Белый

        Он родился зимой и, в отличие от своих братьев и сестер, был абсолютно белого окраса. Только подушечки лап были розовыми, а кончик носа – светлокоричневым.

        Уже с первых дней – еще слепой – своей жизни, щенок проявлял лидерство. И как только его мать, сибирская лайка по кличке «Тайга» возвращалась в сарай, чтобы покормить детенышей, он первым, отталкивая остальных, доползал до заветного соска. Он сосал молоко с причмокиванием, жадно и толкал мать лапками в теплый живот, мол, «давай еще, еще, я еще хочу!» Мать начинала вылизывать своих детей и почему-то больше всех уделяла внимание белому щенку. Он был ее любимчиком.

        «Ну этот не пропадет», – говорил хозяин лайки. Он поднимал щенка до уровня глаз, и тот сжимался в комочек, охватывая лапками ладони человека. «Добрый будет охотник», – с удовольствием произносил хозяин. «Себе оставлю, других раздам друзьям-охотникам, а этого оставлю!»

        Щенков постепенно разобрали. Остался один белый.

        Шли дни. Он быстро рос и, выбегая утром из сарая, искал с кем бы поиграть? Вскоре кот Василий, глава и «самопровозглашенный губернатор», терроризирующий всю домашнюю живность, признал щенка «Царем зверей». При появлении белого сорванца, кот издавал дикий вой и одним махом взлетал на забор, откуда, прижав уши, свирепо орал на щенка, размахивая когтистой лапой. Вой этот можно было перевести приблизительно так: «Ну ты у меня и получишь, шкуру спущу и шапку на зиму пошью, если, конечно, ты меня, гад, догонишь!!!»

        Цыплят щенок не трогал. Знал: нельзя! Хозяин очень был сердит, когда случайно Белый помял во время «игры» одного из них. Человек крепко взял за ухо четырехногого убийцу и отхлестал его по морде мертвым цыпленком. С тех пор куры, утки и прочая дворовая пернатая живность стали «табу».

        Только коза «Машка» считала себя «благородной дамой» и игнорировала белого щенка как такового. И если он уж очень сильно пытался ей досаждать, выставляла единственный рог и препротивно «материлась». Второй рог она потеряла за дело, когда забравшись в хозяйский огород, сожрала почти всю капусту. И так как была не в состоянии (мешал набитый капустой живот) быстро удрать, была настигнута хозяйкой. Безприцельно кинутое полено достигло цели. И теперь это несчастное однорогое животное не желало выходить на пастбище, так как большего позора, чем «однорогость», в ее обществе не существовало, и она боялась насмешек своих сородичей женского пола и невнимание единственного в селе козла «Петра Петровича». Тот был назван так в честь одного шустрого мужичка – большого любителя женщин, не раз битого «до полусмерти» обманутыми мужьями обольщенных местных «Венер».

        Но мы немного отвлеклись от повествования. Белый – так уже «официально» звали люди нашего героя – рос и к осени превратился в прекрасную белую лайку. У него была большая «лобастая» голова, широкая грудь и мощные высокие лапы.

        На охоте он «брал» любую дичь. Бросался в ледяную воду и приносил к ногам хозяина подстреленную утку. Не зная усталости, мотался по тайге в поисках лесного зверя. Находил белку и призывал басистым лаем охотника. Это было для него игрой и он с удовольствием играл в нее.

        Настала зима. Реки замерзли и по ним ездили, как по дорогам. Но кое-где течение подтачивало снизу лед и он в этих местах был опасен для транспорта.

        Беда пришла в дом Белого. В один из солнечных дней хозяин вывел из сарая мотоцикл «Урал». Решил съездить в магазин, стоящий на противоположном берегу реки. Он ездил по этой дороге не раз, но за ночь коварная вода подточила, казалось бы, крепкий лед, и мотоцикл на скорости вместе с человеком ушел под воду. Человек не выплыл, течение затянуло его под лед в образовавшуюся полынью. Нашли его ниже по течению реки только через несколько дней. Похоронили на сельском кладбище и вернулись люди к повседневным своим делам. Только Белый тосковал и частенько по ночам вой собаки пугал соседей.

        Хозяйка быстро «утешилась» и вышла замуж за вдовца из соседнего села. Белому не нравился «новый хозяин». И когда тот проходил по двору, еле слышно рычал ему вслед. Но не трогал. Он был «промысловым» зверем и нападать на людей не приучен.

        Так и текло время. Охоту пес постепенно забывал и «тихо обрастал» жирком. Без тренировок Белый терял былую реакцию и выносливость. То, для чего он был создан – ушло. Пес затосковал и перестал есть. Он хотел умереть. Не смейтесь, пожалуйста! Собаки так же как и люди могут впадать в тяжелую депрессию. Доказано наукой. Факт!

