Скомканный визит

               
                СКОМКАННЫЙ   ВИЗИТ
                (рассказ с улыбкой)
   Александр  Визиров


              Говорил я ему  -   Давай вместе пойдем на встречу или хотя бы до крыльца тебя проведу!
Все-таки, такой груз подарков!   -
-    Так нет же, уперто стоял на своем!

    Вопреки приличиям жанра, рассказ начну с лестного описания себя  -  авантажном и элегантном, с объективностью дозволенной совестью!?
     Я не казался бы окружающим таким стройным и привлекательным, если бы не малорослость моего мешковатого друга, с укрупненной головой и небольшим гномическим телом, увеличивающем мои шансы на успех. На фоне головастого Никиты, я без сомнения был элегантным и авантажным, о чем заметил выше, что делало меня весьма популярным среди особей слабого пола.
   Но, чтобы достичь подобного успеха у девушек, моему приятелю с детства приходилось ворочать тяжелые дольмены науки, штудировать огромные пласты истории, проходить хитроумные лабиринты искусства, чтобы хоть как-то заинтересовать своей мизерабельной фактурой женский пол.
   К двадцати годам он уже в совершенстве владел риторикой, психологией, философией, а также ознакомился со многими злободневными вопросами, занимающими энигматическую женскую генерацию. Освоил таинства фотографии, дабы под предлогом интимного портрета в приглушенных тонах, продолжить притягательную сессию в стиле ню, для попавшей под его обаяние самонадеянной глупышке. Никита мог вести тонкие душевные беседы о литературе, музыке, изобразительном искусстве, позже осознавшем, что водить слабый пол в густые дебри культуры было излишне, так как для женщины существенную долю мужского обаяния составляет денежный эквивалент. А с этим эквивалентом у него было как раз не густо, поэтому среди обычных парней он выглядел особенно неказисто. 
    Гардероб Никиты составлял бесформенный серый пиджак с вытертыми локтями и синий казенный плащ, доставшийся ему от Аэрофлота. Тогда его зарплате диспетчера мог позавидовать каждый, но конфликт с начальством авиаотряда, по причине задержавшегося в Никите юношеского максимализма, привел его к финансовому минимализму. Карликовое неблагоразумие и ослиное упорство, основанное на размытых детских принципах, досрочно произвели выпускника лётного училища в ранг нищих, оставив синий плащ, как компенсацию за нанесенный моральный ущерб недружелюбной авиацией.
    Теперь он служил другому богу  -  кинематографу!
Устроившись в районный кинотеатр простым водителем, на видавшую виды «тачку», которая к тому же и не ездила, Никита вынужден был носить в руках тяжелые кино-бобины как цирковые гири, надеясь, на реинкарнацию отечественного автопрома. Машина для Никиты была той первой ступенью лестницы ведущей к высшим удовольствиям, путь к вершинам которых был для него заказан. Когда-нибудь настанет светлый день его жизни, и он помпезно выедет из авгиевых конюшен в светлые просторы большого города как Аполлон на римской квадриге.
Коротконогий приятель еще со школы мечтал управлять какой-нибудь скоростной техникой, но если в авиации ему это не удалось, то в простые малооплачиваемые водители его взяли не задумываясь. Не каждый «Никитка» поставит на хромую лошадку. Но, рисковый Никита, был не дурак и с энтузиазмом лишённого, взялся за гибельное дело. Других вариантов овеществления автомобильной мечты у ГНОМОсапиенса не было. В подвижном автопарке города вакансий никогда не существовало, а на развалюху в захудалом кинотеатре никто не зарился. Отчаявшемуся приятелю нужно было, во что бы то ни стало выделиться, показать себя, на чем-то выступить, хоть на броневике, подобно пролетарскому вождю, не сильно отличавшемся ростом.
  Работодатели не верили свалившемуся счастью: шутка ли: - авиационный диспетчер с высоким IQ за баранкой их неблагополучной тачки! Так низко пасть!
