Перхоть

 

Она настолько любила свободу, что даже спала без одежды.
Ей было ненавистно любое давление. Даже на тело. Не говоря уж о душе.
Она переступала порог, и тут же освобождала себя от пут: снимала шубу из мутона, которая весила, как хороший баран. В ней было жарко, но она указывала на статус нормальной женщины. Скидывала с отвращением, как лягушачью кожу, наряд для работы. Дресс-код. Визитная карточка компании.

Утягивающие колготки, зажимающие начинающий провисать живот.
Бюстгальтер… Его расстёгивала в предвосхищении неимоверного облегчения. Упругая пока грудь не рожавшей и не кормившей молодой женщины и без него была красива. Ненавистные косточки! Они впивались где-то под мышками, но позволяли высоко и гордо держать то, чем природа не обидела.

Совершив однообразные, изо дня в день повторяющиеся манипуляции с разоблачением ( и в прямом, и в переносном смысле этого слова, ведь «разоблачить» - это сделать известным, явным нечто скрываемое). Она испытывала чувство, близкое к блаженству,когда ныряла в домашнюю тунику, мягкую и удобную до невозможности.

Потом она освобождалась от колец, вытаскивала из ушей тяжёлые серьги.
Это вам не бижутерия, не Сваровски какой-нибудь. Нужно соответствовать.
У неё было несколько достойных внимания комплектов, и меняла она украшения в зависимости о настроения. Но быть зависимой от этих атрибутов публичной жизни дома не желала.

Дома. Она любила свой дом – обычную однушку в обычном панельном доме.

Тут, только тут и нигде больше, она была сама собой.

Здесь почти никогда не бывал никто из знакомых. И из близких - очень редко. Можно пересчитать по пальцам дни с момента переезда, когда этот её мирок был осквернён чьим – либо присутствием извне.

My house is my castle. «Мой дом - моя крепость». Наверное, если бы эту фразу не придумал умный англичанин юрист Кокк в 16 веке, Виолетта придумала бы её сама.

Она любила свой дом.
Наверное, это единственное, что Виолетта действительно любила.

К примеру, имя своё она ненавидела.
Родители хотели как лучше. Чтоб было красиво. Не как у всех.
33 года назад, когда мама была беременна, они с отцом слушали «Травиату» Верди. Главную героиню оперы звали так - ласкающим слух, божественным именем. По версии мамы.

Папе было всё равно, он согласился бы с женщиной, которую боготворил, захоти она назвать дочку Апоссионарией, Клеопатрой или Фёклой.
Но мама остановилась на Виолетте.

В детстве её родители, а следом и все знакомые называли Виолой.
Как сыр. Финский сыр в пластиковых коробочках. Который она тоже терпеть не могла.

Мамы и папы уже нет. Некому предъявлять претензии.
Они так и не узнали об этом. Виолетта сохраняла субординацию. Она была правильно воспитана. Интеллигентно.

Виолетта Робертовна – это бренд, который она вынужденно подкрепляла ежедневно уже 30 лет и 3 года.

Столько, сколько Илья Муромец сидел на печи.
А потом ему надоело.

Ей тоже. Что за дата такая особенная? 33?
Её тоже достало. Обрыдло, опротивело, опостылело.

Но нужно соответствовать.
Зачем, спросите? Чтоб работать.
Зачем работать? Чтоб получать деньги.
Зачем получать деньги? Чтоб жить.
Зачем жить?
И вправду, зачем?

Последние пять лет Виолетта вкус к жизни потеряла совсем.
Представьте себе: вы простыли, нос забит, но надо есть, чтобы поправиться, и ты заставляешь себя сварить сосиску. И начинаешь её есть.
И потому, что ни вкуса, ни запаха не ощущаешь, ты ешь как раз то, что туда напихано. И что к мясу – никаким боком. Розовую гадость с бесчисленными Е всяких номеров.

Как и жизнь Виолетты.
Она одна. Нет детей. Нет мужа. Даже бойфренда нет. Даже временного, что называется, для здоровья.
Ведь таких придётся впустить в дом. В себя. А это-посягательство на свободу.
Поэтому – нет. Лучшее средство от головной боли - гильотина.

А всё могло бы быть.

Но!
У того единственного, встреченного за 33 долгих года представителя противоположного пола,кто мог бы быть рядом…
Кто подходил по статусу и при этом не раздражал до вселенских размеров, а лишь подбешивал слегка…
С кем ей было иногда интересно и даже где-то местами кайфово…

У него. Была. Перхоть!
Представляете?

Почти всегда на плечах тёмного дорогого костюма - как снежком припорошено!

Эта пороша притягивала взгляды. А он привычным жестом кисти, этаким дуплетом, движением «мах одной рукой два раза справа» и «мах друой рукой два раза слева» шелушинки эти белые, невесомые, с плеч низвергал.

Когда Виолетта видела эти движения, она чувствовала позывы к рвоте.

Нужно ли вам добавить, что отношения с этим молодым человеком, чуть заходящие дальше кратковременных контактов по работе, были обречены на провал?

Сейчас на столе у Петра – так зовут потребителя шампуня известной всем марки – фото карапуза с пухлыми щёчками. Сын.

А мог бы это быть и её ребенок.
Их общий.
Если бы не перхоть…