О кулаках замолвим слово

      Одно из самых больших достижений Коммунистической партии, как считалось в советское время, а среди сторонников считается до сих пор, – успешно проведенная коллективизация сельского хозяйства. Мероприятие, благодаря которому на селе были изжиты бедность с одной стороны и вопиющее богатство – с другой, взамен отсталости пришло светлое будущее под руку с электричеством, социальными гарантиями и уверенностью в завтрашнем дне. В глобальных же масштабах, хлеб стал той валютой, в обмен на которую ринувшаяся в страну зарубежная техника сделала явью невиданную доселе в мире индустриализацию.
      До сих пор историки и политики «скрещивают копья» в поисках ответов на вопрос, оправдано ли было пожертвовать социальным слоем граждан, обозначенных статусом «кулаки», пусть даже ради великой цели. Одни утверждают, что кулаки – это крепкие хозяйственники, трудяги, фермеры, брошенные под жернова репрессий. Другие предпочитают использовать риторику ХIХ века, навешивая ярлыки мироедов, то есть, людей, паразитирующих за счет сельской общины (мира), сельских эксплуататоров и ростовщиков.
      Бороться с кулаками советская власть начала с первых дней, в числе прочего, объявив их виновниками голода в стране. Вторя официальной идеологии, ненависть к финансово успешным селянам навязывалась с газетных полос, импровизированных эстрадных площадок, агитпроповских обозов. Оголтелой сворой набросились на кулаков советские поэты. «В брюхо толстое штыком» призывал ударить кулака Демьян Бедный в самый разгар Гражданской войны, Александр Безыменский взывал строчками поэмы: «Тут же избы кулачьи везде заплывают пшеничным жиром». Рецепт справедливости от комсомольского поэта – хлеб отнимать, усадьбы жечь. Но апогея борьба с кулачеством достигла в 1929 году.
     Прежде чем обратить взор непосредственно в сторону земляков, наделенных уничижительным статусом, давайте зададимся вопросом: «Каким видится образ кулака из нынешнего ХХI века?» И сразу же память услужливо воскрешает строки знакомой когда-то песенки про погибшего в огне тракториста «Прокати нас, Петруша, на тракторе, до околицы нас прокати». Правда, потом оказалось, что авторы все перепутали, жив остался Петруша, и слава Богу. Это кулаки погибли, их ОГПУ заподозрило в злом умысле и заблаговременно расстреляло. Вспоминаются фрагменты старых фильмов. Большой двор, занятый добротными, доверху наполненными зерном, амбарами, в стойлах с десяток голов лошадей, быков, коров, мелкий скот и птица, всюду снуют в лаптях и опорках люди с мешками, вилами. Это -  работники кулака, а сам он, в хромовых сапогах, картузе, жилетке с часами на цепочке, сидит на высоком крыльце рубленого дома, щелкает семечки и наблюдает за работой. Или в прохладе дома слушает граммофон. А вокруг него сундуки с добром, дорогая хозяйственная утварь: самовар, чайный фарфоровый сервиз, швейная машинка фирмы «Зингер». У плиты суетится жена, неприятная, похожая на старуху из сказки «О рыбаке и рыбке».
      Наверняка, в первые годы советской власти сельсоветы и райисполкомы в поиске кулаков блуждали по лабиринтам классовых подходов и собственных представлений, личной симпатии и неприязни, покуда в мае 1929 года совнарком не облегчил им задачу, издав постановление «О признаках кулацких хозяйств». Этим документом впервые были определены четкие критерии, а именно: наличие мельницы, маслобойни, крупорушки,… механического двигателя; сдача в наём сложных сельскохозяйственных машин и помещений; систематическое применение наёмного труда; занятие торговлей, ростовщичеством, посредничеством; наличие нетрудовых доходов.

                Кулаки земли Яковлевской
       Яковлевский район Приморского края был образован 4 января 1926 года. В пространственном отношении он занимал  территорию гораздо более значительную, нежели сегодня, с численностью населения в двадцать одну тысячу человек. Стоит отметить, возраст ни одного из его населенных пунктов на тот момент не достигал и сорока лет, а  имевшие позади четвертьвековую историю,  уважительно именовались старожильческими. Особенность последних состояла в том, что первопоселенцы их  обживались с весомой помощью от государства. Деньги на постройку дома, пару лошадей или быков, корову, семена для посева, предметы домашнего обихода (от лопат, плотницких инструментов до ведер и ухватов), муку и крупу в течение первых полутора лет, - все получили, как говорили в ту пору, от царских щедрот. Старожилы разработали значительные земельные массивы, многим удалось даже выкупить стодесятинные наделы.
