Кн. 3, ч. 3, глава 16

  - Еленочка, родная, ты твёрдо уверена в этом? – взволнованная Марта не могла поверить, что её дочь не шутит, что Пазильо сказал ей правду.

Она уже давно перестала понимать свою дочь. Понимать эту семью. Вот вроде бы всё наладилось, они сыграли свадьбу, съездили в свадебное путешествие – как и положено новобрачным. Они любили друг друга. Ей казалось, что любили. А потом… потом началась череда ужасных происшествий. Кошмарный взрыв в доме – бедный дом, такой красавец, настоящая старина, Пазильо всегда восхищался архитектурой и внутренней планировкой – он взял его идею для нового дома в Полицах. Бедные люди – сколько их погибло и осталось покалеченными – никому они теперь не нужны, даже Хозяину. Потом – ещё один взрыв, на фабрике. За её зятя кто-то хорошо взялся, не даёт продыху. Кто-то дальний и глубоко схоронившийся. Бьёт исподтишка, по-тихому, сначала – мелкими пакостями, а теперь дошло дело до серьёзных диверсий. Что-то будет дальше?

Но самое страшное – та последняя ссора, что произошла между Еленкой и Виктором. Она показала, что не утихает в глубине души вражда и давняя распря, не утихает ад. Да и как ему утихнуть, если вокруг – уже целая армия «потерянных душ», как выражается Элизабет. Загубленные жизни, и далеко не каждый, по мнению зятя, человек: кто-то заслужил возвращение, кто-то нет. Зачем они родились на свет, если их души так перекорёжили, если у них нет даже возможности помолиться за самих себя и оставшихся в неведении родных? Вот и ещё один несчастный – Гера, которого быстренько приголубил этот ужасный Фернандес – как Виктор может терпеть содом в своём доме? Марта и не знает, как ей теперь обращаться к милому мальчику, кем он мог бы ей стать – сыном или дочерью?

Её собственная дочь зачерствела душой, и уже не обращает никакого внимания на противозаконность дел своего мужа. Более того, сама мечтает заниматься дьявольскими опытами. Опытами с живыми людьми… Кто теперь поверит, что Мендес когда-то мечтал осчастливить человечество, подарив панацею от самых тяжёлых и неизлечимых болезней? Канули те времена.
 
Марта пыталась поговорить с Еленой, но та не больно-то берёт в голову её предупреждения и тревоги, она отмахивается от матери. Ей уже не хочется слушать советов, она рвётся из-под опёки, она желает сама диктовать. Елена словно одержима – ад настолько прикипел к ней, вошёл внутрь, что она потихоньку становится тенью своего мужа, его копией, его придатком…

Однажды, в ответ на укоры и отчаянные сетования Марты, Елена сказала такое, что у той помутилось в глазах, и волосы встали дыбом.
 
Елена сказала: - Мама, в мире столько беспринципных диктаторов и военных, для которых человек – пушечное мясо, столько правителей, равнодушных к своему народу, столько оголтелых бандитов и мафиози, что в сравнении с ними Виктор – просто ангел! Не забывай, он был и остаётся учёным и врачом, его изобретения можно использовать на пользу человечеству, и что такое несколько тысяч зомби в сравнении с теми десятками тысяч и миллионами, которых перебили в войнах, угробили диктаторы, а теперь ещё и  теракты в моде. Так что ты зря на него взъелась, ничего такого особенно страшного он не делает. Его слуги намного счастливее тех, кого сейчас душит и режет какой-нибудь обдолбанный гангстер или маньяк, или кто подрывается на минах в локальных конфликтах.

И Марта не нашлась, что ответить.

Муж и жена – одна сатана? Да, но не настолько же! А ведь Марта когда-то сама уговаривала её принять Мендеса, его любовь, смириться, смягчиться… Либо Марта была настолько слепа и глуха, либо настолько легкомысленна! Сама толкала дитя к греху, к злу и ожесточению.

Нет, Марта не такая уж набожная, увы, и это тоже ужасно, недопустимо, скверно. Сколько возможностей для замаливания грехов упущено. Она теперь подолгу стоит в маленькой часовне, пытаясь сосредоточиться на молитвах, старается повторять их скрупулёзно и чётко. Но иногда наплывает такая тоска, что слёзы текут из глаз, а в голове невольно проплывают невесёлые картины возможного будущего, роятся страхи и смятение, и тогда молитвы не идут, хотя напротив – должны были бы литься безостановочно и страстно!

