Византийская любовь Руси ч. I

Глава I.  Посольство.

    Яркими весенними днями 1467 года  из Москвы на Коломну двинулся конный царс-
кий отряд – по сложившейся с дедовских времён традиции великий князь проверял оборону окских рубежей. Именно этим путём степняки любили свершать набеги в летнее время. Но дорогу прервал неожиданный гонец из Москвы:
    - Государь,- припав на колени, сообщил сын боярский, еле переводя дух- великая княгиня после  худой  болести преставилась.Великий князь спешно оборотил коней в Москву, не веря в самое страшное. Ведь накануне отъезда он прощался со здоровой цветущей женой, а тут такое. Вернувшись в Москву, князь убедился в страшной беде – он овдовел. И, догадавшись, что тут не обошлось без ворожбы и отравления знахарками, расправился со всеми, кого мог подозревать. Больше года великий князь был неутешен – Мария так пришлась ему по сердцу, что другой и  не надобно было. На руках 27-летнего князя оставался сын Иван, малолеток, для отличья называвшийся Молодым. Скорбно было на душе, а тут бояре да митрополит всё шепчут о новой жене…
   Лютый февраль 1469 года неожиданно переменил всё. Нежданно-негаданно прибыло большое латинское посольство из Рима. И под сводами княжеского терема посол грек Юрий Траханиот передал великому князю письмо от кардинала Виссариона. В замыслова
том тексте послания московскому правителю предлагалась в жёны дочь Фомы Палеолога правителя Мореи, одной из провинций Византии, и, естественно, принцесса, племянни
ца последнего византийского императора Константина XI, погибшего в битве с турка
ми  на стенах своей столицы. При этих словах грек слегка наклонился и тихо
сказал: «Это про него рассказывали, когда стало ясно, что с  захватчиками остались сражаться немногие иностранные моряки и оставшиеся в живых наёмники, и увидев, что враги побеждают, Константин воскликнул, отчаявшись: «Город пал, а я всё ещё жив», после чего, сорвав с себя знаки императорского достоинства, бросил
ся в бой и был убит». От себя грек добавил, хитро улыбаясь, что кардинал уже пытался дважды выдать её замуж, но всё как-то без успеха. То ли бедность невесты отталкивала, то ли вельмож полнота её тела пугала, они  ведь привыкли к худым и стройным женщинам, затянутым в корсеты. Или её строптивость - французскому королю Жаку II де Лузиньяну, и миланскому герцогу она отказала  из-за нежелания менять православную веру на католическую. На слова посла Иван слегка улыбнулся - разве это могло стать препятствием? Полнота женщины на Руси всегда считалась признаком красоты, а приданым в великокняжеской среде обычно были небольшие подарки жениху (пояс и т. д.) и личные вещи невесты. Ценились лишь знатность да обширные родственные связи будущей жены.
      С годами Софья превратилась в привлекательную девушку с темными блестящими глазами и нежно-белым цветом кожи, что на Руси считалось признаком великолепного здоровья. По единодушной оценке современников Софья была обаятельной, а ее ум, образованность и манеры были безукоризненны и  достойны византийской принцессы. Болонские хронисты в 1472 году восторженно писали о Софье: «Воистину она очарова
тельна и прекрасна… Невысокого роста, она казалась лет 24; восточное пламя сверкало в глазах, белизна кожи говорила о знатности её рода».
   Послы удалились и великий князь созвал совет, на который пригласил митрополита Филиппа, мать - Марию Ярославну, ближних бояр. Было решено согласиться на сватов
ство, послав в Рим посольство во главе с крещёным итальянцем Джанни Баттистой делла Вольпе, а по-русски Иваном Фрязиным. Посланный вернулся через несколько месяцев, в ноябре, привезя с собой красиво написанный портрет невесты в виде медальона. Этой «парсуной» и началась в Москве эпоха Софьи Палеолог. А  изображе
ние считается первым светским на Руси. Ближнее боярство, и семья великого князя были им так изумлены, что летописец назвал портрет «иконой», не найдя другого слова: «А царевну на иконе написану принесе». Однако обсуждение сватовства пришлось не всем по душе. Свое слово против брака сказал московский митрополит Филипп, который долго возражал против брака государя с униаткой, к тому же воспи
танницей папского престола, боясь распространения католического влияния на Руси. Великому князю пришлось долго убеждать митрополита, что воспитанием Софии зани-
мался православный епископ, и лишь тогда владыка Филипп дал своё согласие на венчание.
        Получив твёрдое  согласие первоиерарха, Иван III решил отправить посольство во главе с Иваном Фрязиным в Рим за невестой. В Москве этот пронырли-
вый торговец мехами, очень удачно организовал монетное дело и считался среди ино
земцев хорошим  знатоком Руси, хотя и несколько болтливым. Поэтому выбор и пал на обрусевшего итальянца. Метельным  январём 1472 года, московские послы отправились обозом в далекий путь.
       А в это время в далёком Риме события разворачивались своим чередом.
