Юношеские стихотворения

©, Алексей ИВИН, автор, 1970-1974 гг.
На фото: Вологда. Дом Связи, нач. 1970-х годов.



     Мог бы изругать свою юность, но не стану этого делать. Возможно, меня считали надменным, заносчивым, но я был не пришей - не пристегни, много и часто  комплексовал, грустил, мечтал, злился, страдал от  подавленных, подспудных страстей, но поступать спонтанно  не умел. Пьянствовал из дружеских чувств, но вино не  веселило, а только чуть растормаживало. Благом стало то, что увлекся  литературой, - в ней было множество поучительных житейских ситуаций, умных и сильных людей, победителей и банкротов. Кто меня любил или хоть соблазнял, тех я в упор не замечал, даже если тискал по углам, сам же влюблялся исключительно неудачно и ненадолго. Стихи начал сочинять позже, чем прозу, и подражал в них древним грекам и римлянам, «Фаусту» Гете, - ну, поймете, кому еще, это сразу видно, - намеревался написать грандиозную вещь и всех поразить и страшно переживал, что бездарен и  выходит полная беспомощная  чепуха. Начинал и бросал множество романов, - обычно из пары страниц, а то и из одной строчки.  Незавершенка и подступы. Педагогику и детей на дух не переносил, а учился в Вологодском пединституте; понимал, что это тупик и ложный шаг; мечтал о журналистике, бросил институт ради нее, но очень скоро разочаровался и в ней: перспектив для писательства не было. Как студент, а потом провинциальный журналист я был полный безответственный отморозок, но со мной много нянчились. Увиливать от принуждения и насилия я с тех пор научился виртуозно, служил редко, отовсюду сбегал сам и считаю, что все, у кого в подчинении хотя бы десяток людей, уже больные на голову. Культ анархической свободы и в этих наивных виршах
заметен.

     Эти стихи нигде не публиковались как слабые, ученические. Стихи 1972-1976 годов собраны в сб. «У реки, на ночном берегу», а 1976-1985 годов — в сб. «Я во времени» (оба в издательстве РИДЕРО, прошу покупать, когда отсмеетесь по поводу этих, ниже.

               
                Алексей  ИВИН


                ЮНОШЕСКИЕ  СТИХОТВОРЕНИЯ



                ***
                Валентине Боковой
Твой образ,
                точно цветной мираж,
В жизнь мою скучную
                вторгся;
Помутилось сознание,
                и сердце аж
Запрыгало
                от предчувствия сильного чего-то
                и гордого.
Я никогда не видел
                такой красоты,
Такого великолепного
                создания природы!
Я думал: «Мир –
                это непременно ты!
Всё в мире
                тебе
                отдаю в угоду!»

Но где ж она, женская тактичность?

При встречах с тобой
                я всегда алел,
А ты проходила,
                как мимо столба афишного.
Чувствуя во рту привкус горчицы,
Долго еще
                тебе вслед
                я глядел…

Быть может, не стоило переживать?

Но как только вечер блатной
                наступал,
Одевшись
                как можно приличнее,
На танцы я шел,
                чтоб тебя увидать,
Не думая вовсе
                ловить
                с поличным.

Как это так – «с поличным»?

Знаете,
             бывает, красивая вещь
Привлекает
                вниманье людское
                к витрине:
В красивых вещах
                понимает толк
                даже язычник;
Красота,
                слава богу,
                в цене и ныне, -
Так и она,
                моя –
                говорю прямо:
                любимая! –
Была для всех,
                по возможности,
                необходима;
А мне ж – особенно,
                мне одному,
                мне нужна была лично!
 
Как же теперь я живу без нее?

Живу спокойно:
                ни к чему радость; 
И все ж иногда,
                как тонким инеем,
Подернется мозг:
                ее,
живую,
                надо.
И даже сейчас,
                словно с цепи
Сорвавшись,
взбешенный радостью,
Всё в мире отдал бы
                лишь
За один поцелуй ее,
                долгий
                и
                сладостный!
                27 октября 1970 г., д.Четряково


                ***

                Милитине Никитинской

Когда, казалось, гибнул я
И грыз мне душу червь сомненья;
Когда, укрывшись, как змея,
Исполнен желчи омерзенья,
С коварством и без сожаленья
Нести хулу готов был я
На мир, на нравы, на законы,
На счастье близких мне людей,
На византийские колонны;
Еще своих не видя прав,
Но всё и вся уже поправ,
Готов был я посредством слова
Всё сжечь и всё построить снова;
Но, слава богу, в этот миг
Твой образ нежный мне возник.

Тотчас взалкал я пущей страсти,
Надеждой пылкой упился;
Увидев некий призрак счастья,
За ним вприпрыжку погнался;
Догнал, схватил, свалил, помял,
Связал его рукою грубой,
На спину взнес и зашагал…

Когда бы не смерти рот беззубый,
Что стережет повсюду нас,
Когда б не жажда наслаждений,
Восторгов, радостей, волнений;
Когда б не лживость женских глаз,
Влекущих в пропасть вожделений, -
Я не покинул бы тебя
И не писал бы здесь, скорбя,
Что не хочу я мерной жизни,
Влачась, подобно Диогену,
От грядки ржи до грядки хрену,
Что все дела свои Отчизне
Я посвящу и ей одной
Отдам я ум свой неземной!
                11 июля 1971 г, Нижняя Печеньга.


                ***

                Г.Д.

То не тень дьявольская, не мираж,
Не римлянка в тунике белой, -
Это ты, дорогая, войдя в раж,
Озарившись страстностью, смело
Распахнув объятья, идешь ко мне,
Приоткрывши губки, горя в огне
Вожделенной страсти; и тело
Драгоценное мне в жертву отдашь, -
Ты, о римлянка в тунике белой,
Тень от дьявола и чудный мираж!



                ***
                А.В.Кольцову

Возвернусь домой,
во траве густой
лягу спать,
чтобы сок земной,
как огонь живой,
вобрался
вглубь души моей
и остался в ней
навсегда.
На закате дня,
пробудясь от сна,
подымусь;
в тихой реченьке,
в черном омуте
окунусь;
оглянусь вокруг
и от счастья вдруг
запою.
Гей ты, Русь моя,
Русь привольная!
Я люблю
ширь полей твоих,
силу рек твоих
по весне,
шум твоих дубрав,
нежный запах трав
и цветов!
Я пришел сюда,
чтобы быть всегда
молодым.
В том лишь счастье жить,
чтоб всегда любить
эту жизнь!
               