      Экономический потенциал старожильческих селений накануне коллективизации, ведь именно по ним девятым валом прокатилось раскулачивание, можно увидеть на примере села Сысоевка. Из доклада члена Сысоевского сельсовета товарища Лутченко следует, что по результатам переписи 1926 года численность населения составляла 1229 душ. В собственности жителей в целом по селу имелся живой и мертвый инвентарь.
      Живой инвентарь:
Лошади                568
Быки                114
Коровы                301
Свиньи                190
Овцы и козы                136
Пчелы (улей и  колод)   1700

Мертвый инвентарь:
Плуги                248
Бороны                600
Веялки                26
Куколеотборники                7
Молотилки конные             9
Молотилки паровые           1
Мельницы паровые             2

      Как писала газета «Красное знамя», «в Сысоевке крестьяне в громадном своем большинстве – середняки, кулацкий элемент незначителен. В старожильческих селах вообще мало бедноты». Наряду с этим с газетных полос  звучало, что в Яковлевском районе не разрешен вопрос о земле. Крестьяне недоумевали: «Как же не разрешен? У каждого есть надел, еще при царе землемером отведенный. А ежели есть нужда в отводе под советы или под переселенцев, так пускай целину подымают, как отцы наши и деды подымали». О грядущем перекрое земельных наделов еще не чудилось даже в страшном сне, но на соседское подворье менее удачливые и трудолюбивые земляки уже поглядывали искоса. Гадкие мыслишки, вроде «скоро ему, кулаку, новая власть руки-то подкоротит», уже не казались  дикими.
      О том, что всю мощь ленинских тезисов предстояло оценить на собственном опыте, селяне не подозревали. Через пару лет зловещие строки выстроятся кривыми буквами на лозунгах и плакатах: «Если крестьянин сидит на отдельном участке земли и присваивает себе лишний хлеб, а все остальные остаются без хлеба, то крестьянин превращается уже в эксплуататора. Тут надо, чтобы пролетариат перевоспитал, переучил часть крестьян, перетянул тех, которые являются крестьянами трудящимися, чтобы уничтожить сопротивление тех, которые являются богачами и наживаются за счет нужды остальных».
      В Яковлевском районе уже были посчитаны плуги, бороны, культиваторы и живой инвентарь. Составлены списки кулаков и подкулачников, поставлены на вид высказывающие недовольство новой властью, а у горнила самой власти уже стояли испытанные революционеры. Люди, о которых Маяковский писал «гвозди бы делать из этих людей, не было б в мире крепче гвоздей».
      А кто же кулаки? В справке Яковлевского сельсовета указано: «Явных кулаков в селе, всего шесть». Далее следует список на два десятка хозяйств. Против фамилии Ивана Ляшко значится - «владеет хозяйством явно кулацким».  Описи имущества нет, видимо, подобный вывод в подтверждении не нуждается. У его соседа Лазаря Олесика состояние поплоше, поскольку принадлежность к кулацкому элементу сельсовет мотивирует – «он хозяин половины мельницы». Мельница в частных руках в пору строительства социализма, агрегат, прямо сказать, опасный, одним махом превращал владельца в эксплуататора и явного кулака. Две паровые мельницы в Сысоевке сделали кулаками сразу восемь семей, владевших ими на долях.
      Команда «двинуться на кулака всем фронтом» прозвучала в 1931 году. В Яковлевском районе к этому времени все, кто прежде имел мельницы, сложную технику, излишний скот, уже были раскулачены. Обратимся к «Списку кулаков Яковлевского района, подлежащих раскулачиванию и выселению за пределы Дальневосточного края за 1931 год» из фондов ГАПК. В нем на восьмидесяти семи листах указаны, как люди уже раскулаченные, но оставленные на проживание в родных селениях, так и вновь причисленные к ним, плюс опись имущества.
      К примеру, Моисей Кальней из Яблоновки до 1929 года владел одной четвертью паровой мельницы, имел посеву шесть с половиной десятин, одну лошадь, быка, двух волов, девять ульев с пчелами. Другой четвертью той же мельницы владел его родной брат Федосей, в хозяйстве которого имелись: одна лошадь, бык, корова, две головы молодняка, пятнадцать ульев. Посев злаковых составлял две с половиной десятины земли. В том же году обоим был назначен сельскохозяйственный налог по прогрессивной шкале в размере  328 и 274 рубля соответственно.
