Красный Мир 1-2 серии

                Нил  Асадчий
   
                Красный  Мир
               
                сценарий  многосерийного  художественного  фильма
      
               
                Мастерская  художника
   
       Уныло   мерцающий   сумрак   ночного   неба   вдруг...   заискрился  одним  своим  "боком" – и  стал...   почему-то  подвижен!..

       Подправленный  фокус  объектива  телескопа  всё  объяснил – неоновые  отблески  рекламных  огней   так  заиграли  на  шерсти  чёрного  пушистого  Кота,  обстоятельно  усевшегося  на  краю  крыши,  прямо  за окном  мансарды,  и  собой  перекрывшего  нижний  угловой  сектор  обзора.
       На  фоне  бесцеремонного  гостя – въедливая   реклама   “Мисс  Города  предпочитает… !”  на  огромном  светодиодном  экране  на  крыше  высотного  здания:   девушка,  полулёжа  на  софе,  в  одном  купальнике,  с  пачкой  сигарет  в  руке,  периодически  и  упрямо  подмигивает  всем  безразличным,  согбенным  прохожим  у  себя   под  ногами...
       Долгий,  плавный  отъезд  от  любопытного  Кота,  через  распахнутое  окно  вглубь  мастерской  Художника,  перехо-дит  на  круговую  панораму  по  её  захламлённому  интерьеру  и  открывает  стол,   на  котором:   зажжённая  в  центре  свеча;    всевозможные   баночки-тюбики  краски;   разного  вида  кисти;    пепельница,   полная   папиросных  окурков;  растерзанная   банка  рыбных  консервов,   с  застывшей  в  ней  вилкой;   с  полпачки  печенья;    и   повсюду – бесчислен-ные  эскизы  деталей  женского  лица  (на  планшетах  в  углу – голубые,  чуть  раскосые   глаза;   на  листах  бумаги,  приколотых  на  обоях – широкие,  чувственные  губы;  брошенных  на  тахте – прямой,  гордый  нос),  а  на  полу – забракованные,  по-видимому,  эскизы  вариантов  лицевого  ракурса.
       Панорама  замыкает  свой   круг  и  останавливается   на   мольберте  с  незавершённым  портретом  Девушки:  выпи-сано  всё,  кроме  лица,  вместо  которого – белый  овал  чистого  грунта и  лишь  одни  голубые  глаза.
       Мужская  рука,  перепачканная  краской,   появляется  на переднем плане,   чтобы  стряхнуть  пепел  с  давно  потухшей  папиросы,   и  отъезд   за  возвращающейся  рукой  открывает  Художника,  понуро  сидящего  в  старом  плюшевом  кресле  рядом  с  мольбертом,   напротив  серьёзного   вида  телескопа...
       
       Напряжённое  лицо  Художника;   в  руке  зажаты  две  забытые  кисти;   его   отрешённый   взгляд   перед  собой   или,  скорее,  вдаль – за  окно...   
 
       А  за  окном – на   знакомом  экране  на  противоположной  крыше,  уже  разворачивалось  гастрономическое  буйство   рекламы   какой-то   еды   (весьма  аппетитно – кто  бы  спорил!)...   

      Художник  резко  встаёт,  швыряя  кисти  далеко  в  сторону…

      Вид  рекламы  отсекает   бликующая   плоскость   стекла   с  силой  закрывшегося  окна – это  Художник,   на  фоне  кулинарного  изыска,  торопливо  выворачивает  содержимое  своих  карманов   на  подоконник...
               
       Его живописно  измазанный  палец  нервно  перебирает  высыпанную  горсть  монет,  добавляет  к  ним  одну  мятую банкноту,  отделяя  всё  это  от   табачного  мусора,   пары  скрепок,   сломанной  спички,   одинокой  папиросы,   которая  скатывается  с  подоконника  и  падает  на  стол,   где  продолжает  катиться,   пока  не  упирается  в   гранёный  стакан   с включённым  кипятильником.

       Лицо  Художника  на  уровне  поверхности  стола – взгляд  прикован  к  кипящей  в  стакане  воде – ...
 
       ... бессильные,  пыльные  остатки  заварки  бесполезно  высыпаются  в  кипяток – и ...

       ... смятая  чайная  пачка  застыла  в  раскрытой  ладони.

       Прижавшись  щекой  к  холсту  с  портретом   Девушки,   он   вглядывался  в  эти,   всё  ещё  упрямо   ускользающие  от  него,  но – уже  в  предчувствии! – любимые  черты...  Бред?..  Увы:  похоже... 

       Его  палец  медленно  очерчивает  овал  её  несуществующего  лица – и  резко  наброшенный  кусок  холстины  закрывает  собой  весь  портрет...


 
                Вещий  сон  Художника
 
       Микшер-переход   на   другую  холстину,  которую  женская  рука,   в   чёрной   длинной   перчатке,  срывает  с  макета  средневекового  Дворца –  выполненный  Художником  заказ  театральной  декорации.

       Немое  удивление  в  прекрасных  голубых  глазах  Девушки,  лицо  которой  закрывает  чёрная  вуаль.  Явно  доволь-ный  собой  Художник  стоит  за  её  спиной.

       Восхищённый   взгляд   Девушки   теперь   направлен   вверх – она  (почему-то)  уже  внутри   Дворца   и  с  восторгом  рассматривает   чудесный гобелен,   в   центре   которого  вдруг...  появляется   уродливое  дымящееся  пятно – вспыхивает  пламя!..

       Оно  быстро  охватывает   весь   гобелен   и  стену,   на  которой  тот  висит;   становится  ясно – так  горит  бумага!..

       Художник  хватает  Девушку  за руку,  и  оба  бросаются  к  спасительному  окну,  но  сорванный  полиэтилен  “стекла”  обнаруживает – ...
 
       ... лишь  кирпичную  кладку!

       Они,  уже  на  коленях  на  полу,  стаскивают  в  сторону ковёр,  под  ним – люк! – возможно,  единственный  путь  к  спасению!

       Крышка  люка  отброшена – держась  за  руки,  они  прыгают  вниз...
 
       Уже  (необъяснимо,  как)  Художник  растерянно  стоит  посреди  мастерской  над  макетом  Дворца,  внутри  которого  на  окнах  играют  отблески  огня.  В  недоумении,  он  озирается  по  сторонам...  Он – один?!.

       В  его  ладони,  вместо  руки  Девушки, – лишь  её  оставленная  перчатка...
      
       Приподняв   крышу  Дворца,  он  заглядывает  вовнутрь... –  под   действием   возникшей   тяги,   пламя   вырывается  наружу! – и  мгновенно  весь   макет   поглощает   огненный   шар...

       Застывшее  от  ужаса,   возникает  лицо  Девушки,   но  вдруг...  начинает  (подобно  гобелену)  дымиться,  вспыхивает  и  сгорает,  оказавшись  – тоже  бумажным!..   Вместо   лица,   в  тёмном   открывшемся   пространстве  пульсирует  раз-мытое  красное  пятно,  которое  превращается...  в  красную   мигающую   лампу  над  входной  дверью,   когда  (в  конеч-ной  точке  быстрого  отъезда  от  лампы  к  лицу  Художника)  тот  открывает  глаза.

       Да,  он – в  любимом  кресле,   у  себя  в  мастерской,   и  кто-то,  назойливый  за  дверью,  терзая  звонок,   просится  в  гости...



                Визит  Чёрного  Гостя

       Художник   вскакивает   с   кресла...

       Распахивает   входную   дверь...  Но  чуда   не   случилось – Девушка   не  возвратилась (какая  старая  история!),  а ...

       ... на  пороге – Гость:  чёрный  плащ,   чёрная  шляпа,   чёрный  зонт-трость.   Интересно...

       Художник,   не  скрывая  удивления,  отступает   в  сторону,   пропуская   Гостя   вперёд.

       Размеренной   походкой,   тот  шествует  по  всей  квартире,   равнодушно  оглядывая   разбросанные   всюду   эскизы,  нищенскую   пищевую  выкладку   на   столе,   останавливается   перед   покрытым   холстиной   мольбертом    и,   повер-нувшись   к  Художнику,  прямо  смотрит  ему  в  глаза.
 
       Хозяин  смущённо  отвёл свой  взгляд  в сторону  и,   где-то  суетливо,   стал  наливать  Гостю  чай  в  стакан.

       А  Гость,   деловито  отвернув  холстину  и  обнажив  портрет,  стал  закреплять  на   мольберте,   ничуть  не  смущаясь,  прямо  поверх   эскиза   безликой  Девушки,   фотообразцы   рекламы   сигарет,   алкоголя,   женских  (простите)   прокладок   (с  крылышками  и  без)...

      Затем,   присев  на  край  стола  и  отхлебнул  чай   из   протянутого  ему  стакана,   вопросительно  взглянул   на  Художника.
 
       Грустно  улыбнувшись  в  ответ,  тот  отрицательно  (медленно  и  с  расстановкой)  покачал  головой...

       С  лёгкой  улыбкой  на  тонких  губах,  Гость  достал  пачку  50-тидолларовых  купюр  и  аккуратно  положил  её  на  край  стола...

       Лицо  Художника  стало  строгим,  и  он  снова,  но  решительно   качнул  головой.

       Тогда  Гость  весело  улыбнулся   (происходящее  его  явно  забавляло)  –  и ...
 
       ... вторая   пачка  –  уже  100-долларовых   купюр! – упала   рядом  с  первой... Отдалённый   раскат   грома  –  похоже,  что  где-то  шло  дело  к  грозе...

       Художник  срывает  фотографии  с  мольберта  и  протягивает  их  Гостю,  жестом  указывая   ему   на   дверь.

       Кислая  гримаса  Гостя  выражала  скорее  скуку,  нежели  досаду...
 
       Его   рука   ставит   на   стол   стакан,   сгребает   банкноты   в   карман   плаща  –  и,   в   брызгах   недопитого   чая   (в  рапиде),   в   стакан   звонко   падает  ...
   
       ... металлический   доллар.
 
       Проходя  мимо  хозяина,  который  (отвернувшись,  с  опущенной  головой)  по-прежнему  держал  фотографии  в  свой  протянутой  руке,  Гость  остановился,   круто  повернулся  на  каблуках  и,   с   невозмутимым   видом  и,  даже  как-то  грустно,  принял  их  в  свою  левую  руку.
 
        Кончиком  зонта  в  правой   руке   он  приподнял  подбородок   Художнику,  заглянул   ему   в   глаза   и,  одарив  на  прощание  широкой,  едко-белоснежной   улыбкой   искусственных  зубов,   направился   к   выходу.

        Над  входной  дверью,  ослепительно  вспыхнув,  взрывается  красная  лампа!..  Электропроводка  искрится,  дымится  –  и  свет  пропадает.  Тут  же,  следом – молния  вырывает  из  темноты   дверного  проёма  сутулый  силуэт  уходившего  Гостя – и  дверь  за  ним,  одновременно   с   ударом   грома,  захлопывается   сама  собой!..

        Резкий  поворот  и  ярый  взгляд  хозяина  на  оставленный  Гостем  стакан...

        Художник  бросается  к  столу – и  сметает  рукой    подарок  Гостя  на  пол.
 
        Полёт  стакана  –  выплёскивающиеся  остатки  чая – разлетающиеся  осколки  стекла  разбитого  стакана...

        Доллар   катится   к   стене   и   ударяется   о   плинтус...  Ещё  один  (но  увереннее)  грозовой  раскат – проблеск  молнии  озаряет  всю  мастерскую...
       
        Художник,  опершись  дрожащими  руками  о  край   стола,   медленно   приходит  в  себя...
 
        Его  рука   ищет   пачку   папирос,   и  та,   оказавшись  пустой,   смятой   летит...
       
        ... в   дверь,   вслед   ушедшему   Гостю.   Оглушительный   громовой   хлопок – и  проливная  дробь  о  подоконник  –  за  окном,  наконец,  начался  дождь.

        Тюбики  краски  и  кисти  быстро  укладываются   в  этюдник,   и,  с  ним  на  плече,   хватая  куртку  по  пути,  Художник  выбегает  за  дверь.
 
        Чёрный  Кот  воровато  запрыгивает  на  форточку  окна,  за  которым,  далеко  внизу  под  косыми  струями  ливня  в  просветах  уличных  фонарей,   Художник  уже  пересекал   безлюдный   перекрёсток.

        Проводив  его  лукавым   взглядом,  Кот,  казалось,  улыбнулся,   облизался   и   прыгнул  –  ...


 
                Ломбард

        ... прямо  к  раскрытой  бронзовой  шкатулке,  доверху  набитой  деньгами.  Старческая  рука  приласкала  его  за  ухом  и  вернулась  к  прерванному  арифметическому  подсчёту  на  деревянных  бухгалтерских  счётах.
      
        В  интерьере  ломбарда,  в  строгом  классическом  стиле,  за  прилавком  –  древнего  вида  старик-оценщик…
        Пугливо  звякнул  колокольчик  над  входной  дверью – старик  резко  обернулся  на  тревожный  звук,   быстро  за-крывая  крышку  шкатулки.

        На  пороге  стоял  промокший  Художник,  с  этюдником  в  поднятых  над  головой  руках…  Он,  как-то  нерешитель-но,   кивнул  головой  в  приветствии  старику,   осторожно  прикрывая  за  собою  дверь.

        Опытным  взглядом,  исподлобья,  тот оценил  гостя  и  равнодушно  посмотрел  на  поставленный  перед  ним  этюдник.

        Художник  поднял  крышку  и  повернул  этюдник  (его  содержимым)  к  оценщику.

        Тот  лишь  мельком  взглянул  на  кисти  и  тюбики  красками  –  и  грязным  ногтем  почесал  свой  мясистый  нос.

        В  задумчивости,  его  рука   мяла  холку  кота – и,  наконец-то,    щёлкнула…  пятью  костяшками  на  счётах.

        Растерянное  лицо  Художника.  Он  протянул  руку  к  преданным  им  кистям...

        … и  стал,  как-то  виновато  и  нежно,  перебирать  их  пальцами.

        Тогда  оценщик,  понимающе  ухмыльнувшись,  достаёт  из-за  поросшего  сединой  уха  толстый  красный  Карандаш  и  протягивает  его  Художнику.

        В  тот  момент,  что-то  ёкнуло  в  сердечко  Художника!..  Да  слеп  он  был,  потому  как – молод!..   (”А  чтоб  ты  умным   был  так  До – как  После!"...  Неплохая  надпись…  для  надгробной  плиты!).
        Как  только  Художник  принял  Карандаш  в  свою  левую  руку,  оценщик  небрежно  выдернул  из  его  правой  руки  кисти,  швырнув  их  обратно  в  этюдник,  захлопнул  крышку  и  переместил  всё  с  прилавка  на  задний  стеллаж.
       
       Так,  с  Карандашом  в  застывшей  руке,  Художник  тоскливо  смотрел  на  отданный  им  этюдник,  понимая,  что,  скорое  всего,  прощается  с  ним  навсегда.

        Отстранив  Кота,  который,  было,  задремал  на  крышке,  старческая  рука  открывает  шкатулку,  медленно,  явно  не  желая  расставаться,  достаёт  из  неё  5-тидолларовую  купюру  и,   всё-таки  решившись,   бросает  её – и  та  падает  ...

    
            
                Бар

       ...  на  стойку  бара,  где,  тут  же,  чья-то  ловкая  рука,  привычным  движением,  смахивает  её  себе  в  ладонь – это  бар,   и  бармен,   принявший  оплату  от  Художника,   уже  ставит  перед  ним  тарелку  с  бутербродом   и   наливает  в  стакан  ледяную  водку.

       Художник  тупо  следит,  как  тягучая  жидкость,  откровенно  его  соблазняя,  медленно  заполняет  собою  стакан – и  во  взгляде  его  была  боль  и  тоска…

       Старик-бродяга,  явно  из  завсегдатаев,  робко  подошёл  к  нему  из  сизой  глубины  прокуренного  бара   и   что-то  взволнованно  прошамкал  ему  на  ухо  своим  беззубым  ртом,  поглядывая,  при  этом  почему-то  на  бармена...

       Лениво  и  вопросительно  бармен  смотрел  на  Художника,  пока  тот  утвердительно  не  кивнул  ему  головой.

