чёрная

Квартира 1.

Рождение ребёнка прошло, я бы сказал – ординарно. Ничего необычного. Идеальное количество пальцев на руках и ногах , а именно -  по десять. Одна голова, две руки, две ноги, ну и так далее.. Нормальный ребёнок, кричащий, вечно всем недовольный.
 
И только когда он начал взрослеть, проявилась странность. Он ничего и никогда не забывал. Однажды попав в голову, какая-либо информация, оставалась там навечно. Скапливалась, складировалась по полочкам, всегда готовая быть вынута наружу. Номера телефонов, газетные статьи, учебники – всё это он помнил наизусть.

«Феномен», «гений», люди иногда не скупятся на слова. Им- то легко, они всё это через некоторое время забудут. А он будет помнить. Всегда, пока жив. Сначала родители радовались такому странному дарованию своего ребёнка. Ну как же, сплошные пятёрки в школе и институте. Красные дипломы, под цвет счастливых лиц папы и мамы.

Но потом радость стала понемногу таять, поскольку врачи, на магнитно-резонансном томографе, смогли разглядеть, как заполняется ото дня ко  дню информацией мозг молодого человека. Оставалось только догадываться, что случится, когда в его голове не останется свободного места. Было две гипотезы, первая: под воздействием новой информации старая начнёт замещаться текущей. Вторая же была более печальна - как только произойдёт  заполнение, молодой человек не сможет больше запомнить ничего нового. И навсегда застрянет в одном времени.

Мы, соседи этого семейства по дому, всегда немного завидовали успехам гениального ребёнка. Теперь же, узнав правду о цене уникальности, были вынуждены прятать сочувствующие выражения лиц как от него самого, так и от его родителей.




Квартира 2.

А в этой квартире проживал, да и сейчас проживает, один фотограф. Я знаю его ещё со школы, мы учились в параллельных классах. Иногда, встретившись у подъезда, он приглашал зайти к себе домой, посмотреть на его работы. Мне было интересно. Затемнённая ванная с красным светом, банки с реактивами, развешенные на прищепках сохнущие фотографии.

С каким-то ощущением прикосновения к таинственному миру, я, в свои школьные годы, всегда приходил в его лабораторию. Как-то само собою переходил на благоговейный шёпот и впитывал незнакомые запахи .Когда же мне разрешали поучаствовать в процессе проявки фотографий, я приходил в дикий восторг. И потом пару дней упрашивал родителей позволить мне тоже завести фотолабораторию. Но в нашей семье на это не было денег. И поэтому родители каждый раз придумывали новые отговорки, до тех пор пока я не стал по их мнению достаточно взрослым, и мне можно было сказать правду.

Фотограф был довольно творческой личностью. Окончив институт, устроился работать в какой-то модный журнал. Говорили, что он очень одарён и у него свой собственный взгляд на мир. Придя в гости и взяв в руки его фотографии, я понимал, что они говорят правду. У него и в самом деле был свой, неповторимый взгляд на мир.

Как и всякий по-настоящему одарённый человек, он всё время находился в поиске новых форм, стилей, направлений. И найдя что-то ценное, он вырабатывал свою находку до конца, как шахтёры угольную шахту, и затем двигался дальше.

В последний свой визит к нему в гости, я был удивлён несколько больше, чем обычно. Перекладывая фотографии одну за другой, я непонимающе бросал взгляды на хозяина квартиры. Все они были, не знаю, как это правильно назвать, то ли пересвечены, то ли засвечены. Ну, в общем, на всех них была только темнота- чёрный прямоугольник в белой окантовке.  На обратной стороне фотографий я заметил поясняющие надписи: «Следы раненого медведя на первом снегу», «Последствия ракетной атаки в городском квартале», «Лик девственницы на рассвете дня Ивана Купалы». Дальше я не стал читать надписи, а лишь ошарашено глядел на фотографа.
 
Видя мою полнейшую растерянность, он пояснил: «Гениальность хода в том, что я снимал именно то, что написано на карточках сзади.. но делал это с закрытой крышкой объектива, что бы моё восприятие не накладывалось на восприятие зрителя. В темноте его воображение может свободно бродить по выстроенным мною кадрам».





Квартира 3.

Тихая, неприметная семья. Он и она. Без детей. При встрече с кем-нибудь вежливо здоровались и, не задерживаясь для дальнейших возможных разговоров, незамедлительно ускользали. Одеты всегда были неброско, но аккуратно. У него отутюженные стрелки на брюках, светлая рубашка. Зимой добротное кашемировое пальто. У неё, лёгкие длинные платья летом, зимой пальто с меховым воротником. Туфли и сапоги сплошь на низком каблуке.

Лишь спустя какое-то время пронёсся непонятно откуда взявшийся слух – евреи. И все отчего-то вздохнули с облегчением. Хотя и затаили какую-то неприязнь к этим, в общем-то, милым  людям. Они же, не замечая перемен в отношении, или делая вид, что, не замечая, выходили из подъезда. Она оглядывалась проверить, закрыты ли их окна на первом этаже. Потом брала супруга под руку и они шли гулять.

В один из дней, неожиданно для всех, в их квартире стали слышны крики, дикий вой плача и звон битой посуды. Театральная постановка то смолкала, то разгоралась с новой силой. Невольные свидетели разыгравшейся драмы,  недоумённо косились на запертую дверь еврейского семейства. А потом из квартиры выскочил бледный муж и, хлопнув дверью, сбежал по лестнице. В глубине квартиры номер три, безудержное рыдание сменилось тихим, едва различимым плачем.

На следующий день старушки у подъезда обсуждали скандальный уход мужа из семьи. Некоторые говорили, что он полюбил другую. Некоторые, что он хотел детей, а она нет.  Не знаю, кто из них больше приблизился к истине. Мне всегда было как-то не интересно рассуждать о подобных вещах. Ведь я об этой паре ничего не знал. А строить догадки на пустом месте..

