Некоторые заметки об аспирантуре

                1. О РУКОВОДИТЕЛЯХ

         Руководители бывают разные. Одни возятся с аспирантом, как с маленьким дитятей в детском саду, а другие, наоборот, бросают, как щенков в воду – если выплывешь твое счастье, а  нет, так пеняй на себя!

       Мой научный руководитель, Мухин Леонид Кузьмич,  как раз относился ко второму типу. Он  был заведующий кафедрой  общей и неорганической химии. Человек он был, конечно, не ординарный, одаренный, умница с широким кругозором в научном плане. Аспиранты за глаза его называли «Кузьмич». У него не было одной ноги, и ходил он на протезе. Как он ее потерял, я не знаю. Говорят, во время обороны Москвы, будучи на оборонительных работах.

        Непосредственно он мной  не руководил, дав мне полную свободу. Правда, на стадии написания диссертации, и особенно, автореферата он плотно подключился. 

       В его характере присутствовала некоторая леность, он не любил что-то решать  оперативно, если можно было  решение вопроса отложить  на потом. Так он долгое время не защищал докторскую диссертацию, уже будучи завкафедрой, и только угроза тогдашнего ректора Виноградова, что он его снимет с кафедры, если тот не получит степень доктора, подтолкнуло его к защите. Я его долгое время уговаривал написать книгу по гидрофобным буровым эмульсиям, но он все тянул. И я был вынужден написать ее сам – время диктовало необходимость публикации, так как это направление в то время развивалось во многих регионах, и нужно было  специалистам дать наш опыт использования таких систем на Украине и в Белоруссии, чтобы они не повторяли ошибок. Понятно, что он обиделся на меня, да и мне тоже было не совсем комфортно. 

      Кузьмича нельзя отнести к людям высокой культуры, он был, как говориться, «мужик от сохи»! Он мог хорошо выпить, но не на работе, а дома. При этом аспирантам рассказывал потом, что во хмелю ему приходят гениальные мысли, которые он даже пытается записывать, а утром, читая, понять не может, настолько они «глубоки»!

    Часть наших экспериментальных установок находились в   подвале института, и аспиранты часто там задерживались. Приходил туда и Кузьмич иногда «поруководить» аспирантами. Тут же кто-то бежал за бутылкой, быстро организовывался стол. Царила не принужденная обстановка.  Помнится, что меня поразило при этом. В процессе посиделок Мухина зажимал мочевой пузырь, и поскольку идти в туалет ему было далеко и тяжело на протезе, то он,  не стесняясь нас, справлял свою малую нужду прямо в раковину. Я был, конечно, в шоке. Это штрих к его уровню культуры.

     Когда я уже переехал в Киев, Леонид Кузьмич приехал ко мне на просмотр моей диссертации. Дело было летом. Я только что получил квартиру, мебели еще не было,  и мы с ним  отпраздновали новоселье. Сидели на кухне, вместо стола был чемодан на ведре, покрытый газетой. На другой день он изъявил желание сделать «мандривку» (экскурсию, по украински) по Киеву. И решили мы с ним двинуть в Киево-Печерскую лавру, осмотреть мощи монахов в подземелье. Очередь, жара, стоим под жгучим солнцем и, наконец, наша очередь лезть вниз по узкому проходу, он впереди, я за ним. И вдруг Кузьмич разворачивается и скоренько начинает подниматься обратно навстречу посетителям, жаждущим поглазеть на мощи святых, ну  и я за ним. Вылезли. Спрашиваю: « Что с тобой?». А он бледный и пот ручьем – все понятно, не лезь к святым после глубокого похмелья!

                2.КОЕ-ЧТО ОБ АСПИРАНТАХ

          Для начала расскажу о моем хорошем друге Кавые Минхайрове.    Кавый, как звали его близкие, был невысокого роста, коренастый, немного косолапый, как многие башкиры, с богатой черной кудрявой шевелюрой на голове и умными с небольшим юморком глазами.  Он работал  в Уфимском нефтяном институте  заведующим лабораторией, а  диссертацию подготовил под руководством Кузьмича. Мы часто с ним общались по работе, бывали вместе в командировках, сидели на буровых неделями при внедрении  каких-либо научных разработок в производство.

    Интересный  в связи с его защитой кандидатской диссертации  произошел случай. Дело было в Московском нефтяном институте. Собрался Ученый Совет, сидят аспиранты и заинтересованные лица, развешена его графика, а Кавыя нет. Сидим минуту, три, волнуемся, где Кавый? Уже председатель Ученого Совета стал покашливать, вдруг влетает Кавый и с указкой в руке стал докладывать. Все прошло хорошо, он защитился. Потом его спрашиваем, в чем дело, Кавый? Он говорит, что перед самой защитой случилась с ним от волнения и страха «медвежья болезнь», и он был вынужден срочно отсидеться в туалете! Вот и такое бывает! Защита, дело не простое.

    Кавый  боялся летать самолетами и ездил только на поезде. А ушел он из этого мира от рака. Когда ребята навещали его в больнице он им говорил: «Какие Вы счастливые и даже не представляете себе – сами, что  можете сделать «пипи» и «кака»! А он уже это естественное человеческое отправление сделать не мог. Мудрый был мужик! Я его часто вспоминаю!