И вот кольцо вокруг грешников сомкнулось – но смыкают круг такие же отпетые грешники, негодяи, безбожники, и не дай Бог им взять верх!

А сейчас Еленка пришла к матери, издёрганная, смятённая, но спокойная внешне. Откуда силы берутся?

- Еленочка, ты шутишь! Ты хочешь избавиться от детей? Отослать из дома? Всё настолько плохо? Еленочка, родная, ты твёрдо уверена в этом?

- Абсолютно. Если всё… успокоится, ничто не помешает вам вернуться, и мы встретимся.

- Как?

- Очень просто. Не волнуйся, мы тебя найдём.

- А вдалеке не будет опасней? А нам дадут уехать?

- Вот потому я и отсылаю вас сейчас. Чем раньше, тем лучше. В конце концов, когда мы будем далеко друг от друга, достаточно далеко, дети уже не будут никого интересовать. А значит, они будут в безопасности.

- Ты так убеждена в этом?

- Абсолютно. Иначе не поступала бы так.

Конечно, Елена не скажет матери заранее о том, что с детьми отправятся электронные носители. Чем позже она это узнает, тем лучше. А вот Пазильо надо проинформировать.

Елена не позволяла себе расслабиться. Лишь одно мгновение на сомнения и страх, на боль и тоску – и она уже не сможет решиться. Лишь одна капля жалости к себе, эгоистичной жалости – и её озарение, внезапный порыв, удивительное, невероятное, чудовищное, спонтанное решение не состоится. Нельзя остановиться ни на секунду – слетишь кувырком под откос. Нельзя замедлиться – опоздаешь навсегда.

- Билеты уже заказаны, вещи собраны, завтра вы отбываете. У тебя есть время проститься с домом и людьми, проинспектировать вещи – я уложила только одежду и бельё на первое время. Плюс деньги – наличные надежнее.

- Ты не даёшь мне возможности подумать и сообразить, – пожаловалась Марта. – Если я не соглашусь? Если мне страшно?

- Мама, оставаться здесь ещё страшнее. Мне больше не на кого рассчитывать. Только на тебя и Луиса. Он ведь говорил, что у него жива мать и две сестры, и все они монахини. Лучшего места для детей не сыскать. Только довезите… Пожалуйста, довезите! – и она обняла мать, впервые заглянула в её глаза с мольбой и нежностью. – Я доверяю вам. И больше никому.

- У нас будут телохранители?

- Непременно. Возьмёте наших телохранителей, потом мы добавим при необходимости. И надо ещё продумать подмену машин. С вами поедет Гера – незачем ему тут пропадать, пора распахнуть окно.
 
- Луис будет рад. А Виктор согласен?

- Пока не знаю.

- Ну вот! Ты уверена, что он позволит?

- Мама, он любит своих детей. А детям тут не место. Да и почему бы им не попутешествовать?

- Ох, Еленка! – Марта почувствовала, что уголки рта у неё задергались. Если так реагировать, её сердце, пожалуй, опять не выдержит. А она нужна внукам, нужна своей дочери живой и невредимой, это Марта знала твёрдо и чётко. Если не она, то кто же?

Поэтому она не имеет права нервничать, тревожиться, суетиться. Только сосредоточенность, целеустремлённость, самообладание – учись у собственной дочери! Марта уняла дрожь.

- Ты расскажешь поподробнее, как мне надо действовать?

- Конечно, мама. Мы с Пазильо разработали план…

- Вы с Пазильо? Хитрец, он ничего не сказал мне. И он тебя одобряет?

- Он сам предложил помощь. Вы переоденетесь в неброскую одежду, лучше – в униформу слуг, детей тоже замаскируем и укроем, чтобы их не было видно. Вы разделитесь и поедете на трёх машинах. Потом – пересядете на другие. Нам помогут  Буравчик и Штоф – машины принадлежат больничной оохране. Они прибудут завтра утром. Вместе с вами уедут Боян с Александром – думаю, что Мендеса удастся уговорить, Боян не продажен – теперь, после гибели Алеси, будет верен нам. И он собрался отыскать брата. Главное – добраться до аэропорта. Там вас будут подстраховывать наши.

- О Матерь Божья! – вздохнула Марта и помотала головой, будто отгоняя страшное видение.

- Да, да, мама, именно они подстрахуют и защитят. Они будут окружать вас кольцом. Они будут всюду. Не пугайся их. Никакой паники, суеты, бестолковщины.
Да, да, конечно: дыхательная и расслабляющая гимнастика, медитация, аутотренинг. Только так! Дети должны верить ей, слушаться и не волноваться. Луис поможет держать себя в руках.