Через какое-то время, брошенную жену стали довольно часто замечать на лестничной клетке.  Чуть ли не по разу на дню она выходила из квартиры с ведром и мыла серый бетонный пол около своей двери. Если в это время на лестничной клетке, в ожидании лифта, находился мужчина - молодой или преклонных лет, без разницы, короткий халат мойщицы как бы непроизвольно задирался, демонстрируя случайному наблюдателю кружевное бельё, через которое можно было разглядеть интимные подробности.

Ну а что? Природа есть природа. Ей тоже хотелось утолить жажду тела. Я,  в отличии от  женской половины нашего дома, её нисколько не осуждал. Народ не зря придумал поговорку, что в тихом омуте черти водятся. Зато теперь, даже я, начал задумываться: а по какой причине от неё ушёл муж?





Квартира 4.


Она была одинока, стара. За огромными очками ютились  добрые, внимательные глаза. Единственным недостатком которых было довольно скверное зрение. И поэтому бабушке приходилось носить очки с толстыми стёклами. Из-за этого: и глаза, и доброта, скрывающаяся в них, казались неестественно большими.

Поговаривали, что эта пожилая женщина потеряла в войну всю семью. Мужа, родителей, троих детей. А сама осталась. Выкарабкалась. От горечи заменила личную жизнь работой. Выйдя на пенсию, не знала чем занять себя. В прохладные дни выходила к лавочке у подъезда, и болтала с другими старушками.

Оставшись наедине, доброта её глаз сменялась грустью и печалью. На людях она брала себя в руки, бодрилась. И никто не мог подумать, какие муки переживает она в те моменты, когда её никто не видит.

Что бы хоть как-то заполнить пустоту в сердце, она завела кошку. Маленькой, Мурка была достаточно резвым котёнком, а повзрослев и состарившись, стала надменной, самолюбивой, вальяжной.  Когда старушка выпускала её из квартиры, кошка подходила к выходной двери и ждала, когда кто-нибудь откроет ей дверь. Жители нашего подъезда с удовольствием  выполняли роль швейцара. Мурка, важно подняв и распушив хвост, выходила в открытую дверь. И вышагивая, как королева двора, спускалась по ступенькам.

Нагулявшись, уже ближе к ночи, она возвращалась с каким-нибудь припозднившимся жильцом в подъезд и ложилась на коврике у двери. Старушка, каким-то особым чутьём знала, когда Мурка приходила к двери, и впускала её в квартиру. Взяв кошку с собою в кровать и, немного повозившись в постели, старушка погружалась в дрёму. И целую ночь два старых существа ощущали теплоту тела друг друга, видя беспокойные сны.

Когда же Мурка уходила в загул, было слышно, как старушка целую ночь звала кошку в окно, боясь остаться совсем, совсем одной. Наедине со своими страхами и болью.







Квартира 5.


- Тебя кто-нибудь ненавидел ни за что? Просто так. Из-за самого факта твоего существования? – одолжив как-то сигарету у подъезда, спросила она меня.
- Конечно, - ответил я, поднося ей зажженную спичку. - Я ведь был женат.

Её история была абсурдна и нелепа. Единственный ребёнок в семье. Желанный, долгожданный. Всё ей, удовлетворение любых капризов и желаний. Ну как она могла вырасти другой. Конечно же она была эгоистичной и капризной.

В двадцать пять лет ей втемяшилось в голову обучится играть на пианино. Начала поздно вечером слушать классическую музыку, что бы понять, что к чему. И разве можно слушать такую музыку тихо?! Ну конечно нет. А соседи, да бог с ними с соседями. Какое ей до них дело. Пускай, кстати, тоже воспитывают свой вкус, слушая духовно богатую музыку.

Потом папа купил ей инструмент, и она начала на нём бренчать. Так же с наступлением темноты. Днём было так много интересных и важных дел: институт, рестораны, клубы, поклонники.  Родители лежали в соседней комнате с мокрыми полотенцами на голове, надеясь, что  блажь у дочери скоро пройдёт.

В один из осенних дней она поссорилась со своим очередным поклонником и возвращалась ночью из клуба одна. За спиной услышала шуршание шагов по асфальту. Под фонарём заметались тени. Потом она почувствовала удар по голове и потеряла сознание.

Очнулась в больнице. Обе руки были в гипсе. Судя по всему, не все в нашем доме обладали тонким вкусом. Или нападавшего истязали её упражнения на инструменте. Бог его знает..

После этой истории она так и не смогла больше сесть за пианино и родители были вынуждены его продать. А она, с тех пор, вздрагивает, при звуках классической музыки, раздающейся в чьём-нибудь мобильнике, при входящем вызове.






Квартира 6.

Наверное, он поставил себе в квартиру счётчики воды. И начал на ней экономить. Его неповторимый запах стоял в подъезде на удивление долго. Складывалось впечатление, что он пропитал собою краску на стенах.

Попав в прицел его маленьких, озлобленных глаз сразу становилось неуютно. А миазмы, источаемы его телом и одеждой лишали вас воли. В его присутствии ты словно становился меньше, слабее.

Я бы не удивился, если бы вдруг оказалось, что это именно он топтал пальцы юной пианистки. Должно быть, на его совести были какие-то грязные делишки. Но наверняка это утверждать не взялся бы. Всё же чужая душа - потёмки. А блуждать в ней на ощупь у меня не было никакого желания.

Точно я знал лишь об одном его увлечении. Он любил оставлять подписи к эпистолярным крикам души подростков, которые те выплёскивали на стенки лифта и лестничные пролёты.

