Лето 2000

Этот замок наш! Проваливайте, позорники! — внизу шумела свора недружелюбных пацанов с девятого дома, значительно превосходивших числом и уверенных в своей непобедимости. Самый мелкий из них даже пригрозил, — Или готовьте рыла. Будем бить!

Но Толян и Димон, забираясь в шалаш на дубе, отлично понимали свои роли.

— Дохрена их там? — Толян, коренастый и вечно сердитый парнишка, полулежал на грубо сколоченном полу, покуривая дедовскую папиросу.

— Человек семь... — монотонно отозвался Димон, долговязый и спокойный, как удав. А затем крикнул в окошко, — Залезай по одному!

В своре возникло копошение. Собирали экстренный совет. Дело происходило в августе 2000-го. Ребятам в шалаше было по 13, а тем нижним, возможно, и меньше. Эти две непримиримые стороны так никогда и не подружатся. Не узнают возраст или интересы друг друга. Хоть летом 2000-го всё и было понарошку. Всё же неприязнь к определённым людям прививается с детства.

Шалаш на дереве, сколоченный предками ещё в незапамятные времена, некогда являлся оплотом трёх дворов. Но это раньше. Когда пионеры, Тимур и три мушкетёра. Тогда и детвора была дружнее. Теперь же эти дворы превратились в три враждующих лагеря: 9, 9к1 и 9к2. Шалаш с годами темнел, расшатывался и требовал ремонта. Но никто не хотел делать работу за другой двор. Все воевали.

— Ждём… — прошептал Толян и передал прикуренную папиросу другу, который тоже улёгся на полу, чтобы не словить шальной камень в кудлатую голову. Теперь они затягивались поочерёдно, ожидая атаки.

Сколько себя помнил, Толян каждое лето сражался за эти стены. В них хранилась его частица. Здесь произошло всё самое важное из жизни тринадцатилетнего пацана: впервые покурил, поцеловался и по-настоящему подрался, до крови.

В окно ожидаемо прилетели несколько булдыганов. Один рикошетом выбил папиросу из рук Димона:

— Этим трусам с девятого вечно везёт по мелочам… — говоря, он обдал друга всегдашним желчным запахом изо рта, но сегодня от него пахло чем-то ещё.

— Чем от тебя несёт, братан? Это вроде…

— Кота завёл, — сразу обрубил Димон, — Нассал в кроссовки. Стирал уже дважды, но толку…

— Тихо… вон они. Поджигай!

Из-за пазухи Толян достал две газетные шашки, пропитанные селитрой, чтобы создать дымовую завесу. Этой военной хитростью с ним поделился дед, пока они вместе строгали рогатки вечерами в деревне.

Димон неспешно вынул новую папиросу из пачки, ловко зажёг спичку о потёртый рукав джинсовки и, прикуривая, сделал глубокую затяжку до зайчиков в глазах.

— Давай! Уже карабкаются! — у Толяна немного сдали нервы, когда он увидел двух мордоворотов, медлительно переступающих с дощечки на дощечку. Это были братья Наумовы: Боря и Костян. В любой драке они шли первыми, прошибая массивными лбами любую пехоту. Ступеньки, прибитые к телу морщинистого дуба пятнадцатисантиметровыми гвоздями, жалобно стонали под тяжестью этих ребят.

В ушах Толяна застучала кровь. В вытянутой руке он держал шашку и наблюдал всё, как в каком-то замедленном фильме. Вот Димон поднёс тлеющий уголёк к шашке. Оттуда выпростался фонтан искр. Огоньки отразились в пацанских глазах. Внизу методично взвывают ступеньки.

— Хорошо, что затолкали туда Корсар 4, — веснушчато ухмыльнулся Димон, но увидел, что друг не реагирует, — Бросай, взорвётся! — и, не дожидаясь, ударил по шашке. Искрящийся свиток неуклюже провертелся в воздухе и шлёпнулся на пол шалаша. Тут же бахнул взрыв, удивив всех вокруг.

Толян оторопело глянул на свою спасённую руку и сквозь пальцы заметил, как сломалась ступенька под одним из Наумовых. Тот на секунду повис на руках, но не удержался и брякнулся на траву с высоты второго этажа. Кажется, подвернул ногу. Видно было, как он разинул рот, крича от боли. Беззвучно. Уши заволокло звоном петарды. Вокруг летали газетные хлопья.

