Катастрофу в районе Вязьмы можно было предотвратит

 
Катастрофу в районе Вязьмы можно было предотвратить
Лев Лопуховский

    Катастрофу в районе Вязьмы можно было предотвратить
Лев Лопуховский
 

                КАТАСТРОФУ  В  РАЙОНЕ  ВЯЗЬМЫ
                МОЖНО  БЫЛО  ПРЕДОТВРАТИТЬ
              (новая редакция уточнена18.5.25)

      
         А зачем сейчас вспоминать об этом? Говорят же: история не знает сослагательного наклонения.  Но я отношу  себя к  историкам, которые  придерживаются противоположного мнения –  исторические альтернативы   рассматривать полезно, более того – необходимо. Только таким образом можно извлечь опыт из случившегося. Это особенно важно для военного искусства, являясь непременным условием его развития. При разборе операций и сражений, тем более - неудачных, кроме выяснения причин поражения, следует обязательно рассматривать и альтернативные варианты решений командных инстанций и действий войск, при которых можно было избежать наихудшего развития обстановки.

      Вернуться  к  трагическим событиям 1941 г. необходимо и потому, что в последнее время тенденция оправдания тогдашнего военно-политического руководства еще более усилилась. Некоторые историки и публицисты  утверждают, что летом и осенью 1941 г. все делалось правильно. Советское командование своевременно принимало решения, соответствующие обстановке, и твердо управляло войсками. Но враг был еще силен, и иного развития  событий тогда избежать было невозможно. Например, в первом томе новой 12-томной истории Великой Отечественной войны, написанной корифеями российской исторической науки, ни о какой катастрофе вообще ничего не говорится. Лишь упоминается, что в октябре 1941 г. под Вязьмой   некоторые армии оказались в катастрофическом положении. При этом, как правило, замалчивая реальные масштабы поражения.

        Потомков   солдат и офицеров, погибших на дальних подступах к Москве,  до сих пор продолжает волновать вопрос, почему так трагически сложилась судьба их родных и близких, воевавших в составе многих соединений наших войск, в том числе и дивизий народного ополчения Москвы. Могли ли они сыграть более активную роль в отпоре врагу?

      Так  можно ли было избежать  катастрофы или ее не было?  На этот вопрос   ответ дал маршал Г.К. Жуков: «<…> Катастрофу в районе Вязьмы можно было предотвратить. <…> наши войска могли избежать столь масштабного окружения. Для этого необходимо было своевременно более правильно определить направления главных ударов противника и сосредоточить против них основные силы и средства за счет пассивных участков. Это не было сделано, и оборона наших фронтов не выдержала сосредоточенных ударов противника».

       В  мемуарах маршала приведенный выше абзац следует сразу за его  рассказом о посещении штаба Западного фронта 7 октября.  Поэтому некоторые историки, слабо разбирающиеся в  военном деле,  попытались опровергнуть его мнение:  дескать, Жуков не знал тогда  сложившейся к этому времени обстановки, в т.ч. и соотношение сторон в силах и средствах.  При этом они, как правило, заодно стараются всячески  преуменьшить масштабы катастрофы.

      В результате  исследований последних лет удалось глубже понять замыслы решений командующих и действия   войск обеих воевавших сторон. И сейчас  мы знаем о трагических событиях под Вязьмой в октябре 1941  г. больше, чем Г.К. Жуков при своей жизни.
        Сейчас мы можем оценить  соотношение в силах и средствах к началу операции «Тайфун».  Противник превосходил Западный, Резервный и Брянский фронты по пехоте в 1,4 раза, в танках — в 2,2, в орудиях и минометах — в 1,9 раза. Такое соотношение сил давало возможность вести успешную борону.  Во всяком случае, можно  было избежать двойного окружения под Вязьмой и Брянском и полного разгрома тех фронтов.
        Теперь  в нашем распоряжении  и документы тактического уровня из западных источников. При этом   выявились  новые факты,  свидетельствующие о неиспользованных возможностях  избежать столь масштабного окружения войск и последующей катастрофы.  На основе материалов исследования  событий того времени я в 1977 г. стал кандидатом военных наук в Академии ВАФ.  И тема моей диссертации была навеяна ими же – «Выход из боя и отход мотострелковой дивизии».
      При этом мне пришлось доказывать актуальность этой темы. Я даже сослался на эпизод с планом обороны 16-й армии К.К. Рокоссовского, который не утвердил командующий  ЗапФ И.С. Конев (об этом соответствующие начальники даже не знали). А  в 2006 году опубликовал книгу «Вяземская катастрофа».  Сразу отмечу, что все собранные материалы, в том числе и из германского, только подтверждали вывод маршала.
          А сейчас попробую кратко напомнить, как развивались события  осенью 194! г. на западном стратегическом направлении. К сожалению, формат портала Проза.ру не позволяет размещать по тексту нужные схемы и ссылки(все-таки попытаюсь три схемы разместить  на сайте ВКонтакте).

          10 сентября Ставка ВГК директивой войскам Западного фронта приказала прекратить атаки и перейти к обороне. На следующий день на должность командующего войсками этого фронта был назначен И.С. Конев с одновременным присвоением ему звания генерал-полковника.  Войскам западного направления приказывалось перейти к обороне:  «<…> прочно закопаться в землю и за счет второстепенных направлений вывести в резерв шесть-семь дивизий, чтобы создать мощную маневренную группировку для наступления в будущем».
         Сталин требовал не давать покоя врагу, и Ставка поощряла попытки наступать в целях улучшения тактического положения войск и нанесения потерь противнику. Поэтому войска на некоторых участках продолжали атаки и после приказа о переходе к обороне. Хотя общая обстановка к этому времени изменилась кардинально: инициатива перешла   на сторону врага, который теперь мог выбирать время и направления ударов.

          Западному фронту Ставка своей директивой приказала: "<…> 2. Особенно хорошо должны быть прикрыты в инженерном и огневом отношении направления на Ржев, Вязьму и стыки с соседними фронтами» .  В тот же день директивы аналогичного содержания были отданы Брянскому и Юго-Западному фронтам. Резервный фронт директиву получил в копии.

          Надо было готовиться к отражению ударов противника. Между тем, группировка  наших воск   после Смоленского сражения практически не изменилась. Три фронта  оборонялись в первом эшелоне  в полосе шириной до 800 км: ЗапФ – 347 км, БрФ – 345 и между ними -  две армии РезФ - (из шести) - 108 км. Остальные четыре армии РезФ  занимали оборону на Ржевско-Вяземском рубеже (см. схему 1 в ВКонтакте. Там показаны разгранлинии между фронтами).
         
          Так возникла т.н. «чересполосица», которая усложнила управление войсками Резервного фронта и затруднила организацию взаимодействия между фронтами.  Глубина обороны Западного фронта при ширине почти 350 км составляла всего  50 - 70 км, что затрудняло   маневр его силами и средствами, так как основные рокады проходили в полосе Резервного фронта.  К тому же,  сплошные   минные поля перед передним  краем обороны которого уже при подготовке обороны мешали подвозу материальных средств Западному фронту.  Как показали последующие события,   «чересполосица» затрудняла организацию взаимодействия между фронтами, и сковывала маневр Западного фронта.


      Основные усилия войск фронтов сосредотачивались на обороне  важнейших районов и операционных направлений, которые, к сожалению, были определены без должного учета  намерений и возможностей противника. А немцам удалось выявить слабые места в нашей обороне – стыки между фронтами и армиями. На избранных направлениях ударов они создали подавляющие превосходство в силах и средствах.      

      А противник спешил с подготовкой новой наступательной операции. Замысел операции «Тайфун»  по разгрому «группы армий Тимошенко»    командующего группы армий «Центр»  генерал-фельдмаршал Ф. фон Бока заключался в  следующем. Нанесением трех ударов силами самой мощной  группы армий  «Центр» прорвать оборону русских, окружить и уничтожить  их главные  силы. Затем, развивая наступление в  оперативной глубине, еще до зимы окружить и захватить Москву.
  Для обеспечения    максимальной силы  первого удара и   высоких темпов прорыва, группа армий «Центр» строилась в один эшелон с выделением небольшого резерва. Наращивание усилий в ходе наступления планировалось за счет  двухэшелонного построения танковых групп и большинства моторизованных корпусов.  Начало операции «Тайфун» было запланировано  на 28 сентября, завершение  - к середине ноября.

       Планом операции предусматривался удар 4-й армии и подчиненной ей 4-й ТГР по обеим сторонам шоссе Рославль, Москва, а затем их поворот на Вязьму. 9-я армия и подчиненная ей 3-я ТГР должны были продвигаться через район г. Белый к железной дороге Вязьма, Ржев, а затем повернуть   в направлении автодороги западнее Вязьмы.

     Чтобы скрыть   сосредоточение большого количества танков и авиации немцы, кроме обычных приемов дезинформации,     организовало утечку  среди   офицеров.     вполне правдоподобных сведений о нанесении мощного рассекающего удара смежными флангами двух полевых армий по кратчайшему  пути к Москве  – вдоль автострады. Хотя главный удар силами 3-й танковой группы  Г. Гота выбрали в полосе, где не было хороших дорог.   
      Судя по всему, наше командование сведениям о переброске
4-й танковой группы не поверили. Дело в том. что немцы оставили под Ленинградом радиста из штаба  группы, который продолжал свою работу по радиообмену с подставными абонентами. Его почерк   наша радиоразведка хорошо знала. Хотя наша радиоразведка засекла в районе Рославля работу неизвестной радиостанции, принадлежность  которой установить не удалось.

         Ставка ВГК и Генштаб явно недооценивали возможности  противника по быстрому усилению группировки, противостоящей нашим    фронтам  западного направлении. Задача на переход к жесткой обороне была поставлена войскам только 27 сентября, за 3 суток до начала наступления немцев. Содержание термина «жесткая оборона» не было предусмотрено  уставами и наставлениями. Высшее военное руководство хотело этими словами подчеркнуть ответственность командующих за подготовку к отражению вражеских ударов.

       29 сентября начальник Генерального штаба направил в войска директиву с указаниями, как готовить наступательные операции! Это, несомненно, дезориентировало командующих фронтами.  Переоценив довольно скромные успехи в Смоленском сражении, некоторые из них, видимо, больше думали о наступлении. В этом отношении особенно отличался командующий Брянским фронтом  генерал А.И. Ерёменко, так и не выполнивший своего обещания Сталину «разгромить подлеца» Гудериана.

