответственности. После чего в мой внутренний монолог вмешался здравый смысл, который завопил, о какой ответственности я, собственно, говорю. Иван внёс разлад в мой душевный покой. Я тут же приняла решение, что должна увидеть, во что превратился наш городской парк. И на следующий день, ближе к вечеру, отправилась туда.
Темнело. Небо становилось мутно-зелёным, с коричневыми и красными полосами, словно яблочная кожура. Фантастически-зловещая картина небесного полотна, безлюдные аллеи, фонарные столбы с разбитыми фонарями наводили тоску. Там, где аллеи пересекались, там, где находился центр нашего парка, я увидела огромную зияющую яму, с горой земли с одной стороны, расходящимися лучами-траншеями, разбросанными плитами, кучами песка, трубами разного диаметра и длины, разбросанными рельсами, между которыми валялся битый кирпич и мусор, не только строительный. А чуть в стороне из ржавой арматуры некий шутник пытался создать что-то абстрактное, но, не добившись, видно, искомого результата, забросил своё творение, больше похожее на гигантский кукиш. 
Пространство, где проходили самые главные торжества города, превратилось в заброшенную стройку неизвестно чего и неизвестно зачем. Всё это показалась мне монументом чиновничьей глупости. Трудно было понять замысел тех, кто отдал приказ на выполнение работ, а потом отменил эти самые работы. А может, кто-то не рассчитал средства городского бюджета? Скамейки имели пока что приличный вид, эстрада опустела, потому что наступила осень и шли дожди, а вот фонтан оказался, действительно, полуразрушенным. И центральная аллея со спиленными через одно деревьями и булыжниками, сложенными под пеньками, вызывала недоумение. Но я в своём рассказе описала разрушенное, пустующее место отдыха, потому что этого требовал сюжет, да и город был вымышленным, хотя, конечно, я представляла, как хиреет наш городской парк. Неужели всё дело в этом?
Я вспомнила про «Титаник», поблагодарила Бога, что у меня катастрофа произошла в отдельно взятом парке без человеческих жертв. И всё же я ощутила некий груз ответственности, после чего позвонила подруге, рассказала о странном совпадении, и решила написать статью о прошлом и настоящем городского парка. Моё обращение к жителям города и тем, кто ответственен за сегодняшнее состояние зоны отдыха, звучало, как манифест, призыв всем миром исправить положение, чтобы вновь все значимые мероприятия проводились в нашем обновлённом парке. А в конце предложила провести конкурс на лучшее оформление парка, где смогли бы проявить себя и ландшафтные дизайнеры, и архитекторы, и скульпторы, и художники.
Я отнесла статью своему редактору, которого не вдохновил мой энтузиазм, статью он забраковал. И тогда я подумала о том, что есть вещи, которые позволено озвучивать и претворять в жизнь, потому что они совпадают с замыслом Божьим, а есть то, что при всём желании автора не будет воплощено в жизнь. Или просто где-то пока не совпало что-то с чем-то. Мне стало легче от мысли, что всё же есть некий Божественный контроль. Во всяком случае, я всем сердцем желала, чтобы он был. Ведь на самом деле полно бездарных авторов, которые в своих фантазиях переходят все дозволенные и недозволенные границы. И что стало бы с миром, если бы весь их бред когда-нибудь осуществился?
И вновь я жаловалась своей подруге на несправедливость, что царит в этом мире. Она была классным антропологом, археологом и знатоком редких языков. Её постоянно приглашали в экспедиции на острова, до которых ещё не добралась цивилизация. Там жили разумные существа, бегали непуганые животные, летали экзотические птицы, о которых простые смертные не слышали даже. Это было нечто похожее на затерянный мир. Разговаривать с деревьями, ручьями, цветами, - было для неё нормой, поэтому мои «чудесности» не могли испугать её.
- Мы многого не видим, даже если прикладываем усилия и замираем, чтобы вглядеться в окружающий нас мир, - её голос стал похож на поставленный, слегка монотонный голос диктора радио и телевидения. - Но есть периферическое зрение, - сообщила она и сделала паузу, как это делают маститые учёные, чтобы слушатели прониклись откровением, но я решила воспользоваться технической заминкой, чтобы задать уточняющий вопрос Ирине:
- И как оно мне поможет воздействовать на издателя, чтобы моя статья увидела свет?
- Никак, - обрадовала меня моя подруга.
- Тогда зачем оно мне? – решила уточнить я.
- Чтобы видеть то, что не видят другие. Один мой знакомый рассказал мне, как ужас коснулся его сердца, когда он вдруг понял, что есть что-то скрытое от его понимания навсегда. Ведь это так страшно жить и не понимать, чувствовать, что существует нечто иное и не воспринимать его. Обидно. Больно.
- Я, конечно, сочувствую твоему знакомому. Но если он жил так всегда, может, ему и дальше надо было жить, как жил. Кто ему попытался открыть глаза на запредельность, о которой он не ведал. Ведь именно это знание сделало его несчастным.
Подруга долго молчала, а потом призналась, что это её рассказы о чудесах, происходящих с ней или её сотрудниками в экспедициях, вначале напугали её знакомого, а потом расстроили до глубины души. Конечно, мимо него прошло нечто, о чём он не ведал. Хотя, если разобраться, у каждого из нас своя судьба. Я же не рвусь в сельву или саванну, потому что мне там делать нечего, но я не стала добивать подругу и промолчала.
- А может, тебе написать ещё один фантастический рассказ, вставить в него эпизод, как на какой-нибудь планете разрушенный некогда парк восстанавливают, находятся энтузиасты, спонсоры, и все те, кого ты хотела бы привлечь к восстановлению нашего парка. Просто при описании держи в голове наш парк.
- Я, конечно, подумаю над твоим предложением. Но, во-первых, в рассказе хоть и вскользь, всё же сообщается, что некий чудак решил восстановить парк, чтобы влюблённые могли встречаться там и гулять. Конечно, сам процесс восстановления не описан. А во-вторых, с момента написания моего рассказа с эпизодом запустения парка прошло пять лет. Если столько же потребуется для того, чтобы кто-то прозрел после моего нового рассказа, то, видишь ли, это слишком не эффективный путь. Тебе не кажется? Может, проще написать жалобу и описать, во что превратилась зона отдыха?
- Может, и проще. Но тогда как мы узнаем, что ты способна конструировать будущее?