Однажды, я застал его врасплох за этим занятием. Увидев меня, он как-то нехорошо улыбнулся и, как мерзкая крыса, убежал в свою нору. Я подошёл поближе разглядеть, что он там накарябал. Под чьим-то лапидарным признанием: "Люблю Дашу", он аккуратно вывел: "Встречу милую, лицо ей разукрашу".






Квартира 7.

В дверь позвонили. Потом ещё раз. И ещё. Кому-то я был явно нужен. Нехотя встав с дивана, пришлось идти открывать. На пороге стояла она. Юлька из седьмой квартиры.  Раньше они дружили с моей женой. Часто ходили друг к другу в гости.  А после того как мы с благоверной расстались, у Юльки пропал повод заходить ко мне.

Я даже немного поднапрягся, наверное что-то случилось, раз она всё же пришла.
- Знаешь, это звучит нелепо и даже как-то неромантично.. В общем можно я у тебя пару дней в туалет буду ходить?
Я чё-то растерялся даже. А потом закивал.
- Понимаешь, у меня ремонт, новую сантехнику ставлю. Сказали пару дней ею нельзя пользоваться. - разъяснила она. - Ну так что? - спросила она и театрально заломила руки.

- Хочешь, можешь даже у меня пожить эти дни, - отходя и пропуская её в квартиру, без всякой надежды сказал я.
- Да? - начала она кокетничать и включив взгляд для мужчин, с какой-то волнующей интонацией произнесла. - Ну не знаю, не знаю..

Через два дня она вернулась в свою квартиру. А я ещё около недели страдал от ран на спине, оставленных её ногтями. Ну и темперамент у неё. Интересно, зайдёт она ещё как-нибудь? Например, когда на кухне затеет ремонт?.   







Квартира 8.

Встречая вас, он начинал беседу словами: "Я очень не люблю юмор, поэтому расскажу анекдот". И он не шутил, в смысле, он и в самом деле не любил юмор. И в смысле - он и вправду рассказывал анекдот.

Он всё в жизни делал вопреки. Словно выбрал себе направление, в котором всегда нужно было идти против ветра. Летом, в жару, он носил тёмные плотные рубашки. Зимой ходил в тонкой куртке.

Когда все способные на это люди завели своё дело. Он уволился с перспективной должности и уехал жить в пригород. Когда пресытившиеся бизнесмены начали перебираться за черту города, он наоборот вернулся в мегаполис.   

На улице закуривал, когда начинался дождь. Если же с утра было ясно - брал с собой зонт. Не любил животных и поэтому завёл собаку. Женился на таком типе женщины, который терпеть не мог.  Из принципа никогда с ней не ссорился, хотя был злым и вспыльчивым человеком.

Когда врачи обнаружили у него прединфарктное состояние, он стал выпивать и перешёл на жирную еду. А потом, назло самой жизни, он помер. Лёжа в гробу, у него впервые был довольный вид.





Квартира 9.

Каким бы солидным и важным по жизни не был человек, всё равно, внутри него, живёт ребёнок. Независимо от статуса в обществе и количества прожитых лет. В некоторых это заметно меньше, в некоторых больше.

В простые дни он носил добротные костюмы, в руках портфель из качественной кожи. В портфеле, как я могу догадываться - финансовые документы и договора. Он выходил на улицу источая уверенность, смешанную с запахом модного парфюма, и уезжал на службу в личном представительском авто. Взгляд его был сосредоточен и строг.

С наступлением же выходных он одевался в какое-то старьё, в которое бы и человек, с гораздо меньшим достатком, постеснялся бы облачаться. Залезал в свою старенькую, доперестроечную копейку и укатывал на речку.  В багажнике лежала палатка, а из окна торчали удочки. Лицо же его, в этот момент, сияло чистой детской радостью. Он опускал стёкла, что бы ветер трепал волосы и ловил запахи.

Оставшись наедине с природой, он вновь становился четырнадцатилетним подростком, ничего не знающем о жизни. Он купался голышом, варил на костре уху и подолгу глядел ночами в небо. Если небо затягивало тучами и начинался дождь, забравшись в палатку, он дремал под шуршание капель о брезент. 

В воскресенье, к вечеру, он снова грустнел, из него уходила жизнь. Он запирал ребёнка в дальней комнате и прятал ключи. У подъезда его встречала Мурка. Он всегда привозил ей немного рыбы.






Квартира 10.

- Щас, погоди минутку, только жилетку сменю.. - пошутил я, вновь увидев его на пороге своей квартиры.
- Какую жилетку? -не понял он, наблюдая меня в домашней футболке.
- Ну ту, в которую ты приходишь плакаться. Предыдущая ещё не высохла.
- Всё шутишь? - мрачно спросил он.
- Ну ладно, что у тебя на этот раз стряслось? - смягчился я.
- Понимаешь... - начал он.

Этот индивид, из десятой квартиры, часто приходил выливать на меня свой негатив. Не знаю почему он выбрал именно меня, мы даже друзьями не были. Разве что почти одного возраста. Может поэтому?..

Он мог по паре часов сидеть на моей кухне, пить чай с булками и рассказывать о своих несчастьях. Часто мне приходилось угощать его ужином. Я даже иногда думал: "Может ему просто не на что купить еду"?

Порой мне хотелось ударить его сковородкой по голове. Иногда мне становилось его жалко. Все несчастья, случающиеся с ним были нелепы до абсурдности и анекдотичны.

То у него проводка в квартире перегорит и он останется без электричества. То в двери замок сломается, он в очередной раз не придёт на работу и будет уволен. То в автобусе его ни за что заденут хулиганы, а потом выйдут вместе с ним на остановке, изобьют и отнимут деньги.

Мне же, как я говорил, приходилось кормить его ужином, поить чаем и выслушивать.
Пошли мне господи терпения.






Квартира 11.

Прижавшись однажды ночью к спине супруга, она явственно почувствовала, что его кожа пахнет смертью. Утром ей казалось это глупым. Откуда она могла знать, как пахнет смерть?! А потом заработалась, забыла об этом. 