        Вопреки полученному приказу, он решил провести частную наступательную операцию в районе г. Глухов на 10.00 30 сентября. Но противник опередил его. И выведенные в исходное положение к переднему краю обороны войска, попав в 6 часов под огонь артиллерии и удары авиации врага, понесли большие потери. Почему он так поступил и потом обманывал Верховного Главнокомандующего  подробно  рассказано в упомянутой выше книге.
       Войска, изготовившиеся к утру для наступления, попали под удары авиации и артиллерии противника и понесли большие потери. Противник тут же сам перешел в наступление силами Гудериан  силами четырех  корпусов 2-й танковой группы Г. Гудериана. Фронт сосредоточивал основные усилия обороны на удержании важного Брянского  промышленного района. Поэтому контрудар  слабыми силами   успеха не имел.  К 1 октября  оборона фронта была прорвана на всю глубину и противник, продвинувшись на 60 км, начал развивать наступление на г. Орёл.
        Это был первый удар, предусмотренный планом операции «Тайфун»Ю был осуществлен на два дня раньше намеченного срока по инициативе  Гудериана. Наступление его танковой группы поддерживала вся авиация, сосредоточенная в интересах ГА «Центр». В результате немцам удалось в какой-то степени отвлечь внимание русских от главного удара.

      В связи с быстрым продвижением врага на  Орел  Ставка  ВГК 1 октября   приказала перебросить войска 49-й армии  РезФ (сд - 4, кд – 3, полков ПТО - 4)  для прикрытия курского, харьковского и орловского направлений в тылу БрФ. Удар   Гудериана и развитие его в глубину нашей обороны не  следовало считать локальным. По опыту предыдущих боевых действий следовало ожидать симметричный удар и на другом направлении. На других фронтах еще раз проверили готовность войск к отражению возможных ударов врага, усилили разведку.

      26.09.41 в 15.30 Военный совет ЗапФ доложил в Ставку:
«<…> Пр-к непрерывно подтягивает резервы и к этому моменту сосредоточил на Моск. направлении до 80 див. и до 1000 танков, из которых около 500 в районе Смоленск – Починок. У/группировки - Духовщина, Ярцево, ст. Кардымово, Смоленск, район Рославля и Спас-Деменское направление. <…> Начало наступления 1 октября. Руководить операцией на Москву будут Кейтель и Геринг <…>.
      
     Организованная немцами дезинформация дошла до адресата.  На самом деле командовании  группы армий «Центр» признало, что такой удар лишь приведет к «прогрызанию» русской обороны, которую они хорошо изучили путем регулярной аэрофотосъемки.

      Удивительно, но И.С. Конев, оценив состав и районы сосредоточения двух ударных группировок противника,  сумел, вскрыть   идею замысла фон Бока на окружение основных сил своего и Резервного фронтов (вариант «а»)! Но это не все. В поиске возможного направления удара противника он обратил внимание на доклад разведчиков фронта, которые  еще раньше установили, что немцы севернее автострады  на болотистых участках дороги Духовщина, Пречистое устраивают гати с привлечением местных жителей. Стали разбираться и на местности, которую считали  недоступной для использования танков, нашли участок  шириной 5 км, где враг мог вести в сражение   танковые части. Он располагался между двух речек. В центре участка на переднем крае находилась  деревушкой Шелепы.  Для развития наступления после прорыва нашей обороны противник мог использовать  дорогу Батурино, Канютино с разветвлениями на Ржев и Вязьму.
   О том, что И.С. Конев всерьез рассматривал возможность нанесения противником главного удара не только вдоль автострады, но и севернее -  на канютинском направлении, свидетельствует его доклад лично Сталину, отправленный 1 октября  в 23.30 (приводятся выдержки) :

      «Проверка, сведений, полученных из различных источников, подтверждает создание противником за последнее время против Западного фронта крупных группировок противника сил в двух направлениях:
1. Группировка на направлении Ярцево-Вязьма против 16, 19, 20 армий в районе Духовщина – две пд и одна тд и в районе Кардымова – 2 тд и 2 пд.
2. Группировка на направлении Шелепы, Канютино против 30-й армии. Здесь отмечено две пд и одна тд.

      Первая группа войск противника нацелена в стык 16 армии с 19 и 20-й  армиями и вторая в стык 30 и 19 армий. Как от первой, так и от второй группировки с фронта в наше расположение проходят шоссированные дороги: Ярцево-Вязьма, старая Смоленско-Московская дорога и от района 30 армии – дорога на Канютино – Сычевка с разветвлениями на Ржев и Вязьму.
     «<…>Данные о замысле наступательной операции противника получить от разведорганов не удалось. Возможны, по нашему мнению, следующие варианты его планов:
    а) Действия в направлении Ярцево-Вязьма и Рославль-Сухиничи, с целью попытаться окружить части Западного и Резервного фронтов.
       б) Действия на Ярцево-Вязьма и на Канютино-Ржев, или Канютино, Сычевка, Вязьма с целью попытаться окружить центральные армии Западного фронта <…>».

     Далее Конев перечислил меры, предпринимаемые фронтом для отражения ударов врага. При этом отметил, что ещё не удалось в полной мере выполнить директиву Ставки о закапывании в землю передовых частей, слабость авиации фронта (всего 192 самолета), недостаток боеприпасов в частях – всего от 0,5 до 2 б/к, вместо установленных 4-х. В конце доклада Конев изложил просьбу об усилении фронта, в частности о присылке фронту танков 30 КВ и 30 Т-34 для танковых бригад, заканчивающих формирование.
       Вряд ли И. Сталин, озабоченный кризисом на БрФ, смог прочитать   доклад Конева отправленный по телеграфу в 23.30 1 октября ночью. А с утра 2-го уже пошли совсем другие доклады. Иначе переговоры с Коневым в ходе Московской стратегической оборонительной операции проходили в ином ключе.    Этот доклад оказался надолго запрятанным в бывшем архиве Политбюро ЦК КПСС (ныне Президентском). Он был опубликован   только в 1990 г. и   прошел мимо внимания исследователей. А зря – он многое объясняет.
   
     Для проверки этого варианта действий   приказал 1 октября провести артиллерийскую контрподготовку. Ответный огонь немцев оказался совсем слабым. Теперь мы знаем, что фон Бок запретил артчастям, уже сосредоточенным у Шелепы, отвечать на огонь русских. К тому же нашей разведке запретил артчастям уже сосредоточенных у Шелепы отвечать на огонь русских. Кому же нашей разведке не удалось и усыновить наличие в этом районе и танковых частей врага. Они начали выдвижение в ночь на 2 октября.

      Сейчас приходится только сожалеть, почему И.С. Конев не использовал возможности фронта по усилению направления Шелепы, Канютино в огневом отношении. Хотя в его распоряжении было  такое мобильное и мощное средство огневого поражения, как 10-й гв. мп (минометный полк «Катюш»), а также батареи БМ-13, приданные 30-й и 19-й армиям. Не понятно, почему
не использовали ночные вылеты самолетов У-2 для разведки в его тылу противника. При движении танковых колонн по узким гатям в ночное время невозможно соблюдать светомаскировку. Они были бы наверняка обнаружены. И к утру на то направление можно было подтянуть приданный фронту средства.

      Забегая несколько веред, отмечу, что по немецким данным,  к рассвету  2 октября на лесном участке шириной 2 км выстроились в двух  колоннах оба танковых полка  6 и 7-й тд тонкой группы Г. Гота, а также танков еще одной - 1-й тд севернее  (всего более 300 танков). И это  не считая нескольких артдивизионов с выложенными на грунт снарядами (см. схему 4 в ВКонтакте).
      Можно представить эффект двух или трёх залпов  двух  батарей «Катюш» 30 и 19-й армий и приданного фронту полка РС «Катюш» по танковым колоннам и артбатареям, разместившихся на узких лесных дорогах! Там все бы горело и взрывалось. В результате намеченный удар был, если не сорван, то намного ослаблен.  Увы. .   

      Поскольку в Генштабе по-прежнему считали важнейшим направление Ярцево, Вязьма, 44-летний генерал-полковник И.С. Конев, только 12 сентября ставший командующим войсками ЗапФ, не стал принимать меры по усилению канютинского направления в огневом отношении. Он был настроен точно выполнять указания Генштаба.
       Между тем, командующий 16-й армией генерал-лейтенант К.К. Рокоссовский не исключал возможности такого развития обстановки, при котором может возникнуть необходимость в отводе войск в глубину обороны. Он предусмотрел в плане обороны армии порядок действий войск на случай вынужденного отхода. Но И.С. Конев заявил – никаких маневров, отступать не будем! И приказал переработать план обороны и представить его на утверждение к 29.9.41 г.

      К отражению  вражеского наступления готовился и Резервный фронт. Его командующим 13 сентября был назначен маршал С.М. Буденный, отстраненный перед этим от должности главкома Юго-Западного направления за предложение отвести воска на новый рубеж в связи с угрозой их окружения. Киевская оборонительно операция закончилась поражением наших вой (потери составили более 600 тыс.чел). Можно представить настроение маршала.
        Группировка его войск так же осталась без изменения со времени успешного завершения ельнинской операции. В первом эшелоне между Западным и Брянским фронтами оборонялись  24  43-я  армии (всего сд – 10).
     Фронт должен был сосредоточивать основные усилия обороны  на направлении Рославль, Москва вдоль Варшавского шоссе. Здесь  в полосе шириной 70 км по-прежнему оборонялись войска 43-й армии.  В первом эшелоне  оборонялись три дивизии и часть 145-й тбр,   во втором  – 113-я сд (из 33-й армии), в резерве -   148-я тбр.  Глубина обороны   армии составляла всего 15-20 км. Более мощная 24-я армия   оборонялась в полосе шириной до 40 км, имея  в первом эшелоне   четыре  дивизии, во втором – 106 мд. Кроме того, в армии имелся   резерв в составе 160  сд, две танковые бригады и полк ПТО.
   
     Три  армии фронта (31, 49 и 32-я) занимали оборону   за ЗапФ  на Ржевско-Вяземском оборонительном рубеже. 33-я армия располагалась за 24-й и 43-й. Соединения этих четырех армий были развернуты на фронте протяженностью 258 км. По существу, они составляли резерв Ставка ВГК, но по инерции оставались в подчинении   С.М. Буденного, штаб которого располагался в
г. Гжатск в 200 км от переднего края обороны.  Возможно, это мешало Семену Михайловичу вникать во все вопросы подготовки фронта к отражению Удара противника.
     К тому же имеющиеся в составе фронта  четыре танковые бригады и авиационные части порожнему оставались в подчинении командующих армиями. Это существенно снижало возможности командующего фронтом реально влиять на ход боевых действий. Трудно объяснить, почему  он не усилил 43-ю армию за счет24-й и не переместил резервы фронта ближе к направлению, за которое отвечал.
            Можно было бы усилить левое крыло фронта за счет 24-й армии. Тем более, что  фронт не выполнил требование Ставки о надежном прикрытии стыков между фронтами. По полевому уставу правый сосед отвечает за стык с левым. Видимо, Буденный понадеялся на Еременко, которому было приказано обеспечить стык с Резервным фронтом.

