13. Глава тринадцатая. Виноград

      Рота медленно поднималась вверх. Пацаны шли, хрипели лёгкими, 4 или 5 раз падали на тропу во время привалов. Голова роты с Рогачёвым, Спыну и со мной, поднялась по раскалённому глинистому склону метров на 300. Мы находились на высоте 2200-2500 над уровнем моря. Это были не самые жуткие горы, это была прелюдия к ним. Однако, этой «прелюдии» мне вполне хватило для того, чтобы испытать самые низменные ощущения. Я с ужасом смотрел на пацанов из Девятой роты, которые уходили вверх, в даль, к страшным коричневым скалам. Блин, какой архангел-мучитель занёс каждого из них в горнострелковый батальон? За что им «это всё»?
        Несмотря на то, что наша рота «гуляла» не по самым жутким кручам, Рогачёв очень быстро выбивался из сил. Он часто объявлял привал, садился на тропу, хрипел, матерился и проклинал жару, тяжелый вещмешок, хозяина вещмешка и всё, во что попадал взглядом.
     На одном из привалов, со свистом и шипением, на его боку рация заговорила голосом Замполита. Оказалось, Рогачев задал слишком большой темп движения, забрался слишком высоко. Поэтому теперь надо спускаться назад. От этого известия Рогачёв пришел в неописуемую ярость. От злости он покраснел лицом, раздулся, как воздушный шарик. Казалось, что от бешенства он вот-вот лопнет, или, как минимум, пёрнет.
    Пыжился-пыжился Рогачёв, но не лопнул. Поэтому, Замполиту было кому поставить задачу. Замполит её поставил: спуститься с предгорья вниз, подойти к окраине кишлака Вумарэ, занять исходные позиции для его прочески.
      Получив такую чудесную задачу, Рогачев обматерил Замполита, а когда рация смолкла, то и его родственников. Матюгался Рогачев громко и самозабвенно. Через пару минут проматюгался, поднялся на ноги на тропе, обратился ко мне:
 - Как фамилия последнего бойца? - Рогачев вытянул шею, подбородком, взглядом и мимикой показал мне на огрызок нашей колонны.
 - Вон того, фамилия, который замыкает.
 - Этого? Этого от которого Ульянов отстал? - Я вытянул руку с оттопыренным указательным пальцем.
 - Опусти руку, болван! – Рогачев пошагал сверху склона вниз ко мне. – Никогда не жестикулируй, если хочешь жить. Это только в учебках идиоты в погонах залазят на сопку и размахивают красными флажками. Здесь, если будешь махать, то первый пулю получишь. Подумают, что ты командир и шлёпнут. Из-за тебя мне за компанию может достаться. Понял?
 - Понял. – Я опустил руку. – Десембаев его фамилия.
 - Десембаев! – Рогачев вытянул шею (как будто от этого сделается громче), закричал тоненьким голосом вниз по склону.
 - Десембаев, а ну, кру-гом! Вниз шагом марш! Остальная банда за Десембаевым! Дистанция 5-7 метров шагом марш!
     Десембаев оглянулся назад, на ту часть роты, которую возглавлял Замполит. А Замполит со своим войском уже двигался перпендикулярно направлению нашей тропы к кишлаку Вумарэ. Десембаев покрутил башкой. Посмотрел то на Рогачева, то на Замполита, то на Замполита, то на Рогачева. В результате недолгих терзаний поправил на своём горбу вещмешок, сошел с нашей тропы и пошлёпал по непроверенной сапёрами «целине» к кишлаку. Наперерез Замполиту. Остальные бойцы один за одним почапали вниз по тропе. Они доходили до следов Десенбаева, потом сворачивали с тропы и шлёпали за ним по целине.
 - Вот грёбаный папуас! Вот бабуин притыренный! – Рогачёв сверху-вниз по тропе «докатился» до меня, задыхаясь от возмущения, обзывался на Десембаева.
 - Духи не настолько богатые, чтобы заминировать все горы. Но, надо же было ему по проверенной тропе вниз двигаться! До того места, где с тропы свернул Замполит! А он (Десембаев) по целине попёр! Ну баран! Ну падла! Ну, блин, если он у меня подорвётся!
     В это время Десембаев, спокойно, размеренно шагая, дотопал до ещё одной горной тропы, которая просто так валялась в горах по склону и теперь по нелепой случайности подвернулась на нашем пути.
 - Десембаев, бля! – Рогачёв заорал у меня над самым ухом. Я аж присел от неожиданности.