Следующей ночью она дождалась, когда муж уснёт, и осторожно принюхалась к запаху его кожи. К морскому аромату геля для душа, отчётливо примешивался посторонний, необычный, резкий запах. И она, сама не понимая почему, была уверенна что именно так пахнет смерть.

Она стала более внимательна к нему. А он, через какое-то время, уже не мог держать в себе свою боль. И признался жене, что уже давно его мучают периодические рези где то в животе. Тихо поплакав в ванной, она вытерла слёзы и взяла с него обещание показаться в врачу.

Безучастный специалист вынес суровый приговор - неоперабельный рак кишечника. Ему не так уж и много оставалось.  Жене он правду не сказал. Соврал про обострения гастрита.  А сам, тайком, пил сильнейшее обезболивающее.

Через два месяца его не стало. Ей было так невыносимо спать в пустой постеле. В соседней комнате метался во сне их ребёнок. Ему снился отец.   





Квартира 12.

Ей нравилось жить одной. Особенно осенью. Утром, сонная, она бродила по холодной квартире в тёплых носках и байковой рубашке. Ставила чайник. Смотрела в темноту за окном, видя своё отражение в стекле. Пила чай вприкуску с хлебом, намазанным ореховой пастой. Потом умывалась. Одевалась. Повязывала на шею мягкий уютный шарф и выходила в прохладу улицы.

Вечером, отработав, забегала в магазин у метро. Покупала готовую еду. Иногда пива. Ещё реже вина. Возвращалась домой. Грела ужин в микроволновке. Ела. Часто, после ужина, варила в кастрюльке ароматный глинтвейн. Потом наполняла ванну и долго в ней лежала, аккумулирую в теле тепло воды. Выйдя из клубов пара ванной, на кухне наливала в кружку чуть остывший глинтвейн и шла в комнату. 

Включала в комнате несколько ламп с приглушённым светом и слушала музыку или пересматривала фотографии знакомых в сети. Или просто глядела в окно, наблюдая за прохожими, что кутались в пальто и куртки, спасаясь от пронизывающего ветра. Она любила смотреть, как деревья, день ото дня, набирают насыщенный оранжевый, красный и жёлтые цвета.

Ещё больше она любила дождь. В любом его проявлении. Мелкая изморось, редкие капли, сплошной поток - ей всё было мило. Под дождь она любила грустить и сладостно предавалась меланхолии. На улице, в лужах, плавали опавшие листья. Она это тоже любила.

Иногда ей становилось очень одиноко. Она хотела прижаться к мужчине, к его теплу. Что бы он крепко сжал её в своих объятиях и не отпускал. Иногда ей становилось очень одиноко, но это быстро проходило. 






Квартира 13.

А в этой квартире проживал достаточно странный субъект. Впрочем, все жильцы в нашем доме, в той или иной мере, были странные.

Молодой человек, из тринадцатой, обладал невыразительным подбородком, который всегда был покрыт жёсткой щетиной. Под глазами расплывались устрашающие тёмные круги. Можно было подумать, глядя на него, что он никогда не спит. Взгляд же его был достаточно колким, а на губах всё время кривилась наглая ухмылка.

Его старые друзья ставили себе в жизни цели и шли к ним прямыми дорогами. А он плыл, как бревно по реке, полагаясь на течение. Был вял, с шаркающей походкой. Худ телом. На предплечьях странные шрамы; то ли от ожогов, то ли от порезов. Соседи по лестничной клетке старались держаться от него подальше.   

Иногда от него пахло спиртным, иногда духами. Не иначе, как водил в квартиру сомнительных барышень.  Хотя особо ни с кем не дружил и не общался. Даже наверное был нелюдим. Бирюк. Сейчас я вспоминаю, что он редко выходил куда-то из своей квартире. Всё больше просиживал в ней.

Что я ещё о нём знаю? Ну, к примеру, что ему очень нравилась девушка с нижнего этажа, из двенадцатой квартиры. Но завести с ней знакомство он всё никак не решался. 

Однажды, этот молодой человек повесил на своей двери, прямо под номерком квартиры бумажку, на которой было написано "Сосуд мировой скорби". В общем, в тринадцатой квартире проживал я.






Квартира 14.

В соседней от меня квартире ничего не нарушало тишину. Не бормотал телевизор, не завывал проигрыватель, не звучал гулкий звон шагов по бетону. В ней не раздавалось шуршание воды. Не уносились в вытяжку запахи шкворчащей еды. Никто никогда не разговаривал по телефону.

На столе, в одной из комнат, лежал кусочек пазла с изображением лица святого Петра, сборник стихов Пастернака, фонарик с вытекшей батареей и очки с треснувшим стеклом. Все эти предметы, и саму поверхность стола, покрывал порядочный слой пыли. На котором было возможно, при желании, разглядеть пунктиры следов мухи.  Само насекомое нашло своё последнее пристанище около душки очков.

Кровать, в этой же комнате, была застелена толстым покрывалом. В шкафу, от отчаяния, повесились на вешалки рубашки и безнадёжно опустили рукава шерстяные свитера. Тапочки спрятались под кровать и не решались оттуда показать носу.  На всех вещах в этой комнате лежала печать забвения.

На кухне в заварном чайнике давным-давно высох чай, оставив на дне коричневый налёт. В окне, на ветру, трепетала порванная москитная сетка. Посуда, вымытая после поминок, частично была убрана в кухонный шкаф, а частично осталась в раковине.      

В этой квартире раньше жил человек, увлекающийся йогой. После долгих практик, ему однажды удалось остановить своё сердце. А заставить вновь его биться он не сумел. Просто не знал как это делать. А научиться не успел.   






Квартира 15.