      
     С утра 2 октября войска ГА армий  «Центр» начала операцию «Тайфун». Главный удар был нанесен в стык  Резервного и Брянского фронтов,  обороняемый  двумя стрелковыми  дивизиями (по одной от каждого фронта)ю. Удар был нанесен  силами пяти корпусов 4-й  и  2-й армий, в составе которых было 15 дивизий, из них 4 танковых (всего не менее 600 танков). Роль танкового тарана  выполняла 4-я танковая группа  генерала Э. Гепнера. Одиннадцать  вражеских дивизий  (из них две танковых) 4 армии  при мощной поддержке артиллерии  и авиации   атаковали на фронте до 60 км, сосредоточивая основные усилия на участке между Варшавским шоссе и железной дорогой на Киров.  Прорвав главную полосу обороны, противник  для развития наступления в глубину ввел в бой три танковые дивизии. К исходу дня его  передовые соединения, продвинувшись на 40 км.


       В боевом донесении на 14.20 4.10  штаб РезФ доложил:
«1. С утра  4.10 противник продолжал развивать удар мотомехчастями во фланг и тыл 43-й армии в общем направлении на Спас-Деменск. Вспомогательный удар – вдоль  Варшавского   шоссе. К 8.45 противник перерезал шоссе».
      Маршал Буденный ошибся в оценке сил и намерений врага. Главный удар немцы наносили силами двух моторизованных корпусов 4-й ТГр, в составе которых было четыре танковых дивизии, вдоль Варшавского шоссе на Юхнов, что северо-восточнее Спас-Деменск.  Они  стремились вырваться на оперативный простор,  чтобы окружить основные силы не только Резервного, но и Западного фронта.
   
     Положение наших войск   ухудшалось с каждым часом. 4-го октября  немцы заняли Спас-Деменск, продолжая теснить части 43-й армии. Одновременно они  развивали наступление севернее – на  Юхнов.  При действиях в оперативной глубине им не нужно было заботиться об открытых флангах.  Не вдаваясь в подробности, отмечу, что организовать контрудар саами армий второго эшелона  Буденному не удалось. А более мощная 24 армия по-прежнему оборонялась на направлении, где противник только демонстрировал наступление.
        В конечном счете, маршал потерял управление войсками фронта.  Забегая несколько вперед, отметим, что через трое суток - к 5.30 5 октября  немцы неожиданно для нашего командования овладели г.  Юхнов в 120-130 км от переднего края обороны и в 190 км (по прямой) от столицы!  Танковые колонны противника на Варшавском шоссе обнаружили  летчики  ПВО  Москвы.
        Это оказалось полной неожиданностью для Генштаба, в которую там поверили после трехкратной проверки. Но это отдельная история, которая отражена в широко известном фильме. После этого Сталин решил отозвать  Г.К. Жукова из  Ленинграда, чтобы разобраться в реальной обстановке на подступах к столице.

   
      Рассмотрим обстановку в полосе обороны Западного фронта, где с   утра 2 октября к операции «Тайфун» подключились войска 9-й и 4-й полевых армий ГА «Центр». В 7.00 2.10.41 года противник начал артиллерийскую подготовку во всей полосе Западного фронта. В ходе нее немцы применили дымы, чтобы затруднить ведение огня артиллерией русских и ввести их в заблуждение относительно намеченных участков прорыва.

      В полосе обороны  16-й армии наша артиллерия немедленно
ответила контрподготовкой, в отарой  приняли участие артиллерия и минометы шести артполков трех дивизий  армии, в том числе  и приданный ей дивизион РС «Катюш» и артиллерия 50-й сд 19-й армии (всего до 300 орудий калибра 76-мм и выше). Атака противника была сорвана, а его огневые средства подавлены. Но  потом выяснилось, что немцы на этом участке лишь демонстрировали наступление вдоль дороги Ярцево, Вязьма. И наш артиллерийский удар пришёлся в основном по частям 255-й пд противника, которая одна сковывала три наших дивизии.
      
      А главный удар 9-я армия нанесла севернее - в стык 30-й и 19-й армий, - там, где и предполагал Конев. Здесь против двух наших стрелковых дивизий перешли в наступление четыре корпуса, в том числе два танковых. 3-й танковой группы Г. Гота. Южнее наступал 8-й армейский корпус. В составе этой группировки было 16,5 дивизий, в том числе три танковых и две моторизованных (всего 450-460 танков). .

      Результат предсказуемый – в первый же день главная полоса обороны 30-й армии на участке у д. Шелепы была прорвана, и противник начал развивать наступление в глубину и в сторону правого фланга 19-й армии, стремясь выйти в её тыл. В сражение немцы сразу ввели три танковые дивизии, которые начали развивать наступление на Холм-Жирковский и Вязьму.
         Авиация противника активно поддерживала наступающие части. В первый же день операции, начиная с 18.00, три группы по 14-16 пикирующих бомбардировщиков нанесли удар по командному пункту Западного фронта, располагавшемуся в районе ст. Касня (18 км севернее Вязьмы). В результате проводная связь фронта с подчиненными штабами была выведена из строя, управление войсками в значительной степени дезорганизовано. Штаб фронта почти три месяца находился на одном и том же месте. О нем знали все:  беженцы, даже я, пацан, и конечно, немцы, которые выжидали нужный момент для удара.
         
        В штабе 9-й полевой армии врага подвели итог:
      «Первые позиции везде прорваны. Внезапность удалась. Противник слабый по численности, но упорно сопротивляющийся, без сильной артиллерийской поддержки». Командующий 3-й ТГр  Гот отметил, что «Прорыв был осуществлен с неожиданной легкостью 2 октября, при сухой погоде. 8-й авиакорпус вновь оказал наземным войскам эффективную поддержку. Сопротивление противника на участке прорыва танков было менее упорным, чем мы ожидали».


     О какой внезапности ведут речь немцы? К отражению ударов врага наши войска готовились, вели разведку, строили укрепления, минировали танкоопасные направления. Но врагу, не имевшего существенного общего превосходства в силах над нашими войсками, за счет решительного массирования имеющихся сил и средств на направлениях ударов удалось добиться подавляющего превосходства над нашими войсками. И тем самым добиться оперативной внезапности. В этом мы убедимся, рассматривая дальнейшие события.
        В результате  ошибок и грубых просчетов, допущенных при подготовке обороны,  и нерешительности командующих войсками фронтов уже в ходе сражения, и  возникли предпосылки последующей катастрофы. С каждым днем успешных действий противника шансы избежать окружения и катастрофы уменьшались.  Именно это и имел в виду Г.К. Жуков.

        Война всему научит. Со временем и наши командующие научились обманывать врага в отношении наших замыслов, разрабатывая специальные мероприятия по его дезинформации. У страивая ложные позиции, командные пункты и аэродромы, устанавливая на них макеты орудий, танков и самолетов. ложные позиции. Стали тщательно маскировать расположение командных пунктов в зависимости  от метеоусловий и времени года.  И у нас в 1942 г. появились танковые армии, которые не сразу, но научились эффективно применять в ходе наступательных операций. И тот же И.С. Конев в одной из них сумел ввести в сражение через  узкий участок сразу, одну за другой, две танковые армии! Но это будет потом.
         А пока инициатива и успехи были на стороне врага.   К исходу 3 октября обстановка   резко ухудшилась. Контрудар силами опергруппы генерала И.В. Болдина без должной артиллерийской и авиационной поддержки  лишь несколько задержал продвижение главных сил противника. Авиация противника, обнаружив   выдвижение резервов фронта, нанесла удары по колоннам152-й сд и 101-й мсд опергруппы, которые опоздали с выходом в назначенные им районы.
         Передовые отряды 3-й танковой группы  Гота прорвались к Днепру. Мотоциклетный батальон 6-й тд обошел район боя у Холм-Жирковского севернее и с ходу в 19:30 захватил    подготовленный к подрыву мост у д. Тиханово.  Немцам это удалось, благодаря  простой уловке. Их мотоциклисты, следуя за отступающими колоннами тыловых подразделений русских, беспрепятственно проехали по мосту и только тогда открыли огонь. На восточный берег реки тут же переправился батальон моторизованного полка противника, усиленный артдивизионом и двумя ротами ПТО.
      
        Примерно в это же время передовой отряд 7-й тд  также захватил у Глушково (севернее Тиханово) исправный мост грузоподъемностью 32 тонны. Танки дивизии подошли туда в 22:50. Часть из них сразу же переправилась на восточный берег Днепра. К утру следующего дня немцы несколько  расширили захваченные плацдармы и перешли к обороне.

        Захват немцами мостов был облегчен тем,  что части 248-й сд 49-й армии РезФ, занимавшая оборону севернее устья р. Вязьма (приток Днепра), оставив свои участки обороны, с 1 октября начали выдвигаться к ст. Ново-Дугинская для отправки на юг. Характерно: о внезапном захвате противником двух исправных мостов и создании  плацдармов на Днепре в Ставку никто так и не   доложил. В  оперсводке Генштаба за 5 октября лишь упоминается, что "<…> противник пытается  овладеть Тихановской переправой». О мосте  у Глушково  сообщалось,  что идет бой за переправу. При этом были  названы пункты на западном берегу р. Днепр! О том, что противник уже захватил плацдарм на восточном берегу  – ни слова!


         В это время как раз и дал знать о себе просчет Ставки ВГК, которая в свое время не организовала    взаимодействие войск Западного фронта с армиями Резервного, занимавшие оборону в его тылу. В районе прорыва противника сложилась  ненормальная ситуация, когда  имевшиеся здесь значительные силы  и средства подчинялись  трем разным  командным инстанциям: 19-я армия и опергруппа  генерала Болдина Западному фронту;  2-я и 140-я  сд берегу  – 31-й армии Резервного; а 248-я  и  220-я сд берегу  – 49-й армии, соединения которой  грузились в эшелоны для отправки на юг. При э этом действия  всех эих инстанций не были согласованы. Даже связи между ними не было!