Наконец, внизу появились старшие пацаны, сидевшие в засаде. Стали раскидывать врага направо и налево. Они ещё не видели, как второй Наумов суетливо сползал с дерева. Его лобастое лицо блестело слезами. Он забыл про шалаш, про драку и теперь думал только о покалеченном брате.

* *
— Нахрена вы туда петарду сунули, урки?! — на шее у Беса вздыбились две вихлястые вены. Плохой знак. И урками он называл только в крайних случаях. Для него это было худшим прозвищем на свете. И среди прочих ребят из дома 9к2 это мнение тоже укоренилось. Быть урком считалось самым обидным. Потому что Бес — он слыл авторитетом. Ему было 16:

— Я, мать вашу, вам вместо отца. Вы чё, не втыкаете, что меня посадят?! — чуть, что случалось летом 2000-го, и Бес незамедлительно заявлял, что его посадят. Он так породнился с этой мыслью, что даже дома твердил об этом нашкодившей собаке: "Ты диван подрала, гадина, а я, считай, на шухере стоял! На год больше дадут! Пойдёт Лёша Безденежных по этапу…"

Да. Такая необычная фамилия у него была. Лёша её стыдился, ненавидел и угрожал учителям расправой, когда те вызывали его к доске. Бес. И никак иначе.

— Чё, молчите?! А жирдяй, похоже, ногу сломал! Нахрена петарда, спрашиваю?! Ниловна сто пудов уже ментов вызвала! Меня посадят, урк…

— Это он придумал! — выпалил Толян, ткнув пальцем в друга, и тут же покраснел. Ему так не хотелось снова быть уркой.

— Да. Я придумал и принёс петарду. Корсар 4. С Нового Года берёг для такого случая, — Димон сказал всё это разом, не юля. Будто знал, что так вот и будет. Что лучший друг его сдаст. От этого Толяну стало ещё стыднее и обидней. Он вдруг понял, что на этом всё: «Не верил в меня — ну и не надо!» И решил дожать:

— Ещё он выбил горящую шашку у меня! Чуть весь замок не грохнул!

Что-то в этих словах задело душу обычно спокойного Димона. Он кудлато дёрнул головой и засветил Толяну прямо в нос. Почему-то со лба. Оба упали в песок. Ребятня заголосила. Бес, выждав минуту, стал разнимать бойцов:

— Стоямба, пацанчики! Дайте отцу разобраться, — он наклонился, чтобы хватануть Димона за ворот джинсовки. Дёрнул вверх и вдруг комично исказил лицо, — Ах ты ж, котячий демон! Ну и вонища! Ты моешься вообще?! А ну, понюхайте его, братва…

Бес не любил кошек. Бросался в них камнями и вечно подначивал народ, чтобы гоняли усатых: привязывали банки к хвосту, швыряли в лужи мохнатые тела и прочее. И вроде бы все в компании 9к2 тоже разлюбили кошек. Видимо, кроме Димона. Он стоял поникший, весь в песке, глядел на свои худые ноги. В Толяне заиграла жалость:

— Да у него просто...

— Заткнись ты, говоруша! — яростно выплюнуло веснушчатое лицо. Толян сердито всмотрелся в него и решил, что больше никогда не будет разговаривать с этим человеком:

— Котячий демон… — угрюмо пробубнил он и двинулся домой.

Неизвестно о чём говорилось потом, но в компании бойцов второго корпуса Димон больше не появлялся. В остальном, всё осталось прежним. Они курили, лузгали семечки и воевали со слабым первым корпусом за шалаш. Без одного Наумова девятый дом совсем ослаб и не участвовал в осадах.

Долговязую фигуру Димона всё ещё часто видели, потому что все жили в одном доме. Но он превратился в изгоя по прозвищу Котячий демон или просто Котяк. Обходя пацанов стороной, он едва ли слышал обидные обзывательства, которые часто бросали в спину. Ему было до фонаря.

Он нашёл себе какое-то дело на стороне, и летом 2000-го его часто видели с охапкой инструментов, досок или гвоздей. Будто он заделался отшельником и строил себе хижину где-то на окраине.

В тринадцать лет такое независимое поведение казалось проявлением слабости, и Толян, присоединившись к общему настрою, тоже поливал грязью бывшего лучшего друга.

Всё переменилось осенью.

* *
— Толя, у тебя свободно? — это спросила Рита Писарева.