      Тогда  бармен  плеснул  водки  во  второй  стакан  и  придвинул  его  к  старику.
      
      Радостный  бродяга  театрально  поклонился  своему  благодетелю,  и  оба  дружно  выпили  в  честь  Мисс  Города,  чьи  рекламные  плакаты  висели  над  стойкой.

      Бармен,  практично  свернув  в  кулёк  один  из  плакатов,  сложил  туда  покупки  (чай,  пачку  папирос,  пару  бутер-бродов,  две  бутылки  пива)   и  передал  его  через  стойку  Художнику.

      Тот  принял  кулёк,  прихватил,  было,  со  стойки  свои  папиросы,  но,  помедлив,  оставил  пачку  бродяге  и,  уходя,  махнул  ему  на  прощание  жестом  широко  раскрытой  ладони  высоко  поднятой  руки...

      Старик,  доставая  папиросу  из  пачки,  благодарно  улыбался  ему  вослед...

 
                Мансарда  Художника  2 

      Пальцы  руки,   как-то   неестественно-долго,   разминают   папиросу – и  ломают  её  в  сжатом  кулаке – это  Художник  уже  сидит  за  столом  у  себя  в  мастерской.  Перед  ним,  посреди  остатков  скудного  ужина  и  свечных  огарков,  около  пустой  пивной  бутылки,  догорает  последняя  свеча.

      Перетёртые  табачные  крошки,   коптя   и   корчась,   падают  в  её  судорожное  пламя  и  окончательно  гасят  его.

      Мансарда  погружается  в  полумрак,  освещённая  лишь  отблесками  огней  наружной  рекламы...
 
      Художник  мрачно  наблюдает  за  их  причудливой  игрой  на  стене,  затем  чиркает  спичкой – и  тени  нехотя  отступают  под  светом  зажжённой  керосиновой  лампы.

      В  тёмном   угловатом   конуре   мольберта   ярко-белым   вызывающе  выделяется  бледно-пустой  овал   лица   Девушки.   В  полумраке  мансарды,   её   одинокий   взгляд   казался   Художнику   подчёркнуто  строгим   и,  в  чём-то,   даже  осуждающим...  Бред?..   Увы:  похоже...

      С  лампой  в руке,  Художник  нерешительно  приближается  к  мольберту  и,   не  отрывая  пристального  взгляда  от  портрета,   медленно  опускается  в  кресло  напротив...

      Факт  вдохновения:  всегда – внезапно,  как  вспышка   молнии,   любви   и...  гриппа,   и   обязательно – врасплох! (здесь  не  поможет  и  “рояль,  случайно  найденный  в  кустах”!).
      Всё  так  же,  не  отрывая  взгляда  от  портрета,  Художник  резко  встаёт,  хватает  кисть  и  торопливо-беспорядочно  споласкивает  её  в  банке  с  водой.

      Кисть  безуспешно  шарит  по  палитре  в  поисках  нужной  краски...

      Художника  перебирает  выдавленные,  отслужившие  своё,  тюбики  темперы  на  столе...

      Затравленный  взгляд  Художника  на  (теперь – бесполезную!)  кисть  в  руке...

      С  силой  вдавленная  в  столешницу,  кисть  ломается...

      Кривая  улыбка  на  озлобленном  лице  Художника...

      Его  взгляд  отыскивает  в  беспорядке  мусора  на  столе  подаренный  скупщиком  ломбарда  красный  Карандаш.

      С  зажатым  в  руке  Карандашом,  Художник  решительно  подходит  к  стене  и  начинает  лихорадочно  срывать  бумажные  листы – эскизы  губ  Девушки,  вместе  с  кусками  обоев,  бросая  всё  на  пол. 

      Мятый  рекламный  плакат  “Мисс  Города”  (принесённый  из  бара,  с  отчётливым  жирным  пятном  на  её  глянцевом  лице)  закрепляется  скотчем  на  стене.
      Точными  резкими  штрихами  по  штукатурке,  Художник  набрасывает  контуры  будущего  портрета  Мисс:  в  полный  рост,  полулёжа,  в  купальнике,  вся  утопая  во  фруктово-вино-водочном  изобилии... – короче,  непросто,  а – в  натюрморте!..
      – Фрукты...   и  мясо...   Мясо-фрукты?..  Да!.. – мясо  и  шампанское...  и  мяса – побо-о-льше!.. – злорадно  шепчут  его  губы…

      Бродяга-Кот  запрыгивает  на  подоконник,  укладывается  на  нём  поудобнее  (уже – по-хозяйски! – уверенно),  и,  вытянув  и  подперев  морду  ламами,  готовится  наблюдать  за  странным  человеком,  который,  на  четвереньках  на  полу,  что-то  бормочет  себе  под  нос  и,  зачем-то,  неистово  царапает  стену...

      Художник  дорисовывает  внизу  стены,  у  самого  плинтуса,  гроздь  винограда,  когда  его  взгляд  натыкается  на  оста-вленный  Гостем  металлический  доллар.

      – Весьма,  кстати!.. – горькая  усмешка  мелькнула  на  губах  Художника  –  в  его  руке  сверкнула  цинком  найденная  монета...

      Вытащив  изо  рта  жевательную  резинку,  он  вдавливает  её  на  лоб  портрета  Мисс – и  сверху  шлёпает  блестящий  доллар.
      – Нате – и  получите!.. – оценив  работу,  Художник  швыряет  огрызок  Карандаша  в  мусорницу  и  закрывает  гото-вую  фреску  грязной  мешкавиной.

      Дойдя  до  тахты,  он  падает  в  неё,  не  раздеваясь,  лицом  вниз  в  желанную  подушку...
      Панорама  в  сторону  окна,  мимо  зрителя-Кота,  который  сладко  зевнул,  шумно  вздохнул  (очевидно,  сопереживая  увиденному)  и,  прикрыв  глаза  лапой,   нырнул  (солидарно  Художнику)  в  свой  пушистый  мир  кошачьих  грёз,  –  останавливается  на  рекламном экране,  где,  опять-таки,  “Мисс  Города  предпочитает...  !” – и  эта,  юная  засранка,  вдруг...  вызывающе  корчит  Художнику  противную  рожу,   показывает  ему  язык,   спрыгивает  с  софы  и,  выбрасывая  по  пути,  похоже,  очень  надоевшую  ей  пачку  сигарет,  почему-то  грозит  ему  пальцем – и...  исчезает  с  экрана!..

      – Ни  хрена  себе – заявка!.. – шевельнулась,  было,  мысль  в  мозгу,  уходящего  в  тяжёлый  сон,  Художника,  и  его  глаз,  сморщенный  подушкой,  тускнея,  плавно  закрывается...


    
                Ужин  с  Котом

      Бой  часов  в  темноте…  На  последнем,  третьем,  ударе – шипящий,  хлюпающий  звук  и  звон  бьющегося  стекла...

      Художник  сбрасывает  с  головы  подушку,  резко  садится  в  постели  (его  темный  силуэт  на  фоне  окна,  подсве-ченный  огнями  ночной  улицы),  рукой  нащупывает  на  полу  под  тахтой  оставленную  лампу  и,  нервно  ломая  пару  спичек,  всё-таки  зажигает  фитиль  – ...

       ... тусклый  свет  лампы  в  руке  освещает  источник  шума...

       На  полу,  у  подножия  стены,  с  закрытой  фреской  портрета  Мисс, – осколки  хрусталя  разбитого  бокала,  кусок  дымящейся  мясной  отбивной,  фрукты;  и  всё  это – в  облаке  жёлтого  пара,  одной  кучей – ... красного  цвета!..

      Откровенный  испуг  на  мятом  после  сна  лице  Художника...

      – Реальное...  оно…  и  красное...  оно  же... – страх  на  его  лице  сменяет  оторопь.

      Откуда  ни  возьмись,  проныра-Кот,  без  страха  и  сомнения,  хватает  отбивную  и,  тут  же,  не  прячась,  начинает  поглощать  её,  с  подобающим  жадным  рыком  и  восторженным  урчанием.

      Тогда  и  Художник  робко  трогает  пальцем  один  банан,  с  опаской  берёт  его  в  руку  и  подносит  к  лицу,  осторожно  нюхает,  снимая  кожуру, – и,  чему-то  улыбнувшись,  так-таки  надкусывает...

      Нескрываемое  удивление  и  удовольствие  на  его  жующем  лице.

      Все  узнаваемые  реквизиты  с  портрета  Мисс  оказываются  съедобными  – и  это  главное! – пусть  себе,  что  цветом  не  вышли...
 
      Куриная  ножка,  вприкуску  с  виноградом,  быстро  исчезает  во  рту.

      Бутылка  шампанского,  в  нетерпеливых  и  скользких  от  жира  руках  Художника,  освобождается  от  уз  проволоки  на  пробке  и  выстреливает  фонтаном  красной  пены  к  потолку...

      Жадные  губы  на  восторженном  лице  Художника  подставлены  навстречу  пенному  водопаду…
 
      Уже  сытый  и  хмельной,  Художник,  привалившись  спиной  к  стене,  лениво  шарит  у  себя  по  карманам,  достаёт  пачку  папирос,  вытягивает  одну,  вставляет  в  рот... – но  не  прикуривает,  а  хитровато  улыбаясь  своим  мыслям,  тянется  к  мусорнице...

      Красный  Карандаш  извлекается  из  кучи  вываленного  мусора – и...

      ... оказывается,  снова  целым!..

      Принимая  это,  как  должно,  Художника  рисует  на  стене...  желанную  сигару  (будем  верить – кубинскую).

      С  любопытством,  подходит  Кот  и  настороженно  усаживается  рядом.

      Отстранившись  от  стены,  Художник  садится  на  корточки,  и  (с  не  меньшим,  чем  у  Кота,  любопытством)  ожидает  момента  материализации...
 
      Оба  напряжённо  смотрят  на  стену...

      От  этого  занятия,  наших  естествоиспытателей  отвлекает  бой  настенных  часов – оба  дружно  оборачиваются  и  смотрят  в  их  сторону,  непроизвольно  кивая  головами,  в  такт  ударам...
 
      На  последний,  четвёртый,  удар – знакомый  “хлюп!”  и  шипение  стены, ...

      ... где  в  жёлтом  турбулентном  дыму,  выходящем  прямо  из  штукатурки,  вываливается,  в  блёклой  испарине,  заказанная  сигара!

      Художник  необдуманно  подхватывает  её  в  руку - обжигает  пальцы  и,  перебрасывая  между  ладонями,  принимается  старательно  дуть   на  неё  (как  это  делаем  мы  с  горячей  картошкой).

      Кот,  как  болванчик,  кивая  головой,  следит  за  перелётами  сигары...

      Остудив,  этим  нехитрым  методом,  сигару,  Художник  игриво  раскуривает  её,  с  наслаждением  затягивается  и,  добродушно  подмигнув  коту,  выпускает  в  него  кольцо  противного  дыма.

      Кот,  возмущённо  зашипев,  с  достоинством,  отходит  в  сторону.

      Вторая  порция  дыма  настигает  его  и  там,  тогда – он  отпрыгивает  вверх,  на  полку  мольберта.

      Увлечённый  игрой,  Художник,  в  азарте  преследования,  крадучись,  встаёт – “газовая  атака”  настигает  “отступающего  противника”  и  “в  воздухе”.

      Коту  всё  это  надоело  и  он,  спрыгнув  на  подоконник,  величественно  уходит  к  себе  на  крышу  (естественно,  по-английски – не  прощаясь).


      
                Явление  Мисс

      Клубы  сигарного  дыма  перед  мольбертом  тают – и (как-то  забытый  на  время)  портрет  Девушки  открывается  взгляду  Художника,  уже  сидевшему  в  любимом  кресле.

      И  тогда... – медленно  начинает  сползать  лениво-сытое  выражение  на  его благодушном  лице – лоб  напряжённо  морщат,  приподнимаясь,  брови,  глаза  широко  раскрываются,  и  в  них  постепенно,  но  властно  вселяется... ужас!..

      – А-а...  как  же...  эта...  нахалка?!. – шепчут  его  непослушные  губы  –  и  ...
    
      ...  сигара  выпадает  из  его,  вдруг,  ослабевшей  руки.
 
      Он,  с  усилием,  отрывает  голову  от  спинки  кресла,  выпрямляется,  как  на  шарнирах,  скашивая  свои  дикие  глаза  в  сторону, – и  круто,  всем  корпусом,  обращается  к  стене!..

      “Гастрономический”  потрет  Мисс  на  стене,  по-прежнему,  закрывала  мешковина...

      Стараясь  не  ступать  на  осколки  стекла,  Художник  воровато  подходит  к  завешенному  портрету  и  сгорбленно  склоняется  перед  ним.

      Его  рука,  было,  потянулась  к  мешковине,  но  в  нерешительности  замерла – и  в  страхе  отдёрнулась...

      Звонкий  женский  смех  за  спиной  был  ему  комментарием!..
      
      Художник  вздрогнул,  сразу  ссутулясь,  и  панически  обернулся – ...

      ... реальная  Мисс  Города  (в  одном  купальнике – согласно  оригиналу)  восседала  на  спинке  его  кресла,  задрав  одну  ногу  на  подлокотник,  с  надкусанным  яблоком  в  руке!..  Её  красивое  молодое  тело,  волосы,  с  длинной  “лошадиной”  чёлкой,  и  купальник, – всё  было...  красным!..  Но  это  ничуть  не  смущало  вернувшегося  Кота,  который  уже  ласкался  у  неё  на  коленях.

      Не  отрывая  ошалелого  взгляда  от  новоявленной  гости,  Художник  пятится  к  стене,  нащупывает  дрожащей  рукой  мешковину  и,  развернувшись,  срывает  её...

      Конечно  же,  фрески  больше  не  было – и  стена   оказывается  чистой!..
      
      Хохот  Мисс  и  гнусавое  “мя-а-у!..”  Кота...

      Художник  заторможено  поворачивается  к  этой  быстро  спевшейся  парочке  в  кресле,  медленно  сползает  спиной  вдоль  стены,  садится  на  корточки  и,  не  выпуская  из  рук  сорванную  мешковину,  глупо  мнёт  её  в  онемевших  пальцах.

      (Пауза).

      Наконец,  Мисс,  изящно  и  легко,  спрыгивает  с  кресла,  и,  с  Котом  на  руках  и  скептичной  улыбкой  в  уголках  рта,  приступает  к  официальному  осмотру  скромного  жилища  хозяина...

      Меняя  позу,  Художник  вытянул  перед  собой  одну  затёкшую  ногу,  опёрся  локтем  о  колено  другой,  обхватив  рукою  лоб,  и,  так  сидя,  хмуро,  исподлобья,  безучастно  наблюдет  за  поведением  своих  незваных  гостей...

      Присев  у  разбросанных  на  полу  эскизов  перечёркнутых  ракурсов  женского  лица,  Мисс  внимательно рассмотрела  некоторые  из  них,  перевела  пристальный  взгляд  на  хозяина,  затем – на  завешенный  портрет,  понимающе  хмыкнула  себе  под  нос,  качнув  головой,  царственно  выпрямилась  и  пошла  к  мольберту...

      Она  потянулась,  было,  к  закрывавшей  портрет  холстине,  но  подскочивший  Художник  перехватил  её  любопытную  руку...  (и  не  потому,  что  не  хотел  показывать,  а  потому  как – “кто  в  доме  хозяин!?.”)
      От  невольного  толчка  Художника,  Мисс  покачнулась – и  (теряя  равновесие  и  пытаясь  опереться  о  край  стола)  опрокинула  одну  из  банок  с  краской...

      Красная  краска  из  упавшей  банки  растекается  по  одному  из  эскизов  лица  Девушки.

      Виноватый  испуг  в  глазах  Мисс...

      Её  рука,  в  бессмысленной  попытке  спасти  эскиз,  вытирает  с  него  краску...

      Художник  садится  на  корточки  рядом  и  молча  суёт  ей  в  руки  тряпку.
      Кое-как отерев  руки,  Мисс  ищет  глазами,  где  бы  их  вымыть.      Оглядываясь  по  сторонам,  поправляет  чистой  частью  запястья  чёлку – и  тут ...

