Дракон и макулатура

Кто бы мог подумать, что слово «Библиотека» будет отзываться во мне стыдом и ужасом ?

На Библиотеку, где довелось мне работать, надвигалась осень. Та самая осень, в которой глыбища тяжкой «миллионопалой» листвы готовится пасть к ногам и превратиться тлен. Все долгие летние дни, и звёздные ночи, все дожди, грозы, росы, блики, ветра и радуги… - оборотившись влажной махиной листвы, готова шандармахнуться о земь - и разбиться, отменить себя и уже пустотелое лето. Именно такой период был и у этой могучей, но несчастной библиотеки.
Впрочем, её «могучесть», до определённого времени мне ведома не была...
Лучезарная заведующая, на собеседовании, через край переливалась любезностями и щебетала, что со мной невозможно расстаться… И не рассталась…
Печальные, бледно-зелёные библиотекарши, не насторожили меня, так я и вляпалась в эту осень, которую невозможно пережить…
Библиотека готовилась к реконструкции. Т. е. к тому, что из неё вырвут сердце, вытянут кишки, сломают рёбра и вставят искусственные из пластика стекла и железа. Эти блестючие протезы, уже были нарисованы в компьютерной программе и назывались Дизайн – проектом.  В прооперированной библиотеке полагалось жить диванам с подушками, лукавых форм светильникам и конструкциям, к этому пластиковому уюту прилагались книжные стеллажи.
Питерские жители Петроградки любили эту старинную библиотеку, и отдыхать библиотекарям не приходилось.
Но изредка, пока читатели ерошили книги на полках, случался временной зазор и взгляд мой цеплялся за причудливо оформленную книгу. Но стоило мне на пять минут замереть над ней, как тут же появлялась недовольная заведующая…
К своему ужасу, я вскоре убедилась, что столь ядовитый Двуликий Янус в моей  многоопытной жизни - весьма редкий экземпляр.
Лучезарилась и переливалась эта "добрая фея" не долго, и только с посетителями. Теперь она нарочито строго поднимала брови, и поджимая губы, обращалась к подчинённым с чопорным нажимом, приказным тоном. Она полагала, что пугает. И как не было противно, приходилось подыгрывать и пугаться.
Позже, я узнала, что заведующая этого заведения была наделена в среде библиотекарей других библиотек ёмкой кличкой "Синяя борода", но тогда я этого не знала, хотя уже смекнула что не задержусь в этой обители.
В угоду маленькой "фюрерше",наслаждавшейся властью, я изображала кротость и отчаяние. Но "игра" давалась мне не легко.
По дороге на работу, на душу наваливалась такая многотонная тоска, что хотелось не дойти до "зачарованной" библиотеки.
Заведующая была одинока, бездетна и жила в ближайшей коммуналке, возможно поэтому, как только кто-либо оказывался в сетях власти, церемонии её, становились садистски-изощрёнными.
– Я всё вижу, запоминаю и делаю надлежащие выводы, "пугала" она манипулируя моим «испытательным сроком».
Вообще, своей властью, маленькая "заноза" упивалась самозабвенно, приятно было наблюдать столь оргазмирующего, от собственной значимости, начальника: даже самую короткую фразу, обращённую к ней, как «да» или «нет», повелевала она предварять своим довольно длинным именем - отчеством - не исключено, что это воспринималось ею как: «Ваше Величество» - забывчивый будет наказан:- Вы кому отвечаете?; -Я делаю выводы!
– «Вы конечно очень культурны» - шипела она, - это видно издали. Как смеете читать, когда обязаны заниматься «книговыдачей»?
Ни минуты рабочего времени, она не готова была подарить мне.
Загадочным словом «книговыдача» назывались заурядные приписки. Новая библиотечная компьютерная программа «Ирбис», словно создана была для того, чтобы библиотекари могли безболезненно и бесконечно заниматься такими приписками: Бралась карточка любого читателя, и с помощью этой программы откладывалось на его имя какое-то количество книг, а потом, все эти книги списывались. Бац - и готово! Вот вам и посещение, и количество «книговыдачи». Так читатель брал и сдавал книги, не посещая библиотеки, и даже не знал об этом, зато библиотекари были всегда при деле. Таких приписок делалось ежедневно сотни. 
Уверена, что эти манипуляции известны тем, кто спускал на библиотеки «липовые» планы, поскольку практика приписок распространена повсеместно. Кому нужна такая «залипуха» - не важно… Важно, что по мнению заведующей, этой вечной и насильственно-мучительной мастурбацией должен был заниматься каждый библиотекарь, каждую свободную минуту. - " А, вовсе не книги листать"!