            13 августа 1971 г., Вологда


             27 СЕНТЯБРЯ 1971 ГОДА

Падают, кружатся в бешеном вальсе осенние листья;
Ветви деревьев простерлись в тоске гробовой;
Холодно; северный ветер становится зол и неистов;
Сонмище мрака и мелкой пыльцы дождевой
Носится в воздухе; скорбно в безмолвном лесу, и прохладно, и чисто.

Грустно на слой побледневших и сереньких листьев взирая,
Белых березовых станов касаясь рукой,
Горестно чувствуя бывших минут наслажденье и зная,
Как переполнена осень сырая тоской, -
В лес опустевший иду я, таинственным звукам осенним внимая.

Мысли струятся в моей голове безотчетно и мерно.
Чувство потерянной веры в былую свободу
Душу наполнило вдруг пустотою унылой и скверной;
Кажется мне, что всему человечьему роду
Жить суждено, презирая Любовь, и Надежду, и Веру.

Пусть будет проклят тот день, когда, маленький, жалкий и подлый,
Я появился на свете с потребностью жить!
Ибо, пройдя сквозь пустые мечтанья и быстрые годы,
Все-таки я ничего не сумел ощутить
Так, чтоб писать, вдохновляясь, во славу той жизни длиннющие оды.
                д. Лисино


                РАЗМЫШЛЕНИЯ О СМЕРТИ

Я умру от тоски, и когда-нибудь кто-нибудь сжалится ли надо мною,
                меня схоронивши в пустыне бесплодной?
Он прочтет над могилой, похожей на дюну, слова беспристрастные,
                полные лжи неприятной и скуки холодной,
А затем, возомнивши, что выполнил миссию святости чинной,
                покинет меня он, оставивши холм безызвестный,
Под которым лежу я и плачу, вернуть вознамерясь умершую жизнь,
                снова ставшую вдруг для меня интересной.
Вероятно, что в первый момент мне покажется все и забавно и странно;
                однако, спустя совсем малое, краткое время,
В бесконечной, немой тишине наступившего мрака недвижного
                тяжким покажется мне мое сладкое бремя…


                СТРАШНЫЙ СУД

Взбешенный бог воскликнул «да!»,
Открыл препоны, и вода,
Бурля во рву, помчалась вдаль…
Настал день Страшного суда:
Деревни, села, города,
Машины, люди, поезда,
Все достижения труда
Рук человечьих навсегда
Исчезли, смылись без следа.
Распространилась благодать:
Тотчас сокрылася вражда,
Пропали голод и нужда;
Никто теперь не обладал
Большим богатством: божий дар
Покончил раз и навсегда
С химерой счастья и воздал
Всему свое, и соблюдал
При этом точность.
                И когда,
Спустя немалые года,
После потопа холода
На Землю ринулись, когда
Сплошною глыбой изо льда
Она предстала, - вот тогда
Промолвил бог: «Я их создал,
За них же, грешных, я страдал;
Я манну с неба им кидал;
Средь них смиренья насаждал;
Любви и дружбы преподал
Основы, - но, увы! – видал
Одни насмешки лишь всегда!
Ну что ж! Отныне никогда
Вкусить запретного плода
Они не смогут, ни – ког - да!»


                В РЕСТОРАНЕ

Вот я вошел, мгновенно подав
Швейцару, бывшему у входа,
Целковых два;
Теперь права
Имея все,
Прошел и сел,
На ужин заявленье отдав.

Великолепнейший и чистый зал
Огнями разноцветными блистал;
И на стене
Игра огней
Переплелась.
Вот грянул вальс,
И всех с собою он умчал.

Лишь я сидел,
Уйдя от дел
И не желая к ним вернуться;
Но мне хотелось окунуться
В сладчайший сон,
В мягчайший звон
И в плавном вальсе прошвырнуться.

Официантка подошла.
Как лань, стройна она была,
Когда мне не спеша несла
Бокал вина;
Вот для меня
Опять она
Несет цыпленка и салат.

«Спасибо, - я сказал, - но всё же
Меня тревожит
(Сядь!), что, может,
Сейчас… вдвоем…
Ведь мы поймем
Друг друга? – бог нам в том поможет».

«Увы, я не вольна то сделать, -
Она ответила, - мне смелость
Была всегда,
Всегда чужда;
И в том беда,
Что никогда
Я с незнакомцем не сидела.

Но, впрочем, я не откажусь
Побыть минутку с вами: грусть
Меня снедает;
Надоедает
Мне этак жить;
Мне полюбить
Бы не мешало, да я боюсь».

Сказала так она и села
Возле меня.
Я заказал
Еще вина
И завязал
Беседу, где я грусть развеял
Девичью: дева опьянела…


И, кажется, слишком уж долго плелись мы домой
И, пьяные оба, ввалились в квартиру мою.

Я взял ее за талию,
Привлек ее к себе,
Ее я в губы алые
Поцеловал; в борьбе
Я овладел ею…

Поступок этот не слишком странен.
Комедия финита! Амен, амен.

                21 октября 1971 г., Вологда.

                ***

Всеми проклятый, гонимый,
Как отшельник  нелюдимый,
Схоронившийся под схимой,
Прячусь я в лесную даль;
Только там, вдали от скверны,
Уподобясь дикой серне,
Нахожу я способ верный
Утолить свою печаль.

Я люблю купаться в плесе.
Видеть, как кружатся осы,
Слышать шум многоголосый
Опадающей листвы;
Я люблю, поднявшись рано,
Рвать букеты  на поляне,
Обонять сухой и пряный
Запах выжженной травы.

Часто я в тоске глубокой
По тропинке неширокой,
Затерявшейся  в  осоке,
Вдоль по берегу иду…
Я один на целом свете!
Не помогут люди эти,
Даже если и заметят,
Что и я попал в беду.

Ну и что ж! Один  как демон,
Сбросив глупой жизни бремя,
Занесу я ногу в стремя
Быстрокрылого коня
И помчусь быстрей, чем птица,
В мир, который веселится
И свободою искрится
Каждый миг в теченье дня.

Но, от женщины рожденный,
Гордым сердцем наделенный,
Не пойду я бить поклоны
К отвергающим меня! 
                1972 г.

