3

Когда мы слишком слова "осенний парк", мы понимаем под этим хорошо обустроенный, освещенный, с дорожками выложенными плиткой, покрытые пятнами желтых, красных, вялых-коричневых листьев. Парк Жукова был не такой. Некий колорит, когда переезжаешь из города в ПГТ, когда вместо тучи фонарей два-три фонаря на весь парк. Когда вместо ровных плиточных дорожек раздолбанные временем островки из асфальта. Большие столетние дубы добавляют мрачности, но всё-таки это было вдохновляющее место. Если идти от границ парка, то все дорожки ведут к большому, пусть и неухоженному, зато, кажется что он не искусственный. Обычный день, но из-за пасмурности не понимаешь, уже закат или солнце ещё не разрублено горизонтом. Леонид идёт по улицам, придумывая маршрут, чтобы было интереснее. Врачи сказали в универ не ходить, гулять по набережной озера. Завернув за угол и увидев компанию подростков, он автоматически разглядел там свою сестру. Эта 14-летняя мразь шла с бутылкой пива с каким-то шкетом под ручку и ржала. Его это взбесило. Он любил свою сестру, но не в такие моменты. Сейчас он становился нуднымнадоедливимбратомкоторыйнедаётнормальнопогулять. Но надо было что-то делать. Когда он был в метрах 50 от них, она его заметила, и спрятала бутылку, перестав улыбаться.
-Привет Лёньчик!
-Закрой рот, Лена. Бутылку сюда.
-А ты кто такой? Ты чего ей указываешь?, - вступился за нее рыжий паренек, шедший с ней за ручку.
Боль в левой ушибленной на тренировке руке. Парень лег. Лена кричит. Маме она, конечно, ничего не скажет.
-Я тебя ненавижу! - прокричала сестра в спину.
Он подходил к парку. Где-то прокричала ворона. Шаг, и смесь золота и ржавого железа поглотила его. Наушники, музыка. Триста девяносто четыре шага и вот перед ним пруд. Он любил тут гулять, пока Рита не бросила его. Нашла себе качка посолиднее, вот и побежала ему слюнки подтирать. Ну и пусть, это место он все равно любит. Тихий шелест листьев, надвигающаяся тьма ночи, и один единственный фонарь с теплотой света хватившей бы на весь парк, если бы не скрюченные ветки деревьев.
Приступы начались месяц назад, и они сразу обратились к участковому врачу. У них был участок номер 4. Врач была немолодой пятидесятилетней женщиной, прописала ему какое-то лекарство. Позже они поссорились с ней из-за этого лекарства и того, что она не сказала ему гулять возле воды. Паракоклюш вещь серьезная. Вот и его любимая скамейка. Присев на нее он любил переключать музыку на Kygo, что он и сделал. Гулять так ему надо было около двух часов. Послезавтра уже можно будет идти на пары, что доставляло ему большое удовольствие. Наконец-то он увидит друзей, учителей. Он увидит ее. Она давно ему нравилась, и он хотел предложить ей встречаться именно послезавтра. Юля, так ее звали. Прекрасное создание, и он не понимал, как ее можно не любить.
Вставая со скамейки, он зашел кашлем. Надо бы походить, и все пройдет. Прошло, но не на долго. Похоже, болезнь устроила штурм его здоровья. Он забеспокоился. Надо походить... Он подошёл поближе к воде, но кашель не унимался. Надо походить... Кашель уже был более глухим и выраженным. Он достал средство крайнего случая. Прыснув в горло солёной воды, он поперхнулся. И случайно выронил баллончик. Но кашель не проходил. Упав на пол, он начал биться в судорогах. Мозг же его бодрствовал. Он больше не скажет маме, почему сестра заплаканная. Он больше не расскажет доклада на лекции. Он не скажет Юле, как ее любит. Он больше ничего не скажет.
...
Проснулся он на траве парка. Странно, но он уже должен быть мертв. Сильно болела голова. Вставая, он почувствовал боль в левой руке. Всё-таки он сильно приложился по тому пацану... Надо бы извинится. Горел фонарь, но он уже не рассказывал мы как раньше. Да и ветра не было. Не было...