 - На тропу не наступать! Перепрыгивать всем эту чёртову тропу! В ней могут стоять мины! Подступы к кишлакам часто перекрывают минными цепочками!
     Вскоре Десембаев дочапал до Замполита, обе части нашей роты сошлись на окраине кишлака, возле огромного виноградника. Рота двинулась в виноградник. Взводы смешались. Солдаты в хаотическом порядке группами по 5-6 человек входили в виноградник между высоченными стенами из веток и виноградных листьев.
 - Стой! – Высокий голос Рогачева перекрыл шелест веток и листьев. – Всем оставаться на своих местах! Будем ждать, пока роты прикрытия сверху выйдут на наш рубеж!
     Раз пошла такая пьянка, то я скинул с плеч на землю тяжеленный вещмешок, принялся озираться. Впереди и сзади меня находились наши солдаты. По бокам от меня поднимались зелёные стены виноградника. «Хорошее время, чтобы достойно встретить старость», подумал сам себе я, сорвал большую гроздь винограда. Ягоды были округлые, почти идеальной сферической формы, прозрачные, как янтарь. У меня мелькнула мысль о безопасности – а вдруг душманы отравили виноград спецом для нас?
     Стена виноградника дёргалась, как в конвульсиях, шелестела листьями и чавкала солдатскими хлебальниками. Блин, много яда надо насыпать, чтобы отравить всю эту команду. Скорее всего, на всех яду не хватит – подумал я, оторвал грязной от пыли рукой одну ягодку, засунул её себе в рот. Ягода в моём хлебальнике лопнула, из-под прозрачной янтарной кожицы внутри меня растёкся тёплый сахарный сироп. Ели в мире бывает какой-нибудь яд, то это именно он! Потому что он напрочь выключил мозг военнослужащему солдату. Я с выключенным мозгом принялся обеими руками разрывать на части виноградную гроздь и засовывать себе в утробу. Я чавкал, сопел, засовывал ягоды себе в рот обеими руками. По рукам, по подбородку, по шее, по локтям потёк тёплый липкий сахарный сироп.
 - Пацаны, чавк, бля-а-а, чавк-чавк! Да это же МАНГО! – Долетел до меня из-за виноградной стены голос Орла.
     Рядом со мной в винограднике оказался Сайфулла Суванов. Он повесил свой ручной пулемёт себе на плечо вниз стволом, двумя руками погрузился в плотную листву винограда. Покопался в листве какой-то промежуток времени, затем вытащил из листвы огромную гроздь, составленную из небольших продолговатых ягод. Сайфулла подсунул эту гроздь мне под нос:
 - Кишмиш. Косточка нэту. Папробоваль – язык глаталь!
     Я запустил свои руки в те листья, в которых Суванов поймал гроздь кишмиша. Через пять секунд поисков в листве, я поймал в свою пригоршню гроздь. Оторвал несколько прозрачных продолговатых ягод, закинул себе в рот. Пришел к выводу, что за всю свою жизнь я не пробовал ничего более вкусного, сладкого и ароматного. Какой, нахрен, «язык глаталь»! Тут можно все зубы вместе с языком проглотить! Я поглощал ягоды, забыв обо всём на свете. Жрал их, как в последний раз, не обращал внимания на потоки сладкого сиропа, текущие по моему подбородку и на прилипший к сиропу листик.
 - Слышь ты, обжора. – Манчинский подошел ко мне, ткнул меня локтем в бок.
 - Там впереди из земли какая-то железяка торчит. Вдруг мина? Подойди, глянь?
        Если бы я сейчас выпустил из своих рук кишмиш, если бы перестал заталкивать грязными пальцами виноградины в свои органы первичного пищеварения, я немедленно получил бы самое сильное разочарование за всю мою горемычную солдатскую жизнь. Этого я позволить себе не мог, поэтому вытер липкими от сока руками липкую от сока рожу, скорчил самую умную гримасу, на какую был способен, ответил Манчинскому:
 - С Замполитом приданный сапёр шарился. Передай по цепи, пусть придёт, поковыряется в твоей мине.
- Слышь, гусеница! Хватит жрать! – Манчинский снова толкнул меня локтем в бок. - Сейчас дадут команду «вперёд», эта херотень долбанёт и положит пол взвода. Иди, глянь, ты на Зубе Дракона нормально справлялся с минами.