                ***

                Татьяне Боровской

Таня, милая, когда же
Мы пойдем с тобой гулять?
Весь измучился я, даже
Не могу ни сесть, ни встать,
Ни поесть, ни застрелиться;
По ночам мне часто снится
Образ твой; во тьме ночной
Я стихи тебе одной,
Для тебя лишь сочиняю.
Выйди, Таня, умоляю
На свидание ко мне…
Выйдешь, черт возьми, иль нет?!

                ***
               
Милая Татьяна!
Долго ли мне ждать?
Впрочем, ждать не стану –
Стану проклинать:
Чтоб тебе, Татьяна,
Ногу подвернуть,
Поздно или рано
В речке утонуть;
Сессию зимою
Чтобы завалить,
Если ты со мною
Время проводить
Вдруг не пожелаешь!
Ты тогда узнаешь,
Что перечить мне –
Яко сатане:
Ибо слов не внемлю
Лживых я твоих.
Лучше ко мне в келью
Приходи. Двоих
Ночью нас не видит,
Ну, совсем никто.
Я прощу обиды
Старые, и то,
Что потом случится,
Долго вспоминать
Будем, – воцарится
Счастие опять.



                ***

               

Скажи-ка, Таня, мне, когда же я стану
Все дни и ночи проводить с тобой рядом?
Когда смогу я, бедный, заживить рану,
Тобой подаренную, и когда садом,
Прекрасным летним садом мне земля наша
Покажется? – но только по любви это
Случиться может! Ну, а если там Саша
Какой-то Леднев неотлучно ждет где-то
Хоть строчку от тебя, хоть одного  слова
И лишь одну тебя душою всей любит, -
Злой и отвергнутый, пойду я – что ж! – снова,
Перекрестясь, как старичок, поджав губы,
Пущусь за новою любовью в путь дальний.


                ***

Как бы ни было, но все ж
Я надеюсь, ты поймешь,
Что в тебя влюблен я страстно.
Если ты ко мне придешь,
Все, что нужно, ты найдешь
В нашем домике прекрасном.

Ты одна когда-нибудь
Приходи, да не забудь
Взять с собой свою беспечность;
Припади ко мне на грудь,
Вечерок со мной побудь
И останься здесь навечно.

Буду я безбожно рад,
Выше всяческих наград
Оценю я твой поступок.
Пусть земля в кромешный ад
Превратится, но терять
Времени не станем глупо:

Тотчас стол мы соберем,
И останемся вдвоем
Мы за трапезой обильной.
А потом в постель пойдем,
Ночь мы в играх проведем,
В ощущеньях очень сильных.

Завтра вечером опять
Ты придешь, и целовать
Вновь тебя я буду сладко.
Каждый божий день встречать
Будем так, чтобы понять
Мудрость этой жизни краткой.

                10 января 1972 г.


                ***

                Горацию

Растяну вас и двину, негодяи!
Пусть-ка только кто тронет меня пальцем.
Пусть-ка кто покуситься беспечно
На меня хоть однажды посмеет!
Укорочу язык тому я сразу
Веским словом, насмешкой остроумной.
Будет знать он, как силу со мной мерить, -
И да будет это всем известно!
Отстоять свои взгляды я сумею.
Никому не позволю издеваться
Над свободой мнений моих прежних,
Укрепившихся с самого детства.
Может, мало кому они известны,
Эти мысли мои, так я отвечу,
Сформулировав их и представив
Смысл законно и возможно кратко.
Я – эстет, но слова эти мало
Говорят о привязанности тайной
К тем вещам, что должны быть
И уже есть предметы искусства.
В мире мало прекрасного, но больше
Его будет, когда все превратятся
В неутомимых мечтателей и много
Помышлять о благом только станут;
Лишь тогда восстановится на свете
Счастье полное, вечное блаженство,
Когда каждый познать себя решится,
В глубь души своей взор свой направив…


             ГИППОНАКТУ КЛАЗОМЕНСКОМУ
                (одическое)

Святой и нищий Гиппонакт, сделай
Меня таким же, как ты сам, злобным,
Безбожно грубым стариком желчным,
Аспидом, язвою на всей грешной,
Богами проклятой земле нашей.
Будь добр ко мне ты, старикан страшный,
Дай только капельку своей желчи
С той целью, чтобы разводить вечно,
Делить ее и множить я имел счастье.

А ежели не дашь, то будь трижды,
Четырежды и десять раз проклят!
Я покажу тебе, старик гнусный,
Пиявка ты и крокодил скользкий,
Гиббон уродливый, осел глупый,
Креветка в масле и паук мерзкий,
Подлец, безбожник, негодяй, бабник,
Урод, отродье сатаны, дьявол! –
Я покажу тебе тогда, старик гнусный!

Ну, Гиппонакт, ну, не сердись, милый;
Я пошутил, забудем все снова.
Я думаю, кабы сейчас, мертвый,
По мановенью волшебства, тяжко
Вздыхая, сетуя, гремя костью
Скелета своего, восстал робко
Из гроба ты, так мы с тобой сразу,
Я думаю, нашли б язык общий.
Ну, право. Гиппонакт, ну, не сердись, милый.

Восстань и внемли ты, пророк вшивый!
Я знаю: все твои слова лживы,
Но я приму их, ибо я знаю,
Что на земле не может быть рая
До той поры, покуда я смело
Рукою дерзкой не возьму дело
Всё на себя; и лишь тогда будет
Мир на земле, тогда поймут люди
Цель жизни – и пускай меня судят…
                15 января 1972 г.

                ЖАЛОБЫ СЛЕПОГО

О, несчастный я, о. несчастный!
Ведь когда-то и мне на долю
Приходилось увидеть частый,
Крупный дождик в широком поле,
Блеск, сияние свежих капель,
Поразбросанных в мягких травах. –
Сотни, тысячи мелких капель;
Ведь когда-то и я в забавах
Проводил счастливое детство,
Пресыщаясь игрою невинной, -
Ныне здесь обрел свое место,
Упиваясь скукою длинной.
О, несчастный я, о. несчастный!
Я утратил возможность видеть
Всё, что каждый четко и ясно
Представляет себе и видит…
                17 января 1972 г., Вологда.