Они не ведали, что возрождению их колесно-ржавого счастья способствовало Никитино несчастье, но ум его и находчивость все же ценили.
Девушки тоже восхищались мыслительными способностями низкорослого гения, цепенели от его завораживающих речей, но не обнаружив материального подтверждения пышнословию, постепенно приходили в себя и посматривали уже на других. Приятель не заметил, как стал жертвою своей собственной эрудиции.
    И все же высокий интеллект значительно укрупнял фигуру Никиты в глазах простых обывателей. Возвышенные речи его стройнили, вытягивали сладкой словесной патокой к небесам, и он уже не казался таким мелким, как с первого взгляда.
  Для меня же приятель был таким, каким я знал его раньше и нисколько не вырос в моих глазах, оставаясь таким же слабым к слабому полу. То ли я давил на него своим ростом, плечистостью и решительностью Казановы, то ли он чувствовал свою назойливую ущербность, но Никита все время мне завидовал. Он жил как бы монашеской жизнью, вдали от любовных интриг и страстных историй, с досадой замечая как я участвую в них. Стоило ему долгими, прилежными стараниями навести амурные мосты к какой-нибудь симпатичной девушке, как мое внезапное появление рассыпало в пух и прах все его словесные виадуки. Видя во мне жестокого конкурента, он старался впредь исключать мои случайные появления на его любовном горизонте. И это опасение перешло в фобию, которая вредила уже ему самому, вызывая во мне снисходительную улыбку, а у некоторых и смех.
    Видя в моих достоинствах угрозу его мужской привлекательности, альковному успеху, он сторонился меня, общался больше по телефону, но, в минуту острой потребности в авто, вспоминал про своего импозантного соперника, используя мои материальные преимущества в достижении своих вожделенных целей. Список его недостатков дополнялся распространенной тогда «безлошадностью» неимущей молодежи. Из всех обозримых знакомых автомобиль был только у меня, что значительно расширяло мои возможности для флирта. И он, предвидя свой легкий успех у противоположного пола, частенько просил меня доставить его к той или иной зазнобе, нервно заставляя меня ожидать в собственной машине. А в счастливые минуты, даже сам садился за руль, где я сидел рядом как послушный мопс. Неподъемная квадрига его мечты по-прежнему оставалась на приколе.
    Если для нормального обывателя управление автомобилем было делом выработки желанного адреналина, то для Никиты это было ни с чем не сравнимое состояние, небывалое счастье утверждающегося человечка. Я видел, как сияло от тщеславия его лицо, а все думали - от удовольствия вождения!




-      Так может, провести тебя до двери, все-таки торжественный момент!   -    по-дружески настаивал я   -  Давай хоть торт понесу! Я его не уроню! И не буду надкусывать…   -   
-      Какой там торжественный момент!     -    перебил мой сарказм приятель    -   Просто обычный день рождения    -    упрощал он значимость волнительного события.
-      Ну, если бы это были обычные именины, ты не одевал бы дежурный авиафренч с белым шарфиком. Я же тебя знаю. А тут еще и красные розы, и торт, и шампанское! Рук не хватит донести!   -    с праведным негодованием перечислял я.
-      Ничего, как-нибудь справлюсь…  -   буркнул он.
-      А обнимать чем будешь? Шипованными цветами?   -   
Приятель призадумался - целостность роскошного букета его волновала не меньше, чем опрятность форменного плаща, но мое присутствие стращало еще больше.
-      Да, ничего, как-нибудь обойдется!    -   отмахнулся он.
-      Ну, разве что как-нибудь…    -    улыбнулся я.
Пролетев центральные улицы, мы свернули к частным постройкам на окраине города, где среди барханов пыли поблескивали редкие озерца былой брусчатки.
-      В конце улицы огромные зеленые ворота!    -    напомнил приятель    -   И высокий шлакоблочный забор!
Пыль неслась за автомобилем мрачными клубами, отсекая от обозрения задний план. Я замедлил ход, чтобы хоть как-то избавиться от преследования бури, но встречный грузовик вставил бурые картинки во все окна. В салоне потемнело как перед грозой! 