- Глупости. Это могло быть простым совпадением. Послушай, я всё понимаю, но не приписывай мне того, чего я в себе не ощущаю. Я же не Бог. Как там? «Вначале было Слово»? К тому же, мой опыт мне говорит, что если человек утверждает, что знает, например, что такое время, скорее всего, он просто думает, что знает, потому что существует достаточный объём информации, а главное, доступный. Но он же не задаётся вопросом, как отличить осмысленный текст от бессмысленного. Но мы-то знаем, что любая реальная или нереальная система описывается с помощью языка. А если ещё не придумали слова для некого явления, что тогда? К тому же высказывания могут быть ложными и истинными. И, самое главное, если имеется связный текст, ему можно приписать не один смысл. Разве не так? Язык – орудие разума. Но в состоянии ли он передать то, что человек видит, ощущает, понимает в момент озарения? А кто-то сказал, что духовный язык – это не лепет, предшествующий научному языку, это, скорее, его завершение.
Меня, как обычно, уносило немного в сторону от существующей проблемы. Но так уж я устроена. Глаза Ирины загорелись. Я поняла, что мои слова задели её за живое.
- Соглашусь. Порой бывает, что слова знакомые вроде, а смысл в них иной, непонятный вложен. К тому же должна сказать, что история, которая была реально, и история, которую мы «знаем», - различаются, как небо и земля. Многие сведения просто утаивают от людей, потому что кому-то это выгодно. Мы находим скелеты гигантов, а на некоторых островах вообще не совсем похожих на нас людей, с определёнными генетическими аномалиями, с нашей точки зрения. А для них это норма. Думаешь, циклопы, сирены, русалки, великаны - это вымысел? Или сведения, что люди жили на земле по девятьсот лет и больше? Это правда, о которой молчат, это я тебе как антрополог и археолог говорю. Да и сами документы, которые мы находим, содержат ошибки, пропуски, сознательные искажения, недомолвки, намёки. А материальные свидетельства, которые мы фиксируем при раскопках, пропадают, разрушаются, гибнут, выцветают, кто-то приписывает им иной смысл в новом контексте. Ты же знаешь, что не каждому дано видеть жизнь за пределами картины, за пределами текста. И тогда вылезают предположения, которые могут увести далеко от истины, - Ирина вздохнула, но не стала приводить примеры из своего опыта, чтобы сделать более весомой последнюю фразу, а я воспользовалась паузой.   
- Знаешь, я должна признаться, что был в моей практике случай два года назад, когда я придумала некую фантастическую ситуацию, рассказала, как продажные чиновники могут влиять на действительность, на появление животных-мутантов, генетических уродов. Я вопрошала в рассказе, как бы отреагировали чиновники не существующего города N, которых подкупили, чтобы они выдали разрешение на запрещённые эксперименты, если бы об их махинациях стало известно? И как бы оправдывались учёные, если бы защитники животных узнали об их засекреченных разработках и с плакатами вышли на площадь с требованием конкретных учёных призвать к ответу? А через неделю, когда мой труд должны были напечатать, мне позвонил мой редактор и сказал, что всё, о чём я написала правда. Он похвалил меня за оперативность, потому что описанное мною, случилось за час до его звонка. Он сказал, что внёс небольшие коррективы и уточнения, а в целом хорошая статья про мошенников, которых прижучили митингующие на площади. Но это был рассказ-фантасмагория, а не статья, и написан он был за две недели до реальных событий, к тому же я всё выдумала. Но я не сказала об этом редактору, а он почему-то не обратил внимания на дату написания рассказа, который был напечатан, как статья.
- Натусик, - ласково обратилась ко мне Ирина, - я могу привести тебе массу необычных случаев, чудесностей, которые происходили с другими писателями. Жил такой английский писатель Хаггард, он умер в 1925 году. Так вот он в одном своём романе описал подробно, как его герою, попавшему в плен к дикарям, удалось бежать. Когда он перебирался через скалистый утёс, дикарь схватил его за ногу. И чтобы освободиться, герой выстрелил из пистолета, не глядя, параллельно своей правой ноге. Через несколько лет после опубликования романа к писателю явился один английский путешественник, который специально приехал в Лондон, чтобы узнать, откуда писателю стали известны подробности его приключения, если он никому не рассказывал об этом, пытаясь скрыть убийство человека. И как это объяснить? Можно только развести руками, пожать плечами или сказать, что чудеса случаются.  Знаешь, один из персонажей Уэллса сказал: «Даже самые образованные люди зачастую не отдают себе отчёта в той силе, которая сокрыта в научных книгах. В них чудеса, чудеса, чудеса». Я бы, правда, добавила, что и в художественной литературе сокрыта порой неимоверная сила, да и чудес предостаточно, а в жизни их ещё больше. Знаешь, однажды мы с моим другом возвращались после раскопок в лагерь. Мы шли под проливным дождём. Как-то очень быстро потемнело. Мы не сразу поняли, что заблудились. И вдруг появился страх, который невозможно было определить, назвать – самый ужасный, потому что его природа, причина была мне неведома. Откуда он пришёл и куда уйдёт, и есть ли надежда, что он вообще покинет когда-нибудь меня, я  не знала. А потом пришла тревога. Ты же понимаешь, что страх и тревога – не одно и то же. Мы шли по тропинке вдоль реки, слышали, как где-то рядом плещутся волны. Деревья, растущие вдоль тропинки с двух сторон, показались нам защитниками. Правда, мы не знали, от кого или чего они должны были нас защищать.  Мы остановились в растерянности, потому что в темноте привычные вещи выглядели странно. То, что при свете дня казалось прекрасным, в кромешной тьме под проливным дождём таким не являлось. Я ощутила, что кто-то идёт за нами следом, но когда я посмотрела через плечо, никого не увидела, только голые скалы, да редкие тени от них. А ещё я обратила внимание на то, что в какой-то момент все посторонние звуки, кроме песни дождя, исчезли. Мы оказались внутри некого затишья. Не стало слышно шелеста листвы и травы, шороха от наших шагов. Мы замерли в ожидании, но ничто не нарушало тишину, даже вода в реке, как показалось мне, хотя я этого не видела в темноте, беззвучно плескалась о поросшие мхом камни, вплетаясь в мелодию дождя. Мы решили найти укрытие, чтобы переждать непогоду и дождаться рассвета. И словно по мановению волшебной палочки, перед нами возникла небольшая пещера. Мы сидели, обнявшись, в тщетной попытке согреть друг друга. Потом возникло ощущение, что грань между тьмой и светом кто-то пытается стереть, а само наступление рассвета, словно кто-то перенёс с картин импрессионистов в реальность. Ночная тьма отступала под натиском прозрачного света, струящегося с неба, а потом появилось розовое свечение над макушками деревьев, вначале едва различимое, оно не разрасталась, просто становилась ярче. И только тогда мы увидели, что сидим возле непроходимого ущелья, по краю которого мы шли в темноте, и это по дну этого ущелья протекала река, а прямо перед нами - светящийся мост, о котором говорили туземцы. Никто не мог вычислить, когда именно он проявится, и кто станет свидетелем этого чуда. Там, за ущельем, говорили аборигены, находится сказочный мир. Пройти туда можно было только по светящемуся мосту, а как долго он будет виден, никто не знал. Реальность это или иллюзия? Мы буквально накануне видели старика, который смог побывать в ином мире и вернуться по светящемуся мосту. И вот мы стали свидетелями чуда. Мы сидели возле ущелья, видели мост, но не двинулись с места. Всё, что находилось по другую сторону ущелья, было скрыто за завесой тумана. «Мост – это место новых возможностей, дверь в иной мир», - прошептал мой друг. Но чем светлее становилось вокруг, тем бледнее оказывалось свечение, исходящее от моста. Я даже не могу сказать, как долго он светился над ущельем. Час? Несколько минут? И исчез он как-то сразу, будто кто-то сменил картинку. А потом мы увидели возле пещеры шамана. Я хотела спросить его, видел ли он то же самое, что и мы несколько минут назад, но он приложил палец к губам и позвал нас жестом идти за ним. Мы едва отошли от пещеры, и почти сразу же увидели  наш лагерь. Но самое смешное, что позже, когда мы рассказали начальнику экспедиции, что с нами произошло, и он попросил показать, где мы пережидали дождь, оказалось, что там никакой пещеры нет, и ущелья тоже нет, как нет никакой реки. А шаман сказал, что вывел нас через дверь, которую охраняет Аюра. Но так и не объяснил кто такой Аюра и что это за дверь. И уж тем более, он не мог нам сказать, как мы оказались возле того самого ущелья, где появляется светящийся мост. Он просто сказал, что туда нет дороги. Но мы туда как-то попали. И кто мне скажет, реальность то была или иллюзия?