      Много это или мало? 10 пудов (160 кг) ржи при расчете с государством в тот период оценивались в 11 рублей, пшеницы – 16, гречихи – 33 рубля. То есть, в уплату налога в 274 рубля надо было сдать четыре тонны ржи. Братья не справились с задачей. В итоге, за недоимки у них были конфискованы зерно, домашний скот, сельхозинвентарь (не путать с мельницей и сложной техникой, экспроприированными ранее как средства производства), вплоть до личных вещей, земельные наделы, и урезаны приусадебные участки. В таком же положении оказались все бывшие владельцы долей мельниц. Из-за  недоимок по налогу их имущество было распродано, из вырученной суммы оплачен налог, а оставшиеся деньги конфискованы в качестве штрафов за несвоевременную оплату.
      Новые яковлевские кулаки, как правило, не владели дорогостоящей техникой. Бросается в глаза, что многие из них проживали в бедняцких домах  стоимостью до ста пятидесяти рублей, в то время как средний крестьянский дом  оценивался в двести-триста рублей. И кроватей у них не было – спали на деревянных лежанках, и посуда примитивная, и хозяйственный инструмент старый. Для примера можно взглянуть на опись имущества кулака Лисицы из села Каменка. Животные: лошадь, корова, теленок. Из хозяйственной наличности: сломанная телега, семь порожних пчелиных ульев, четыре еловых бревна, инструмент плотницкий старый: пила поперечная, топор, точило. Домашнее убранство и посуда: койка железная, стол, четыре стула, тумбочка, лавка, сундук, ведро оцинкованное, две тарелки эмалированные, три стеклянных стакана. Из ценной одежды: два пальто (взрослое и детское) каждое ценою по 20 рублей,  женская шуба старая.
      30 января 1933 года было принято постановление, определившее дальнейшую тактику взаимоотношения государства с кулаком. В нем, в частности, говорилось: «Конфисковать средства производства, скот, хозяйственные и жилые постройки, кормовые и семенные запасы… В целях безусловного подавления всяких попыток контрреволюционного противодействия мероприятиям Советской власти, принять меры». Меры против контрреволюционного кулацкого актива включали от заключения в концлагеря до расстрела. Не участвовавшие в мятежах и саботажах кулацкие активисты подлежала высылке за пределы региона. Лояльные советской власти кулаки получали земельные наделы за пределами колхозных хозяйств. Постановление также обозначило общее число раскулаченных, оно не должно было превышать более 3-5% от общего количества хозяйств.
      Будь постановление принято в 1929 году, в число раскулаченных действительно попали бы самые зажиточные граждане. На практике же, округ требовал продолжения компании в пределах тех самых 3-5 процентов, а кулаки к этому времени уже полностью перевелись . Местная и районная власть понимая, что назначенных кулаками ограбят, ущемят в правах, а возможно и погонят в ссылку, подбирала кандидатуры из числа неугодных и лишенцев.
      Лишенные избирательных прав – особая категория. На первый взгляд может показаться, не велика потеря «избирать и быть избранным». Однако, лишенцам не выдавали паспортов, не призывали в Красную армию, представлявшуюся в те годы огромному числу сельских парней единственной путевкой в другую жизнь, не принимали в колхоз и потребкооперацию, на работу в любые советские организации. Трех-пятилетний срок ущемления в правах и был той самой перековкой, которая, если верить газетам тех лет, способствовал превращению лишенца в правильно мыслящего человека.
      Вопреки закону, оставлявшему за лишенцем рабочую лошадь или вола, запас семян для посева, простейшие орудия труда, на практике их обирали до нитки. В поисках поденной работы лишенцы слонялись по селам, но люди не нанимали помощников на погрузку дров или пахоту, ибо боялись оказаться на их месте. Использование наемного труда, дело не шуточное!
      Один из вопросов президиума Яковлевского райисполкома 1933 года так и звучал «О лишении избирательных прав жителей Яковлевского района». Если в список лишенцев за 1931 год  попали бывшие белогвардейцы, священнослужители, кулаки, до коллективизации использовавшие на полях сложную технику  и сезонный наемный труд, то два года спустя - их сыновья и единоличники. Хотя техника давно была у кого-то конфискована, у вступивших в колхоз, обобщена,  факт  ее временного пребывания в частных руках для бывших владельцев продолжал служить очень плохую службу.
      Как дорогостоящие сельскохозяйственные машины (сеялки, веялки, жнейки, грабки и молотилки) от итальянских и немецких производителей вообще оказались у жителей района? В этом как раз нет ничего удивительного. До революции техника продавалась в переселенческом складе, что находился в Яковлевке. Крестьянам она продавалась в рассрочку, некоторые семьи в продолжении двух-трех лет вносили за нее авансовые платежи, прежде чем она вышла на поля.