      В это врмя все внимание Ставки ВГК и ее главного органа управления войсками, Генштаба было приковано к событиям на Брянском фронте. Дело в том, что 3 октября враг внезапно, практически без боя,  захватил Орел, важный пункт в 360 км от Москвы.  Танки Гудериана, продвинувшись за три дня на 230-250 км в глубину обороны фронта, на 4-й день без боя въехали в город,  двигаясь рядом с городскими трамваями. Дороги на Брянск и Москву прикрыть было нечем. Совинформбюро  о том, что наши войска после ожесточенных боев оставили г. Оре, сообщило толькл 8 октября.
        Донесения о «просочившихся»  мелких группах танков   и мотопехоты противника в оперсводке штаба Западного фронта на этом фоне не внушали особой тревоги.  Поэтому в Генштабе,  не сразу оценив угрозу прорыва противника к Вязьме, лишь отменили 3 октября отправку на юг 248-й сд 49-й армии. Если бы в Москве узнали о захваченных мостах и плацдармах, то, возможно, решили бы объединить все силы в этом районе командующему ЗапФ.

Командующий 32-й армией  генерал Вишневский приказал  командиру 140-й сд ликвидировать плацдарм противника у Тиханово. Но выполнить  поставленную задачу выделенными для этого силами при минимальной поддержке артиллерии (огнем всего  4-х гаубиц!) не удалось.


        А сам  И.С. Конев в этой обстановке не последовал совету своего заместителя и не решился предложить Генщтабу подчинить ему все слы в районе прорыва противника. В то же время он  медлил с принятием решительных мер по усилению угрожаемого направления.  Было ясно, что противник с  захватом плацдармов на серьезной водной преграде, вряд л будет менять направление главного удара и попытается завершить   замысел на окружение. Надо было смело перегруппировать свои силы с пассивных участков.
       А силы и средства  для этого у Командующего фронтом были.          По-настоящему, воевала одна треть  стрелковых  дивизий фронта – 11 из 32-х.  Пока войска 30 и 19-й армий и опергруппы  генерала И.В. Болдина истекали кровью, сдерживая врага, соединения остальных четырех армий фронта «стойко» отражали его демонстративные атаки. Например,   3 октября из штаба 16-й армии К.К Рокоссовского  в 12.20 доложили об отражении психических  атак противника. Потери армии составили за сутки: 4 убитых и 10 раненых, к  тому же удалось  захватить трофеи!

       Для представления о том, как развивались события в ходе операции «Тайфун» с точки зрения немцев, определенный интерес представляют записи  известного генерала Гальдера в его дневнике:
    «3.10: «Признаков преднамеренного отхода нигде не заметно».
    «4.10: Противник продолжает всюду удерживать не атакованные участки фронта, <…>  намечается глубокое окружение этих группировок».
       «5.10:  Сражение на фронте ГА «Ц» принимает классический характер».

      По немецким данным, к исходу 3 октября танковая группа Гудериана вышла на шоссе Орел, Брянск. Части противника, контратаковавшие ее левый фланг, отброшены и будут в дальнейшем окружены. 2-я армия быстро продвигается своим северным флангом, почти не встречая сопротивления противника. Танковая группа Гёпнера, обходя с востока и запада большой болотистый район, наступает в направлении Вязьмы. Перед ней противника больше нет. Это означало, что им уже удалось   вырваться на оперативный простор. К 4 октября передовая 10-я тд  Гёпнера, захватившая Мосальск, находилась  в 90 км от Вязьмы.   Расстояние между   ней и  захваченными  плацдармами на Днепре,   составляло  порядка  135 - 145 км.

       Немцы спешили развить достигнутый  успех первых двух дней операции. Командующий   ГА «Центр» Ф.Фон Бок, стремившийся, как можно быстрее, завершить  окружение основных сил Западного и Резервного фронтов, опасался, что русские сумеют   усилить оборону на вяземском направлении. 4 октября он подтвердил  свой приказ  Готу о   развитии наступлении на Вязьму. В связи с атаками   опергруппы Болдина   и задержки с подходом пехоты наступление  пришлось перенести на утро 5 октября.
       Однако к вечеру стало ясно, что  топливные обозы,  застрявшие в болотах,  не смогут   в ближайшее время выйти к Днепру. Переход в наступление наметили на полдень этого дня.  Для срочной доставки горючего немцы использовали планер  типа Ме.321 "Гигант". Он доставил 14 кубометров топлива, которого хватило для броска к Вязьме передовых танковых и моторизованных частей. И дивизии Гота смогли перейти в наступление только.

       И.С. Конев  в своих воспоминаниях утверждал, что только из разговора с Буденным в ночь на 6 октября   узнал, что соединения 49-й армии по распоряжению Ставки покинули свои позиции. Неужели  Конева    не поставили в известность, что в его тылу с   оборудованного рубежа выводится целая армия? Возможно, не посчитали  нужным предупредить Конева об этом потому, что некоторое ослабление группировки на Ржевско-Вяземском рубеже планировали частично компенсировать за счет переброски туда нескольких дивизий, в том числе и 126-й сд, переданной из 22-й армии. Но дивизии, сосредоточившейся к 20.00 4.10  в   местах погрузки, до  2.00 5.10 так и не подали ни одного эшелона.

       Кстати, К.К. Рокоссовский позже вспоминал: «Вообще информация командующих армиями была организована тогда очень плохо. Мы, собственно, не знали, что происходит в пределах фронта, а за его пределами и подавно. Это мешало». Но в данном случае    Иван Степанович  явно лукавил. Утром 4 октября он поручил своему заместителю генерал-лейтенанту  С.А. Калинину   выяснить обстановку на восточном берегу Днепра. В
19.50  тот передал командующему подробное сообщение, которое   хранится в архиве ЦАМО РФ.
 
       «Передовые части противника, «просочившиеся» (?!) за р. Днепр, продолжают занимать деревни  Тиханово, Глушково, а также Аладьино и Устье на правом берегу Днепра, что в 5-6 км юго-восточнее Холм-Жирковский.  Его   силы в этом районе не более батальона с 20 танками. На восточном  берегу оборону занимают: от устья р. Вязьма до Сопотова 140 сд. Она вышла на этот рубеж 2 октября, фронт 25 км, два полка в первом эшелоне, один во втором. Занято плохо. Подготовленные окопы и ДЗОТы  не используются.
          Севернее устья оборону должна занимать 248 сд.  Она была отведена  на станцию  Новодугинская для погрузки в эшелоны. И сейчас возвращается. Командир дивизии генерал-майор т. Сверчевский  сейчас со мной в д. Тычково (3 км вост. Тиханово. – Л.Л.).  Полки подойдут к середине ночи. Сейчас впереди нас только рота спецбатальона и против Глушково два батальона 902 сп. Командир дивизии намерен к утру 5.10 выбросить противника за  Днепр.
      С подходом 248 сд положение на р. Днепр улучшится, но его надежным считать нельзя. Требуется вмешательство.  Считал бы совершенно необходимым объединить командование на этом фронте, включая подготовленный  рубеж на р. Днепр в Ваших руках».
      
          Надеяться на то, что с подходом 248-й сд, прекратившей  с 3 октября погрузку, положение улучшится, было опрометчиво. Чтобы вернуться  на свои позиции на Днепре, частям этой дивизии надо было пройти не менее 50 км. Они сразу вводились в бой по мере  подхода. Можно представить, с каким настроением  их личный состав шел в атаку на свои позиции, оставленные всего два дня назад и без боя занятые противником. Недостаточно организованные атаки  немцы отражали огнем всех средств, в том числе из окопанных  танков, а также артиллерии с западного берега Днепра.
      В слоившейся обстановке следовало, прежде всего, принять меры по  ликвидации   захваченных немцами плацдармов и усилению   угрожаемого направления за счет  перегруппировки сил и средств с других, менее опасных участков. Но «оголить» фронт без разрешения Ставки Конев не решился. Хотя он видел,  что противник успешно осуществляет свой замысел на окружение, о котором он писал Сталину! Тем более он не решился взять на себя командование имеющимися силами в этом районе.      
         Калинин и Сверчевский – выбъем?   
         В Ставке и в  Генштабе не сразу осознали угрозу окружения основных сил Западного и Резервного фронтов, войска которых продолжали удерживать участки между направлениями прорывов противника, хотя это потеряло всякий смысл. На восстановление положения  надежды не было, а оборонявшиеся там войска никого, по существу, не сковывал.  Лишь с получением 5 октября известия о выходе танков противника к Юхнову в Москве, наконец, оценили степень опасности, которая угрожала обрушить стратегическую оборону на западном направлении.               
   
        Чтобы разобраться,  почему наши войска не смогли вовремя   выйти из наметившегося оперативного «мешка» и попали в окружение, будет интересно узнать, что думают по этому поводу военачальники, непосредственные участники описываемых событий. Ведь никто из действующих лиц не хочет  взять на себя ответственность за катастрофу, которой по официальным данным вообще как бы и не было. Но в «хрущевскую оттепель», когда архивы несколько приоткрыли свои закрома,  военачальникам пришлось оправдываться.   
       И.С. Конев о событиях октября в районе Вязьмы подробно рассказал в своей статье «Начало московской битвы».
       «В связи с создавшимся положением я 4 октября доложил Сталину об обстановке  на Западном  фронте  и о прорыве обороны на участке Резервного  фронта  в районе Спас-Деменска, а также об угрозе выхода крупной группировки  противника   в тыл войскам 19, 16 и 20-й армий фронта со стороны Холм-Жирковского.  Сталин  выслушал меня, однако не принял никакого решения.  Связь  оборвалась, и дальнейший  разговор  прекратился.  Я тут же по БОДО доложил начальнику   генерального штаба маршалу Шапошникову более подробно о прорыве на Западном фронте в направлении  Холм-Жирковский. Я просил разрешения отвести войска  нашего фронта на гжатский оборонительный рубеж. Шапошников  выслушал доклад и сказал, что доложит Сталину. Однако решение  Ставки в тот день не последовало.    Тогда  командование фронта приняло решение об отводе войск на гжатский оборонительный рубеж, которое 5 октября было утверждено Ставкой. В соответствии с этим мы дали указания об организации отхода войскам 30, 19, 16 и 20-й армий».
         
            Утверждение Конева о докладе Сталину 4 октября, где он  доложил Сталину об угрозе выхода крупной группировки  противника   в тыл войскам 19, 16 и 20-й армий фронта со стороны Холм-Жирковского, что  Сталин  выслушал го, однако не принял никакого решения,  ни чем не подтверждается.  Тем более не подтверждаются его слова, что  «Я тут же по БОДО доложил начальнику   генерального штаба маршалу Шапошникову более подробно о прорыве на Западном фронте в направлении  Холм-Жирковский.   <…>   Однако решение  Ставки в тот день не последовало.    Тогда  командование фронта приняло решение об отводе войск на гжатский оборонительный рубеж, которое 5 октября было утверждено Ставкой».