      ... открывает  взгляду  Художника  на  своём  лбу...  отпечаток  доллара!..  Он  не  выступал  над  поверхностью  кожи,  но  имел  свой  естественный,  металлический  блеск,  резко  контрастируя  с  её  красным  цветом...  Страшная  уродливая  татуировка!..

      – Твою...  ещё  и  это... – Художник  сморщился,  стиснув  зубы,  и  злостно  тряхнул  головой.

      Мисс,  определив,  похоже,  ванную  комнату,  встала  и  шагнула  к  двери.

      Хозяин  преградил  ей  вход,  вошёл  туда  один  (не  закрывая  дверь),  быстро  снял  со  стены  зеркало  и  стал  торопливо  закутывать  его  в  махровое  полотенце  (в  какой-то  момент,  в  отражение  попала  ожидающая  на  входе  Мисс).
 
      Пряча  зеркало  за  спиной,  Художник  пропускает  в  ванную  удивлённую  гостью.

      Та,  глянув  исподлобья  на  хозяина,  неловко  улыбнулась  и  проскользнула  мимо  него  в  ванную,  закрывая  за  собою  дверь.
 
      Пользуясь  временным  отсутствием  гостьи,  хозяин  быстро  оглядывал  свою  мастерскую  в  поиске  места,  куда  бы  мог  спрятать  зеркало...
 
      Остановив  свой  взгляд  на  открытом,  на  половину,  окне,  он  поспешил  к  нему,  где  и  засунул,  размотав  полотенце,  зеркало  между  рамами  закрытой  половины.

      Тем  временем,  в  ванной,  гостья  внимательно  смотрела  на  оставшийся  от  зеркала  светлый  отпечаток  на  обоях,  бывших,  заметно,  темнее  вокруг  него.

      А  хозяин  задумчиво  смотрел  на  мольберт  с  портретом,  быстро  соображая,  куда  спрятать  и  его...

      Схватив  планшет  с  портретом,  перенёс  его  на  подоконник,  поставив  лицевой  стороной  к  улице,  после  чего,  стал  наглухо,  драпировать  холстиной  весь  проём  окна.

      За  этим  занятием,  его  и  застала  Мисс,  которая  стояла  уже  на  выходе  из  ванной,  обхватив  голые  плечи  руками,  переминаясь  с  ноги  на  ногу,  и,  явно,  мёрзла.

      Широко  улыбнувшись  её  милому  виду,  Художник  поспешил  накинуть  на  её  зябнущие  плечи  махровое  полотенце  и,  загадочно  подмигнув,  отошёл  к  стене,  где  обернулся,  чтобы  измерить  её  фигуру  профессиональным  жестом  вперёд  выставленной  руки,  с  зажатым  в  кулаке  Карандашом.  Ненадолго  задумался  и  стал  быстро  что-то  рисовать  на  штукатурке,  периодически  поглядывая,  при  этом,  на  настенные  часы...

      Завязав  полотенце  узлом  на  груди,  заинтригованная  Мисс  повернула    в  сторону  увлечённого  Художника  кресло  и  уютно  устроилась  в  нём,  подогнув  под  себя  ноги.  Кот  уселся  рядом  на  подлокотник,  и  гости  с  любопытством  стали  наблюдать  за  работой  хозяина.

      Закончив  рисунок,  Художник,  наконец,  отступил  от  стены,  на  которой...

      ... красовался  шикарный  пеньюар,  с  меховой  оторочкой.
 
      Реакция  зрителей  была:  Кот,  разочарованно  фыркнув,  соскочил  с  подлокотника  и,  недовольный,  удалился,  унося  с  собой  мечту  о  новой  отбивной,  а  Мисс – неожиданно  чихнула  и  непосредственно,  по-детски,  обоими  кулачками,  вытерла  себе  нос.

      Не  очень  довольный  таким  приёмом  зрителей,  Художник  молча  покусывал  кончик  Карандаша,  когда  бой  часов  под  знакомое  шипение  вернул  его  внимание  к  стене.

      "Свежеиспечённый"  пеньюар,  в  быстро  тающем  облаке  жёлтого  дыма,  с  шипением  опускался  на  пол,  плавно  покачиваясь  в  искристом  воздухе.
 
      Происшедший  на  глазах  фокус  с  материализацией  привёл  гостью  в  восторг.  Она  вскочила  с  кресла,  сбрасывая  по  пути  полотенце,  подхватила  пеньюар,  быстро  накинула  его  на  себя  и,  нетерпеливым  взглядом  по  сторонам,  стала  искать,  явно,  зеркало.

      Её  удивлённый  и  вопросительный  взгляд  остановился  на  хозяине.

      Тот  смущённо  улыбнулся  и  только  виновато  развёл  руками.



                Зеркало

      Мисс  не  намерена  была  сдаваться – выхватив  у  него  изо  рта  Карандаш,  она  жестом,  в  приказном  порядке,  указала  им  Художнику  на  стену... и,  туда  же,  для  пущей  убедительности,  послала  командный  кивок  головы.

      Откинутая  чёлка  снова  открыла  доллар  на  её  несчастном  лбу...

      Художник  помрачнел  и  отрицательно  покачал  головой.

      Мисс,  игриво  улыбаясь,  вкрадчиво  взяла  его  за  руку  и,  пятясь  к  стене, мягко,  но  настойчиво,  потянула  его  за  собой.

      Остановившись  у  стены,  она  подняла  руку  Художника,  вставила  в  неё  Карандаш  и  в  ожидании  отступила.

      Проведя  первую  линию,  рука  Художника  замерла...

      Он  обернулся  к  гостье,  которая  уже  уселась  в  кресло. 

      Её  локти  упирались  в  колени,  подбородок  покоился  на  сжатых  кулачках.  На  нерешительный  взгляд  Художника,  она  приподняла  подбородок  и  вопросительно  вскинула  брови.

      Быстрый  наезд  на  её  лицо  и – ещё  крупнее – на  злосчастный  доллар!..

      Художник  безапелляционно  мотнул  головой,  решительно  сунул  Карандаш  в  карман  толстовки,  затем  вытащил  из  пыльной  стопки  подрамников  в  углу  кусок  стекла,  прислонил  его  к  стене  и  жестом  руки  указал  на  него  Мисс.

      Та  соскочила  с  кресла  и,  недовольно  покусывая  нижнюю  губу,  склонилась  над  стеклом,  подправила  угол  наклона,  отошла  и  принялась  всесторонне  осматривать  себя  в  полученной  обновке.

      Нервно  вытирая  руки  о  тряпку,  Художник  покосился  в  сторону  Мисс, ...

      ... которая  стояла,  выпрямившись  и  подбоченясь,  и,  склонив  голову,  исподлобья,  неудовлетворённо  и  укоризненно  смотрела  на  несговорчивого  хозяина.

      Тот  бросил  тряпку  в  раковину  и  открыл  кран.
 
      Чиркнула  спичка  над  комфоркой  газовой  плиты – вспыхнул  огонь – и  закопчённый  чайник  занял  своё  привычное  рабочее  место.

      Прикуривая  папиросу  от  пламени,  хозяин  снова  покосился  в  сторону  гостьи.

      Та  была  занята  странной  творческой  деятельностью – на  придвинутый  к  стене  табурет,  она  громоздила  пустую  багетную  раму.  Появился  Кот-затейник  и,  не  поняв  замысел  Автора,  прыгнул,  было,  на  табурет,  распушив  хвост,  с  намерением  принять  участие  в  новой  для  него  игре,  но – тут  же,  получил  пинок  под  зад,  отлетел  на  пол,  оглянувшись,  возмущённо  ощерился  на  грубиянку  и  поспешил  к  ногам  хозяина  (надо  понимать,  со  справедливой  жалобой  на  возмутительную  выходку  гостьи).
      
      Рука  Художника,  с  дымящейся  папиросой,  сочувственно  взъерошила  холку  страдальца  и,  впервые  за  время  их  знакомства,  подняла  его  и  усадила  на  хозяйское  плечо.

      Первый  совместный  акт  их  возникшей  дружбы – общий  осуждающий  взгляд  в  спину  обидчицы.

      Почувствовав  неладное,  Мисс  обернулась...
      
      Художник  быстро  отвернулся  к  плите – и ...

      ... высыпал  на  горячую  сковороду  нарезанные  кусочки  сала.

      Кот  взволнованно  заёрзал  в  нетерпении  и  стал  подгонять  процесс  готовки,  нервно  перебирая  лапами  воротник  хозяйской  куртки.

      Таинственно  улыбаясь,  сзади  к  ним  подошла  Мисс,  нежно  положила  руку  на  плечо  хозяина  и  попробовала  заигрывать  с  Котом.

      Не  простивший  обиду  Кот,  мгновенно  отстранившись,  сделал  предупредительный  замах  когтистой  лапой,  но,  благородно  передумав,  спрыгнул  с  плеча  Художника,  который,  не  отрываясь  от  своей  стряпни,  обернулся  к  гостье,  где  встретился  с  её  невинной  улыбкой.  Изобразив  искренное  любопытство,  она  просунула  голову  под  локоть  хозяина  и  заглянула  на  плиту.
 
      Тем  временем,  её  вторая  рука  скользнула  в  карман  Художника  и  ловко  извлекла  оттуда  заветный  Карандаш.
 
      Поморгав  наивными  глазками,  она  мило  улыбнулась  и,  одобрительно  похлопав  хозяина  по  плечу,  отошла  обратно  к  стене.
 
      Рука  Художника  точными  быстрыми  движениями  нарезает  продольные  кусочки  моркови...

      Рука  Мисс,  также  быстро,  хотя  не  столь  уверенно,  очерчивает  Карандашом  на  стене  контур  картинной  рамы...

      На  секунду,  она  бросила  свой  творчески  сосредоточенный  взгляд  в  его  сторону,  поправляя  надоедливую  чёлку,  и,  поймав  поворот  его  головы  в  свою  сторону,  быстро  вернулась  к  прерванной  работе.

      Опрометчиво,  не  придав  особого  значения  её  возне  у  стены,  он  снисходительно  улыбнулся  и  занялся  нарезкой  картошки.
 
      Примерно,  с  мизинец  толщиной,  картофельные  кружочки  быстро  заполняли  деревянную  кухонную  доску...

      Столь  же  вдохновенно  энергичными  были  движения  её  руки,  уже  заштриховывавшей  законченный  контур  будущего,  надо  полагать,  "Зеркала",  придавая  ему  кружевную  фактуру  багета.

      За  возникшим  творческим  соревнованием  терпеливо  наблюдал  эстет-Кот,  который  уселся  между  стеной  и  отставленной  в  сторону,  уже  ненужной,  картинной  рамой.  Он  попеременно  переводил  взгляд  то  в  направлении  кухни,  откуда  шёл  дразнящий  запах  любимого  блюда  хозяина,  то  вверх  на  стену,  где  кипела  работа  гостьи.
 
      Дабы  оценить  степень  завершённости  своего  труда,  Мисс  отступила  от  стены  на  пару  шагов  вглубь  мастерской  и  уткнулась  спиной  в  стоявшего  сзади  Художника.  Увлечённая  работой,  она, действительно,  не  услышала,  как  тот  подошёл,  а  потому – от  неожиданности,  вздрогнула  и  резко  обернулась...
 
      Хозяин  предстал  во  всей  полноте  своего  гостеприимства:  в  одной  руке – дымился  чайник,  в  другой – ещё  шкварчала  сковородка,  а  через  плечо – перекинуто  белое  полотенце...  Он  строго  посмотрел  на  Карандаш  в  её  руке  и  перевёл  взгляд  на  новоиспечённое  произведение  изобразительного  искусства – ...

      ... вполне  сносная  фреска  вертикального  прямоугольника,  безукоризненно  правильной  формы,  убедительно  выражала  собою  дорогую  багетную  раму,  бесспорно,  "зеркала".  Хотя  у  Автора,  явно,  возникла  проблема  с  "зеркальной"  поверхностью,  но  она  была  решена  новаторски  смело – чтобы  исключить  все  возможные  разночтения,  по  всей  высоте  “зеркальной”  поверхности  была  дана  вертикальная  надпись:  "ЗЕРКАЛО".  При  этом,  последнее  "О"  вертикально  не  вместилось  и,  потому,  было  изображено  сбоку,  рядом  с  "Л",  что  несколько  нарушало  изобразительную  традицию,  но,  зато,  не  оставляло  никаких  сомнений  в  правильном  понимании  авторского  замысла...
      Автор  хотела  казаться  независимым  творцом,  свободным  от  закостенелых  канонов,  академических  шаблонов  и,  главное,  от  оценки  ангажированной  критики,  но  её  волнение  выдавало  нервное  покусывание  нижней  губы  и  тот  пристальный  взгляд,  скрываемый  лёгким  прищуром,  с  которым  она  следила,  из-под  чёлки,  за  выражением  лица  своего  авторитетного  зрителя.

      Художник,  с  непроницаемым  лицом,  глубокомысленно  молчал,  покручивая,  попеременно,  кончики  своих  мушкетёрских  усов,  и,  наконец,  оторвавшись  от  созерцания  представленной  фрески,  перевёл  свой  строгий  взгляд  на  притихшего  Автора  и,  далее,  на  похищенный  Карандаш  в  её  руке.

      Жеманно  оттопырив  мизинец,  Мисс  протянула  ненужный  более  трофей  его  владельцу.

      Тот,  передав  ей  чайник,  хмурясь,  забрал  Карандаш.
 
      Громко  поставив  чайник  на  стол,  Мисс  с  шумом  бухнулась  в  кресло,  где,  тут  же,  приняла  демонстративно  независимую  позу:  скрестила  руки  на  груди,  перекинула  ногу  за  ногу  и  плотно  поджала  губы – это  был  вызов – она  готова  к  несправедливой  критике.

      Художник,  со  сковородкой  в  руке,  продолжал  молча  взирать  на  "шедевр",  приняв  подобающую  ситуации  позу  мэтра  (широко  расставленные  ноги;  кисть  одной  руки,  что  удерживала,  при  этом,  сковородку,  обхватывала  локоть  другой,  кисть  которой,  в  свою  очередь,  с  прямым  указательным  пальцем,  застыла  у  виска).

      Напряжение  нарастало – близился  "момент  истины"...  Не  меняя  позы,  Автор,  поёрзав,  переместилась  глубже  в  кресле,  наклонила  подбородок,  нахмурила  брови  и  немигающим  взглядом  уставилась  в  спину  своего  критика.  Она  была  готова  невозмутимо  принять  оглашение  своего  приговора.

      Наконец,  шумно  вздохнув,  Художник  решительно  шагнул  к  стене  и  твёрдой  рукой  мастера  сделал  “последний  штрих” – две  сходящихся  в  центре  линии  с  верхних  углов  рамы  “шедевра”  увенчали  всё  творение.  Это  было  бесспорно  уместно – Автор  забыла  про  шнур,  без  которого  невозможно  было  висеть  "зеркалу".

      Художник  отступил  от  (теперь – безупречно)  завершённого  творения  и,  цокая  языком  и  покачивая  головой,  изобразил  полное  удовлетворение  восхищённого  зрителя.  Его  возвышенное  эстетическое  наслаждение  грубо  прерывает...

      ... постукивание  ручки  молотка  по  его  плечу – принимая  условия  игры,  за  спиной  стояла  Мисс  и  протягивала  ему...  гвоздь.

      В  ответ  на  его  немой  вопросительный  взгляд,  следует  её  коронный  командный  кивок  головы.

      В  возникшей  паузе,  оба  хмуро,  исподлобья,  долго  смотрят  друг  на  друга.  Первым  не  выдерживает  хозяин – его  губы  начинают  кривиться  в  едва  сдерживаемой  улыбке,  подбородок  нарочито  надменно  поднимается – и  вдруг  содрогается,  белее  неудержимым,  хохотом.

      Тут  же,  вслед  за  ним,  и  гостья  прыснула  своим  задорным  смехом.

      Так,  продолжая  дружно  смеяться,  он  принимает  из  её  рук  молоток,  а  она  устанавливает  гвоздь  на  положенное  тому  место – в  верхней  точке  натяжения  изображённого  подвесного  шнура.

      Следует  акт  коллективного  творчества – гвоздь,  придерживаемый  пальцами  Мисс,  входит  в  стену  под  ударами  молотка  в  руке  Художника.