      В ноябре того же 1933 года Яковлевский РИК принял постановление «О порядке реализации кулацких хозяйств». Этим документом райисполком поручил районному финансовому органу «проработать порядок передачи кулацкого имущества колхозам и советским организациям». Особое внимание обращалось на то, что с момента выхода документа, нужно ввести строгий учет конфиската, реализацию его производить только по описям и с обязательной санкции РИКа. Недоумение вызывает тот факт, что вопрос о судьбе конфискованного у граждан имущества был вынесен на повестку, когда раскулачивание вышло на завершающий этап.
      Так куда же девалось конфискованное имущество? Понятное дело, выращенный руками колхозников на отнятой у кулаков и засеянной их же семенами земле урожай, полностью сдавался государству (так звучала буква закона), техника и рабочий скот поступали в собственность колхозов и советских организаций, а куда отправились телега, топор, железная кровать с панцирной сеткой, швейная машинка или шуба? Напрашивается вывод, что нажитое кулаками имущество разбазаривалось без всякого учета и контроля.
      К чести многих селян, они пытались помочь попавшим в пучину тяжких проблем землякам. Так, жители Соколовки вопреки рекомендациям сверху на общем собрании дали лишенцам самые положительные характеристики. «Горовому Федору, - утверждали они, - лишение в правах дано райисполкомом ошибочно. Он никогда не был церковным просвитером, просто верующий человек, честный и добросовестный. И замечаний против советской власти никаких не делал». Лукинский сельсовет в полном составе, школьные учителя Анисим Богдан и Христинья Солодухина, те и вовсе обратились за помощью к прокурору, чтобы снять лишение с учителя Никиты Кузнецова. И хотя под таким напором райисполком спасовал, органы власти ДВК на протест прокурора и письма общественности ответили отказом. И не в зачет учителю высокий профессионализм и организация «Красного обоза», когда отец его есть лишенец.
      Были ли среди жителей Яковлевского района люди, открыто выражавшие недовольство мероприятиями советской власти? Да, были. Одни наивно полагали, что могут отстаивать собственное мнение. Так, члены андреевского сельсовета Мазуренко, Нагорный и Молчан обратились к землякам с предложением игнорировать неподъемный план по сдаче хлеба государству. Газета «Таежный рабочий», назвав их саботажниками, потребовала немедленного суда. Житель села Варпаховка Меркин неоднократно выступал на собраниях против организации колхоза. Из техники за ним числилась одна молотилка, но, то ли машины оказалось достаточно, то ли вкупе с чрезмерно активной жизненной позицией владельца, очень скоро он был признан кулаком со всеми вытекающими последствиями. Другие обиженные советской властью брались за обрезы.  Газета «Коммунистический путь» писала, что в Даубихинской долине появилась банда бывших кулаков. Бандиты успели сжечь несколько сельхозмашин и убить двоих коммунаров, покуда сами не были уничтожены.
      Таковы нашей истории строки. Как выжила семья Лисицы, у которой после конфискации «имущества нет никакого», детскую шубу и ту забрали? Выжили ли сотни других семей кулаков и лишенцев, трудно даже представить. По официальным данным в СССР только высылке за пределы регионов проживания подверглось около 400 тысяч семей кулаков общей численностью 1 миллион 804 тысячи человек. Из них во время пути и в первый год жизни на необжитых местах с суровым климатом умерло полмиллиона человек. Неизвестна судьба учителя Кузнецова, его коллега из сибирской глубинки А.Г. Копенин, за крамольные мысли закончивший свои дни в лагере, написал такую фразу: «Если бы Радищев посмотрел, то его впечатления от крепостных крестьян показались бы раем в сравнении с тем адом, в котором живут наши колхозники-рабы».

                *****
      Увы, до недавнего времени за грифом «совершенно секретно», в подавляющем большинстве, скрывались не вопиющее богатство и враждебность советской власти наших земляков, а весьма средний имущественный уровень, положенный на лояльность. Скрывалась трагедия обычных сельских тружеников: ограбленных, изгнанных с политой потом двух-трех поколений земли. Униженных, потерявших в смертельной схватке с голодом близких и при этом не потерявших веру в справедливость и человечность. С ангельским смирением сгорбившихся под тяжестью непосильных испытаний, но восставших во весь рост, когда на неласковую Отчизну пошли иноземные полки.