В сентябре учительница по истории предложила всем сменить места. И та девочка, о которой Толян втайне мечтал с 5 класса, сама предложила разделить с ней парту, но...

— Нет, прости. Здесь уже сидит… кое-кто…

Кое-кто. На лучшее Толяна не хватило. Весь раскрасневшийся, он уткнулся в учебник и ждал, когда рыжеволосый облик исчезнет из поля бокового зрения. Она ушла и подсела к молчаливому Димону. Разумеется.

"Котяк — м***к!" — эту сердитую надпись Толян отмывал с парты уже на перемене. Историчка заставила.

С тех пор их часто видели вместе: Писареву с Котяком. Это сильно беспокоило Толяна и вызывало подлые мысли. Ему хотелось подкараулить парочку в темноте с ножом или цепью. Или напасть на бывшего друга у всех на глазах. Или... обворовать его квартиру.

Размышляя, Толян вдруг понял, что даже не знает, в какой квартире живёт Димон. Тот всегда говорил, что у них бедная семья, и дома делать нечего. Внезапно это показалось Толяну ужасно подозрительным, ведь они были знакомы с 5 класса: «Нужно проследить за ним».

Этим вечером компания второго корпуса праздновала на скамейке очередную победу над неприятелем. Все громко ржали, ели чипсы с газировкой. Вдруг наверху закричала женщина. Что-то невнятное и страшное. На её голос тут же подскочил Бес и, оглядывая балконы, безошибочно заявил:

— Сейчас, если не заткнётся, то Ниловна быренько ментов вызовет. Это ж мать этого урки! Гляди, народ!

Все поняли, что он имел в виду Димона, и подорвались смотреть, но увидели только, как чья-то мохнатая рука утягивает женщину вглубь квартиры.

Мать-психопатка только ещё больше настроила народ против Димона. В том числе и Толяна. На следующий день он решил проследить, чем занимается бывший друг, сын психопатки.

Это было несложно. После уроков идти на расстоянии 10-15 шагов за парнем из соседнего подъезда. Затем выждать несколько секунд и зайти вслед за ним в дом. Бежать наверх чуть медленнее лифта до 6 этажа. Всё.

Дверь бывшего друга действительно оказалась небогатой и слегка обшарпанной. А спустя пару минут случилось вообще странное. Из этой же двери вышел Бес. Толян стоял на этаж ниже и, глядя сквозь лестничную решётку, подумал, что обознался. Решил проверить и сбежал вслед за лифтом. Всё точно. Ныряющую походку Беса сложно было спутать.

Этот факт отразился работой мысли на сердитом лице. Парнишка сел на скамейку во дворе и попытался понять, что всё это значит. Через полчаса на улицу вышел Димон с пакетом инструментов. Оба сделали вид, что не замечают друг друга. Затем слежка продолжилась.

Путь оказался не близким и утомил Толяна высматриванием неуклюжего долговязого тела. Устали глаза, хотелось есть и вообще... домой. Наконец, Димон свернул в старые гаражи, стоящие особняком далеко от всех жилых домов.

Это место детвора посещала редко и даже нарекла проклятыми гаражами. Сюда отвозили свои автомобили одни только старики. Запирали их ржавыми замками, чтобы потом подолгу идти, покуривая, домой. Беседовать о похоронах, клизмах и прочей старческой дребедени. Самым уродливым среди них дети считали сторожа, деда Антипа. Он курил больше всех. Возможно, что его никто и не видел без папиросы в зубах за всю жизнь.

Ещё Антип всегда носил ружьё, заряженное солью. Ребята всех трёх дворов страшились этого мрачного старика. А второй корпус ещё и ненавидел за то, что дед подкармливал котов. При том, что он держал овчарку, которая, кажется, тоже с котами дружила.

— Старый псих... — цедил сквозь зубы Бес, завидев деда, — таких надо закрывать, чтобы не коптили небо! Пойдём отсюда. Здесь воняет ссаками...

Засев за кустом, Толян видел, как его бывший друг поздоровался с дедом Антипом и ушёл вглубь проклятых гаражей. Сердитое лицо застыло в сомнении, не зная, как воспринять такое поведение. С одной стороны Котяк вроде бы предавал устои второго корпуса, общаясь с врагом. Но с другой... никто раньше не смел и приблизиться к деду Антипу, а не то, что говорить.