Так, вскоре и для меня, выпускницы Литературного института книги превратились в 
неоткрывающиеся кирпичики. Если, нечаянно за страницу цеплялся взгляд, тут же проявлялась заведующая. Это было даже удивительно, поскольку ни разу открытие книги, не обошлось мне «задаром».
Все мои соратницы давно знали, что заведующая – Цербер неусыпно смотрящий в экраны, - библиотека была напичкана камерами слежения.
Каждая из моих новых подруг утверждала, что поначалу, эта "добросердечная" женщина, больше всех ненавидела только её.
Многие, однажды, уже писали заявление об уходе, но «чудом» оставались. Этим «чудом» была постоянная «текучка кадров», выжившие, просто не успевали уволиться. Моя новая подруга рассказывала, что за полтора года её мучений в библиотеке, восемь человек ушло из этого маленького "дружного" коллектива, да и сама она постоянно на грани ухода, и всё ругает себя за то, что всё ещё терпит унижения: «Тебе повезло» - рассказывали мне соратницы,- когда, я здесь начинала, заведующую буквально трясло от гнева, она заходилась и билась в конвульсиях, так, что страшно было на неё смотреть. Теперь то она приутихла». Но на мой взгляд, она просто стала хитрее, поскольку и на меня язвительно изрыгала свой «праведный гнев», осмотрительно пригласив в кабинет.
- Идите за мной! - приказывала она.
Как-то, в библиотеку пришёл потёртый, бомжеватый паренёк, но вёл он себя  прилично, смотрел книги, вежливо расспрашивал о предстоящем ремонте. Звонок от заведующей по телефону: - Встали, и не оборачиваясь поднялись ко мне! Не оборачиваясь! – шипела она.
- О чём вы разговаривали с этим изгоем общества? Брезгливо сморщилась она.
- О ремонте библиотеки.
- Мы и нормальным посетителям ничего не рассказываем о нём. Прекратить беседу!
Когда я спустилась, потёртого «изгоя» уже сдуло ветром.
- Идите за мной! – приказала она, очередной раз увидев, что я раскрыв книжку, примагнитилась к строке.
- Вот вам задание: - Вынимайте формуляры, сверяйте с номером и названием, формуляры по десять в коробку, книги в угол. После свяжите их стопками,вот верёвки. - И протянула мне мешок пластиковых верёвок.
Так и пошло: долгими часами, без остановки и перерыва на обед, я вынимала формуляры из прекрасных старых книг, и связывала их стопками. Горы стопок росли у гардероба, и по углам холла.
Зная, что за мной следят, я не вчитывалась дальше названий, и авторов, но даже этого хватало, чтобы благоговеть перед этими чудесными книгами.
Это были многочисленные издания классиков, всех «времён и народов»: Аристотель, Лондон, Драйзер, Кафка, Диккенс, Гюго, Стендаль, Мопассан, Фицджеральд…
Вся русская классика, стихи и проза Советских литераторов, в многочисленных изданиях, цветных и бледных, потёртых и вполне новых: Замятин,Олеша,Зощенко,Макаренко,Грин,Платонов,Катаев,Даниил Андреев,Василь Быков и т.д., и т.п. Некоторые с диковинными дарственными подписями, или автографами авторов.
Учебная литература, на страницы которой, так хотелось хоть мельком бросить взгляд. Тысячи, тысячи, тысячи книг...
Но только кончики моих пальцев удостаивались прикоснуться к фолиантам, и уже этим, я чувствовала причастность ко всей мудрости Мира, накопленной,писателями, художниками, учёными, озарённых даром слова.

Однажды, уже после рабочего дня, (заведующая заставляла работать до последней минуты, а самые «преданные», и своих пол часа прихватывали), я, уже основательно уставшая, спускаясь в гардероб, подвернула ногу и обрушилась вниз. На моё счастье, воздвигнутая мною же пирамида у стены, смягчила удар, слегка обвалившись. Встать сразу я не смогла. Поковыляв минут пять на карачках, подвывая от боли, я заползла в гардероб. – Вам вызвать скорую? - поинтересовалась, видевшая моё падение испуганная сотрудница.
- Мне же хотелось домой, впереди были выходные, я заставила себя напялить сапоги, и выпростаться за двери библиотеки. Но дохнув холодного воздуха, поняла, что до метро не доберусь. Встать на ногу я просто не могла, а на одной, дальше автобусной остановки не допрыгать.