- Думаю, что никто.
- И я так думаю. Нет, я уверена, - произнесла Ирина. – А ещё, по словам туземцев, на их острове, где-то в лесу за диким озером, существует Пещера Судеб, откуда можно управлять поступками и мыслями всех живущих на земле людей. Но путь к Пещере открывается только человеку исключительной чистоты. И есть будто бы там источник света превращений. 
Фантастическая история, которую мне поведала Ирина, не была плодом её воображения. Я верила, что это на самом деле случилось с ней и её другом. Я не стала уточнять, знал ли шаман дорогу к Пещере Судеб, о которой рассказывали туземцы, были ли подобные Пещеры в других местах, а не только на данном острове, потому что меня волновала конкретная проблема, связанная с моим творчеством. Ирина сказала, что будет думать, как мне помочь, попробует обратиться к Хозяину Сновидений, чтобы он через сон подсказал ей. Я не очень верила в положительный результат, вынесенных ею из экспедиций методик, но возражать не стала, потому что понимала, что в мире ещё так много неисследованных областей. 
Правда, мне был ближе подход Ивана. Или он сам? От подобной провокационной мысли мне стало как-то не по себе. Но я тут же успокоилась, потому что Иван был просто моим другом и ничего больше. Его личная жизнь меня никогда не интересовала, как впрочем, и до моей личной жизни ему не было никакого дела. Мы – бывшие одноклассники. Пообщались и разошлись в разные стороны. Он свободен, я свободна. У него не было претензий ко мне до недавнего времени. Я даже не знала, что он читает мои литературные изыскания и размышляет по поводу некоторых из них.
Так вот, дня через два после того, как я посетила парк, Иван заглянул ко мне в гости и попытался с научной точки зрения прорваться к сути, волновавшей нас, как выяснилось, обоих. Я была уверена, что главное – не мешать ему идти к намеченной цели. Два моих друга пытались помочь мне. Я же выбрала позицию стороннего наблюдателя. Во всяком случае, мне так казалось.
- Ты, конечно, знаешь, - обратился он ко мне чуть ли не с порога, - что на уровне частиц время движется одновременно в двух направлениях: в сторону будущего и в сторону прошлого.
Он почему-то был уверен, что я с наукой на «ты». Я не стала его разуверять, не стала кричать, что я техническая безграмотность. Я просто промолчала. Мне показалось, что это была самая правильная реакция. Конечно, мне, в какой-то степени, льстило, что меня считают весьма компетентной в подобных вопросах. Начало, должна я вам сказать, было многообещающим. Хотя, что я хотела, если ещё недавно заявляла ему, что почти поняла теорию относительности. Правда, мне уже в каком-то тексте встречалось подобное утверждение, но прочитать где-то или услышать от кого-то, не значит, что я знаю о подобном феномене.
Странно не то, что меня не смутило его ложное представление обо мне, а то, что он начал из области, которую надо ещё постараться привязать к проблеме моего творчества. А через минуту я осознала, что Иван не собирается ничего ни к чему привязывать. Он отправился в свободное плавание, из которого я не собиралась его возвращать. Я превратилась в Его Величество Слух. А Иван между тем продолжил:
  - Время едино и вечно. Прошлое, настоящее и будущее - только различные аспекты длительной неизменной записи нашего существования, состояния нашего сознания, работы мозга. В таком случае – предвидение – реальность. Это к вопросу о способности некоторых писателей предвидеть события будущего.
«Вот же, смог затронуть и мою тему», - мелькнула у меня мысль, а он уже шёл семимильными шагами по горной тропе, и я едва поспевала за ним, не совсем понимая, зачем мы туда карабкаемся.
- Иногда мне кажется, что я понял всё на свете, обладаю тайнами мира, другим недоступными, что сама природа со мной на короткой ноге, и вдруг открывается истина – я не обладаю ничем, кроме иллюзии обладания. А знаешь, что сказал Кортес в палате депутатов Мадрида в 1949 году?
«Ну, откуда мне было это знать»? – подумала я, а Иван уже цитировал это самое высказывание:
- «Вы думаете, что цивилизация и мир прогрессируют, а они  регрессируют», - Иван сделал паузу, сел на стул возле фортепиано, поднял крышку, посмотрел на клавиши в неком раздумье, а не сыграть ли ему что-нибудь из Шопена, но в последний момент передумал и произнёс: - Порой мне кажется, что я стучусь в дверь, открывающуюся в иное. Но так ли это на самом деле? – я пожала плечами, но Иван не видел моего жеста, он встал, подошёл к окну, и я вновь услышала: - Кто-то сказал, что «всё возможно, хотя и не всё позволено». Люди порой похожи на ленивого мула, которому необходим погонщик. А вот те, кто на самом деле обладает сверхспособностями, знают, что не имеет смысла выставлять напоказ своё могущество. Может, поэтому мы о них ничего не знаем?