В общем, Толян запутался и впервые в жизни столкнулся с тем, что не всё в мире так однозначно. Вдобавок ему вспомнился облик женщины на балконе, которую утаскивают вглубь квартиры. В голову полезли совсем страшные мысли об убийстве и укрывании трупа в гаражах…

— Эй ты, лодырь! — размышляя, парень позабыл о реальной опасности. К нему стремительно приближался безумный дед с ружьём, — Я тебя помню, сын собачий! Котят моих мучил со своими дружками. П-шёл вон! Не то пузо солью прошибу!

Необузданный страх толкнул Толяна прочь из этих мест. Ноги неслись, не зная устали. И у первых домов он чуть не столкнулся с Ритой, идущей к гаражам.

— Толя, привет! — настороженно поздоровалась она, — А что ты тут делаешь? Ты что-то видел?! Теперь расскажешь своим друзьям-подонкам?!

Хрупкая и потрясающая всё мальчишечье нутро, она стала наступать на него, раздавливая градом бесконечных вопросов...

— Нет! Я... я гулял... то есть ходил... кое-куда... Н-ни кому! — прогавкал он и побежал дальше, хоть в горле уже клокотала липкая слюна с привкусом железа. Рита что-то раздражённо крикнула ему вслед, и это обожгло больнее выстрела солью. Хлестнуло по лопаткам и заставило нестись ещё быстрее.

Так Толян прибежал домой и долго шарахался по квартире, как дикий зверь в неволе. Тяжело дыша и временами порыкивая на стены и бабушку. В нём рождалась уверенность, что долгое время он шёл не тем путём, раз уж любовь всей его жизни выбрала другого. И теперь хотелось поменять жизнь.

Этим вечером он решил не идти гулять. А на следующий день в школе был угрюмее обычного и ни с кем не говорил, как и Димон, сидящий с… Ритой. Сегодня Толян то и дело ловил её взгляды.

Сразу после уроков он опять пришёл к подъезду бывшего друга. Здесь от крыльца по асфальту были разбросаны еловые ветки. Знак, что кого-то хоронили утром, пока они учились. Мать-психопатку? Но Димон был на уроках.

Толян задумчиво прохаживался по крыльцу, разглядывая ритуальные ветки, когда вышел его бывший друг со всегдашним пакетом инструментов. Парни посмотрели друг на друга, и долговязый сын психопатки уже хотел двинуться дальше, но всё-таки спросил:

— Хрен ли ты здесь ошиваешься второй день? Опять за мной попрёшься?!

— Это твою мать сегодня похоронили? — неожиданно ляпнул Толян дрожащим голосом, — Кто её убил?!

— Что за?.. Ты обкурился что ли? С чего ты взял? Моя мама на работе.

— Я её никогда не видел!

— И что?

— Ну… мы друзья…

— Вряд ли, — раздражённо оборвал Димон и сделал движение, будто уходит.

— Стой! А кого же тогда хоронили?

Долговязый парень нетерпеливо вздохнул:

— Мою соседку. Мать Алексея Безденежных. Ещё вопросы?

— Что? Кто… твоя со… погоди-ка, у вас же… Не пойму… а что за?.. нет, стоп, — Толян чувствовал себя полным идиотом и не знал за какую мысль хвататься. Они напирали скопом, вываливались через глотку.

Димон вновь перебил его, заговорив торопливо и яростно, веснушчато подёргивая носом:

— Я живу в коммуналке. Слышал о таком? Коммунальная квартира. А Лёха Бес был моим соседом. Он не хотел, чтобы кто-то знал об этом. Грозил, что если проговорюсь, то подохну, как и кот мой, которого он выкинул в окно. Взял и вышвырнул, как поганую тряпку! А мать его не верила, что сын так может. Оказалось, что и не такое может. Слушай… — он остановился, потирая раскрасневшийся лоб, — у тебя ещё остались дедовские папиросы?

Пачка давно уже валялась в портфеле. Толян курил редко и больше для солидности. Он покопался среди учебников и вытащил две слегка помятые папиросы. Они взволнованно закурили, не заботясь о том, что застукают родители или Ниловна снова всё расскажет Толиной бабушке.

— Слушай… — задумчиво произнёс Толян, силясь не закашляться от густого дыма, — а почему ты сказал, что Бес… был твоим соседом? Что случилось-то?!

— А… да, был… — кудлато кивнул парень и… закашлялся. Толян тоже не выдержал. Оба хрипло рассмеялись. Димон продолжил, — его теперь точно посадят. Не зря он боялся всё лето.

