Лечебница

Куда идти подрабатывать летом молодому, красивому, крепкому, умному парню? Да еще и студенту. Конечно, наиболее подходящий вариант – санитаром в психиатрическую лечебницу. Не сочтите меня за извращенца, просто физическая работа слишком рискованна для здоровья, а быть в роли обслуживающего персонала вызывает у меня жуткое стеснение и неловкость. Да, мыть пол и общаться с шизофрениками тоже не самое приятное занятие, однако на этой работе было сразу несколько плюсов: ничего тяжелее ведра с водой поднимать не предстояло, мог спокойно отпрашиваться пораньше и приходить попозже, мои уши жаждали послушать и переслушать буквально кучу интереснейших историй от бывалых врачей, и еще я питал слабую надежду встретить здесь местного Ивана Бездомного.

Итак, первый рабочий день. Дабы не спугнуть такой редкий экземпляр, сразу загружать грязной работой меня не стали, а лишь показывали, что и когда мне предстоит делать, что и где находится, кто есть кто и прочие организационные моменты.  В конце рабочего дня мне только поручили самостоятельно совершить обход больных, проконтролировать все ли у них хорошо, может даже познакомиться удастся с кем-нибудь. Конечно, мне поначалу стало не по себе. «Как же это так? Они накинутся на меня!» - беспокоился я, но врачи убедили, что это такие же люди, как и я, и что различные страшные стереотипы о психбольнице не более чем выдумки, а к тяжело больным, которые буквально привязаны к кровати и находятся за железной дверью, мне заходить не следует.
 
- И, в конце концов, ты же не знаешь, что они знают. Может, они в тысячу раз… мудрее нас? – философски на прощание сказал мне Семен Семенович, этакий мужичок в очках и белом халате, провозившийся со мной весь день.
 
Так я оказался один на один с облезлым коридором, по обе стороны которого одна за другой виднелись обшарпанные двери.
 
  Я зашел в первую палату. Все как везде – четыре койки, облупившаяся штукатурка, желтые потеки на побелке, решетки на окнах, иконы, в общем, ничего лишнего.  На каждой кровати сидело по одному больному. Пузатенькие, низенькие, лысые, щекастые и немного даже пучеглазые. В принципе тем, что они были фактически одинаковы, я удивлен не был. Скорее всего, так их поселили специально.

- Здравствуйте! – вежливо сказал я.

На меня мигом обернулось восемь совершенно круглых, как советские пять копеек, глаз.

- Царя любишь? – угрюмо, прищурившись, спросил у меня человек на дальней койке.
Я растерялся. «Какого царя? Что за чепуха?» - сразу подумал я, и уже было хотел высказать все, о чем думаю, этому человеку, как вовремя одумался. «Они же больные. У них иной мир».

- Что молчишь!? Не любишь!? – начал сердиться человечек на кровати.

Тянуть дальше было нельзя.

- Люблю! Конечно, люблю! Кто же его не любит!? – отрапортовал я.
Все четверо широко заулыбались и даже легонько засмеялись, а ближайший ко мне встал на свои коротенькие ножки, подошел и грубо сунул мне в руку монетку в один рубль.

«Калым!» - ехидно про себя обрадовался я, - «а что, претворяться и кричать о любви к царю, да еще и получать за это рубль - не так уж и плохо…».
Я спешно распрощался и направился в палату напротив. Дверь в нее была чуть приоткрыта, и изнутри доносился нескончаемый поток перебивающих друг друга речей. Я сначала даже заволновался, а вдруг там конфликт или ссора? Но, прислушавшись, понял, что там более чем все хорошо, и заходить не стал.
 
- Кто видел, что это именно мы веники украли?! Пусть докажут! Они вообще швабру сперли, и вот это как раз можно доказать, но вот никто не хочет почему-то! А к нам прицепились!

- Да, а ничего, что камень в фонарь кидали с той стороны забора? Кто угодно мог кинуть! Прохожий, дети, собака! А говорят, что это мы, мол, с нашей стороны камень был брошен! Ну не стыдно…

 - Ага, а за пятым столом сахар в компот не добавляют, пока не видят!? Только мы так делаем! Хватит дискредитировать нашу палату, в конце то концов!

- Мы лучше всех! Сильнее всех! Карандаши у нас самые длинные! Шутки с нами плохи! Мы никого предупреждать не станем!