При папском дворе приезда московитов  ждали то ли с презрением, то ли с чувством надежды, но папа Сикст IV все еще был занят праздниками по поводу своего восшест
вия на престол Святого Петра. «Преемник, Павел II отошёл в мир иной, сделав царский подарок,- размышлял первосвященник, - предложить мне такой  блестящий вариант – женить бездомную греческую принцессу на московитском владыке. Пусть потешатся, а у нас будет чем их прижать. Лучшим подарком для себя и престола папа Сикст IV считал присоединение Московии к Флорентийской унии, по примеру Великого Новгорода. Тогда и меха в его сокровищницу, и золото на новый крестовый поход потекли бы рекой. Да и сильным государством на Востоке защитить Европу от кочевни
ков выгода была немалая. Эти русские медведи всегда привозили богатые дары, особенно меха и самоцветы, но послы бывали редко, потому сейчас и надо торопиться Отсюда московитов и ожидали принимать двояко – полупрезрительно, но с надеждой на выгоду. Самое главное в этом щекотливом деле было уговорить бездомную принцессу на брак после двух позорных провалов. Упустить таких женихов. Сикст нервно хруст
нул пальцами. Какая же она строптивая! Да ещё скрытная. Недаром выучилась у падре Виссариона. «Всё  таки он к православию неравнодушен, а потому может быть и опасен,- размышлял первосвященник, глядя в окно на смену караула швейцарских гвардейцев. - Но сейчас это очень кстати,- продолжал думать про себя папа,- карди
нал Виссарион  грек по происхождению, бывший архиепископ Никейский, его принцесса знает с детства, а значит  и доверять будет больше. Уже тогда этот грек был ревностным сторонником подписания Флорентийской унии, чем и заслужил кардиналь-
скую мантию. Но это знать ей совсем необязательно».
     За дверью раздались шаги и папа увидел своего камердинера Донато.
- Ваше Святейшество, принцесса,- почти неуловимо произнёс слуга. И тихо удалился. Девушка вошла, смиренно опустив голову, как добрая христианка. Помня ритуал,прило
жилась к краю одежды папы и замерла в ожидании. Сикст заговорил о том, чего она так опасалась - сватовстве, отъезде, холоде в будущей стране.
- Московиты уже в Святом городе. Думаю, они не столько будут поздравлять меня с восшествием на Святой престол, но приехали лишь сватать тебя. Не нами это придума
но, тут папа досадливо остановился, но мы решили, что так будет Господу угодно.
  Принцесса молчала, понимая, что сейчас это лучшее в её положении.
Сикст продолжал. – Дочь наша, мы полагаем, что с именем Господа ты многое здесь впитала и многому обучилась с отцом Виссарионом, чтобы знать, какое дело благое тебе вручает Господь в твои руки и сердце.Она стояла, не  поднимая глаз, и ей так хотелось сказать, да, она давно это заслужила. И когда в спешке бежала с семьёй от турок  с родного острова, когда жили чуть ли не впроголодь на римских подворь-
ях, а деньги выданные на пропитание, братец проматывал на бегах. Да и много чего было унизительного, а так хотелось ответить смелостью своим врагам.. И теперь новые унижения, надо целовать эти старые руки, одежды, и говорить слова оправда-
ния чего-то..
- Я постараюсь, Святой отец, - звуки выходили из горла принцессы  чужие, не свои.
- Да, уж, постарайся. И посиди, послушай, - указал на кресло напротив. Девушка присела, готовясь выслушать новые нотации. Тут было не до строптивости, она пре-
красно знала, как в папском дворце относятся к бездомной принцессе, живущей прос
то из милости, когда только что не смеются вслед. Но вместо этого услышала иные, вкрадчивые  слова.
  - Господь вразумляет тебя исполнить важную роль, дочь наша, и мы надеемся на твой ум и душу, ему преданную. При этом Сикст замолчал, собираясь сказать принцес
се самое главное, но она  не удержалась от интереса:
- Мне что-то надо сказать правителю московитов?
- Нет, - Сикст нервно перебирал пальцами рук край сутаны, - тебе надлежит лишь всегда  думать о долге перед Святым престолом  в том, чтобы  паства московитов, двор и сам князь были на твоей стороне, что очень важно для будущего унии,. Как это было с новгородским боярством.. И самое главное,   чтобы московиты были едины с нами в борьбе против турок. Ведь ты знаешь, османы  так много сделали плохого для твоей семьи и для тебя, дочь наша духовная.Здесь Сикст постарался встретиться взглядом с принцессой, чтобы понять, что именно поняла эта своенравная  гречанка, но в тёмных глазах девушки плеснулось одно боязливое непонимание. Или она притво
рилась? – Сикст задумчиво спросил:
- Готова ли ты дочь наша исполнить волю Господа и Святой Церкви нашей? Долгих разговоров девушка не могла терпеть и спокойно ответила:
- Хорошо Ваше Святейшество, я постараюсь исполнить эту священную волю.Но тут же мысленно представила, что вообще не знает, как это будет выглядеть – московиты, уния, турки эти ненавистные. И всё в одной куче, в холод-ной стране, где говорят, люди голыми бегают по снегу, а потом лезут в горячую воду. И зачем это? Завтра надо будет спросить у руссов..