- Вас встретит Фернандес, поможет с посадкой, проконтролирует лично.

Ах, опять Фернандес! Кажется, теперь она должна испытывать к нему чувство глубокой благодарности, и даже любви. Это самая большая жертва… Она попробует полюбить его. Напоследок.

- И ещё кое-что. – Елена протянула поражённой матери резную, инкрустированную рубинами золотую коробочку, в которой лежали бриллиантовые подвески. Свадебный подарок Мендеса. – Вот. Это – дар Монастырю. От меня и … и от Виктора. На спасение души. Этого хватит? – Елена усмехнулась криво. – Наши души тяжелы, сами не взлетят… Помолитесь всем миром, чтобы у них отросли крылышки.
И шокированная Марта вновь не нашлась, что ответить.

…
- Вик, Лео, Мари, Алекс – вы хотите покататься на машине с бабушкой? И сыграть в Кота-сыщика!

- Хотим! – хором закричали дети и запрыгали вокруг Марты. – Бабушка, бабушка! Мы едем с тобой кататься! Это правда?

Александр на руках у отца брыкался, выворачивался и рвался к друзьям, но Боян держал маленького буяна крепко и надёжно.

- Но вам придётся очень долго и смирно сидеть в машине. Кот-сыщик не любит, когда ему не помогают, а мешают. Зато потом вы увидите столько интересного!

- Ура! Мы будем сидеть долго и смирно!

- А потом вы полетаете на самолёте!

Грянуло новое дружное «ура!»

Только Мари проковыляла к матери и ткнулась в её колени. – Мамочка тоже едет с нами полетать на самолёте! – сказала она серьёзно и повелительно.

- Конечно, только не сразу. Я вас потом догоню. Мы с вами поиграем в догонялки, только на машинах и на самолётах, всё будет точь-в-точь как в мультике! Только знаете, что Кот-сыщик велел вам передать?

- Что?

- Что он будет ждать вас в самолёте при условии, что вы сейчас же ляжете спать – вставать придётся рано-рано утром. У Кота жутко много всяких важных дел. Вы нужны ему, будете помогать!

И Елена начала рассказывать новую историю про Кота-сыщика, придумывая на ходу, и потихоньку уводила в спальню. Поднять их на рассвете будет очень сложно… Но дети, счастливые предстоящим путешествием с Котом-сыщиком, улеглись мирно и охотно.

Елена сидела рядом, гладила каждого по головке, целовала ручонки, пока все не уснули. Елена снова и снова спрашивала себя – был ли у неё шанс стать счастливее в своей жизни? Вопрос риторический. Вот оно, её счастье, улыбается во сне, посапывает тремя смешными носиками…

Она тихонько вышла в гостиную, чтобы ещё раз просмотреть игрушки, отложенные к отъезду. В одной из игрушек, как в погремушке, бренчали флэш-карты и мини-диски с ценнейшей информацией. Мендес влетел в гостиную в ярости и ужасе.

- Марта мне всё рассказала! Елена, что ты делаешь?

- Спасаю детей! – она повернулась к нему, спокойная и серьёзная. – У тебя ещё осталось время проститься.

- Ты сошла с ума! Что… что ты имеешь в виду?

- Не бойся, Вик. Я-то остаюсь с тобой. Куда я… без тебя? А вот они проживут и без нас, и наверняка будут удачливей и счастливей.

- Будут счастливей без родителей? Елена, ты шутишь, ты смеёшься – скажи, что ты шутишь!

- Я не шучу, Вик. Они просто обязаны стать счастливее. Их ничто не отяготит. Я хочу, чтобы они были в безопасности, только и всего. Пока… пока всё не закончится. Смотри, как хорошо я всё придумала. Георгий возьмёт Мари, Тинкель поедет с ними в машине, а Вик и Лео – в машине с бабушкой и Бертраном. Боян с сыном поедут особняком – всё равно они потом отделятся. Потом все три компании поменяются машинами, и так не один раз. Потом пересядут на другие машины в твоём мотеле. Пусть они уходят, Вик…

Мендес обнял её и застыл, пытаясь подавить рыдания. Его губы дёргались, руки дрожали, одинокий всхлип вырвался – и затих.

Елена гладила его по голове, утешая, и чувствовала себя старой-старой. Старше его, старше собственной матери, старше Пазильо, старше этого проклятого мира. Да, она много старше его. Она может позволить себе не заплакать. И обязана не позволить Виктору: иначе он не сможет проститься с детьми весело и беззаботно…