      Зримый  образ  заключённого  творческого  союза:  "Они  тихо  стояли  перед  сблизившим  их  "зеркалом",  и  его  рука  дружески  обнимала  её  плечи,  а  её  рука  уютно  расположилась  вдоль  его  спины..." – зорко  отслеживает  хитрован-Кот,  который,  пользуясь  моментом,  упрямо  пытается  сдвинуть  крышку  сковородки...

      Лязг  упавшей  на  пол  крышки  заставляет  притихшую  парочку  дружно  обернуться.

      Хватая  лапой  со  сковородки  всё,  что  успевает,  ворюга-Кот  ныряет  под  драпировку  окна.

      Рука  Художника  возвращает  крышку  на  стол,  на  котором:  чай  дымится  в   двух  гранёных  стаканах,  огонёк  свечи  играет  с  мельхиором  рельефа  подстаканников  и  призывно  дымится  картошка  в  сковородке...

      Широко  улыбаясь  жирными  губами,  гостья  аппетитно  уплетает  ужин.

      Не  отстаёт  от  неё  и  хозяин,  улыбаясь  ей  набитым  ртом...

      Голова  Кота  осторожно  выглядывает  из-под  холстины  драпировки,  и  на  его  морде  тоже,  похоже,  играет  улыбка – он  прощён,  потому  как... забыт. 
      А  значит – спокойно  можно  лечь  спать.  Очень  сладко  зевнув,  он  озирается  по  сторонам  в  поиске  места  ночлега,  выбрав  которое,  направляется  к  креслу.

      Долго,  обстоятельно,  укладывается  в  нём,  примеряя  различные  позы,  но  едва,  наконец,  устроившись  и  почти  засыпая, – бесцеремонно  сгоняется  властной  рукой  хозяина.

      Художник  раздвигает  кресло,  в  нём  ночевать  сегодня  будет – он!..

      На  его  тахте,  запрокинув  руки  за  голову,  ничком  лежала  уже  уснувшая  Мисс. 
      Кот  запрыгивает  к  её  ногам,  где,  повторив  позу  соседки  (лёжа  на  животе,  вытянув  передние  лапы  и  уткнув  между  ними  морду),  он  и  намерен  спокойно  уснуть.

      Глядя  на  эту  идиллическую  картину  и  ещё,  не  до  конца,  веря  в  реальность  всего  происходящего  с  ним,  Художник  тяжело,  обречённо  вздыхает  и  одним  коротким  выдохом  гасит  лампу.

      Погружённую  в  темноту  мастерскую  заполняет  общий  мирный  сон...

   
 
                Портал

      Он  проснулся  от  сильного  холода,  в  плед  закутанный  с  головой,  в  скрюченной  позе  эмбриона.  Мерзкие  волны  озноба  насквозь  пробивали  всё  тело,  и  было  себя  почему-то  так  жалко,  что  хотелось,  по-детски,  заплакать...
      – Что  за  хрень?.. – произнёс  он  под  нос  себе  хрипло  и,  по  старой  привычке  отшельника,  вслух.
      Стиснув  до  боли  стучавшие  зубы,  он,  усилием  воли,  всё  же  высунул  голову  из-под  ветхого  пледа...

      В  полумраке  мансарды,  с  высоко  поднятой  над  головою  лампой  в  руке,  перед  “магической”  стеной  стояла  заспанная  Мисс.  Позади  к  её  ногам  трусовато  жался  взъерошенный  Кот,  и  оба  напряжённо  и  настороженно  вглядывались  в  то,  что  должно  было  быть,  вообще-то,  “Зеркалом”...
 
      Но – не  получилось! – в  стене  зиял  обрамлённый  заиндевевшей  барельефной  (так  себе)  лепниной  прямоугольный  провал  в  потустороннюю,  леденящую  тьму  (как  будто  бы  кто-то  собирался  или  забыл  навесить  дверь – оттого-то  и  промёрзла  так  мастерская),  и  смотреть  на  это  всё  было  жутковато...

      – Ну  и  что  это  за…  здесь... – весь  съёжившись  под  пледом  и  босой,  хозяин  подошёл  сзади  и  присоединился  к  зрителям.
      – “Установка  доборов – надёжней  штукатурки  откосов!” – неожиданно,  впервые  заговорив,  рекламным  слоганом  (заученно-чётко)  отрапортовала  Мисс  (так,  пытаясь  шутить,  она  глушила  своё  дурное  предчувствие).
      – Чего?.. – было  полной  неожиданностью,  в  первый  раз,  услышать  её  голос.
      – Реклама  квартирных  дверей… – пояснила  она. – Штукатурить  откосы – “отстой”!  Установка  доборов – это  клёво!
      – Угу...  говорить,  значит,  умеешь...
      – Угу...  тут  и  закричишь...
      – Сама  натворила...  самородок-ваятель, – Художник  косо  глянул  на  незадачливого  Автора. – Принимай – твоя  работа!
      – Наша! – отпарировала  та.  Художник  промолчал. – Не,  а  чё...  миленько  так...  получилось… – добавила  она,  шмыгнув  носом.

      Вот  тут-то – и  раздался  невыносимо  низкий,  утробный,  спазмами  накатывающий  звук,  словно  кто-то,  с  той  стороны,  огромный  и  жирный,  взял  и  собрался...  стошнить! 
      От  резонансной  вибрации  ушных  раковин,  голова,  казалось,  раздулась  и  готова  была  взорваться,  и  толчки  глубинной  рвоты  неудержимо  подступили  (нет  бы – к  горлу) – к  глазам!..       
      Слепящий,  пронзительно-белый  луч  света  вертикально  прошил  темноту  провала  по  центру,  затем,  с  надтугом  лопнув,  разделился  надвое  и,  вибрируя,  разошёлся  вширь  со  звуком  режущей  “Болгарки”.
      Странный  (тягучий  и  густой)  туман  выполз  из-под  козырька  провала  и,  провисающим  языком,  как  сгущёнка  из  наклонённой  банки,  стал  опускаться  к  полу.  Коснувшись  его,  застелился,  подобно  жидкому  азоту,  как  это  происходит  на  эстрадных  шоу  (когда  пиротехники  “подпускаю  дыму”),  и  у  самых  ног  оцепеневших  зрителей  остановился.  Его  пульсирующий  край,  как  полог  ковра,  приподнялся  вдоль  их  ног  до  самых  колен.  Мерзко  чмокнув,  из  его  недр  отпочковались  два  вращающихся  спиралью  рукава  и  стали  медленно,  в  стойке  кобры,  подниматься,  пока  не  остановились  на  уровне  онемевших  глаз  людей.

      Бледный  как  моль  Художник  взял  в  руку  ладонь  Мисс,  сильно  сжал  её  дрожавшие  пальцы,  но  невозмутимо  протер  со  своих  мушкетёрских  усов  вдруг  возникшую  на  них  изморозь.
      – Тебе…  не  жарко?.. – хрипло,  но  храбро  (пусть – и  неуклюжей  шуткой)  он  попытался  разрядить  всю  эту  чёртову  мистику  (как  бы,  не  придавая  особого  значения  всему  происходящему).
      – Мне  всегда  жарко... – спокойно  и  очень  серьёзно  ответила  Мисс.

      Возможно,  оскорбившись  такому  непониманию  этих  недоразвитых  двуногих  или,  наоборот,  оценив  их  неожиданную  храбрость,  рукава  тумана  медленно  переглянулись – и,  по-змеиному  сползая,  отступили  вниз,  где  втянулись  обратно  в  общее  колышущееся  марево. 
      – Мама... – едва  выдавил  из  себя  Художник,  когда  вернулась  способность  говорить. – Мама  говорила...  у  меня  бывает  демонический  взгляд...  с  детства, – прокомментировал  он  столь  быстрое  отступление  противника  (с  нарочитой  гордостью  в  мимикрии  лица).
      – Бывает... – вяло  отозвалась  она,  с  трудом  сглотнув. – Это...  был,  что  за  звук?..
      – Надо  полагать...  пресловутые  44 Гц...
      – Ты  о  чём?..
      – Игры  “Ahnenerbe”  с  инфразвуком...  в  Третьем  Рейхе...  было  дело... 
      – Где?..
      – В  Германии...  во  Вторую  мировую, – Художник  глянул  на  оставшуюся  безучастной  Мисс  и  сочувственно  добавил: – Война  была  такая...  в  этом  мире.
      – Я – что?..  совсем  тебе  дура?.. -  она  вырвала  свою  ладонь  и  отстранилась. 
      – Нет,  конечно,  не  совсем, – легко  согласился  он  и  подумал  про  себя:  “Только  не  молчать!  Лишь  бы  о  чём,  но  разговаривать!" – Только  вот, – продолжил  он  вслух: – не  ясно  мне  пока...  насколько?..
      Но она  промолчала,  пропуская  мимо  ушей  его  колкость,  и, вся  в  слух  превратившись,  чего-то  ждала...
      - Главное - чтобы  на  6-8  не  сползло... - многозначительно  сообщил  он,  поглаживая  нос.
      - 6-8  чего?..       _   
      - Герц… – он  взглянул  на  неё  и,  округлив  глаза,  мрачно  пояснил:  парализует – нахрен! – и  не  учуешь.
      – Ты  меня  нарочно  пугаешь?!
      – Это  я – так…  заигрываю, – он  вяло  улыбнулся  ей.
      Помолчали,  прислушиваясь...
      – Похоже – как  бы...  пронесло?.. – слабая  надежда  прозвучала  в  его  надломленном  голосе.
      – Похоже – была  лишь  всего  увертюра... – сдавленно  прошептала  она,  возвращая  свою  ладонь  в  его  руку,  и,  сжав  алаверды  его  пальцы,  кивнула  в  сторону  провала.

      И  было  на  что  там  взглянуть...

               
                Конец  1-ой  серии


            
                Вторая  серия


      Возникший  где-то  в  глубине  запортального  мрака,  яйцеобразный  сгусток  искристого  света  вырастал,  пульсируя  в  спазмах,  неуклонно  приближаясь  к  проёму.
      Он замер  в  преддверии  Портала,  когда  его  “цветомузыкальная”  оболочка  вдруг  взорвалась  вихрем  змеевидных  молний  и  разлетелась  осколками… – льда,  обнажая  окутанное  плазмой  желтоковидное  ядро,  которое,  трижды  тяжело  вздохнув,  торжественно  разжалось,  наконец,  шестью  пушистыми  лепестками  звёздных  скоплений  и  в  величной  манере  приобрело,  в  итоге,  очевидную  форму  плоской  спирали,  классического  образца…  (Так  и  петарда – подо  льдом  взрываясь,  всегда  его  расколет  на  равных  шесть  сегментов – шестью  лучами  трещин.  Такая  вот – упрямая  привычка  мироздания… как  и  любимая  забава  детства  многих).
      – Ну  вот – ещё  одна  галактика… – невозмутимо  прокомментировала  Мисс, – счастливо  родилась…
      – Ты,  как-то… подозрительно…  спокойна?.. – отирая  пот  с  лица,  заметил  настороженно  Художник.
      – А  что  мне?..  биться  головой  о  стенку  и,  может  быть,  рыдать  в  слепом  восторге?!. – зло  ухмыльнулась,  с  вызовом,  она.
      – А…  почему  осколки…  были,  явно,  льда?.. – спросил  пытливо  он.
      – Всё  из  яйца  рождается,  замечу,  в  этом  мире.  Галактики,  планеты  зреют  плодом,  закрытым  скорлупой защитной  льда,  и,  в  час  рожденья  своего,  едва  окрепшим  клювом, – ломают  их.  Природа  такова… 
      – А  лёд?.. – допытывался  он.
      – Осколки  льда – впоследствии,  кометы,  как  называете  вы  их.
      – Тебе,  подумать  можно,  такое  зрелище – привычно,  как  утренний  туман…
      – А  ты,  пойди – и  помотайся  по  мирам – с  моё,  поплавай  по  эфиру! – резко 
парировала  она  и,  повернувшись  спиною  к  порталу,  мрачно  заключила: – Тут 
пообвыкнешь…

      Художник  контужено  затих…  Уж,  что-то  много  было  всего,  в  один  день,  переварить  его  сознанию...  И  последние  слова  Мисс – окончательно  его  добили:
      – Ну,  поплавать…  ну,  по  эфиру…  с  её-то… – бормотал  он,  хлопая  широко  раскрытыми  глазами,  в  такт  хода  своего  рассуждения. – Надоест…  конечно…

      Как  долго  бы  ещё  блуждала  его  мысль  в  лабиринте  оценки  всей  невероятности  свалившихся  событий,  если  бы…  истошный  вопль  кошачьего  испуга  не  прервал  её  путаный  ход. 



                Кот-космонавт

      Так,  зазевавшись  на  акт  новоявленного  мироздания,  Кот  был  схвачен  рукавами  вероломного  тумана  и,  комком  дико  орущей  шерсти, безжалостно  и  подло,  вброшен  в  потусторонний  мрак,  где,  затихая,  он  пропал,  как  прощальный  гудок  уходящей  в  туннель  электрички… 
      Вслед  за  туманом,  стремительно  исчезла  и  галактика – то  ли  умчалась  назад,  в  мрачные  глубины  Изнанки,  то  ли  сжалась  и  “захлопнулась”  в  “квантовую  точку”,  тремя  импульсными  скачками  и  с  утробным,  гулким  эхом.
      Только  глянцевая  поверхность  Портала,  успокаиваясь,  всё  ещё  подрагивала  отблесками  призрачного  света,  под  некий  хаотично  дребезжащий  перезвон.

      – Вот  те,  бабушка, – и  пляски  с  бубенцами!.. – многозначительно  подытожила  Мисс.
      – “... и  Юрьев  день!” – машинально  поправил  её  всё  ещё  оторопелый  Художник.
      – И  лёд  и  пламя,  и  смех  и  слёзы… – язвительно  отчеканила  она  и  решительно: – Хватит!  Надо  что-то  делать!
      – Делать  что-то  надо… – зеркальным  эхом  отозвался  он.
      – Ты – издеваешься!?. –  она  толкнула  его  в  плечо.
      – Я – так  думаю… – заторможено  ответил  он,  миролюбиво  поглаживая  её  руку.
      – А  что  тут  думать!?. – она  отбросила  его  руку. – Его  вытаскивать  надо…  оттуда!
      – Оттуда…  надо  вытаскивать…
      – Опять – за  своё!?. – вспыхнув,  Мисс  тряханула  его  за  плечо. – Очнись,  наконец!..
      – Хорошо… –  приходя  в  себя,  Художник  глупо  улыбался. – Как?..  Подскажи.
      – Ну…  пойди – и…  вытащи…как-то…
      – Ага,  “счас-с” – я  только  скафандр  подтяну.
      – Какой-на…  скафандр?!.  Был  бы  там  вакуум – давно  бы  засосало!
      – Засосало?..
      – “Ты  шо – кiна не  бачiв?” – съязвила  она  популярной  кино-цитатой.
      – А  шо?.. – наивно  поинтересовался  он  и  тут  же  (но  серьёзно  и  решительно)  добавил: – Нужна  разведка! – и  торопливо  направился  к  любимому  телескопу.
      – Какая?  Как?!.
      – Астрономическая…  Молча... – буркнул  Художник,  разворачивая  телескоп  и  направляя  его  в  створ  портала.

      С  важным  и обстоятельным  видом,  прильнув  к  окуляру,  он  стал  возиться  с  настройкой  фокусировки  оптики. 
      Она  подошла  к  нему  сбоку  и  в  ожидании  молчала.

      Но  не  долго:
      – Ну,  что?..  что-нибудь  видно?.. – почему-то  шёпотом,  спросила  она  в  самое  ухо  Художнику,  склонившись  у  его  затылка.
      – Видно… – не  отрываясь  от  окуляра,  тоже  шепотом  отозвался  тот.
      – Да  не  томи  ты!..
      – Наш  Кот… да  жив  себе,  здоров…  Только – мерцает  весь…  в  каком-то  ореоле…
      – А  что  вокруг?.. – она  ногтями  царапнула  его  склонённую  спину.
      – О-хре-е-неть!.. – и  это  всё,  что  он  смог  ответить.
      – Да  что  там?!. – она  нетерпеливо  ткнула  кулаком  его  в  бок.