Иван перескакивал с одного на другое, будто озвучивал некие тезисы лекции, которую держал в голове. А потом его будто осенило, он достал блокнот, взял ручку с моего стола, но почти тут же позабыл о своём намерении что-то записать, вышел на балкон, сел в кресло и стал разглядывать прохожих. Я вышла вслед за ним, поставила поднос с двумя чашечками кофе на журнальный столик, села в кресло с другой стороны столика и стала ждать, когда он продолжит свой монолог. А то, что это самое продолжение последует, я была почему-то уверена.
- Если что-то не соответствует нашему пониманию разумности, является ли это неразумным на самом деле? – вдруг спросил он. - Ещё мой дед говорил, что, опираясь на работы Луи де Бройля, мы вынуждены допустить, что свет одновременно непрерывен и разделён на кванты, но представить себе такое наш мозг не в состоянии. – Иван посмотрел на меня, будто ожидал поддержки.
- А может, у нас в голове должно что-то произойти, чтобы она перешла от знания к познанию? Мне порой кажется, что совокупность причин, определяющих совокупность следствий, превосходит человеческое понимание, - выдала я вычитанную где-то фразу и сразу же почувствовала себя лучше, ощутила, что, наконец, вскарабкалась на ту же платформу, на которой стоял Иван. - Или я заблуждаюсь? – спросила я, потому что смысл высказывания вдруг раскрылся мне, и теперь меня смущало, что моё заявление не вписывается в канву его повествования, но его, похоже, это совсем не волновало, наоборот, я увидела улыбку на лице Ивана.
- Думаю, что ты права, - заявил он и с интересом посмотрел на меня.
Чем был вызван этот интерес, я не знала, то ли не стандартностью моего мышления, то ли тем, что он знал автора фразы и удивился, что я читаю серьёзную литературу, то ли тем, что это позволило ему вспомнить новый тезис лекции, которую он всё же решил прочитать до конца. Но я вдруг поняла, что внутри меня всё ликует от его похвалы, отчего расправила плечи, правда, новой реплики за этим жестом не последовало, потому что вдруг осознала, что все мысли исчезли куда-то.
- Знаешь, - произнёс Иван, не обращая внимания на мою растерянность, - один мой знакомый как-то сказал, то, что мы называем абсурдом, таковым может и не являться. А потом поведал мне, как сам наблюдал с помощью электронного микроскопа, как электрон прошёл одновременно через два отверстия. Наш здравый смысл кричит, что если он прошёл через одно отверстие, то не может пройти и через другое. Безумие, которое было доказано экспериментальным путём. Когда непостижимое становится реальным…
Иван что-то записал в блокнот, улыбнулся,  поднял ручку, указывая на невидимую точку, затерявшуюся среди облаков, и произнёс:
- Вот, как-то так! Мы идём по жизни, не понимая глубинного значения вещей. А ведь утверждение может быть верным и ложным одновременно. Физиологическое сознание теряет способность функционировать, когда предчувствует, что за пределами Вселенной есть ещё что-то, ведь во Вселенной нет моделей того, что находится за её пределами, - Иван улыбнулся, а мне показалось, что он торопится выплеснуть на меня поток информации и именно поэтому перескакивает с одного на другое.
А может, он шёл к цели только ему одному известным путём? Или сама цель оказалась за пределами видимости, и он искал к ней дорогу, а заодно и пытался вспомнить, ради чего пришёл ко мне и затеял столь умную беседу? А может, он просто хотел, чтобы я увидела, насколько огромен его мир? Понимание происходящего могло оказаться за гранью, и я всеми силами пыталась не дать ему ускользнуть от меня за пределы видимости.
Сожаление, видно, отразилось на моём лице. Иван истолковал его по-своему: взял в руки чашку с остывшим кофе, попробовал, словно дегустатор, оценивающий качество приготовления напитка, одобрительно кивнул, облегчённо вздохнул, после чего поставил чашку на место с чувством, что все приличия были соблюдены.
- А может, есть на земле люди, явившиеся из-за пределов времени и пространства? - спросил он и посмотрел мне в глаза, отчего я смутилась, а он вновь улыбнулся. – Не принимай мои слова на свой счёт. Я почти уверен, что фантастические рассказы некоторых писателей – это естественный способ пустить в обращение некоторые истины. Тебе не кажется, что кто-то прикладывает огромные усилия, чтобы отсечь человечество от его происхождения и сказочной судьбы, чтобы лишить его диалога с Богом? – он сделал паузу, во время которой, наверное, его посетили не менее гениальные мысли из другой оперы, после чего он выпалил: - А ведь дробильщики камней не менее важны, чем строители дороги, но о первых почему-то не вспоминают.
Короткий разговор показался мне парадоксально долгим.
- Причём здесь дробильщики камней? – решила всё же спросить я Ивана.
Я не могла последнюю фразу связать с предыдущей. Возможно, в ней был некий скрытый, сакральный смысл, который я просто не могла расшифровать.
- Ни причём, - обрадовал меня Иван. - К слову пришлось.
Его объяснение показалось мне странным, не логичным, как, впрочем, и его лекция, тезисы которой он озвучивал. Я не очень поняла, а если честно, то совсем не поняла, какой вывод я должна была сделать из того, что услышала.
- Кто-то сказал, что с людьми случается не то, что они заслуживают, а то, что им соответствует, - произнёс Иван, а я растерялась, потому что в чём-то он был прав. - Не знаешь, чьё это высказывание? – поинтересовался мой друг.
- Не знаю, - призналась я, а Иван почему-то облегчённо вздохнул.
- «Высокие вещи должны вмещать и низкие, хотя и в другом состоянии». Это высказывание Платона.
- И? Как это поможет мне разобраться в моей проблеме: я предвижу некоторые вещи из будущего, когда пишу фантастические рассказы или происходит что-то, что я объяснить пока не в силах? – не выдержала я и спросила в лоб. -  А может, всё это простое совпадение? Я склонна верить в последнее.
Думаю, что он вдруг вспомнил, зачем пожаловал ко мне в гости, подёргал себя за мочку уха и улыбнулся:
- Прийти к истине можно разными путями. Один из них – методом проб и ошибок. Дерзай, первопроходец. Пиши. Я не могу утверждать, что ты обладаешь даром предвидения. Но и отрицать этого не могу. Всё же что-то запредельное в твоём творчестве есть. Определённо, - заявил Иван и засобирался домой, а я вдруг осознала, что он чем-то похож на меня: идёт одному ему известными тропами, чтобы прийти к намеченной цели.
Открытие ошеломило меня до такой степени, что я вызвалась его проводить, чему он был несказанно рад. В смысле, молча кивнул, соглашаясь с моим предложением. Иван пошёл вперёд, а я задержалась у двери подъезда, потому что моя соседка решила поинтересоваться, не слышала ли я вой собаки ночью. Пока я сообщала ей, что окна моей спальни выходят на другую сторону, и, следовательно, я не могла слышать того, что происходило в нашем дворе ночью, Иван замер возле детской площадки.
