Кн. 3, ч. 3, гл. 6

Взрыв в лаборатории настолько выбил Виктора Мендеса из колеи, что порой у него просто опускались руки. Будущее маячило впереди зловещим чёрным обелиском. Он продолжал работу какими-то судорожными рывками. Работа законспирированной Костяницкой фабрики была свёрнута, лаборатория срочно восстанавливалась в новом месте. Работа в Кодровичах по наладке линии в подвальных помещениях была временно приостановлена. Всё, что у Мендеса осталось из оборудования – это оборудование по синтезу и две специализированные капельницы. Грабить Замостинскую больницу, уровень которой сам же поднял на небывалую высоту, он не стал.

Перебазирование Костяницкой лаборатории произошло вовремя. Ровно через неделю после этого на фабрике тоже прогремел взрыв. Прогремел на рассвете – пострадала только охрана, дежурные рабочие, пара уборщиц, водитель и дворник. Бет ломала руки и ловила себя на желании рвануться в Храм.

Мендесу было плевать на дворника. Погиб склад с несколькими партиями синтетического препарата, готового для смешивания с материнской продукцией.
На восстановление линии – и в усечённом варианте – уйдут месяцы…

Мендес подозревал, что нужно как следует встряхнуть Бет Спенсер. Наверняка, она может многое порассказать. Фернандес видел её в компании Буравчика. Что это значит – новый подкоп? Не сумела переубедить – решила действовать за спиной? Буравчик…

 Впрочем, при чём тут Буравчик? Разве он способен что-то раскопать? Он не видит очевидного под своим горбатым носом. Но напакостить может.

Доверие и благодарность к Бет за спасение Елены боролись в нём с подозрительностью и желанием вытрясти из неё всё до последней капли. Это её упорное, маниакальное стремление сбить его с пути, перевоспитать, прекратить работу и исследования… Что стоит за этим? Или кто? Уж не таинственный ли Альгис?
Всё это чертовски интересно, увлекательно – и тревожно, сосёт и гложет.

Пожалуй, Мендесу пора предпринять собственное расследование. Эксель, вот кто ему поможет. Эксель попробует выйти на Марцкявичюса, выяснит, кто он такой и чего хочет от Мендеса. Что же касается Буравчика, то либо он поговорит с ним ещё раз сам, либо направит Фернандеса, либо… либо привезёт сюда, в имение, как заключённого, навсегда, а его место в управлении займёт некто, более надёжный и безопасный. Да, именно так. Но существуют ли такие, надежные и безопасные? Мендес уже сам в это не верил.

Трагедия на фабрике ударила по Мендесу не менее болезненно.

Теперь Виктору отчаянно не хватало не только протоколов первых опытов, но и запаса сырья. Нужно было начинать с самого начала. И он начал с самого начала – с себя. Путём неимоверных усилий за месяц он восстановил работу мини-конвейера.

Елена же, напротив, горела бешеной энергией – на грани нервного срыва. И чем больше пыталась успокоиться – тем сильней металась. Она восприняла взрыв как покушение на любимое детище, личный вызов, глубочайшее оскорбление. Она только теперь по-настоящему поняла всю серьёзность собственных занятий. И ощутила всю несостоятельность своего щенячьего энтузиазма. Она повзрослела. Нет, постарела. Значит, и впрямь она не зря торопилась. Теперь она сможет стать катализатором для продолжения работы. Обязана стать! Только бы успокоиться…

Она подгоняла Виктора и предлагала свою кровь. Но Мендес категорически отказывался: слишком много её было нужно на первую партию. Он был достаточно тактичен и мягок, но всё равно каждый его довод, каждое слово били наотмашь – она слышала в них совсем не то, что Виктор говорил. Ей чудилось: «Даже и не думай! Не смей заикаться! Ты уже напортачила – возможно, именно ты открыла путь Ангелу. Не лезь больше не в своё дело! Занимайся детьми, там твоё место!»
Последнее бесило её более всего. Никто не имеет право указывать «место», точно суке. Она и так вкладывает в детей все силы. Она хотела лишь поделиться этой силой – но ею пренебрегают.

Мендес был вымотан и чувствовал себя больным. Знакомое чувство – но раньше он был моложе и быстрее восстанавливался. Он всё чаще просто сидел в кресле и смотрел за окно, туда, где заснеженный сад просил пощады у северного ветра.
Время шло, вновь наступило затишье, в заснеженном мире царил сонный покой, тишь да гладь – но только не в душах.

А потом умер мальчик-беспризорник: антидот неожиданно явился катализатором тяжёлого заболевания почек, излеченного препаратом М. Этот чёртов мир! Впрочем, при чём тут мир? Странные мысли стали посещать Мендеса – а если Бет права? Мир вокруг не так уж и плох – у него есть любимая, друзья (купленные не за деньги, а тяжёлыми испытаниями и трудом), есть дети – что мешает стать счастливым? И почему должны погибать чужие дети? Он этого не хочет. Он не хотел, чтобы умер этот мальчик. Без его вмешательства  он мог бы ещё долго прожить, и кто-то сумел бы его вылечить. Что, если познакомиться с доктором Альгисом, вместе лечить – может, именно он и есть его единственный друг, единомышленник, соратник? Вернуться к прежним мечтам, идеям, разработкам? Идеалам, наконец?

Мендес больше не хотел ничьих смертей, и тем более, детских. Ему будет страшно выпустить в такой мир собственных детей.  Это неправда, что кроме неприятностей этого мира и желания его уничтожить ничего не осталось в душе. Мендес по-прежнему чувствовал в себе силы созидать. Только не знал, как. Слишком глубоко проросла ненависть. А к чему именно – он нынче и сам не знал. Забыл. Похоже, Елена теперь знала это лучше его.

Если бы не Елена – вполне возможно, Виктор Мендес отказался бы от неравной войны и принял совет и помощь Элизабет Спенсер.