Война ангелов и уродов. Книга 2. С. 30-35

   – Послушай внимательно, мальчик, – услышал Ириний, – ты должен отправиться в дальние земли, уйти в запределье. Ты встретишься там со Стражем Границы, и вместе вы поведёте уродца к вратам Цитадели.
   – Кто же примет его, не страшась векового изгнанья?
   – Всё улажено, милый Ириний. Мудрецы встретят вас у границы, ты вольёшь его кровь в три сосуда из Храма Изгнанья, жрец Предвечного Храма прочтёт золотую молитву, вы свершите Обряд и отправитесь долгой процессией в Храм Избавленья. Город Стражей узрит тебя в славе свершения, и ты вновь возвратишься на Остров, осиянный почётом. Ты пройдёшь Испытание, мальчик.
   – А уродец? Что будет с ним с ним после?
   – Вы забьёте его огненными плетями, голубчик.
   Ириний поднял голову и посмотрел на Германия. Пурпурное сияние царской мантии таяло в утреннем воздухе, лицо Властелина Акрополя побледнело, глаза исчезли в глазницах, – казалось, осталась лишь жёлтая маска с шевелящимся ртом.
   – Торопись, ибо время уходит, и нас всех ожидает бездонная ночь поражения. Будь уверен и твёрд, ты на верном пути, о наследник. Тебе нужен помощник в трудах Испытания, – тот, кто станет опорой тебе на путях обуздания скверны. Кто из слуг твоих будет достоин нести это бремя? Назови его имя.
   Ириний молчал, смятение легло серой тенью на царственные черты. «Никогда я не знал этой жалкости, – думал наследник, – и теперь я подобен ему. Тот, кто прячется в мертвенной тьме, кто подобен червям, копошащимся в лоне сгнивающей матери-скверны – он не ведает этих печалей, ибо всем он подобен бесчувственной твари земной, пропадающей в мраке убожества. Потому он – безвинен...».
   – Наследник... – голос плеснул в тишину, слившись с пением птиц. Ириний не расслышал последних слов.
   – Пусть им будет Иосий, юный кормчий с того корабля, что доставил меня на берег Акрополя, – сказал наследник. – Он чудесен в смирении, его доблесть достоина Отцов и угодна велениям неба, вера крепче алмаза, а учтивость подобна спокойной воде в среброликую полночь. Он покорен судьбе и внимает её начертаниям.
   Лёгкий ветер коснулся лица наследника, качнул ветвями деревьев, склонившихся над обрывом, и, подхватив далёкую песню, унёсся вглубь Острова. Ириний остался один, солнце смотрело жёлтым глазом на красоту земли, не видя его печалей. Тени скользили по сердцу, кругом были одни тени, но глаз не различал их. Утренние хвалы Сыновьям умолкли, и вскоре наступила зыбкая тишина, – сквозь неё можно было расслышать гулкие отзвуки движения на городских улицах, мерный, приглушённый рокот прибывающего транспорта, удары гонга, даже крики и смех, схожие с плеском прибрежных волн. Ириний обошёл площадку с колоннами и оказался на узкой дорожке, мощённой мелкой узористой плиткой, похожей на змеиную чешую. Она петляла меж разросшегося кустарника, выходила к обрыву и вилась возле самого края, затем снова ныряла в тень. Ириний заметил на горизонте корабли под красными парусами. «Посланцы Четвёртого Царства, уроженцы Афеноса, верные слуги Динария – воспреемники Старца. Германий готовит замену, которой не будет... Едва ль он поделится Царством, скорее трон орихалковой крепи рассыплется в прах. О, Отец, отчего ты не выбрал иную дорогу? Ты своими руками облёк его истинной властью – властью правого перед неправым, властью слабого перед сильным. Никакая судьба не сулила Германию большей удачи, и теперь его род станет нашей судьбой. О, бесчестье!..» Ириний сошёл с дорожки и, прижавшись к стволу старого дерева, стоял неподвижно до тех пор, пока не услышал своего имени; его звал кто-то звонким, ребяческим голосам, – голос этот казался ему знакомым.
   – О Ириний, посланник Срединного Царства, откликнись, ибо мы отчаялись отыскать тебя! – неслось с вышины.
   Ириний поднял голову и увидел в лазурной вышине фигуру летуна, снижавшегося кругами над рощей. Тень от его расправленных крыльев ширилась над земле, сливаясь с тенью деревьев.
   – Что тебе? – сказал Ириний подошедшему беловолосому юноше с широко распахнутыми глазами цвета полуденного неба.
   – Я вверяю тебе повеленье Совета, слова Посвящённых, о дивный посланник, – ответил Иосий, преклонив колено. – Мне поручено дать тебе это.