                ***

                бегущей по волнам

Беги, блистая наготой, по гребням волн;
В туман сокройся, легкое движение оставив!
О. прочь беги скорей: ведь мир взбешен,
Он стал грубее, тверже, тяжелее стали!

В тоске мне кажется, что каждый из людей,
Тебя увидев, грубо отвернется
Иль изнасилует, как будто бы ****ей
Им не хватает… Видно, не проснется

Людская мысль; и прочь от красоты
Они бегут, свирепые скоты.


                РУГАТЕЛЬСКИЙ СОНЕТ

                Дине Судаковой

Твое письмо я вновь перечитал.
Мне показалось: ты была права,
Когда такие верные слова
Твой перст неумолимый начертал.

Ну что ж! Не претендую больше я
На благосклонность к личности моей.
Не думал я, что королеве фей
Присущ еще и самолюбья яд.

Но минет краткий срок, и ты узришь,
Что я, отвергнутый, в единый миг,
Как наважденье, как пророк, как дух,
Как иск, как обвинение, как шиш,
Явлюсь, мольбами твой терзая слух, -
Увидишь ты, что снова я возник.
                30 апреля 1972 г.


                ПОД МОНУМЕНТОМ

Я гордый шел весьма и чинный
сознаньем собственной красы,
хмельной, с улыбкой беспричинной,
по ветру распустив власы;
рукой в шикарнейшей перчатке
широким жестом деловым
я расправлял усов зачатки;
своим отменно волевым
лицом я восторгался; бодрость,
разлившаяся в теле, мне
дала изряднейшую скорость;
я знал, что истина в вине,
и был пока доволен миром,
коль скоро не считался сирым,
не знал ни бед и ни невзгод,
ни страхов вечных, ни забот.
Но возле монументов строгих,
в аллее парка, где людей
всегда черезвычайно много, где
таким, как я, числа не счесть,
где сталкиваются воззренья
на жизнь, где, без сомненья, есть
персоны не без подозренья
у наших доблестных легавых,
где, наконец, прелюбодеев
число несметно, граждан бравых,
интеллигентов и злодеев
кишит, - вот, повторяю, там
увидел я одну старушку:
набожно сложенным перстам
она крестила лоб; на клюшку
весьма нестойко опиралась;
свой лик болезненно сухой
прикрыть платком она старалась;
 ее жестокий бил озноб,
беззубый рот беззвучно трясся;
снежинки падали на лоб
и таять медлили.
                Ненастье
усиливалось: падал снег,
дул ветер, снежный вихрь носился.
Идущий мимо человек
всегда опасливо косился
на ветхую старушку, но,
по-видимому, так давно
она стояла, что забылась.
Я поравнялся с ней. Она
засуетилась и смутилась,
каких-то странных чувств полна,
и виновато, как щенок
побитый, руку протянула,
промолвив: «Родненький сынок!
Немало горя я хлебнула…
Подайте немощной, убогой,
на хлеб подайте, ради бога…»


                ПОЧЕМУ?

Я помню: после очередной пьянки
Я возвращался домой, и в голове моей шумело.
Я был отменно одет:
На мне было демисезонное пальто из драпа за сто сорок рублей,
Меховая шапка за двадцать пять рублей,
Перчатки японские за восемь рублей,
Зимние ботинки за тридцать пять рублей.
Я был доволен.
Я шел и улыбался.
Вино воскресило в моих жилах сильную любовь к людям.
Я шел и мурлыкал:
«Я от горечи целую всех, кто молод и хорош…»
Я восторгался своим волевым лицом.
Я важно курил дорогие сигареты.
Но…

Но вдруг явилось мне,
Как будто бы во сне,
Видение в ночи.
Убийцы, палачи!
Убогая старушка,
опершися на клюшку,
стояла под кустом
в молчании немом,
дрожащими перстами
знамение творя,
поблекшими устами
молитву говоря.
И бил ее озноб,
и падали на лоб,
холодный, без кровинки,
пушистые снежинки.
Смятения полна,
старалася она
прикрыть свой бледный лик
болезненно-сухой
бессильною рукой.
Взметайся, сердца крик!
Валил проклятый снег,
и снежный вихрь носился
в горячечном бреду,
сбивая на ходу,
как демон зла, носился,
не умеряя бег.
Прохожий человек
опасливо косился
на страждущую мать,
уставшую стоять
под тению куста,
под сению креста,
под знаменем Христа.
Взметайся, сердца крик!
Через единый миг
я поравнялся с ней.
В меня из-под вериг
изборожденный лик,
сильней святых огней,
сверкнул сияньем глаз,
зажегся и погас.
И вслед за тем тотчас,
как ниточка, тонка,
простерлася рука,
раздался тихий глас:
«Сыночек, я ведь вижу вас
и в первый и в последний раз…
Я скоро все равно помру…
Имейте склонности к добру!
Подайте немощной, убогой,
на хлеб подайте, ради бога…»

                27 мая 1972 г.

                ОДИНОЧЕСТВО

                Валерию Брюсову

Отступи, как отлив, все дневное, пустое волнение,
Одиночество, стань, словно месяц, над часом моим!
Возврати мне прекрасных, ушедших тех дум упоенье,
Что являлись ко мне всякий раз, словно тень, словно дым,
Одиночество, верный мой спутник тоски и томления,
Снизойди ко мне снова и дай волю чарам своим!


                ***

                Богине нашего института Ольге Харичевой
                посвящает автор эту песнь, сам не будучи
                Аполлоном Бельведерским

Мы в общежитии живем,
И хлеб едим, и воду пьем…
Доколе?
Доколе бог мне повелел,
Я воду пил и хлебы ел,
Однако
В один из зимних вечеров
Влюбился я, как царь Хосров
В Ширинку.
Не ел, не пил я и не мог
Переступить через порог
Общаги,
Чтобы пойти да поискать
Чего-нибудь себе пожрать.
Голодный,
Мрачнее самых мрачных туч
Бродил я меж навозных туч
И плакал…
Сказать вам, кто в моей душе
Так много поселил мышей?
Ну что же!
Прекрасная, как лик луны,
О, Оля, все мы сражены
Тобою!