        Бывший командующий 19-й армией М.Ф. Лукин  пытался найти в архиве документальное подтверждение переговоров Конева со Сталиным  по   поводу отхода, но безуспешно. Но следы переговоров по БОДО (быстродействующий  буквопечатающий  телеграфный  аппарат, может передать  принять в 1 мин. 880 букв)   нашлись.  Но не с И. Сталиным, а с начальником  Генштаба. И не 4-го октября, а 5-го!
      Зимой 1969 года мне удалось встретиться с бывшим командующим 19- армии М.Ф. Лукиным по вопросу о судьбе моего отца. Он ничего ножового о нём сказать не смог. Но спросил, читал ли я статью И.С. Конева. Я ответил, что не читал. В беседе со мной Лукин категорически возражал против утверждения Конева о принятии им решения на отход, сделанного задним числом.
         
          Позднее М.Ф. Лукин написал об этом подробнее в своей статье, которая была опубликована после его кончины, которая последовала 25 мая 1970 г. «когда возникла угроза выхода противника на тылы армий Западного фронта, он обратился к Коневу с просьбой разрешить отход. Но тот такого разрешения не дал (да и не мог дать по понятным причинам). Наоборот, «4 октября мы получили приказ командующего фронтом, поощряющий действия 19-й армии, призывающий других равняться на нас».
      
      Но И.С. Конев   в «Литературной газете» в номере за 8.12.1971 г.    высказался еще более определенно: «К сожалению, лишь на следующий день, 5 октября, мы получили ответ. Но еще до согласия Ставки я отдал командармам приказ об организованном отходе. Я сделал это, понимая всю глубину своей ответственности, понимая, что за нами Москва …         Одним словом, день 4 октября 1941 года я считаю самым  ответственным для себя днем за все четыре года <…> войны». Увы,       возразить своему бывшему начальнику М.Ф. Лукин уже не мог.

          Характерно: почему-то Иван Степанович в своею книге «Записки командующего фронтом» начал с 1943 года, так и не написав больше ничего о своем самом трудном и ответственном решении, от которого зависела жизнь сотен тысяч бойцов и командиров вверенного ему фронта.

         Теперь о переговорах (с моими необходимыми пояснениями для читателей). Во  второй половине дня  5-го октября  Конева к аппарату БОДО вызвал маршал Б.М. Шапошников  (выдержки из переговоров даются по записи   на микропленке, всего три страницы, из них 2-я заклеена):
      «ШАПАШНИКОВ: Здравствуйте. Доложите обстановку.
      КОНЕВ: Докладываю: 22 и 29 [армии] - положение без изменений. <…> группировка противника прорвалась через 30 армию, задержана в районе Холм-Жирковский, за исключением мелких групп, которые просочились [на] фронте Резервного [в] районе Глушково».
      
            (Немцы не «просочились», а прорвали оборону Западного фронта на всю глубину и захватили два плацдарма на левом берегу Днепре в районе Глущково и Тиханово. И 248-я  сд с  18 часов 4 октября  двумя полками, возвратившимися со станции погрузки, вела бой, безуспешно пытаясь ликвидировать немецкий плацдарм  у  Глушково. Группировка войск фронта была расчленена на две части. Разрыв между 30-й и 19-й армиями фронта составил 30 км!).
 

       «КОНЕВ: 19 А крепко дерется, занимает фронт свх. Неелово, Гаврилово, Ховрино. <…> Прорвавшаяся группировка на левом фланге 19 А вводом 214 сд задержана.
  16 и 20 А – положение прежнее. О Резервном фронте известно, что мотомехчасти противника заняли Спас-Деменск и продвигаются на северо-восток в направлении Вязьмы. [В] 12.00 противник занял ВСХОДЫ, что 15 км сев.-вост. Спас-Деменск. Утром мотомехчасти противника заняли Юхнов и в 13.00 поданным авиации повернули на север и северо-восток. Мне известно, что в этих направлениях у Буденного дело плохо. В связи с этим я и доложил свои предложения Главному командованию.

ШАПАШНИКОВ: Ясно.   
 (До полной ясности было далеко. В Ставке ВГК опасались, что немцы продолжат наступление на Москву. Но на этом этапе операции перед войсками генерала Гепнера не ставилась задача немедленно развить наступление в направлении на Медынь. По боевой тревоге подняли два подольских училища, пехотной и артиллерийское, которые должны были прикрыть  это наплавление.
        Но немцы  стремились, как можно быстрее силами 3 и 4-й танковых групп замкнуть кольцо окружения в районе Вязьмы. 7 тд Гота пошла в наступлении на Вязьму в 14.30 5 октября при поддержке   артиллерии и ударов   авиации. Конев, докладывая обстановку маршалу, об этом не знал. С юга на Вязьму, не доходя до Юхнова, повернули передовые отряды 10-й и 2-й  тд танковой   генерала Гёпнера. Расстояние между ними и частями 7-1 тд Гота к исходу 4 октября,   составляло  порядка  135 - 145 км).


«ШАПАШНИКОВ:
1) Проверяли ли Вы эти данные своей разведки? Подчеркиваю,
именно своей, потому что продвижение между 15 и 16 часами авиационная разведка Главного Командования не подтвердила движение мотомехчастей противника на север на Вязьму от шоссе Спас-Деменск. Много вранья в данных авиационной разведки, поэтому надо тщательно проверить.
КОНЕВ: Докладываю: данные о положении Резервного фронта получены лично мною от тов. Анисова, кроме того, у них есть специальное сообщение по Бодо. Проверено нашей авиацией. Авиация подтверждает движение противника от Спас-Деменска на север и от Юхнова одна колонна до 50 единиц движется на северо-восток. Наш полк П-2 бомбил колонну, движущуюся от Спас-Деменска на север. Так что эти данные проверены.
Мне известно, что Буденный выехал на ст. Угра. Докладываю что по моим данным у Резервного фронта, как в Вязьме, так и в Юхнове никаких войск нет, дороги свободны. <…> Всё.
КОНЕВ (отвечая на вопрос о положении в г.Белый заявил, что  там идет бой и туда выдвигается  243  сд. Хотя немцы уже заняли город. – Л.Л.). Всё.
ТЕЛЕГРАФИСТКА: прошу немного подождать у аппарата.  Имеете ли Вы связь с 24 А и каково ее положение?
<…>.
У аппарата ШАПАШНИКОВ:
«Ставка ВГК согласно Вашему предложению разрешила Вам сегодня ночью начать отход на линию Резервного. Необходимо предварительно вытянуть артиллерию, чтобы вперед ее поставить на линии Резервного фронта. Также   необходимо согласовать с Резервным фронтом пути отхода, чтобы не нарваться на их минные поля <…>.
   Ставка считает, что намеченные Вами в резерв четыре   дивизии и танковая бригада будут собраны в районе Вязьмы. Все».

       2-я страница записи переговоров оказалась заклеенной.
Продолжение записи на 3-й странице:

КОНЕВ:  <…> Ваше предложение понял совершенно правильно и
сегодня принимаю меры к его проведению. Весь вопрос во времени
сумеем ли перегруппировать левый фланг. Все.
Все, что находится на рубеже Резервного фронта до границы с 24
А совершенно необходимо подчинить нам. Все.
Как насчет двух полков ПТО?
Как относительно нашей квартиры? Я просил ст. Шаховская (речь
идет о смене места расположения командного пункта фронта).

ШАПАШНИКОВ: Ясно. Ответ дам дополнительно. Все.
Отвечу дополнительно, сейчас готовых нет.
Но Вы тогда сходите с главного направления? Можайского?
КОНЕВ: От Волоколамска 30 км на запад – центр фронта. Все.
КОНЕВ: Я не беру сам город, а направление <…>.
Шапошников: Хорошо доложу и дам ответ.
Конев: Все зависит от обстановки. Можайск не выгоден. Мы будем
на левом фланге под угрозой потерять управление, если от Юхнова просочатся мелкие группы противника (опять мелкие группы, хотя он знает о продвижении колонн танков и мотопехоты на северо-восток! – Л.Л.). Все.
До свидания. ШАПАШНИКОВ».
Служебная пометка: переговоры закончились в 19.25 5 октября.

      О чем шла речь на заклеенной странице, наши потомки когда-нибудь узнают, ибо, в конце концов, «все тайное станет явным». Думается, что там вряд ли скрывается то-то особо секретное.     Скорее всего, там  изложены  нелицеприятные выражения в адрес Конева,  свидетельствующие о серьезном недовольстве Сталина его действиями там  нелицеприятные выражения, свидетельствующие о серьезном недовольстве Сталина действиями Конева, высказанные в его адрес вождем  – то, что не мог высказать сам вежливый Борис Михайлович. И о «мелких группах», и об обещании остановить врага, а теперь просит разрешить отход…  И не до Вязьмы, а на Гжатский рубеж, что еще дальше на 60 км (ныне г. Гагарин. – Л,Л.).   Поэтому при   изготовлении копии документа на микропленке при жизни Ивана Степановича эту страницу решили не предавать огласке.
     (Чтобы уточнить запись переговоров, я в 2009 г. обратился  в ЦАМО РФ. Мой  запрос вызвал удивление сотрудников, так как этот документ находится на «особом хранении» и не подлежит публикации в открытой печати. Подробности  истории о  микрофильмах  изложены в очерке о моей поисковой работе).

        Не случайно Сталин уже в день переговоров  решил   послать на Западный фронт полномочную комиссию, чтобы чтобы разобраться в противоречивой обстановке, сложившейся к исходу 5 октября.  И в  этот  же день  Генштаб передал его распоряжение генералу Жукову, находившемуся в Ленинграде, немедленно вылететь в Москву. А Государственный Комитет Обороны (ГКО) принял решение о защите столицы и дал указание о переброске войск под Москву с Северо-Западного и Юго-Западного фронтов, о выдвижении резервов Ставки из глубины страны.
          Общая обстановка оказалась настолько серьёзной, что Ставка приняла решение на отвод войск сразу трёх фронтов. Директива о переходе Западного и Резервного фронтов к обороне на подготовленном Ржевско-Вяземском рубеже. При этом все части 31 и 32-й армий, а также 220 сд 49-й армии Резервного фронта с частями усиления и тыловыми учреждениями с 23.00 5.10 передавались  в состав войск Западного фронта.   
       Потеряв время,    Генштаб спешит довести принятое решение до войск. Директива о переходе Западного и Резервного фронтов к обороне на новых рубежах была подписана только в 22.30 5 октября.   Разрешение на отход было продублировано по радио, а в 7.50 утра 6.10 приказ был направлен самолётами в армии. Отход войск должен был начаться в ночь с 5 на 6 октября. Как показали последующие события, потерянное время компенсировать уже не удалось.
         Не понятно, почему командующий фронтом до получения на общий отход, не мог вывести из состава 16 и 20-й армий две-три дивизии, чтобы усилить угрожаемое направление?  Единственное, что попытался осуществить И.С. Конев из доложенных Шапошникову предложений, были явно запоздавшие меры по удержанию района Вязьмы, где могли сомкнуться «клещи» врага.      
        По словам Конева, 5 октября в 18.50 (во время переговоров по средствам связи?) он приказал К.К. Рокоссовскому немедленно передать  участок 16-й армии с войсками командарму 20-й Ершакову. Самому с управлением армии и необходимыми средствами связи прибыть форсированным маршем не позднее утра 6.10 в Вязьму, где с выделенными ему силами организовать оборону города.