   Иосий снял с пояса кожаный мешочек, развязал позолоченную верёвочку и, вынув круглую белую пластину с красной отметиной в центре, с благоговением передал её Иринию.
   – Тебе известно, что это за вещь? – спросил наследник, грустно улыбнувшись. Иосий зарделся и опустил глаза, блеснувшие радостью.
   – О нет, о достойный блаженства!
   – Это знак благовестья Отцов, мой восторженный друг, говорящий о том, что дела наши, мысли и чувства покорны велениям неба и внимают всевечному зову немеркнущей памяти, воссиявшей, подобно дневному светилу. Гляди!
   Ириний поднял руку и указал Иосию на жёлтый смеющийся шар, висевший у них над головами, лучившийся неиссякаемой силой и торжеством.
   – Отцы смотрят на нас, ожидая великих свершений!
   Иосий запрокинул голову, чуть подался назад и громко чихнул. Слёзы брызнули из его сощуренных глаз, он отёр их тонкими, как цветочные стебли, пальцами и вновь посмотрел на Посланника взглядом, лучившимся робким доверием. Ириний отошёл от дерева; он стоял некоторое время неподвижно у края обрыва, размышляя о чём-то.
   – Что прикажет Посланник, чем я мог бы помочь тебе, о наперсник Блаженных?
   Ириний усмехнулся. Иосий поднялся и приблизился к наследнику, тот обернулся и, нахмурясь, поглядел вестнику в глаза. Юноша смутился и побледнел.
   – Как твоё имя?
   – Иосий, господин.
   – Моё имя – Ириний, любезный Иосий. Ты доволен своим поручением, о дивный посланец Акрополя? Не доставит ли новых хлопот и тревожных сомнений та просьба, с которой к тебе обратится посланник Срединного Царства?
   – О, нисколько! Когда бы ты ведал, сколь сильно желало моё истомлённое сердце святых повелений, нисходящих с высот занебесья!..
  Наследник провёл ладонью по лицу Иосия и чуть не вздрогнул, когда увидел в глазах юноши своё отражение. От него пахло миндальным маслом и цветами осенних лугов, его тонкая кожа просвечивала, как первый лёд на переменчивой глади лесного ручья. Его гибкое тело, напоённое спелью, ждало движения, предвкушало порыв и, уже на границе распада, готовилось к подлинной жизни. Иосий заметил что-то странное во взгляде Ириния. Наследник отвёл руку и взгляд, и теперь уже не смотрел ни на что, будто бы ему стало вдруг всё безразлично: и земля, и небо, и светило над морем, и Акрополь, и верный слуга, поклявшийся в верности на пути Испытания, и само Испытание. Всё стало далёким. «Куда я иду? Куда я иду?», – звучало в голове наследника, подобно случайному эхо на незнакомом перевале. Ириний поднёс к лицу знак Благовестия и приложился губами к его ровной, холодной поверхности. Знак тускло засветился и тотчас погас. «Дело не терпит промедления, – подумал наследник, – час близок...» Он шёл по дорожке, огибавшей кипарисовую рощу вдоль обрыва, и, казалось, не замечал Иосия, едва поспевавшего за ним, – тяжёлые крылья мешали, отбрасывая его назад с каждым шагом. Выбиваясь из сил, он чуть приподнимался над землей, но тут же падал на непослушных крыльях, расправлявшихся лишь на большой высоте. Они вышли из рощи и увидели за белыми стенами Города с его синими флагами и золотом куполов дальний конец Острова: тёмные скальники, поросшие лесом, крутые склоны с обрывами и мозаикой древних пород. Сквозь дымку едва различались мерцающие вершины конусов воздушного порта, но и с восточной оконечности Острова можно было услышать доносящийся с Западной башни протяжный гул отлетающих кораблей.
   – Что же это, мой повелитель? – вдруг раздалось у Ириния за спиной. Голос Иосия стал тоньше и беспокойнее. – Я узнаю в этом шуме те дивные, долгие звуки, что тревожат служителей стен у восточной границы. По ночам они слышат то вой, то прерывистый рёв в тишине полнолуния, и не могут представить себе: то ли это диковинный зверь, то ли страшная буря бушует на том побережье?
   – Я развею твои заповедные страхи, служитель границы, – ответил Ириний. – Мы летим на большом корабле из стекла и металла, он подобен твоим кораблям, подплывающим с запада к мраморным стенам, но в нём мощь голубого огня, что владеет воздушной стихией.
   – Но куда мы летим, о чудесный Ириний?