             СТУДЕНЧЕСКАЯ ПЕСНЯ

Друзья, настал желанный час,
Содвинем вместе кружки,
Пускай помолятся за нас
Монахи и чернушки.
Когда в гортань и пищевод,
Пьяня и обжигая,
Вино златое потечет, -
И жизнь совсем другая!
Но что же это – сто чертей! –
Торчат повсюду книги,
Как фолианты панацей,+
Как дули или фиги?
Скорей под стол сбросайте их:
Пусть Маркс и Энгельс рядом
Покоятся в густой пыли:
Мы будем только рады;
Пусть следом Ленин полетит,
Белинский и Плеханов,
Иначе вас, друзья, стошнит
От этаких болванов!
Итак, друзья, вино сюда!
Подайте вилку, ложку,
Наполним кружки, встанем – да
И тронем понемножку.
 + - ибо марксистско-ленинское учение – это панацея от всех бед; познав его, можно спокойно шествовать по жизни.
                15 октября 1972 г.

        НАЗИДАНИЕ ПРИСЛУЖНИКАМ
ТЕМНЫХ СИЛ

Четыре могильщика,
четыре носильщика
поставили гробик
у самой дороги
и, глянувши ввысь,
копать принялись.
В гробу том осиновом,
укрыт парусиною,
безмолвный и бледный,
найдя свой последний
приют бытия,
покоился я.
Налево, под ивами,
крутыми извивами
на солнце блистая,
речушка лесная,
как льдинка, светла,
лениво текла;
и роща тенистая,
прохладная, чистая,
стояла направо,
шумя величаво;
и солнечный луч,
скользя из-за туч
сквозь кроны древесные,
картины чудесные
из трепетных теней
 на травке весенней
писал, вдохновясь
и радуя глаз.
А там, в отдалении,
виднелось селение,
мычали коровы,
и вился над кровлей
крестьянских домов
прозрачный дымок.
Над свежей могилкою
с мятежностью пылкою,
неистовой трелью
взывая к веселью,
живей и живей
запел соловей.
Расправясь с могилою,
с работой постылою,
копатели сели
под сумраком ели,
достали вино,
как яд, зелено,
прикрякнувши, выпили
и глотками сиплыми
довольно прелестно
любовную песню
пропели свою
назло соловью, -
и ветры весенние
мятежное пение
в лесу разносили.
Воспрянули силы
и члены мои
во имя любви.
С глухими стенаньями.
с отверстыми дланями,
белее сугроба
восстал я из гроба
и крикнул: «Эгей!
Сто тысяч чертей!» -
По пыльной дороженьке,
надеясь на ноженьки,
проворней газелей
средь горных ущелий,
как ветер, легки,
бежали враги. –
«Кентавры и церберы,
хулители первые
любви и добра!
Настала пора
вам драпать из рая,
скуля и стеная!
Во мне еще сочные
ростки непорочные
благого стремленья
не сгублены тленьем,
и, дайте лишь срок,
дивный цветок,
доселе не виданный,
над злом и обидами,
в грязи и пыли
угрюмой земли
раскроет свои
лепестки.
А вы – вы презренные,
паршивые, тленные
служители ада!
Вот ваша награда!» -
И, что было сил,
доской запустил.



                ЛЮБОВЬ

Помнишь: поздно ночью у реки туманной
Ты мне подарила поцелуй желанный?
Мы с тобой шагали по росистой тропке,
Слушала с волненьем ты мой лепет робкий.
Был я этой ночью наверху блаженства,
Почитал тебя я чудом совершенства.
До утра не смели мы с тобой расстаться,
Только на рассвете начали прощаться.

Встало из-за леса гордое светило,
Золотым сияньем пашни озарило;
Заблистали росы радугой цветистой;
Зазвенел над лесом колокольчик чистый:
Это в светлой роще под зеленой кущей
Соловей восславил этот мир цветущий.
Одурманясь счастьем, сладкою истомой,
Я широким полем направлялся к дому…

Но давно минули годы упоений,
Навсегда уснули муки наслаждений,
Сморщился и сникнул мой рассудок бренный,
И прокрался в душу холодок растленный.
                10 декабря 1972 г.


                ЭКСПРОМТ

Могучий пантеизм меня убережет
От дрязг, и суеты, и жалкого фиглярства.

                1973 г.

                ***

Влачится скорбный катафалк в пустыне.
И божьи слезы падают с небес
В сухой песок.
Это я умер…
Это я, я умер!!!
Это плачет тот, которого я больше всех любил;
Это бог Безверия.
Умирая, я завещал ему, чтобы он шел к другим.


                ***

«Как не быть ему с этаким белым лицом подлецом? –
Мой приятель спросил и кивнул на него головой. –
Я готов свою душу в ломбард заложить, ей-же-ей,
Только этого парня нам надо побить поскорей:
Ну, не нравится что-то мне этот позер и поэт…
Я обязан сейчас показать ему corps-de-ballet!»


                ТОМЛЕНИЕ

Ты приди, приди,
Девка красная,
Разгони, развей
Грусть-кручинушку.
Не скопец ведь я,
Не кастрат какой,
Мне нужна любовь,
Сила страстная.

Обойми, прижми,
Обогрей меня,
Опали меня
Поцелуями! –
Очертя башку,
За тобой пойду,
Позабуду враз
Силу времени.

Расплети, рассыпь
Косы русые,
Отдохни, присядь
На зеленом мхе;
Приголубь меня,
Горемычного,
Изгони мои
Мысли черные.
                17 марта 1973 г

              ***

Ах, ко мне иди скорей,
Скинь халат просторный,
Обнажи атлас грудей
И мысочек черный;
Дай тебя обнять скорей
И рукой проворной
Потрепать каскад кудрей
И мысочек черный.

О, играй со мной, играй
И пленяй, как кошка,
Дивной прелестью бедра
И точеной ножкой!
Поиграем до утра;
Лишь рассвет в окошко,
Ты провозгласишь: «Пора!
Скатертью дорожка!»

О, прелестница моя,
О, моя кобылка,
Нам всевышний не судья
В нашей страсти пылкой!
Где-то слезы в три ручья,
Где-то казнь и ссылка…
Где же задница твоя,
Дорогая милка? –

В ней вся мудрость наших дней
И познанья корни!
Обнажи атлас грудей
И мысочек черный,
Поцелуй меня скорей,
Обними проворней, -
В этом мудрость наших дней
И познанья корни!
                2 мая 1973 г.

                ***

                Я мечтою ловил уходящие тени…

                К.Д.Бальмонт

Ты мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени той весны голубой.
Ты на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под твоею ногой.