Это была молодая супружеская пара. Они поженились совсем недавно. Их обручальные кольца ещё не успели покрыться мелкой сеткой царапин.

Ему я дал прозвище "человек-музыка", поскольку он всегда и в любой ситуации слушал плеер через большие наушники.  Зимой они грели ему уши, так что можно было не носить шапку. Он, в принципе, так и делал. Только накидывал сверху капюшон пуховика.

Её я называл, про себя, "дылда". Поскольку была она чуть ли не на голову выше его, да ещё вечно на десятисантиметровых шпильках. По утрам на её щеке частенько были видны следы от подушки. Значит крепко спит, не ворочается, - заключил я. Так крепко мог спать только человек с чистой совестью. Ах да, забыл добавить, она была хороша. Красива на лицо, с хорошей стройной фигурой. Иногда я задумывался, что она нашла в своём муже? И ставил себя на его место.

Чуть позже я узнал, что она немая. Поэтому молодой человек всегда был в наушниках. Вероятно его не интересовало ничего, кроме голоса своей любимой. Когда он хотел ей что-то сказать он говорил это вслух. Когда хотела что-то сказать она - они общались на языке жестов.

Как-то я встретил их на концерте "Аквариума". Ради такого случая он снял наушки и повесил их на шею. Она раскачивалась в такт музыки и сердцем подпевала Борис Борисычу, поскольку её рот был не способен производить звуки. Я улыбнулся, когда они заметили меня и поднял вверх два пальца - указательный и средний.






Квартира 16.

Сидя однажды за компьютером, я случайно наткнулся в интернете на её сетевой дневник. Оказалось, что девушка из шестнадцатой мечтала стать известной писательницей. Примерно девяносто процентов её записей были о романе, который она сочиняла. 

В своих постах она рассуждала, участвовать ей или нет в, тех или иных, литературных конкурсах. Спрашивала совета у других писателей. Искала, в какие издательства ей лучше обратиться, когда она закончит свой роман.

Основу же её сетевого дневника составляли заметки о том, сколько она сегодня написала страниц. Я читал её записи из академического интереса и ужасался. Человек действительно решил сделать писательство своей работой.

Судя по записям, она выделяла себе какое-то время и, запланировав написать определённый объём, набирала на клавиатуре текст.  Для меня, человека считающего процесс создания книги таинством, наподобие зачатия и вынашивания ребёнка, это было дико и странно. Чуть ли не кощунством.   
 
Найдя по ссылке её роман, я прочитал первый обзац и закрыл страницу. Он мне совершенно не понравился. И это лишь убедило меня в том, что она действительно имеет все шансы стать известной писательницей.






Квартира 17.

Его семейное дерево росло на каменистой почве интеллигенции. И чего он пошёл работать в милицию. Непонятно. Может быть верил во вселенскую справедливость?. Говорят, водятся ещё, в наше время, подобные идеалисты. Я сам пару раз встречал таких. И каждый раз был несколько обескуражен.

Его любимым персонажем в кино был Глеб Жеглов. Сначала он хотел быть похожим на него, но вовремя понял, что не потянет. Ну не было в нём, столь иногда необходимой жёсткости. Душа его была мягка и поэтична. Правда поэзия эта была довольно своеобразна.

Один раз я поднял выпавшую из его кармана смятую бумажку. И дома, с каким-то волнительным интересом, развернул клочок. Там, от руки, были написана нервным, дрожащим почерком несколько строк. Судя по всему это был черновик:

"Я пролезу между нейтронами
В красной вязаной шапке
Оставьте себе сочувственный взгляд
Со мной всегда всё в порядке"

А потом, этот поэтичный служитель закона, всех неприятно удивил. Мы увидели его по телевизору. В репортаже говорилось, что он открыл стрельбу в ночном супермаркете. Убил и ранил нескольких человек. После чего был ликвидирован прибывшим отрядом спецназовцев.

После данного инциндента к нам, его соседям по лестничной клетке, стали наведываться дознаватели. Выпытывали, не замечали ли мы, в последнее время, странностей за ним.  А бабки у подъезда только и знали, что мусолить эту тему.

"А разве порядочный человек мог поступить иначе"? - то ли в шутку, то ли всерьёз спросил как-то я, услышав, что они опять обсуждают этот случай. На лавочке воцарилось молчание. Старушки встревожно взглядывались в мои глаза. "Люди превратились в диких животных. Я бы на его месте поступил точно так же", - добавил я и вошёл в подъезд, закрыв за собой с грохотом тяжёлую железную дверь.





Квартира 18.

Но вот кого дознаватели прошляпили, занимаясь делом о перестрелке в магазине, так это данного субъекта из восемнадцатой. Он представлял даже большую опасность, чем слетевший с катушек милиционер.

В детстве он был рассеян и невнимателен. В школе, на уроках, рисовал в тетрадях, перекатываясь с двоек на тройки. И обратно. Из-за неуспеваемости его принимали в пионеры последним в классе. Выучить клятву ему было почти нереально.  Во время её произнесения он постоянно сбивался, что-то мямлил, проглатывая слова и фразы. Чем и заработал себе гастрит.

В средних классах родители подарили ему "Набор юного химика" на день рождения. И были поражены, с каким интересом и вовлечением он погрузился в игру. Правда, радость родителей быстро сменилась разочарованием и раздражением. Он прожигал ковры своими едкими реактивами, портил мебель. Однажды провёл какой-то неконтролируемый эксперимент в ванной. Из-за чего она навсегда покрылась несмываемыми зелёно-бурыми подтёками.

В старших классах юный химик пережил несчастную любовь и навсегда затаил обиду на женщин. Взрослея, он становился всё более замкнутым и озлобленным. После смерти родителей он навсегда стёр улыбку со своего лица, словно бритвой на фотографиях.