И тут я увидела Ирину, которая, как обычно, не предупредила меня о своём визите. Иван кивнул моей подруге, как старой знакомой, отчего она растерялась, потому что не знала мужчину, стоящего возле песочницы. Она обернулась, чтобы увидеть, кого это он так приветствует, но никого, кроме старого облезлого пса на тропинке за её спиной не было. Я успела вовремя. Ирина как раз подошла к Ивану.
- Это Ирина, моя подруга, - произнесла я.
- А это Иван? – спросила Ирина.
- Да, - подтвердил он и хитро улыбнулся: - Я не знаю собаку, которая преследовала вас, а теперь застыла в ожидании. И приветствовал не её, а вас, когда вы улыбнулись. Я просто предположил, что вы знакомы с Натальей. Моё предположение оказалось верным. Я рад знакомству, но, к сожалению, уже ухожу. Чай с тортом будем пить в следующий раз, - пообещал он, распрощался с нами и ушёл.
Я взяла Ирину под руку и сообщила:
- Мне Иван посоветовал экспериментировать… писать и складывать в копилку все совпадения, которые произойдут после опубликования моих произведений.
- Если мне не изменяет память, я тебе советовала то же самое. Так что дерзай, - произнесла моя подруга. – Я в этой ситуации могу быть лишь сторонним наблюдателем.
Я не пренебрегала советами друзей, просто мне надо было созреть до чего-то, собраться с мыслями, взрастить замысел, чтобы начать писать. Я должна была не просто излагать мысли на бумаге, а вдохновенно ваять словесный шедевр. У меня вдруг почему-то письмо стало ассоциироваться со скульптурой. Для мастера, как и для художника, важно найти модель, чтобы воплотить замысел. Я же с прискорбием должна была признать, что именно этого самого замысла у меня и не было. Факт – упрямая вещь.
Я была в растерянности, потому что не знала, о чём писать. И вдруг однажды с экрана телевизора мне подсказали тему – экологически чистые продукты, жизнь в деревне. Из лабиринтов памяти вылезла информация о бывшем муже Ирины, который после развода решил купить дом в деревне с участком и садом. Думал ли он о вредных продуктах на прилавках наших магазинов, мне не ведомо, как и то, осуществил ли он свою мечту или до сих пор снимает квартиру недалеко от работы. 
Я создала некого героя, одержимого благородной идеей поставлять бывшей жене в город экологически чистые продукты. При этом я держала в голове образ Игоря, бывшего мужа Ирины. Она успела прочитать черновой вариант моего творения, прежде чем уехала в очередную командировку на край света. А через полгода, когда она вернулась, первое, что я услышала, едва открыла ей дверь:
- Работает!
- Кто? – опешила я. – Ты бы хоть поздоровалась.
- Не кто, а что, - поправила она меня. – К чему подобные упрёки? Ты же знаешь, что я тебе всегда желаю здравия. Но главное – случилось. Сегодня с утра ко мне в дверь позвонил Игорь. И знаешь, что он сказал?
- Здравствуй, - озвучила я своё предположение.
- Да. Он сказал, что решил привозить мне из деревни экологически чистые продукты. Вот! – она поставила возле моих ног огромную сумку.
- Что это? – поинтересовалась я.
- Продукты. Я делюсь с тобой. Там овощи, молоко, сметана, творог, сливки, сыр и масло. И как ты думаешь, на чём он это всё привёз?
- На такси, - сказала я.
- Нет. На лошади. Представляешь, он купил лошадь, корову, кур, какую-то сельхозтехнику.
- Он стал фермером? – спросила я.
- Нет. Он решил вначале обзавестись личным хозяйством. Правда, не всё сразу освоил. Не обошлось без курьёзов. Сосед Костя отнесся к его затее с пониманием. Оказалось, что использовать один Интернет недостаточно, чтобы научиться доить корову и ухаживать за животными. Я уж не говорю про приготовление масла, творога и сыра.
- Ничего не понимаю, - призналась я.
- А что здесь понимать? Сработало! – воскликнула Ирина и запрыгала от восторга.
Разделять ликование по поводу фермерского хозяйства её бывшего мужа мне не хотелось.
- Он стал таким, таким, таким, - она никак не могла дать определение, каким же стал её бывший муж. – Он стал настоящим, - вдруг выпалила она. – Мы с ним проболтали почти два часа, а потом он подвёз меня на телеге до твоего дома.
- Что?
- Это так круто! Он пригласил меня погостить у него в загородном доме, и я согласилась.
- Настоящий мужчина должен отвечать за свои поступки, - сказала я.
- Что он и делает. Я спросила, не одиноко ли ему в такой глуши? И знаешь, что он мне ответил? Одиночество приходит тогда, когда у человека слишком много свободного времени. Он с таким юмором описывал свои злоключения, что от смеха у меня сводило скулы. А ещё, ещё он стал изучать антропологию самостоятельно, чтобы нам было о чём поговорить. Представляешь?
- С трудом. А экзотические языки он тоже начнёт изучать?
- Возможно. Во всяком случае, я не удивлюсь, - улыбнулась Ирина.
- За продукты Игорю при случае передай спасибо, - попросила я. – Уж не думаешь ли ты заняться изучением химии, чтобы и тебе было о чём поговорить с ним.
- Тем для разговоров у нас предостаточно и без этого. Нам просто стало интересно слушать друг друга. Я смогла отложить свои отчёты и написание диссертации в сторону. Расставила приоритеты, что ли. Ведь для других людей у меня время находилось всегда. Может, он просто перестал меня раздражать?
- Всё может быть, - согласилась я.
- Может, в сквере посидим? – Ирине было необходимо куда-то бежать, адреналин – штука коварная. – Посмотри в окно, солнце сумасшедшее.
Я подошла к окну. Дождь, действительно, перестал, выглянуло солнце, а какой-то чудак продолжал идти под зонтом, не замечая этого. Я посмотрела на сияющее лицо подруги и вдруг поняла, что не в состоянии отказать ей. Мне было сложно поверить в чудо, поэтому приняла решение встретиться с Игорем, чтобы выяснить причину, почему на самом деле он уехал в деревню. Ведь после развода с женой он просто грозился, что уедет в глухомань, подальше от цивилизации. Я не верила, что смогла предугадать его злоключения в глухой деревне. Что-то уж слишком быстро всё произошло. Разочаровывать подругу раньше времени мне не хотелось, но и восторгаться совпадениями я просто не могла, ощущала во всей этой ситуации некий подвох.
- Тебе не помешает окунуться в мирскую суету, - подруга боялась, что я откажусь идти с ней в «люди».