Но чем выше ты шел, тем скорей исчезало,
Тем скорей исчезало дарованье твое,
Сила звонких созвучий вотще пропадала,
Ни за что пропадали очертанья ее.
Вот наверх ты взошел, и тебе открывались,
И тебе открывались горизонты земли…
И с небес, словно свет, на людей изливались,
На людей проливались с неба песни твои.

Это время прошло. Девяносто три тома,
Девяносто три тома нежных песен твоих
Залежались в пыли, никому не знакомы,
Никому не знакомы от небес до земли.

Так зачем ты ловил уходящие тени,
Уходящие тени той весны голубой?
Ты прожил, как дитя, преклоняя колени,
Преклоняя колени пред своею судьбой…

                15 мая 1973 г.


МИР ЧУВСТВЕННО ВОСПРИНИМАЕМЫХ
ВЕЩЕЙ В КАРТИНКАХ
                Я.А.Коменскому
Какого черта,
спрошу я гордо,
живут на свете
болванов орды?
Зачем довлеет
над нами скука?
Зачем тупы мы
и близоруки?
Ну, почему же
все наши мысли
вокруг пеленок
навек повисли?
Мы приобщились
и закоснели
в своих квартирах,
в своей постели.
У нас машина
и рот обширный,
четыре кошки
у нас в кумирне;
для лучшей жизни
еще бы нужно
купить для дочки
для незамужней
набор простынок,
ночных сорочек, -
ну, словом, всё, что
она захочет:
манто и шубку,
два одеяла,
чтобы невинность
скорей теряла;
сервиз хрустальный
и магнитолу,
чтоб не скучала,
была веселой;
да барахлишка
рублей на двести,
как подобает
младой невесте…
Да-а, жизнь настала!
Не жизнь – малина!
Еще скопить бы
на пианино…
Пускай прокиснем,
но не прервем мы
столь долгожданной
счастливой дремы.
Когда желудок
наполнен пищей,
то, право, будет
и дух насыщен.
Пусть в катаклизмах
живет планета,
а нам, по правде,
плевать на это:
мы – тоже сила,
нас – миллионы!
Одну шестую
вогнали в сон мы.
                16 июня 1973 г.



              ЛЕТНИЕ СНЫ

                Анатолию Софронову

Вот вам, молодые люди,
Удивительнейший сон:
В нем – трепещущие груди,
Шейк и чарльстон,
В нем любовная завязка,
Буффонада, туш,
Трюки, игры, смех и пляска
Для простецких душ;
Адаптация Шекспира
Применительно к селу,
Исцеление для сирых
И мораль ослу.
Веселитесь, ешьте, пейте,
Прыгайте козлом, -
Как прекрасно жить на свете
Резвым мотыльком.
Государство, совесть, право,
Вдохновенной музы глас
И эстетика, - ну, право,
Это не для вас.
                24 июня 1973 г.



                ИСПОВЕДЬ СЫНА ВЕКА

Вчера Эрот в меня пальнул:
Я шел с базара, помнится,
А там, известно, шум и гул;
Окликнул кто-то… я взглянул –
И…и мучился бессонницей.

Я видел девушку; она
Была так хороша собой,
Что без нее, как без вина,
Не прожил я и часа бы.

Ну, я подъехал в  тот же час:
Спросил, мол, как же звать-то вас?
Она ответила смутясь.
Назначил встречу я как раз
Сегодня в полдевятого.

Глаза всю ночку не смыкал
И выпил не один бокал,
Покуда чуть забрезжило;
Заснул под утро, в полдень встал,
Да голова несвежая.

Опохмеляться я пошел;
Завидел Ваську Рыжего:
Он славный малый, литробол, -
Бывало, нагрузясь, как вол,
Я у него просиживал
До трех утра.
                Ну, значит, так:
Сообразили кое-как,
Купили две портвейна мы;
Мой Васька сразу же размяк.
Пошли – куда? – неведомо.

Какой-то тут молокосос
Нам подвернулся под руку.
Что делать? Нам его пришлось
Переработать на навоз:
Набили морду отроку.

Свиданье тут – рукой подать.
Девчонку ни к чему ругать:
Она была податлива;
А впрочем, девственнее  ****ь
Отыщете навряд ли вы.

Мы на квартире-то у ней
Устроили баталию:
Закрыли двери поплотней,
Винца хлебнули, потесней
Прижались и так далее…

И пропустивши по одной,
Наутро плелся я домой.
Шатались люди пьяные.
И в голове моей пустой
Вмещалось мироздание.
                4 декабря 1973 г.



                ПОЭМА
                Пролог

                И мне и всем остальным,
                Раз в небе никого нет.
                А.де Мюссе

                1
Хочу воспеть высоким слогом
Деянья прежних славных лет;
Хочу – и вкупе с вышним богом
Остановлю разбег планет;

Внимайте в почитанье строгом
Всему, что возгласит поэт;
Воззрите на глубокий след,
Какой остался за порогом.

Внимайте грохоту сражений,
Громам ристалищ и боев;
Внимайте мукам поражений
И сокрушению миров.

Да обратится взор господень
На сотворенных мной уродин!


                11
На чердаках, в глухих подвалах,
В амбарах, в сумрачных лесах,
В полях и в водоемах малых
И в монастырских погребах;

В чуланах и в роскошных залах,
В конюшнях, в избах и в хлевах
Живут, распространяя страх,
Мои герои, - я списал их

Так достоверно, что едва ли
Читатель может усомниться.
Е г о рука, е г о десница
Мой ум и память направляли,

Когда я сел и настрочил
Сей дерзновеннейший пасквиль.


                1 1 1

Нигде на карте не найти вам
Благословенной той страны,
В которой были рождены
И умерли миролюбиво

Ее отважные сыны.
Клянусь наитьем и порывом,
Мы вечно помнить их должны
И почитать благочестиво.

Они восстали на тиранов
И цепи рабства разорвали,
Вернув свободу и спасенье, –
 
Но их прогнали, как баранов;
Их били, жгли, четвертовали,
Оставив лишь для размноженья.


                1У
Их предок был мышекантропом,
Но после тьмы метаморфоз
Он сил набрался и понес
Диалектическим галопом.

Назло наветам и поклепам
Он жил, мужал, мечтал и рос,
Но тут пришел Иисус Христос
И все его мечты ухлопал.