         Приказать такое по телефону командарму,  которому до этого даже думать об отходе запрещали, и который только 22 марта 1940 г. был освобождён  после трех лет заключения по ложному обвинению? К.К. Рокоссовский  потребовал подтвердить приказ письменным документом.
      Через некоторое время  в штаб 16-й армии летчик доставил приказ, подписанный генералом Коневым  5 октября в 18.50:   
       «Командарму-16 Рокоссовскому немедленно приказываю участок 16-й армии передать командарму-20 Ершакову. Самому с управлением армии и необходимыми средствами  прибыть форсированным маршем не позднее утра 6.10 в Вязьму… Задача армии — задержать наступление противника на Вязьму, наступающего с юга из района Спас-Деменска».
       К.К. Рокоссовский  в районе Вязьмы должен был возглавить 16-ю армию в  новом  составе. В нее   планировалось  включить четыре дивизии,   танковую бригаду, дивизион РС, полк ПТО и артполк  РГК. Имелось в виду создание группировки и дальнейший переход в наступление в направлении Юхнов. О получении и исполнении требовалось донести. Конев, Булганин, Соколовский.   
         
       К.К. Рокоссовский со штабом приехал в Вязьму во второй половине дня 6 октября, где    начальник гарнизона генерал И.С. Никитин доложил ему, что в городе и в окрестностях никаких войск нет, в его распоряжении только милиция. На самом деле в районе Вязьмы находился 206-й запасный стрелковый полк Западного фронта.
         Забегая несколько вперед, добавлю, что вместо обещанных четырех дивизий, в  распоряжении   Рокоссовского  оказалась лишь одна 50-я сд. Этой дивизии  в составе двух стрелковых и одного артиллерийского полка удалось проскочить южнее города до того, как противник замкнул кольцо окружения.  Командующий 16-й армии и его штаб оказались  отрезанными от выделенных им войск. 73, 38 и 229-я сд со средствами усиления, предназначенные для удержания Вязьмы,  сами оказались в окружении.   
    
       Получив разрешение Ставки, Конев практически  ничего не сделавший в течение 4 и 5 октября для усиления самого слабого участка в обороне на вяземском направлении, на этот раз развил бурную деятельность, пытаясь организовать отход войск.
         В боевом  распоряжении он указал: 
         «Командарму 19 т. Лукину оставить на занимаемом фронте сильные прикрывающие части – отдельные полки, которыми продолжить вести бой на фронте. Главные силы армии в ночь с 5 на 6 начать отводить на заранее подготовленный рубеж Резервного фронта по р. Днепр в полосе <…>  с задачей прочной обороны указанного района и не допустить прорыва в направлении Вязьма».
       Но это распоряжение 19 армия получила только в 4.00 6.10,  и  начать отход в ночь с 5 на 6 октября не получилось. Дивизиям,  находящимся в непосредственном соприкосновении  с противником, требовалось время, чтобы вывести главные силы из боя. части (подразделения) заняли позиции. Тлько скрытно вывести главные силы из боя. Предварительно назначенные части (подразделения) прикрытия должны были занять позиции, чтобы   не допустить перехода противника к преследованию. Поэтому армия смогла начать отход только в 10 часов утра этого дня.

        Аналогичные распоряжения отход получили и другие армии фронта. Но,  судя по всему, командующие армиями, не говоря уж о командирах соединений, не знали обстановку за пределами своих полос обороны и плохо представляли степень опасности в связи с возможностью выхода противника на пути отхода.
       Так,  командующий 20-й армией генерал Ф.А. Ершаков отход главных сил армии на заранее подготовленные позиции на р. Днепр решил осуществить к 5.00 7 октября. В приказе № 71/оп от 6 октября он, в частности, указал:
«<…> 8. Всем командирам соединений при планировании отхода предусмотреть отвод в первую очередь артиллерии.
           9. При отходе частей прикрытия уничтожать все дорожные сооружения, телефонные и телеграфные линии и прочие объекты, имеющие важное экономическое значение.
         10. Командирам дивизий и частей обеспечить через местные органы власти и распорядительным путем через войсковые части угон скота из оставляемых войсками районов. Все запасы продовольствия из местных ресурсов, не могущие быть эвакуированными - уничтожить».         
        А  нужно было думать не о колхозном скоте, а о высылке вперед  усиленных артиллерией и танками передовых отрядов в целях упреждения противника в выходе на назначенные рубежи.

        В приказе об отводе войск фронта, который Конев подписал в 5.45 6.10, говорилось, что противник прорвал фронт 43 и 33-й армий Резервного фронта и стремится развить наступление в направлениях Гжатск, Вязьма, Юхнов (что это дает командармам.  – Л.Л). В нем, в частности, указывалось:
         «<…> 19 А, выполняя поставленную ранее задачу, начать отход в ночь с 5 на 6.10 частей армии на вост. берегу р. Днепр и 7.10 организовать на указанном рубеже упорную оборону, прикрывая Вяземское направление. С отходом частей армии на р. Днепр в состав армии включить 140 и 2 сд».

        Увы, поздно. Нашим войскам так и не удалось использовать заминку в планах и действиях противника 4 и 5 октября. 19-я армия смогла начать отход с рубежа рек Вопец и Вопь  только в 10 часов 6 октября, когда передовые части танковых дивизий Гота с утра 6.10 уже начала свой бросок к Вязьме.   

       С началом перемещения штаба фронта в тыл управление войсками фронта было практически утрачено. Оставленный в Касне оперпункт (временный пункт управления), который возглавил генерал Г.К. Маландин, в связи с угрозой захвата его немцами вскоре также начал выдвижение на восток, потеряв связь со штабом фронта и с армиями. О дивизиях в лучшем случае знали, что они выходят «на меридиан Вязьмы»! Конев и Ставка не знали оперативной обстановки и запаздывали с принятием решений и постановкой соответствующих задач войскам.

         Между тем, 7-я тд противника возобновила ступление 6 октября в  7.30. Передовые отряды дивизии,  преодолев при незначительном сопротивлении наших войск  противотанковый ров, лесные завалы  и эскарпы  на р. Вазуза, не прикрытые  огнем, неожиданно быстро  для себя  в 18.10  перерезали  автостраду у Андрейково, что  в 2-х км севернее Вязьмы.    Ход боевых действий 5 и 6 октября показан на  схеме 2 (см. ВКонтакте), разработанной с учетом данных, введенных в научный оборот  исследователем А. Милютиным. Он  почти поминутно установил их продвижение.  Невероятно высокий темп продвижения: 50 км за 12 час при минимальных потерях!
            Её 37-й разведывательный батальон, наступавший севернее, в 9.00 был вынужден остановиться  перед уничтоженной переправой южнее  Ананино (в 8 км восточнее Волочек). Отбив танковую контратаку и уничтожив два русских танка, он продолжил наступление и  в ожесточенном бою достиг Демидово (9 км северо-западнее Андрейково). Высланная  им диверсионная группа взорвала железнодорожный мост  в  1 км восточнее Фомкино, захватив в качестве трофеев большое количество грузовых машин и много пленных . Этой диверсией немцы намеревались воспретить подвоз в район Вязьмы резервов со стороны Гжатска и попытки деблокировать окружаемые войска русских.
      
      К 20.00 к автостраде вышли основные силы 25-го тп, усиленные артиллерией  и  штурмовыми орудиями. Движение по автостраде Мнск, Москва было надежно перекрыто, мост через р. Бебря был взорван в 24:00.  На выход к Вязьме  (55-60 км) немцы затратили 3 дня (с момента захвата мостов на Днепре). Ф. Фон Бок даже удивился, что 7-я тд вышла к Вязьме на сутки быстрее 10-й тд 4-й танковой группы Гёпнера, беспрепятственно продвигавшейся к Вязьме с юго-востока!
        С этого момента катастрофа практически стала неизбежной!

        Части  6-й тд, перешедшие в наступление с Тихановского плацдарма 6 октября в 11.30, к исходу дня сумели продвинуться всего на 8 км, выйдя к Митьково (35 км северо-западнее Вязьмы). Командир немецкого 76-го артполка в своем донесении на 19.15 (20.15 мок.) 6 октября отметил, что противник оказывает сильное сопротивление, обстреливая артогнем с левого берега р. Вязьма пути выдвижения частей 6-й тд. В течение дня  продолжалась контрбатарейная борьба с артиллерией русских.  Из обнаруженных  9 батарей, одну удалось уничтожить при корректировке огня авиацией. Части 6-й тд, возобновив атаки с утра  7 октября, к 9.00  овладели Пигулино, в 11.00 – Хмелита,  затем в ходе короткого боя в 13.30 – Ломы. Выйдя к 17 часам к Павлово (18 км северо-западнее Вязьмы), они соединились с  7-й тд, образовав на этом направлении внутренний фронт окружения наших войск.

         7 октября к 11.45  Вязьмой овладели части 10-й тд танковой группы гёпнера. Тем самым немцы замкнули кольцо окружения, в котором оказались основные силы Западного и Резервного фронтов. Далее  немцы   начали развивать наступление в северо-восточном направлении,  свертывая нашу оборону на Ржевско-Вяземском рубеже.  13 октября немцы заняли Ржев, 17 – Калинин, перерезав железнодорожную магистраль Ленинград - Москва. С учетом оперативного окружения войск Брянского фронта  в стратегической   обороне наших войск протяженностью 800 км образовалась  брешь шириной до 500 км, прикрыть которую оказалось нечем.
     В связи с быстрым продвижением противника в тыл Западного фронта и захватом Вязьмы приказ на занятие Ржевско-Вяземского рубежа уже не соответствовал обстановке. Необходимо было, как можно быстрее отводить войска из наметившегося окружения.  Этим и занялся И.С. Конев, в штабе которого с 7 октября уже работала комиссия Главного командования с участием представителей Ставки в составе К.Е Ворошилова, В.М. Молотова, Г.М. Маленкова и А.И. Микояна, а также заместителя начальника Генштаба А.М. Василевского.
      