В её понимании «посидеть в сквере» возле дома, значит, дать ей возможность выговориться. Я заметила, что последнее время появилось много желающих подсесть мне на уши. Я вдруг вспомнила утренний звонок и не удержалась:
- Знаешь, мне сегодня позвонил какой-то мужик, вначале вежливо поздоровался, а потом стал утверждать, что он звонит из моей управляющей компании, что у меня закончился срок поверки счётчиков учёта воды. Мне звонят, чуть ли, не каждый день с подобным утверждением. Я устала объяснять, что у меня всё в порядке и просто бросила трубку. Он тут же перезвонил и заорал, чтобы я не смела бросать трубку. Нервный какой-то. Он начал снова голосить, какие проблемы меня ожидают. Я попыталась ему возразить, но сказать, что поверку я давно сделала, он мне не дал. Послушайте меня, - кричал он, а я только тем и занималась, что слушала его вопли и страшилки. Я не выдержала и гаркнула: - Фамилию назовите и организацию, от которой вы звоните. От растерянности звонивший называет своё имя и совершенно иную организацию. Так вот, Серёжа, говорю я ему, я не психотерапевт, чтобы выслушивать ваш бред. Что? Совсем плохо? Никто не хочет вас слушать? У вас там все такие нервные? Или сердобольные? Вы так переживаете, что я буду переплачивать за воду? Так вот, можете спать спокойно, поверку я сделала. И не пытайтесь меня убедить в обратном, я вам не поверю. Хотя должна признать, что в вашем голосе столько экспрессии, страсти, хоть сейчас на сцену. Станиславский оценил бы ваш монолог. Может, это способ познакомиться со мной? – спросила я, а он бросил трубку. Как думаешь, будет ещё доставать меня со своим бредом? У них там клиника какая-то, а не организация, - я улыбалась, а подруга хмуро смотрела на меня.
- Зачем ты мне это, - она выделила голосом последнее слово, - рассказала?
- Просто вспомнила забавный случай. Мне не дают расслабиться, заземляют, чтобы я не витала в облаках. Только не подумай, что я причисляю тебя к коллективу «заземляющих». Но что-то всё же в твоём голосе мне напомнило «выступление» мужика. Ты слишком эмоционально восприняла визит бывшего мужа. Я понимаю, что тебя не каждый день катают на лошади…
- Зануда, - уже спокойно произнесла Ирина. – Так мы идём гулять?
- Гулять или сидеть в сквере? – уточнила я.
- А без разницы.
- Ещё никто не платил мне за моё творчество продуктами. Твой Игорь самый оригинальный…
- Ты думаешь, что он вначале прочитал твой рассказ, а уж потом стал действовать по написанному сценарию?
- Не знаю. Я хочу поговорить с ним. Но в любом случае, его усилия достойны уважения…
- Я тоже так думаю, - заулыбалась Ирина.
- И то, что он любит тебя и страстно желает вернуться, тоже не секрет.
- Мы же, когда жили вместе, почти не разговаривали. А сегодня я вдруг увидела перед собой очень интересного собеседника. Я ведь раньше вообще не интересовалась, чем он занимается. Ну, химик, химичит в институтской лаборатории и химичит. А он, оказывается, изобрёл что-то очень важное и нужное для сельского хозяйства.
- Уж не хочешь ли ты сказать, что его огород, это своего рода испытательный полигон?
- Нет. Конечно, нет. Он выращивает овощи экологически чистые. А его изобретение касается лечения какого-то заболевания у лошадей. Это мазь для суставов.
- Неужто «Лошадиная сила» - его изобретение? - всплеснула я руками.
- Нет. Он изобрёл какой-то химический компонент, который стали использовать в мазях. Если честно, я и название не запомнила, а если бы запомнила, вряд ли бы выговорила. Вообще дело не в направлении его исследований. Важно, что ему интересно, что он может поделиться со мной своими радостями и огорчениями. Он успевает и в институте работать и на приусадебном участке. Ты не поверишь, - произнесла Ирина, – он стал совсем другим.
- Люди так быстро не меняются, - напомнила я ей. – Значит, он был такой всегда. Просто ты была поглощена своей работой, он – своей. Да и встречались вы слишком редко лишь для того, чтобы предъявить другу претензии. Вы, возможно, так и не узнали друг друга за три года вашего странного союза. А, освободившись от бремени брака, смогли разглядеть друг в друге то, что ускользало раньше.
- Наверное, ты права.    
- И потом, это социальные очки делят наши поступки на добрые и дурные. Но ведь подлинная природа зла может быть упакована в красивую обёртку. И потом, человек может быть ужасающе дурным и не подозревать об этом. Можно всё отдать бедным и не быть милосердным, можно избежать всех грехов и, тем не менее, быть созданием зла.
- А это ты сейчас к чему? – насторожилась подруга.
- К вопросу об истинном и ложном восприятии… Это я о своём, наболевшем. Вспомнила Андрея. Я его придумала. Хорошо ещё смогла вовремя проснуться. Мой вариант брака стал бы катастрофой. Словно высшие силы сжалились надо мной и открыли мне глаза. Помню, в тот день мне показалось, что воздух сгустился. С веток, как при замедленной съёмке, как бы нехотя, падали листья. Они медленно опускались, так медленно, что казалось, будто что-то не даёт им упасть, а может, они застывали в раздумье, потому что не знали, что делать дальше. Мы гуляли в старом имении какого-то графа, которое только начали реставрировать в то время. Мы оказались перед прудом, на спокойной глади которого розетки водного ореха превратились в багряно-красные, они ещё не все сбросили плоды, похожие на маленьких «чёртиков» с рожками. Ты же знаешь, что их ещё называют чёртовы орехи, а по научному – чилим. Вокруг был мнимый покой. Я почему-то отметила, что кровавые островки возле берега пруда из водного ореха – это некий зловещий знак. Андрей был в ударе: чем больше он нёс чепухи, тем больше нравился сам себе. Всё чаще вылезали не запланированные злобные ноты. Я слушала его бред и приходила в ужас, словно присутствовала при агонии. Как-то слишком быстро потемнело. И вот уже вокруг сверкающая холодная ночь, звёздное небо, и луна, наводящая тоску, вытаскивающая откуда-то чувство одиночества. Я замёрзла, мне хотелось убежать, но я стояла и слушала, словно под гипнозом, исповедь человека, который, оказывается, был предком этого самого графа. А потом он замолчал, погрузился в созерцание пруда. Я не знаю, что он там хотел рассмотреть. Может, отражение луны? Но в какой-то момент я увидела его холодные, как у змеи глаза, и растерялась. А через мгновение он словно опомнился, мне даже показалось, что ему стало стыдно за то, что он наговорил. И чтобы как-то скрасить впечатление от собственного «провала», он заговорил о великих людях:  «Анаксиомен, мне кажется, ещё говорил, что Млечный Путь состоит из звёзд, каждая из которых является миром, содержащим солнце и планеты. Задолго до Ньютона Пифагор учил закону притяжения обратного квадрату расстояния. Ньютон, Галилей и Коперник признавались, что пришли к открытиям, читая древних. Так что…»  Ты мне советуешь читать древние трактаты? – спросила я, и уловила недовольство, что его перебили, недовольство, которое он попытался подавить. Он даже скривил рот в улыбке, а потом пришёл охранник, сказал, что закрывает ворота, и нам следует покинуть территорию «объекта». Это слово вновь взбесило Андрея, он прочитал целую лекцию бедному охраннику, пока мы возвращались к машине, не преминув сообщить о своих генетических корнях. Всю обратную дорогу он грозился вывести всех на чистую воду, потом вспомнил о своих законных правах на усадьбу и пообещал когда-нибудь выкупить её. Мне хотелось забиться в какую-нибудь щель от идущей от него агрессии, стать невидимой. Мне даже показалось, что шлепки грязи беспорядочно падают на меня, и никуда от них не скроешься, не спрячешься и не убежишь. Возникло ощущение, что он способен от слов перейти к действиям. И почти сразу же я услышала, что у него чешутся кулаки, что ему хочется кому-то вмазать по морде. Я облегчённо вздохнула только когда выскочила из его машины во дворе своего дома, а потом долго стояла под душем и плакала то ли от горя и разочарования, то ли оттого, что не сразу разглядела гнилое нутро человека, и думала, а вдруг наши отношения перерастут во что-то большее. Не переросли, потому что спала пелена, пришло понимание, что я его не люблю, и никогда не любила.   Через неделю мы расстались. Он уехал за границу, женился на богатой иностранке, которая через месяц сбежала от него, обвинив в склонности к насилию.
