Топор

Отражение в зеркале смотрит своим бессмысленным взглядом на персонажа еще одной драмы, написанной свежими чернилами на белоснежной бумаге, а точнее будет сказать, свежим куском говна на только что побеленной стене. Неровные буквы пляшут в каком-то странном танце, маня за собой, чтобы также броситься в этот безумный пляс. Трястись, как оголтелый параноик, под звуки ревущих дам, вопящих от боли, объятых языками пламени. Клубы дыма возносятся к небу, превращаясь в серое облако, которое унесет ветром вдаль. Где дождем окропит еще одну несложившуюся судьбу.
Человек будет идти под этим дождем в надежде как-то изменить свою бессмысленную жизнь. Повлиять на судьбу, которая, как перст, уже давным-давно поставила в одни ряды с другими неудачниками. Такими же нерешительными плаксами, таскающимися по свету в поисках того, что давно уже было найдено, а после забыто. И теперь скуля, словно побитый пес, один из этой оравы бредет по темному переулку, сжимая в правой руке рукоять топора, успокаивающего своею гладкой основой и в тот же момент пугающего своею убийственной силой.
Моля Бога, чтобы ни одна живая душа не встретилась на пути, чтобы так и дойти до дома, не исполнив своего предназначения. Так и лечь в кровать, погрузиться в сновидения, в мир грез. А поутру проснуться все в той же кровати и жалеть себя за нерешительность. Вновь скулить и сетовать на бессмысленную жизнь.
А, может, лучше уповать на Дьявола, на его великое могущество. На то, что он подкинет на убой смиренного отпрыска Адама, готового поплатиться за свое жалкое существование. Дав надежду тому, кто в этом так нуждается. Чтобы отправить в Эдем отпрыска, кто расскажет Господу нашему о том, что его ничтожное существование подошло к концу.
Лучше молить Бога о спасении души и надеяться, что Дьявол услышит эти молитвы.
И он услышит.
Он будет шептать на ухо успокоительные речи, отдающие эхом по всему телу, от кончиков пальцев на ногах до гребаных волос, растущих прямиком из башки. Будоражащие разум слова, способные намекнуть, а, может, подтолкнуть на великие свершения.
Лишь бы топор был настолько остр, насколько это возможно.
В руках сжимая рукоять топора, человек брел под проливным дождем в поисках своего спасения. Голос разума говорил ему о его назначении. О его цели. О его могуществе. О том, как он встанет с колен и будет идти с высоко поднятой головой.
Теперь он знал, для чего был рожден.
Теперь он узнал смысл своего существования...
Сжавшись от холода, в попытках сократить дорогу до дома через пустые проулки ночного города девушка в сером пальто шла быстрым шагом. Почти бежала. Наступая на каждую лужу, не пытаясь их как-то обойти. Ее каштановые волосы сплелись на голове мокрой паклей. А надежда на то, что добежать до дома слегка промокнув, испарилась так же легко, как и первый снег поутру.
Задержавшись на работе, она и не думала, что последний автобус уедет на пять минут раньше обычного. Потому и не спешила, шагая на остановку легким прогулочным шагом. Свежесть ветра намекнула о предстоящем дожде, но до его начала она уже будет сидеть в теплой постели с чашкой горячего чая.
Она ошиблась.
Отчаянный стон сорвался с губ, когда ее глаза проводили автобус вдаль, где он скрылся за поворотом. Мысленно каря себя за свою нерасторопность, девушка помчалась, надеясь добраться до своего уютного дома как можно быстрее. «Лишь бы не попасть под дождь», — думала она.
Бог был явно не на ее стороне в этот вечер, так как холодный ливень промочил одежду насквозь.
Так она и шла промерзшим, промокшим комком, пока не столкнулась с невзрачным человеком, предположив, что он так же, как и она, спешил к себе домой, чтобы укрыться от этого пакостного дождя и холодного ветра.
— Простите меня, я вас не заметил, — робко проговорил он.
— Ничего страшного, я как бы тоже смотрела себе под ноги и не увидела вас, — сказала она, улыбнувшись слегка уголками губ.
— Но я, как последний кретин, бегу куда-то и не смотрю по сторонам, а знаете, мне бы следовало хоть изредка поднимать свои глаза, — с наивностью ребенка он тараторил себе под нос слова, не отрывая глаз от земли.
