Глава 23. 1

Лагерь был как лагерь. Каторжный. Работали в забое. Я, правда, как человек грамотный в технике – как-никак, работал токарем, - попал на лебёдку. Летом. Курорт, да и только. Моего предшественника - суку Валета закололи шилом воры, и освободившееся место чудом досталось мне. Курорт курортом, но пришлось смотреть в оба, чтобы и меня не зарезали – ведь работа на лебёдке – это всегда норма, а значит, пайка и жизнь…

Подходил к концу второй год моего пребывания в колымских лагерях. Отработав три месяца на лебёдке, я всё же умудрился получить травму на производстве – руку забрало под трос. Спасло только то, что в этот момент выбирался свободный ход и вагонетка, гружёная породой, ещё не натянула трос, как нож. Успев вовремя остановить вращение барабана, я спас себе руку и попал в госпиталь.


- Больной скажите «А».

- А!

- Хрен тебе, Ваня, на! Ты чё тут на Колыме совсем забурел? В паханы выбился?

- Доктор, извините, но я вас не знаю…

- Ха, ты! Я и то, прочитав в карточке имя и фамилию, только через неделю учебный полк вспомнил, теплушку нашу холодную… Изменился ты на лицо. Да и нутром другой стал. Я, поди, тоже на себя не похож… - доктор говорил, а я смотрел в лицо совершенно незнакомого человека.

- Да не ломай голову, Ваня, Евсеев я, Петр Вениаминович. В быту и на работе просто Вениаминыч. Для друзей - Витаминыч. О, давай-ка мы с тобой за это дело по двадцать капель вмажем. За жисть прошлую покалякаем, друзей вспомним… Вот ведь до чего земля маленькая, оказывается, что куда не ткнись, кругом знакомых встретишь…
- Ага, особенно здесь, в лагерях, - сказал я, - ты-то какими судьбами тут, Петька? Действительно, побывав за два неполных года в двух лагерях и одной сельхозкомандировке, я встретил двух полицаев из Прожинской комендатуры и ещё одного знакомого из могилёвской. Они хотели втянуть меня в свой круг, но я, ещё в самом начале достав из сидора гимнастёрку, смог прибиться к солдатам. И когда уже нас одевали в казённое, был среди них своим. Возвращаться к прошлому не хотелось, несмотря на то, что один из моих полицаев был бригадиром и мог устроить мне сносную жизнь. Спасибо, сносной полицайской жизни я нахлебался так, что вот до сих пор расхлёбываю... Но он, всё равно, помог мне устроиться на лебёдку. Ворон ворону глаз не выклюет. Я остался должен ему. Что ж, спросит – верну. Теперь не чужие жизни на кону стоят. Свои. Это проще. За свою жизнь теперь только перед собой ответ держать надо.

- Ну-ка, Ванюха, выпей микстурки. Той, что доктор прописал, - Петя успел достать две стеклянные баночки, что шлёпали при простудах на спину, и наполнял первую из большой бутыли с белой этикеткой с надписью «Яд!»: всё остальное выпивается сразу же… - держи, держи. Эта посуда как раз для таких дел – ставить её нельзя… Опаньки! Молоток, могёшь! А шкуру на руке больше не сдирай, я теперь и так тебя продержу в больничке сколько надо. Лепила я или не лепила?

- Лепила, Петька, лепила…

- Лепила лепилой, а вот зови-ка ты меня Вениаминычем. Тут уши не только у стен. У потолка ещё есть. Даже пол глухотой не страдает, а уж у двери ваще язык без костей – туда-сюда, туда-сюда… Ну, давай ещё по одной!

- Не откажусь, Вениаминыч, не откажусь. Больше двух лет этого добра даже не нюхал.

- Вот и хорошо, что предупредил – эта последняя. А то развезёт с непривычки.
 
- Это пережить можно. Лучше расскажи, как жив остался, как сюда попал.

- А что рассказывать? Пехотная жизнь не хитрая – три атаки. Особенно в сорок первом – сорок втором. В том бою, когда немцы нас размазали, меня едва ли не первой пулей ранило. В ногу. Кость не задело, а кровь идёт и идёт, не останавливается. Ну, вот и отвоевался. Дополз до своих, перевязала меня санинструктор – красавица девка, а потом отправила в санбат с другими ранеными… по дороге ещё наша повозка с танком повстречалась. Вот думаю, ребятам удача какая выпала. Танк! Да они сейчас село раньше возьмут, чем я до санбата доеду… А оно вон как вышло… Немец ведь не только вам в спину ударил, а ещё и в наш тыл рванул, да так, что едва у той деревни, где первый бой мы с тобой приняли, остановили… даже раненые, кто мог, и те стреляли. Прямо из окон избы, где перевязочная была. Но, Ванька, отбились. Отбились и повезли меня в тыл. Попал в госпиталь. Лежал, лечился, за медсестрой волочиться начал, - Петя хихикнул, - вот уж точно волочился. Потом бегать за ней начал. А как заметили, что бегаю, так и выписали. Попал я снова на фронт. Воевал, как мог. Пять ран, три медали. Со Светкой – медсестричкой моей, переписывался долго. Раз даже встречались – мы стояли на переформировке, а рядом их госпиталь развернули. Ну как рядом – километров тридцать… А бешеной собаке семь вёрст - не крюк. Так то - собака, пусть и бешеная, а тут - любовь. Дёрнул я к ней почти на неделю. Едва под трибунал не попал, но обошлось – ротный выручил, сказал, что сам посылал в командировку. Вот так, Ванька. Война войной, а тут - любовь. И ладно бы, дивчина всем на загляденье, так нет – воробушек серый. Взгляд задержать не на чем… А вот сама она, Ванька, эх, какая же у неё душа! Знаешь, в войну в госпитале всегда работы много. Это тебе не санбат: бой идёт, и – целый поток раненых. Бой кончился – час-два всех перевязали, в тыл отправили и - отдыхай… в большой госпиталь всегда раненых везут: то тут наша атака была, то там фриц попёр. Да и те раненые, что уже есть, постоянно лечения и ухода требуют… Как Светка выматывалась, я только на гражданке понял. А тогда… Тогда со смены - ко мне. Выпросила у коменданта закуток, куда даже стол не поставишь… А утром - снова на смену. Когда спала – ума не приложу. Одежонку мою всю перестирала, заштопала…

- Не рассказывай, Вениаминыч. Как женщина любить умеет, я тоже знаю…

- Значит и тебе повезло, Ванька?

- Это как сказать. Два года и было любви этой… Свидимся ли снова?

- Теперь свидитесь. Я думаю тебя здесь, при больничке, санитаром оставить. А потом, Бог даст, на фельдшера выучим – тут курсы открывать собираются – не хватает по зонам медперсонала. А станешь лепилой - не пропадёшь! Видишь, я  сыт, пьян и нос в табаке!

- А как ты на зону попал? Когда на лепилу выучиться успел?

- Ну, история это длинная… завтра дорасскажу. Мы и так тут с тобой засиделись. Больные зорко глядят, кому внимания докторского больше достаётся. Завтра после обхода приходи на перевязку. Договорим.

Продолжение: http://proza.ru/2019/02/06/468