Всполохи

«На фоне темного грозового неба заметны только молнии»

После молочно-водочной встречи Петровна стала смотреть на Алика восхищенно. Алик воспринимал это как должное, принимал не замечая, иначе требовались действия. Говорят: о вкусах не спорят. Спорят, и еще как! Полные женщины не привлекали Алика, но, учитывая, что обожающий объект являлся коллегой, тем более старшим по должности, сказать было нечего, а тут перевод стрелок на час вперед. Алик допустил ряд ошибок в материалах.
- Что-то не то, Алик, в твоих глазах, - заметила Петровна, намекая на его влюбленность, естественно, в себя.
Однако озорничал апрель. Приближались выборы. Это всероссийское предприятие вбирало и перерабатывало нефть не хуже мощного нефтезавода, вот только в результате получался не бензин и солярка, а побочный продукт российской нефтехимии – президент, министры и депутаты. Из-за этого в маленьком нефтяном городе денег на жизнь катастрофически не хватало и Алик бегал по ближайшим подъездам, продавая неучтенные газеты, выпущенные сверх тиража. По пятачку набиралась сумма на хлеб, колбасу. Встречи с людьми дышали разнообразно…
***
Весна принесла многочисленные дни рождения. В один из таких дней Алик понял, кого вскормили на праздничных отходах. Едва редакционные женщины ушли из празднично-застольной комнаты, как шестиногие коричневые хищники вылезли из укрытий и набросились на яства. Алик кинулся на оборону стола. На помощь прибежала Петровна. Тараканы не обращали внимания. Перелом в схватке с   насекомыми наступил, когда Алик с Петровной схватили металлические ложки и стали энергично стучать ими по керамическим тарелкам. Тараканы побежали из гущи котлет, ломтиков колбасы и апельсинов, как бояре на колокольный звон.
Нападение шестиногих решили умолчать, но, чтобы самим скушать блюда, по которым они бегали, пришлось налечь на водочку. Вообще говоря, Алик перестал получать радость от увеселительных мероприятий, они утомляли его своей схематичностью. Создалась технология общего сбора, предусматривавшая количество и выбор спиртного, ассортимент закусок, порядок и ассортимент выступлений…
«Я не самец, а человек – и это все ж не худший грех», - мысленно сочинял Алик за столом, но даже не успел уследить, как он оказался на составном диванчике за радостным ощупываем груди одной из сотрудниц. Сотрудница заразительно смеялась. Алик присмотрелся внимательней и успокоился – не Петровна.
***
Второе майское утро, и второй раз подряд кричали прилетающие птицы. Алик слышал в их криках напоминание о близком отпуске…
В июне, с рассветом, если можно так сказать, о предутреннем периоде белых ночей, аккуратно, с расстановкой залаяла собака за окном. Минут через пять ее лай подхватила другая. Вскоре затявкал целый хор, не меньше собачьей стаи. Алик встал, пошел к балкону, чтобы закрыть дверь плотнее, и замер: двор светился свежим белым снегом.
***
Статью про первую нефть нового месторождения, испорченную правкой Мерзлой, пытавшейся высвободить место на газетной полосе под бездарную статью своей дальней родственницы, принятой на работу в редакцию, в полном объеме опубликовали в столице. Это дало повод Алику думать, что в каждой неприятности таится счастье, но с другой стороны...
***
Президента избрали, и редакционная кухня по этому поводу вибрировала от зычных речей Сапы:
- Он, сука, Белый дом из танков расстрелял, пренебрег Конституцией и незаконно разогнал Советы народных депутатов, алкоголик почище меня будет, а народ его избрал!? Где мы живем!? Сук – в президенты. Эти проститутки - звезды эстрады, ездили по России с лозунгом «Голосуй или проиграешь! Ни одного больше слушать не буду…
***
Осень, как ваза с цветами, иногда бывает наполнена красивыми думами о прошедшем лете. Алик любил своих друзей и свое прошлое и как-то свойственным ему корявым почерком настрочил:
При встрече с давними друзьями
И теми, коих смел любить,
Хотелось многое меж нами
В давно минувшем объяснить.

