Детство моего дневника. Глава 11
Только через полтора месяца после начала дневника я наконец-то решилась написать о своих истинных чувствах, о том, что уже давно прочно укрепилось в моей жизни и стало её смыслом.
Причиной тому послужило совершенно неожиданное событие: кто-то из учителей был при смерти, а Ольга Витальевна, учитель биологии, куда-то пропала. Если я что-то хорошо знаю в области естествознания, то только благодаря Ольге Витальевне. Ей действительно интересно было то, что она нам рассказывала, и она была настоящим профессионалом. И как биолог, и как учитель. Они очень близко общались с Надеждой Алексеевной, поэтому какая-то ассоциативная связь тогда толкнула меня написать после её возвращения и о том, как Надежда Алексеевна меня утешала.
Это было такое чистое и совершенное чувство, что в нём не было ни малейшего намёка на бренное. Я любила идеального человека, причём так, как можно любить только в двенадцать лет и только хорошую, добрую женщину. Это близко к тому чувству, которое можно испытывать к маме или к старшей сестре, если жить в разных местах. Моё чувство абсолютно было лишено обиды, злости, ревности – всего того, чем наполняются отношения, когда ищешь взаимности. Да, и не нужна была взаимность, даже хуже, она бы испортила хрустальную чистоту этого ощущения.
Если бы дальнейший водоворот событий не закружил меня так сильно, я бы, пожалуй, сохранила это чувство в тайне, как хранят самые драгоценные сокровища или что-то даже ещё более ценное.
У меня были какие-то детские героические мечты, хотя я и знала, что ничего подобного в жизни не случается, но это и заставляло строить воздушные замки, которые, как ни странно до сих пор живы в моих дневниках. Я с трепетом перебирала самые сокровенные воспоминания, которые были связаны с Надеждой Алексеевной, и именно они тогда были моей главной ценностью.
Летний школьный лагерь начался с неожиданного сюрприза. Уж не знаю, кто там, на небесах причудливо выписывал изящный узор моей судьбы, да только Надежда Алексеевна стала начальником лагеря, а мы все разделились на разные направления по интересам. Именно тогда я почему-то решила, что хочу попасть в журналисты. Хотя, скорее всего, выбор был куда проще, ведь этой группой руководила моя классная Наталья Николаевна. Но главный сюрприз был впереди: кто-то из нашей группы должен был ходить к Надежде Алексеевне каждое утро, чтобы забрать план мероприятий на день, а потом это полагалось оформить. Конечно, я попросилась быть этим кем-то.
Конечно, о серьёзной журналистике и вообще о каких-то занятиях или мастер-классах речи не шло. Мы один раз сделали какой-то странный опрос прохожих, но так ничего и не обработали. Тут, скорее, была атмосфера чего-то нового и жутко интересно.
Однажды мы должны были пойти в кино на сеанс 4D, но мне не хотелось; я так прямо и заявила, потому что до этого был отрицательный опыт, связанный с этим форматом, кажется, под названием «Бешеное бревно». И Аня меня поддержала, хотя она, скорее, в силу привитого ей родителями консерватизма. И тогда Наталья Николаевна, поручив ребят второму учителю, пошла с нами в соседнее здание в кафе. Мы сидели и общались, и больше ничего, но почему-то именно это воспоминание стало самым светлым из тех, что были связаны с этой учительницей. Может быть, потому что тогда мы впервые увидели её настоящей?
Из необычного, пожалуй, была поездка в Троицу (так странно было туда вернуться спустя шесть лет) с посещением мемориального дома-музея В.В. Каменского. Больше всего тогда меня удивило, что он был автором слова «самолёт» в нашем привычном понимании. То есть, он впервые так назвал аэроплан. А после музея мы сидели на берегу Сылвы; купаться было холодно, но зайти в воду по колено всё-таки было можно.
http://www.proza.ru/2019/02/08/1844
Свидетельство о публикации №219020701168