        Вскоре во двор заглянул товарищ погибшего хозяина. Дело в том, что из города к нему приезжали «крутые» любители острых ощущений. Они предложили ему хорошие деньги за организацию охоты на медведя. Он должен был найти берлогу и помочь им «завалить» косолапого. А так как у него было только две собаки, он вспомнил о Белом.

        Хозяйка на предложение продать пса обрадовалась: «Да хоть даром забирай! Достал уже своим воем, да и новый муж его побаивается – как бы на нервной почве импотентом не стал». Сошлись на пятидесяти рублях. Белый, привязанный за ошейник бельевой веревкой, покорно пошел за новым хозяином. Ему была безразлична его дальнейшая судьба. Он устал от жизни.

        Мужик нашел берлогу и вскоре к нему в дом нагрянули городские «охотнички». Снаряженные, как спецназовцы, с дорогими импортными ружьями, они два дня «готовились» к охоте. Точнее, «жрали» без меры алкоголь да строили планы, уничтожая закуску.

        На третий день, с горем пополам, погрузились в «Джипы» и выехали поближе к обнаруженной охотником берлоге. Последний десяток километров «тащились», именно не шли, а «тащились»… Похмелье давало себя знать. Они требовали привала через каждые сто метров, стонали и матерились как сапожники, проваливаясь в снег местами по пояс. И только заявление провожатого «И на хрен вы мне сдались, сейчас уйду и пусть с вами волки ночью разбираются!» заставило их двигаться вперед.

        Прибыли к месту засветло. Проводник расставил их по «номерам» и пустил собак. Лес огласился первым лаем. Медведь не реагировал. Тогда пришлось проводнику шестом через протаявшее от дыхания зверя отверстие разозлить его. И он, подняв тучу снега, выметнулся наружу.

        Собаки повисли на нем. «Охотнички» от страха растерялись. Дорогие ружья дрожали в руках, и, забыв снять оружие с предохранителей, они бешено дергали спусковые крючки. «Козлы вонючие, – орал проводник. – Стреляйте!» и, вскинув карабин дважды, выстрелил в медведя. Он дико заревел и ткнулся окровавленной башкой в снег. Лайки в горячке рвали на нем шкуру.

        Но их было только две. Белый исчез. «Охотнички» отошли от страха и громко поздравляли друг друга с «полем». Откуда-то появилась бутылка с водкой и пошла по кругу. «Крутизна» спешила увековечить свой «подвиг». Они по очереди, поставив на тушу убитого медведя ногу, приняв гордую «наполеоновскую» позу, фотографировались в доказательство своего героизма. Проводник успокоил собак.

        – Тихо! – гаркнул он.

        Из-под туши послышался тихий стон.

        – Белый там – живой паршивец. Ну-ка, мужики, подналягли!

        Оттащили «косолапого» в сторону. На залитом кровью снегу, тяжело дыша, лежал Белый. Глаза его были закрыты и только передние лапы подрагивали как во сне. Пес был без сознания.

        – Не жилец, – произнес один из «охотничков», – Я видел, как мишка ударил его лапой. Видно, хребет собаке сломал. Надо бы пристрелить бедолагу.

        – Я тебя пристрелю, паршивец, – вызверился на того проводник. – Если бы не он, порвал бы всех зверюга на куски. Это он мне дал несколько секунд для выстрела. Вы-то все «мелко» обосрались… герои хреновы.

        И как он их только не крыл! Но постепенно успокоился. Портить отношения «вкрай» ему не хотелось. На кону стояли большие деньги. И они были дороже даже этой замечательной собаки.

        – Эй, мужики! Что тут у вас? – из-за деревьев вышел паренек лет двадцати пяти.

        – Ты откуда, парнишка?

        – Да тут за полкилометра наша деляна, лес валим. Бригада уехала на «вачу», а я за сторожа остался. Слышу: выстрелы. Думаю: может, кто заблудился, помощь нужна. Вот на вас и вышел. Гляди: «Михалыч», – он побледнел, – рядом с нами был… Мог и задрать кого. Мы же тут шумим день-деньской. Как не разбудили?

        – Слышь, паря, у нас тут беда. Собачку мою медведь помял, а нам нужно возвращаться. Не мог бы ты ее к себе в балок до завтрего забрать? А я завтра за мишкой на лошадке приеду и его тоже заберу. Дело магарычево! Да и замерзнет пес до утра. Видишь, в нем килограммов тридцать. До машины тащить – запарюсь!

        – Добро, счас за санками сбегаю и заберу, – ответил парень. – А магар когда?