             А вот случай с другим аспирантом, моим коллегой по работе Рашидом Рахимкуловым. Случай не очень приглядный, но рассказать о нем стоит.

       Его работу представляла кафедра бурения, которую в то время возглавлял проректор Тагиев, добрейший человек, широко известный специалист, лауреат всяческих наград. После защиты, как это было тогда принято (да и сейчас думаю тоже), Рашид устроил банкет и нигде-нибудь, а  в ресторане «Арагви».        Ресторан тогда был известен,  славился своей кавказской кухней  и располагался в центре Москвы на улице Горького, ныне Тверская. Почему это он сделал до сих пор не пойму, можно было устроить банкет в другом месте и за меньшую цену. Наверное, повыпендриваться захотел, да не оценил свои финансовые возможности!

       Собралось нас не так много, человек, наверное, восемь, а Тагиев запоздал. Мы посидели часа 1,5, почти все выпили и съели и видим, что Рашид как - то все бедновато затеял, только - только. Решили уже закругляться,  и вдруг появляется Тагиев, а на столе пусто – не выпить, не закусить. Тагиеву, чуть ли не стали сливать из своих рюмок.  Рашид мог бы исправить неловкость положения, заказать еще немного выпивки и закуски, но он этого не сделал.
        Так мы и разошлись, мне было стыдно за моего земляка Рашида. Лучше бы он вообще банкета не организовывал, если нет финансовых возможностей!

        А вот тоже интересный и почти уникальный случай, который я наблюдал на другой защите кандидатской диссертации. Дело было на Ученом совете Московского нефтяного института. Защищался мой сокурсник по учебе в институте Алексей Дьячук. Случилось так, что главный оппонент по его диссертации доктор наук Воскресенский дал на  работу отрицательный отзыв. Как правило, в этом случае диссертант  отказывается от защиты. В противном случае защититься ему проблематично.

   А работу Дьячука  представляла кафедра разработки, которую в то время возглавлял корифей в этой области Муравьев, и он решил работу выставлять на защиту, не смотря на отрицательный отзыв основного оппонента.

    Началась защита, ученый секретарь зачитывает все необходимые бумаги, докладывает Алексей и затем начинается битва корифеев нефтяной науки тех времен – Муравьева, Щелкачева, Гуссейн-Заде против Воскресенского. При этом, Алексею не задали ни одного вопроса, т.е. по сути дела защита шла помимо него. Конечно, могучая кучка корифеев «задавила» главного оппонента и Алексей защитился! Вот и так бывает!

        Ну, а вот типичная история социалистического времени. Жил я в общежитии на Ленинском проспекте, небольшие комнатки на двоих, а последние 1,5 года пришлось жить с иностранцем из Ирака (г. Басра) – Наджимом Кадимом. Жили мы с ним неплохо, но в дальнейшем ему не повезло. Он был  вполне нормальным парнем, хорошо у него шли дела и по подготовке диссертации.

        Правда, однажды перед летними каникулами пришел он, как - то раз, под утро, а один глаз у него закрыт бинтом, спрашиваю у него: «Что случилось?»  Говорит - поссорился со своими  земляками, а в скорости мы разъехались в отпуск до осени. Осенью смотрю, что как то один глаз у него смотрит странно, спрашиваю, что случилось, а он говорит, что глаз пришлось удалить и ему в Голландии поставили искусственный глаз.  Вот такие дела. Наверное, в те времена были у них серьезные разногласия по поводу правления Саддама Хуссейна, а может быть, и были другого плана разногласия, трудно судить об этом.

             А далее с ним приключилась еще более нехорошая история. Почти все иностранцы  меняли доллары на рубли (в банке в то время поменять одну валюту на другую было проблематично).  Это было выгодно и русским (можно было, что - то купить из дефицита в специальных валютных магазинах) и иностранцам, которым в Союзе рубли были нужнее. Немного занимался этим  и Наджим, но не с целью спекуляции, как я понимаю.
   
    Ну, вот, закончил я аспирантуру, уехал из Москвы на Украину. И, где-то,   по прошествии  некоторого времени, будучи в командировке в Полтаве, телефонный звонок из местного КГБ (комитет государственной безопасности) с настоятельной просьбой явиться мне на беседу. Иду и думаю, в чем причина? Волнуюсь, может с Валюшей, что случилось? (она тогда была в положении). Прихожу, сидят двое из Москвы, а мы, говорят, за Вами гоняемся уже 2 суток, приехали в Киев, а Вы в Полтаве! Первый же вопрос меня успокоил. -  «А Вы знаете Наджима Кадима?»  Все им рассказал, что знал и спрашиваю, а в чем собственно дело? Оказывается,  Наджим попался с валютой, идет следствие и он сидит в тюрьме.

       А в те времена с валютой      было строго не то, что сейчас. Статья была по этому делу самая тяжелая и давали до 10 лет. О судьбе Наджима больше мне ничего неизвестно, но уверен, что с защитой диссертации ему пришлось распрощаться, и, в лучшем случае, он был выслан  на родину. А в худшем? Отсидел в нашей тюрьме. Вот так, по-видимому, и сгинул человек.