Ведь годы, между прошлым – годы!
Как просто все издалека,
Смешны обиды и уходы,
И нет в них остроты клинка.

Слова раскаянья звучали
Не раз в повинной голове,
Воспоминанья возвращали
К обычно каверзной весне…

Все изменилось, кроме Сути,
Душевной слабости внутри.
Родное, близкое до жути
Присыпал опыт. «Все сотри, -

Сказал я мысленно себе же, -
Все то, что было – ерунда,
Ведь срез, он только сразу свежий,
Сейчас же – вроде сухаря».

И вот – та встреча, что, казалось,
Не улыбнется никогда.
Куда же ты, моя, девалась,
Уверенность? Ушла куда?
Все чувства прежние вернулись,
Как не было прошедших дней.
Слова забылись, годы сдулись,
А с ними опыт - в мир идей.
Этой же осенью, через полтора года работы под руководством Мерзлой, после ее тесных общений с Сапой, Алик почувствовал силу, выталкивающую его из редакции, как постоянно чувствует ее одетая в праздничную фольгу пробка шампанского. Конечно, насчет праздничной одежды – это перегиб, поскольку наш герой, или  антигерой, как хотите, относился к надеваемому на себя тряпью довольно спокойно, исключая момент свиданий, но с точки зрения выталкивающей силы, все верно: Мерзлая  скандальничала и мстительно гадила в Аликовских материалах.
«Страшится, что мечу на ее место. Неужели все начальники, если видят рядом более-менее способного человека, считают, что он хочет спихнуть их с руководительского кресла?» - размышлял Алик и через некоторое время понял, что все.
***
Почему-то именно в этот момент, в октябре, Алик отчетливо вспомнил притягательный запах мандаринов, которые в советское время простым детям подавались только на Новый год в подарках. Алик вспомнил этот желанный в детстве запах, предвестник самого лучшего праздника в году, вживую. Он вдыхал их соблазнительный аромат везде, даже идя мимо машин, испускающих выхлопные газы, которыми маленький нефтяной город зимой изобиловал, потому что водители для согрева моторов на морозе государственного бензина не жалели, а именно таковой заливало большинство в баки своих личных авто. И несмотря на газовый туман, летевший по маленькому нефтяному городу, туман, проникавший сквозь тройное остекление в квартиры, запах мандаринов преследовал Алика. Как не разглядеть в этом Чудо! Знамение, призывавшее к действию. Алик направил бумагу в городскую администрацию, где подробно отразил притеснения редактора. История повторялась неожиданно быстро. Скандал крепчал. Мерзлая в отместку перевела Алика в печатники. «Газета вынашивается, ребенок капризничает, жена стонет, а я?» - грустно спрашивал он себя.
***
За зашторенным окном на убеленной до неузнаваемости декабрьской улице шумело, будто шел дождь. Что-то скрипело, постукивало, побулькивало, шуршало – и минус двадцать – форточку не открыть. Алик после покраски домашних стен спал на полу. Испарявшиеся нитроэмали дарили видения. «Предметы хранят воспоминания. Как есть музеи стран и городов, так есть музеи малых человеческих жизней. К ним надо относиться бережно. В памятных вещах скрыта великая сила возвращения к друзьям прошлого, пленительным временам и местам. Памятные вещи как двери в храм», - думал Алик, рассматривая настенные часы, купленные в Киргизии. Они имели советский знак качества и шли так точно, словно напрямую сообщались со звездами. Взгляд переместился на предохраняющий пол ворох газет, постеленных у стены, и они вызвали новые ассоциации: «Петровна умеет изящно скрывать свои мысли за своими ласковыми словами, ох как скрупулезно она подбирает слова, чтобы ее речи брали за душу. Этому надо поучиться, пригодится…»