Было странно тихо. Слишком тихо. Даже шороха листьев не было слышно. Он глянул на озеро. Первой его мыслью было то, что оно высохло, но потом он разглядел маленькие волны. Они не двигались. Он подошёл, засунул палец в воду. Холодно. Мокро. Достал, палец сухой. Он даже его облизнул. Палец как палец.
-Что за бред? - прокричал он. Выбегая из парка, заметил машину с включенными фарами, стоявшую прямо посреди дороги. Подбежав, он увидел в ней человека.
-Извините! - прокричал он.
Человек не шевелился. Он был похож на негра из второй книги "Бегущий в лабиринте". Тот тоже не шевелился, но тот хоть какие-то признаки жизни подавал - листал книгу. Этот же не шевелился совершенно. Он открыл машину, потряс человека. Тот был теплый, значит живой, но никак не реагировал. Он бросил эту затею и побежал домой. Прибежав, он заорал. Мама не откликнулась. Он побежал на кухню. Мама замерла возле плиты со сковородкой в руке и блином в воздухе. Он в панике выбежал. Прибежал к себе в комнату и повалился без сил на кровать. Проснулся он, как показалось час спустя. За окном был тот же вечер. Он встал. Пошел на кухню. Почему-то ему уже было все равно. Мама была в том же положении. Он взял три блина из тех что она уже пожарила, начал есть, параллельно смотря на маму. Только сейчас, а не в той спешке, с которой он ворвался в дом, он разглядел улыбку. Он перестал жевать. Подошёл, обнял ее.
Взяв вещей, еды и воды он пошел бродить по поселку. Идя по улицам, он видел людей, замерших в тех или иных позах. Одни стояли, прислонившись к барным стойкам, молча с открытыми ртами уставившись в собеседника. Другие куда-то спешили, скорее всего, домой, ведь время показывало около 19:37. Он пошел обратно в парк. Опять сел на скамейку. Опять встал. Но кашля не было. Он вообще не чувствовал болезни.
...
Оранжевый. Зелёный. Красный. Фиолетовый. Черный. Он научился рисовать год назад, и сейчас его целью был университет. Пусть до сих пор и был тот вечер вторника, все те же 19:37, для него прошли три года. Он вел отсчёт времени. Он нашел Юлю, переспал с ней раз двадцать. Но она ничего не делала. Она была все той же его любовью, но она также как двадцать тысяч жителей этого проклятого городка была заморожена. Он уже ни во что не верил. Он все перепробовал. Алкоголь, сигареты. Наркотики он так и не нашел. Ничего не действует. Зажигалка даже не зажигалась. Музыки не было. Ничем, никак, никогда не возможно было нарушить тишину того вечера. Он придал себя искусству. Он уже не знал что делать, ведь почти пол посёлка было в его граффити. Осталось только самое большое здание с стеклянными окнами. Но он боялся упасть. Всё-таки когда-то у него была жизнь, и он ее ценил. Самое интересное, что он поел один раз за все три года. Тогда, у мамы на кухне. Возможно блины ещё у него в желудке. Он прочитал все книги из библиотеки. Он не трогал чужие дома, думая, что если время снова пойдет, хозяева будут искать свое имущество. Он старался никого не трогать. Вот он дорисовал прохожего в полный рост на двухэтажном особняке какого-то толстяка, который пялился в замершую картинку телевизора. Свою сестру он отвёл домой, посадил за стол и на тетради лежащей прямо перед ней написал "УЧИСЬ, ПОКА У ТЕБЯ ЕСТЬ ВРЕМЯ. У МЕНЯ ЕГО НЕТ".
Что он чувствовал каждый день, так это бесконечность. Почему так долго, почему так тихо? Он давно хотел уснуть, но надо было закончить.
Два дня спустя он стоял на краю того самого панорамного здания.
Последним его творчеством стала гигантская надпись. Он сделал ее трудом около двадцати баллончиков, выкрасил все в белый и черными буквами написал. Потом буквы полил бензином. Потом огонь. Последнее тепло, которое он передал этому миру.
"Я ЖИЛ, КОГДА ВРЕМЯ ОСТАНОВИЛОСЬ"