Поверил слепо он  в Христа,
Послушно внял Христову слову;
Он дал себе обет суровый
И заклеймил свои уста.

И долго он кадил фетишу,
Как вдруг преобразился Мышью.


                У
Разрушив прежние догматы,
Себя поставив выше всех,
Он стал разнуздан – и тогда-то
Он совершил тягчайший грех:

Противоречьями распятый,
Он возомнил, что, мол, успех
Предназначается для тех,
Кто не щадит в бою и брата;

Кто жаждет счастья и простора
Равно для герцога и вора;
Кто ждет такого государства,
В котором не было б мытарства;
Кто не сидит – и руки в брюки! –
А отдает себя науке.


                У1

В подобном фанатизме рьяном
И угнетаемый нуждой,
Влачился весь народ простой,
Возненавидевший тиранов.

В промозглости сырых чуланов
Сбирались сходки день-деньской.
«Всю власть – рабочим и крестьянам! –
Кричал фабрично-заводской

И прочий люд. – Долой монарха!
Долой одетых в шелк и бархат!

Долой царя и приближенных,
Императриц и королей,
Всех, кто, увенчанный короной,
Блюдет неправду на земле!»


                У11

В одной из стран в такой же час,
В час возмущенья и прозренья,
На свежей травке развалясь
И созерцая лес весенний,

Два грызуна мужского пола
Лежали, рассуждая вслух.
Один – бродяга полуголый,
Второй – студент, мятежный дух.

Внизу виднелся град мышиный;
Садилось солнце за горой,
Бросая отблеск золотой;
Туман спускался над долиной.

С трудом удерживая пыл,
Студент в сердцах проговорил:


                Картина 1. Окрестности Сурисвиля. Вечер.

Студент


Хоть спи, хоть действуй, - все равно
Лежать ты будешь, как бревно,
В конце концов, в своем гробу!
Так не испытывай судьбу!
Чтоб было тяжело вполне,
Добавлю: истина в вине!
Пусть даже истины там нет,
Там есть забвение всех бед.
Рождаясь, умираем мы;
Бредем среди кромешной тьмы,
И  оттого, что мы не верим,
Мы гибнем наравне со зверем.


                Бродяга

Дружище, прекрати свой бред!
Ты хочешь, я скажу в ответ,
Что вся твоя галиматья
Калечит радость бытия.
Коль скоро ты еще живешь,
Ты, стало быть, еще не вошь
И, значит, можешь сделать то,
Что называется мечтой.
Поверь же раз и навсегда,
Что мы – проточная вода;
Мы молоды, и потому
Сумеем мы развеять тьму.
Пускай вокруг тебя застой,
Дойди до истины простой:
Кто не боролся, тот не жил;
Кто сразу руки опустил,
Завидев зло вокруг себя,
Тот не борец, а краснобай;
И кто, как ты, скулит повсюду,
Тот смахивает на Иуду.

                Студент

Не хнычу я и не скулю:
Я просто жизнь свою люблю;
Досадно было бы терять
Все то, что не вернется вспять.
Так много протекло веков,
Но нет житья от дураков.
Зачем же буду я, скажи,
Бороться против зла и лжи,
Когда известно наперед,
Что все своим путем пойдет,
И каждый новый Прометей
Погибнет от руки мышей.
Не лучше ли податься прочь
От места, где спустилась ночь,
От места, где царит чума,
Туда, где воцарился май?
Чем быть агнцом на этой бойне,
Не лучше ль в лес, - ведь там спокойней?!

            Бродяга

Что ж, всё бы было хорошо,
Но ты-то со своей душой,
В которой, - это видно въяве, -
Теснятся помыслы о славе…


            Студент

Врешь, я их начисто лишен!


           Бродяга

Нет, ты взгляни! Наполеон…
Как скоро он всего достиг!
Судьбой наложенных вериг
Не убоялся он ничуть;
Избрав однажды трудный путь,
Он, несмотря на скромный чин,
Достиг блистательных вершин, -
Все потому, что знал мышей.
А ты от них бежишь, злодей!
Поверь, чем дальше мы живем,
Тем лучше чувствуем нутром,
Как поступить, на чем сыграть,
Где отойти немного вспять,
Где беспощадным быть, а где
Слегка побаловать людей*.
Познай законы бытия –
И вмиг исполнится твоя
Мечта о первенстве своем:
Ты станешь маленьким божком,
Вокруг которого толпой
Тесниться будет род людской*.
У нас арена действий есть:
Всех тех, кто недоволен днесь,
Собрать мы можем воедино
И повести на штурм твердыни.


                Студент

Что за твердыню ты в виду
Имеешь?
               
                Бродяга

                Господи! Да ту,
Что так упорно нас гнетет
И принуждает напролет
И дни и ночи причитать!
Но, правду-матушку сказать,
Я мало верю в наш успех:
Наделены мы, как на грех,
Мягкосердечьем, слабой волей,
И будем биты поневоле.

   * - опечатки типографского наборщика.


                Студент

В зеленой мгле моих лесов
Кипенье птичьих голосов;
Медвяный воздух свеж и прян;
Кузнечики в траве полян
Трещат; ручей среди стеблей
Студеной влагою своей
Поит окрестные луга…
Как бесконечно дорога
Свобода сердцу моему!
Нет, слов твоих я не пойму.
Всё, всё – тщеславие и дым!
Мы на  распутии стоим;
В нас много гнили завелось.
Пускай придет второй Христос,
Который паству исцелит
И увлечет в горячку битв.
А, видя эту чернь и сброд,
Никто в сраженье не пойдет.
Найти покой – уже победа;
Я буду пантеизму предан.
………………………………………………………………..
 (поэма не окончена за иссякновением замысла)
               
                декабрь 1973 г.



«КАК БУКЕТ ЦВЕТОВ В БЛАГОРОДНОМ ВИНЕ»

                (роман в стихах)

«А, так вот ты где, дружочек мой любезный!
От меня вы не уйдете безвозмездно!
Ваша песенка, дружище, будет спета
В непосредственной близи от туалета:
Прямо в госпиталь доставят вас отсюда.
Получайте за предательство, Иуда!»

Завязался поединок в туалете,
И сцепились два приятеля, – заметьте!-
О которых говорили, что едва ли
Друг без друга их когда-либо встречали,
Что легенда о Пиладе и Оресте
Ныне снова оживает, и что вместе
Окочурятся, по-видимому, оба.
И откуда столь неистовая злоба?

