Фантасмагорический вернисаж

       – Виктор Ильич, – обратился я к главному редактору, – мне нужно три отгула?

       – Зачем? – поинтересовался Яроцкий, хотя задолжал мне более двух недель и отдавать не собирался вопреки существовавшим тогда правилам.

       – Я хочу съездить в Таллин на вернисаж и поддержать своего друга художника, – гордо заявил я.

       –  Малевича?

       – Нет, Николая Эстиса.

       –  Не знаю такого. Член Союза?

       – МОСХа, – уточнил я. (Московского Союза художников).

       – Надеюсь, он пишет в реалистической манере?

       – Безусловно, – пришлось соврать мне. Наше знакомство ограничивалось коллективными выпивками в его обширной мастерской на Большой Бронной улице. Случая взглянуть на работы пока не представилось.

       – Туда надо отправить Можаева Юрия Ивановича. Он – профессиональный «искусствовед в штатском».

       «Искусствовед в штатском» означало, что – из органов. Можаев был у нас завотделом.

       – Но его не приглашали, – упорствовал я.

       Препирательства с Яроцким могли быть бесконечными, но на сей раз он почему-то уступил…

       Стояло лето 1983 года. Группу поддержки разместили в отеле «Олимпия», который был построен по случаю Московской олимпиады. Он был суперсовременным и аналогов в СССР не имел. Даже по тому критерию, что содержал на балансе проституток, которые подсаживались к вам за ужином в ресторане-кабаре и их надо было, по меньшей мере, угощать, а «ублажать» – за отдельную плату.

       По этажам этого роскошного заведения бродили несколько загримированных «Гитлеров» в сопровождении качков, при виде которых всякая охота возражать пропадала…

       Коля Эстис тоже оказался хорош. Ни одной нормальной картины он с собой не привез. Я предварительно ознакомился с экспозицией. В основном она состояла из чистых листов ватмана, вставленных в деревянные рамы. На некоторых «картинах» были акварелью проведены серые полосы, символизирующие, по замыслу автора, тяжелое положение заключенных в СССР. Одно «полотно» представляло собой вершину реализма: на нем была изображена птичка, напоминавшая попугая. Называлось оно «Натюрморт с попугаем» …

       Не очень многочисленная, но постоянно прибывавшая публика в течение четырех или пяти часов с умным видом разглядывала и изучала эту «галерею современного искусства», затем выступили три местных искусствоведа на тему «тоталитарной сущности советского режима», потом в тех двух залах государственного музея Эстонии, в которых разместили экспозицию, накрыли «для своих» столы. Наконец, пьянка плавно перетекла в просторную квартиру в центре города, завсегдатаем которой некогда являлся Сергей Довлатов, уже лет пять как проживавший в США. Несмотря на жару, престарелые декольтированные дамы от культуры не снимали с плеч соболиных горжеток. Сверкая бриллиантами, они залихватски пили из граненных стаканов спирт, разбавленный пепси-колой.

       Среди этой бесподобной фантасмагории единственным островком реального мира был Урмас Отт. Он взирал на происходящее трезвым ироническим взглядом. Мы разговаривали с ним накануне мероприятия. Я кое-что по памяти записал, вернувшись в Москву. Позднее сократил и отредактировал, не меняя сути …

       Мы сидим с Урмасом Оттом на лавочке в парке «Кадриорг» и курим. Вокруг нас летают бабочки, стрекозы и пчелы, а перед нами располагаются клумбы великолепных цветов. Рай, волшебное утро на фоне старинного замка. До открытия выставки остается полчаса. Николай Эстис – не только великий художник, но и не менее великий организатор. Престарелые леди в вечерних туалетах бродят по дорожкам с юношами в джинсах и ковбойках, а представитель Гостелерадио СССР, то бишь я, беседует с представителем Гостелерадио Эстонии, то бишь Оттом.

       – Я говорю Коле, что ты нарисовал? Он отвечает: хаос, стремящийся к гармонии вселенной. Я говорю: это ты своим внукам будешь рассказывать.

       (Какой провидец Урмас! И, действительно, рассказывает. Эстис, правда, теперь живет в Германии).

       – Я говорю ему: Коля, лучше бы ты прочитал Нагорную проповедь и стал никем. «Это как?» – спрашивает он… Ну, сейчас ты старый шкодник, а стал бы просто стариком. «Не-е-е, не хочу» … Добра, матушка Россия…

       (Эстису было лет сорок пять, мне тридцать один, а Урмасу Отту – двадцать восемь, но он один из нас к тому времени прочитал Нагорную проповедь).

       Урмас собирается делать репортаж о вернисаже для Таллинского телевидения.

       (Эстис в творчестве не отказывался полностью от действительности. Впоследствии в его мастерской над дверью в помещение, где мы пьянствовали, я приметил некий расплывчатый «эротический шедевр». Олицетворял он собой обнаженные ляжки в натуральную величину. Экзальтированная особа, позировавшая для «натюрморта», находилась сейчас рядом с нами...)

       Мы продолжаем беседовать с Урмасом Оттом в парке «Кадриорг», и он сообщает мне о том, что Петр Великий построил тут некогда дворец для Марты Самуиловны Скавронской. (Я впервые узнал от него про Марту, которая взошла на российский престол под именем императрицы Екатерины I). Потом он добавляет:

       – Люди – дураки, а те, кто желают быть известными, – наибольшие из них.

       – Личность должна быть известной, – возражаю я. – Иначе, как же роль личности в истории?

       – Нет никакой личности. Только роль... Понимаете, Миша, он обманывает не ради куска хлеба, он ведь по происхождению из партийно-хозяйственной номенклатуры и голодать никогда не будет. Коля обманывает ради насмешки. Думаю, это самая доброжелательная трактовка его намерений с моей стороны... Горбатого не могила исправит…

       – А что?

       – Или кто…

       Рассуждать далее Урмас отказывается.

       – Зачем же вы делаете репортаж о его выставке?

       Он удивляется:

       – Это моя работа. Я не могу вмешиваться в ход событий, я даже не могу вмешиваться в ход своей жизни...

26.08.2014 – 08.02.2019


Рецензии