— Серьёзно? — невпопад уточнил Толян, будто и не слышал об убийстве.

— Стопудово… — долговязый парень отбросил папиросу, шагнул с крыльца и взмахом руки позвал за собой друга. На ходу он продолжал, — у него родители часто ругались. А позавчера вечером вообще в хлам. Самого Беса не было. Моя мама как раз приехала с работы, ужин готовила. Я уроки делал. Вдруг, к нам в комнату ввалились эти двое и стали собачиться. Он её даже ударил пару раз о стену у меня на глазах. Потом она выскочила на балкон и заорала, как безумная. Я даже не понял что, но это было охренеть, как стрёмно, Толян!

— Так это была его мать?! Мы как раз сидели внизу…

— Да, — коротко кивнул Димон, — но муженёк её быстренько вернул обратно. Тут влетела моя мать и стала обхаживать его шваброй. А я… я только и успел, что встать со стула и дважды попросить их выйти из комнаты. Второй раз чуть грубее. Ну и в итоге вызвали милицию. Моя мама вызвала.

— Да ну?

— Ага, мать Беса всегда боялась этого. Муж грозился убить. Но так и не убил, а вот сынок смог…

— Бес?

— Да, он единственный ребёнок. Пришёл домой как раз, когда менты уходили. Они ему ещё доброй ночи пожелали. А он этой ночью матушку резанул по горлу. Никто даже и не чухнулся. Всё тихо сделал. Отец узнал только вчера под вечер. Приехал с работы пораньше. Хотел мириться, а там собака воет. У них же две комнаты из трёх. Его в отдельную жена сослала. Так она могла хоть запираться от мужа-тирана. А нож получила от сынка.

Долговязый рассказчик шёл неспешно, с каждым словом говорил всё медленнее и тише. А сердитого коренастого паренька всего трясло и распирало от таких… таких…

— Что за хрень? Зачем он это сделал, Димон?

— В тюрьму боялся попасть. Решил, что это его мать ментов вызвала. Я думаю, он на клее сидит, кстати. Об этом вся школа говорит. Поэтому так и получилось…

Да. У Лёши Безденежных на почве его страхов появилось что-то вроде паранойи. А токсикомания, казавшаяся юношеским баловством — усиливала эффект. Встретив дома милиционеров, он едва не расплакался и в ответ на их пожелания доброй ночи только дёргано хихикнул и закрыл дверь. Из комнаты буркнула собака. Побитая мать услужливо предложила сынку поужинать. Бес по привычке согласился, но есть, мягко говоря, не хотелось.

Всё же он уселся на кухне и стал давиться будничным ужином. Вдобавок ещё отец периодически залетал и расспрашивал сына, о чём тот беседовал с матерью и ментами:

— Ты им говорил что-нибудь? Я слышал, как вы поздоровались!

— Ещё бы! Сказал, что ты маму метелишь каждый вечер бухой в стельку! Обещали ещё навестить.

— Врёшь, стервец! Я тебе сейчас задницу начешу! — отец свирепел, но тронуть сына не смел. Он знал, что пацан растёт ещё хлеще его: «Хорошо, если в тюрьму не загремит». Пожалуй, что и мать ждала от Беса чего-нибудь такого. Интересно, что оба родителя просто ждали. Смотрели на мальчишку, как романтики любят наблюдать за морем. Его приливами и отливами.

А в Лёше и впрямь бушевали стихии. Он не знал, куда их деть и как от них спрятаться. Спрашивать родителей он давно бросил. Эти двое не могли решить даже собственных проблем. А мать… она проблемы только создавала. Парень ел и прокручивал воспоминания в памяти. Всё припомнилось ему в этот вечер. Это было похоже на откровение. Обиды детского сада. Трудное поступление в школу. Позорные уроки физкультуры. Родительские ссоры с драками…

Лёша наблюдал за тем, как вилка впивается в сосиску и несётся ему в рот. Затем расшибает макаронину пополам и снова спешит в рот. Всё происходило само по себе. Автономно.

Наконец, 16-летний Бес прикончил ужин. Швырнул тарелку в раковину. Достал из стола нож и, не заходя в душ, улёгся спать. Оружие он положил под подушку.

— Какой-то бред… — не мог поверить Толян.

— Ага… но я сам слышал, как он скулил за стеной: рассказывал ментам о своих мыслях, переживаниях. Вчера приехали те же самые, что ему доброй ночи желали. Ладно, Толян… — они стояли у дома Риты Писаревой. Толяну протянули узловатую ладонь для прощания.