   – Им нужна наша помощь, волшебный Иосий, – нашим древним Отцам, вседержителям Славы Подлунного мира. Воды плещут, горят золотые лучи дневного светила и млеют в тиши серебристые нити полночной скиталицы, голубеют сады и рассветные рощи исполнены нежностью чуткой листвы, упоением влажной травы и огнями звенящих цветов, но незримая тень проникает повсюду, где дышит покой и умильная сладость блаженного края. Мерзость грядет с востока, Иосий, мы должны помешать ей.
   В глазах юноши вспыхнул испуг, но тревога сменилась внезапно приливом сомнения. Речь Ириния словно напомнила кормчему то, о чём он давно позабыл. Они уходили вглубь острова, тихая роща приняла их под сонные благоухающие своды. Сливовые, апельсиновые, яблоневые, персиковые и вишнёвые деревья обступили их плотной стеной, сквозь которую лишь изредка – в мелькающих просветах – проглядывали лазоревое небо и полоса тёмного моря на горизонте. У подножия холма их встретил Макарий – Смотритель восточного портала. Старейший из братьев. Ириний помнил задумчивый взгляд волоокого старца, водившего его по садам Блаженного Острова. Его строгую вытянутую фигуру обтягивала серая ткань с золотыми узорами, а голову с редкими прядями белоснежных волос венчал орихалковый обруч с сияющим камнем. Десять лет минуло, Макарий согнулся, осел; его ровная, плавная поступь исчезла, он шёл, припадая на правую ногу, очень медленно, – так, будто чьи-то незримые руки держали его бессильное тело. «Всё меняется, – думал Ириний, – всё меняется так, как начертано свыше. Отчего же мне больно глядеть на твои изнемогшие чресла, о дивный Смотритель? Нет, останься на месте, останься...» Под кронами этих сладких деревьев Ириний впервые увидел ее, она собирала плоды, павшие на траву, в сплетённую ею корзину; когда Цецилия поднималась на цыпочки, чтобы достать до склонённых ветвей, он смотрел, как на чудо, на её точёную, маленькую фигурку с уже обозначенной женской природой, её нежные груди, манящие бёдра и тонкая, гибкая талия, сверкнувшие под лёгкой тканью воздушой туники, заставили его остановиться и стоять неподвижно до тех пор, пока Цеци не заметила его, обернувшись, и, без смущения, не подозвала его с улыбкой к себе. Она протянула ему перезревший персик, уже потемневший с одной стороны, он надкусил и вернул его ей. Её чистое, белое лицо и глаза цвета молодой листвы были так близко; казалось, за ними скрывалось что-то совсем другое...
   – Приветствую тебя, о прибывший, – услышал Ириний дряблый, дрожащий голос и посмотрел на Макария. – Кто ты, и откуда идёшь, раз дорога тебя привела ко вратам Заповедной границы?
   «Ослеп», – подумал Ириний, вздохнув с облегчением. Ему следовало закрыть лицо, но и надвинутый на глаза капюшон, и посольское одеяние не укрыли бы от очей Смотрителя того, кто под ними. Худое лицо Макария с неподвижными бесцветными глазами в запавших глазницах, его влажно-жёлтые, беспалые руки, скрещённые на груди, запах гнили, порхавший в застывшем воздухе и усиливавшийся с каждым его шагом, – всё обещало старцу приближение к чистоте совершенства. Макарий ничего уже не видел, ничего не чувствовал, и лишь слух его, вероятно, улавливал далёкие, лёгкие, едва различимые голоса. Иосий преклонил колено и, воздев правую руку, обратился к Макарию с приветственной речью, однако Смотритель прервал его:
   – Да, я верю твоим огнецветным речам, о Посланник... Но ответь мне, кто там – у тебя за спиной, коль дозволено знать это Стражу Границы?
   Смотрителям Порталов искони было ведомо то, что что таилось в укромных углах Обиталищ Всевечных. Они чуяли тёмные токи незримых свершений и предвидели ход Неизбежного в помыслах смертных и деяниях Сыновей. «Он не пустит, – вдруг подумал Ириний с усмешкой. – Не может пустить». Иосий смотрел на него с беспокойством изловленной птицы. «Что ты можешь, мой глупенький мальчик, – думал Ириний, отвечая взглядом растерянному Иосию, – ни один из потомков Древнейшего рода не подпустит наймитов Германия Мудрого к судьбам Подлунной, даром здесь перед ним юный отпрыск Сияющией Ветви. Только Орден Смотрителей в силе блюсти вековые заветы, только Старцы у Врат берегут этот мир от смятения...» Иосий поднялся с колен и, приблизившись к Макарию, ответил:
   – Мы посланники Дальних земель, по приказу Акрополя держим свой путь к укреплениям восточного берега.