Было неизвестно, чем он занимается, кем работает. Человек-призрак, человек-невидимка, человек-загадка. Года через два, изготовив просто сумасшедшее количество взрывчатки в своей квартире, он взорвёт наш дом, наш вечно гудящий улей, к чёртовой матери, со всеми его жильцами. В день всех влюблённых. Четырнадцатого февраля. В два часа ночи.





Квартира 19.

На кухне он плотно прикрыл за собой дверь. Поджарил в тостере пару кусков белого хлеба. Положив на тарелку, намазал их абрикосовым джемом. Растворил немного кофе в чашке, утопил кусочки сахара, подкрасил молоком. Поглядев на наручные часы, он понял, что она проснётся не раньше, чем через пару часов.

Этот молодой человек бывал здесь и раньше. Обычно, они с шумом врывались, по ночам, в темноту квартиры. Захлопнув за собой дверь, начинали срывать друг с друга одежду. Протягивали трясущиеся руки. Касались кожи. Прижавшись,  впитывали запах. Вспомнив, что у них есть с собой бутылка вина, она, шлёпая босыми ногами по паркету, бежала на кухню за штопором. Они спешили, пили, давясь, из горлышка.

Размягчив алкоголем стыдливость, они набрасывались друг на друга. Сидя сейчас на кухне он, улыбаясь, понимал, что только с ней настолько терял голову. С другими барышнями он был гораздо скованнее и сдержаннее в постели.

Позавтракав, он вышел в прохладу зарождающегося дня. Ещё одна сумасшедшая ночь осталась позади. От других она отличалась лишь тем, что, в этот раз, девушка передала ему миллион клеток вируса иммунодефицита.





Квартира 20.

Каждый человек - это длинная, долгая история. Способны ли мы выслушать её, понять? Пожалуй.. Но только в какие-то определённые моменты собственной жизни. Очень определённые. В остальное же время, мы только делаем вид, что нам, по-настоящему, интересны другие люди. А некоторые даже и вида не делают. Они правдиво безразличны.   

Ему нравилось жить чужими жизнями, потому что своей собственной у него не было. Дождавшись темноты, а в выходные и днём, он придвигал кресло к окну. Выбирал очередную квартиру и, припав к телескопу, наблюдал за окнами противоположного дома. Там, за тюлевыми занавесками, люди жили своими жизнями. Каждый со своими проблемами, своими заботами, радостями и горестями.

Один вечер он наблюдала только за одной квартирой.  В основном, люди не отличались оригинальностью. Приходили с работы, зажигали в комнатах свет. Принимали душ. Ужинали. Смотрели телевизор. Играли с детьми. Читали книги и газеты. Листали журналы. Некоторые занимались при свете любовью. Чаще, перед этим они выключали свет.

Очень редко происходило что-то не столь будничное. Пьяные вечеринки молодёжи. Ссоры давно проживших вместе пар. А однажды он стал свидетелем того, как один пожилой мужчина, днём, в выходные, пододвинул к люстре стул, снял лампу с крюка, положил её на пол. Подвесив верёвку, затянул её на шее. Выбив стул, повис, дёргая ногами.

Наблюдатель было потянулся за телефоном, вызвать скорую. Но понял, что они не успеют. Никак.. Поэтому, он снова присел к телескопу и продолжил следить за этой квартирой. Испытывая какие-то непонятные, сложные, неоднозначные, тошнотворные чувства.






Квартира 21.

Впав в меланхолию, он частенько подходит к шкафу, скрипя своими старческими суставами. Разомнув кисти рук, с предвзятой осторожностью, достаёт запылившуюся банку. И прошаркав мелодию Дебюсси по паркету, направляется в кабинет.  Там, поставив банку на стол с зелёным сукном, старик садится в своё вытертое кожаное кресло и долго рассматриваю её, гладя свой щетинистый подбородок. 

В этой банке находится его вдохновение. Законсервировав его в тридцать с небольшим лет, он больше никогда им не воспользовался. Почему этот человек так поступил?! Не знаю..  Просто однажды ему стало жалко делиться своим гением с окружающим миром. Мир был его недостоин. Непонятый, непризнанный, одинокий, тридцатилетний писатель упрятал своё вдохновение в банку. И частенько доставал её, вглядываясь в мутное стекло. Не испортилось ли?

Убедившись, что оно почти такое же, как и сорок лет назад, состарившийся неудачник-писатель ставил его обратно в шкаф. И подходил к окну. Если подростки на улице слишком громко слушали музыку, он начинал на них кричать. Это доставляло ему удовольствие.







Квартира 22.

Молодой человек, в автобусе, брезгливо посмотрел сначала на её плохо накрашенные ногти, затем на фигуру. И отвернулся. А ей стало тоскливо. Любая женщина желает нравится. Ей много не надо, достаточно лишь заинтересованного взгляда. Сверкнувшей искры в глазах, когда на неё смотрят. Плотоядного облизывания губ. И всё. Разве это так много?

Она посмотрела на свои облупившиеся от лака ногти, взглянула на своё отражение в стекле.. И почувствовала себя чудовищно несчастной и одинокой. Пассажиров в автобусе было с избытком, её толкали со всех сторон, а она подумала, что в людской толпе только острее ощущается собственное одиночество.

Дома её никто не ждал. Поэтому она с лёгкой неохотой возвращалась с работы. На улице уже третий день шёл дождь. Она раскрыла зонт со сломанной спицей. Дороги были залиты лужами. Промочила ноги. Зайдя в лифт, расплакалась, а потом нажала на кнопку с цифрой четыре. В закрывающиеся двери прошмыгнула какая-то тень. Женщина от испуга вскрикнула. В голове мелькнули недобрые мысли.