      Художник  медленно  оторвался  от  окуляра,  повернулся  к  Мисс  и  уставился  на  неё  тупым,  немигающим  взглядом. – Он  летает… – и  запнулся…
      Она  вопросительно  приподняла  брови  и  поощрительно  кивнула:
      – Ну?!.
      – Над  галактикой… – закончил  он,  с  трудом  сглотнув.
      – Дай – взгляну! – она  грубо  оттолкнула  его  и  сама  прильнула  к  окуляру.

      Над  знакомой  галактикой,  размером  оказавшейся  соизмеримой  Коту  (но,  конечно,  раз  в  десять  побольше),  кружился  наш  Кот-космонавт.  Был  он,  действительно,  жив  и  здоров  и  прекрасно  себе  выглядел  в  приобретённом  звёздном  комбинезоне – всё  тело  его  было  окантовано  искристой  плазменной  оболочкой,  нисколько  не  сковывавшей  его  в  движениях. 
      На  каждом  своём  витке,  он  упрямо  пытался – поймать  лапой  луч  пульсара  галактики,  выходящий  из  её  “чёрной  дары” – и,  всякий  раз,  безуспешно.

      –  О-хре-е- неть… – согласилась  с  Художником  Мисс,  оторвавшись  от  окуляра. – Он  играет  с  ней,  представь,  как  с  клубком  ниток!..
      – А  она?..
      – Увёртывается…

      Была  очередь  Художника  заглянуть  в  окуляр.
      Меняя  наклон  оси  вращения,  галактика,  как  юла,  покачиваясь  своими  звёздными  рукавами,  всякий  раз,  кокетливо  уклонялась  лучом  пульсара  от  игривой  лапы  Кота. 
      – Бедные…  как  они  там?.. – сочувственно  прокомментировал  Художник.
      – Ты  о  ком?..
      – Ну,  эти… – он  повернул  голову  к  Мисс, –  галактяне… – и  глупо  моргнул. – Как  их  сейчас,  наверное,  колба-а-сит…
      – Не  наша  проблема! – и, гримасничая,  добавила: – Пусть  думает  об  этом – их  Творец.  Наша  задача – достать  Кота.
      – Но…  ему  и  там,  как  бы…  неплохо, – робко  возразил  Художник.
      – Это – пока,  а  как  просрё… – запнувшись,  она  наивно-мило  улыбнулась, – …когда  проголодается, – поправилась  и,  как  отрезала: – что  жрать  там  будет?!.
      – Об  это  я – и  не  подумал…
      – Тогда – шагай!
      – Я?..  Мне?..
      – А  что?..  Сам  видел,  Кот – живой…  А  чем  ты – хуже?.. – она  ободряюще  ему  улыбнулась  и  кивнула  с  сторону  портала.
      – Пардон!.. – в  ответ,  он  тоже  улыбнулся,  но  хитровато: – А  кто  у  нас  здесь –  “спец”  болтаться  по  эфиру?..

      Мисс  промолчала  и  лишь  скривила  губы.
      – Нет,  правда… Самое  время – мне  узнать,  что  ты  имела  мне  сказать: “с  моё,  поплавай  по  эфиру”?..

      Продолжая  молчать,  она  медленно  склонила  голову  к  плечу  и,  с  прищуром,  как  целясь,  не  мигая, смотрела  прямо  в  глаза  Художнику.
      – Нет,  в  самом  деле?.. – выдержав  на  себе  её  тяжёлый  взгляд,  он  очень  серьёзно  произнёс: – Ты,  блин,  вообще-то,  кто?..
      – Я – Лили…  Лили  Рэд.
      – И  буква  “Т”  в  конце  куда-то  делась,  как  и  хвост…
      – Какая  буква,  какой  хвост?..
      – Лилит – была  одна,  такая…
      – Не  поняла…
      – Не  поняла – спроси  у  батьки…
      – У  какого  батьки?..
      – Та-а-к… – теряя  терпение,  нахмурился  он  и  пошарил  по  карманам  в  поиске  папирос. Ну,  с  “Лили” – мне  понятно,  а  “Рэд”?..
      – Фамилия  моя  такая…
      – Тогда  я – Худрук, – с  очень  важным  видом,  произнёс он,  закуривая. – Да,  и  зови  меня…  просто:  “Ваше  Величество,  Худрук”,  – уточнил  он,  пуская  кольцо  дыма  к  потолку.
      – “Ваше  Величество” – это  я  поняла,  а  что  есть  “Худрук”?..
      – Ну,  так…  это – руковожу  я  тобой…  “художественно”.
      – Поняла:  “Худрук – Ваше  Величество”, – на  полном серьёзе,  согласилась  она.
      – Да,  ладно!.. – он  рассмеялся. – Можешь,  просто:  “Худ”.  Разрешаю.
      – Поняла:  “Худ – худеть – худоба…”, – она  задумалась.
      – “Худо-бедно…”, – машинально  подсказал  он.
      – А,  можно,  я  буду  называть  тебя:  “Дух”?.. – неожиданно  спросила  она.
      – А  почему – “Дух”?
      – Ну-у…  наоборот – изнанка, – пояснила  она.
      – Лестно,  конечно… – он  задумался. – Ладно,  валяй,  только  по  полу  не  катай…
      – Пол – половина – полотенце… – опять  уйдя  в  себя,  прошептала  она  себе  под нос..
      – Полендвица… – продолжил  он  её  лингвистические  изыскания.
      – Не  знаю – “полендвица”… – искренне  удивилась  она.
      – Об  этом – позже… – он  торжественно  встал  и  протянул  её  правую  руку: – Приятно  познакомиться,  Лили...
      – И  мне,  Дух…

      С  полным  достоинством,  они  церемонно пожали  друг  другу  руки.

      – Ну,  а  теперь  расскажи  мне,  Лили,  откуда  ты…
      – “Я  тебя  поцелую – потом,  если…  захочешь”, – вновь  модной  киноцитатой  отделалась она. – А  пока – займись  Котом,  “мой  пупсик”.  Ты  “чёрную  дыру”  галактики,  надеюсь,  видел?..
      Наивно  улыбаясь  и  глупо  (часто-часто)  заморгав,  он  утвердительно  кивнул.
      – И  свойство  главное  её,  конечно,  знаешь?..
      Дух  (так  теперь  будем  звать  Художника)  важно  утвердительно  кивнул,  но не  ответил,  и,  как  наглый  “двоечник”,  “припёртый”  у  доски,  только  сопел  и  потирал  свой  нос.
      – Чем  больше  масса  у  объекта,  тем  сильней  оно?..  или  она  его?..
      Насупившись  и  шмыгнув  носом,  он  опять  не  отвечал.
      – Да  засосёт  она  его  там,  нахрен,  пока  мы  здесь  с  тобой  болтаем!..
      – Ну,  хорошо – я  понял! – уже  серьёзно  и  примирительно,  в  раздумье  предложил: – Давай,  пожалуй,  так:  ты – первая,  я – за  тобой?..
      – Ну-у,  нет!  – её  взгляд  стал  жёстким. – Мне  этого  дерьма  хватило.
      – Понятно…  Старая  гвардия  самоустраняясь,  нас,  необстрелянных,  благословляет…  на  амбразуру  юной  грудью  лечь! – декламацией  закончил он.
      Пропуская  мимо  ушей  его  колкость,  она  прошла  мимо  него,  даже  не  взглянув,  бухнулась  в  кресло,  где,  демонстративно  скрестив  на  груди  руки,  обиженно  затихла.
      Он  подошёл  к  столу,  присел  на  край  и,  уставившись  в  пол  отсутствующим  взглядом,  стал  машинально  ломать  и  жевать  краюху  хлеба.

      Не  прошло  и  минуты,  как  в  напряжённой  тишине  мастерской  раздался  его  радостный  возглас:
      – Эй,  слушай!.. – игриво  улыбаясь  и  не  переставая  жевать,  он  опёрся  локтем  о  холодильник. – А,  давай,  мы  ему  туда…  что-нибудь  подбросим – сам  вылезет! – и  довольный  собой,  он  распахнул  дверцу. – Во!  колбасу… на  верёвке! – радуясь  своей  смекалке,  он  жизнерадостно  улыбался.
      – Ага…  ещё  и  майонезом  смажем, – сухо  заметила  она,  но  во  взгляде  её  уже  проснулись  добродушие  и  интерес.

      – Точно! – он  быстро  скрылся  в  ванной,  и,  через  пару  секунд,  оттуда  выглянула  его  хитро  улыбающаяся  физиономия: – Какой  я  у  тебя,  однако,  “вумны”… – и  над  его головой  появилась  руку  с  мотком  бельевой  верёвки. – Лови!..

      Пришлось  Лили,  чтобы  поймать  моток,  привстать  с  кресла,  а  затем  (не  роняя  достоинства)  и  вовсе  его  покинуть,  присоединяясь  к  затее  Духа.

      Размолвка  была  позади – закипела  дружная  работа.  С  двух  концов,  в  четыре  руки,  они  принялись  быстро  распутывать  смотку  верёвки…


             
                Контробандный  Портал

      Стропы,  зацепившиеся  за  колючие  ветки  можжевельника,  были,  наконец,  распутаны,  и  она  могла  теперь  стащить  парашют  с  приставучего  куста.

      Выпрямившись,  устало  повела  плечами и,  облегчённо  вздохнув,  осторожно  покосилась  в  сторону  своих  бойцов,  полукругом  сидевших  у  костра  невдалеке,  в  ожидании  её  прибытия. Факт  опоздания  был  очевиден,  и  заслуженный  “втык”  от  “Батьки-майора”  был  неизбежен.

      “Ворон”  (майор Контрразведки  ГРУ* - Воронов,  он  же – “Батя”)  собрал  своих  по  коду:  “Гость”  (с  указанием  координат  общего  сбора),  который  был  отправлен  им  в  эфир  полтора  часа  назад.
      Отряд  Специальных  Операций  (“ОСА” – неофициальное  название  среди  своих,  переделавших  слово  “Операций”  на  “Авантюр”)  был  в  полном  составе, 
за  исключением  Княжны,  которая,  как  всегда,  опоздала – и,  в  этот  раз,  на  час.

      Она  только  что  самостоятельно  десантировалась,  с  поразительной  точностью  приземлившись,  метрах  в  десяти-двенадцати  от  заданной  геометрической  точки,  и  теперь  возилась  со  сборкой  парашюта.

      Мужчины  восхищённо  молчали,  следя  за  грациозными  движениями  её  тела.

      В  неё  тайно  были  влюблены  многие  из  отряда,  но  для  всех  она  была – только  любимой  младшей  сестрой! – неприкасаемой  для  своих,  а  тем  более – для  чужих.

      Она  это  прекрасно  знала – и,  как  братьев,  любили  их,  и  если  придётся  в  бою,  могла  встать  на  пути  пули,  летящей  в  любого  из  них,  не  задумываясь. 
      И  они  это  знали... 

      Азартна  по  натуре,  в  схватке  шла  на  “чужих”  бесстрашно – не  только  в  силу  своего  характера,  но  и  потому,  что  знала – братья  всегда  за  спиной.

      Это,  действительно,  боевое  братство  цементировало  их  в  единую,  монолитную  боевую  единицу – легендарную  “Осу”.

      – Товарищ  майор! – обратилась  она  к  командиру,  подойдя  к  нему  строевым  шагом  и  став  навытяжку. – Капитан  Князева – позывной  “Княжна” – по  вашему  приказанию,  явилась! – и,  отдав  честь,  доверительно  понизила  голос,  виновато  добавив: – Немножко,  правда,  запылилась…

      – “Немножко” – это  сколько?.. – Ворон  медленно  приподнял  руку  и  взглянул  на  свои  командирские  часы. – Два-а  часа-а… – растягивая  окончания  слов  (с  интонацией  красноармейца  Сухова – героя  легендарного  советского  вестерна),  бесстрастно  констатировал  он.

      – Всего-то  часик… – тихо  поправила  она  командира,  игриво  насупившись.

      – И  как,  так  быстро,  догнала,  космодесантница  Княжна?

      – Ну,  так…  это…  ребята  из  ВКС**  подбросили… – хмурясь  из-под  лобика  и  продолжая  строить  нашкодившую  девчонку,  пробубнила  она – и  тут  же,  задорно  улыбнувшись,  мечтательно  добавила: – На  “Белом  лебеде... ”***

___________
       * ГРУ – Главное  Разведывательное  Управление  при  Генштабе  ВС  России.
       ** ВКС – Воздушно-Космические  Силы  России.
       *** “Белый  Лебедь” – cверхзвуковой  стратегический  ракетоносец  Ту-160.


      – Опять – покер... – понимающе  покачал  головой  Ворон  и  грустно  ухмыльнулся.

      – А  почему – не  горячий  мужчина?.. – задорно  парировала  она  и  хитро  ухмыльнулась.

      – Ну,  тогда – два  наряда,  на  кухне, – устало  отдал  приказ  Ворон. – Поближе  к  плите…  для  любительниц  “горячего”.

      – Есть – два  наряда  на  кухни! – невозмутимо  согласилась  она. – Разрешите  стать  в  строй?..

      – Уж  будьте  так  любезны, – Ворон  вяло  махнул  рукой.

      – Есть,  товарищ  командир! – с  напускной  тупостью  в  лице,  Княжна  отдала  честь  и,  повернувшись  кругом,  взмахом  ладони  приветствовала  отряд: – Привет,  ребята! – и,  опять  ослепительно  улыбнувшись,  подмигнула  бойцам.

      Её  убийственная  улыбка  была  её  самым  сильным  женским  оружием – и  она  это  знала. 

      Она  была  душой  отряда  и,  естественным  образом,  стала  его  знаменем.  Когда  в  бою,  не  смотря  на  весь  алогизм  обстановки,  она  вдруг  бросалась 
вперёд – мужчинам  ничего  не  оставалось,  как  следовать  за  ней  (порой,  до 
конца,  не  понимая  её  внезапного  решения  и,  зачастую,  матерясь – про  себя 
или  сквозь  зубы).

      Но  всегда,  по  окончании  боя,  медленно  приходя  в  себя,  они  удивлённо  понимали,  что  её  решение  атаковать – именно,  в  тот  момент! – было  единственно  правильным  и  спасительным  для  отряда. 

      У  противника  вдруг  или  затвор  пулемёта,  почему-то,  заклинило,  или  птичья  стая,  почем-то,  перекрыла  обзор  объектива  снайпера…  Она,  чудным  образом,  подхватила,  именно,  это  мгновение – и  исход  боя  был  предрешён…

      – Ну,  что,  “осята”, – обратился  к  бойцам  Ворон. – Даю  вводную: три  дня  назад,  внезапно  возник  этот  Портал:  правильной  прямоугольной  формы,  углублением  тридцать  сантиметров,  прямо  в  гранитной  скале.  Откуда  и  вышел  наш  гость:  4-хлапый, чёрная  шерсть,  хвост  пушистый,  лицо-морда  с  длинными  усами…  - Ворон,  с  хитрым  прищуром  глаз  и  кривой  улыбкой,  взял  паузу. – Никого  не  напоминает?.. – и  провернул  свой  ноутбук  экраном  к  бойцам.
      
      – Ой,  какая  киска!.. – восхищённо  улыбнулась  Княжна,  отреагировав  (чисто  по-женски)  первой.

      – У  этой  “киски” – два  метра  в  холке… и  каждый  коготь – с  твою  ладонь, – снисходительно  прощая  прервавшую  его  невольную  реплику  Княжны,  хмуро  произнёс  Ворон. – В  настоящий  момент… – листая  на  экране  имеющиеся  фото,  он  продолжил: – …наша  киска  блокирована  котрразведкой  ЦУП-а*  в  горном  массиве,  в  километре  к  югу,  в  одной  из  скальных  пещер.
 
      Ворон  замолчал,  давая  возможность  бойцам  внимательно  рассмотреть  все  фотографии.

      – Командование  полагает,  это – развед-вброс, – продолжил  он,  устало  потирая  глаза. – Гость  достаточно  увидел,  услышал...  обнюхал.  Шпионские  вылазки  подобного  рода  всегда  пресекались  и  будут  пресекаться  впредь. 