         Комиссия должна была разобраться, что же происходит в полосе Западного фронта.   Реальной обстановки, сложившейся на вяземском направлении в Москве не знали. И комиссия должна была разобраться, что же происходит в полосе Западного фронта.

       7 октября в 16.25  Конев  отдал распоряжение Болдину:  «Немедленно выходить. <…> энергично прорываться во взаимодействии с Лукиным на рубеж Гжатска. Действуйте решительно, сохраняйте технику и живую силу. Исполнение немедленно».
         8 октября Конев поставил 16-й армии  задачу «решительным ударом по противнику, занявшему район Вязьмы, овладеть Вязьмой и содействовать выходу частей 19, 20 и 24-й армий на рубеж: 19 армия -  Сивальниха, Нов. Село (7 км севернее Вязьмы. – Л.Л.); 20 армия  – Шимоново, ст. Угрюмово.   <…> Штаб Рокоссовского находится к востоку от Вязьмы и потерял контроль над дивизиями своей армии".

        Проводная связь с армиями отсутствовала, а радиосвязь при двоении работала с перерывами.  Посланный  на самолете в16-ю армию офицер связи не вернулся. А последнюю фразу
  из распоряжения, можно рассматривать, как попытку оправдаться любой ценой перед присланной комиссией.

         Командующий фронтом, не имея данных о положении и характере действий противника, считал, что немцы еще не создали плотного кольца окружения. В его штабе не знали, что немцы силами одной дивизии вышли к Вязьме. Лишь к исходу 9 октября там полчили данные, что  все пути дальнейшего отхода войск 20-й и 24-й армий перерезаны противником, и что части из района южнее Вязьмы к 14.00 9.10 готовились к наступлению.
          В 17.45 8 октября он потребовал:
       «Немедленно отходите. Повторяю – немедленно! Смело под прикрытием отрывайтесь от противника. Сохраняйте артиллерию и технику, выталкивая ее в первую очередь».
  В это же время район действий  армий фронта были дополнительно высланы офицеры связи на самолетах У-2 с распоряжением Ершакову - ускорить отход  армии на Вязьму для занятия рубежа Шимоново, ст. Угрюмово.  К.К. Рокоссовский это распоряжение не получил.
          В 12.45  9.10 из штаба Конева радировали:
«Лукину, Ершакову, Вишневскому. Необходимо Вам понять, что каждый час промедления выходом армий грозит катастрофой, потерей Ваших армий. Выход Ваш нужен для защиты Москвы. На Вас лежит огромная ответственность.
       Приказываем: развить темпы по выходу не менее 70 км в сутки, идти день и ночь. Ведите разведку, устанавливайте слабые места».

        Это еще одно свидетельство, насколько командование Западного фронта не разбиралось в создавшейся обстановке! Но  не все   распоряжения Конева доходили до войск из-за перерывов связи. К тому же противник организовал воздушную блокаду «котла». Как стало известно позднее, из 14 самолетов связи, посланных командованием ЗапФ в район окружения, ни один не вернулся.

        Об атмосфере заседаний московской комиссии  можно судить по эпизоду, о котором рассазал К.К. Рокоссовский в соей книге «Солдатский долг» (1988). За ним и членом Военного совета армии Лобачевы 9 октября прислали два самолета У-2.
«Я дал указания Малинину о переходе на новое место, и мы направились к самолетам. Малинин на минуту задержал меня:
- Возьмите  с собой приказ о передаче войск Ершакову.
На вопрос, зачем это нужно, он ответил:
- Может пригодиться, мало ли что…
В небольшом одноэтажном домике нашли штаб фронта. Нас ожидали товарищи Ворошилов, Молотов, Конев и Булганин. Климент Ефремович сразу задал вопрос:
- Как это вы со штабом, но без войск  16-й армии оказались под Вязьмой?
- Командующий фронтом сообщил, что части, которые я должен принять, находятся здесь.
- Странно…
Я показал маршалу злополучный приказ за подписью командования фронта.
У Ворошилова  произошел бурный разговор с Коневым и Булганиным».

        Свидетелем этого разговора был Г.К. Жуков, которому Сталин поручил разобраться с обстановкой в полосе  Резервного фронта. В своих мемуарах он отметил, что члены комиссии были настроены наказать  Конева за провалы в управлении войсками фронта. Вскоре Жуков доложил Сталину, что в полосе Рервного фронта ссе дороги на Москву открыты. 
        Сталин не стал дожидаться, когда он  разберется с обстановкой на Резервном фронте, и уже через 30 минут после разговора с ним   подписал директиву Ставки ВГК об  освобождении   С.М. Буденного  от обязанностей командующего  фронтом с назначением на эту должность Жукова.

       Завершая рассказ о событиях, в результате которых наши войска в районе Вязьмы постигла катастрофа, отмечу, что  10 октября Ставка объединила Западный и Резервный фронты в один — Западный. Его командующим был назначен генерал армии Г. К. Жуков, а членами Военного совета — Н. A. Булганин, И. С. Хохлов и С. Н. Круглов.
        Жуков, по существу, спас Конева от раправы, уговорив Сталина оставить его   заместителем, чбы тот возглавил воска на отдельном, калининском направлении  (вскоре там создали Калининский фронт, который возглавил Конев).
      
       Масштабы катастрофы сейчас известны. К сожалению, следует признать, что в динамичной и быстро меняющейся  обстановке  не все командующие фронтами и армиями достойно справились со своими обязанностями. Наши неудачи в оборонительной операции во многом объясняются слабой профессиональной подготовкой многих военачальников, особенно тех, кто был выдвинутых на высокие посты перед войной, в организвции стратегичесской обороны.    А  те, кто знал изнутри немецкую армию, взгляды ее командования на способы применения новых современных средств вооруженной борьбы, кто умел и не боялся принимать самостоятельные решения, не оглядываясь на прокурора, до начала войны не дожили в результате, как теперь принято изящно выражаться, процесса модернизации правящей элиты».

      
        И все-тки повторим вопрос, можно ли было избежать катастрофы и тем самым – огромных потерь  в людях, вооружении и боевой технике, несмотря на грубые ошибки и просчеты при подготовке обороны и в ходе оборонительной операции? Попробуем представить, как могли бы развиваться события при  более умелом использовании имеющихся в  районе Вязьмы сил и твердом управлении войсками.

         С прорывом главной полосы обороны И.С. Конев ограничился только переподчинением одной дивизии 16-й армии командарму 19-й  генерал-лейтенанту М.Ф. Лукину. На более решительный маневр он не решился из-за опасения ослабить оборону на  направлении Ярцево, Вязьма, указанном директивой Ставки ВГК. О том, что немцы   лишь демонстрировали наступление, можно было понять по потерям наших частей, отражавших их атаки немцами. К 3 октября обстановка на канютинском направлении значительно ухудшилась. Наша авиация обнаружила колонну противника протяженностью 20 км головой у Крутицы - в 42 км от бывшего переднего края обороны. Было ясно, что противник будет стремиться развить достигнутый успех с захваченных плацдармов на Днепре по кратчайшему направлению на Вязьму.

      Поэтому можно было,  без особого риска  за счет отвода двух-трех дивизий и нескольких артполков из состава 16 и 20-й  армий   усилить опергруппу генерала И.В. Болдина, которая   своими   активными действиями сковала  части   Гота  у Холм-Жирковского. За 3 и 4 октября этот важный узел дорог минимум дважды переходил из рук в руки.        Усиленная опергруппа  могла отсечь   вражеские плацдармы  от главных сил, лишив их поддержки огнем артиллерии с западного берега, создав условия для их ликвидации. Немцы потеряли не менее 40 танков.
           Сам Г. Гот так оценил создавшуюся обстановку:  «<…> Упорные бои развернулись юго-западнее Холма[-Жирковского]. Сюда с юга подошла танковая бригада русских, которая сражалась не на жизнь, а на смерть. Эти бои задержали форсирование Днепра».

       Далее. Если бы И.С. Конев  с самого начала не скрывал правду,   докладывая   о  «просочившихся мелких группах»,  а доложил о   реальной угрозе выхода противника к Вязьме, то  Ставка ВГК не стала бы медлить. И уже 3 октября переподчинила войска 32-й армии Западному фронту. А при неудачном развитии обстановки 4 октября  разрешила бы отвод войск фронта на подготовленный Ржевско-Вяземский рубеж. Туда же можно было перебросить автотранспортом и 50-ю сд 19-й армии (что и сделал Конев, но с большим опозданием).
           Из пяти дивизий 31-й армии, подготовленных к переброске по железной дороге, минимум две можно было разгрузить в районе Вязьмы для организации обороны важного узла шоссейных и железнодорожных  дорог.
      
        В целях наращивания обороны и предотвращения прорыва противника в полосе 248-й сд туда можно было  перегруппировать  не только основные силы 140-й сд, но  и  2-ю сд, оставив на некоторое время один полк  для прикрытия железнодорожного  и шоссейного мостов, а также огневых позиций 199-го дивизиона морской артиллерии. Оставляемые позиции   на Днепре  могли занять части, отведенные с пассивных участков.
      
      За счет такого маневра к исходу 4 октября и к утру 5-го можно было создать  вторую линию обороны за противотанковым рвом на рубеже Марьино,  Ломы, Павлово и  третью -  на восточном берегу р. Вазуза и южнее. Для занятия этого рубежа частям 2-й сд требовалось совершить один переход протяженностью 40 - 50 км. Вперед   можно было выслать передовой отряд на автотранспорте (в дивизии имелось более 250   машин различного типа).

        Создание обороны на указанных рубежах  облегчалось тем, что части  этих двух дивизий  еще в августе месяце занимали оборону  в указанном районе, совершенствуя  инженерное оборудование позиций и заграждений. Так, согласно докладу штаба 32-й армии, противотанковый ров к 9 августа был готов  на 50%. Эти дивизии, занявшие позиции под прикрытием впереди действующих частей 248-й и 18-й сд, отражая атаки огнем с оборудованных позиций, могли бы оказать более упорное сопротивление противнику, нанеся ему серьезные потери. На преодоление расстояния в 40-50 км врагу потребовалось  минимум полтора-два дня. А заграждения, не прикрытые огнем, своей роли не сыграли.

         Конечно, полностью стабилизировать обстановку, особенно в полосе  Резервного фронта, было уже невозможно, и положение по-прежнему оставалось бы серьезным.  Но за счет своевременного отвода оставшихся дивизий 20-й и 16-й армий и двух  дивизий (из пяти) 31-й вполне возможно было удерживать в течение двух-трех дней  вторую полосу Ржевско-Вяземского рубежа и коридор для вывода из мешка основной массы войск 24-й  и остатков 43-й армий Резервного фронта. Эти силы мог возглавить генерал-лейтенант К.К. Рокоссовского, по приказу Конева выехавший с управлением 16-й армии в Вязьму.