Вся эта каша еще доносилась до моих ушей, когда я уже входил в третью палату. Она оказалась женской. Четыре тети в потертых халатах, шерстяных носках и резиновых тапочках ядовитых цветов живо взяли меня в окружение и принялись по очереди комментировать мои непонятно откуда взявшиеся болезни:
 
- Брови слишком густые, видно всем? Брови густые. В таких случаях полезно мазаться раствором из сока березы и свежего перегноя. Это средство ровно проредит волосинки, придаст им шелковистость и блеск.

- О, сухость губ! Народная медицина при подобных заболеваниях советует пить козье молоко с жиром медведя и петрушкой. Такой напиток будет полезен для любых засушливых участков тела. Принимать его нужно на восходе Солнца, в зените и на закате.
 
- Три волоска в ушах… Барсучий язык, вырванный в полнолуние, всегда приходил на помощь нашим доблестным предкам-славянам в борьбе с излишним волосяным покровом.

- А безболезненно уберет кутикулу лосьон из крови пятилетнего  самца тигра, яблочного сока и утренней июньской росы с грядок Подмосковья.

Я машинально прижал согнутые в локтях руки к груди, нервно улыбнулся и быстро замотал головой, перекидывая взгляд от одной знахарки к другой.
 
- Да-да, я обязательно так и сделаю, спасибо! Ого, я не знал! Спасибо, я непременно воспользуюсь Вашим советом! А вот к Вам я, пожалуй, еще и завтра зайду, ; так по порядку, по чуть-чуть я старался всем уделить внимание и при этом маленькими шажками назад пятился в коридор.

В четвертой палате меня ждали трое резвых, бойких юноши, которые довольно радостно встретили появление моей невзрачной фигуры.

- Какие человеки!

- Привет-медвед!

- Здрасте – забор покрасьте!

- Добрый день, - скромно ответил я, чувствуя легкую дрожь внутри от столь бодрого начала, - ребята, у вас все в порядке?

- Бежим скорей на святки! – бросил мне в ответ один из них, и тут же раздалось дикое ржание, словно в комнате находилось не трое душевнобольных человека, а целый класс прыщавых сальных подростков.

Пацаны по очереди громко называли интимные части тела человека и бранно описывали всю физиологию в принципе. Каждое слово вызывало у них неистовый восторг, радость и удовлетворение. У меня  же уши моментально покраснели и свернулись в тонкую трубочку, и я поскорее пошел дальше.

В следующей палате был самый настоящий аншлаг. Конечно, мне следовало прибегнуть к своим властным полномочиям и, подобно ярому ОМОНовцу, живо разогнать несанкционированное собрание людей. Но, опять же подобно все тому же ОМОНовцу, я решил, что один я не справлюсь, и здесь на подмогу нужен ни один десяток автобусов с врачами.
 
Люди, собравшиеся полукругом, громко выкрикивали непонятные постороннему человеку суждения, реплики и умозаключения. Некоторые из них так старались, что вот-вот из их ртов должно было пойти столько пены, что пришлось бы вызывать обнаженных девиц, гасить свет, включать музыку и проводить пенную вечеринку.

- Здравствуйте! – встав на цыпочки на самом пороге, заглядывал я через головы присутствующих.

- Есть доказательства, что она спала с котенком, а не со щеночком!
 
- А вообще, нужно ввести правило, что спать с мягкими игрушками категорически запрещено!
 
- Что вы вообще несете!? Помидор красный, уголь черный, а дом кирпичный!

- Ну, пусть расскажет ее мама, каково это есть баклажан!

- Я всегда говорил о том, что манка вкуснее! Вы хотели гречку – вот и жрите ее теперь!
 
Я очень устал. Быстренько я пробежал оставшиеся палаты и вернулся в кабинет к Семен Семеновичу. Доктор, по виду не менее уставший, сидел ко мне боком в старом скрипучем кресле и медленно переключал каналы на пузатом нелепом телевизоре. Он не сразу повернулся ко мне, а все продолжал нажимать на кнопку со стрелочкой, каждый раз внимательно вглядываясь в дрожащий рябью экран. Я молча стоял в дверях и сам не заметил, как тоже погрузился в выбор телепередач. Семен Семенович не останавливался и уже листал по второму кругу, все больше уделяя внимания тому или иному каналу. Телевизор с каждой секундой все сильнее гипнотизировал меня, он словно теплыми мягкими щупальцами обвивал каждую извилину в моем мозгу. Каналы сменяли друг друга, и в моей голове что-то щелкнуло. Вот перед глазами снова все те же палаты, и вот я снова обхожу лечебницу для душевнобольных.