Подняв взгляд, она увидела понравившегося ей мужчину из автобуса, что, как ей показалось, брезгливо на неё посмотрел. Он был весь мокрый, наверное забыл сегодня зонт. Теперь он смотрел на неё как-то иначе. Совсем по другому. "Вы обранили документы в автобусе", - произнёс он и протянул её паспорт. "Вы...", - она никак не могла справится с дрожащим голосом. - "Вы хотите кофе?"






Квартира 23.

Так же как физики сталкивают ядра, для изучения, получившихся в результате взаимодействия элементарных частиц, так и он изучал жизнь в столкновении с самим собою.

Это был пятидесятилетний мужчина с усталостью во взгляде и перманентным унынием на лице. Жена ушла от него лет пятнадцать назад. Она просто задыхалась рядом с ним, её выводили из себя его, как ей казалось, пустые рассуждения.

Оставшись один, он замкнулся. Погрузился на более глубокий уровень размышлений. Ведь никто теперь его не дёргал, не отвлекал. В итоге, он пришёл к выводу, что жизнь не имеет абсолютно никакого смысла. И даже как-то успокоился от этого. 

Работая преподавателем философии в одном крупном техническом университете, начав урок, он сознавал всю тщетность собственных усилий. Ведь невозможно словами передать смысл понимания жизни. Это можно только прожить, прочувствовать, самому до всего дойти. Своими ногами по своему пути.

Отработав положенное количество часов, он возвращался в свою квартиру. Предварительно зайдя в магазин, за едой и неизменной бутылкой. Вечный холод внутри он пытался разогреть спиртным.






Квартира 24.

Это был застенчивый, скромный мужчина. В разговоре он наклонял голову чуть вбок и наивно улыбался, что сразу же выдавало в нём безобидного мечтателя.  Его жена, напротив, производило впечатление сильной, наверное даже, стервозной женщины. Она почти никогда не носила юбок, всё больше деловые костюмы, брючки, изредка джинсы.

Придя первым с работы, он переодевался в домашнее, накидывал промасленный фартук и вставал у плиты. Рассеянно насвистывая какую-то мелодию, витая мыслями в облаках, он пританцовывал у сковородок и кастрюль, с лопаткой в руке. Накормив, вернувшуюся домой супругу, он мыл посуду, в то время как она шла смотреть телевизор.

В гостях, за столом у друзей, он всё больше молчал и смотрел в тарелку. Его жена болтала без умолку за обоих. Выпив чуть больше положенного, она начинала неприлично громко смеяться любой шутке. Ему же было несколько неловко за неё. Все их знакомые неизменно ставили ему диагноз: подкаблучник и рохля.

В постеле всё было иначе. Там этот подкаблучник и рохля становился голодным хищным животным. Он набрасывался на жену, терзая в сладостных муках её тело. Измождая его. Владея им. Повелевая им. В полной мере.





Квартира 25.

Она сидела за столиком утреннего кафе. Бледная, без косметики, с еле выделяющимися на фоне лица губами. От её тела исходил дурманящий аромат духов из ландыша. Передвигая сахарные крошки по доскам деревянного стола, она чему-то робко улыбалась, оглядывалась, словно ища кого-то.  

Утреннее солнце, пробивающееся сквозь жалюзи на окне, освещали её рыжеватые волосы, и от этого они приобретали золотой оттенок. Мужчины, заходящие в кафе, увидев её, на мгновение задерживались у входа, забывались. И потом судорожно соображали: для чего они пришли сюда и что это за место. 

Заказав очередную чашечку кофе, она со звоном размешивала сахар. И всё так же задумчиво улыбалась, погружённая в свои мысли. Рассматривала осторожно людей за соседними столиками. Потом брала лежащий на столе русско-французский разговорник и перелистывала его. С какой-то томной ленью ела маковый штрудель со сливочным кремом.    

Где-то ближе к обеду, она расплатилась по счёту. Положила разговорник в сумку, накинула плащ и вышла на улицу. Осенний ветер тут же взметнул полы плаща и бесстыдно задрал юбку, продемонстрировав прохожим её длинные тонкие ножки в чулках. Вернувшись домой, она приняла двадцать три таблетки снотворного.





Квартира 26.

Прежде чем заняться любовью, он сказал ей: "Я прошу тебя лишь об одном.. Если я умру от сердечного приступа, каких бы усилий тебе это ни стоило, одень меня и вытащи на лестничную клетку. Не хочу, чтобы жена видела меня голым в твоей постели". Она думала - он так шутит. Но нет, он знал о чём говорит, за его плечами уже было два инфаркта.
А началось у них всё достаточно банально - они познакомились в социальной сети. Сравнили интересы. К удивлению, они совпали до мелочей. Перенеся общение в чат, они, открывшись друг другу, увидели, что и в постели им нравится одно и тоже - грубая животная страсть с тотальным доминированием самца.

Она была на двадцать лет его моложе. И позволяла в чате всяческие вольности на тему, что они будут делать, когда наконец встретятся оффлайн. Он был взвинчен этими фантазиями. Его сексуальная жизнь с женой была до смерти скучна и не отличалась разнообразием. Разгорячившись общением в чате с новой знакомой, он с улыбкой думал: "Теперь я знаю, что самая эрогенная зона у человека - его мозг".

Когда у них зашёл разговор об оральном сексе, он, поборов стыд, поинтересовался, можно ли ему будет кончить ей в рот. Только если ты мне дашь стакан воды, - ответила она. Однако, - подумал он и сказал, что с нетерпением будет ждать встречи на этих выходных. Я тоже, мой господин, - подразнила она его.
   
Закончились бесконечные будни.. И вот он стоял у двери её двадцать шестой квартиры с пятилитровой бутылкой воды "Шишкин лес".





Квартира 27.

Если её сверстницы, получив зарплату, начинали в голове прокручивать, как они пойдут в выходные по магазинам и накупят всяких кофточек, перчаток, носочков, сапожек, она думала только о книгах. Это была её страсть, её увлечение. Она любила книги больше всего на свете. 