_____________
      * ЦУП – Центр  Управления  Порталом.
 

      Отсюда – задача:  подсадить  гостю  “блоху”*  и  вежливо…  (здесь  Ворон  выдержал  паузу,  подняв  указательный  палец  правой  руки)  вынудить  его  вернуться  с  ней – с  “блохой” – к  себе  в  Изнанку.  После  чего… – закрыть  Портал!
 
      И  Ворон  энергично  закрыл  крышку  ноутбука.
 
      – Распределяем  периметр:  Барин,  твоей  группе – северный  склон;  Азиат,  твой – западный;  юг  и  восток – отвесная  скала – её  постоянно  “держат”  ВКС-ники – мы  “отдыхаем”;  Княжна… – накормить  отряд  горячим;  зайти  с  группой  в  пещеру;  установить  “блоху”  на  госте  (способ  подсадки  определишь  на  месте,  но  помни – пункт  “06”);  по  возвращении – приготовить  ужин…  Выдвигаемся  в  сумерки.  В  21.00…  Вопросы?..  Разойтись!..

      Вокруг  Княжны  остались  бойцы  её  группы.

      – “Вось,  няжайшы  наш  табе  паклон,  гаспадыня  ты  наша,  Княжна,  ад  народа  майго  беларускага”…  за  выпавшую  честь – геройски  лезть  нам  в  клетку  с  тигром, – поддел  любимицу  один  из  бойцов  (белорусский,  явно,  хлопец).

      – Нормально… – как  бы,  возразил  ему  второй  боец. – Вкатим  две-три  дозы  “сонника” – и,  пока  его  будет  “кумарить”,  подошьём  “блоху”  (тема  общей  фармацевтики  и  всего,  от  неё  производного,  была  слабым  местом  этого  бойца, 
за  что  и  получил  он  позывной:  “Допинг”).

      – А  пункт  “Ноль-Шесть”  Инструкции:  шкуру  гостям  не  портить?.. – вступил  в  дискуссию  третий  (самый  упитанный  и,  как  видно,  рассудительный  боец,  по  прозвищу – “Устав”).
 
      – Ага,  а  мы  ему  тогда  на… – камнем  по  башке!.. – не  унимался  белорус.

      – Разговорились,  мальчики… – прервала  Княжна  дружный  смех  бойцов. – Чего  на  “вводе”  промолчали?..

      – То,  что  люди  пока  молчат,  вовсе  не  означает:  мол,  они  довольны  своей  службой  и…  твоей  стряпнёй, – парировал  весельчак.

      – Угу, – буркнул  четвёртый  и  согласно  кивнул  головой  (за  такую  очевидную  многословность,  его  и  прозвали:  “Уга”).

      – Был  приказ:  “Разойтись!”  Выполнять!..  А  тебя,  Смех… – Княжна  игриво  придержала  весельчака  за  лацкан  куртки, – оставлю…  без  компоту!

      – Как  угодно,  принцесса,  только  не  лишай  меня  счастья – лицезреть  тебя. – и,  глядя  мимо  неё  куда-то  вдаль,  он  произвёл  поверх  головы  Княжны – тихий  одиночный  выстрел  (не  целясь,  от  бедра).

      С  дерева,  в  метрах  сорока  от  них,  что-то  сорвалось  с  веток  и  упало  в  кусты.

      – Птичку…  жалко,  но  присовокупи  её  к  борщу…  для  навару, – он  скромно  улыбнулся. – Одно  бёдрышко – моё…  за  усердие!

      – Небось,  ворона?..

      – Иди – и  смотри…

___________
      * “Блоха” – микрочип  космической  связи.


      
                Тактика  “Осы”

      Характерной  чертой  отряда   была  невероятная  стрелковая  подготовка  его  бойцов.  Этот  полувзвод,  в  открытом  бою,  мог  остановить  наступление  целого  полка – за  каких-то  две-три  минуты,  выбивая  до  роты  противника,  которому,  к  стыду  своему,  оставалось  только  вжаться  в  землю  и  ждать  спасения  с  небес,  в  виде  “вертушек” *  или  арт-огня  поддержки.

      Но  происходило  это  крайне  редко.  Обнаружить  себя – значит,  получить  заслуженную  жирную  “двойку”  в  послужной  дневник  – и  марш  за  парту! – повторяй  урок!
      Когда  случалось  (по  тем  или  иным  причинам)  обнаружить  себя,  “Оса”  отходила  “угрюмо” – смертельно  огрызаясь  в  арьергардных  выпадах  пятёркой  прикрытия.

      Пятиминутный  марш-бросок – резкая  остановка – “укус” – не  менее  5-ти  “двухсотых” **  у  противника – и  снова  бросок  (в  непредсказуемом  повороте,  но 
имеющем  подозрительно  общую  замкнуто-круговую  направленность,  что  понималось  противником,  увы,  бесполезно-поздно).

      Где-то  через  полчаса,  когда  рота  преследования  уже  теряла  до  половины  личного  состава,  вызывались  “вертушки”.

      Но  первый  сбитый  борт,  у  которого  вдруг  заклинивал  винтовой  ротор, 
с  полкилометра  подлёта  до  цели  (следствие  одноприцельного  залпа  разрывными
из  трёх  СВД *** – “взбить  холку  под  ярмолку”,  как  это  называлось  в  отряде),  уже
самим  своим  фактом  (характерным  подчерком),  опытным  пилотам  говорил,  что  перед  ними  (“твою  мать! –  похоже!”)  “Оса” – и  разумнее  саботировать  задание,  сославшись  на  “вдруг  возникший  туман”,  передовая  эстафету  артиллерии.

      А  что  можно  сделать – пусть  и  батареей  гаубиц – со  шныряющей  в  лесу  иль  по  пригоркам  пятёркой  спецтренерованных  бойцов  (с  непрерывно  меняющимся  вектором  движения,  да  в  складках  местности?..)  Вот  уж,  действительно:  “с  пушки – по  воробьям!”.

      Правда,  в  “чистом  поле”,  где  кроме  кустиков  зацепиться  не  за  что,  группе  приходилось  заметно  попотеть.  Требовалось  бегать  до  темноты,  но  с  наступлением  которой – вопрос  решался  быстро.

      Бойцы  рассредоточивалась  по  свежим  воронкам,  оставленным  былым  безрезультатным  артобстрелом,  и  шустро  зарывались  в  “осиные  норы”.

     Первого  закапывали  четверо,  второго – трое.  Труднее  было  зарывать  себя  заживо  последнему.  Как  спрятать  под  землю  руку  с  пехотной  лопаткой – в  финале?!. 

      Выручала  хитрость  с  подготовленным  земляным  навесом,  удерживаемым  подпоркой.  Последним  движением  руки – палочка  выбивалась – обрушенный  “козырёк”  накрывал  собой  и  руку,  и  лопату  в  ней.  Вот,  такая,  вот – смекалка  русского  солдата…

      “Вентиляционной  шахтой”  служил  гофрированный  резиновый  шланг,  4-х  сантиметров  в  диаметре,  который  сверху  маскировался  камушком,  который,  в  свою  очередь,  подпирался  стальным  прутиком,  вставленным  вовнутрь   

_____________
       * “Вертушка” – вертолёт  (армейский  сленг).
       ** “Двухсотый” – труп  (армейский  сленг).
       *** СВД – снайперская  винтовка  Дегтярёва.


шланга  для  регулировки  плотности  прилегая  камушка  к  отверстию.

      При  непосредственном  приближении  преследователей,  когда  становились  отчётливыми  их  шаги  (метрах  в  6-ти – не  ближе!),  прутик  чуть  подтягивался  вниз – и  камушек  полностью  закрывал  отверстие.

      Оставалось  только  переждать,  пока  погоня  пройдёт  мимо.  Даже  и  минута  задержки  дыхания  для  спецназовца – пусть  и  трудный,  но  выполнимый  срок.

      И  цепь  преследования,  шурша  листвою  палой  иль  песком,  порою  проходя  над  самой  головою  “погребенных”,  понуро  удалялась – тревожна  в  мыслях  и  устала  в  теле,  с  мечтой  простой  солдатской – поскорее  б!.. – живыми  сесть  за  стол  в  своей  столовке,  после  чего – нырнуть,  забывши  обо  всём,  под  сыроватое,  но  всё  же – одеяло!..



                “Рыбалка”

      Смастерив  сваю  “чудо-удочку”  с  колбасной  наживкой,  они  пребывали  в  ожидании  результата  их  коллективного  труда,  терпеливо  сидя  на  полу  у  подножия  проёма.
      Колбаса  (беспрепятственно  со  стороны  Изнанки)  была  заброшена  в  портал,  и,  с  тех  пор,  лишь  одна  первоначальная  поклёвка  подтвердила  действенность  их  затеи.
      И  на  этом – всё!..  Как  ни  старался  Дух,  вспоминая  все  известные  ему  рыбацкие  уловки,  приманить  Кота  на  безупречно  аппетитный  запах – увы,  всё  было  бесполезно!
       Ни  дразнящие  подёргивания  наживкой,  ни  круговые  проводки  верёвки  по  всей  ширине  створа  портала – не  помогали.

      – Полчаса – и  ни  одной  поклёвки!.. – он  раздражённо  передал  конец  верёвки  заскучавшей  Лили  и  потянулся  в  карман  за  новой  папиросой. 

      Судя  по  количеству  окурков  в  пепельнице – пора  была  “сматывать  удочки”.

      – Попробуй,  ещё  раз – пошарь  телескопом,  может,  мелькнёт  где-нибудь.  Тогда – прямо  к  морде  и  подбросим.

      – Да  без  толку! – он  зло  сломал  незажигавшуюся  спичку  и  выкинул  изо  рта  девственную  папиросу. – Одни  мириады  звёзд  чужого  неба…
      – Возможно,  верёвка  просто  короткая?..
      – Возможно,  у  него  случился,  просто,  насморк?.. – съязвил  Дух.
      – Нет,  правда, – она  обернулась  вглубь  мастерской, – чем  бы  удлинить!..

      Её  взгляд  остановился  на  странных  красных  воздушных  шариках,  наполненных  водой  и  подвешенных  на  шнурах,  прямо  к  потолку,  равными 
интервалами,  в  одну  линию.
      – А  если  снять  шарики  и  отцепить  верёвки?..
      – А,  давай,  попробуем! – оживился  Дух,  к  которому  вдруг  вернулся  азарт  охотника. – Что  нам,  беззубым,  остаётся –  хлебать  воду  со  дна  колодца,  взалкав  о  Жизни  отбивной!
 
      Так,  декламируя,  он  принялся  снимать  шарики,  перенося  их  к  Лили.
      – Это  из  кого? – заинтересовалась  она  стихами,  растягивая  зубами  очередной  узел. 
      – Из  меня… – хмуро  ответил  Дух,  и,  усевшись  снова  на  пол,  принялся  связывать  шнуры  воедино.
      – Ну,  да… – она  бросила  на  него  пристальный  взгляд. – Могла  бы  догадаться…  А  зачем,  вообще-то,  они?.. – она  лукаво  улыбнулась.
      – Шарики?.. 
      Она  кивнула,  рывком  головы  развязав-таки  очередной  узел.
      – А?..  это – мой  ежедневный  и  обязательный  утренний  турникет – пройти  между  качающимися  шарами,  уклонившись  от  их  касания.
      – Зачем?..
      – Игра  ума  немого  сердца…
      – Надо  же… – она  сочувственно  покачала  головой. – Как  тебя,  “прёт”  по  утрам…
      Закончив  связку  шнуров,  он  вымотал  верёвку  из  портала.

      Колбаса  была  цела,  только – чуть  надкусана...

      – Спасибо,  хоть  надкусил,  зараза…
      – А  ты  уверен,  что  это  был  он?
      – А  кто  ещё?..
      – Мало  ли… – она  невнятно  повела  бровями.
      
      Он  не  стал  раздумывать  над  её  репликой,  а  молча,  зло  закинул  модернизированную  “удочку”  назад  в  Изнанку.
      Не  прошло  и  минуты,  как  верёвка,  одним  мощным  рывком,  вдруг  вытянулась  в  струну  и,  взбешённой,  стала  биться  и  метаться  по  створу  загудевшего  и  зашипевшего  Портала.
      Едва  удерживая  её  в  руках,  Дух  скользит  по  полу  “пятой  точкой”,  но  успевает  упереться  широко  расставленными  ногами  в  косяки  проёма.
      Но  следует  ещё  один,  более  мощный  рывок  верёвки – наш  горе-рыбак  бьётся  головою  о  косяк  и,  опрокидываясь  на  спину, – затылком  об  пол…
      Ускользающим  сознанием  он  уплывает  в  тягуче-липкую,  смердящую  (почему-то  тухлой  рыбой)  тьму…



                Охота  на  “киску”

      – Тухлой  рыбой  пахнет… – констатировал  Допинг,  сморщив  нос.

      Отряд  Княжны  занимал  диспозицию  у  входа  в  пещеру. 
      Пахло  оттуда,  действительно,  плохо...

      – Запасливая  “киска”… –  заключила  Княжна,  оглядев  количество  рыбьи  голов,  валявшихся  вокруг.  – Переусердствовала,  однако,  с  рыбой.
      – Молоко  из  вертушки  выгрузили, - доложил  подошедший  Смех.
      – Сколько?
      – Как  заказывала – пять  бидонов,  по  сорок  литров  каждый.
      – Два – сюдаж;  один – в  “общак”,  принимать  “за  вредность”;  остальные – в  холодок;  лодку  накачать  и  молоком  наполнить.
      – Лодку?..
      – “Сялёдку”! – бросила  она  через  плечо.
      – Понятно – решила  ванну  молочную  принять,  как  Клеопатра? – пытался  парировать  Смех.
      – “А  дзе  ж  твая  трапачка,  хлопчык”? – продолжая  на  “беларускай  мове”,  с  прищуром,  поинтересовалась  она.
      – Якая?.. – недоумённо  моргнув,  серьёзно  спросил  он.
      – А  в  которую  ты  должен  молчать! – очень  серьёзно  ответила  она,  одарив  его  холодным  взглядом  командира.
      – Виноват,  товарищ  командир, – согласился  Смех  и  отвернулся.
      – Зальёте  молоко – смешайте  с  литром  “сонника” – лодку  с  “угощением”  оставить  у  входа – и  всем  за  периметр,  в  двадцать  метров!  В  эфире – режим  молчания.  Ждать,  появится – дать  напиться. 
      – А  если – не  появится?.. – вступил  в  беседу  Устав,  протягивая  Княжне  принесённую  кружку  молока.
      – Появится, – принимая  кружку, она  благодарно  кивнула  ему  и  улыбнулась. – У  него  сейчас  “сушняк” – столько  рыбы  сожрать, – отпив  молока,  продолжила: –
За  мной  не  входить.  Если  через  двадцать  минут,  как  гость  угостится,  не  выйду  на  связь – действовать  по  обстоятельствам.  Допинг – за  старшего.  Выполнять!
      Бойцы  быстро  переглянулись.
      – Оля?.. – тихо  произнёс  Допинг,  взяв  Княжну  за  локоть. – Не  надо  бы  тебе…  туда…  одной.
      – Так  надо,  Василёк, – она  нежно  ему  улыбнулась. – Я,  так,  чувствую…
      Она  допила  молоко,  бодро  подмигнула  бойцам  и,  опустив  на  глаза  прибор  ночного  видения,  осторожно  шагнула  в  темноту  пещеры…

      
                “Рыбалка”  (продолжение)
 
      Дух  вынырнул  из  бессознательной  темноты,  очнувшись  на  коленях  Лили,  глупо  хлопая  глазами  и  брезгливо  морща  носом.
      Покосившись  по  сторонам,  определил  своё  милое  местоположение  и,  разомлев,  не  меняя  интимно-уютной  позы,  почти  что  промурлыкал:
      – Ну-у…  ка-а-к  наш  уло-о-в?..
      – Да  хрень  полная! – она  поднесла  к  его  носу  конец  верёвки,  которую  вытащила  из  портала,  пока  он  был  без  сознания.
      Колбасы  не  было.  Обожжённый  конец  верёвки  в  её  руке – ещё  дымился…
      – Та-а-к,  значит… – он  криво  усмехнулся,  качая  головой,  затем  решительно  встал  и  удалился  в  ванную.
      Вернувшись  с  веником  в  руке,  привязал  его  к  концу  верёвки  и,  опять  усевшись  на  пол  перед  Порталом,  дерзко  зашвырнул  его  в  Изнанку.
      – А… это – зачем?..
      – Так,  вспомнил  Пушкина – его  работника  Балду, – и  загадочно  подмигнув,  пояснил: – Верёвкой  море  мутил – чертей  гонял, – и  увлечённо  принялся  хлестать  верёвкой  об  пол.
      – Верёвкой  обвяжись.
      – Зачем?..
      – На  всякий… – и,  как  заботливая  мать,  отправляющая  в  школу  своего  ребенка,  она  обстоятельно  обвязывает  его  концом  верёвки  вокруг  пояса.
      – Ничего  не  видно…  Хоть  бы  подсветить…
      – Фонарь  есть  в  доме?
      – Посмотри…  под  кроватью.
      Она  заглянула  под  кровать  и  достала  фонарь.
      – Милый,  держи…

      Он  обернулся,  привстал  на  одно  колено,  ловя  брошенный  ему  фонарь – и,  в  то  же  мгновение,  резко  натянувшаяся  верёвка  выхватила  его,  словно  мешок  картошки,  из  мастерской  в  бездну  Портала, …
      …откуда  раздался,  казалось,  довольный,  с  урчанием:  “чмок!”.