- Так я его встретила в аэропорту, когда возвращалась из экспедиции, - произнесла Ирина. – В имении, насколько мне известно, музей. Меня почему-то это радует. Я с его сестрой одно время общалась. Она возмущалась  коварством и жестокостью своего брата. А впрочем, подобных людей во все времена было достаточно. Правда, размеры этой жестокости со временем растут. В 1775 году французский инженер Дю Перрон предоставил молодому Людовику XVI «военный орган», приводимый в действие рукояткой, который выбрасывал одновременно 24 пули. Это оружие, своего рода, прототип современных пулемётов, изобретатель сопроводил инструкцией. Машина показалась королю и его министрам Мальзербу и Тюрго такой убийственной, что они были шокированы, и, естественно, отвергли её. А изобретателя сочли врагом человечества. Представляешь? Если бы они только знали, что будет через 166 лет, какие «враги человечества» вылезут на свет…
- Ты словно ходячая энциклопедия. На все случаи жизни у тебя есть примеры, - я не могла определиться, восхищает ли меня это или я однажды приняла её со всем «багажом», после чего стала воспринимать её истории, как иллюстрации в книге.
- Просто я пересказываю, то, что услышала от наших эрудитов в экспедиции, - улыбнулась Ирина. – Всё дело в хорошей памяти. Я ничего не делаю специально. Это происходит как-то само собой. И это не признак большого ума, это наследственность. Мой дед с лёгкостью запоминал огромные объёмы текста. Мог и через много лет процитировать любой отрывок из прочитанной когда-то книги, назвать, на какой странице этот текст расположен, какой абзац сверху или снизу… Он в своё время говорил завистникам, что не знает, достоинство это или проклятие. Тогда не было Интернета, и сотрудники с любым непонятным вопросом бежали к нему, - голос Ирины дрогнул.
Я  коснулась её руки. Как долго мы сидели на лавочке в сквере и молчали, я не знаю. И было в этом молчании столько приятия того, что мы имели, надежды на лучшее будущее, и ещё что-то такое чудесное, похожее на солнце в небе, которое щедро одаривало нас теплом просто так, потому что оно – Солнце.
А потом наступили рабочие будни, я погрузилась в написание статьи, которую ждал редактор, но мысль о том, что надо поговорить с бывшим супругом Ирины, не давала мне покоя. К тому же я никак не могла придумать, как пересечься с ним «случайно». В деревню в гости он меня не приглашал. Ирина тоже не горела желанием взять меня с собой, не тот случай. Оставалось гулять возле института в надежде, что рано или поздно он столкнётся со мной.
Я решила не откладывать в долгий ящик задуманное. И дня через три после общения с подругой поехала к институту задолго до окончания его рабочего дня. Пустынная площадь перед зданием, где работал Игорь, несколько остудила мой пыл. Я представила, как прогуливаюсь в гордом одиночестве с умным видом, а редкие прохожие и страж порядка с подозрением смотрят на меня, и несколько сникла.
И тогда, чтобы не привлекать к себе внимания, я зашла в кафе выпить кофе. Каково же было моё удивление, когда я увидела Игоря там. У меня даже возникло ощущение, что это не я искала встречи с ним, а он. Игорь любезно предложил мне сесть за его столик.
- Я давно хотел встретиться с вами, - начал он. – Вы изменили мою жизнь, - он увидел недоумение на моём лице и улыбнулся. – Рассказ.
- Что с ним не так?
- Всё так. Вы подсказали мне выход.
- Значит, вы вначале прочитали его, а потом решили действовать, как герой рассказа?
- Да, - облегчённо вздохнул он. – И знаете, я ни разу не пожалел. Это оказалось весьма интересно. Я даже предположить не мог, что почти все злоключения литературного героя испытаю на собственной шкуре, но это стоило того. Наташенька, вы только Ирине не говорите об этом. Она уверена, что это была моя идея.
- Значит, я не  предсказала ход событий, который вас ожидал?
- А вы хотели побывать в шкуре пророка? Об эффекте плацебо слышали? – вдруг спросил он. - Я размышлял по этому поводу и думаю, что дело не в сознании пациента, а в сознании того, кто лечит. Это его вера творит чудо.
- Я не очень понимаю, при чём здесь эффект плацебо?
- Как при чём? Это ваша вера, что возможно изменить ситуацию, что расставание – это ещё не конец, сотворила чудо. Я всего лишь, как добросовестный актёр, сыграл роль по данному сценарию. Хотя многие курьёзные моменты я надеялся избежать. Не получилось. События развивались, как им было предписано.
И опять мелькнула мысль, так предвидела я или он хорошо сыграл свою роль? Ответа у меня не было. 
- Хочу начать выращивать виноград, - услышала я. - Знаменитым виноделом я вряд ли стану, но поставлять вино в местные рестораны можно будет, если учесть, что хозяином одного из самых шикарных ресторанов стал мой одноклассник, - улыбнулся Игорь.
- Не боитесь спиться? - поинтересовалась я.
- Можно быть большим знатоком вин и при этом никогда не пить их в кабаке, - произнёс он.