       Мне о-о-о-очень не хотелось прерывать процесс пищеварения сладкого винограда. Однако, Манчинский был прав. Если впереди установлена мина, если она долбанёт и поранит кого-нибудь из пацанов, то я потом себе этого не прощу и от позорного прозвища «сцыкун» никогда не отмоюсь. По этой причине мне пришлось согласиться с доводами Манчинского. Я горестно вздохнул, сорвал на дорожку несколько гроздей винограда, нацепил себе на горб отвратительный вещмешок, потопал за Манчинским к его отвратительной мине.
       «Мину» нашли быстро. Между высоких стен виноградной лозы в грунт был воткнут какой-то предмет, выполненный из серебристо-белого металла. Предмет был очень похож на длинную алюминиевую трубку, просверленную большим количеством маленьких дырочек. Скорее всего, это был хвостовик от выстрела из противотанкового гранатомёта или подобного устройства. Единственное, чего не доставало для полноты картины – это хвостового оперения. А раз так, раз оперение отсутствует, то у меня не получается опознать данное устройство. Раз не могу опознать, то в силу вступает пункт из «Инструктажа» Майора Зимина: - « … руки, куда не надо, не суём. ... Поотрывает нахер всё, что всунете, куда не следовало». 
 - Не, Саня, эту штуковину я опознать не могу. – Я повернулся от «мины» к Манчинскому. – Надо звать сапёра.
           По цепи передали, что нам требуется сапёр. Время шло, сапёра не было. Саня Манчинский нервничал.
 - Ну, засади в неё из автомата, раз сапёра прислать не могут. – Предложил я Сане рациональное, с моей точки зрения решение. - Засади и всё будет понятно. Если долбанёт, значит мина. Если нихрена не долбанёт, то значит нихрена не мина.
     Манчинский рывком надвинул себе панаму на брови, принялся устраиваться на позицию для стрельбы лёжа. Я решил не рисковать, не дожидаться результатов стрельбы, подался назад, к Суванову и кустам с кишмишом.
        Через какое-то время со стороны позиции Манчинского простучала короткая очередь. Манчинский сделал несколько выстрелов по подозрительной трубке. Он убедился, что перед ним нет никого из наших, залёг, с безопасной дистанции прострелил трубку из автомата.
- Кто стрелял! Какая манда стреляла!!! – Сзади меня, с параллельной «грядки» винограда раздался истошный визг Рогачёва. Кусты зашевелились, затрещали, выплюнули из себя Рогачёва.
 - Я стрелял. – С противоположной стороны ряда виноградника, сквозь листву и ветки, на голос Рогачева возник Манчинский с дымящимся автоматом. – Там мина какая-то.
 - Ты – макака сраная! Ты что, меня убить захотел? – Панама у Рогачёва сбилась набекрень, жиденькие светленькие кучеряшки волос рассыпались по виску и лбу. Перекошенное от злости лицо Рогачева из-за этих кучеряшек стало похоже на девичье. – У меня пули над самой головой воют, а он тут, падла, обезьяна сраная, стрельбу устроил!
 - Так! Что здесь такое?! – На сцену из листвы вывалился наш высоченный Замполит.
 - Да вот этот гадский сержант меня в винограднике, как драную кошку, чуть не пристрелил из автомата! – Рогачёв визжал и махал на Манчинского руками.
 - Ты чё, ох@ел, сержант? – Замполит с невозмутимым выражением лица повернул на Манчинского щётку своих усов. – Ты чё, Манчинский? Ё@у что ли дался?
 - Да я не в него! То есть не в них, а вон туда…! – Манчинский робко приподнял руку в сторону кишлака. – Там мина была.
 - Он из меня чуть сито не сделал! Он, козлина, меня чуть не пришил! Я ему прикладом сейчас башку отобью, чтоб думал сперва! У меня все пули над головой выли, а он, козёл, ещё трындит, как проститутка Троцкий!
     Офицеры, раздвинули виноградник руками, скрылись из поля зрения. Там, куда они ушли, там, за соседними рядами виноградника, раздавались визгливые крики Рогачева. Похоже, что Рогачев по очереди рассказывал всем, кто попадался ему на глаза историю о том, как Манчинский его чуть не убил и ещё, гад, в этом не хочет признаваться.
 - Во дурак! – Манчинский в полном ахуе пару минут поморгал глазами вслед удаляющемуся визгу Рогачёва. – Ну, пипец!
     Ещё час рота просидела в винограднике. От сладкого сока склеились пальцы, склеилось всё во рту, гимнастёрки прилипли к пузу на подтёки сладкого сока. От обилия выжранного сахара всем захотелось пить. Это стало грустной карой за чревоугодие. Потому что воду надо было экономить.
     Через час обжорства рота получила команду на выдвижение.