      – Затянулась,  однако,  сия  увертюрка, – Лили  устало  тряхнула  головой,  тяжело  вздохнув,  задула  лампу  и,  совершенно  равнодушной,  шагнула  следом…



                Монолог  Княжны

      Сидя  у  скромного  костра  на  корточках,  Княжна  миролюбиво  разговаривала  со  светящимися  в  темноте  пещеры  глазами  гостя.
      – И  как-на…  тебя  сюда,  беднягу,  угораздило?.. – вздохнула  она,  подбрасывая  таблетку  сухого  спирта  в  огонь. – Забросили,  несчастного – как  приманку;  протолкнули  сквозь  Портал,  как  змеевик  в  прочистку  канализации…
      В  ответ,  из  глубины  пещеры  раздалось  недовольное  рычание.
      – Ой,  извини!.. – водостока… – охотно  поправилась  она. – А  чем,  скажи,  судьба  моя – отлична  от  твоей?.. – она  глубоко  вздохнула  и достала  из  заднего  кармана  брюк  плоскую  металлическую  флягу. – Жизнь  у  меня – одна  зачистка…  всего  дерьма,  что  оставляют  за  собой  “чужие”… – Будешь?.. – машинально  взболтнув  флягу,  протянула  её  в  сторону  затаившегося  гостя. 

      Пещера  недовольно  фыркнула  в  ответ.

      – Ах,  да…  Кто  тебя  знает – твою  био-психо-физио-логию… – сделав  один  большой  глоток  содержимого  фляги,  поморщившись,  продолжила: – Не  можешь – не  пей...  Ну,  а  захочешь… – там,  на  входе,  и  закусить  сможешь.  Думаю,  свежее  коровье  молочко тебя  устроит… – и,  сделав  второй  глоток,  закурила. – Главное – ты  не  психуй.  Спокойно  принюхайся,  оцени  ситуацию – и  поешь.  Кис-кис?..

      Не  очень  хотелось  Коту  вот,  так,  вот – сразу,  отзываться  на  это  её  фамильярное  “кис-кис”.  В  конце  концов,  у  него  есть  имя…  Ах,  да – она  его  пока  не  знает…  Да  и  пахло  от  женщины  вкусно,  и  светилась  она  положительной  аурой – ну:
      – Мур, – тихо  отозвался  Кот  и,  через  паузу,  подумав:  “Ну,  ладно…”,  вслух  добавил: – Мур-мур…
      – Во-о-т! – и  я  о  том  же!  Вот – правильно  ты  здесь  заметил: “Солдату  важно что?.. – быть  поближе  к  кухне – и  подальше  от  начальства!.. 

      Допив  флягу  третьим  глотком,  она  затушила  сигарету  о  каблук  ботинка,  привычно  спрятав  окурок  в  карман  куртки,  и  подытожила:
      – Сплошная  хрень – вся  наша  жизнь,  когда,  до  гробовой  доски,  скрывают  от  тебя  сакральный  смысл  твоего  предназначения… – она  бросила  рюкзак  под  голову  и,  улёгшись  у  костра,  сладко  потянулась  всем  телом. – Вздумаешь  загрызть – сразу  откусывай  мне  голову, – сказала  она  ворчливо  в  пустоту  пещеры. – Иначе  успею  пристрелить…  невзирая  на  пункт  “Ноль-Шесть”… – и,  уже  сонным  голосом,  пробормотала: – Я  посплю  немного,  с  твоего  позволения…

      Вкрадчивое,  равномерное  похрустывание  кожанки,  при  каждом  вдохе-выдохе,  властно  успокаивало  её,  как  на  сеансе  гипнотизёра – его  голос,  и  наполняло  мужественностью  и  осознанием  правоты  принятого  решении.

      Её  дыхание  становилось  всё  более  ровным,  замедляясь, – и  Княжна  ушла  в  “мёртвый”  солдатский  сон,  при  этом,  крепко  сжимая  в  руке  пистолет  под  рюкзаком-подушкой…



                Неизменность  “изменённых”

      Память  возвращалась  к  нему,  как  всегда,  фрагментарно… 
      Вот  это  слово: “фраг-мен-тар-но” – он  обожал,  имея  в  смысле – поэтапность – стыдливый  для  себя  процесс  восстановления  ‘’обложки  памяти“,  что  поутру  ему  всю  голову  долбила,  им,  накануне,  невменяемо-содеянным:  “И  где – я?..”,  “Кто – я?..”,  “Как – я?..” 

      – Держи  окоп  свой!.. В  нём:  ты – и  Бог!  Наедине:  глаза – в  Глаза! – строго  произнёс  неизвестный  мужчина  в  доспехах  литовского  шляхтича  конца  XIX–ого  века  (по  виду  гетман, с  вздёрнутыми  усиками-сабельками  на  совершенно  лысой,  мощной,  арбузообразной  голове),  который  склонился  над  ним,  и,  почему-то,  слёзы  были  в  его  глазах…
      – Защита  Конституции!..  Твоя  присяга!.. – неожиданно  и  вкрадчиво  вступил  в  дискуссию  Чёрный  Гость,  обрывками  фраз  с  экрана  телевизора.
      – Какая-на…  “защита  Конституции”!?. – здесь  вновь  возникало  лицо  гетмана,  который  был  уже  в  современной  военно-полевой  форме  (в  звании  майора,  но  теперь  у  него  красовались  прямые  мушкетёрские  усы)  и  которого  (Дух  это  уже  знал)  звали: “Батька”,  и  это  был…  его  командир. – Присягу  принимать  и  клясться  на  сафьяновой,  пусть,  даже  очень  красной,  книжке  “Конституция”,  как  на  самом,  что  ни  на  есть,  “святом”?..  Святее  книги  нет?!. 
      – Не  нравится  сафьян?.. – лукаво  вопросил  майора  Чёрный  Гость. – Клянись  на  Библии – она,  так,  в  кожаном  и  древнем  переплёте…
      – “Библия”  в  переводе:  “множество  книг”,  то  есть,  “библиотека”.  Мне – христианину – даны  Евангелия,  на  которых  я  и  поклялся  верить  только  Богу  моему.  А  Конституция – пусть  и  Высший  закон  государства,  но  Евангелия – Слово  Самого  Бога!  Разницу  чувствуешь?..
      – И,  тем  ни  менее,  присягу  принимал,  майор! – победно  парировал  Гость,  нагло  оскалившись. – И  клялся… государству!  Защищать  ты  клялся  Родину-мать,  понимаешь…
      – Защита  Родины – естественна  природе  человека  и  не  требует  специальных  клятв.  А  присяга?..  В  Крещении  мне  смыт  не  только  этот  грех… – грустным  и  спокойным  был  ответ  майора. – Да  и  какая  мать  станет  требовать  у  сына…  клятву  ей  в  любви  и  верности?..
      – Тебе  б,  майор,  не  пагоны  носить,  а  подрясник… – сквозь  зубы  процедил  Гость,  сплюнул  и  растворился  в  “белый  шум”  телеэфира…
      “Здесь  мой  окоп – и  в  нём  стоять  мне,  отбиваясь,  и,  если  надо будет,  смерть  принять!..  “Живот  свой  положа  за  други  своя”, – сердцем  согласился  с  любимым  командиром  Дух  и  вышел  из  сонного  оцепенения…



                Изнанка – Начало  Мира

      Вся  цепочка  мистических  событий  последнего  дня  восстановилась  вполне  ясно – это  к  вопросу:  “Кто – я?..”  Сложнее  было  ответить:  “Как  я?..”  Смутно,  но  достаточно  связанно  было  всё – до  портала:  Кот – ломбард – Мисс,  с  долларом  на  лбу, – и  Портал… Дальше – только  обрывки  образов,  фраз  и  звуков, – и…  не  покидающее  чувство  тошноты,  переходящее  в  неудержимую  рвоту…
      Оставалось  выяснить: 
      – И  где  я?.. – беспомощно  спросил  он,  пытаясь  приподняться. – Что  со  мной?..
      – Первый  портальный  переход – нормальный  “отходняк” – поблюёшь,  минут  двадцать, – отпустит, – осознал  он  голос  Лили. – А  это – … Родина  моя… – печально  и  почему-то  зло  уточнила  она,  меняя  мокрое  полотенце  на  его  голове.
      Он  лежал  на  плоском  выступе  мраморной  скалы,  где-то  явно  в  горах;  она  сидела  рядом;  далеко  внизу  раскинулась  зелёная  долина.  Для  начала – неплохо.
      – А,  конкретней?..
      – Мы – на  моей  планете,  которая  по  вашей  квалификации:  … а,  не  скажу.   Один  материк – когда-то  было  три – занимает,  порядка,  четверть  поверхности.  Населяют  четыре  расы:  Жёлтые – на  Востоке – кочевники – “мясо”  Империи;  Чёрные – на  Юге – вольница  баронств  и  удельных  княжеств,  рабовладение,  “житница”  Империи;  Красные – на  Западе – сырьевой  ресурс  Империи  (политический  строй  меняем,  “как  перчатки”,  здесь  главное – не  снижать  объёмы  добыч);  и  Белые… – тут  она  словно  споткнулась,  но  закончила:
      – Белые  на  Севере;  они…  были  Первыми… – и  в  этом – вся  наша  проблема…  но  об  этом – позже.  Общая  численность – 1,5  миллиарда,  по  расам – в  том  же  порядке,  по  ниспадающей.  Белых – не  более  7-ми  процентов… 
      Центральную  часть  занимает  Империя – светское,  такое,  государство,  дремучий  коктейль  рас  и  религий.  Власть  в  руках  Императора,  но  он…  оказался  слаб  для  выполнения  возложенной  на  него  миссии – установить  на  планете  единовластие  и  принять  Единую  религию – и  должен  быть  смещён…  Уровень  индустрии  и  научно-технический  потенциал  достигли-таки  портальных  перемещений… Если  вкратце – всё…
      – А  это  место?..
      – Остров…  До  материка,  строго  на  Юг – десять  километра.  Их  связывает  искусственная  насыпь,  но  ни он,  ни  сам  Остров – с  материка,  реально,  не  видны.  Просто – скальный  береговой  выступ  в  океан,  с  отвесным  обрывом.  Только – в  полнолуние – иллюзорные  очертания.  Двойной  голограммный  купол – эфирный  Пузырь, – важно  пояснила  она.
      – Разумеется… – невозмутимо  и,  якобы,  понимающе  согласился  Дух.

      Похоже,  к  нему  возвращалось  чувство  юмора.  Это  радовало  Лили,  и,  тихо  улыбнувшись  про  себя,  она  продолжила: – Теперь – о  главном… – нервно  встав,  она  подошла  к  краю  обрыва. – В  центре  Острова  расположено  озеро;  в  центре  которого  находится  ещё…  один  остров,  на  котором…
       – … растёт  дуб,  на  котором – сундук  и  в  нём – яйцо! – скороговоркой  прервав  Лили,  закончил  Дух  её  сложноподчинённое  предложение.
       – … обитает  Тот,  Кто  нас  создал… – игнорируя  иронию  в  реплике  Духа  и  фанатично  закатив  глаза,  и  воздев  к  небу  руки,  закончила  она.
      – Да…  ты  у  нас,  оказывается,  набожная?..
      – Да – я  верю  нашему  Отцу – и  моему  Господину!
      – Надо  полагать… – миролюбиво поддакнул  Дух, – … ни  озеро,  ни  резиденция  ”того,  кто  создал”… – он  пошевелил  растопыренными  пальцами  рук  в  воздухе, – … тоже,  разумеется,  не  видны.
      “С  юмором  у  него  уже  всё  в  порядке”, – зло  отметила  Лили  и,  резко  повернувшись,  с  вызовом,  ответила:  – Да!  Никто  и  никогда  Его  не  видел,  но  Он –  вездесущ!  Он  видит  все  и  слышит  всех!  Он – наш  Отец! – наш  Господин! – и,  медленно  подходя  к  Духу,  склоняя  голову  к  плечу  и  сверкнув  глазами,  прошептала: – Но  у  тебя…  будет  с  Ним  встреча…
      – Как-когда-где – и  во  сколько?.. – по-деловому  и,  почти,  серьёзно  спросил  Дух.
      – Пока – опосредовано,  через  меня.  Когда  и  где – Он  даст  знать,  придёт  время.
      – Разумеется… – кивнув,  как-бы  глубоко  понимающе, согласился  Дух.
      – У  Него  для  тебя  есть…  Миссия… – вновь,  явно  зомбированной,  она  продолжила: – Доставить  тебя  сюда – моё  задание.  Стать  при  тебе  Его  представителем – моё  предназначение.  Ну,  и  небольшая – “общественная  нагрузка”… – она  вдруг,  вроде  как,  очнулась, – … по  “женской  линии”,  – создать  “Институт  Красных  невест” – один  из  движущих  рычагов  в  твоей  миссии.  Поясню  позже…
      – Ну,  в  отношении  тебя – я  заподозрил  неладное,  когда  ты  обвязала  меня  верёвкой  у  Портала... – иронично  заметил  Дух. – А  что  – на  счёт…  миссии?..
      – Ты  должен  создать  и  воспитать  племя  “избранных”  для  управления  развитием  цивилизации  на  материке…  в  нужном  (и  понятном,  надеюсь,  теперь  для  тебя)  направлении. 
      – Почему – именно,  я?.. 
      – Мне  неизвестно.  Спроси  у  Господина,  когда  придёт  время.  Могу  только  предположить… – она  вплотную  подошла  к  Духу  и  опустила  руку  в  карман  его  куртки, – … ты  же – “Худрук”! – кому,  как  ни  тебе,  руководить  процессом…  “художественно”?! – она  достала  из  кармана  заветный  карандаш  и  протянула  его  Духу. 
      – Что?.. – этим?.. – карандашом?..
      – Портативный  модулятор  тарсионных  полей – это  подарок  тебе  от  моего  Господина.  Ты  создаёшь  образ – оболочку,  Отец  наполняет  её  Жизнью.
      – Та-а-к…  Значит,  тот  старик  в  ломбарде…
      – Один  из  резидентов  Господина…  Милый,  не  забивай  голову  мелочами!  У  тебя – великая  цель!  На  моём  примере – опыт  “творения”  имеешь, – она  панибратски  хлопнула  его  по  плечу. – Правда,  с  долларом – ты  лажанулся,  но – ерунда! – в  этом  есть  своя  “фишка”,  да  и  привыкла  я  уже…
      – Как  ты  увидела?..  ведь,  я  спрятал?..
      – Зашла  к  себе  домой,  пока  тебя  корчило  после  перехода,  приняла  ванну,  взглянула  в  любимое  зеркало…  Милый,  думай  о  главном!
      – Хорошо…  Какая  цель…  сего  мероприятия? – сведя  губы  в  трубочку,  изобразив  серьёзный  вид,  поинтересовался  он,  охлопывая  карманы  в  поиске  папирос.
      – Захват  планеты… – просто  и  обыденно  ответила  Лили. – Да,  милый, – скромно  и,  заметь,  со  вкусом!..  Объединение  трёх  рас – в  государственном  и  религиозном  аспектах! – в  Единое  Царство – Единый  Красный  Мир.  Признание  нашего  Отца  своим  Господином – и  уничтожение  Первых–Белых!
      – Что?.. – и  пленных  брать  не  будем?.. – ещё  пытаясь  отшутиться,  Дух  уже  начинал  понимать  всю  серьёзность  своего  положения  и, не  найдя  папирос,  задумчиво  стал  вырисовывать  на  скале  дымящуюся  сигару.
      – Да!  Белые – наш  духовный  враг!  Они  отказались  принять  власть  нашего  Господина.  У  них –  свой  господин.  В  большинстве  своём – идут  на  смерть,  не отказываясь  от  своего  ”Царя  Нави”,  как  они  его  называют.  “Неизменяемость  изменённых” – так  говорится  о  них  в  Книге.
      – Серьёзно…  как  тут,  у  вас… – Дух  поднял  свежевывалившуюся  из  скалы  сигару  (не  было  привычного  боя  часов,  только – сигнальный  “чмок!”  в  финале)  и,  поиграв  с  ней  перебросом  между  рук,  пока  она  остывала,  заключил: – С  “неизменяемостью” – я  понял.  С  “изменёнными” – я  разберусь, – и,  затянувшись  сигарой,  благодушно  констатировал: – Да,  уж…  Чтобы  “замутить  “фартовый  кипишь”,  нужны:  “пахан”,  “общак”,  своя  братва  и…  опыт.
      – Не  поняла?.. – Ева  впервые  слышала  жаргон  земных  блатных.
      – Ваша  теория – мне  понятна,  а  как – на  практике?..  Любой  успешный  проект  должен  опираться  на  серьёзную…  экспериментальную  базу.  Нужен,  простите,  “опыт  борьбы”…
      – Был  опыт! – Лили  злобно  тряхнула  головой. – Наш  Господин  напрямую  сразился  с  Отцом  Нави.  Исход  решало – в  чьих  руках  будет  Малая – ближний  спутник.  Мы  захватили  её  и  столкнули  с  орбиты  на  головы  Белых – их  материк  затонул… был  Первый  Всемирный  потоп...  Но  они  уцелели,  заранее  предупреждённые,  и  расселились  на  Втором  материке.