  Я слушала его и одновременно продолжала мысленно рассуждать. О чём я вообще вопрошала? Человек прочитал мой рассказ, увидел выход из своей ситуации и решил действовать. Так при чём здесь моё предвидение? Ни при чём – вынуждена была я признать. Надо было уходить. Я с сожалением посмотрела на пустую чашку и произнесла:
- Я рада, что встретила вас.
- Я тоже, - поспешил он заверить меня.
- Про вашу просьбу помню. А если честно, думаю, что для Ирины главное, что вы увидели друг в друге того, кого искали, ждали и, наконец, нашли. Желаю вам счастья, взаимопонимания и огромной любви, - я встала, положила деньги за кофе на столик и пошла к выходу.
Меня не расстроил отрицательный результат, я, собственно, если честно, и не ждала, что случится чудо. Хотя, с другой стороны, чудо всё же случилось. Мы часто даже и предположить не можем, как наши действия отзовутся в будущем. Во что выльется брошенное вскользь слово, а здесь целое руководство к действию вышло из-под моего пера. Я не думаю, что найдётся ещё какой-нибудь чудак, способный на подобный подвиг. То ли зерно упало на плодородную почву, то ли мой рассказ стал последней надеждой исстрадавшейся души, не знаю. А может, и моя надежда, что смогу что-то изменить в их судьбах, сыграла отведённую ей роль. Всё так запутанно.
Я рассказала Ивану о провале. А он возразил мне, что никакой это не провал. Некоторые вещи не стоит выяснять. Что было вначале: яйцо или курица?
- Я думаю, что в моём случае всё не так или не совсем так. Хотя если Ирина и Игорь вновь обрели друг друга, может, всё же цель достигнута? Правда, я не ставила перед собой такой цели, я просто хотела знать, могу ли я предвидеть некие события? И что? Случилось то, что случилось. Конечно, я могу уговаривать себя, но если честно так хотелось, чтоб вначале было моё Слово, а уж всё остальное потом. Но я знаю, что есть схема реальности, которую я не могу изменить. Существует предопределённость. Тогда можно ли превзойти самого себя?
 Иван внимательно посмотрел на меня и вдруг тихо произнёс:
- Я уяснил, что мелкие мысли могут возникать время от времени в голове. Главное не дать им превратиться в мелкие поступки. Как-то так, - улыбнулся он. – И это не я такой умный, прочитал где-то. Я давно заметил, что вспоминается в нужный момент то, что ты знаешь, чем живёшь, но кто-то уже сформулировал это до тебя лучше, чем бы ты смог это сделать. Не грех повторить, только себе нельзя приписывать. Хотя, на самом деле, мысли витают над нами, как невидимые бабочки, садятся на голову, и ты озвучиваешь их. А они, возможно, жили всегда, просто в нужный момент прилетели к тебе, а потом продолжили свой незримый путь. Тогда и авторство становится спорным…
- Так, это ты к чему?
- К тому, что никому нет дела до луны, бредущей в гордом одиночестве за прозрачными облаками до тех пор, пока кто-то не поднимет голову к небу. Мне в последнее время стало казаться, что всё уже не только было, есть, но всё ещё будет, что уже есть. И, тем не менее, мы все вовлечены в поток изменений. И есть нечто, что не поддаётся описанию, толкованию, что страшит и удивляет одновременно, и оно непроницаемо. Ты когда-нибудь задумывалась о том, что существует магия музыки? – спросил вдруг он меня.
И не успела я ответить, как он продолжил, потому что это была его манера говорения, которая не мешала мне, наоборот, освобождала от некоторых сложностей, которые могли возникнуть в силу моей некомпетентности. Короче, его вопросы из разряда риторических не задевали меня. Я не думаю, что ему было наплевать на моё мнение. Мне порой казалось, что он знает меня лучше меня самой. И давно понял, ощутил, осознал магию притяжения между нами, как и то, что это естественный результат, который даже озвучивать не стоит.
- Многие не хотят знать, что происходит, когда шесть нот предвосхищают седьмую. Или когда три ноты, переплетаясь друг с другом, задают тональность, мелодия – гамму. А может, музыка – это язык временных и пространственных связей? – вновь спросил он, а я превратилась в прилежную ученицу, с восторгом взирающую на взбалмошного учителя, за словами которого прячется Нечто, который вёл к пониманию запутанными горными тропами. - Есть люди, которые могут управлять, но не могут создавать. Есть те, которые читают, и те, которые пишут. Творец творит, но это косвенный эффект чего-то ещё, заложенного в нём. И тогда встаёт главный вопрос: «Кто я»? Раньше я не осознавал своего одиночества. Когда ты один среди толпы людей, которым нет дела до тебя, твоих вопросов, переживаний, радостей, страхов – вот что такое одиночество. А тебе не казалось странным, что некая незавершённость, недосказанность в произведении ценятся больше?
Я пожала плечами и только попыталась направить поток мыслей в данное русло, как услышала:
- Я однажды понял, что проблемы, возникающие периодически перед нами в жизни, не в том, в чём мы их видим, - он сделал паузу, но расшифровывать очередной тезис не стал, словно предоставлял выбор: согласиться с ним или не согласиться. - В мире существует бесконечное множество истинных вещей, истинность которых никак нельзя доказать. Не так ли? – он внимательно посмотрел на меня и улыбнулся.
В смущении, как бы ища поддержки, я огляделась по сторонам, понимая, что никто за меня отвечать не будет на его вопрос, и почти прошептала:
- Возможно.
- Как ты думаешь, условия наблюдаемого влияют на наблюдаемый объект? – спросил он, а я подумала, что лучше бы он не менял тактику, потому что его риторические вопросы меня устраивали больше не потому, что я не хотела мыслить и рассуждать, а потому, что не хотела показаться примитивной.
- Вопрос о субъективности и объективности? Условия наблюдаемого влияют только на его восприятие, а не на сам объект. Боже! Мы пришли вновь к вопросу об иллюзии и реальности.
- Умница, - прошептал он, и я увидела восторг в его глазах, правда, относилось ли это восхищение ко мне или к тому, что я сказала, я не могла определить, а спросить, даже в шутку, мне что-то помешало.
Я потеряла лёгкость восприятия, и не успела отследить, когда, в какой момент это произошло. Мне стало обидно до слёз. Иван обнял меня и не произнёс при этом ни единого слова. Я успокоилась и услышала:
- А может, всё же влияют?
- Вначале было…
- Да, которое возникло из Любви, мне так кажется, - произнёс Иван и впервые поцеловал меня не как друга.
Мир преобразился, и мне было всё равно, что это всего лишь моя очередная иллюзия, потому что в ней было Настоящее, Реальное, Вечное.


Май 2018 года