Новые, с сильно пахнущей свежей краской. Старые, пропитанные духом времени и пыли. Детские, с весёлыми красочными картинками. Серьёзные художественные произведения, выворачивающие наизнанку всё твоё существо. Она любила их все. Покупала книги без меры, читала, гладила страницы, подолгу рассматривала иллюстрации.

Вся её небольшая квартира была заставлена и завалена книгами разной толщины, размеров и содержания. В последнее время она увлеклась книгами, сделанными вручную самими авторами. Не знаю, как она их находила, какие подбирала ключи к таким людям, но не было ещё ни одного месяца, когда бы она не принесла в дом новую книгу.

Последними в её коллекции появились книги одного автора, который разбивал свои произведения на цвета и изготовлял в соответствии с этим принципом разноцветные книги. Каждую свою очередную книгу он старался сделать не похожей на все предыдущие. 

Даря ей последнюю, чёрную книгу, он сказал, что больше их не будет. На её вопрос: "Почему?" он с какой-то лёгкой грустью ответил, что перебрал все цвета и теперь они закончились. Хотя ей показалось, что причина была в другом..   






Квартира 28.

Проснувшись в одну ночь, он почувствовал как внизу живота, внутри, перетекает из стороны в сторону горячий мёд, закручиваясь в водовороты, томясь.  Смутившись от тяжести непонятных ощущений, он встал с кровати, подошёл к окну и смотрел, как на землю медленно опускается первый снег. Наступала зима. 

С этой ночи, невзрачный, щупленький молодой человек потерял покой. И если, раньше, он был достаточно холоден к барышням, теперь не мог пропустить ни одной. Ещё не успевал улетучится с его кожи запах одной прелестницы, он забивал его новым. Тягучим, возбуждающим, таким притягательным и въедливым. Запах, который было невозможно смыть ни мылом, ни шампунем, ни гелем. 

Сами женщины, спустя какое-то время не могли понять, что это было с ними? Как они могли настолько потерять голову, и позабыв своих мужчин, у кого они были, искать с ним встречи. С одной определённой целью. Они были обескуражены, когда в конце сумасшедшей борьбы, после серии отступлений и атак, он выбрасывал семя, а оно источало запах мёда и было сладко на вкус. 

Через какое-то время у всех его посетительниц стали расти животы. Они дико смущались, столкнувшись друг с другом у подъезда. И опустив голову, рассеяно улыбались. Старались поскорее разбежаться. Он же, растратив за зиму все свои силы, стал прежним. Обычным. И не ощущая больше интереса женщин, не смог это вынести. Угас. Вкусившие мёд женщины только облегчённо вздохнули, когда его гроб выносили из дома.






Квартира 29.

Абсолютно счастливая, гармоничная семья. Мы им все немножко завидовали; кто – по-доброму, кто - не очень. Когда они выходили гулять, почти все с умилением смотрели им вслед. Такие семьи очень любят показывать в рекламах. Красивые, любящие друг друга. Всё у них хорошо. Всё у них гладко.

Он увлекался коллекционированием марок и любил, когда жена ,сидя голышом у него на пояснице царапает коготками спинку. Он млел, дополнительно ощущая, как она возбуждается и жар, исходящий из точки соединения её ног, передаётся ему.

Она проводила время на кулинарных форумах и каждое выходные готовила что-нибудь этакое, для своих любимых. Запах от её блюд ещё долго витал в воздухе двора и мучил нас, возбуждая аппетит. В постели она любила притворяться спящей, и долго не отвечать на его ласки. А потом, когда уже становится невозможно терпеть – набрасывалась на него со страстью дикой тигрицы.

Дочка росла самостоятельной, цельной личностью.  Любопытной почемучкой. Она больше всего любила, придя из школы, закинуть букварь подальше, достать из родительского бельевого шкафа странные воздушные шарики, наполнять их водой и скидывать на головы прохожим.

Под новый год, дочка, желая сделать приятное родителям и родственникам, достала купленные мамой рождественские и новогодние открытки, написала на них, как их учили в школе поздравления.. И достав папин кляссер, наклеила коллекционные  марки, стоимостью по несколько тысяч долларов на открытки и, добежав до почты, отправила их..






Квартира 30.

Перерезая пуповину своему первенцу, молодой папаша увидел, как младенец медленно открыл глаза и уставился на скальпель. В его взгляде было столько грусти и одиночества, что папаша уронил инструмент из дрожащих рук на пол и стал пятится назад. В глазах ребёнка он видел только боль и страдания, что выпадут в жизни его новорожденному сыну.

Мальчишка и в самом деле рос задумчивым, грустным и одиноким. Когда все другие только приобретали в жизни, он только терял. Родителей, немногочисленных друзей, любовь. Заперевшись в стенах своей квартиры, как в скорлупе, он имел с миром одну единственную связь – сетевой кабель провайдера. С большим трудом и вопреки свой судьбе, он приобретал друзей в живом журнале. Но кого он хотел обмануть?! С ними он только острее чувствовал своё одиночество.

Знакомясь и общаясь с барышнями, ведя с ними откровенные игры в чатах, он раздавал себя всего, каждой отрезая по части своей души. Публикуя, по их просьбам, свои фотографии в жж, он отмечал, что на них изображён человек, с приобретённым вечным голодом в глазах и пустым сердцем.

В возрасте тридцати трёх лет, он почувствовал, что скоро умрёт. В ближайший день всех влюблённых. Намеренно поссорившись со всеми своими сетевыми друзьями и удалив все контакты барышень из чатов, он облегчал задачу и себе и им. Он знал, что, не имея привязанностей, легче покидать этот мир, унося с собой своё одиночество.






Чердак.

Был к сожалению, заперт. И что там, остаётся загадкой.




---------------------

олег а.
2010
# 13 чёрная книга (подъезд)