— Дим… а что вы там в гаражах всё мастерите?

— Домик для кошек. Хотел их от Беса прятать, а теперь…

— А теперь нет Беса, — усмехнулся Толян и сам понял, что не к месту.

— Да мало ли этих бесов…

Пожав руки, они разошлись. Димон пошёл заниматься своим делом: защищать кошек.

А Толя отправился искать своё. Отчего-то ему запомнилась последняя фраза друга: «Мало ли этих бесов». И правда. Повсюду столько плохих и неуравновешенных людей. Подлость и ложь. Драки и войны. Толяну хотелось исправить хоть что-то.

Он пошёл к шалашу на дереве. Залез туда и прикинул, что можно сделать с прогнившими досками, расшатавшимися ржавыми гвоздями, косой крышей. Затем ловко слез и двинул домой за инструментами.

Неожиданно по дороге ему встретились братья Наумовы. Один из них хромал и дико сопел при каждом шаге. Видно было, что каждое движение причиняет тяжеловесу боль. Толян даже прибавил шагу, чтобы поменьше наблюдать эту картину.

Дома ждала бабушка с супом, но парень отказался. Он сделал сердитое лицо и полез на антресоль за инструментами. Найдя то, что нужно, сразу ушёл. И… вот он старый дуб и замок, за который было столько битв. И… топор с фомкой в руках сердитого коренастого паренька, который решил навсегда прекратить войну трёх дворов. Уничтожить то, что заставляло всех сходить с ума.

Он в две секунды залез наверх и принялся ожесточённо наносить удары по трухлявым доскам. Вот оторвалась первая, самая прогнившая и… вдруг через щель он увидел, что внизу толпится детвора с разных домов и вместе с ними безоружный дед Антип. Откуда они взялись все разом, было сложно понять. Толяна окликнул знакомый голос:

— Толь, мы тебе пришли помочь, — Димон веснушчато засмеялся, влезая внутрь шалаша. При нём был пакет с инструментами. Следом забиралась Рита:

— Всё правильно, Толь, трухлявые доски надо поменять. Ребята как раз притащили новенькие на смену.

Неожиданная мысль смягчила сердитое лицо: «Если разрушить этот замок, то быстро найдётся другой, за который снова станут воевать. А вот если всем вместе попытаться починить этот, то, возможно, получится всех помирить хотя бы на время…»

Внизу суетился дед Антип с досками и рассказывал народу:

— Мне Димка с Риткой сказали, что вы собрались всем миром шалаш чинить . Я сразу отрезал, что без меня не получится. Уж если дед Антип коммунизм строил, то с шалашом-то и подавно справится!

Дед вёл себя иначе, чем всегда. Куда-то пропала его извечная сварливость, и в щербатом рту весело плясала папироса:

— Конечно, коммунизм этот разрушили, но шалаш-то мы попрочнее заделаем! Вы правильно делаете, что договариваетесь, друг другу уступаете. Если б так у нас правители уступали — глядишь и страна бы не прогнила, как этот шалашик… — он то и дело смеялся собственным шуткам и прикуривал новую папиросу.

Нам школьникам летом 2000-го немыслимо было понять его слов. Мы только знали, что вот, президент вроде бы только сменился, а коммунизм развалился вообще давно. Все ребята робко улыбались и молча помогали с ремонтом.

Ещё неделю все три двора дружили и вместе чинили замок. А потом началась дождливая осень. Забираться на дерево стало опасно. Но замок выглядел уже намного лучше. И все разошлись по своим домам, так и не узнав интересы друг друга, и даже возраста.

Больше никогда эти три двора не были так дружны, как в первую неделю, следующую за летом 2000-го.

Я был среди этих ребят. И спустя столько лет всё ещё узнаю их и киваю при встрече. Мы не подружились, зато перестали враждовать. Просто летом 2001-го большинство из нас почувствовали, что повзрослели. И что пора заняться чем-то новым, а замок оставить кому-то ещё. Кто, возможно, сделает его лучше.

Ремонт шалаша объединил нас, и он же заставил каждого идти своим путём. Жаль, что не все видят подобные замки по жизни: должность, неудачные отношения, сиденье в автобусе, место на парковке, монетка для нуждающегося.

Есть замки, которые нужно оставлять, даже если они тяжело достались.