      Тогда  наш  Вождь – Вел-Лис  (“Лев-Хитрый” – по-вашему) – и  построил  Первый  Красный  Мир  на  Третьем  материке  (на  Втором  расселялись  уцелевшие  Белые).  Двоевластие – вещь  неустойчивая…  Вспыхнула  Вторая  война…  Мы  проиграли…
 
      Хотя  мы  захватили  и  Вторую  луну  (11008-ой  год  до  вашей эры)  и  создали  на  ней  неприступный  бастион,  но  Отец  Белых – Царь  Нави – столкнул-таки  её  с  орбиты  и  обрушил  на  нас  её  осколки...  Классный,  такой,  алаверды  получился…  Был  Второй  Всемирный  потоп…  Наш  континент  поглотил  мировой  океан…

      – Я  хренею  от  таких  аналогий!.. – Дух  вскочил  и  склонился  над  испуганной  Лили. – Скажи  ещё,  что  осколки  этой  вашей  Второй – теперь  болтаются  у  вас – вокруг  вашей  звезды – астероидным  поясом?!.

      – Да…  Это – правда…

         
                Проводы  “киски”

      Жгучей  иглой! – сознание  пронзила  мысль,  что  она,  вот-вот,  задохнётся, – и  Княжна  мгновенно  проснулась,  автоматически  снимая  пистолет  с  предохранителя. 
      Выучка – вскочить  и  броском  откатиться  в  сторону – не  помогла! – огромная  пушистая  лапа,  бетонной  плитой,  лежала  на  её  груди – да  ещё  когтями,  явно,   поцарапывала…
      Чёрные  раскосые  глаза  вглядывались  в  её  лицо,  щурясь  и  не  мигая.

      – Фу!  Твою  мать  не  хай! – выругалась  она  любимой  присказкой  своего  деда. – Так  напугать!..  Ну,  ты,  киса?!..
      Очень  хотелось  казаться  невозмутимой,  но  сердце  бешено  колотилось,  и  было  велико  желание…  спустить  курок!
      Она  приподняла  голову  и  попыталась  осмотреться.
      Сытый  (ну,  очень  сытый!)  Кот,  улёгшись  рядом,  благодушно  урчал  и  смотрел  на  свою  “кормилицу”  преданными  глазами.
      – Спасибо,  что…  не  сожрал.  Ну,  тогда – давай,  знакомиться,  что  ли?.. – она  вернула  предохранитель  на  место  (подальше  от  соблазна). – Я – твой  гид…  на  ближайшие  пару  часов.  Ну,  а  ты – кот-турист,  как  я  понимаю…

      Кот,  как  болванчик,  закивал  головой,  как  бы  соглашаясь,  но  начавшие  мутнеть  глаза  дали  понять,  что  его  неудержимо  потянуло  ко  сну.
      Расчёт  Княжны  себя  оправдал – гость  налакался-таки  молочного  коктейля – и  оставалось  только  ждать,  когда  его  наглухо  “вырубит”.
      – Ладно,  пусти!.. – она  ткнула  стволом  пистолета  в  бок  Кота. – В  избытке  чувств – ещё  задушишь.
      Тот  сладко  зевнул  и  широким,  как  лопата,  языком  лизнул  ей  всё  лицо.
      Но  в  этот  момент,  сознание  вдруг  покинуло  его – он  (с  закатившимися  глазами  и  высунутым  языком)  так  и  бухнулся  мордой  вниз,  едва  не  придавив 
голову  “кормилице”.

      – Эй,  княжичи!.. – включив  рацию,  Княжна  попыталась  выползти  из-под  когтистых  объятий  гостя. – Мама  на  связи – отзовись!..
      – Допинг  на  связи, – взволнованным  голосом  отозвался  старший  группы. – Как  ты  там?..
      – Лучше  всех!  Лежу  в  горячих  мужских  объятьях.
      – Опять?!.  А  серьёзно?..
      – Клиент  “созрел”,  сопит  под  боком.  Как  у  вас?..
      – “Вертушка”  с  клеткой  на  подлёте – десять  минут.  Наши  действия?..
      – Отставить  клетку!  Допинг,  остаёшься – держи  периметр.  Остальные – ко  мне!  Да,  и  прихватите  такелажный  шнур,  метров…  десять.  Выполнять!

      Три  рубиновых  луча  лазерных  прицелов  прорезали  темноту  пещеры  и,  пошарив  по  сторонам,  сошлись,  и  остановились  на  туше…  храпевшего  Кота.

      Смех,  Устав  и  Уга  подошли  с  трёх  сторон  и,  растерянно  переглядываясь,  обступили  интимно  лежавшую  парочку.

      – Ничего  себе…  объятья!.. – Смех  присвистнул. – Горячий,  однако,  был  мужчина.

      – Мальчики!..  Чего  стоим?!. – Княжна  представила  себя  со  стороны  и,  кашлянув,  перешла  на  “командный  голос”: – Так,  бойцы!  Здесь  вам – не  “эротик-фильма”! – но,  не  удержавшись,  весело  хохотнула  и  проворчала: – Да  стащите  с  меня,  наконец,  моего  кавалера!
      Устав  и  Уга  попытались,  было,  столкнуть  тушу  гостя,  но…  безуспешно.
      – Да  кто  так  делает?!. – Смех,  ухмыльнувшись,  пнул  Угу  в  бок  и  “пятой  точкой” – Устава  в  корпус. – Отошли,  “столичные”!  Учитесь  у  парней  деревенских! 
      С  правого  боку  Кота,  он  просунул  руки  под  его  брюхо  и,  ухватив  левую  переднюю  лапу,  скомандовал: – Повторяй  за  мной – подошли,  с  правого  боку,  из-под  брюха  взяли  заднюю  левую…  и – на  “раз-два-три” – по  моей  команде,  дружно,  рывком – на  себя!
      Удивительно  легко – туша  Кота  легко  перевалилась  на  левый  бок – и  Княжна,  запрокинув  голову,  жадно  вздохнула.

      Отдышавшись,  она  прохрипела:
      – Смех…  снимай…  портупею…
      – Шо?!. – тот  оторопело  переглянулся  с  бойцами. – А,  может,  сразу – штаны?!.
      
      За что – тут  же  получил  лёгкий  предупредительный  подзатыльник  от  Уга.
      – Нет,  правда!.. – не  на  шутку,  возмутился  Смех. – Чуть,  что – “Смех,  подай!”,  “Смех,  принеси!”  Вот – “Отдай  портупею!”!..  Любимую…
      
      – Прицепи  к  “любимой”  видеокамеру,  “маячок”,  ну…  и  другие  cенсорные  прибамбасы – “на  дурака”.  Одень  ошейником  на  “кису”.  “Обшмонают” – успокоются  те,  кто  заслал.  Главное – проскочила  бы  “блоха”...  Работаем!
      
      – И  куда  ты  её  устроила? – тихо  спросил  Княжну  Смех,  оставшись  наедине.

      – А  не  скажу… –  тихо  ответила  она  и,  подмигнув  ему,  добавила: – Авторское  право…  “Ноу-хау”  (если  понимаешь – о  чём  я?).

      – От  товарища  скрываешь?.. – скривился  он  в  игриво-обидчивой  улыбке.

      – Будешь  меньше  выступать – скажу…  когда  на  пенсию  пойду.

      – Если  доживём… – серьёзно  согласился  Смех.

      – Если… – серьёзно  согласилась  Княжна. – Ведите  “кису”  к  Порталу. Там – ждать!  Я – к  Бате,  доложиться…



                Изнанка.  Начало  Мира  (продолжение)

      – Была  третья  попытка  уничтожить  Белых.  Жёлтые  (и  тоже – в  одиночку!)  ворвались  с  Юга.  Их  вождь – Жёлтый  Дракон – пробил-таки  Портал  на  Север…  Была  страшная,  неравная  война…  Сотни  миллионов  погибших!  (кто  считал?!.)  с  обеих  сторон…  Жёлтые  превосходили  Белых – на  порядок!  Но…  проиграли…  (о  деталях – позже).
      И  был  заключён  мир  в  Небесном храме,  и  построена  Великая  стена – с  тех  пор  охраняющая  Северян  от  возможных  нашествий  Жёлтых  в  будущем.
      
      – Что-то…  знакомое…  из  земной  жизни… – прокомментировал  Дух  услышанное,  старательно  растирая  виски. – У  нас,  ваша  Малая  называлась  Лелей,  а  Вторая  луна – Фатой,  и  Великая  стена – стоит  до  сих  пор…  и  параллельное  летоисчисление  от  Сотворения  Мира  в  Звёздном  Храме.  Хорошо,  стратегию  я  переварю  позже…  Предполагаемая  тактика?..
      
      – Энергетика  и  финансы…  Сокрытие  свободной  энергии  эфира – производство  энергии  только  путём  сжигания  углеводородов  – полный  контроль  над  добычей  и  переработкой  оных.
 
      – Да…  Про  беспроводные  трамваи  в  России  начала  XIX-ого  века  и  полную  электрофикацию,  пардон,  всей  Земли,  “у  то  время”,  я – в  курсе…

      – В  финансовой  сфере – полная  монополия  банковской  деятельности  и  удавка  ссудного  процента  на  горле  всякого  правительства  и  каждого  субъекта.  Центробанки  любого  государства  должны  быть – только  в  наших  руках! 
      – С  центробанками – поясни…

      – 2000-ый  год – на  планете  Земля  (как  вы  её  называете) – лишь  восемь  государств  (всё  ещё!)  имеют  свой  Национальный  Банк,  действительно,  неподчинённый  нашим  шеф-менеджерам:  Родшильд – над  Европой  и  Рокфейллер – над  Америкой.  Это  – Куба,  Ирак,  Ливия,  Сирия,  Северная  Корея,  Иран,  Судан,  Афганистан.

      – Да,  ну?..

      – После  жидовской  “террор-атаки“  “11-ого  сентября”  (2001-ый,  с  убийством  трёх  тысяч  своих  граждан)  и  объявленной,  вследствие  этого,  “всемирной  угрозой  мирового  терроризма”,  что  имеем  на  2018-ой  год – осталось  четыре!..  Куба,  Сирия,  Северная  Корея,  Иран.  Результат  жидовских  успешных  “цветочных”  революций – с  обязательным  кровопусканием  по  телеэфиру – ритуальное  жертвоприношение – и  (конечно  же, на  крупном  плане – это  обязательно!)  наиболее  упёртых  растерзать  на  глазах!

      – Ты  про  Каддафи – в  Ливии  и  Хусейна – в  Ираке?..

      – Про  них…

      – Я  начинаю  понимать…

      – Развивая  успех,  “избранным”,  постепенно  проникая  вглубь  Севера  разрозненными  группами,  но  руководствующимися  общим  Единым  планом,  внедряться  в  государственные  структуры  Белых;  стравливать  северян  между  собой,  продвигая  на  место  “сваленного”  “белого”  скрытого  “красного”  и  уже  “полубелого”  (здесь-то  и  нужен  будет  “Институт  Красных  невест”);  сеять  растление  в  сердцах  молодёжи  и  смятение  в  умах  стариков; – и,  как  ржавчина  разъедает  оболочку,  как  дрожжи  взрывают  изнутри,  ликвидировать  всякую  государственность  и  любое  вероисповедание,  кроме  как – Единое  Царство  нашего  Господина  и  Единая  вера  в  Него!
 
      – Логично,  подло  и  цинично… – Дух,  бросив  недокуренную  сигару,  встал  и  вплотную  подошёл  к  Лили. – В  чём  мой  “гешефт”…  мараться  этой  мерзостью?

      – Ты – Дух – Вождь  на  планете  и  Правая  рука  Господина…

      – А  у  меня  в  правой – только  этот  красный  карандаш – “модулятор”  (как  ласково  ты  его  называешь),  да  в  придачу – кусок  мраморной  скалы,  отшлифованный  кем-то… – Дух  косо  взглянул  на  Лили  и,  ухмыльнувшись,  добавил: – … заботливо,  заранее.

      – Думаешь – я?.. – искренне  удивилась  она.

      – Думаю – он… – Дух,  нахмурившись,  многозначительно  кивнул  в  сторону. – Тебе  такое  не  под  силу.

      – Всё  во  власти  Господина… – тихо  отозвалась  Лили. 

      – Разумеется…  Осталось  решить  вопрос  с  “братвой”…

      Он  задумчиво  подошёл  к  скале  и  огладил  рукой  безупречно  отшлифованный  мрамор.

      – А  что?.. – сказал  он  себе. – В  этом  что-то  есть… – и,  обернувшись  к  Лили,  неожиданно  игриво  прошептал: – Урфин  Джус  повелевал  деревянными  солдатами,  а  мои  будут – из  красного  мрамора!  Стану  маршалом,  хотя  и  дня  не  служил  в  армии,  и  буду  “всемогу-у-чим”!

      Он  глубоко  вздохнул,  обстоятельно  размял  плечи,  суставы  шеи,  кисти  рук  (словно  хирург,  приступающий  к  операции)  и  скомандовал:
      – Давай  связь…  с  папой!  А  я  пока  пройду,  пардон,  “до  ветру”… – и,  подтянув  штаны,  он  отошёл  за  выступ  скалы...

      Дух  демонстративно  уже,  как  бы,  примерял  на  себя  роль  “правой  руки”  кого-то  “Таинственного  и  очень  Вездесущего”.

      Знакомый  утробно-спазмирующий  звук  неожиданно  возник  из-за  скалы,  куда  свернул  Дух,  и  пульсирующий,  ослепительно  белый  свет  открывающегося  Портала  залил  всё  простирающее  за  ней  пространство. 

      – Ну,  вот – наговорил…  себе  на  голову… – побледнев,  прошептала  Лили  и,  услышав  мажорно-властный  аккордный  взрёв  органа,  тут  же: – О,  мой  Господин!.. – неистово-набожно  воскликнув,  упала  на  колени...

   
                Конец  2-ой  серии