Путь домой был долог, но предсказуем: звонок супругу, такси, травмпункт... К ночи, я оказалась дома с гипсом до колена. Вывих голеностопа, жестокое растяжение, синюшный отёк, лангета, гипс.
Когда, через несколько недель, я, всё ещё хромая, с перевязанным голеностопом, вернулась в Библиотеку, старых пирамид уже не было, от порога отчаливал крытый грузовик с надписью «Макулатура». Тень тревоги накрыла меня, но растворилась как совершенно невозможное. Куда исчезают Египетские пирамиды не знал никто. Заведующая хранила торжественное молчание. Я уговорила себя, что столь прекрасные книги, должны были непременно перекочевать в другие, бедные библиотеки: (в сельские, школьные, тюремные… - да мало ли, нуждающихся в замечательных книгах ?!).
На книговыдачу меня не вернули. Я продолжала освобождать книги от формуляров и завязывать их стопками. Теперь они были совершенно диковинными, те самые, которые по блату, и вообще, если очень повезёт... Стараясь не нарушать собраний, подкладывая вниз покрепче, чтобы не поранить во время перевозки, я, - наивная, полагала, что кто-то их развяжет, и расставит по полкам. Удивляясь столь волшебным богатствам, библиотеки, я изо дня в день громоздила пирамиды Советских изданий, среди которых попадались и современные. Тут - то я и почувствовала «мощь» библиотеки, несметность её богатств и бездонность хранилищ. Казалось, им не будет конца… Это были сокровища из пещеры Али - Бабы !
Но какого же было моё удивление, когда в один из дней, идя на работу, я снова увидела у входа большой крытый грузовик с надписью «Макулатура». Несколько, уже ухайдаканных, грузчиков быстро заполняли кузов "моими" связками книг. Я не верила своим глазам! Может быть эту «странную» машину используют для перевозки книг в другие библиотеки? Мне никак не хотелось верить написанному на грузовике: – Это всё в макулатуру? - спросила я грузчика, - В макулатуру! - весело подтвердил он.
Грузчик был бесшабашно доволен. Меня же как обухом по голове ударили, через несколько минут я спросила у другого грузчика: - Куда увозят эти книги? – В макулатуру, - заверил и он без обиняков: - «Все эти книги в макулатуру!»
В холле стояла востроглазая заведующая наблюдавшая за погрузкой. Для чего я все это время завязывала тысячи книг ей было хорошо известно.
Формуляры - маленькие бумажки, которые я доставала из них, для отчётности, были ей дороже всей это драгоценной силищи, из забитых под потолок подвалов старой библиотеки, им изначально была уготована судьба попасть в макулатуру.
Ах, ну почему, эта чопорная язва не приказала мне найти для них более подобающего пристанища?! Я бы с подобострастной готовностью, (повизгивая и виляя хвостом, ради её удовольствия), обзвонила бы все школьные библиотеки, всех близлежащих к Питеру городков и деревень, и эти прекрасные книги ещё долгие годы выполняли бы своё предназначение. Но увы…, втихаря и приказным порядком, (как и положено в любой тоталитарной секте), весь этот тяжёлый опыт поколений был продан, за "тридцать сребреников" на макулатуру. Сколько там было тон, и на какую сумму я не знаю, и знать не хочу, потеряно было в миллионы раз больше…
- К чему вообще писать книги, если из Библиотеки, из «Святая святых», вот так цинично, и предательски - вывозятся книги в макулатуру? – не спала я несколько ночей…

После, мне пришлось паковать книги из действующих залов. На этот раз в коробки, теперь уже для «ответственного хранения». Я честно, и не щадя, ни живота, ни больной ноги заполняла коробки, заклеивала скотчем, подписывала тематику и количество, и складывала в пирамиды. Мне казалось, что чем быстрее я упакую книги, тем быстрее закончится власть "дракона".
Поскорее «убить дракона», обескровив его, казалось мне благородной задачей. Драконом, представлялась мне то система, при которой ТАКОЕ предательство было возможно, то лучезарная язва - заведующая. Я чувствовала, что с вывозом последнего ящика книг, закончится живительная сила тирана, вытечет, как кровь. Так оно и случилось... Естественно, за день до окончания «испытательного срока», заведующая сунула мне для подписи заявление «по собственному желанию», что и ожидалось мной, как избавления.
Но уйдя из библиотеки в душе остался след унижения и невольной причастности к предательству того, во что верила и что любила.
Этот рассказ – реквием, тем проданным и преданным книгам, что были кирпичиками фундамента, на котором зиждилась власть тирана, а не сокровищами, не «нетленкой», не человеческими судьбами, настоянными на тысячелетиях боли.