Усушка и утруска

Победное шествие депрессии по планете некоторые называют "тихой эпидемией".
Да, но почему депрессия – это болезнь? Почему не просто – пониженное настроение?
Ну надолго. Ну на всю жизнь. Ну и что?

Кто вообще, кроме тех, кто еще порхает от линка "Приколы" к баннеру "Funny photos" может похвастаться устойчиво нормальным настроением?
Да и кликанье это, которое становится уже навязчивым и лихорадочным, - оно ведь тоже от необходимости подпитки.
Без подпитки ведь жизненный тонус приходится держать буквально руками.
Как будто у тебя при входе в жизнь как в камеру, - ремень забрали и пуговицы срезали.

Ну допустим, есть очень чувствительные натуры с буйной психосоматикой.
И у таких натур малейшее помутнение картины мира вызывает прыщи в разных местах, аллергию на воду и печень вдруг начинает сомневаться, – "а чего это я, мол, вкалываю тут за всех?"
Но сколько таких?

Допустим даже, что волну депрессии оседлала, как заправский серфер, черная, знаете, такая худощавая фигурка. С косой. И, стоя на гробу заместо доски, косит всех слабонервных.
Ну и что? – в общем, это же естественная "усушка и утруска" количества душ. Полученных, без накладной, на склад этого мира.

Да нет. То-то и оно, что депрессия – это усушка и утруска не количества, а качества душ.
Слишком долго наше "я", давало себя, использовать всем кому ни попадя.
Мастерам вдохновлять на что угодно и очаровывать чем попало.

Палящее солнце осознания себя, которое разгоралось тысячелетиями, выжало, выпарило из нашего "я" весь этот дурман.
И оно, наконец, сухо и прямо взглянуло на своего обладателя.
И спросило: "Я – это кто?"

Тысячелетия настойчиво и мелко трясли этот мир, и наконец, утрясли. Все улеглось, уплотнилось.
И то, что всегда рождало желания, суля наслаждения. И те, кто эксплуатировал природный механизм наших желаний, чтобы нами же пользоваться.
Все это улеглось, уплотнилось и стало видно что к чему.
И стало возможно нам, взглянув, определиться – стоит овчинка выделки, или нет.
И отрезвление, на которое раньше уходило несколько жизней, сейчас наступает у многих к двадцати годам.

Теперь твое "я" испытующе и требовательно смотрит на тебя, а тебе нечего ему и ответить.
Ты и видишь, какое оно блестящее и драгоценное. Ты уже и пытался вставить его в чудесную оправу из вещей, дел, легких знакомств и увлечений.
А оно все выпадает. Да и сам ты чувствуешь, что оно ни в какой оправе не удержится.

Ему надоело, что ты его тычешь куда не попадя, - чтоб все увидели, какое оно. Ему надоело блистать самому.
Ты все еще видишь лишь его, свое "я". А оно уже видит и чувствует чудесную мозаику всего мира.
И ждет, что ты найдешь для него место в этой мозаике.

Оно уже всем существом своим там, в этой великой мозаике. Вместе с другими чудесными "я".
А ты, вместе с их обладателями, стараясь не касаться, лежите россыпью камешков на берегу.
А волна все ближе. А на ней, как заправский серфер, черная, знаешь, такая худощавая фигурка.

Ну, и как тут не быть мировой депрессии?
Когда на каждого смотрит, испытующе и требовательно, его "я", - а ему и ответить нечего.