Детство моего дневника. Глава 10

Первый дневник

Если это произошло не на следующий день после мюзикла, то прошло не так уж много времени после того события. Была третья четверть, лыжная, а я не в первый раз пришла в школу в штанах. Вообще меня удивляет, что я могла так спокойно игнорировать дресс-код, как это красиво называлось, ну, может, до этого не было подобного отрицательного опыта.

Каждое утро на входе стояли дежурные ребята и два учителя, чтобы проверять наличие сменной обуви и регулировать ребячий поток. В тот день у входа были Надежда Алексеевна, учитель музыки, и Нина Александровна, завуч. Я приблизилась к ним, не подозревая о том, что сейчас меня ждёт буря, гром, цунами и торнадо вместе взятые. Я не помню, что именно говорила мне Нина Александровна, но вид мой, кажется, пробудил в ней всех бесов, которые таились под прикрытием фальшивой улыбки.

Я уже писала, что слёзы у меня близко, а сдерживаться я даже не пыталась. Повесив голову, причём буквально, я прошла мимо Надежды Алексеевны, сдала вещи в раздевалку и позволила себе выплеснуть в слезах обиду на такую резкую форму выражения недовольства моим видом.

Сквозь застилавшую глаза пелену я увидела, что ко мне идёт Надежда Алексеевна. Она пожалела меня, поэтому подошла, чтобы обнять и успокоить. Мне кажется, я даже не слышала, что она в этот момент говорила. Моё сердце неожиданно наполнилось такой нежностью к ней, вызванной этим искренним человеческим порывом, что со мной случилось что-то совершенно непонятное и удивительное. Теперь я постигала границы какого-то нового чувства, о котором прежде не имела ни малейшего понятия.

Наверное, уже тогда я начала догадываться, что такое со мной случилось, но ещё боялась себе в этом признаться. Так я жила, распираемая каким-то новым ощущением, боялась его расплескать и при этом не знала, куда девать всю эту удивительную энергию.

Многие решения нам подсказывает внешний мир. Однажды девчонки из нашего класса нашли дневник какой-то семиклассницы и все вместе с воодушевлением читали его. Думаю, ни одна книга не удостаивалась такого увлечённого внимания. Я не читала дневника, только видела отдельные страницы, но уже этого было достаточно, чтобы я поняла: это то, что мне нужно.

Когда-то мне подарили маленький ежедневник на замочке, он и стал моим первым дневников. Может быть, мне и хотелось писать в какую-нибудь большую суровую тетрадь, но тут был такой очаровательный замочек, усиливавший ощущение создаваемой внутри тайны, а я думала, что такую книжечку точно смогу закончить, а дальше посмотрю, стоит ли продолжать. Вообще удивительно, что я тогда проявила такую рассудительность. Подозреваю, что это было связано с моим стремлением всё начатое доводить до конца. Я бы не простила себе испорченную тетрадь.

Первая и, пожалуй, несколько последующих записей в настоящем дневнике дарят ни с чем несравнимое ощущение большого секрета. И неважно, что сначала пишешь о каких-то мелочах повседневной жизни, а не о переживаниях. Всё случится тогда, когда это будет нужно. Сначала я писала о наших прогулках в свободное время перед окнами моего дома. Так случилось, что на время пятого класса всю параллель в качестве эксперимента разделили на пять частей, пять потоков, которые соответствовали разному уровню успеваемости и, следовательно, обучаемости. Естественно, и по математике, и по русскому, я попала в самую сильную группу, которая почему-то называлась не «A», как того следовало ожидать, а «C», но это уже мелочи.

Из-за этих групп и моя компания претерпела некоторые изменения. Мы всё чаще были с ребятами из своих групп потока, причём не обязательно было, чтобы они учились с нами в одном классе. Так что первые записи в моём дневнике рассказывали этих ребят.

Однако я продолжала гулять с Лерой, которая где-то не дотянула до нашего уровня, а часто и с ней, и с Аней. Мы играли на площадке, а подчас и делились своими, ещё детскими, тайнами. Сейчас от этих строчек веет трогательной наивностью. Но тогда это было почему-то важно. Мы хотели почувствовать что-то такое таинственное, что делились желаниями, которых могло вовсе и не существовать. И всё-таки было важно это писать. Писать так, чтобы осмелеть в достаточной степени перед собой, чтобы наконец-то признаться себе в том, что уже было очевидно.

Как-то после уроков литературы, посвящённых греческим богам, мы играли с Аней на площадке. Лежали глубокие сугробы, так что можно было построить целый замок, а если постараться, то даже волшебный. Замок у нас был домом греческих богинь. Аня выбрала Афину, а я стала Афродитой. Только через много лет я узнала, что моё собственное имя связано с этим. Пена морская.

Какое-то время Аня по-детски встречалась с Костей, мальчиком из параллельного класса, который тоже был в нашей группе по математике и русскому. Если они гуляли, то у меня на площадке и в моём обществе, если шли куда-то в кафе, то Аня настаивала на моём присутствии. Хотя, наверное, больше настаивали её родители, которые держали её в ежовых рукавицах до самого совершеннолетия. Впрочем, речь не об этом, а об Ане с Костей. Я возьму на себя смелость сказать, что любви там точно не было. И дело вовсе не в том, что в двенадцать лет говорить об этом как-то смешно. Нет, конечно. Здесь было что-то другое, может быть, попытка понять, к чему же мы все так рвёмся и почему торопимся вырасти. Я подозреваю, что это был такой способ если не стать, то хотя бы почувствовать себя взрослыми. Наверное, поэтому у них всё закончилось, так и не успев начаться.

http://www.proza.ru/2019/02/07/1168