        – Сейчас, – ответил проводник и выжидающе глянул на «городских».

        Один из них нехотя достал из рюкзака бутылку виски. Парень вскоре вернулся и, погрузив Белого на санки, потащился в сторону лесоповала.

        – Жду завтра, а пока присмотрю за собачкой.

        Забросав тушу медведя валежником, охотники, радостно галдя, отправились в обратный путь к машинам. Проводник только недовольно хмурился, но молчал. Дома его ждали денежки. Потому и молчал. Служить одновременно Богу и мамоне невозможно. Так еще предки говорили…

        На следующий день, правя лошадкой запряженной в сани, проводник думал горькую думу. Жаль было Белого, но он, наверно, уже помер. Чего тащиться зря на деляну? Да и литровая бутылка «мачарыча» пригодится самому. Пошел пес на небеса к своему утопшему хозяину. Вдвоем им там теперь веселее. На том и порешили. Царствие им, как говорится, небесное!

        Но выжил пес. Долго выхаживал его Серега. Поил с ложечки бульоном. Выносил из балка на солнышко и долгими ночами, когда вкрай осмелевшие волки выли совсем рядом, рассказывал лайке о своей жизни. В буржуйке жарко горел огонь и иногда выстреливал из открытой дверцы раскаленным угольком. Он падал на лист железа, прибитого гвоздями к полу и постепенно мерк в темноте, выпустив напоследок тоненькую ниточку дыма.

        – Вот так и наша жизнь! Пока есть силы, горишь ярким пламенем, а потом, выброшенный из этого огня никому ненужным угольком, затухаешь и только душа твоя легким дымком уходит в небеса…

        Серега от одиночества иногда становился философом. Он пел Белому любимые свои песни, все больше – грустные, давно услышанные им от деда. И теперь, когда он их пел, душа тихо плакала и искала Бога.

        Наступила весна и пес поднялся. Он тянул задние лапы, но усердно ковылял за Сергеем, когда тот ходил по воду к роднику, а затем они сидели вдвоем у костерка. Человек пил чай из закопченной кружки и говорил, говорил с собакой…

        Искры костра поднимались к звездам и, казалось, превращались в новые созвездия. Комары вились в воздухе, но дым костра их отпугивал. Они ждали своего часа: «Вот как только человек отойдет от костра, он будет наш! – гудели кровопийцы. – Уж тут мы свое возьмем!» Дудки. Человек был умнее, и если отходил в сторону, размахивал над головой веткой березы. Насекомые десятками гибли, но не отставали. Для продолжения рода им нужна была кровь и выбора у них не было. Инстинкт, одним словом.

        Но при всей своей привязанности к спасшему его Сергею, Белый «держал дистанцию» – никогда не позволял людям гладить себя. И если кто делал такую попытку, прижимал к голове уши и тихо – но многозначительно – рычал. Никто не хотел испытывать судьбу, и бригада лесорубов оставила пса в покое. Обильные и лакомые подношения он не трогал. Пищу брал только из рук Сергея, да и то после команды «можно». Так они и жили вдали от людей и мировых проблем.

        С каждым новым днем приближался срок отъезда на родину Сергея. И переживая предстоящее с Белым расставание, он все больше и больше тосковал. Забрать с собой пса он не мог. Три тысячи километров пути. Ни один проводник не пустит его с огромной собакой в поезд. Сделать Белому санитарный паспорт? Где? И как? Тупик! Человек разрывал свою душу на куски, но остаться он не мог: дома его ждали.

        Пес тоже что-то чувствовал, и однажды вечером, подойдя к сидящему на бревне Сергею, положил огромную свою голову на колено человека. Рука Сергея непроизвольно опустилась на шею собаки. Белый не пошевелился, не зарычал и только глаза его закрылись. Пес полностью доверился человеку.

        А Сергей, невольно заплакав, гладил белую шерсть лайки. «Хороший ты мой, прости меня, но не могу я остаться и взять с собой тебя не могу. Понимаешь, брат?»

        Пес понимал все. У него тоже была душа, своя собачья, но душа. И она болела и скулила, как одинокий и брошенный щенок. И если бы он мог говорить, то сказал бы: «Мы все одиноки в этом мире. Одинокими рождаемся и одиноко живем рядом с подобными себе, одиноко умираем. Мы только пытаемся обмануть себя, что мы счастливы, но по сути своей, только наши души, объединившись в одно целое, могут ощутить настоящее счастье. Прощай, друг! Надеюсь встретиться с твоей душой там, где все любят друг друга. Прощай!»

        Сергей наклонился и взглянул в глаза Белому. В них стояли слезы.

14.04.2018 г.