Про кулёк, Старого и говно
- Здорово, Русый. Дай что ли посижу с тобой, погреюсь.
Русым он меня называл за обесцвеченные волосы, а посидеть-погреться приходил раз по пять за смену, несмотря на то, что у себя в вахтёрке ничего больше не делал, как только сидел и грелся.
- Ты, Русый, скажи, когда девку свою того, сильно бздишь?
Я отвечал, что бжу только по церковным праздникам, а насчёт девок придерживаюсь девственной осторожности. Он смеялся и начинал рассказывать истории. Истории его все были либо про говно, либо про баб. Этих тем он придерживался как полюсов, между которыми обретал свою полноценность весь мир. Порою эта полноценность сводилась к минимуму, когда в истории скрещивались и бабы, и говно.Например, в его рассказе про то, как он обосрался с похмела на первом свидании, или когда подарил однокласснице, которая ему нравилась в школьные годы, закрытый газетный кулёк с говном вместо семечек. Говорил, что подбирал специально шариками, чтобы тряслись внутри.
Иногда к нему приходила жена, приносила конфет или чего к чаю. С его рассказов они ещё в молодости решили разойтись, едва успев народить дочь. Ей было удобнее жить с родителями – ближе к работе, а ему вдвойне удобнее было вернуться к весёлой холостяцкой жизни. Разводиться они не стали, чтобы обезопаситься от пересудов, и просто вернулись к тому, с чего начинали. Что-то непримечательно прозаическое стало поводом для их разрыва, что-то такое, что я даже не запомнил этой причины. Как собственно и его имени.
Свидетельство о публикации №219020401228