Память

Ирвину

 Ты спросишь меня, почему я так долго молчал, словно тот, кто потерял любовь и не осмелился сразу же в этом признаться. Я забыл написать. Всё настолько прозаично, что такую фразу я бы постеснялся произнести вслух, оставив её чистому листу. Забыл. Совершенно вылетело из головы. Представляешь, будто и не писал никогда, будто я совершенно в этом не нуждаюсь.
 Не спеши обижаться. Разве это самое скверное, что может приключиться с памятью? Невелика беда: сегодня в моей голове явственно запечатлены тончайшие черты лица Афродиты, грациозные изгибы её тела и красота, режущая глаз, а завтра — ничего, пустота. Для меня её никогда и не существовало. Афродита... А кто она? Как она выглядит? Хороша ли собой? Память, словно весеннее тепло, растопила снежные сугробы, превратив их в журчащие ручейки. А что может сказать бегущая вода о снежных барханах? Увы, ничего!
 И я рад, что всё так устроено: то, чего нет в памяти, того никогда и не было. Это куда лучше кровавого пятна искажённых воспоминаний, сочащихся из раны холодного и безжизненного гипса. Гильотина памяти отсекла тело Афродиты и на блюде прошлого преподнесла лишь голову.
 Memoirs — это манекены, прикидывающиеся людьми. Мёртвые натурщики, потакающие людским слабостям, убедительно отыгрывают роль живых, а мы вступаем в союз с палитрой памяти и заливаем гипс радугой красок, пытаясь оживить то, что давно мертво.
 Сколько лжи в воспоминаниях! Сколько правды в забвении! Сколько всего я должен тебе рассказать!
 Но прежде согласись: разве не лучше вовсе забыть, нежели тешиться фальшивыми воспоминаниями, выдающими себя за то, чем они в действительности никогда не были? Миражи прошлого — незаживающая, зудящая, кровавая рана, ежедневно раздираемая когтями настоящего.
 Мой друг, воспоминания навсегда отделены от реальности непреодолимой каменной стеной. Эти мучимые неволей узники, предатели и лицемеры прошлого, меняют свои показания по нескольку раз в день. Да, я забыл тебе написать, но «забыть» — сосед куда более честный и благородный, чем «помнить».
 Какой нахал, лжец и преступник этот «помнить»! Вы стучитесь к нему в дверь, просите взаймы, он даёт вам, представим, десять песо, но через пару дней, руководимый изменчивостью памяти, он помнит, что давал вам сто! Но не спешите его судить, ведь он живёт в каждом из нас и выкидывает такие штуки, что горная река, стремительно меняющая направление своих вод, — символ постоянства в сравнении с изворотливой и хитрой змеёй памяти, то и дело сбрасывающей кожу при встрече с чем-то новым.
 Я посылаю тебе записки из личного дневника, рассказывающие об одном важном событии моей жизни. Этот гербарий воспоминаний — улика против преступной памяти и хвала прекрасному «забыть».

{Первый день после расставания.}

 Жаркая Барселона, прощай! Я уезжаю и, вероятно, больше никогда не вернусь. Твоя красота, словно переслащённый пирог, вызывает изжогу. Саграда-Фамилия — устремлённая ввысь церковь памяти, строительство которой никогда не завершится. Я устал. Устал от гнетущей величественности и грандиозности архитектуры, подчёркивающей мою никчёмность и незначительность. Большие города, как и большая любовь, созданы для того, чтобы подтвердить изречение Шекспира: «Так сладок мёд, что, наконец, он горек. Избыток вкуса убивает вкус».
 Мы простились. Логика и закономерность — друзья скучные, требовательные и педантичные, но совершенно необходимые, если хочешь двигаться вперёд. К чему хвататься за другого, если он стал живым подтверждением афоризма Жана-Поля Сартра «Ад — это другие»?
 Как всё переменилось! А ведь когда-то мы лелеяли друг друга, когда-то упивались любовью, когда-то мы наслаждались райским садом, словно Адам и Ева. Когда-то...
 Будто одни в этом мире, мы счастливо жили в маленьком, невзрачном, склонившемся домике, окна которого выходили на усеянную людьми площадь. Но дерево познания добра и зла нас поссорило. У каждой пары оно своё. Мы вдруг почувствовали отчуждённость, абсолютную холодность к интересам и стремлениям друг друга, мы прозрели, увидев колоссальные различия между нами.
 «Ты — враг мой», — вот-вот и сорвалось бы с наших уст, но вежливость издевалась над нами, научив терпению и примирению. Ад в образе другого должен был закончиться, ибо нам стало невозможно находиться даже в одной комнате. Наконец, вчера мы вырвались из цепких объятий умерщвлённого чувства.
 Всё было, как в романе: наступил день моего отъезда, и затрепетало любящее сердце сомнения, уговаривающее остаться. Однако я собрал все свои вещи и вышел из дома. Саграда-Фамилия, орошаемая слезами дождя, уничижительно наблюдала за сценой расставания. Лживый поцелуй, притворившийся фантомом прошлой любви, растрогал мою душу, но разум убеждал не поддаваться хитрой ловушке чувств. Я уехал. Всё закончилось.

{Месяц спустя. Период одиночества, неприятностей, исканий.}

 Саграда-Фамилия! Какой вдохновляющий шедевр я наблюдал из окна каждый день! Барселона! Стройные ряды разноцветных домишек, простор площадей, тишина скверов и парков... Да, этот город я запомнил как один из лучших городов, в котором я когда-либо гостил.
 А была ли адом она? Отнюдь. Я сам носил ад хаоса в своей неустроенной и бессмысленной душонке, свалившей оползень бед на других. Проблема таилась во мне. Теперь я осознал это.
 Часто снится этот большой, просторный дом, наполненный уютом. Возвращаясь после прогулок, я всегда замечал его издалека: он был непохожим на другие покосившиеся и безликие дома.
 И всё-таки мы представляли собой единое целое, устремлённое в будущее...
 А расставание? Жаркое, сухое и бессердечное, как день, ему сопутствующий. Кажется, мы даже не обнялись на прощание.

{Год спустя. Период кипучей деятельности.}

 Барселона всё ещё в моих мыслях, осквернённых проделками памяти. Я вспоминаю её как обыкновенный, ничем не выдающийся город. Просто застроенный кусок суши, заполненный ленивцами, отдыхающими во время нескончаемой сиесты.
 А она? Просто девушка. Одна из многих. Такая же, как и все. И что только называл я адом или раем? Заурядные отношения, которым пришёл конец. Пожалуй, я был чересчур эмоционален. Всё намного проще.
 Если я не ошибаюсь, я уехал в приподнятом настроении, так и не попрощавшись. Об этом, конечно же, не сожалел. Безразличие — вот спутник того дня.

{Несколько лет спустя.}

 Барселона. Саграда-Фамилия. Она. Любовь ушла. Расставание. Уехал. Больше ничего не помню. Нет, лукавлю: в голове куча бессвязных образов. Они клевещут друг на друга, и я не могу понять, что из них правда, а что — бессовестная ложь. Кажется, все воспоминания — полнейшая выдумка от начала и до конца.

{Несколько десятилетий спустя.]

Хотел вспомнить её и Барселону, но всё, к счастью, забыл. Ах, это прекрасное «забыть», а не эфемерное «помнить»!

Андрей Варвар, секретарь памяти