-      Цветы жалко!    -    наклонился Никита к алому букету, втягивая пьянящий аромат свежих роз.
-      Не наш день!    -     сочувственно посетовал я, глядя на белый шарфик, делавший приятеля несомненно симпатичным    -    Надо подождать пока осядет…
Приятель не любил ждать никого, а тем более пыль, и с дерзостью гусара сгреб заготовленные презенты.      
-      Давай немного постоим у ворот, пыль уляжется, и ты смело пойдешь…  -   настаивал я. 
Слово  -  смело  -  было, видимо, неуместным. Зная мой проницательный взгляд на все, он расценил это как издевку над его заметным волнением.
-      Спасибо, что подвез, а то б при встрече предстал бы пыльным лопухом    -   ответил приятель с ответным сарказмом.

-      Да, зрелище не из эффектных!     -    подумал я с улыбкой, вспомнив его зимний визит к смазливой продавщице. Тогда он предстал головастым снеговиком.
   Девушки из магазинов Никите всегда нравились: они были привязаны к прилавку как собаки к будке цепью обязательств и вынуждены были выслушивать не только просьбы и замечания покупателей, но и назойливые речи случайных поклонников. Это обстоятельство развязывало коротконогому авиатору длинный язык, давая ему возможность безостановочно шуршать им как пропеллером. В торговом зале он появлялся в торжествующем всесилии паука, обволакивающего простодушную муху паутиной чарующих слов.
 В то холодное время Никита стал пропадать с какой-то синусоидальной ритмичностью: неделю друзья его видели – в следующую неделю он исчезал, делая вид что уехал. Но все прекрасно понимали, что ехать ему особенно некуда, да и не за что. Видимо, он попал в чью-то смену миловидных продавщиц.
   Подступившие морозы выявили все конспиративные явки приятеля. Одетый как всегда не по погоде - в трофейный синий плащ - он таился как клещ в опавшей листве, но противостоять крепчавшим морозам не смог. С трудом преодолев в себе всеобъемлющую ревность ко всему мужскому полу, Никита попросил меня подвести к одной неблизкой торговой точке, как бы за нужной покупкой.
    Только мы подрулили на заснеженную стоянку, он пробкой вылетел из седана в одном свитере, пренебрегая респектабельным плащом. Не вынимая рук из тесных джинсов, Никита резво побежал между машинами, паровозом выпуская пар. Опасаясь, что он простудится, я поторопился за ним, прихватив казенный реквизит. Периферийным зрением убегающего зайца, Никита, зафиксировал приближение опасного конкурента и еще больше припустил по снегу, легко взлетая на скользкие ступени торгового дома. Ему хотелось, как можно скорей предстать перед возлюбленной в свитере – якобы он вышел из теплого салона авто, а тут я -  по следам, с разоблачающим плащом! Но на верху победного Олимпа приятель вдруг поскользнулся на очистительной решетке и со всей инерцией бега влетел в дверной проем. Не успев вытащить руки из карманов, он с шумом техасского ковбоя ввалился в магазин. Стеклянный тамбур поделил и без того короткое тело Никиты пополам. Крупная голова незваного гостя, глухо ударившись о ворсовый ковер, попала в торговый зал. Увидев на полу перекошенное лицо гоблина, продавщицы ахнули. Так жестоко никто не входил!
 Я же с улицы видел только его заснеженные подошвы, конвульсивно продолжавшие бег в вакууме стеклянного междверья, подобно курице без головы. Зажатый в проеме приятель не мог выкарабкаться из узкого тамбура и беспомощно дергался как перевернутый жук. Зная природную верткость Никиты, я не без улыбки удивлялся пикантной ситуации, в которую он попал по спешной глупости. Плененный дверьми приятель сам недоумевал всю курьезность своего положения. Перебросив казенный плащ через плечо, я бросился на помощь, пытаясь высвободить агонизирующее тело из дверных тисков. Тащить его на улицу было бесполезно – застывшие локти упирались в стеклянные полотна как крючки в нёба рыбы. Переступив через него, я шагнул в зал испуганных девиц. Оцепеневшей стайкой они стояли недалеко от входа, боясь упавшего эльфа. Втянув бренное тело в храм торговли, я установил его у расфасовочного столика как у алтаря. Крупная голова Никиты, сильно стукнувшись об испод, казалась еще больше, она безвольно качалась и тихо молилась:
-      Зачем ты меня сюда втянул?  Господи!  -
-      А, куда прикажете?   -   по-лакейски переспросил я  -  отвечая за Всевышнего.