Но позвольте мне юнцов моих представить:
Валентин Бурундуков и Виктор Лаветь,
Оба юные, как божьи херувимы, -
Да пребудет благодать моя над ними!-
Оба, кажется, любители хоккея,
Посещают стадионы, не жалея
Ничего для достиженья этой цели;
Оба были музыкантами и пели
Ча-ча-ча, аккомпанируя на нервах.
Оба были любомудрами, во-первых;
Во-вторых, библиофагами отчасти:
Прочитали пенталогию «Ну, здрассьте,
Я Балуев», «Описанье писсуаров» -
Краткий справочник в семи томах поджарых,
«Ох, ты, гой еси, головушка дубова!» -
Свежевышедший роман Петра Писцова,
Приключенческую повесть «Дело №»,
От которой Виктор даже чуть не помер,
Прочитали также «Аленький цветочек»,
«За туманом», «Боль других» и много прочих.
Ну, а в-третьих, оба были непорочны,
Не шатались по задворкам темной ночью,
А покорно в своих спаленках лежали
И, дивясь своей неведомой печали,
Рисовали нежный образ незнакомки:
Профиль милый, взор туманный, вздох негромкий,
Тихий шепот и томленье поцелуя…
Совлечение покровов и ночную
Гладиаторскую схватку с незнакомкой,
У которой, как известно, вздох негромкий,
Плечи круты, пузо голо, грудь нагая,
Как у Евы до изгнания из рая…
……………………………………………………………………………….
 *-дальнейшее вымарано, включая три части и эпилог (прим. автора)


                ***

В голубой предрассветной дали
              по безмолвию,
Обнявшись, мы с тобою прошли –
не вернулись мы.
Слезы, радости первой любви
как спасения –
Все исчезло – лишь холод в крови,
лишь сомнения.
Этот бег в деловой суетне –
конь стреноженный.
Позаботься, любовь, обо мне,
потревожь меня.


СЧИТАЛКА

Идет
вперед
святой
синод.
За ним
идет
простой
народ
и вопиет:
«Когда же черт
его возьмет,
святой синод?!»
   

       ***

Какие приливы
любви и тоски
при виде твоей
худощавой руки!
Какое смятенье,
борение чувств
при виде твоих
ускользающих уст!
Когда ты покорно
лепечешь "прости",
какое желанье
тебя унести!
Когда же бежишь ты
к реке голубой,
какое желанье
бежать за тобой!

         26 января 1974 г.


      
       МАЛЕНЬКАЯ ИСПОВЕДЬ

Целый день приобретаю -
Господи, прости!
Для чего, и сам не знаю,
Лишь бы унести.
Я люблю разнообразить
Бытие свое:
Покупаю унитазы.
Крупы и белье,
Телевизоры, кальсоны,
Всяческую снедь;
Я, как юноша влюбленный,
Все хочу иметь.
Вижу, двое тащат Гете
В тридцати томах:
"Эй, друзья, зачем несете? -
Крикнул я в сердцах. -
Эти книжки не наденешь,
Даже съесть нельзя;
Столько выброшено денег -
И, выходит, зря!
                1974.
      
        ВОПРОСЕЦ

"Штурмы с паденьем
женщин и стен -
вот что мы ценим,
прочее - тлен!"
А! Зоилы поэта,
стило берете?
Постойте! Это
написано Гёте.
Неужто попрете
против Гёте?
Слышу, снуете:
"Боже, спаси и сохрани меня..."
А против
        ИВИНА?
            

          ***
                Галине Воронцовой

Я любил тебя, любил...
Силы, молодость и пыл
Я потратил безрассудно.
Ты осталась холодна.
Чашу горестей до дна
Я испил, а это трудно.
"Для кого ж ты сберегла
Нежность юного чела,
Жар нетронутого тела?"
Страсть моя была светла,
Ты ко мне не снизошла, -
Так чего же ты хотела?
Я страдал и день и ночь
И, не в силах превозмочь
Этот ад душевной муки,
Плакал в сумраке ночном,
Трепеща перед лицом
Затянувшейся разлуки.
Если б ты тогда пришла,
Бросив все свои дела,
Из простого состраданья...
Только чуточку тепла
Уделить бы мне смогла...
Но напрасны все мечтанья!
Галя! Сложен путь мирской.
Часто мучится тоской
Тот, кто был себялюбивым.
Охраняя свой покой,
При жестокости такой
Постарайся быть счастливой.

             
          ***

                Георгию Соболеву

Поздно. Гаснут огни.
Гибельна власть тьмы.
Мы среди мрака одни.
Одни среди мрака
                мы.
Где ты? Где? Я не вижу.
Руку мне протяни.
Мы среди мрака одни.
Прошу тебя, будь ближе.
            

              ***

И как последний из семьи Зевесовой,
Я ухожу за дымовой завесою...
Теперь я понял: жить среди людей
Или же биться головой о стену -
Одно и то же; ничего смешней,
Глупей, нелепей нет во всей вселенной!

                1974 г.
         

           В ДЕНЬ БРАКОСОЧЕТАНИЯ

Я вкатывал камень - черт побери!- на высокую гору,
Но камень падал - черт побери! - с вершины этой горы.
Мне одному - черт побери! - это уже не под силу.
Будь что будет - черт побери! - станем вкатывать вместе.

                1976 г.
               
                ЭКСПРОМТ,

сочиненный по истечении трех часов тягостных раздумий

                Счастья нет, приятели,
                Нет любви и дружбы.

          
        ***
 
Ученье Спинозы
хуже занозы;
ученье Декарта -
побитая карта;
учение Канта -
для дилетанта;
спенсерианство -
одно шарлатанство.
И только Ленин -
истинный гений.

              ***

Мы медленно плыли по тихой реке,
Соприкасаясь телами,
И в небо смотрели.

          ***

На заре струится,
Льется без конца,
Как смола живица,
Песня скворца.
Есть чему дивиться,
Слушать, восклицать:
На заре струится
Песня скворца.


            ***

О том, что я жил на свете,
Будут лишь двое знать:
Врач, принимавший роды,
И тот, кто возьмется вскрывать.


             ***

Подснежники, прорастете ли вы этой весной?
Я настолько во всем изверился,
Что думаю,  - вы не прорастете.