       В этом случае противнику не удалось бы осуществить  двухсторонний охват наших войск и намеченное их окружение. Тем самым удалось бы избежать катастрофы с сотнями тысяч пленных. Отошедшие соединения, вместо того, чтобы прорывать довольно плотный внутренний фронт окружения, смогли бы  сражаться на новых рубежах, сохраняя возможность маневра и пути подвоза резервов и материальных средств. Противнику не удалось бы  в короткие сроки развернуть наступление в направлении Ржев и Калинин, свертывая нашу оборону на Ржевско-Вяземском рубеже. Было бы  выиграно время для подвоза резервов с соседних фронтов и из глубины страны.

         О реальности предлагаемых альтернативных мероприятий по предотвращению катастрофы  можно судить по   действиям Г.К. Жукова в подобной обстановке на подступах к столице.  Он не боялся брать на себя ответственность за  трудные, даже весьма рискованные решения. В отличие от И.С. Конева, который запрещал командармам даже думать об отходе, Жуков, возглавивший вновь воссозданный Западный фронт,  представил Ставке план отвода войск  с Можайской линии обороны на подготовленный  рубеж в глубине  на случай невозможности удержания занимаемого.

          Ставка утвердила его план, лишь оговорив, что начало отхода – с ее особого разрешения. При отсутствии резервов Жуков смело перебрасывал на угрожаемые направления  отдельные части и даже подразделения с второстепенных участков обороны. К сожалению, в обстановке  надвигающейся катастрофы Г.К. Жуков, только 6 октября вернувшийся из Ленинграда и назначенный 8 октября  командующим Резервным фронтом, до   10 октября  был вынужден заниматься организацией обороны на направлении наибольшего продвижения противника к столице. Главная задача в это время состояла в том, чтобы отстоять  столицу. Сил для деблокады окруженных войск у советского командования не было.

     Анализ введенных  в научный оборот ранее неизвестных документов обеих воевавших сторон подтверждает обоснованность вывода Г.К. Жукова  о возможности  предотвращения вяземской катастрофы. Но переподчинение   соединений 32-й и 31-й армий и 220-й сд 49-й армии  Западному фронту произошло слишком поздно – с 23.00 5.10,  фактически –  с 6 октября, когда противник уже перерезал  основную магистраль снабжения Западного фронта.
         А  2-я сд  так и не  сдвинулась с места до 8 октября, когда по приказу без боя оставила свои  позиции на Днепре. Вместо того, чтобы  отражать  атаки немцев огнем с места, ополченцы погибли, безуспешно атакуя подготовленную оборону врага у Богородицкое, и позднее – в плену!

               
        По ходу повествования я часто цитировал  И.С. Конева. Но он в своих  воспоминаниях, опубликованных в 1966 г., умолчал  о своей проницательности, когда ему далось определить вероятное направление   главного удара противника в полосе фронта и вскрыть его замысел на окружение основных сил Западного и резервного фронтов.  Умолчал, потому что не принял меры по усилению обороны на стыке 30-й и 19-й армий в огневом отношении. С учетом низкой подвижности стрелковых соединений резерва, следовало заранее подготовить маневр силами и средствами для  усиления угрожаемого направления.
   
         Рассуждая о причинах трагедии окружения, Конев больше говорил о превосходстве противника в силах и средствах, о господстве в воздухе его авиации.  При этом, он подчеркнул, что «один прорыв к Вязьме мог  быть нами локализован путем перегруппировке войск. Но прорыв немецко-фашистских войск через Спас-Деменск дал возможность соединениям противника выйти с юга глубоко в тыл Западного фронта. Резервный же фронт на этом направлении  сил почти не имел».             Почему же не удалось «локализовать» стремительный прорыв противника к Вязьме от Холм-Жирковского,  он не объяснил.
      
       Эти слова Конева можно рассматривать, как попытку  уйти от  ответственности, переложив вину  за поражение на Буденного и на Ставку, которая не разрешила ему отход войск 4 октября. Возможно,  начни отвод войск с пассивных участков на два дня раньше (4 октября), можно было за счет этого высвободить силы и средства для усиления угрожаемых направлений и удержания коридора у Вязьмы для вывода войск из «мешка». Но точку здесь ставить нельзя. Необходимые меры по предотвращению окружения Коневу и Вишневскому надо было принимать раньше 4 октября и более решительно.

          К сожалению, некоторым нашим военачальникам, которые в 1941 г. еще  не были маршалами Победы, с началом войны им  пришлось заново учиться воевать, на горьком опыте осваивая основы  организации и ведения стратегической обороны. В целях подтверждения высказанных в статье критических замечаниях в их адрес  сошлюсь на Военную энциклопедию издания 1994 г..

        «Неудачный исход вяземской [оборонительной] операции обусловлен тем, что советское командование не сумело правильно определить направления главных ударов противника и сосредоточить на них основные силы и средства. Командующие фронтами (Конев и Буденный) в ходе операции не осуществляли маневр войсками на угрожаемые направления, не руководили их отходом и действиями окруженных войск».
      
      Выходит, прав был бывший командующий 19-й армией генерал М.Ф. Лукин, который в 1969 года (за полгода до кончины 25 мая 1970 г.), рассказывая о боях под Вязьмой,  сказал мне:
       "Вы, молодые, никогда не узнаете всей правды о вяземской трагедии, пока будут живы Конев, Буденный и другие, причастные к этим событиям люди".

      Не успели И.С. Конев и С.М. Буденный сойти с исторической сцены, как их фамилии тут же были названы в числе виновных. Но разве дело было только в Коневе, Буденном или в том же А.И. Еременко, которого почему-то не упомянули в этом контексте? Они делали то, что умели и могли в отведенных им рамках. И маневр осуществляли, но только робко, с оглядкой на вышестоящие инстанции. Не стоит забывать, что всего лишь три месяца назад было расстреляно командование Западного фронта во главе с Д.Г. Павловым. 
        Страх ответственности за принятые решения сковывал действия наших командиров и командующих. Одно дело – потерпеть поражение, выполняя приказы, которые уже не соответствуют обстановке, и совсем другое – потерпеть неудачу, решившись на самостоятельные действия.
         К этому можно добавить неумение или нежелание некоторых военачальников (особенно выдвинутых  на высокие посты после чистки 1937-1938 годов) отстаивать свое  решение. Вред,  нанесенный репрессиями, заключался не только в снижении уровня подготовки кадров, но и в нагнетании атмосферы страха и неуверенности среди командного состава. Действия с постоянной оглядкой «на прокурора»,  лишало их возможности своевременно реагировать на резкие изменения обстановки. Проще было, выполнить приказ начальника, хотя он уже не полной мере соответствовал обстановке.

       Анализ действий советского командования при подготовке и проведении Московской стратегической оборонительной операции показывает, что ошибки и просчёты были допущены на всех уровнях управления войсками. Но ошибка ошибке – рознь, потому что последствия их несравнимы: чем выше инстанция, которая допустила просчет, тем тяжелее последствия, устранить которые порой бывает уже невозможно.      
       Поэтому значительную  часть вины за поражение следует все-таки возложить на Ставку ВГК и прежде всего, на Верховного Главнокомандующего, который  не уловил тот   предел, после которого дальнейшие попытки удерживать сохранившиеся участки фронта становились не только ненужными, но и опасными.
      
      И, конечно, на рабочий орган Ставки – Генеральный штаб, который не организовал взаимодействие между фронтами.  Еще раз подчеркнем, что это, несомненно, было связано с недостатком правдивой  информации об истинном положении войск фронтов.
       Все эти доклады о «просочившихся»  мелких группах противника, о   группах танков в 20-30 единиц и  о планируемых   контрударах, за которыми, зачастую,  кроме номеров дивизий и бригад,  ничего не было, только вводили в заблуждение. Ставка и Генштаб  не сумели своевременно вскрыть замысел противника на столь масштабное  окружение наших войск и принять меры по устранению этой угрозы.

         Сталин боялся, что отход может превратиться в бегство. И почва для таких опасений была: командующие фронтами и армиями, их штабы не имели опыта организации вынужденного отхода – их этому не учили.  Все их помыслы были направлены только на то, чтобы выполнить требование вождя  – ни шагу назад! Видимо, в Генштабе понимали необходимость отвода войск. Но никто не посмел подсказать вождю такое решение, помня его реакцию на подобные предложения со стороны руководства Юго-Западного направления в Киевской оборонительной операции.

            А отводить войска все равно пришлось, но в несравненно более тяжелых условиях.  Нерешительность  Сталина и опоздание с решением на отвод войск  сыграли на руку врагу и привели  к утрате   Ржевско-Вяземского  оборонительного рубежа, на создание которого затратили  так много сил и средств. А в последующем – к окружению основных сил двух фронтов и  образованию огромной бреши в стратегической обороне, прикрыть которую было просто нечем.   

         Подводя итог всему  вышесказанному,  будет не лишним   напомнить слова маршала Г.К. Жукова, который хорошо знал немецкую армию:
       «Надо также признать, что немецкий генеральный штаб и вообще немецкие штабы тогда лучше работали, чем наш Генеральный штаб и вообще наши штабы, немецкие командующие в тот период лучше и глубже думали, чем наши командующие. Мы учились в ходе войны и выучились и стали бить немцев, но это был длительный процесс».

         Добавим:  наука эта была оплачена большой кровью. А последствия ошибок  и просчетов, допущенных в 1941 г.  еще долго сказывались на сражениях в последующие годы войны. Ошибки  и просчеты, допущенные в 1941 г.  еще долго сказывались на сражениях в последующие годы войны.
      
      Наши войска, сражавшиеся в тяжелейших условиях окружения,   сковали 28 немецких дивизий, в том числе 6 танковых (которые, заметим, не могли продолжить  наступление на Москву), совершили подвиг. Но кто виновен в том, что сотни тысяч наших воинов были убиты и попали в плен, кто должен ответить за их кровь и жертвы? У поражений, как и у побед,  тоже есть свои «родители». И мы не можем обойти вопрос о причинах поражения наших трех  фронтов  и ограничиться   общими фразами. Сотни тысяч убитых, пропавших без вести и пленных, захваченных врагом в одной операции, стали следствием ошибок и просчетов  оперативно-стратегического командования, вплоть до Ставки ВГК.
     нам надо помнить,  что без мужества, стойкости и неисчислимых жертв 41-го года не было бы Победы в 1945-м.


        Ветеран ВОВ, профессор Академии
        военных наук, полковник в  отставке        Л.Н. Лопуховский
                18.05.2025 г.