— Не заморачивайтесь, мы оба виноваты, удачи вам, — сказала она и пошла прочь. Точнее будет сказать, попыталась уйти, но цепкие пальцы сжали ее предплечье, не дав сделать больше ни шагу. Она обернулась с намерением высказать свои предположения о том, что он нарывается на большие неприятности, и что-нибудь этакое еще в адрес этого щегла, но взгляд упал на топор, который тот сжимал в руке.
Он стоял и улыбался, не поднимая глаз, сжимая в одной руке рукоять топора, а в другой предплечье девушки.
Она стояла, заледенев, выпучив глаза, не в силах кричать или говорить, так как что-то застряло у нее комом в глотке.
Он первый нарушил молчание, заговорив не спеша, выделяя интонацией каждое слово:
— Почему вы хотите убежать от меня?
Она молчала.
Он говорил:
— Вы меня не бойтесь, я нашел цель в жизни. Я просто хочу отправить на небеса заблудшую овцу.
«ЗАБЛУДШУЮ ЧТО?»
Ее словно кипятком обдало, вырвав из ступора. Он продолжал сдавливать предплечье и рукоять топора, продолжал смотреть, не поднимая глаз. «Щуплое ничтожество», — подумала она, после чего нанесла удар по его физиономии своими недавно сделанными ногтями, почувствовав, как они ломаются, а те, что остаются, забиваются кожей и плотью.
Его голова слегка наклоняется вбок от удара. Четыре царапины на щеке, четыре тоненькие струйки крови. Но предплечье он так и не отпустил, сжав его, наверное, еще сильнее.
Попытка выдернуть руку потерпела крах, для нее последним аргументом оставалось кричать во всю силу легких. Что она и сделала. Визжала, как резаный поросенок, а он стоял, продолжая сжимать предплечье, по-идиотски улыбаясь. Она бросала взгляды по сторонам, выискивая хоть еще одну живую душу. Но если кто-то и находился поблизости, то он решил проигнорить крик о помощи, спрятавшись в темноте.
— Пусти меня, шизоид чертов! — кричала она.
— Почему вы хотите убежать от меня? — вторил он.
Этот вопрос так и остался последними словами, что она услышала. Обух топора обрушился на голову, отправив в глубочайший нокаут, после чего она мешком свалилась на мокрую землю.
Человек брел дальше по пустому проулку, промокший насквозь. Его не заботила сырость, как и холод, ему было плевать на моросящий дождь. Он был счастлив как никогда. Чувство эйфории наполняло его сосуд неописуемым восторгом, безмятежным блаженством. Он воплотил высшую цель всех живых существ в реальность. Нашел свое место в этом загнившем обществе. Только теперь он был готов задрать высоко голову, высоко к небесам, где мелкие капля дождя оросят его лицо, но ему будет начхать на легкую шутку Всевышнего. Он забрался высоко на пьедестал, на высшую ступень пищевой цепи. Словно хищник, он будет терзать добычу, разрубая на части топором.
Он вновь прогонял в памяти чавкающий звук удара топора, перерубающего сухожилия, с легким хрустом впивающегося лезвием в кость. Вспоминал, как топор вырывается из плоти, каждый раз обдавая фонтаном крови его лицо. Теплая смесь с металлическим вкусом стекала по губам, когда он снова возносил топор и опускал, разрубая конечности одну за одной. Уделяя заботливость отдельной части тела. Оказывая каждому суставу долю почтения.
Особенно увлеченно он трансформировал в мясной фарш лицо, изменяя его до неузнаваемости. Перемалывая кости, мышцы, сопли, чертов мозг, превращая все это дерьмо в одно целое. В один большой кровавый шмат.
Выпуская кишки вперемешку с вонючей коричнево-желтой массой, он рыдал от тихой радости, которая накатила жгучей волной, одурманив, как наркотик, его разум. Как пятилетнее дитя радовалось полученной конфете, так и он радовался тому, как топор с огромным потенциалом творит хаос с обычным телом.
Он знал, что те счастливчики, кто найдет это подобие человека, будут бежать в ужасе, опорожняя свои желудки. Будут звать на помощь, тем самым привлекая все больше зевак. Газеты будут пестрить заголовками об этой мясорубке. А срочный выпуск новостей даст понять, что в городе появился ненормальный. Конченый отморозок.
Люди заговорят о нем, они будут находить все новые тела, и тогда он обретет культовый статус.
Его улыбка становится еще шире, когда глаза ловят человеческую тень. Он ускоряет шаг, сжимая рукоять топора, а костяшки начинают белеть...