 Вернувшись к себе в покои, Софья никак не могла успокоиться. Присела у окна. Служанка Франческа много рассказывала ей о жизни московитов, так как много обща-
лась с купцами на рынках. И то, что они живут совсем  иначе, теперь  интриговало принцессу. Здесь, в Риме Софию ославили как дурнушку – она не брила себе лоб и брови, не выщипывала ресниц, не пила уксус, чтобы походить на бледных и рахитич-
ных западных «прелестниц». Она вспомнила своё детство, и страхи перед османами, возможным пленом и даже рабством.
   Ей не было и восьми лет, когда дядя Константин XI с мечом пал на стенах Константинополя, и к ним, на скудные земли бывшей Спарты,бесконечными унылыми вереницами потянулись беженцы со всех островов. Фома Палеолог, правитель небольшо
го удельного государства Морея на полуострове Пелопоннес, бежал с семьей на Корфу, а затем в Рим. Ведь Византия, надеясь получить от Европы военную помощь в борьбе с турками, подписала в 1439 году Флорентийскую унию об объединении Церквей
и теперь ее правители могли просить себе убежище у папского престола.
Фома Палеолог смог вывезти величайшие святыни христианского мира, в том числе и главу святого апостола Андрея Первозванного. Правда, ему пришлось принять католи
чество ради спасения. В благодарность он получил дом в Риме и хороший пансион в тысячу золотых дукатов от Святого престола. Но в 1465 году Фома скончался,оставив троих детей – сыновей Андрея и Мануила, и младшую дочь Софию. С ними остались не только спасённые христианские реликвии, но и липкий страх в душе перед османским рабством.Братья постоянно просили еды, а мать вскоре умерла от непонятной болезни Софья не знала, что и делать – от переживаний появилась полнота, римлянки в пап-
ском дворце только и делали, что смеялись над такой толстухой. А ведь она стара-
лась есть, как можно меньше других, чтобы никто не подумал о ней, как о нахлебни
це. Но так ведь оно и было.Принцессу постоянно укоряли  в зазнайстве, намекали на неумение общаться с местными знатными красавцами и хихикали, когда слышали её разговоры о науках:
- Тебе этот учёный грек совсем заморочил мозги. Женщине нужно совсем не это, а.. -наставляли Софью придворные подружки. - Главное для неё – это выйти замуж. Софья и сама думала об этом, но всё попадались как-то не те, что надо, никчёмные. И тут же приходил в голову монастырь, картина пострига, однако Софья гнала эти мысли прочь от себя, видя пред собою грустный пример старшей сестры, ушедшей в монахи-
ни. Лучше жить замужем. Да хоть в той же Московии. Ведь не страшные же уроды там, если по снегу голышом бегают, да в кипяток ныряют. Чем дальше она размышляла, тем острее понимала – прав был грек Виссарион, когда просил хорошо думать над сутью вещей. И не выносить скорых решений. На душе стало гораздо легче.
    Спала ночью крепко. Встав поутру, вдруг поняла, сегодня будет её день.Повери-
ла. И под сводами в базилике собора Святых Петра и Павла, встав рядом с послом  Иваном Фрязиным, православным и болтливым итальянцем, которому сам великий князь Иван Васильевич  доверил заочное обручение с принцессой, держалась  спокойно и прямо. Флорентийки, местные красавицы, пришедшие поглазеть на обручение, завистливо шептались:
-  Кажется, Софья и не боится совсем ехать в ужасную Московию.
-  Да, ей уже терять нечего, раз вдовец руку предложил..
Но теперь Софья точно была уверена – она правильно делает. У неё будет муж. И ог
ромная страна, раз этот болтун-итальянец говорит о жутких пространствах, когда в соседние города едут неделями. Да ещё в каретах по снегу на узких досках. И муж этот не жалкий разорившийся князь Караччоло, у которого из богатства лишь пара поношенных бархатных панталон, не внебрачный сын изгнанного короля крошечного кипрского королевства, а законный правитель большой ледяной страны, приславший подарки, от которых завистливо безумствует вся римская знать.
   Теперь я точно знаю,- думала Софья,- этот правитель оценит мои знания и ум, не то, что эти, и уж точно не потребует пить уксус или мазать щёки цинковыми белила
ми, от которых потом кожа вспухает сыпью. И на полноту не посмотрит, подозревая обжорство. Лишь бы доехать. Монастырь был бы просто гибелью. А я хочу жить. Софья выпрямилась. Что-то невидимое скользнуло внутри, в душе, обдало теплом сердце и там остановилось. Исчезла сирота, жившая у богатых просто так, из милости, и где-то в глубине стала расти память об императорском доме, называя её, Софью, принцес
сой, наследницей огромной империи, волею судьбы поменявшей название, но не суть её.