Смотрит ёжик в небеса

- Смотрит ёжик в небеса:
Это что за чудеса?!

Я артистично воздела руки к небу, как учила меня мама, и в хороводе засмеялись. Кажется, его зовут Петькой, злой патлатый мальчишка из моего нового класса. Сразу меня невзлюбил, как только я появилась. И сейчас – ржал обидно, тыкая в меня пальцем.
- Ой, артистка городская! Ха-ха!

Я остановилась, со слезами глядя в добрые глаза над накладным красным носом и пушистой бородой. Глаза почему-то подкрашены тушью и брови нарисованы, как у моей куклы.

- Петя, перестань смеяться! Ты тоже будешь рассказывать стишок Дедушке Морозу, - говорили Добрые Глаза в красном халате голосом нашей классной руководительницы Натальи Валентиновны.
Петька замолчал, противно подхихикивая и толкая рыжего Ваньку, что стоял по соседству от него.
- Продолжай, Снежинка, - предложил Дед Мороз.
Ну и пусть хихикают! Злиться нельзя – так мама говорит.
- Смотрит ёжик в небеса:
Это что за чудеса?!
В небе ё-ё-ёжики летают…

Снова смех. Теперь и девчонки хихикали, глядя на балбеса Петьку и его дружка, мелкого пакостника Ваньку.
Почем они все смеются надо мной?

Так хочется заплакать и убежать. И сказать маме, что я больше не буду переезжать. И никогда-никогда не вернусь в эту школу снова! В очередную школу… к очередному смеху…

Кажется, я хлюпнула носом от обиды.
- Снежиночка, иди сядь Дедушке на колени и расскажи только мне свой стишок…

Я с радостью убежала из центра хоровода и села к Дедушке Морозу на колени. От него пахло пылью и духами Натальи Валентиновны.
- Ну рассказывай свой стишок…и будем вновь хоровод водить. Смотри, как замёрзла уже вся. Как ледышка.

Я холодная, потому что злюсь. И расстраиваюсь. Мне нельзя расстраиваться. А это точно не Дед Мороз, он пахнет нашей учительницей, а не холодом и хвоей.
Не люблю обманщиков!

Я обвела взглядом весь хоровод из своего укрытия. Какие они все злые… выжидающе затаились, пряча ухмылки и ожидая, когда я вновь начну рассказывать свой стих. А я не хочу! Сейчас я им покажу, как в небе ёжики летают! Вот только зажмурюсь и сильно-сильно сожму кулаки.

***
…Ель в инее. Красиво. Мёрзлая, хрупкая, колючая. И шарики на ней звенят, растревоженные морозной волной.

Подхожу ближе и, подняв голову, вдыхаю запах морозной хвои. На лоб упало что-то липкое и тёплое. Стираю рукавом. Кровь. Красная, такая яркая на белом…  и сюда долетело, забрызгало нарядную ель. Не оглядываюсь по сторонам… мне страшно… знаю, что увижу, но не хочу видеть это: кровь на стенах и замерзшем полу.

Вот так утренник! Покружили хороводы! Мама опять будет отворачиваясь плакать, спешно собирая вещи для нового переезда. Она говорит, что, видимо, меня поцеловал Дед Мороз, когда я родилась, даровав мне эту способность. Теперь ищу Деда Мороза, спросить хочу, зачем мне такой дар? Но Настоящего пока не нашла.

Всё началось с соседской девочки, что нянчилась со мной. Она шлёпнула меня за маленькую провинность – и обморозила руку, врачи, как ни бились – руку неспасли... Мне нельзя злиться. Когда я злюсь - кому-то становится холодно. Очень холодно. И больно.

Я не хочу делать людям больно, но так выходит. Они злые и обижают меня. И даже дядя Паша, ухажёр моей мамы… Я ей не призналась, что сосулька в его лбу – моих рук дело, но она догадалась, я видела страх в ее глазах. Она плакала потом долго, несколько недель, каждый день, запиравшись в комнате. А потом мы переехали опять, как только полиция перестала вызывать её на допросы. Бедная мама…

Хоровод снежинок ещё кружится, падая на пол и тая в тёплой крови. На елке блестят красные застывающие капли.
- Смотрит ёжик в небеса:
Это что за чудеса?
В небе ёжики летают,
А возьмёшь в ладошку – тают…

Но на моей ладони они не таяли. Я сама - Снежинка. Рассказывать выученный стишок уже некому, рассказываю ёлке. Жаль Наталью Валентиновну. Ну что же, так получилось. Пожимаю плечами и продолжаю:
- …ёжики-ежинки
Белые снежинки.

Вот и всё. Беру подарок из холодеющей руки Ненастоящего Деда Мороза, иду к выходу. Под лакированными туфельками хрустит лёд моих смертоносных, острых, как бритва, снежинок. Они вмиг превращают всё живое на пути в кровавый фарш, хлюпающий под ногами. Вот и сейчас ёжики-снежинки показали, на что способны.

Школа пуста, все в панике бежали. Кто успел. И, кажется, мама уже это знает. Стоит возле машины, искусанные губы дрожат. На капоте лежат два ярких листа.  Подхожу ближе, оставляя за собой на снегу красные следы. Листы оказываются билетами. Она опоздала на утренник, потому что ездила за билетами, хотела меня порадовать…

- Мам, мы едем в Устюг?! – моя печаль вмиг уходит. – Я увижу настоящего Деда Мороза? – перевожу взгляд на маму и понимаю – не увижу, не поедем.

Она что-то сжимает в руке за своей спиной, дрожит и плачет, глядя на меня.
- Мам, прости… Я нечаянно.

Бросаюсь к ней, чтоб обнять, успокоить. Она крепко сжимает меня, сотрясаясь в рыданиях. Резкий холод вонзается в спину, острый, невыносимый… жгучий.  Я его ощущаю впервые… холод… И вижу, как мамины слёзы превращаются в льдинки. Она больше не будет плакать из-за меня. И никто не будет…