   – Я чую твой запах, – промолвил Макарий, – чарующий запах всцветающей плоти, вливающий яд в беспокойное сердце. Ты скоро уйдёшь с этой дивной земли, обратишься во прах вечной ночи, о юный посланник. Но ты ещё здесь, ты исполнен страданий, живящие токи текут по извилистым венам, как бурные реки по длинным каналам. О, сколько обмана вложили нам в разум!..
   Ириний посмотрел на Иосия, юноша едва сдерживал подступавшие слёзы восторга и бури смятения, сдавившей его возмущённую грудь. Стайка крошечных птичек повертелась в зелёном мерцающем воздухе и, подняв пёстрый писк, скрылась где-то за кронами сонных деревьев. Кто-то прошебуршал в жухловатой траве у подножия серых стволов.
   – О, хвала тебе, дивный Смотритель восточной границы, за слова сострадания к плачу гнилого убожества! – сказал Иосий сдавленным голосом. Его плечи тряслись вместе с крыльями, сложенными за спиной, а прутья крепления натирали молочную кожу, оставляя вдоль нежной спины ярко-красные полосы.
   – О, не стоит, – ответил Макарий. – Я не вижу того, кто с тобой, и не в силах учуять его, ибо вонь, невместимая вонь твоего зачумленного тела мутит мой разум. Но я знаю: во всём он подобен тебе, и его добродетель есть путь послушания в долгих скорбях отречения. И надежды мои с его верностью избранной доле начертанных дел и свершений, в коих будешь ты, милый Иосий, его безупречной опорой. Вы сгниваете, дети, – так счастье борьбы пусть сияет над вами, как летнее солнце! Я даю вам ключи, ибо всем вы угодны Акрополю в службе немого смирения, и во всём уподоблены сами себе.
   На другой стороне Портала, спускаясь с каменистого холма на площадку отбытия, посланники не говорили ни слова друг другу. Речи Макария блуждали в сознании Ириния, как пьяные тени, не находя себе пристанища. Спутник его был по-новому молод: гибкое тело Иосия, освобождённое от железных оков, дышало загадочной хрупкостью, словно все члены его истончились, став невесомыми. Иосий сутулился и бледнел, взгляд его был устремлён вниз – к воздушной пристани Акрополя.
   – Не бойся, – сказал наследник и положил руку кормчему на плечо, – я покажу тебе дальние земли, мы вместе отправимся к всхолмиям Третьего Царства, чтоб исполнить веление Акрополя.
   Иосий мрачнел, постигая слова ободрения.
   «Он умнее, чем кажется, этот притворщик, – думал Ириний, глядя искоса на несчастного юношу. – И наслышан о древнем обычае жертвенных почестей в дни Испытания. Не хотел бы он класть свою лёгкую жизнь на алтарь Очищения, хоть легенды о нём, доходившие с Острова, бередят души юношей негой восторга и жаждой свершений. Только ты не таков, о Иосий лукавый: тебе вовсе не хочется этого подвига, что прервёт безмятежность течения ласковой жизни. Каково тебе знать и скрывать, ибо ведаешь, кто укрывается здесь под обличием смертного?»
   – Ты дрожишь? – наследник сбросил накидку и укрыл ею плечи Иосия. Тот испуганно посмотрел на Ириния и тотчас отвернулся. – Тебе сказано было идти мне вослед, – так иди же, и вместе достигнем мы избранной цели.
   – Досточтимый Ураний, возвестник той воли, что пламенем вечным сияет над мерзостной тьмой с беломраморной кручи, велел мне вести тебя к дальнему берегу, дивный посланник, – говорил, запинаясь, Иосий слабеющим голосом, – но не ведал я, сколь далека будет эта дорога.
   Ириний приблизился и заглянул снова в эти большие глаза цвета спелой лазури. Стало тихо на миг, только ветер шуршал еле слышно на серых камнях. Они молча стояли, сцепившись недвижными взглядами.
   – Я скажу тебе, милый Иосий, внемли: нам поручена Троном одна из решающих миссий – мы поможем теченью Отцовских кровей перелиться в надёжное русло. Что бы отдал ты зову святой красоты, стерегущей дыхание скверны?
   – Я бы отдал ей всё: и судьбу, и дела, – и всю жизнь мою отдал бы ей! – воскликнул Иосий, блеснув увлажнившимся взором. Вдруг в желтеющем небе пронёсся раскатистый гул, воздух дрогнул, взметнув над площадкой кручёное пыльное облако. Отступив на шаг, кормчий, молясь, запрокинул кудрявую голову и увидел огромную тень с полосой разноцветных огней, пробежавших по краю.
  – Держись возле меня, мой испуганный друг! – кричал Ириний, отбрасывая со лба лёгкие пряди.