-      На улицу надо было…   -   прошипел приятель, с трудом вынимая из карманов замлевшие руки.
-      Так ты ж локтями упирался…   -    оправдывался я   -   Не хотел идти…
-      Смываемся отсюда!    -    рявкнул он, не выдержав злую иронию.
-      А как же важные покупки?    -    в недоумении спросил я, косо взглянув на девушек.
Поняв, что покупатели не пьяны и все обошлось, те начали хихикать, спасительным смехом снимая полученный стресс. И только одна маленькая продавщица, выскочившая на звук из подсобки, стояла озадаченная. Ей, видимо, было стыдно, что приземистый жених произвел не тот эффект, на который она рассчитывала. Растерянная Дюймовочка не знала какую позу принять и какие проявлять эмоции, а мы также быстро исчезли - как и вошли.



     Последние метры у окон именинницы пришлось проехать по хозяйской траве, дабы избавиться от мрачного шлейфа.
Я вышел, услужливо открывая узкую дверь калитки знатному жениху. Гном, увешенный подарками, протиснулся в сияющий проем девичьей обители. В глубине двора, почуяв достойную соразмерность визитера, залаяла мелкая собака.
-      Может мне пройти с тобой до веранды!     -   встревожился я.
-      Спасибо, я сам!    -   раздраженно произнес Никита, косясь на будку.
Моя доброжелательная навязчивость была излишней. Все движения низкорослого Никиты говорили о том, что ему чужда нерешительность.
С чувством исполненного долга я закрыл дверь райского патио и принялся очищать стекла авто от бурой пыли.
За высокой стеной, нарастающий лай дворняги, переходящий в собачью истерику, говорил о продвижении гостя в глубину двора. Злобный приглушенный рык разносился все громче. Казалась за каменной стеной шла ожесточенная борьба, но зная дерзость Никиты, способного на многое, я не придал этому значение.
И тут рычание сменилось на пронзительный визг, отлетевший к вечному светилу. На фоне яркого неба, с замиранием полета в испуганных глазах, извиваясь парило лохматое тело псины.
От удивления у меня открылся рот. В лучах солнца, подобно замедленной съемке, куцее животное, суча лапами как в воде, с подвывертом перелетало через высоченный забор, потеряв от восторга дар лая.
Грязная тряпка застыла в моих руках. Не часто летают собаки!
Закрученная в пропеллер лохматка, онемевшая от растерянности, со всей силы шваркнулась о мостовую, подняв облако придорожной пыли. Я думал, что земля разверзнется от жёсткого приземления.
Но дворняга, с пробуксовкой задних ног в горячке бросилась наутек, оставляя врагу былые позиции.
Сзади меня открылась металлическая дверь и в ярком проеме, с торжествующей удовлетворенностью на лице, засиял растрепанный приятель. Он воплощал собой великое жизненное упорство!
С взъерошенными волосами, с измазанным лицом и перекрученным шарфом, Никита держался с хладнокровным достоинством, просматривая траекторию удаления вражины. Коробка торта, переломанные цветы и шампанское валялись в пыли, а в глубине двора громко хохотала именинница в обществе растерянной мамаши. Брюки визитера были ободраны, сквозь синие лохмотья рукавов белели манжеты накрахмаленной рубашки. А он стоял пыльным лопухом, довольный исполнением своей героической задачи.
   По силе девичьего смеха я понял, что это был лучший подарок для именинницы.